A Single Whole (джен)

«Молчание — английский способ беседовать».

Генрих Гейне

Гарри мучительно размышлял, сжавшись на большом плюшевом кресле в общей гостиной, сложив руки на мягком подлокотнике и утыкаясь в них подбородком. Губы беззвучно шевелились, а глаза напряжённо всматривались в пространство перед собой, ища пути к отступлению. Пальцы беспокойно барабанили по поверхности гладкой обивки.

Тихие дребезжащие голоса нашёптывали ему правильные действия, но Гарри старательно их игнорировал — и сам справится. Но, судя по ситуации, другого выхода, кроме как сдаться, у него не было — только полная капитуляция. А всё так хорошо начиналось: ему всё подробно рассказали, объяснили что да как. В какой-то момент он полагал, что у него всё должно получиться. И как всё закончилось? Так позорно провалиться…

— Ну же, Гарри, ходи быстрей! Всё равно твой король почти у меня, — раздался нетерпеливый голос сидящего напротив в таком же кресле Этьена.

Гарри шмыгнул носом и хмуро посмотрел на товарища, мысленно уже давно признавая его правоту, и снова перевёл взгляд на шахматную доску. Что тут ещё сделаешь? Вздохнув, он пробормотал:

— Конь на d5.

Редкие маленькие белые фигурки ахнули и дружно посмотрели на оставшегося беззащитным короля, который озадаченно озирался, видимо, в надежде, что ослышался.

— Да, да — конь на d5, — нетерпеливо и немного громче повторил Гарри.

Фигурка коня обреченно сгорбилась и медленно побрела в сторону нужной клетки. Этьен неловко улыбнулся.

— У тебя было ещё много свободных ходов.

Гарри безнадёжно махнул рукой — к чему? Всё равно Этьен бы выиграл в самом скором времени.

— Шах и мат.

Чёрная королева, надутая от гордости, уже занесла маленький меч над головой белого короля, как тот выставил вперёд крошечную ручку, останавливая её. Вынув собственный меч, он обвёл величественным взглядом оставшееся скудное войско, словно говоря этим, что даже в последнюю секунду жизни он не уронит достоинства, и воткнул меч себе в живот: а если точнее, то зажал между локтем и туловищем (шахматы были многоразовыми). Белые фигурки издали вздох изумления, но их король не спешил умирать. Он искривил личико в предсмертной агонии и покачнулся. Постоял немного и снова покачнулся. И снова, пока его не стало шатать с одного конца шахматного поля на другой, заставляя встречавшиеся на его пути фигурки в страхе отпрыгивать.

В конце концов Гарри не выдержал этого представления и слегка толкнул короля пальцем, отчего тот оказался за границей поля. Упав, король пригрозил ему маленьким кулачком и, потирая ушибленную поясницу, скрылся в своей коробке.

Этьен приподнял брови на такой поступок Гарри.

— Что? Это же не драмкружок, в самом деле, — оправдательно пробурчал тот.

После игры они вместе начали рассылать маленькие фигурки на место.

— Ну как тебе? — полюбопытствовал Этьен, пытаясь засунуть сопротивляющегося белого коня, норовившего отомстить за жертву своего великого короля. — Сыграем ещё как-нибудь?

Гарри согласно промычал.

— Эй, малышня, забавляетесь? — раздался насмешливый голос позади.

«Малышня» даже не обернулась в сторону говорившего. Гарри был слишком занят, мысленно выискивая все недочёты в своей тактике игры, а Этьену не надо было и оборачиваться, чтобы узнать голос собственного брата.

Ноэль учился на факультете Истории, но на правах старшего брата часто бывал в гостиной алхимиков, никто не возражал, тем более сейчас, когда не заметили бы и декана, реши он сюда заглянуть. Гостиная гудела как улей. Все с нетерпением ожидали праздничного пира в Трапезной по случаю окончания первого полугодия, после которого наступит долгожданная свобода и все разъедутся по домам, к своим родным на зимние праздники. Да, минули уже четыре месяца учёбы в магической академии. А Гарри казалось, что он был тут всю свою жизнь.

— Ну, Этьен, ты все вещи собрал? Точно? Не хватало мне ещё нагоняй от мамы получить, если ты забудешь взять своего любимого медвежонка и не сможешь спать по ночам, — громко сказал Ноэль, бесцеремонно спихивая брата с кресла и занимая его место.

Этьен залился ярким румянцем, прижимая к груди коробку с живыми шахматами.

— Нет у меня никакого медвежонка, не ври, — промямлил он.

Ноэль снисходительно махнул рукой, вытягивая ноги ближе к камину.

— Ладно-ладно, пусть это будет твоим маленьким секретом, только не реви, — лениво бросил он.

Гарри недоуменно посмотрел на старшего братца своего соседа. Насколько он знал, у Этьена действительно не было «любимого медвежонка», Гарри бы заметил — всё же в одной комнате жили, — и плакать он тем более не собирался. Но это было так типично для Ноэля — бесцеремонно обижать и смущать младшенького. Братья Жизо были для Гарри бесплатным театром на выезде, за которым он наблюдал с особым интересом. Ноэль часто пытался подколоть «малого», тот, в свою очередь, яростно отбивался, пытаясь сохранить достоинство. Временами они спокойно сидели в одной гостиной, делали задания сами по себе, изредка перекидываясь дежурными фразами, вроде «Что мама тебе писала?», «Мама не выслала тебе дополнительные перья?», как двое обычных одногруппников. В Трапезной они игнорировали существование друг друга, а случайно встречаясь в коридорах, молча проходили мимо.

Гарри однажды спросил у Этьена, зачем Ноэль вообще приходит в их гостиную. Этьен ответил, мучительно краснея, что они не могут иначе — мать строго следила за их отношениями и писала чуть ли не каждый день. Мать у них тоже была немного… странная. Она всеми возможными способами контролировала каждый шаг, каждый вздох сыновей. Она писала им море писем, выспрашивая подробности их жизни. Или, например, через мадам Тоннер, профессора трансфигурации, являвшейся то ли дальней родственницей, то ли просто хорошей знакомой мадам Жизо, которая всегда обстоятельно докладывала беспокойной матери о делах сыновей. Но не только профессор Тоннер являлась тайным соглядатаем сердобольной наседки, в дело были вовлечены чуть не все преподаватели академии, в особенности деканы факультетов Алхимии и Истории, — всех их она донимала письмами одного и того же содержания: как поживают её драгоценные сыночки и хорошо ли они ладят. Из всего этого Гарри заключил, что Алиса Жизо любила сыновей любовью, превышающей обычную материнскую, — она буквально жила и дышала их жизнями, а взаимная отчуждённость братьев по отношению друг к другу доставляла ей почти физическую боль. Преподаватели, хорошо знающие любящую Алису Жизо и считающие её слегка помешанной (и, безусловно, они были недалеки от правды), понимающе относились к мальчикам и сочувствовали им.

Гарри сравнивал её с героем романа Бальзака — отцом Горио, который отдал всё, что у него было, своим любимым дочерям, жил в нищенской каморке и считал, что, если он может хоть один раз в день увидеть своих дочерей, ступить на ту землю, где они ходили, коснуться того, чего совсем недавно касались они — значит, день не прошёл зря, — это было всем, ради чего он жил. Сёстры же, казалось, любить и вовсе не умели. А в конце концов старика хватил удар в разгар ссоры между дочерьми.

Антипатия между братьями была для Гарри за гранью понимания. Он с самого раннего детства проявлял интерес к взаимоотношениям братьев и сестёр, будь то люди кругом или персонажи книг и фильмов. Он заметил, что обычно дети не ладят из-за духа соперничества в семье или из-за различий характеров и интересов. Но оба брата Жизо родительским вниманием уж точно не были обделены. К тому же они даже были очень похожи. Это касалось как характера, так и внешности: у них были одного оттенка русые волосы, одинаковые сине-серые глаза и средний рост. По характеру же Ноэль был более открытым, чем спокойный на вид младший брат. Он много шутил, много улыбался, смешно гримасничал, был искренним и не стремился скрыть своих эмоций, как это постоянно делал Этьен. Но когда Этьен в присутствии Гарри мог позволить себе несколько раскрыться и быть немного больше похожим на самого себя, тот видел явную схожесть братьев Жизо. Этьен не был обделён чувством юмора, хоть его шутки и были больше похожи на иронию, часто Гарри мог легко понять его безо всяких слов, читая всё по выражению его лица. Он был прямолинеен: например, мог спокойно сказать Луи, соседу по комнате, что его стихи, написанием которых тот изредка баловался, бессмысленны и скучны. Сначала ребята обижались и огрызались, но потом перестали обращать внимание на его слова. А вскоре и вообще начали игнорировать. Отчего-то это делали и другие.

