Цвет веры (гет)

Ты ведь сможешь защитить?

Надежда живет, отметает сомнения.

Зло не может победить.

Наивная вера отыщет решение.

Мы сумеем не сгореть

В мире, который стремительно рушится,

Все стерпеть, преодолеть,

Оставшись при этом чистыми душами.

Снова клетка…

Любая комната превращается в клетку, если ты в ней заперт. И не важны ее размеры. Сырая камера в Азкабане или теплая, просторная комната в Хогвартсе — все это клетка, если ты мечешься в ней, сбивая руки в кровь о бездушные стены.

Вернувшись из безвременья, Сириус мечтал хотя бы на миг почувствовать себя подростком. Тем самым, который до одури любил Нарциссу и которому в общем-то ничего, кроме нее, в этой жизни нужно не было. Кто же знал, что его желание исполнится вот так и что он снова будет чувствовать себя беспомощным и жалким?

— Когда он уже очнется? — Сириус остановился посреди отведенной им с Ремом комнаты и стукнул кулаком по ладони.

— Чудо, что он вообще выжил, — негромко произнес сидящий в кресле Рем.

— Я не могу просто ждать, — Сириус запрокинул голову и зажмурился. — Ты понимаешь, что там с ней могут сделать все что угодно.

— Я понимаю, — все так же тихо ответил Люпин. — Но я считаю, что Снейп прав: цель Волдеморта — сын Нарциссы, поэтому, пока мальчик в Хогвартсе, самой Нарциссе ничего не угрожает.

— Снейп может ошибаться, — рыкнул Сириус. — Или недоговаривать.

Он потер грудь в районе солнечного сплетения, где с момента исчезновения Нарциссы образовался болезненный комок, не дававший нормально дышать, нормально двигаться, жить.

— Сириус, услышь меня! — Рем оказался прямо перед ним и с силой сжал его плечи. — Снейп напуган исчезновением Нарциссы не меньше нашего. Как бы ты к этому ни относился, у них особая история. Своя. На двоих. Я не намекаю на что-то… недопустимое, — осторожно сказал он.

— Недопустимое? — эхом откликнулся Сириус, глядя другу в глаза. — А разве оно вообще существует, это недопустимое, когда каждый день может стать последним?

Впервые в жизни он осознал, что предпочел бы видеть Нарциссу живой в объятиях Снейпа, чем погибшей или исчезнувшей вот так — бесследно. Было ли это предательством самой любви с его стороны? Имел ли он вообще право говорить о любви, думать о ней? Он ведь не смог ее защитить!

Люпин покачал головой.

— Не думаю, что мы с тобой вправе обсуждать эту тему. Просто хочу сказать, что нам нужно довериться Снейпу. Он восстановит силы, и мы со всем справимся.

— Как, Рем? — едва слышно спросил Сириус. — Как мы справимся, если Волдеморт наверняка укрылся в ненаносимом месте? Если на его стороне сильнейший легилимент. Если он все время на шаг впереди. Если мы даже не знаем, чего он на самом деле хочет.

Сириус высвободился из рук друга и, дойдя до ближайшего кресла, устало в него опустился.

В комнате уютно потрескивал камин, на столике у окна стоял поднос со свежим чаем и сэндвичами, в углах не прятались пугающие тени — все здесь дышало спокойствием и уютом.

Но кто сказал, что тепло и уют имеют хоть какое-то значение, если ты вымерз изнутри?

* * *

Северус Снейп открыл глаза и увидел серый потолок со сводами. Секунда ушла на то, чтобы понять, что он у себя в покоях. Еще секунда — на то, чтобы осознать: здесь слишком тепло. Сам он никогда так жарко не топил.

Саднящая боль от ран дала о себе знать одновременно с резкой болью в сердце. Оказывается, те первые две секунды были благословенно прекрасны, потому что он не помнил о случившемся. Теперь же ему хотелось вскочить и начать немедленно действовать. И только многолетняя привычка никогда не совершать необдуманных поступков заставила его задержаться в постели.

Осторожно сев, Северус оглядел пустую комнату и возблагодарил профессора Макгонагалл за то, что та не стала относиться к нему как к неразумному юнцу: его палочка лежала на тумбочке у кровати. Пальцы привычно коснулись полированной поверхности, и в душе появилось подобие спокойствия. Пока он в силах поднять волшебную палочку, никто не сможет навязать ему свою волю.

