Цвет веры (гет)

Шаг вперед не всегда приближает к цели,

Иногда это просто движенье по кругу.

Иногда кожей чувствуешь: ты на прицеле

И тебя загоняют уверенно в угол,

 

Отнимают последние крохи надежды,

Убеждают, что выхода нет и не будет,

От тебя ничего не зависит, как прежде,

Ты лишь пешка, которую с легкостью срубят.

 

И на этом пути, что тебе обозначен,

На пути, на котором не выбирают,

Ты ведь можешь свою испытать удачу

И стать тем, кто по правилам новым сыграет?

 

Нарцисса постучала в запертую дверь комнаты Сириуса. Ответом ей послужила тишина. Постучав еще раз, Нарцисса на миг прикрыла глаза, стараясь выровнять дыхание. Она понятия не имела, что будет ждать ее за этой дверью, и ей было страшно. После третьего стука Сириус наконец соизволил открыть.

— Что-то случилось? — вежливо осведомился он, окинув ее беглым взглядом. Он выглядел немного взъерошенным, будто только что запускал руки в волосы. Этот привет из юности — привычка растрепывать волосы в минуту волнения — заставил сердце Нарциссы сжаться.

— Я хочу с тобой поговорить, — негромко произнесла она.

— Насколько я помню, мы с Ремусом все проверили в гостевой комнате. Ванная там исправна, колдовать в этом доме ты можешь безо всяких последствий. На кухне есть все необходимое. Можешь пользоваться чем пожелаешь, и…

Сириус старательно играл в гостеприимного хозяина, стоя на пороге и всем своим видом давая понять, что никакого разговора не будет и в комнату Нарциссу впускать никто не собирается. Мерлин, этот дом точно заколдован. Здесь все ведут себя как подростки. Разве что Люпина каким-то образом эта магия обошла стороной, и он остался оплотом здравого смысла.

— Ремус приглашал пить чай, — перебила Нарцисса Сириуса, и тот, запнувшись, уставился на нее так, будто не ожидал, что она заговорит. Впрочем, быстро взял себя в руки и продолжил:

— Кухня прямо по коридору и…

— Не надоело? — довольно резко произнесла Нарцисса.

— Знаешь, надоело, — неожиданно устало признался Сириус. — Ты извини, что я ворвался в гостиную. Просто я невольно подставил Снейпа и хотел замолвить за него словечко, потому что я знаю тебя… Думал, что знаю. В общем, я… Мерлина ради, Нарцисса, ты потеряла мужа не так давно. Я, конечно, понимаю Снейпа… Хотя нет, я его не понимаю. Несмотря ни на что, я не ожидал, что он воспользуется ситуацией так быстро. Надеялся, что он даст тебе хотя бы несколько месяцев, но это…

— Ты о чем, Сириус?

— Об этом, — Сириус взмахнул рукой, указывая на нее так, будто она стояла перед ним в свадебном платье, готовая выйти замуж за Северуса Снейпа прямо сейчас.

— Ты в своем уме? — уточнила Нарцисса, чувствуя, что начинает злиться.

— Не уверен, но это никак не относится к ситуации со Снейпом, — жестко ответил Сириус.

— Так. Знаешь что? Мне это надоело.

Сириус прищурился, а Нарцисса шагнула вперед и, толкнув его в плечо, заставила отступить вглубь комнаты. Захлопнув дверь, она наложила на нее запирающее заклятие и развернулась к Сириусу.

Сириус следил за ее действиями с демонстративно безучастным видом.

— А теперь мы поговорим. Только я предупреждаю сразу, если ты хочешь ссоры, можешь продолжать говорить гадости про Северуса. Это лучший способ.

— Нет, что ты. Я не хочу с тобой ссориться, — Сириус с усмешкой сложил руки на груди. — Ты моя гостья, поэтому я буду нем как рыба.

Нарцисса мысленно сосчитала до десяти, напоминая себе, что у Сириуса украли тринадцать лет жизни, что у него просто не было возможности повзрослеть, поэтому в трудных ситуациях у него включаются те же самые реакции, которые она наблюдала в их юношеские годы.

— Это хорошо, что ты помнишь о гостеприимстве. Раз уж мы не попали на чаепитие, будь добр, наколдуй чай.

— Ты же не любишь наколдованный, — вновь прищурился Сириус.

— За неимением нормального подойдет, — вежливо улыбнулась Нарцисса.

Она знала, что Сириус ненавидел колдовать под чьим-либо взглядом еще со времен экзаменов. Однако он справился. Правда, поднос с чайными парами грохнулся на письменный стол так, что чай расплескался, но Нарцисса поблагодарила Сириуса и, взяв одну из чашек, сделала глоток.

Она вправду не любила наколдованный чай. Северус, пожалуй, был единственным человеком, у которого волшебный чай получался не хуже обычного. А вот чай Сириуса можно было оценить балла на четыре по десятибалльной шкале, но Нарцисса даже не поморщилась.

Сириус взял вторую чашку и, глядя ей в глаза, сделал глоток. Он в этом смысле был непривередлив и, насколько она помнила, ел и пил все, что предлагали.

— Сириус, — серьезным тоном произнесла Нарцисса и отставила чайную пару, — я хочу, чтобы ты уяснил раз и навсегда: ты для меня очень важный человек. Ты можешь говорить и думать все что угодно, но моими чувствами к тебе я никак не оскорбляю память Люциуса, потому что они появились до него и существовали сами по себе, никак не влияя на выполнение моего семейного долга. Да, я ношу траур по мужу и буду носить его положенный срок. И не потому, что так нужно в глазах общества — мне на него плевать, — а потому что я сама считаю это правильным. Люциус был сложным человеком, но в нем было и хорошее. Просто он оказался слабым. Презирать человека за слабость… наверное, кто-то и стал бы, но не я. Я сама сделала слишком много вещей просто потому, что боялась бороться. Это чтобы закрыть вопрос о Люциусе и моем к нему отношении. Теперь что касается Северуса, — пока она говорила, Сириус смотрел на нее не отрываясь, и, будь Нарцисса не так взбудоражена произошедшими событиями, она наверняка смутилась бы, но не теперь. — Северус — важная часть моей жизни. Он всегда меня поддерживал и продолжает это делать. Если бы не он, я просто сошла бы с ума. Ради возможности быть со мной рядом он принял Метку.

— Что? — вырвалось у Сириуса.

— Поэтому я хочу, чтобы ты понимал, Сириус, — с нажимом произнесла Нарцисса, — я не отвернусь от него. Да, я испугалась сегодня того, что он мог меня предать, но это просто от растерянности, от усталости. Это мимолетное, понимаешь? Это никак не меняет моей веры в него. Знаешь, если на моих глазах он сделает что-то ужасное, всем придется потрудиться, доказывая мне, что у него был иной выход. Поэтому я прошу тебя, я тебя умоляю, не заставляй меня выбирать между вами.

Нарцисса шагнула вперед и забрала у Сириуса чашку с чаем. Ее руки дрожали, и чай расплескался на пол, но ни она, ни он этого не заметили. Сириус отвел взгляд и медленно кивнул.

— Я не буду, — хрипло прошептал он. — Обещаю.

— Спасибо, — благодарно улыбнулась Нарцисса, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Она не глядя поставила чашку на стол и обняла Сириуса за шею.