Этьен был закрытым и необщительным, поэтому казался каким-то «серым», невзрачным, одним из тех безликих людей, которых хоть и видишь каждый день, но никогда не задерживаешь на них взгляд. Просто не за что зацепиться. Этьен производил впечатление заурядного, обычного, ничем не примечательного человека. Люди не стремились ближе узнать Этьена, проходили мимо, не замечая. Скорее всего, и Гарри так же скользнул бы по нему безучастным взглядом и никак не выделил бы из толпы, если бы в тот день первого сентября не обратил внимания на его семью. Возможно, это и было причиной, по которой стеснительный Этьен стал таким замкнутым. Он привык, что люди его не слушали, поэтому не говорил. Люди не замечали его — он старался быть незаметным. Наедине с братом же Этьен преображался. Он был эмоционален, противоречив, особенно в спорах, безустанно язвил и ехидничал, словно специально стараясь вывести брата из себя.

С недавних пор у Гарри началась бессонница. Сидя поздними вечерами в тёмном уголке гостиной, он либо бездумно смотрел в окно, либо наблюдал за переругивающимися братьями в момент написания ими писем матери. Иногда доходило и до серьёзных ссор и даже до рукоприкладства. Ноэль мог дать Этьену затрещину, если тот начинал слишком грубить. Этьена это нисколько не успокаивало, а наоборот: он мог сказать что-то ещё более колкое или постараться ответить брату тычком. Но Гарри видел, что он поступает так лишь от бессилия, от обиды, прекрасно понимая, что делает только хуже. Ноэль был многим крупнее и сильнее Этьена и легко мог скрутить брата по рукам и ногам и утихомирить. Но он никогда не доводил дело до крайностей, до драк так никогда и не доходило. Их «поединки» всегда длились считанные секунды, и победителем всегда выходил Ноэль. В глазах Этьена блестели слёзы унижения и злости, но он никогда не плакал при брате и ничего не говорил, яростно хватая незаконченное письмо и отчаливая в комнату, не прощаясь, а там под одеялом порой давал волю слезам. Ноэль, не выглядевший виноватым или хоть чуточку расстроенным, спокойно собирал свои вещи и выходил из гостиной, насвистывая себе под нос.

Эти ужасные взаимоотношения не укладывались у Гарри в голове: должна была быть серьёзная причина, по которой два родных человека не могли сказать друг другу ни одного доброго слова. Он внимательно следил за ними, пытаясь понять почву этого конфликта, и не понимал. Это его угнетало. Он видел, что вся неприязнь шла от старшего брата, а младший лишь реагировал на неё, как мог. Более-менее нормальное общение переходило в негативное всегда с подачи Ноэля. И это, казалось, задевало Гарри ещё больше.

И ночью, пытаясь заснуть под приглушённые всхлипы соседа, он лишь старательно укутывался в тёплое одеяло — ему всё казалось, что в замке довольно холодно.

Тем временем Ноэль оживился, вдруг что-то вспомнив.

— Кстати! А вы слышали последние новости? — спросил он громко. Ближайшие головы повернулись в его сторону. Он медленно огляделся и немного подался вперёд из-за кресла. — Вы не поверите, что сегодня случилось! Это событие года! Полсотни девчонок об этом мечтали, грезили во снах! Сотня мальчишек, если не больше, мечтали стать теми, кто поможет этого избежать и будет вознаграждён. Профессора в недоумении, виновники не найдены, а пострадавшие — в истерике, на грани нервного срыва! Такого наша академия не слышала со времён кражи!

— Ну же, что такое? — нетерпеливо пискнула Шарлин.

— О, представьте себе — справедливость восторжествовала — Флёр Делакур отравили. — По гостиной волной прошёлся поражённый вздох. Кто-то всхлипнул. Ноэль, видя, что его недопоняли, пояснил: — Кто-то подменил её духи зельем Крабица. Она воспользовалась ими, и у неё по всему лицу и телу выскочили огромные гнойные прыщи. Мадам Эйтл это мигом убрала. Но вы представьте нашу Красавицу, всю в слезах, в прыщах и в истерике, бегущую по коридорам академии в сторону больничного отделения!

История не возымела эффекта, на который рассчитывал Ноэль. Некоторые посмеялись, но невесело, кто-то просто улыбнулся, кто-то задумался, а остальные вернулись к своим делам.

— Фи, какие вы скучные, алхимики, — махнул рукой Ноэль, снова откидываясь на спинку кресла. — Профессора такую панику устроили — жуть! Делакур грозится влиятельными родственничками, а вам хоть бы хны.

— Интересно, кому это понадобилось? — задумчиво поинтересовался Этьен, обращаясь, казалось бы, в пустоту перед собой. Он примостился на краешке стула напротив камина. Когда Ноэль начал рассказывать «потрясающую» новость, он собирался подняться в комнату. — Может, она сама флаконы перепутала?

Гарри скептически на него покосился и выдвинул свою версию:

— Мне кажется, у неё много недоброжелателей.

— Ага, вот тут ты прав, Хьюго, — снова оживился Ноэль. Он взял за привычку называть Гарри Хьюго без всякой на то причины. — Многие девчонки завидуют её красоте — мотив один. Многие парни бросают своих девушек, если им вдруг показалось, что Делакур посмотрела на них как-то особенно, девушки обозлены — мотив два. Парни, чьи ухаживания она принимала, а потом посмеялась и бросила, ущемлённое достоинство — мотив три. Неудачники, которых она когда-то унизила и сделала их таковыми, мстят — мотив четыре. Если этого недостаточно, то у меня есть реальные примеры.

— Вполне достаточно, — пробурчал Этьен, всё ещё прижимая к груди коробку с живыми шахматами, словно это был слиток золота. Ноэль его проигнорировал.

— Взять хотя бы того же Сью с факультета Трансфигурации — вполне симпатичный парень, сколько по нему девок сохнут! — постоянно дарил ей цветы, конфеты. Я сам слышал, как он хвастливо рассказывал, как Делакур ему улыбнулась, подала ручку и прочее. А однажды, посреди Трапезного зала, она эти самые цветы кинула ему прямо в рожу! Это было в прошлом году. А бедного Сью до сих пор называют «Треснутый». Грустная история, да? — деланно-сочувственно вздохнул Ноэль.

Гарри рассеянно кивнул, хотя ему было нисколько не жаль какого-то там Сью с факультета Трансфигурации. Шум гостиной начал его утомлять. Он предвкушал время, когда останется один в практически пустом замке.

— Самое-то печальное — это что? — продолжал Ноэль. Этьен беспокойно на него покосился, словно уже знал о том, что собирался сказать брат, неуверенный, что об этом стоит упоминать. — Самое печальное то, что Треснутый Сью — один из многих бедняг, попавших в сети красавицы Флёр. И неудивительно — не многие могут устоять под чарами вейлы.

Гарри приподнял брови. «Вейлы? Это ещё что за?..» Этьен вздрогнул и запротестовал:

— Она не вейла! Если бы она была вейлой, её бы не пустили учиться в нашу академию. И вообще не пустили бы жить среди людей! У Флёр Делакур бабушка — вейла, она лишь только на четверть вейла. И человеческая сущность у неё преобладает. Так обычно и происходит с потомками мага и магического существа. Поэтому-то она официально считается человеком, — объяснил Этьен, глядя на Гарри.

Судя по безразличию окружающих к данной теме, это не было секретом.