Почему он подумал о воле? Наверное, потому, что в его мире недавно шел черный снег. В черном-черном мире.

Проверив заклинанием свои жизненные силы, Северус скривился, а потом задумчиво кивнул сам себе. Да, он пострадал, и нет, он не был неуязвимым. Но на случившееся он никак не мог повлиять — лишь учесть в новой стратегии. Пожалуй, прямо сейчас он бы не выдержал даже средней атаки легилимента. Зато его мозг работал довольно четко, и в волшебной дуэли его противнику бы не поздоровилось.

У него болели раны, что несколько сковывало движения, но выпить обезболивающее в его случае означало снизить ясность мыслей. Поэтому эту помеху тоже просто придется учитывать.

Итак, ему нужно по максимуму сократить физические усилия, дозировать волшебные и на полную катушку использовать мозг.

Северус призвал из шкафа одежду, рассудив, что потратить магические силы сейчас разумнее, чем физические, и принялся неспешно облачаться, внимательно прислушиваясь к тому, как реагирует тело на его действия. Телу не нравилось. Тело хотело рухнуть на подушки, свернуться клубочком и никуда никогда не выходить. Но он не был бы Северусом Снейпом, если бы выбрал легкий путь. К тому же такое сосредоточение на физической боли позволяло не думать о том, что, возможно, происходит с Нарциссой прямо сейчас. Да, перед тем как отключиться, он уверенно сказал Блэку, что ей ничего не грозит, пока Драко находится в замке, но правда заключалась в том, что Северус ничего не знал о реальном положении вещей. За столько лет наблюдения за Темным Лордом Северус так и не научился до конца просчитывать его шаги. И предположение о слабости его магических сил тоже лучше было игнорировать, потому что недооценка противника — это худшее, что может случиться на войне.

Закончив одеваться, он перебрался в кресло у камина и вызвал профессора Макгонагалл. Та ответила моментально, как будто только этого и ждала.

— Как вы, Северус? — с какой-то материнской тревогой в голосе спросила она, и Снейп, не ожидавший этого, сухо сглотнул.

— Я в порядке, — поспешил заверить он, понимая, что сочувствия просто не вынесет. — Нам нужно убедиться в том, что никто из детей не сможет отправиться домой.

— Посещение Хогсмита запрещено. Внешний периметр Хогвартса под усиленной защитой. Профессор Флитвик об этом позаботился. Мы перешли в режим чрезвычайной ситуации.

— Это дети, Минерва. Глупые самонадеянные дети, — устало покачал головой Снейп. — Они найдут способ.

— Мы не можем сказать им ничего напрямую. Вы же понимаете. Будем надеяться, что за ближайшие сутки никаких сюрпризов от учеников не будет. — Макгонагалл устало потерла глаза. Кажется, в отличие от него, ей поспать так и не удалось. — Но это еще не все. У нас дурные вести.

Сердце Северуса, до этого трепыхавшееся, как снитч, резко замерло.

Макгонагалл поправила ворот блузки, скользнула пальцами по броши у горла и наконец подняла на него взгляд:

— Со мной связался один из членов Ордена… Артур Уизли вчера пропал.

Северус со свистом втянул воздух. Глупый отважный Уизли, решивший идти до конца…

— Я разослала письма тем семьям, в чьей лояльности я уверена, с предупреждением, что Хогвартс не принимает сов в целях безопасности детей. Мы отрезаны от мира. Это даст нам время.

Несмотря на бледность и усталость, Минерва Макгонагалл казалась в эту минуту Северусу моложе своих лет, потому что ее взгляд горел невиданной доселе решимостью.

— Время на что? — услышал он свой голос.

— На решение, которое вы обязательно найдете, — слабо улыбнулась она, и Снейп устало откинулся затылком на спинку кресла.

Говорят, что человеку нужно, чтобы в него безгранично верили. Наверное, тот, кто это придумал, никогда не оказывался в подобной ситуации.

— Найдите решение, Северус. Вся надежда только на вас.

Макгонагалл наклонилась вперед так резко, что Северус на миг испугался, что она упадет в свой камин.

— Я постараюсь, — одними губами прошептал он и успел увидеть улыбку на губах декана Гриффиндора, прежде чем связь оборвалась.

Несколько секунд Северус сидел зажмурившись и выбросив из головы все посторонние мысли.