Наверное, после всего вышесказанного она не имела на это права. Но, кажется, ей было наплевать. Сириус на миг замер, а потом судорожно втянул воздух сквозь стиснутые зубы и осторожно обнял ее в ответ.

— Спасибо, — повторила она. — Для меня это очень важно.

Сириус осторожно коснулся губами ее макушки и ничего не сказал. На самом деле он завидовал Люциусу Малфою. Тот был благословенно мертв и не мог видеть того, кто вскоре займет его место рядом с ней. Сириус был лишен этого блага. Вместо этого он имел глаза и остатки здравого смысла и догадывался, кого она выберет. Никчемный Сириус Блэк, человек без имени, статуса и без мало-мальских перспектив на будущее — против с легкостью выходящего из всех передряг несгибаемого Северуса Снейпа, имеющего положение в обществе, железную волю и изворотливый ум. Ваши ставки, дамы и господа!

* * *

Найти информацию о ком-то из чистокровных волшебников, не привлекая внимания к поискам, оказалось неожиданно сложно. Вернувшись из поместья Форсби, Фред Забини сперва долго бродил по ухоженным дорожкам в своем саду, потом провел добрых полчаса в комнате Блез, сидя на кровати и скользя бездумным взглядом по старым плюшевым игрушкам. Мысль о том, что его маленькая девочка вдруг неожиданно выросла и находится в шаге от помолвки, заставляла почувствовать собственный возраст, как ничто иное. С осознанием возраста пришла мысль о том, сколько всего он не успел в этой гонке на выживание. Однако сил на то, чтобы выйти на очередной виток этого пути, уже не оставалось, поэтому момент начала поисков таинственного Роберта Фред откладывал до последнего. Лишь когда няня Блез в третий раз заглянула к нему и покачала головой, он со вздохом встал с кровати и покинул комнату дочери. Переложить хотя бы часть своих обязанностей было просто не на кого.

Вот тут-то Фред и столкнулся с тем, что доступные ему источники не могут дать нужную информацию. Если о британских волшебных родах он знал довольно много без всяких справочников и газетных подборок, то с французскими дело обстояло весьма печально.

Фамилия Гамилье упоминалась в перечне древнейших родов магического мира. В «Большой книге величайших заслуг перед волшебным сообществом» целая статья была посвящена Франсуа Гамилье Третьему из-за героической гибели в битве с троллями, произошедшей четыре сотни лет назад, и… все.

У него было два пути: связаться с кем-то из Пожирателей или же попытаться добыть сведения у кого-нибудь из работников Министерства. Оба пути были нелегальными, поэтому после раздумий Фред решил, что есть только один человек, к которому он может обратиться за помощью.

Разумеется, он сомневался, потому что в свете новой информации от Фриды доверять кому-либо, кто носит Метку, было самоубийством. Но если уж существовал человек, который умудрился выжить в самом пекле между двух огней и даже получить оправдательный приговор, когда все говорило против него, то пренебрегать возможностью обратиться к нему за помощью глупо. Поэтому, едва дождавшись шести часов утра, когда, разумеется, выходить на связь было неприлично рано, но при известных обстоятельствах вполне возможно, Фред связался с личным камином Северуса Снейпа, чего не делал до этого никогда.

Снейп не отвечал так долго, что Фред успел обругать себя за настойчивость и усомниться в словах Фриды. Однако, когда связь установилась, он и думать забыл о том, зачем ему нужен был Снейп, потому что тот выглядел так, что у Фреда вместо приветствия вырвалось:

— Проведи меня в Хогвартс. Я сделаю все, что смогу.

Хотя они не были не то что друзьями, а даже приятелями.

* * *

Нарцисса, отправившаяся утешать Блэка, так и не вышла проститься, и Северус решил, что сидеть до утра, распивая чаи с Люпином, будет по меньшей мере странно. Его ждал новый день, который, как подозревал Северус, должен был принести новые неприятности.

Нет, Северус Снейп не был пессимистом. Просто он осознавал, что неожиданные радости, вроде согревающих объятий с Нарциссой и понимания, что она никогда от него не отвернется, и так были гораздо больше того, на что Снейп вообще мог рассчитывать. Он не видел ни одного пути, по которому его могла бы настигнуть добрая весть. Разве что Дамблдор вдруг неожиданно вернется здоровый, полный сил и идей, как победить Темного Лорда и навсегда прекратить эту войну. Вот только надеяться на несбыточное было глупо. Это Северус усвоил еще в школьные годы.

Когда он вернулся к себе, часы показывали без четверти два. Северус немного побродил по комнате, стараясь не обращать внимания на шкафчик с вожделенным зельем, выпив которое, он мог бы проспать глубоким сном без сновидений. Пить зелье Северус не хотел. Вернее, выспаться, разумеется, хотел, а вот проспать положенное для действия зелья время, чтобы качественно после этого соображать, позволить себе не мог.

Впрочем, отсутствие сна было не основной причиной, которая вызывала беспокойство Северуса. Он не мог перестать думать о наследнике Лорда. Версия Нарциссы о том, что ребенок при серьезных исходных данных и соответствующем магическом ритуале сможет стать обладателем большой силы, очень походила на правду. Она находила свое отражение в том, что Лорд пытался сделать с Драко Малфоем: наделить мальчика силой и воспитать послушным орудием.

Шестнадцать лет назад в этот план невольно вмешалась Лили, и ее защита, едва не убив Лорда, выбросила его из жизни волшебного сообщества на долгие годы. Не случись этого, кто знает, как выглядел бы мир прямо сейчас. Мысли Северуса перекинулись на Лили, что случалось с ним нечасто, но всегда основательно выбивало из колеи. Так было и теперь. Северус пытался вновь переключиться на мысли о наследнике, но это опять закономерно возвращало его к размышлениям о Лили и том, как все могло бы быть, если бы шестнадцать лет назад не случилась та чудовищная трагедия, если бы Лорд не возжелал поработить мир, если бы сам Северус оказался в нужное время и в нужном месте и смог бы защитить ее…

Около трех часов ночи Северус наконец перестал бродить по комнате и, устроившись в кресле, прикрыл глаза, надеясь на хотя бы короткий сон. Лили, живая и настоящая, улыбалась ему так невыносимо тепло, как, наверное, никогда не улыбалась в реальности. Северус распахнул глаза и нашарил на столике у кресла книгу. Раскрыв ее на первой попавшейся странице, он принялся скользить по строчкам невидящим взглядом, то там, то здесь выхватывая бессмысленные сейчас фразы, в то время как фантомная улыбка Лили отнимала последние силы.

Когда около шести утра его камин засветился сигналом вызова, Северус вздрогнул и сосчитал до десяти, прежде чем встать с кресла. Тратить время на одевание в этот раз ему было не нужно, но он все равно около минуты просто смотрел на сигнал вызова, зная, что это Фред Забини, и отчаянно не желая отвечать. Он прекрасно понимал, что в шесть утра Фред вряд ли скажет что-то приятное. Но тот его удивил: после того, как связь установилась, он вызвался сделать для Снейпа все возможное, при этом прямо сейчас. Хотя Северус ни о чем не спросил. Он даже рта раскрыть не успел.

— Ты один? — спросил Снейп, также проигнорировав этап приветствия.

Фред кивнул, и Северус протянул ему руку.