— Кхм… — Гарри поёрзал на кресле, — мне, собственно, всё равно, кем она там является и почему не обитает в отдельной клетке…

— Правильно, Хьюго, полностью с тобой согласен! Уважаю! — радостно воскликнул Ноэль. — Главное, чтоб к нам не лезла, а так — пусть делает, что хочет. Но всё же этот «злоумышленник», как говорят профессора, хоть на одно мгновение, но всё же восстановил справедливость в этой академии. Я бы с удовольствием пожал ему руку, если б знал, кто это был.

Этьен торопливо встал и с раздражением посмотрел на брата.

— Как можно так радоваться человеческим несчастьям?

Ноэль окинул брата холодным взглядом.

— А ты не умничай тут, не дорос ещё. И ты, братишка, лучше не заглядывайся на неё, ты далеко не её уровня, — насмешливо бросил он.

Этьен покраснел до кончиков ушей. Если бы сейчас был поздний вечер и гостиная была бы пуста, ссоры было бы не миновать. Но сейчас Этьен лишь возмущённо фыркнул и повернулся, чтобы уйти.

Старательно обойдя массивное кресло, на котором так удобно размещался Гарри, он, не рассчитав, ударился ногой об угол столика, едва не распластавшись на мягком ковре гостиной. Но он как-то изловчился, и лишь коробка с живыми, человекоподобными шахматами едва не выскользнула из его рук, но и этого Этьен успешно избежал. Облегчённо выдохнув, он стыдливо покосился на брата и, делая вид, что этой ужасной неловкости и не было вовсе, продолжил путь до лестницы в спальни первокурсников.

Но, очевидно, какие-то вредные злые силы не были намерены так просто его отпускать: запнувшись о завернувшийся угол ковра, он, не ожидая такого злостного издевательства судьбы, моментально растянулся на каменном полу; шахматная коробка выскользнула у него из рук и шлёпнулась на пол с приглушённым звуком, мелкие фигурки гулко простучали по мраморному полу. Этьен быстро подскочил, словно его ужалила стая пчёл, и начал поспешно собирать и швырять бедных человечков, норовящих скрыться по углам, в коробку. На этот раз он не оглянулся, но Гарри видел, как отчаянно у него запылали уши от стыда. Кто-то в гостиной насмешливо фыркнул, кто-то окинул Этьена презрительным взглядом. И не успел Гарри оглянуться, как тот суетливо скрылся в спальне. Да, не получилось величественного ухода, а бедняга так старался. Но Этьену с его неловкостью было не привыкать, с ним такие курьёзы случались постоянно.

— Кстати, Хьюго, ты уже собрался домой? — как ни в чём не бывало спросил Ноэль, расслабленно развалившийся в кресле.

— Нет, я остаюсь в академии, — отстранённо ответил Гарри.

— А-а, родители решили оставить тебя на все каникулы?

— Вроде того, — криво усмехнулся Гарри и мысленно поправил: «Да, оставить… на всю жизнь».

— Вот повезло. Наша бы мамка так, — с лёгкой завистью сказал Ноэль. Гарри посмотрел на него, как на ненормального, но тот не заметил. Потянувшись, он оглядел гостиную. — Ну, мне тут делать больше нечего — свою братскую миссию я выполнил. Удачных выходных, Хьюго! — и вышел из гостиной. Гарри проводил его взглядом. Ноэль был в общем неплохим парнем, но Гарри он положительно не нравился.

«Повезло… Ага, врагу не пожелаешь такого везения. Кстати, о врагах: Флёр, небось, ещё долго будет зализывать раны. Но, спасибо каникулам, злость свою сорвёт уж точно не здесь».

Часы уже приближались к делению «второй завтрак». Гарри решил пораньше выйти из гостиной — можно было бы заскочить в библиотеку и вернуть книгу по зельям, которую он брал неделю назад.

* * *

Гарри неторопливо спускался по лестнице, лениво разглядывая интерьеры замка. «А этого барельефного мужичка тут раньше не было», — подумал он и вздрогнул, вспомнив внезапно о неких ненормальных творениях искусства, обитающих в ОВВ. Последний (и второй) раз он встречался с ними всего неделю назад и предпочёл бы не видеть ещё столько же времени. Дотошные Великие Волшебники завалили его вопросами из различных областей магии. Ну и откуда, позвольте спросить, одиннадцатилетний мальчик, всю жизнь проживший среди магглов, может знать о последних изобретённых заклятьях или о новых способах применения чешуи дракона в алхимии? Нет, не такую информацию Гарри искал, коротая деньки в библиотеке. Однако было так странно наблюдать потом расстроенные лица статуй и портретов, которым он ничего не мог рассказать. Хоть те и отмахивались, благодарные за то, что мальчик и так для них сделал, Гарри всё равно уходил оттуда с каким-то неприятным чувством, будто кого-то разочаровал. Мраморный маркиз Сюррепьель всё так же восхищённо ахал весь вечер и вытянул из Гарри обещание навестить их через неделю. И снова Гарри мягкосердечно согласился.

— Нагуливаешь аппетит перед завтраком, Гарри? — раздался знакомый голос неподалёку.

Гарри остановился и обернулся. Увидев Сэмюеля, он изобразил на лице какое-то подобие улыбки и пожал плечами. Сэмюель лёгким шагом поравнялся с ним — длинная голубая мантия взметнулась за его спиной, — и они вместе неторопливо продолжили путь.

— В гостиной сегодня чересчур шумно, не правда ли? — светским тоном сказал Сэмюель.

— Есть немного, — согласился Гарри. Он шёл, засунув руки в карманы и низко опустив голову, рядом с безразлично спокойным Сэмюелем. Единственный раз, когда Гарри заметил за ним какие-либо эмоции, был тот случай в библиотеке, когда Сэмюель проявил признаки беспокойства за его бренную тушку. Но то было лишь некое помутнение рассудка, с тех пор старшекурсник вёл себя так, словно не было того разговора и вовсе он не беспокоился. Разве что Гарри стал ощущать на себе чей-то изучающий взгляд, словно кто-то силится залезть ему в душу и рассмотреть каждую деталь. А когда Гарри оглядывался, он всегда натыкался на Сэмюеля, читающего книгу или занимающегося другими делами поблизости. К тому же старшекурсник взял за правило интересоваться здоровьем Гарри. И сейчас он не отличался оригинальностью.

— Как ты себя чувствуешь? — помолчав, спросил Сэмюель.

«Голова гудит, словно в черепной коробке поселился рой пчёл, но чёрта с два меня кто-нибудь заставит идти в больничное отделение! Ногами и руками упрусь — не пойду!» — подумал Гарри, упрямо поджимая губы и хмурясь, словно его уже посылают к медику, но вслух сказал другое.

— Неплохо.

— Да? Мне показалось, ты какой-то бледный, — Сэмюель попытался заглянуть ему в лицо, но Гарри всё так же смотрел под ноги, не поднимая головы.

— Я всегда такой, — привычно ответил он.

Этьен тоже не раз ему это говорил. И Ноэль. И профессора. И Сэмюель. Да вообще, сколько он себя помнил, ему постоянно говорили, что он какой-то бледноватый — что поделать, это был его естественный цвет лица! Они уже спустились с лестницы и совсем уж неспешно шли по коридору с высокими потолками.

— Твои родители, наверное, беспокоятся о тебе? — как бы между прочим бросил Сэмюель. — Когда ты с метлы упал, у тебя были серьёзные травмы. И ещё инцидент в библиотеке до этого. Они не приезжали?

— Нет.