В его разуме сейчас не было места Тому, Нарциссе, Артуру Уизли, Драко Малфою. Не было места никому. Там мелькали бессвязные, на первый взгляд, картинки: Метка, Темный Лорд, родовое древо Блэков, незапланированное обращение Люпина. Картинки прыгали под закрытыми веками, и Северус им не мешал, зная, что по окончании этого тошнотворного мелькания у него будет подсказка. Он точно поймет, куда им двигаться. Не может не понять.

Страх ледяным дуновением пробежал по его позвоночнику. Страх от того, что он подведет. В самый важный момент. Все испортит, разрушит, не оставит шанса. Его вдруг откинуло на четверть века назад, в ту пору, когда он был жалким и слабым... Когда еще даже не позволил себе начать мечтать о том, чтобы стать сильнее. Если бы не Нарцисса и Дамблдор, он бы так и не…

Дамблдор!

Северус так резко выпрямился в кресле, что у него на миг потемнело в глазах.

«В тайнике над камином я оставлю бумаги, которые могут тебе понадобиться. Тайник откроется лишь тебе и только тогда, когда для этого придет время».

* * *

Фред был жив. Нарцисса чувствовала слабую ниточку пульса под его подбородком. Его еще можно было спасти: она это знала! Вот только одного ее отчаянного желания помочь было недостаточно, потому что ее волшебная палочка осталась на улице Гриммо, в коридоре, на подносе рядом с чайной парой, украшенной голубыми узорами, из любимого сервиза матушки Сириуса.

— Участь предателей всегда незавидная, моя девочка, — негромко сказал Темный Лорд, стоя над ними: над бессознательным Фредом и Нарциссой, опустившейся рядом с ним на колени.

Она безостановочно гладила Фреда по лицу, понимая, что, будь у нее волшебная палочка, она не задумываясь направила бы ее против того, кто сейчас глумился над чужими страданиями. За Фреда, за Люциуса, за Марису, за Фриду, за Северуса, за Сириуса… Список тех, кого он лишил жизни и чьи судьбы разрушил, был бесконечным. Она могла бы вызывать в памяти их лица до самого рассвета. Всех, начиная с самых первых жертв, чьи колдографии появились на страницах прессы целую вечность назад, с Лили Поттер, которая погибла, защищая своего крошечного сына…

Ненависть в Нарциссе сейчас была такой сильной, что испугала ее саму. Этой ненавистью можно было разрушить целый мир. Древняя магия вейл требовала отмщения. Если бы только у нее была волшебная палочка!

Ресницы Фреда дрогнули, и он открыл глаза. Мазнул бессмысленным взглядом по ее лицу, посмотрел куда-то выше, и его рука тут же накрыла ее руку, лежавшую на его плече. Пожатие ледяных пальцев вышло еле заметным. Без помощи колдомедика Фреду долго не выдержать.

— Наш милый друг еще дышит, — прозвучало над ее головой. — Вероятно, ты хочешь о чем-то попросить меня, Фред? О прощении? О помиловании? Я так доверял тебе, а ты все это время так отчаянно меня ненавидел. Плел интриги, искал способ избавиться от Метки. Но вот незадача. Его не существует.

— Откуда? — прошептал Фред, глядя поверх плеча Нарциссы, и снова сжал ее руку.

— Ты для меня — открытая книга. Каждый из вас, — ответил Лорд.

— Неправда, — прошептал Фред. — Это не вы. Мысли читал кто-то другой.

— Ты глуп, Забини, — равнодушным тоном ответил Лорд. — Я все знаю о твоем разговоре с портретом сестры, о твоем визите в Хогвартс, о поисках миссис Малфой. Ты проделал все это не для того, чтобы исполнить мою волю, нет. А чтобы предупредить. Глупец. Ты думал, портреты не умеют лгать? В их уста можно вложить все что угодно. Даже красивую и почти настоящую историю про чудесного мальчика Дилана, который исполнил мечту предателей крови — избавился от моей Метки и моей власти.

Нарцисса видела, насколько тяжело Фреду находиться в сознании. Он смотрел на Лорда не мигая, и от этого на его глазах выступили слезы. Наверное, от этого. На последних словах Лорда глаза Фреда расширились. Он перевел взгляд на Нарциссу, сморгнул слезы и что-то прошептал, но она не услышала, что именно.

— Я даю тебе последний шанс, Фред. Один маленький шанс заслужить мое прощение.

Фред снова что-то прошептал одними губами, но Нарцисса вновь не разобрала слов.

— Ну как знаешь, — подытожил Лорд, и Нарцисса, встрепенувшись, повернулась к нему, закрывая Фреда собой.