Шагнув в его комнату, Фред принялся оглядываться по сторонам, будто оказался в картинной галерее. Северус же во избежание неприятностей направил палочку на камин и перекрыл любую возможность с ним связаться или проникнуть в его покои. Доверял ли он Забини? Чуть больше, чем прочим. И, учитывая то, что прочим он не доверял вообще, полагаться на Забини без особой нужды он бы не стал. Вольно или невольно Фред мог стать тем, кто сдаст его на расправу Лорду или Министерству. Исход мог быть плачевным в обоих случаях.

Закончив наконец с осмотром его жилища, Фред повернулся к Северусу и произнес:

— Я хотел обсудить с тобой один… деликатный вопрос.

Северус мысленно выругался. Хотел ли он добавлять себе забот о деликатных вопросах Забини? Определенно, нет. Но это могло касаться Драко. Да и за Блез он нес ответственность как декан.

— Говори. Хочешь чаю? Кофе? — вежливо осведомился Снейп, на что Забини, к счастью, отрицательно качнул головой и без приглашения устроился в кресле.

Северус уселся в соседнее, и некоторое время они с Фредом молча смотрели друг на друга. По лицу Забини как всегда невозможно было что-либо понять: годы в стане Пожирателей смерти наложили свой отпечаток.

— Как себя ведет твоя Метка? — наконец подал голос Забини, и у Северуса засосало под ложечкой.

Он-то надеялся, что речь пойдет о детях, но, кажется, им придется решать вопросы посерьезнее.

— В последние годы весьма пристойно, — медленно произнес он.

— У тебя нет ощущения присутствия?

«Что ты делаешь? — хотелось сказать Северусу. — Ты же закапываешь этим разговором сам себя. Стоит Лорду покопаться в твоих мозгах, и Блез останется в лучшем случае сиротой».

— Нет, — сказал он вслух и, посомневавшись, добавил: — но я закрыт.

Фред понимающе кивнул и после непродолжительного молчания произнес:

— В последнее время я почти постоянно ощущаю чужое присутствие.

Теперь кивнул Северус. Он прекрасно понимал, о чем говорит Фред. Его самого присутствие в голове сводило с ума многие годы, но он научился не пускать его дальше выставленных им самим границ.

— Просто не думай о важном, — посоветовал Северус.

— Я помню, — перебил его Фред и вдруг произнес: — Я разговаривал с Фридой вчера.

Не успел Северус удивиться, как Фред сказал:

— Алан, ее супруг, заказал ее портрет. Две недели назад его доставили.

Фред замолчал, и Северус дал ему время. Он считал посмертные портреты несусветной глупостью. Он не мог представить, как общался бы с портретом Марисы или же… Властимилы.

— Северус, ты знаешь, что такое Исчезающее пламя?

Северус не удивился вопросу. После атаки легилимента, разговора с Нарциссой и бессонной ночи он не был готов удивляться.

— В теории. Сам ни разу не пользовался. Не считаю себя настолько сильным магом, чтобы обуздать то, что не удается обуздать никому. А ты знаешь о нем что-то, неизвестное другим?

Фред несколько секунд смотрел в пламя камина, которое после его прихода разгорелось жарче, потому что в комнатах Северуса после ночи обычно было довольно холодно. Сам он к этому привык, а доставлять неудобство гостю не хотелось.

— Фрида сказала, что за день до того, как она погибла, в госпиталь доставили юношу, который применил к себе заклинание Исчезающего пламени.

— Если бы я не знал, что случилось в госпитале на самом деле, посчитал бы, что этот милый юноша повинен в пожаре, произошедшем на следующий день.

— Да, — кивнул Фред. — Я тоже читал, что, единожды использовав Исчезающее пламя, ты должен быть готов к тому, что оно может появиться вновь в любой момент.

— Я не слишком подробно изучал этот вопрос, но из того, что помню: пламя возвращалось не всегда, — порывшись в памяти, произнес Снейп.

— Ты прав. И никто так и не понял, от чего его возращение зависело. Но его возвращение, как правило, означало летальный исход. Хотя, допускаю, что это страшилки для того, чтобы уберечь юные умы от опасных опытов.

— Почему ты упомянул этого юношу, если он не повинен в пожаре? — полюбопытствовал Северус и все же наколдовал две чашки восхитительно ароматного чаю.

Фред с улыбкой и легким поклоном принял свою чашку и отпил, даже не проверив содержимое чашки на заклинание или же на зелье. Подобная беспечность покоробила Северуса, впрочем, он тут же вспомнил, как сам пил воду, предложенную Люпином, не так давно, а нынешней ночью еще и чай. И оба раза не проверял напитки ни на что.

Сделав еще один глоток, Фред поднял взгляд на Северуса и произнес:

— Фрида считает, что этот мальчик выжег Исчезающим пламенем свою Метку.

Северус отпил из своей чашки и сжал ее в ладонях.

— Почему она так решила? — спросил он, привычно следя за тем, чтобы голос прозвучал ровно.

— Говорит, что самое сильное поражение пришлось на левое предплечье. Ну и еще потому, что она знала, что этим пламенем можно выжечь древние руны и магические знаки.

— Слишком опасно, — с сомнением произнес Северус, в то время как внутри начало зудеть от лихорадочного предвкушения. А что, если от Метки можно избавиться и неведомый мальчик это доказал? — Мальчик выжил?

— А вот для этого я к тебе и обратился, — вздохнул Фред. — Он утверждал, что ничего не помнит. В госпиталь его привез друг, который тут же сбежал. По версии друга, они ставили неудачный опыт с зельями, но, я так понимаю, ни одно зелье не оставляет по телу ожогов в форме воронок равного диаметра.

Снейп вопросительно приподнял бровь.

— Ты хотел уточнить про характер повреждений? Если твоя сестра описывает верно, а причин в этом сомневаться у нас нет, то это не зелье. Любое зелье, направленное на повреждение кожных покровов, будет действовать хаотично, и раны никогда не окажутся одинаковыми. Реакцию запускает сам организм в ответ на тот или иной компонент. И, как сам понимаешь, одно и то же зелье у разных людей вызовет схожую картину, но не идентичную. А уж про то, что прыщи, ожоги или порезы будут одинаковые в разных местах… Нет, это след от чар.

Фред удовлетворенно кивнул.

— В том, что это чары, я не сомневался. Мне нужна помощь, чтобы установить личность этого мальчика.

— Ты подозреваешь, что он учился в Хогвартсе?

— Отнюдь. Точно знаю, что не учился. На его шее был фамильный медальон с гербом Гамилье и надписью «Роберту с любовью». Подозреваю, что он учился в Шармбатоне. А теперь мне нужно выяснить, за кого вышла замуж дочь Этьена Гамилье. Но я не знаю, как это сделать, не привлекая внимания.

Северус сделал глоток чая и отставил чашку на столик. Побарабанив пальцами по подлокотнику, он произнес:

— У нас есть имя, нет возраста и есть предполагаемое родство с Гамилье.

— Почему предполагаемое? Ни одна помолвка не длится столько лет.

— Помолвки, бывает, расторгают, — посмотрев в глаза Фреду, произнес Северус.

Фред допил чай и тоже отставил чашку.

— Да, бывает, мальчишки начинают считать, что могут изменить мир, — наконец со вздохом произнес он.

Северус вновь побарабанил пальцами.

— На каком основании мы можем заинтересоваться Гамилье? — принялся он размышлять вслух. С Фредом он порой мог себе это позволить.