— Хм… — Сэмюель слегка сбился с шага, — позволь спросить, почему? Они что… кхм… — он понизил голос и как-то неловко передёрнул плечом, — они тобой пренебрегают? То есть я не хочу сказать… — он сделал небольшую паузу, надеясь, что Гарри тут же его перебьёт и бросится на защиту родителей или горестно вздохнёт, подтверждая его догадки. Или сделает хоть что-нибудь, что помогло бы Сэмюелю понять, какими же были эти мадам и месье Престон. Но Гарри спокойно шёл рядом с ним, никак не реагируя. Ему хотелось немного помучить Сэмюеля, который первым начал этот неприятный разговор. Пусть тоже немного подумает, подбирая наиболее тактичные выражения. Гарри бросил на Сэмюеля взгляд, давая понять, что слушает и весь во внимании. Тот продолжил: —…Я не имею в виду, что они плохие родители. Просто странно, что они так и не объявились после того, как ты чуть не умер. Но если ты не хочешь об этом говорить, то не надо, я думаю, это не моё дело…

Гарри поразмыслил и решил ответить, поскольку его молчание могло вызвать ещё больший интерес к его персоне, чего он отнюдь не желал.

— Они не имеют возможности приехать, — сказал он и после паузы повторил рассеянно: — Не имеют возможности. — Сухая фраза, вроде бы отвечающая на вопрос, но не уточняющая и при этом намекающая на нежелание развивать тему.

— Хм, — коротко кивнул Сэмюель. — Они же магглы, так? — и, сложив что-то у себя в голове, сделал вывод: — Значит, они не знают о том, что с тобой приключилось?

— Нет, — подтвердил Гарри. А ведь даже не солгал.

— Но они хотя бы заберут тебя на каникулы?

— Нет. Они не могут.

Гарри слегка поморщился: «Не знают, не могут, не имеют возможности — всё одно — они ни на что не способны, потому что они — мертвы».

— То есть ты все каникулы проведёшь в замке? — Гарри в очередной раз сдержанно кивнул, внутри настораживаясь: «Что за допрос?». — А что насчёт дедушек, бабушек, они не могут тебя забрать?

Гарри вдруг остановился, прямо посмотрел Сэмюелю в глаза и, не скрывая нотки раздражения в голосе, ответил:

— Ты так говоришь, словно остаться на каникулах в академии — это всё равно что отсидеть в тюрьме. Сам-то ты в этом учебном году впервые покидаешь замок.

«Так, напустить на себя подозрительный вид и дать понять, что тоже умеешь задавать вопросы», — мысленно помогала Гарри его расчётливая сторона. Сэмюель весь подобрался и сухо ответил:

— Прости, что лезу не в своё дело, но, обитая в одной гостиной с братьями Жизо, порой задаешься вопросом — у всех семьи такие чокнутые?

Гарри молча кивнул. Скорее всего, Флёр Делакур была единственной в замке, кто знал о его семейных обстоятельствах, за исключением профессоров и графа Альфотуса, конечно же. Гарри отнюдь не желал, чтобы это число увеличилось, но уже приготовился к тому, что после Флёр об этом узнает весь замок. Но та хранила тайну строжайше — впрочем, Гарри не удивился после того её выступления. Вероятно, она посчитала, что таким образом только сыграет «бедному сиротке» на руку, ускоряя его продвижение на место Министра магии. Гарри, разумеется, в Министры не метил и таким положением вещей остался доволен.

Так уж выходило, что отношение людей к сиротам совсем иное, нежели к остальным, словно это уже заложено в человеческой натуре в виде инстинкта. И очень часто люди жалеют этих детей. А Гарри не хотел жалости — она унижала. Было проще вынести нападки Делакур и озлобленных ребят в приюте, чем сострадательные взгляды незнакомцев. На самом деле Гарри даже не чувствовал себя достойным жалости. Он видел множество детей в приюте — отпрысков гулящих женщин и пьяниц, — в волнении ожидающих, когда их живые так называемые родители заберут их домой, который всего чаще был подобием свалки; детей, чьи тела были истерзаны побоями и всевозможными болезнями; детей без надежды на будущее. Гарри чувствовал себя очень далёким от этих детей. Ему, безусловно, не повезло во многом, но посреди окружавшей его безысходности он считал себя довольно удачливым. Хоть его родители и погибли слишком рано, они подарили ему бесценный подарок в виде своей любви, тепла и заботы, чему научили и его. А теперь перед ним ещё открылся этот необыкновенный мир с его возможностями. Гарри не видел повода жаловаться.

Поэтому он не стремился рассказывать каждому встречному и поперечному о своей нелёгкой судьбинушке. Но не только это было причиной его отчуждённости. Он не чувствовал потребности обсуждать свою жизнь с кем бы то ни было. Зачем? Для чего? Было просто отделаться от любопытных одной-единственной двусмысленной фразой, вложив в голос немного раздражения, и люди сразу оставляли его в покое. Или можно было просто промолчать — эффект был тем же, даже более долговременным. К чему были все эти долгие разговоры и беседы ни о чём? К чему споры и попытки кому-то что-то доказать? Это всё занимало уйму времени и сил. Было гораздо проще просто помолчать.

— Постой, — вдруг остановился Сэмюель, не доходя до Трапезной пару поворотов. Гарри сделал ещё два шага вперёд по инерции и остановился, обернувшись в недоумении. — Скоро Рождество и Новый год, — начал Сэмюель, упрямо смотря в стенку у него за плечом, — и раз уж мы в этом году больше не увидимся, я хотел тебе кое-что показать.

Он окинул коридор быстрым взглядом и завернул в соседний проход, негромко велев:

— Идём за мной.

В проходе не было окон, горел лишь один световой шар. Сэмюель дошёл до стены и дёрнул за канделябр — тот повернулся со скрипом. Раздался щелчок, и часть стены растворилась в воздухе, открывая взору невысокий узкий тёмный вход, куда Сэмюель незамедлительно нырнул.

— Ну же, — нетерпеливо поторопил он из темноты. Поколебавшись мгновение, Гарри скользнул следом за стремительно удаляющимся Сэмюелем. Проход сразу же закрылся за их спинами, и наступила тьма.

— Идём, — прошептал Сэмюель, и Гарри последовал за звуком его шагов и шелестом мантии. Пахло сыростью, затхлостью и пылью. От такого букета ароматов Гарри расчихался, но вскоре запах немного развеялся (возможно, Сэмюель немного поколдовал), оставив лишь явное ощущение запустения. Гарри натыкался на углы и стены, при этом тихо чертыхаясь сквозь зубы.

— Почти пришли, — раздалось несколько впереди. Гарри ускорил шаг, рассчитывая его догнать. Не уловив момента, когда шелестящий звук прекратился, он налетел на остановившегося Сэмюеля. Рефлекторно отпрянув, он свалился бы на пол, если бы Сэмюель не придержал его за плечи.

— Осторожно, — послышался его спокойный голос прямо у мальчика над головой.

— Извини.

Гарри аккуратно высвободился и непроизвольно передёрнул плечами от неприятного чувства, возникающего, когда кто-то вторгался в его личное пространство. Послышался шорох, металлический скрежет, и вскоре яркий свет ударил Гарри в лицо. Он прикрыл глаза ладонью и, щурясь, вышел из тёмного коридорчика, обдуваемый прохладным воздухом.

Место, куда привёл его Сэмюель, было впечатляющим: вокруг блистала прямо-таки поэтическая красота. Вместо ожидаемого старого пыльного кабинета они оказались на небольшом пятачке земли, сплошь покрытом зеленой травкой, с каменной крышей, опирающейся на несколько изящных колонн с капителями. В середине «пятачка» стояли довольно обычные деревянные стол и две лавочки по бокам. Отсюда открывался почти панорамный вид на окрестности академии. Справа виднелась огромная поляна, квиддичная площадка и широкая река, впереди — опушка леса, а слева — великолепный сад месье Бурховца. Летом, должно быть, отсюда был изумительный вид.

У Гарри в голове вдруг всплыло воспоминание из раннего детства. Когда он болел, мама водила его к одной странной старушке, которая всегда скрупулезно его осматривала, ощупывала длинными морщинистыми пальцами и пихала под нос какие-то дурно пахнущие настойки — не менее отвратительными на вид, чем на запах, а о вкусе и говорить не приходилось; но мама уверяла, что эти целебные напитки заберут у него всё-всё плохое, и у него больше никогда ничего не будет болеть. И маленький наивный Гарри пил, давился, стараясь не вдыхать омерзительный запах. Но не эти противные зелья вспомнил Гарри, глядя на эту умиротворяющую красоту, а большой сад старой женщины, в центре которого находилась деревянная ухоженная беседка с плетеной крышей и тонкими столбами, обвитыми плетущейся розой, куда Гарри отправляли после пережитых им мучений, чтобы взрослые могли приватно поговорить.