— Мой Лорд, я уверена: от мистера Забини с его опытом и связями будет гораздо больше пользы, чем от его могилы на семейном кладбище.

Один Мерлин знал, чего ей стоило смотреть в это ненавистное уродливое лицо и говорить тоном, в котором не было ни капли гнева или ненависти — лишь смирение. И страх. Страху она позволила прорваться, потому что не могла лишиться еще и Фреда. Он был другом их семьи. Они через многое прошли вместе. Двадцать с лишним лет Фред находился поблизости, всегда готовый прийти на помощь.

Пальцы Фреда сильнее сжались на ее руке, и Нарцисса невольно оглянулась. Он опустил ресницы и чуть качнул головой. Его губы приоткрылись, и Нарцисса, склонившись к нему, зашептала:

— Борись, слышишь? Ты не можешь сдаться. Ты нам нужен.

Фред слабо улыбнулся и прошептал:

— Роберт… имя мальчика.

— Авада Кедавра, — раздалось над ними, и Фред — откуда только силы взялись? — оттолкнул ее прочь от себя.

Нарцисса упала на пол и изо всех сил зажмурилась, но даже под закрытыми веками она видела проклятую зеленую вспышку. В эту минуту она почти хотела услышать смертельное заклинание еще раз, потому что сил бороться не осталось. Все бессмысленно. Она в ловушке, а Фред… милый Фред…

«Роберт… имя мальчика».

Нарцисса не знала, сколько она пролежала так на ледяном полу, ожидая, что Лорд исправит свою оплошность и заклинание прилетит уже в нее. Но этого все не происходило. Наконец Темный Лорд произнес:

— Глупцы. Вы ведь могли иметь все, но решили выбрать не ту сторону. Я не стану убивать тебя сейчас. Подожду, пока ты будешь умолять меня об этом. И это время придет очень скоро.

Его шаги гулким эхом прокатились по обеденному залу, потом скрипнули дверные петли, потянуло сквозняком, и стало тихо. Мертвенно тихо.

Нарцисса открыла глаза. Первое, что она увидела, — безвольная рука Фреда Забини совсем рядом с ее лицом. Нарцисса ухватилась за его руку и, сжав ее, села. Фред, такой осторожный, такой правильный, продумывающий каждый свой шаг на несколько ходов вперед, просто не мог так нелепо погибнуть.

Эта мысль билась в ее мозгу, пока она пыталась нащупать пульс сперва на его запястье, потом на горле, потом снова на запястье. Золотая запонка слетела с его манжеты и со звоном покатилась по каменному полу.

Пульса не было. В бессмысленной надежде Нарцисса расстегнула его камзол, рубашку и прижалась ухом к груди. Сердце Фреда Забини не билось.

Нарцисса все знала о непростительных заклятиях. Она прочитала не один десяток книг, они говорили об этом с Северусом, она понимала, что «Авада Кедавра» необратима, но почему-то никак не могла перестать гладить Фреда то по непривычно спутанным волосам, то по еще теплой щеке.

— Как же так, Фред? — повторяла она, борясь со слезами. — Как же ты так сглупил?

Битва оказалась неравной, и слезы все-таки потекли по ее щекам. В ней больше не было страха — только ненависть и желание отомстить.

«Имя мальчика Роберт».

— Что ты хотел этим сказать, Фред? — прошептала Нарцисса, глядя на его лицо, которое впервые на ее памяти выглядело расслабленным и умиротворенным.

«Даже красивую и почти настоящую историю про чудесного мальчика Дилана, который исполнил мечту предателей крови — избавился от моей Метки и моей власти», — вспомнила она насмешливый голос Темного Лорда.

«Имя мальчика Роберт».

— Ты хотел сказать: тот, кто увидел это в твоих воспоминаниях, скрыл от Лорда настоящее имя мальчика? Но зачем?

Наверное, у проницательного и держащего все под контролем Фреда Забини был ответ на этот вопрос. Нарцисса вновь погладила его по волосам и пообещала, смахнув слезы со щек:

— Я вытащу тебя отсюда. Ты не останешься здесь на глумление им. Не знаю как, но вытащу. Клянусь памятью своей прабабки. Та еще была дамочка, скажу я тебе. Похоронила троих мужей, курила до старости и вообще была большой любительницей нарушать протокол. Держу пари, ты об этом не знал. Я и сама прочла ее дневники только пару лет назад.