— Я уже подумывал на крайний случай затеять какую-нибудь судебную тяжбу и как-то вовлечь в нее Гамилье. Насколько я понял, глава семейства занимается коллекционированием антиквариата. Можно купить что-то старинное с фальшивой отсылкой к дому Гамилье и усомниться в подлинности.

— Слишком опасно, Фред, — покачал головой Северус. — Мы все еще живы как раз потому, что не высовываемся. Привлечь к себе столько внимания — это все равно, что прийти к Лорду и рассказать о том, что хочешь стать аврором. Или же запустить Черную метку посреди министерства.

— Вот поэтому я и обратился к тебе, — на лице Фреда проступило раздражение.

— Я подумаю, что можно сделать, — вздохнул Северус. — Что будет, когда мы найдем этого Роберта?

— Я хочу поговорить с ним, Северус, и, если он правда избавился от Метки, я готов рискнуть и повторить это.

— Прости? — едва слышно выдохнул Снейп.

— Я устал, Северус. Я не ты — я не справляюсь. Я хочу, чтобы Блез и Алин ничего не угрожало. У меня достаточно средств и сил, чтобы обеспечить охрану поместья от Пожирателей. Мне просто нужно избавиться от власти Лорда.

— Мерлин, ты зачем это все говоришь? — Северус все-таки позволил себе сжать виски руками и застонать сквозь зубы. — Он — легилимент.

— Я знаю, Северус. Но я верю сестре. Она считает, что Лорд не так уж и силен. А значит, благодаря тому, что я знаю от тебя, у меня есть шанс скрыть мысли. Если уж я столько лет это делал, то…

Северус откинулся на спинку кресла и помотал головой:

— Это опасная иллюзия, Фред. Если он ударит в полную силу, ни один окклюмент не выдержит.

Фред медленно кивнул.

— Это я понимаю. Дай мне слово, что позаботишься о моей дочери, когда меня не станет.

Северус нервно рассмеялся. Количество детей, о которых ему предстояло позаботиться, увеличивалось пропорционально тому, как его оставляли сила и решимость.

— Давай ты постараешься выжить? — искренне попросил Снейп.

— Это само собой, — улыбнулся Фред. — Но если у меня не получится…

Несмотря на улыбку, его взгляд оставался серьезным.

— Разумеется, я позабочусь о Блез, — вновь вздохнул Северус.

— Спасибо.

Фред встал с кресла и протянул руку. Северус, с усилием поднявшись, ее пожал.

— Лорд хочет, чтобы я нашел Нарциссу. Он вызвал меня к себе для отчета в нынешнюю субботу, — не выпуская руку Северуса, произнес Фред.

Снейп открыл было рот, но не издал ни звука. Новость не удивила. Он же не мог всерьез считать, что Лорд не узнает об исчезновении Нарциссы. Значит, все-таки он что-то оставил в имении Малфоев, раз ему так быстро стало известно об этом.

— Нарцисса исчезла? — изобразил удивление Северус.

— Да. Я пытался связаться с имением Малфоев несколько раз. Камины закрыты, совы возвращаются ни с чем.

— Надо же, — придав лицу обеспокоенное выражение, произнес Северус.

— Ты не знаешь, куда бы она могла отправиться?

— Имение Делоре разрушено. Есть еще один из домов Люциуса, но не думаю, что она там. Впрочем, мы можем проверить.

— Давай проверим, если тебе не сложно, — попросил Фред и выпустил ладонь Снейпа.

Северуса всегда восхищало то, как хорошо Забини ориентировался в ситуации. В субботу ему будет что рассказать Лорду, а еще будет чем объяснить свой визит в Хогвартс. И даже попытки найти Нарциссу можно будет смело показывать.

Придраться было не к чему, разве что к тому, что у Фреда вспотели ладони, но об этом Северус скажет, когда они закончат с попытками найти Нарциссу, чтобы не вынуждать Фреда мысленно фильтровать воспоминания.

* * *

Утро Драко Малфоя выдалось отвратительным. Точнее, оно было вполне обычным ровно до того момента, как он вошел в главный зал. Нет, разумеется, он и до этого помнил свой разговор с Грейнджер. Да что там помнил: на его прикроватной тумбочке лежала записка, написанная ее почерком: «Да, в восемь будет отлично. Я захвачу зелье. Спокойной ночи». Вот только с утра это все казалось немного нереальным. Особенно, когда он вышел в гостиную, и там его ждала Блез, чтобы вместе отправиться на завтрак. Головная боль, ставшая привычным спутником, уже почти не отравляла жизнь. А уж если не думать о неправильных вещах, то голова и вовсе вела себя пристойно.

Они с Блез шли на завтрак, держась за руки, и Драко старательно участвовал в разговоре, потому что иначе его мысли то и дело возвращались к Грейнджер. А это, даже если не брать во внимание усиливавшуюся головную боль, было… неправильно. Поэтому Драко внимательно слушал Блез. Та сегодня была оживлена. Строила планы на поход в ближайшую субботу в Хогсмит, и все было отлично. А потом они вошли в главный зал, и Драко споткнулся на ровном месте, хотя никто никаких заклинаний к нему точно не применял. Просто Поттер обнимался с Грейнджер.

На самом деле гриффиндорцы стояли у своего стола и о чем-то шептались. При этом одна ладонь Поттера касалась спины Грейнджер, а в другой он держал какой-то свиток. Поттер склонился к гриффиндорке так, будто они находились на переполненной трибуне во время финала по квиддичу и расслышать друг друга из-за шума можно было, только если говорить прямо в ухо. Вот только главный зал с горсткой полусонных студентов явно был не тем местом, где такой близкий контакт был оправдан.

Настроение отчего-то испортилось. Драко покрепче сжал руку Блез и направился к столу Слизерина, пытаясь понять, почему ему так неприятно видеть Грейнджер с Поттером.

Вчера, перед тем как уснуть, он твердо решил больше не использовать формулировку «если верить истории Грейнджер», потому что он выбрал верить и больше не позволял себе тратить силы на сомнения. И сейчас он размышлял о том, что он, по всему выходит, на подсознательном уровне считает Грейнджер своей. Отчего-то эта мысль отзывалась дрожью в животе. Она была нереальной, опасной и… Мерлин, как же не к месту были эти непонятные эмоции!

— О чем думаешь? — неожиданно спросила его Блез, когда он намазал тост джемом, но так и не откусил от него, продолжая делать все, чтобы не смотреть на Поттера с Грейнджер.

— Не могу выбрать тему для трансфигурации. А ты уже определилась?

— А-а, — Блез, казалось, была разочарована его ответом, а Драко вновь подумал, что она не может не замечать того, что с ним не все в порядке. Сколько же она собирается молчать?

Грейнджер наконец закончила милую беседу с Поттером и вышла из зала, даже не взглянув в сторону Драко. Поттер уселся за стол, перекинулся парой слов с Уизли и поднял взгляд на Драко. Смотрел он при этом так, будто они… соперники. И дело здесь не только в том, что они всегда были по разную сторону, а в… Грейнджер. Дрожь в животе усилилась, и Драко понял, что к страху и чувству опасности примешивается азарт. Несмотря на головную боль, жизнь вдруг заиграла красками. Хвала Поттеру и его дурацкой привычке смотреть в глаза, а еще его дурацкой дружбе с Грейнджер, чтоб он подавился тыквенным соком.

Поттер, конечно, не подавился. Отпил из кубка, усмехнулся сам себе и спокойно принялся за завтрак, между делом болтая с Уизли, чем вывел Драко из себя еще сильнее.