Гарри подошёл к невысокому ограждению и взглянул вниз: резкий склон уходил так далеко вниз, что, если навернуться, — потом костей не соберёшь. Гарри отступил на шаг.

— Ну как тебе? — окликнул его Сэмюель.

Гарри пожал плечами.

— Милое местечко. Я тут раньше не был.

Сэмюель кивнул.

— О нём мало кто знает. И это одно из его преимуществ — здесь можно побыть одному.

— Но теперь знаю и я. Ты это мне хотел показать? — бочком двигаясь к двери, спросил он.

Сэмюель молча покачал головой. Направившись к одной из колонн, он подозвал Гарри к себе.

— Подойди ближе, — тихо сказал он, садясь на корточки.

Опустив голову, он смотрел на клочок земли перед собой — пшеничного цвета волосы упали ему на лицо, и он нетерпеливо заправил их за ухо. Вынув из кармана волшебную палочку, Сэмюель снова покосился на Гарри и поманил его ближе. Тот примостился рядом и тоже уставился на землю, пытаясь увидеть там хоть что-нибудь необычное — земля там особенная, что ли?

Сэмюель палочкой описал в воздухе незамысловатую фигуру и проговорил:

— Finite Incantatem.

И тут из воздуха материализовался цветок.

«Цветок?» — приподняв брови, в замешательстве подумал Гарри и, покосившись на Сэмюеля, внимательней оглядел загадочное сокровище. Он не очень хорошо разбирался в видах цветов, но этот, кажется, походил на лилию белого цвета с сиреневыми полосами, идущими вдоль остроконечных лепестков от сердцевины, он стоял на тонкой прямой ножке с длинными листочками.

— Хм, — глубокомысленно изрёк Гарри и вопросительно посмотрел на Сэмюеля.

— Ещё одного такого цветка нет в окрестностях Шармбатона, — серьёзно начал тот, любовно смотря на растение. — Я обнаружил его ещё в начале октября, и, что весьма впечатляет, он до сих пор цветёт и пахнет.

«Неспроста это», — подумал Гарри с подозрением. Он новым взглядом посмотрел на слегка склонённый к земле бутон — с меньшим скептицизмом. Но как Гарри ни щурился и ни вглядывался, ничего выдающегося так и не заметил.

— Что же в нём особенного? — с лёгким раздражением наконец спросил он.

Сэмюель едва заметно ухмыльнулся.

— Может, сам догадаешься?

Гарри досадливо махнул рукой и немного отстранился.

— Из-за твоей внезапной любви к флористике мы сейчас опоздаем на прощальный пир.

Сэмюель разочарованно кивнул головой, словно утверждаясь в каком-то мнении.

— Ну да, вряд ли ты сейчас что-нибудь почувствуешь, — загадочно сказал он.

— Что же? — уже немного твёрже велел Гарри.

— Чтоб ты знал, рядом с тобой находится довольно редкий экземпляр Pectus Levitas. Ты знаком с этим названием?

Гарри ответил хмурым взглядом, словно говоря: «А сам-то как думаешь?»

— Этот цветок растёт только в магической среде, независимо от времени года и климатических условий, он может даже из-под снега вылезти. В народе его также называют «Божий Дар». Секрет его в том, что он излучает некую исключительно положительную энергию, чем влияет на эмоциональное состояние человека. Тот, кто проведёт рядом с таким цветком некоторое время, вскоре начнёт чувствовать лёгкость и спокойствие, какое-то внутреннее умиротворение, личные проблемы начнут казаться несерьёзными, легко решаемыми. Этот цветок считают истинным сокровищем, потому что он может облегчить внутренние страдания человека, прочистить сознание, упорядочить мысли… как бы «смазать душу лечебным бальзамом» — так говорят. Я читал, что цветок буквально исцеляет душу, но я слабо в это верю. Лично я чувствую только спокойствие и умиротворение рядом с ним.

Сэмюель замолчал, влюблённым взглядом смотря на растение. Гарри растерянно хлопал глазами: «Неужели один маленький цветок может лишить человека страданий?». В груди что-то ёкнуло, по телу прошла волна дрожи. Гарри резко поднялся и отступил.

— Зачем же ты его мне показал? — почти грубо спросил он.

Сэмюель тоже поднялся, недоумённо смотря на него.

— Я думал, тебе будет интересно. — И помолчав, добавил: — К тому же я сегодня уезжаю, и меня не будет некоторое время. Я хотел тебя попросить, чтобы ты присмотрел за ним.

— Что с ним может случиться? Думаешь, кто-нибудь покрошит его на зелье? — несколько грубо фыркнул Гарри.

Сэмюель медленно покачал головой и снисходительно на него посмотрел, явно сомневаясь в умственных способностях стоящего перед ним человека.

— Вся сила этого цветка содержится в той энергии, которую он излучает. А в самих лепестках или стебле нет ничего ценного, поэтому в алхимии его почти не используют. Но мне бы не хотелось, чтобы пропадал такой редкий вид. Дело в том, что Pectus Levitas не только является мощной эмоциональной подпиткой, но ещё и нуждается в ней же. Он никогда не вырастет в безлюдном месте, переживания людей являются пищей для него. Не мог бы ты зайти сюда пару раз и проследить за тем, чтобы он не увядал или кто-нибудь не испортил его по незнанию?

Гарри нехотя кивнул.

— Я зайду, — «ага, сразу после посещения ОВВ — подлечить расшатавшиеся нервишки». — А теперь, может, мы всё-таки пойдём в Трапезную?

* * *

На пир они опоздали. Но, оставшись незамеченными, торопливо заняли свои места. Студенты шумно болтали и уплетали вкусные угощения за обе щеки. Профессора сдержанно переговаривались, изредка бросая взгляды на учеников. Гарри плюхнулся рядом с Этьеном, тяжело дыша, — всё дорогу до Трапезной он почти бежал, стараясь поспеть за быстрыми шагами Сэмюеля. Бегло оглядев преподавательский стол, он поинтересовался:

— Директор Максим что-нибудь говорила?

Этьен, придирчиво выковыривая из блюда у себя на тарелке варёный лук, рассеянно ответил, не поднимая головы:

— Говорила. Поздравила с окончанием года, сказала, что все мы молодцы и прочее. После пира опять что-то скажет.

Этьен мельком посмотрел на Гарри и вдруг вздрогнул.

— Эй, что с тобой? Ты заболел? Где ты был? Выглядишь так, словно из тебя всю кровь выпустили! Снова мылом надышался? Эх, говорил я, чтобы ты к мадам Эйтл сходил! — обеспокоенно запричитал он, не дав Гарри и слова вставить.

Гарри поднял руки в защитном жесте.

— Полегче, Этьен. Я в порядке. Просто в коридорах пыли развелось немерено, — в подтверждение своих слов он стряхнул с мантии пару пылинок.

Этьен обвёл его придирчивым взглядом и недоверчиво поинтересовался:

— А ты в обморок не упадёшь? Выглядишь на грани.

Гарри наигранно-обиженно надулся и попробовал обернуть всё в шутку.

— По-твоему, я такой слабак, что какая-то пыль может выбить меня из строя?

— Слабак или нет, но выглядишь ты так себе, — серьёзно прокомментировал Этьен.

— Не стоит беспокойства, — твёрдо отозвался Гарри и положил в тарелку вареной картошки.

Этьен вздохнул, поняв намёк, и вновь занялся своей тарелкой. Лесные нимфы по своему обыкновению весело пели в своей нише — на этот раз всем известные рождественские песенки, и даже прозвучал оригинальный вариант рождественского гимна Jingle Bells. Все кругом веселились и радовались приближающимся праздникам.