Говоря это все, Нарцисса привела в порядок одежду Фреда, пригладила ему волосы и, сжав его руку, прошептала:

— Я вернусь, слышишь?

Решительно встав, Нарцисса оправила брюки и джемпер и огляделась по сторонам.

Они хотели войны? Они ее получат!

* * *

Грейнджер не дышала! Вообще. С ее приоткрытых губ не срывалось даже намека на дыхание.

Поттер лихорадочно щупал ее пульс, тряс ее за плечи, отчего распущенные каштановые волосы разметались по полу, но Грейнджер никак не реагировала.

— Малфой, что ты сидишь? — заорал наконец Поттер, встряхнув Грейнджер так, как будто обращался к ней. — Сделай что-нибудь! Это же твой проклятый перстень. Она попросила Рона снять его, чтобы ты очнулся! Чтобы ты жил!

Поттер выглядел как человек, который прямо сейчас готов был убивать. Но Драко это совершенно не пугало, в отличие от безвольно мотавшейся головы Грейнджер.

С тех пор как они, сталкиваясь плечами и локтями, вытащили ее из-под кровати, прошло не больше минуты, но Драко она показалась целой вечностью. Крик Поттера ввинчивался в виски, а самого Драко накрывало глухой паникой, потому что Грейнджер не дышала.

Поттер толкнул его в плечо, и Драко наконец отмер. Схватив кулак гриффиндорки, он принялся по одному разжимать ее пальцы, чтобы добраться до своего фамильного перстня. Пальцы были ледяными, а в том месте, которое касалось перстня, ему мерещились ожоги. Хотя на самом деле ничего подобного быть не могло. Родовая магия убивала, не оставляя внешних следов. Он это знал. Он много всего, оказывается, знал. Только, к счастью, не помнил до поры.

Добыв наконец перстень, Драко на миг сжал его в кулаке, успокаиваясь привычным, уютным теплом. Фамильный перстень рода Малфоев был единственной стоящей вещью в этой комнате. Драко замер, осознав, что заучка Грейнджер оказалась права. Вот она — причина его дикой головной боли, его подступающего сумасшествия, страха, недоверия. Если убрать перстень, то он сможет наконец думать холодной головой и со временем со всем разберется.

Драко поднял взгляд на бледного Поттера. Тот смотрел в его глаза, кажется, прекрасно понимая, о чем именно он сейчас думает.

— Если ты его не наденешь, они погибнут, — безжизненным тоном прошептал Поттер, прижимая к себе Грейнджер, и кивнул куда-то за спину Драко. Вероятно, на Уизли.

«Ну и что?» — хотелось сказать ему. Это всего лишь Грейнджер и Уизли.

Драко опустил взгляд на перстень. Витиеватую букву «М» обвивали руки-лапы каких-то зверей-людей. Боковым зрением он видел локон Грейнджер, скользивший туда-сюда по полу в такт тяжелому дыханию Поттера. Набрав в грудь воздуха, как перед прыжком в воду, Драко решительно натянул перстень на палец и тут же со стоном согнулся, потому что боль обрушилась с такой силой, будто мстила за минуты промедления.

«Грязнокровка не имеет значения. Она всего лишь пыль у твоих ног», — настойчиво стучало в висках.

— Малфой! — ворвался в его мир окрик Поттера. — Ты не можешь сейчас сломаться. Это же ты.

Последние слова прозвучали беспомощно.

Драко с трудом поднял голову. Глаза слезились от боли, отчего силуэт Поттера размывался, как на испорченной колдографии. Он сморгнул и вдруг очень четко увидел Грейнджер. Ее губы выделялись неестественно ярким пятном на фоне совершенно белого лица.

«Грязнокровкам не место в новом мире».

Драко сглотнул и прошептал:

— Заткнись.

— Я? — спросил Поттер.

— И ты тоже, — устало выдохнул Драко и коснулся руки Грейнджер.

Руки, которую совсем недавно он сжимал, удивляясь тому, как правильно она ощущается.

«Грязнокровка должна умереть».

Драко зажмурился, сильнее сжимая ледяные пальцы гриффиндорки, и вытащил из-за пояса волшебную палочку. Он точно знал, что должен сделать. Всего два слова, и Грейнджер уснет навсегда. Больше не будет боли, не будет сомнений. Вот только и ее больше не будет. Драко распахнул глаза и впился взглядом в лицо девушки. У нее был чуть вздернутый нос и россыпь мелких веснушек, непослушные волосы и очень нежная кожа. Он это помнил. И каждое новое нечеткое воспоминание отдавалось невыносимой болью в его голове.