* * *

Гермиона пришла на завтрак пораньше, потому что сил усидеть на месте просто не было. Накануне она долго не могла уснуть, а потом проснулась в пять утра, приняла душ, доделала домашнюю работу по зельям, дочитала начатую накануне книгу и, едва дождавшись времени начала завтрака, выскочила из комнаты, потому что, что бы она ни делала, в голове красной надписью горели строчки его письма:

«Мы так и не договорились о времени и месте. Тебе подойдет восемь вечера, там же, где и сегодня?»

У него был красивый почерк, но записку он написал довольно небрежно, то ли торопился, то ли просто не считал нужным стараться. Оттого слова «Спокойной ночи», выведенные в конце каллиграфическим почерком, аккуратные, буковка к буковке, бросались в глаза.

Паркинсон, тоже явившаяся на завтрак в несусветную рань, сунула в руки Гермионы какой-то свиток для Гарри. Выглядела она хмурой и диалог пресекла на корню. Гермиона пожала плечами и убрала свиток в карман, поборов искушение в него заглянуть.

Поев, она еще некоторое время сидела в полупустом зале, поглядывая в сторону главного входа, где то и дело мелькали заспанные лица студентов всех возрастов, и ее сердце подпрыгивало каждый раз, когда она видела слизеринскую форму.

В дверях появились Гарри и Рон, и Гермиона поспешно встала из-за стола, потому что сидеть просто так и нарываться на расспросы была не готова. Рон, пробормотав приветствие, плюхнулся на свое место и принялся за завтрак, а Гарри удивленно уставился на Гермиону.

— Привет. Ты уже поела?

— Да, я побегу. Мне еще нужно сумку собрать, — ответила она и, понизив голос, добавила: — Вот, тебе Паркинсон передала.

Гарри взял протянутый свиток и, нахмурившись, несколько секунд вглядывался в лицо Гермионы, а потом шагнул вперед и, склонившись к ее уху, прошептал:

— Что-то просила передать?

— Нет. Она вообще была какой-то нервной, — прошептала Гермиона в ответ. — Что у вас происходит?

— Что у нас может происходить? — сердито спросил Гарри.

Они почему-то так и продолжали шептаться, хотя рядом с ними в одиночестве жевал пудинг только Рон.

— Гарри, если это касается меня или Малфоя, я хочу знать.

Гарри отклонился и несколько секунд смотрел ей в глаза, а потом вновь подался вперед и прошептал:

— Ты вчера поздно вернулась?

— Не очень. Мы довольно быстро поговорили.

— И что?

— Да ничего. Он, кажется, поверил, но у него стоит очень сильный блок на воспоминания. Я сегодня передам ему уже другое зелье от головной боли, и…

— Вы планируете встретиться еще раз?

— Да, потому что он прослушал половину вчерашнего разговора. Из-за головной боли.

— Понятно, — протянул Гарри и отступил.

— Что тебе понятно? — тут уже пошла в наступление Гермиона, потому что то, как он на нее смотрел, было просто оскорбительным.

— Нет, ничего, — пожал плечами Гарри, и Гермиона, разозлившись, круто развернулась и направилась к выходу.

Она ему доверяет, она даже не заглянула в дурацкий свиток, а он смотрит так, как будто они с Драко там вчера… Если бы дверьми главного зала можно было хлопнуть, Гермиона непременно это бы сделала.

Но оказалось, что не только Гарри встал не с той ноги. Явившийся на совместную трансфигурацию за ручку с Забини Малфой явно был в ударе. За пять минут до начала урока он успел прицепиться к Невиллу, уронившему свою сумку рядом с партой Паркинсон. Паркинсон что-то сказала Малфою, но тот сделал вид, что не слышит. Тогда Гарри, сидевший до этого молча, неожиданно встал и, подойдя к парте Малфоя, громко осведомился:

— Проблемы?

— У меня? — насмешливо уточнил слизеринец. — У меня никаких, Поттер. А у тебя?

— Гарри! — позвала Гермиона, и Малфой, на миг обернувшись в ее сторону, бросил на нее раздраженный взгляд.

— Тебя зовут, Поттер! Не заставляй даму ждать.

Гарри хлопнул ладонью по столу, а от двери раздался голос профессора Макгонагалл:

— Мистер Поттер, займите свое место.

Гарри вернулся за свою парту, но на Гермиону даже не взглянул.

На зельях веселье продолжилось. Подойдя к кабинету, Гермиона успела увидеть, что Гарри отходит от стоявшего чуть в стороне Малфоя, а тот провожает его таким взглядом, будто вот-вот выхватит волшебную палочку и запустит непростительное заклятие.

— Что ты ему сказал? — спросила Гермиона, подойдя к мрачному Гарри.

Рон скорчил гримасу, из чего Гермиона сделала вывод, что тот в курсе истории. Гарри демонстративно пожал плечами:

— Правду.

— Какую правду?

— Что в своей ревности он выглядит как идиот, и если он пытается таким способом расшевелить память, то проще будет устроить дуэль.

— Ты с ума сошел? — ахнула Гермиона. — Еще только дуэли не хватало.

В ее голове звенело: «ревности, ревности…» Неужели он вправду ревнует?

— Я готов помогать, Гермиона, но терпеть его тупые нападки в сторону Невилла и любого другого, кто не может ответить, я не буду. Хватит того, что и так весь мир вертится вокруг Малфоя.

Гарри говорил с такой яростью, что Гермиона невольно стушевалась.

— Поттер, на минутку, — возникла за их спинами Паркинсон, и Гарри, раскрасневшийся от ярости, неожиданно покраснел еще сильнее.

Гермиона приподняла бровь и оглянулась на Паркинсон. Та, выразительно глядя на Гарри, нетерпеливо качнула головой в сторону лестницы. Гарри послушно пошел за ней.

— Урок через пять минут! — крикнула им вслед Гермиона, но на нее никто не обратил внимания.

Повернувшись к Рону, она воскликнула:

— Ты видел?

— Отстань от них, а? — попросил Рон, устало взглянув ей в глаза. Гермиона не нашлась, что ему ответить.

* * *

— Что скажешь? — дернула его за рукав Паркинсон, стоило им свернуть за угол и пропасть из вида однокурсников.

— Пока ничего, — хмуро ответил Гарри, потому что случая выяснить, нет ли на Гермионе каких-либо артефактов, у него пока не было. Они все утро ссорились, да еще Малфой, гад, бесил тем, что все тут его спасают, а он в ответ издевается над Невиллом и вообще смотрит на всех этим своим высокомерным взглядом.

Паркинсон разочарованно выдохнула.

— Роберт предполагает, что дело может быть в артефакте. Если он есть, то поиск заклинания — бессмысленное занятие. Артефакт победит любое из них.

— Пэнси, я попробую, — вздохнул Гарри.

— Что с тобой происходит? — нахмурившись, спросила Паркинсон.

— Я просто терпеть не могу, когда… — Гарри запнулся, не зная, как продолжить.

Малфой встречался вчера с Гермионой и планировал встретиться сегодня. Да, Гарри хотел вернуть ему память, потому что иначе им всем грозила беда, но он не хотел возвращать ему Гермиону. Сегодня он понял это совершенно точно.

— О-о-о, — протянула Паркинсон, — да ты, кажется, ревнуешь.