Вскоре сытые ученики начали нетерпеливо ерзать на своих местах, выжидающе поглядывая на директора. В зале стало тише. Гарри без аппетита поклевал немного салата, а затем безучастным видом стал смотреть в потолок. Директор всё не торопилась заканчивать торжество, ведя светские беседы с профессорами и неторопливо цедя из огромного бокала красное вино. Глубокоуважаемая директор Максим посещала Трапезный зал только по случаям торжеств или, грубо говоря, трагедий, поэтому каждый раз словно давала студентам время полюбоваться на себя. Но наконец, когда тянуть ещё больше стало невозможным, директор поднялась со своего места.

— И напоследок я желаю вам приятно отдохнуть и снова — счастливых вам праздников! Академия будет с нетерпением ждать вашего возвращения! Добрых встреч!

Мадам Максим радушно улыбнулась, остальные профессора скопировали её улыбку на своих лицах.

«Это что всё? И этого все ждали?» — недоумевал Гарри. Кажется, директор была просто мастером по части торжественных речей.

Дети похлопали в ладоши в ответ и потопали к выходу. Гарри терпеливо ждал, когда толпа рассосётся и ему спокойно можно будет добраться до гостиной. Глядишь, к тому времени там уже никого не будет. Этьен не стал его ждать и, попрощавшись и пожелав счастливого Рождества и Нового года, отправился искать братца.

Но только Гарри поднялся из-за стола, как его окликнул высокий грудной голос, пронёсшийся через весь зал.

— Месье П’гестон, будьте добры — задержитесь, — сказала директор.

Удивлённый Гарри медленно обернулся, мысленно перебирая в голове все свои провинности — ничего нового, кажется, не было, за исключением разве что... так, мелочи. Учителя так же медленно покидали Трапезную. Мимо Гарри прошёл профессор Ламмот, подбадривающе улыбнувшись ему. Они нечасто виделись в замке и всегда ограничивались одними только приветствиями. Гарри осторожно подошёл к профессорскому столу. Директор выглядела вполне доброжелательно.

— Месье П’гестон, вы собираете остаться на каникулы в академии, я правильно поняла? — тепло улыбаясь, спросила она.

— Да, директор.

— Что ж, ваше право. Но, сами понимаете, в замке почти никого не будет; может, вам было бы лучше проведать своих друзей в приюте?

«Друзей? — Гарри сдержал презрительное фырканье. — Век бы не видеть таких друзей».

— Не нужно, директор.

Несколько секунд она внимательно вглядывалась ему в глаза.

— Хорошо, — вздохнула она. Стоя напротив неё через стол, Гарри почувствовал поток воздуха, смешанный с лёгким запахом вина. — Не буду вас задерживать, месье П‘гестон, вы, должно быть, хотите попрощаться с товарищами? Вместе с вами в замке останутся ещё несколько человек — двое профессоров и студенты. Увы, я уеду из замка. Питаться на каникулах вы будете на кухне… Вы знаете, где находится кухня, месье?

Гарри задумался. Было несколько мест, добраться до которых не составляло ему труда. Он с закрытыми глазами мог дойти до библиотеки. Не так давно перестал путаться в лестницах по пути в гостиную собственного факультета. Помнил дорогу до больничного корпуса, которую предпочёл бы забыть. И с недавних пор мог спокойно дойти до Обители Великих Волшебников. Нет, кухня в этот список явно не входила — Гарри было более чем достаточно и обычной пищи.

— Нет, мадам, — признал он.

— Не беда, к ужину я пошлю за вами кого-нибудь.

— Я вполне могу обойтись без ужина, — немного растерялся Гарри.

Директор бегло оглядела его строгим взглядом и неодобрительно покачала головой.

— Месье П’гестон, вы в зеркало давно смотрели? — Гарри не знал, обижаться ему или радоваться от такого замечания, поэтому просто рассеянно качнул головой. — Вы слишком малы для своего возраста и выглядите больным. Питание является важной частью развития и правильной работы растущего организма, поэтому вам нельзя пропускать приёмы пищи. Я пошлю за вами сопровождающего. И, ‘Арри…

Директор Максим с минуту молча рассматривала его худенькую фигурку, едва достающую ей до пояса, облаченную в великоватую для мальчика голубую мантию (волшебница в магазине мантий не стала отрезать слишком много замечательной ткани, сказав в оправдание: «Вы, дети, так быстро растёте»). Под действием сентиментальных чувств, возможно, вызванных праздничной обстановкой, она ласково погладила ребёнка по голове. На секунду тот испугался, когда огромная рука потянулась через весь стол к его голове, но всё обошлось — директор Максим, зная, что не обладает «лёгкой рукой», лишь пару раз осторожно коснулась взъерошенной макушки ребёнка.

— Счастливого тебе Рождества, будь счастлив, — ласково улыбнулась она.

Гарри поблагодарил и направился к выходу. Непонятно откуда взявшиеся кошки заскреблись у него на душе. Рождество… Для ребёнка это время безграничного веселья, исполнения желаний, свершения чудес, время, абсолютно оторванное от реальности, когда весь мир словно накрывает огромная шапка веселья и кажется, что всё кругом вдруг превратилось в сказку. Но в какой-то момент ребёнок вырастает, сказочный дурман рассеивается, остаётся лишь докучающая суета и раздражающая рутина. Для Гарри этот момент настал раньше положенного возраста. У него было пять лет, чтобы к этому привыкнуть. Дух Рождества было направился к Гарри с нежной улыбкой директора и её добрыми пожеланиями, но быстро испарился, поняв, что там ловить ему больше нечего, рождественский огонёк угас в его душе если не на всю жизнь, то на долгие годы.

* * *

Последний взрыв шума — и замок погрузился в тишину. На улице выдалась тёплая погодка, и Гарри решил прогуляться в саду перед ужином.

Конечно, в это время года сад являл собой не такое блестящее зрелище, как летом, но был он не настолько плох, как мог бы. Возможно, причиной тому были какие-то магические методы защиты от холода или же только блестящий профессионализм садовника месье Бурховец. Когда Гарри встретил его, он возился с кустом алых роз, скрупулёзно осматривая каждый бутон и капая на них каким-то раствором. Гарри плотнее укутался в утеплённую мантию и подошёл к садовнику.

— Добрый день, Филлип, — поздоровался он.

— О, Гарри, — радостно отозвался тот, оборачиваясь, — день добрый! Давненько ты к нам не захаживал, — шутливо пожурил он.

— Я был здесь несколько дней назад, но вас не встретил.

— В самом деле? — удивился тот. В раздумьях почесав тонкими морщинистыми пальцами седые волосы на голове, он посмотрел на Гарри. — Где же я был?

Гарри пожал плечами, задумчиво поглаживая бархатный лепесток розы.

— Как ваше здоровье?

— Лучше не бывает, — заулыбался старик, обнажая в улыбке ещё вполне сохранившиеся желтоватые зубы. — Я ещё многих переживу, так что не думайте меня хоронить в ближайшее время.

Гарри скептически отнёсся к данному высказыванию, но спорить не стал. Это даже к лучшему, что старик так думал.

— Гарри, не мог бы ты помочь мне кое с чем? — озабоченно спросил Филлип, переключая своё внимание на цветы.

— Да?

— Придержи-ка вот этот бутончик, я разбавлю ещё чуток зелья.

Гарри аккуратно принял алый бутон, пальцами придерживая упругие лепестки, так и норовящие скрутиться в трубочку.

— Чем это вы их лечите?

Как ученик факультета Алхимии, Гарри не мог не заинтересоваться густоватой болотистого цвета жидкостью с на удивление приятным запахом в руках садовника.

— Зельем от магического вида насекомых, снова одолевают, Моргана их задери, и что им всё неймется? Поганцы облезлые, — зло бурчал Филлип, что нисколько не отражалось на движениях его рук, осторожно наносящих зелье между лепестками.

— А из чего оно? — снова поинтересовался Гарри, кивком головы указывая на зелье. Филлип хмуро посмотрел на колбу на земле и легкомысленно пожал сухонькими плечами.

— А сыч его знает, что там напичкано. Я позаимствовал это у любезной мадам Бразо, — и поспешно добавил, мельком взглянув на Гарри: — С её разрешения, конечно же…

Затем, довольно улыбнувшись, садовник отошёл от куста на несколько шагов и оценивающе рассмотрел дело своих рук.