Драко вновь поднял взгляд на Поттера, такого же бледного, как Грейнджер, и такого же сумасшедшего. Ну кто их просил в это ввязываться?!

«Грязнокровка не имеет…»

— Заткнись, — сквозь зубы процедил Драко и направил подрагивающую палочку на Грейнджер.

— Оживи! — произнес он, кажется, впервые вкладывая в это слово столько смысла. Мечтая, чтобы она наконец открыла глаза.

В его голове что-то взорвалось, но Грейнджер дернулась, тихо застонала, а потом распахнула огромные глаза. Ее расфокусированный взгляд сперва задержался на Поттере, потом на Драко, и она резко села, вырываясь из объятий всеобщего любимца.

— Рон! — Грейнджер рванула мимо Драко то ли ползком, то ли бегом к Уизли, о котором, кажется, все, кроме нее, успели забыть.

— Драко, ему нужна помощь! — гриффиндорка по-хозяйски потрясла его за плечо, а потом принялась гладить по лицу Уизли. — Рон, ты меня слышишь? Моргни! Рон! Драко, ну сделай же что-нибудь.

Драко Малфой, скорчившийся было от очередного приступа боли, которая из головы разлилась, кажется, по всему телу, поднял взгляд на Поттера. Поттер больше не орал, не просил. Просто смотрел. Драко мог послать их всех подальше. Он вернул Грейнджер. Хватит. Он и так сделал больше, чем мог, потому что грязнокровка не должна…

— Заткнись, — простонал Драко.

— Ты мне? — испуганно спросила Грейнджер, и Поттер, гад, любезно пояснил:

— Да нет. Это он сам с собой общается. Не обращай внимания.

— Ох, — Грейнджер на этот раз осторожно коснулась его плеча и прошептала: — Драко, тебе плохо? Ты… Ты надел перстень? — воскликнула она, бросив взгляд на его руку. — Ты…

Драко прикрыл глаза и постарался сесть ровнее. Мысль о том, что он тут едва не падает при ней, была невыносима. А еще, если закрыть глаза, казалось, что ее голос звучит как-то по-особенному.

«Грязнокровка не должна…»

— Помоги Рону, пожалуйста, — прошептала эта самая грязнокровка, обжигая его ухо горячим дыханием.

Боль вышла на новый виток, и Драко понял, что если эта пытка продлится еще пару минут, то Уизли так и останется овощем. Впрочем, он тоже, потому что терпеть сил уже не было.

— Как скажешь, Грейнджер, — криво улыбнулся он и, открыв глаза, направил палочку на Уизли.

Снимая с него парализующее заклятие, Драко думал, что, в сущности, проклятия, вызванные родовой магией, снимаются стандартными заклинаниями. Дело было лишь в том, кто именно их произносит.

Уизли судорожно втянул воздух и резко сел, как неожиданно оживший труп. Грейнджер шарахнулась в сторону и едва не снесла Драко, Поттер бросился к Уизли, и Драко мысленно застонал: гриффиндорцы были удивительно глупыми и неуместными. Они не имели права называться волшебниками. Ни один из них. Они были жалкими, никчемными людишками.

Драко медленно поднял волшебную палочку, направив ее в сторону этих пародий на волшебников. Боль разом отступила, не оставив после себя даже отголоска. Ему стало так хорошо, что захотелось рассмеяться. Что он и сделал.

Они обернулись к нему — все трое. Поттер выглядел настороженным, Уизли — дезориентированным, а Грейнджер робко улыбнулась. Потом заметила направленную в ее сторону палочку и спросила:

— Что ты делаешь?

Спросила так открыто, с еще не сошедшей с лица улыбкой, что Драко снова стало смешно.

«Убиваю вас», — хотелось сказать ему, но слова застряли в горле, поэтому он молча поднял палочку повыше. В конце концов, они не стоят того, чтобы он объяснялся.

Где-то на задворках сознания билась мысль, что в нем что-то сломалось и это связано с родовой магией. Мысль была панической, непривычно суматошной. Как будто вовсе не его. Он ведь всегда мыслил структурно, логично. До того, пока эта грязнокровка не отравила его своими поцелуями.

Она на имеет права на существование, и он сейчас исправит эту досадную оплошность четко выстроенной магической системы.