— Хватит, а? — скривился Гарри. — Я не ревную. Мне просто не нравится Малфой. Ясно? Я не считаю, что он заслуживает Гермиону, и не считаю, что он способен хорошо обращаться хоть с кем-то и…

— И это называется ревностью, — серьезно сказала Паркинсон. — Драко ничем не хуже любого другого парня. Ты можешь не верить, но он умеет быть милым и нежным, и он не такой, каким…

— А ты откуда знаешь, что Малфой может быть нежным? — Гарри и сам слышал, с какой противной интонацией произнес последнее слово.

Паркинсон заправила за ухо прядь волос и демонстративно посмотрела на часы. Гарри решил, что она не ответит, и даже подумал, что стоит извиниться, но Паркинсон неожиданно выдала:

— Я с ним встречалась какое-то время.

Ее голос был приторно-милым.

— Вот как? — протянул Гарри, почувствовав раздражение и… разочарование в Паркинсон. И эта туда же? — А что ж вы перестали? Уверен, вы были отличной парой.

— Знаешь, Поттер, тебе не идет быть жестоким, потому что ты не умеешь им быть. Обиженным — да, злым — сколько угодно, но вот жестоким… не стоит и стараться. Выглядит жалко.

С этими словами Паркинсон развернулась на своих немыслимых каблуках и направилась к кабинету зельеварения. Гарри, выругавшись, пошел следом, сверля ее прямую спину злым взглядом. Жестоким он не умеет быть, да? Хотят проверить?

Впрочем, за время занятия его злость поутихла, и тогда Гарри заметил, что слизеринцы ведут себя не как обычно.

Например, Малфой, видевший, как Паркинсон перед уроком уходила с Гарри, бросал в его сторону недовольные взгляды, но так ни разу ничего и не сказал, чем изрядно удивил. На Гермиону слизеринец тоже оглядывался несколько раз за урок, но смотрел при этом так, что Гарри впору было заподозрить подругу во вранье. После свидания так не смотрят. Паркинсон настолько демонстративно игнорировала и Малфоя, и Гарри разом, что Гарри невольно восхищался такому умению показать, что все вокруг не стоят даже ее мизинца. Забини выглядела непривычно нервной и явно злилась на Паркинсон. Та в ответ ее не замечала. Может быть, слизеринцы, конечно, всегда были такими дерганными, а Гарри просто до этого к ним не присматривался, но сегодня они выглядели так, будто у них в гостиной разлили будоражащее зелье.

Даже Снейп выглядел непривычно беспокойным. После небольшого устного опроса он вновь выдал задание сварить зелье выносливости. Как будто они все готовились к каким-то серьезным соревнованиям и этого зелья нужны были целые галлоны. Впрочем, справедливости ради стоило учесть, что у большинства учеников это зелье чаще всего не получалось, так что Снейпу бы фляжку с их результатов наскрести.

Поговорить с Гермионой на уроке не вышло, поскольку она терпеть не могла, когда ее отвлекали во время работы с зельями. Если только это не касалось вопросов по самому зелью.

К концу занятия Гарри твердо решил извиниться перед Паркинсон, чтобы внести хоть какой-то вклад в снижение градуса накала страстей, потому что нервозность слизеринцев нервировала и его самого. К тому же в чем-то она была права. Он, пожалуй, вправду ревновал Гермиону к этому…

После занятия Гарри проводил вышедшего из аудитории Малфоя тяжелым взглядом, сообщил Рону и Гермионе, что догонит их, и принялся медленно собирать свои вещи, ожидая, пока Паркинсон закончит убирать рабочее место. Наконец они остались одни, не считая Снейпа, который делал какие-то пометки на листе пергамента и, казалось, не обращал на них никакого внимания.

Гарри набрал полную грудь воздуха и решил было сообщить Паркинсон, что ему нужно сказать ей пару слов, но Снейп за его спиной неожиданно подал голос:

— Мисс Паркинсон, напомните мне имя вашего жениха, будьте добры. Мистер Поттер, вы рискуете пропустить обед.

При этом Снейп взглянул на него так, что стало понятно — задержаться в кабинете не получится.

— Роберт Моран, — услышал Гарри, выходя за дверь.

— А где он учился и чем занимается сейчас? Мы не успели об этом поговорить…

Гарри понял, что ждать Паркинсон бессмысленно, и, поудобнее перехватив рюкзак, направился на обед.

* * *

«Бесит! Бесит! Бесит!»

В это слово вылилось все, что чувствовал Драко Малфой по отношению к Гермионе Грейнджер. После обеда он вышел на улицу и до изнеможения бродил по заснеженным дорожкам, повторяя это «бесит» рефреном.

Весь день Грейнджер и Поттер жались друг к другу так, будто утренних объятий в зале им было мало. Шептались о чем-то, смотрели друг на друга. В то время как самого Драко она игнорировала. Зато Поттер смотрел в его сторону так, словно желал испепелить взглядом.

Ярость, чистая и незамутненная, заставляла Драко мерить шагами территорию Хогвартса. То, что Грейнджер вдруг заняла столько места в его мыслях, бесило неимоверно. Заняла и… перестала на него смотреть. Заняла и… забыла о его существовании! Как же бесит! Даже сильнее, чем головная боль. Сильнее, чем… вообще что-либо в этом мире.

В итоге к моменту встречи в кабинете прорицаний Драко накрутил себя до такой степени, что, кажется, готов был к совершению безрассудных поступков. Сила собственных эмоций пугала, но сделать с ними он ничего не мог.

* * *

Гермиона открыла дверь в кабинет прорицаний с замирающим сердцем. Весь день она старательно избегала взглядов Драко, потому что стоило ей посмотреть на него, как ее лицо заливало жаром и мысли разбегались в разные стороны. Она боялась оставаться с ним наедине, потому что его готовность говорить, готовность слушать и вернуть себе память ее пугала. Это же Драко Малфой. Он всегда идет до конца. И вдруг оказалось, что пройти во второй раз по этому пути ничуть не легче.

Драко уже был там. Стоял под тем самым дубом, под которым они когда-то целовались, и смотрел вверх, будто в кроне дерева могли быть живые птицы.

— Что ты там увидел? — спросила Гермиона вместо приветствия.

Драко опустил голову, и их взгляды встретились. Он хмурился и выглядел раздраженным.

— Что-то случилось? — забеспокоилась она.

— Ничего, — резко ответил Драко и окинул ее взглядом.

— Я принесла тебе зелье, — Гермиона поежилась под его взглядом и достала из кармана кофты пузырек с зельем от головной боли.

— Спасибо, — произнес Драко Малфой и, подойдя к ней, протянул руку. Гермиона вложила пузырек в протянутую ладонь, пытаясь понять, что с ним сегодня не так.

— Тебя что-то беспокоит. Я же вижу, — озвучила она свои наблюдения.

— Головная боль, — ровным тоном ответил он и уточнил: — Сколько капель принимать?

— Ты собираешься пить сейчас? — заволновалась Гермиона, потому что ожидала, что ей придется его убеждать проявить доверие и…

Вместо ответа он достал палочку и что-то прошептал. На ближайшем плато возник стакан с водой.

— Так сколько?

— Десять. Не больше двух раз в день, — сорвавшись на шепот, выдавила Гермиона.

Глядя ей в глаза, Драко Малфой откупорил пузырек и махнул над горлышком ладонью в сторону лица, чтобы уловить запах. Гермиона невольно улыбнулась. Гарри этой премудрости так и не обучился. Он до сих пор все нюхал прямо из флаконов.