— Хороши, — сказал он таким тоном, каким в молодости, наверное, говорил вслед проходящим мимо красивым женщинам.

Гарри посмотрел на свою руку. На указательном пальце взбухала капля алой крови, угрожая в скором времени заляпать чистую голубую мантию. Гарри торопливо засунул покалывающий палец в рот и укоризненно покосился на опасные колючки цветка: «Я им помогаю, а они… вот чем отплатили».

Кряхтя, Филлип нагнулся за колбой с оставшимся в ней зельем, какой-то тряпицей и пакетиком непонятной крупы. Гарри помог всё это поднять.

— Ох, спасибо, Гарри. А я секатор так и не взял, пойду в кладовку, да это заодно занесу. Ты пока никуда не собираешься уходить?

— Нет ещё.

— Это хорошо. Нравишься ты мне, малец. Не такой ты, как… кхм. А я мигом — туда и обратно, оглянуться не успеешь.

Но, судя по тому, как он начал свой путь — хромая на обе ноги и передвигаясь маленькими шажками, — оглядываться придётся со скоростью часовой стрелки.

Гарри воровато огляделся и проскользнул в беседку неподалёку. Он надеялся найти здесь двух мелких, скользких и любящих пакостить змей. И — судя по сбивчивым речам и припадочному рыданию одной третьекурсницы, которая однажды ворвалась в кабинет заместителя директора с воплями о чудовищных аспидах, обитающих в саду, и укусов которых она чудом избежала, — брат и сестра облюбовали это местечко и устроили там жильё (хотя, когда кто-то из профессоров лично проверял сад на наличие опасных существ, они успели как-то скрыться).

Гарри заметил в траве под скамьёй подозрительное копошение, сопровождающееся невнятным шипением. Он показательно закашлял и затопал ногами. Шуршание мигом прекратилось, сменившись настороженной тишиной.

— Как ты думаеш-шь, это с-снова она? — тихим шипением нарушил тишину Антарес.

— Чего б ей тут понадобилос-сь? — ворчливо, но на той же громкости отозвалась Ригель. — Она, мне кажетс-ся, и в прош-ш-шлый рас-с с-своего добилас-сь — напугала бедную Ригель до полус-смерти.

— Тогда кто? С-снова тот… этот… или… нет, не он. С-стой, а запах-то…

— Вот балда-с-с! — возмущённо, но с нотками облегчения громко зашипела Ригель и суетливо, путаясь в траве, выползла из-под скамьи, на которую уже уселся Гарри. — З-запах не узнать! Вс-сегда я говорила, Антарес-с, что ты — чистокровный балбес-с без вс-сяких примес-сей, а вожус-сь я с-с тобой только лиш-шь из благородс-ства и моей урож-жденной доброты, нас-следуемой от наш-шей милейш-шей королевы-матуш-шки! Гарри! А я-то гляж-жу, что з-за запах з-знакомый, а этот давай меня с-сбивать — она да она…

Ригель проворно обвилась колечками вокруг изящной ножки лавочки и вскорости была уже у руки Гарри. Антарес, бормоча что-то невнятное, последовал за сестрой.

— Чем вы тут занимаетесь? — поинтересовался Гарри.

— Кто? Мы? Да ш-што мы тут мож-жем делать? — притворно весело отозвалась Ригель. — Без-здельничаем.

— Небось, с-спите целыми днями? — помог Гарри.

— М-м, — мечтательно прошипел Антарес, — точно, с-спим. И вовсе не с-строим никаких планов против… — сестра вовремя ударила кончиком хвоста по его маленькой голове. — Ай! Фто ты делаефь? Я из-за тефя яфык пикуфил! — Антарес обиженно отполз от сестры.

Ригель невинно помотала кончиком хвоста из стороны в сторону.

— Прос-сти, с-соверш-шенно случайно выш-шло. Да ты с-сам виноват! Нечего было рядом с-с моим хвос-стом ош-шиватьс-ся!

— Я ещё и виноват-с-с, — угрюмо пробормотал Антарес.

— Ладно вам, ребята, — прервал их Гарри, — лучше расскажите, что у вас нового?

— Нового? — задумалась Ригель. — Я вот на днях проглотила какую-то летающую жуж-ж-жащую тварь, да чуть не подавилас-сь, — скорбно закончила она.

— Ага, я говорил ей, ш-што это не по нашей части пища, а она — «экз-зотика», «экз-зотика» — откуда это с-слово вообще откопала? — покачал головой Антарес.

— Да что ты в пище понимаеш-шь, бес-столочь стоеросовая! — взвилась Ригель. — Я по твоей милос-сти вообще без ужина с-сижу пос-стоянно!

— С-снова я виноват? Ну как же… А вообще, меньш-ше надо о глупос-стях думать!

— Ах, глупос-сти? Да я хотя бы могу думать, в отличие от некоторых…

— В отличие от некоторых, ты думаеш-шь не на польз-зу с-себе! И мне, с-соответственно…

Гарри устало вздохнул — опять началось. Впрочем, никогда и не заканчивалось. Кровь из пальца всё ещё продолжала медленно пузыриться. Гарри достал из кармана мантии платок и обмотал им ранку. От вида расползающейся по платку красной точки он слегка поморщился.

— Всё, нам пора, — засуетился вдруг Антарес, — не хочется, чтобы с-старик нас увидел.

Ригель в этот раз не стала спорить и без всяких пререканий проворно спустилась с лавочки таким же способом, как и поднялась. Антарес не стал стараться и просто скатился с края, мягко шлёпнувшись на траву.

— Не поминай лихом, — перед тем как окончательно исчезнуть в кустах, театрально прошипела Ригель.

— И вам того же, — пробурчал Гарри, тоже покидая уютную беседку. Несмотря на то, что температура воздуха была не очень низкая, он продрог, казалось, до костей.

— А я вспомнил, Гарри, — ещё не дойдя до мальчика, издалека начал садовник. — Только что увидал в кладовке удобрения и подумал, что ты, наверное, приходил сюда, когда мне их профессор Ламмот от магглов привёз. На выходных это было, кажется. Я прав?

— Скорее всего, месье, — Гарри нетерпеливо переминался с ноги на ногу, стараясь сохранить тепло и поджидая момента, когда можно будет тактично распрощаться.

— Да, да, а удобрения весьма кстати пришлись. Мои-то розы капризничают. Гарри, да ты никак замёрз? Что же ты так легко одеваешься? Зима на дворе! Понимаю, мы здесь несколько избалованы на тепло, но всё же не Африка. Обидно было бы заболеть на каникулы, а они уже вот-вот начнутся…

— Они уже начались, месье, — вставил Гарри.

— Ну сколько раз мне говорить, Гарри, — называй меня Филлип, мне это привычнее. Каникулы, говоришь, начались? Да ты, наверное, зашёл попрощаться? А я, старый дурак, рад стараться, надоедаю своей глупой болтовнёй, — сокрушённо покачал головой старик.

— Я вовсе не уезжаю из замка, Филлип, — отрицательно замотал головой Гарри. Однако странно было называть человека, в несколько раз старше тебя, по имени. — Каникулы я проведу здесь.

— Правда? — засиял старик. — Вот так новость! Не считай, что я эгоист, Гарри, но я рад, что ты останешься в замке.

— Я тоже, — улыбнулся Гарри. Ещё как рад — даже пустым этот замок был гостеприимнее, чем сиротский приют.

Садовник аккуратно отрезал небольшую засохшую веточку от стебелька розы.

— Ты давно не приходил ко мне летать, Гарри, — с лёгким укором сказал он. — Я слышал, что тебе серьёзно досталось от преподавателей после того случая. Но я надеюсь, этот несчастный случай не напугал тебя? Не позволяй одной неудаче сломить твой дух.

Гарри непроизвольно оглянулся на дальнюю часть сада, где обычно проходили занятия полётов с садовником. Не один раз, проходя мимо кладовой, он подумывал о том, чтобы, взяв метлу, отправиться в сад, но тут же себя отдёргивал — не хватало ещё заработать исключение из академии из-за какой-то там забавы. Даже на уроках полётов он был сама осторожность.