Все так же не отводя взгляда, Драко сделал шаг в сторону плато и ощупью нашел стакан. К счастью, отмеряя десять капель, он все-таки следил за зельем, а не за Гермионой, и это дало ей возможность наконец протолкнуть в легкие хоть немного воздуха. Лицо горело так, что хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы он этого не видел.

Драко Малфой выпил зелье залпом и даже не скривился, хотя оно было жутко горьким. Гермиона знала не понаслышке.

— Оно подействует через пять минут, — неосознанно заламывая сцепленные пальцы, пояснила она.

Драко кивнул, а потом указал ей на ближайший пуфик.

— Присаживайся и, будь добра, повтори вчерашний рассказ.

Его тон был нейтрально-вежливым, и Гермиона с упавшим сердцем опустилась на указанное место. Желание сбежать из кабинета прорицаний стало невыносимым.

Во второй раз пересказывать эту историю оказалось сложнее, потому что сегодня Драко слушал с явным интересом, не отводя взгляда от ее лица. Гермиона не знала, куда деть руки, и молила про себя, чтобы это все побыстрее закончилось, потому что воздуха в большом просторном кабинете катастрофически не хватало. У нее даже голова начала кружиться.

Когда она дошла до рассказа про рождественский бал и про то, что он рассердился на ее обман, Драко неожиданно подал голос:

— Ты знала, что я помолвлен?

Гермиона торопливо кивнула и отвела взгляд.

— Ты знала, что мы не разводимся?

Она вновь кивнула, изучая носки своих кроссовок.

— На что ты рассчитывала, Гермиона?

Услышав из его уст «Гермиона», она невольно вздрогнула. Это «Гермиона» было очень серьезным. Таким же серьезным, как его взгляд и его вопрос.

— Я не знаю, — честно ответила она. — Я просто…

Гермиона замолчала, не в силах продолжать. Как рассказать ему, что она влюбилась? Без памяти. Без остатка. Так влюбилась, что готова была пойти против друзей, что поговорила с его матерью…

— Ты просто?.. — Драко приподнял бровь, ожидая ее ответа.

— Я просто хотела провести время с тобой.

— Каким образом я узнал правду?

— Ты понял, что…

— Давай в подробностях, — чуть мягче произнес он.

— Зачем? — смутилась Гермиона.

— Затем, что это, возможно, поможет вернуть мне память. По твоим словам, я разозлился. Эмоции — отличный шанс запустить воспоминания.

— В тот день, когда похитили Гарри, ты сказал, что меня нет в списке девушек, с которыми ты захотел бы… Ну…

— Захотел бы что? — очень вежливо уточнил Малфой, то ли прикидываясь идиотом, то ли все же жестоко с ней играя.

— Захотел бы переспать, — с вызовом закончила Гермиона, и он, к ее разочарованию, буднично кивнул.

— А потом?

— А вечером после рождественского бала я… неудачно пошутила на тему того, что ты, кажется, все-таки пересмотрел свой список.

На этот раз Драко прищурился. Некоторое время они сидели в тишине, и Гермиона была готова умереть от смущения. Все-таки с его стороны это было совершенно бесчеловечно: так смотреть — изучающе, отстраненно.

— У нас был секс? — наконец спросил Драко, и Гермиона покраснела еще сильнее, хотя, казалось, это было уже невозможно.

— Нет, — четко ответила она, глядя ему в глаза.

— Но во время рождественского бала я пришел в твою комнату, и там ты пошутила про список, правильно?

Она, сглотнув, кивнула.

— Почему тебе в голову пришла эта шутка?

— Потому что у меня плохое чувство юмора, — процедила она сквозь зубы, мысленно моля его: «Замолчи, просто остановись».

— Гермиона, игра в прятки не поможет мне вернуть память, — серьезно произнес он.

Наивная. Это же Драко Малфой. Он всегда идет до конца.

— Головная боль прошла? — попыталась сменить тему Гермиона.

— Да, спасибо, — вежливо ответил Драко. — Так что со списком?

— Ты в тот момент расстегивал крючки на моем платье, — на одном дыхании выпалила она, и в кабинете повисла мертвая тишина. Даже звуки леса, кажется, пропали. Или же это у нее так заложило уши?

Драко, даже не изменившись в лице, уточнил:

— То есть ты была не против, так?

— Почему тебя это так волнует? — раздраженная его спокойным тоном, воскликнула она.

— Потому что я пытаюсь понять характер наших отношений. Я понимаю, что до официальной помолвки я сам мог бы позволить случиться мимолетному роману. Но зачем это было тебе? Репутация, друзья… Ты лишалась всего. Ради чего? Я правда пытаюсь понять.

Самое смешное, что, вероятно, он действительно просто пытался понять. И больше ничего. Во всяком случае, ни одной посторонней эмоции не отражалось во взгляде серых глаз.

— В тот момент я была в тебя влюблена, — медленно и четко выговорила Гермиона, ненавидя его всей душой за это постыдное признание.

— Ты говорила мне об этом? — кажется, ничуть не тронутый важностью момента, уточнил слизеринец.

— Нет, — отрезала Гермиона.

После непродолжительной паузы Драко встал с пуфика. Гермиона поднялась следом и оглянулась на дверь. Единственное желание, которое было у нее сейчас, — это уйти из этого кабинета и никогда сюда не возвращаться. А заодно больше никогда не видеть Драко Малфоя. Вообще никогда. Жила же она как-то до всего этого. Значит, точно сможет и впредь.

— Я ничего не помню, — наконец произнес Драко по-прежнему ровным тоном, и Гермиона вынуждена была к нему повернуться. — Рассказы, совершенно очевидно, не помогают. Я мог бы подозревать, что ты врешь, но не хочу.

— Ну, что ж, я сделала все, что смогла, — преувеличенно оживленным тоном произнесла Гермиона и потерла ладони. — Дальше пусть с этим разбирается Паркинсон. Она же так о тебе печется. Или Забини. В конце концов, ты — сфера ее интересов.

— То есть твои чувства ко мне прошли? — вежливо уточнил он.

— Знаешь, прямо сейчас я тебя ненавижу. Это очень жестоко. Ты заставляешь меня признаваться в том, в чем я не хочу. Это мои чувства, и никто не имеет права над ними смеяться, ясно?

Гермиона и сама не знала, откуда в ней взялась смелость — выкрикнуть ему все это прямо в лицо. В спокойное, равнодушное и все-таки, несмотря ни на что, любимое.

— Разве я смеюсь? — чуть повел плечами он. — Я понял, что тогда ты была влюблена, сейчас остыла, но у тебя есть скучная обязанность восстановить мою память, потому что иначе Поттер и Паркинсон будут грустить. Все предельно ясно. Вот только это не работает. Увы.

Гермиона выдохнула сквозь сжатые зубы и вдруг вспомнила, как дала ему в нос на третьем курсе. Очень захотелось повторить этот подвиг.

— Эмоции — отличный способ запустить воспоминания, — неожиданно сказал Драко. — Злость, увы, не помогла. Значит, нужно что-то другое. Дай мне руку.

— Зачем? — с подозрением уточнила Гермиона, в то время как сердце пропустило пару ударов.

— Хочу проверить мышечную память. Ну же. Это просто рука. Я не буду расстегивать крючки на твоем платье. У тебя их даже нет.

Гермиона нервно рассмеялась и протянула руку. Шагнув ближе, Драко сжал ее дрожащие пальцы и тут же перехватил ее ладонь поудобнее. Он смотрел ей в глаза, и ее сердце колотилось в ушах с таким грохотом, что, заговори он сейчас, она бы не услышала ни слова. Но он молчал. И смотрел не отрываясь.

А потом, когда Гермиона уже собиралась было пошутить на тему того, что им стоит определить время раунда держания за руки, потому что, хоть до отбоя и полтора часа, стоять так долго на одном месте она не согласна, Драко Малфой вдруг сжал ее руку сильнее и, сделав еще один шаг вперед, коснулся губами ее губ. Гермиона удивленно распахнула глаза, но тут же зажмурилась, боясь поверить в происходящее. Неужели он вспомнил?.. Сердце ухнуло в пятки от дикой смеси страха и восторга. И только когда первый вихрь эмоций чуть утих, она наконец осознала, как именно он ее целует. Так, как никогда раньше, — отстраненно, спокойно. Будто просто ставит опыт. Мышечная память, да?

Гермиона рванулась прочь, оттолкнув его изо всех сил. Он попытался подхватить ее под спину, желая то ли удержать, то ли не дать упасть, но она выкрутилась из его рук и выкрикнула:

— Ты с ума сошел?

Он попытался что-то сказать, но она не стала слушать.

— Не смей даже подходить ко мне больше! — прошипела она и бросилась прочь из кабинета, давясь рыданиями.

Когда она говорила себе, что сможет справиться со всем, лишь бы он был рядом, она ведь не думала, что все обернется вот так. Можно справиться с его злостью, его непониманием, но вот с таким жестоким, расчетливым хладнокровием... Господи, как теперь жить с этим?!

* * *

Когда дверь в кабинет прорицаний с грохотом захлопнулась за убежавшей Грейнджер, Драко схватился за голову и зажмурился изо всех сил.

Что он натворил? Он ведь совсем не собирался! Мерлин! Он же…

Драко попятился, не открывая глаз, будто это как-то могло помочь отмотать время назад и все изменить. Упершись спиной в ствол дерева, Драко со стоном сполз на пол и стукнул кулаком по колену.

Он ведь действительно не собирался. Просто… все то время, что она рассказывала ему эту опостылевшую историю во второй раз, он смотрел на нее и думал о Поттере, о чертовом Поттере, который мог ее касаться, стоять рядом с ней, говорить с ней, улыбаться в ответ на ее улыбки. Головная боль после принятого зелья стала затухать, как пламя догоревшей до конца свечи. В голове немного прояснилось, однако мысли о Поттере не отступили.

Он попытался вернуть разговор в конструктивное русло, но информация о том, что Грейнджер позволила расстегнуть на себе платье, сдула весь план беседы в неведомые дали. Драко правда пытался ее слушать, правда пытался понять, но в голове крутилось: «Она готова была мне позволить…»

Когда Грейнджер со злостью выпалила, что была в него влюблена, сердце Драко остановилось. И весь мир остановился вместе с ним. Кажется, Драко что-то говорил, отстраненно думая о том, что, если мир вместе с его сердцем так и не оживут, это будет даже к лучшему, потому что он понятия не имел, как выкручиваться из этой ситуации. Что делать с ее признанием? Смог бы он сам вот так?..

Мир ожил неожиданно вместе с его сердцем, которое, кажется, оторвалось, потому что колотилось теперь совершенно не там, где ему было положено, если верить курсу колдомедицины. Драко встал с пуфика, глядя на Грейнджер и малодушно надеясь, что она сообщит о том, что пошутила. Но Грейнджер, раскрасневшаяся, смущенная, злая и несчастная, кажется, не собиралась отказываться от своих слов. «Нельзя унизить того, кто не готов унизиться», — вспомнил он слова, сказанные однажды профессором Снейпом. Драко не был уверен, что на ее месте смог бы признаться в чувствах в подобных обстоятельствах. Мерлин! Да кто вообще признается в чувствах по-настоящему?! Это же слабость. После этого из тебя могут веревки вить.

Сердце продолжало колотиться сразу везде, Грейнджер красноречиво смотрела в сторону двери, и Драко понял, что она сейчас уйдет. И уйдет, между прочим, к Поттеру. Мысль о Поттере вернула сердце на положенное место, и Драко сухо сглотнул. Внутри шевельнулась злость. В большей мере на Поттера, но и на Грейнджер тоже. Это и есть цена ее чувств? Была влюблена, готова была отдаться или, как там она говорила, «провести с тобой время»? Потом они расстались, он все забыл, а она везде ходит с Поттером. Может, он, конечно, идиот, но не настолько. Она и до седьмого курса везде таскалась с Поттером, и сейчас. Пара месяцев никчемного романа ничего не значили по факту.

Впрочем, злость только укрепила его в решимости докопаться до правды. Никто никогда не будет ему диктовать, что чувствовать и о чем помнить! Идея взять Грейнджер за руку, чтобы расшевелить память, пришла неожиданно и показалась очень здравой. Заодно Драко понял, что в мозгах опять шевелится: «После прикосновения к грязнокровке на коже чистокровного волшебника остается пятно», и это лишь утвердило его в мысли о том, что здесь замешан вопрос чистоты крови.

Ее рука была прохладной и дрожала. А еще чувствовалась… как-то по-особенному. Не ожидавший этого Драко на миг перестал дышать. Он попытался сравнить ощущения с теми, что появлялись, когда он держал за руку Блез, но у него почему-то не вышло, хотя, казалось бы, он сегодня полдня перемещался по замку за руку с Блез. Вот только беда: он почему-то совсем не помнил, как это ощущалось. Тонкие пальцы Грейнджер, дрогнувшие в его ладони, будто стерли следы всех остальных рук, которые когда-либо его касались.

Грейнджер не шевелилась и, кажется, даже не дышала. Ее рука в его ладони была расслабленной и невесомой, и чем дольше их руки соприкасались, тем отчетливее Драко чувствовал: еще миг, и она исчезнет. И больше не даст ему ни шанса на вопросы, на ответы, на забытое прошлое, которое вдруг оказалось так важно вспомнить. А когда думать обо всем этом стало совсем невыносимо, Драко не нашел ничего лучше, чем ее поцеловать. Чертов Поттер! Это он во всем виноват.

Драко ведь не собирался. Правда не собирался. Просто хотел держать ее за руку и вспоминать, потому что ему казалось, что он сможет вспомнить.

Стоило ему коснуться губ Грейнджер, как головная боль полыхнула с такой силой, что Драко замер, едва сдержав стон. Он целовал Грейнджер механически, пытаясь продраться сквозь боль, которой просто не могло быть после выпитого зелья. И вот только он собрался отстраниться, извиниться и объяснить, что это был дурацкий поступок и что им стоит просто посидеть рядом, держась за руки, как Грейнджер его оттолкнула. Головная боль прошла так резко, будто ее выключили. А Грейнджер, раскрасневшаяся еще сильнее, растрепанная и жутко злая, прошипела:

— Не смей даже подходить ко мне больше!

Драко почему-то даже не потянулся за волшебной палочкой, чтобы запереть дверь и не дать ей уйти, заставить выслушать извинения. Он понял, что Грейнджер в шаге от слез, и все остальное вдруг оказалось неважным.

Важным было лишь то, что он, кажется, все-таки идиот, который все испортил.