— Вовсе нет. Но я боюсь, что в следующий раз меня исключат. Поэтому не хочу давать повод.

— Ну-ну, Гарри, — успокаивающе сказал садовник, — не стоит воспринимать все угрозы учителей всерьёз. Это лишь один из способов воздействия на учеников, — доверительно сообщил он. — Но я надеюсь, что на каникулах ты как-нибудь зайдёшь ко мне полетать, а? — подмигнул он. — Не думаю, что тебе за это что-то будет. В этот раз я буду более внимательно за тобой следить, — шутливо пригрозил он пальцем.

— Я постараюсь... — неуверенно протянул Гарри.

— Отлично. А теперь — марш в замок. Ты весь дрожишь! И в следующий раз одевайся потеплее, будь добр!

* * *

Когда наступило время ужина, перед мирно читающим Гарри с лёгким хлопком возникло маленькое худое существо с длинным носом и огромными чёрными глазами размером с теннисные мячики, одетое в светлую тряпицу, повязанную на манер тоги, на груди которой был аккуратно пришит герб Шармбатона — только звёздочки на нём были серого цвета. Боязливо сгорбившись и норовя закрыть лицо большими ушами, оно робким голосом сообщило, что является сопровождающим юного студента. Гарри, грешным делом было решивший, что к нему пожаловал эльф Санта Клауса, растерянно последовал за необычным существом.

Проворно передвигая тонкими ножками, существо поведало, что является домовым эльфом замка. Оправившись от удивления, Гарри набросился на коротышку с вопросами о том, кем являлись домовые эльфы, как жили, какова была их роль в магическом мире. Тот заметно нервничал, бросал на Гарри то напуганные, то просто молящие взгляды и, заикаясь, односложно отвечал, словно через силу выдавливая из себя ответы. Когда Гарри спросил у домового эльфа, почему он и его сородичи, обладающие своей магией, занимаются сугубо служением магам, тот возмущённо засопел, словно Гарри обозвал его каким-то ругательством, и оскорбленно ответил, что домовики делают всё, чтобы быть полезным и хоть немного облегчить жизнь великим мира сего. Гарри не стал развивать эту сложную тему. Когда домовой эльф довёл «молодого студента» до небольшой дверцы недалеко от Трапезной, Гарри был угрюм, задумавшись о скорбной участи целой расы рабов в этой высокоразвитой цивилизации.

На кухне уже находились все остальные студенты, по тем или иным причинам не разъехавшиеся по домам на праздники. Тучный широкоплечий повар с пышными усами, в высоком белом колпаке, походивший на платяной шкаф, весело поприветствовал Гарри и усадил рядом с его сокурсницей, стеснительной Жанной Санди-Мориц. Стол был накрыт оставшимися после завтрака блюдами. Все двенадцать студентов сидели подавленные — в основном из-за невозможности уехать домой — и угрюмо ковырялись в тарелках.

— Попробуй, очень вкусная фуа-гра, — прошептала Жанна, пододвигая Гарри небольшое блюдо.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил Гарри.

Ближайшим к нему блюдом была поджарая тушка курицы, разрезанная на несколько кусков и залитая неизвестным соусом. Засунув в рот один маленький кусочек этого мяса, Гарри только лишь из-за приличия не выплюнул его обратно. По всей видимости, в соус было добавлено вино — либо повар забыл, что готовит для детей, либо блюдо было с преподавательского стола.

Шеф-повар с умилением смотрел на «увлеченно потчевавших» детей, словно не замечая, что ни у кого из них не было аппетита, даже у полного мальчишки с двойным подбородком и руками-сосисками, который с прегрустной миной мелко крошил в тарелку сдобную булочку.

Шармбатонский повар, судя по всему, был гурманом и истинным французом, предпочитавшим экспериментировать с и так специфическими традиционными блюдами. А в честь праздника он и вовсе дал волю своему воображению.

— Кто желает супа? — услужливо поинтересовался повар и, не обращая внимания на отрицательные мотания головами «подопытных», разлил пюреобразную массу по маленьким тарелочкам, проворно подвинув каждую к соответствующему студенту.

Жанна, как показалось Гарри, скривилась и робко поинтересовалась у повара:

— А он не отравлен?

— Что-о?! Что за глупости бродят в вашей прелестной головке, мамзель? — оскорбленно воскликнул мужчина, взмахнув половником. Капля супа-пюре отлетела в затылок его помощника, страдальчески вычищавшего огромную кастрюлю.

Жанна залилась ярким румянцем и, опустив голову, начала оправдываться слегка заикающимся голосом.

— Я-я... простите, я п-просто слышала, что сегодня к-кого-то отравили…

— А я слышал, что Делакур прокляли, когда она спала, — подал голос толстячок, вмиг воодушевившись.

— Какое там спала! — подскочил худой старшекурсник с факультета Общих знаний. — Говорят, у неё и Фёрмер была дуэль, вроде как они не поделили Анри Ляпьена…

— Да вы что! Там ведь и магии никакой не было замешано! Совершенно обычное для подростков…

— Чушь! На самом деле ей кто-то в духи подлил зелье, — воскликнул третьекурсник с факультета Истории.

— Кхм-кхм… — деловито прочистил горло студент факультета Чар. — Сколько версий! Насколько я знаю — а я уж знаю получше вашего, поскольку учусь на одном с ней факультете, — сказал он, чувствуя своё превосходство над остальными, — подменили вовсе не духи, а её знаменитое освежающее зелье, сделанное по старинному рецепту её семьи, и которое еженедельно присылает ей её бабушка.

— Хм, — недоверчиво протянули остальные.

В кухне некоторое время стояла тишина. Гарри понемногу хлебал предложенный поваром суп, отчего заработал от того новую порцию умилённых взглядов. Он сидел на высоком стуле — слегка болтая не находящими опоры ногами и выпрямив спину, поскольку даже в таком положении линия стола доставала ему до верхней части груди. Они с Жанной были единственными первокурсниками здесь, поэтому самыми маленькими, но даже Жанна превосходила Гарри по росту. Заметив это, тот угрюмо насупился и попытался ещё больше вытянуться.

— Мне вот интересно, кто на такое пошёл, — задумчиво сказал третьекурсник, продолжая развивать тему. — Я просто думаю, что подменить эти зелья было не так уж и легко. А результат? Всего лишь прыщи по всему лицу, которые сразу же убрали.

— А мне больше интересно, как она сразу не заметила подмены, — Гарри замер, когда понял, что сказал это вслух. Подняв голову, он понял, что на него все смотрят. — Хм, я имею в виду, что жутковатое на вид зелье Крабица не так-то просто спутать с другими.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно поинтересовался старшекурсник факультета Чар, внимательно его оглядывая.

— Видел, — пожал плечами Гарри.

Третьекурсник хихикнул.

— Неужели ты думаешь, что этот первокурсник подменил зелья? — обратился он к старшему.

— Почему нет? — невозмутимо поинтересовался тот, пристально глядя на Гарри. — Я слышал, что Делакур на него зуб точит.

— Почему нет? — снова захихикал мальчишка. — Да ты только взгляни на него!

Гарри не понравилось такое обращение, и он бросил на третьекурсника злой взгляд, но тот не унимался.

— Он совершенный ребёнок, — продолжал он, — думаю, тут работа кого-то более коварного.

Видимо, на старшекурсника подействовало определение Гарри, как «ребёнка», подкрепляемое видом выглядывающей из-за большого стола чуть ли не одной только лохматой головы. Он усмехнулся.

— Прости, ты, наверное, понятия не имеешь, как это зелье варится.

«Хм!» — а Гарри знал. И даже варил. Он брал из библиотеки книгу по алхимии и сварил некоторые простые зелья для тренировки. А потом куда-то их задевал, что и сам не мог упомнить. Но невоспитанный третьекурсник был прав — Гарри определённо не был ни коварным, ни мстительным. Просто не дано ему это, что поделать.