Цвет веры (гет)

В нашей странной неправильной сказке

Автор что-то однажды напутал,

Вмиг сорвав все привычные маски,

Зачеркнул дорогие минуты.

 

Мне сказали, что нужно смириться.

Мне соврали, что время излечит.

Но душа окольцованной птицей

Слепо рвется тебе навстречу.

 

И привычные стены вдруг давят,

И бессонные ночи вновь душат.

Я хочу все вернуть и исправить.

И клянусь: в этот раз я не струшу.

 

Я уже не боюсь развязки.

И не верю написанным строчкам,

Знаю: в нашей неправильной сказке

Не появится глупая точка.

 

В пустом ярко-освещенном коридоре их шаги отзывались гулким эхом. От обилия зажженных факелов должно было быть тепло, но Гермиона никак не могла согреться. Она чувствовала, как дрожит подбородок, и еле сдерживалась, чтобы не начать дрожать всем телом. Что же здесь так холодно? Даже у него пальцы ледяные. Гермиона опустила взгляд на их руки. Он подал ей руку, помогая выбраться из камина, и с тех пор так и не отпустил. Это же хороший знак, правда? Или он просто по рассеянности? Или из вежливости? Или же потому, что находиться в этом замке чужаку нельзя, опасно? Ведь она здесь чужая. Вечность назад он сказал, что тут на каждой комнате защита. И милые тролли в подземелье. Впрочем, так ли важно, почему он держит ее за руку? Ведь держит. И это главное.

Гермиона глубоко вздохнула и набралась храбрости, чтобы взглянуть на его профиль. Он тут же замедлил шаг и вопросительно посмотрел в ответ. В ярком свете факелов в глаза бросились его бледность и очень усталый вид. Гермиона сразу вспомнила, сколько сейчас времени, и закусила губу, рассердившись сама на себя.

Он истолковал ее несчастный вид по-своему. Потер переносицу свободной рукой и тут же отвернулся, указывая на доспехи, стоявшие в нише.

— В этих доспехах мой пра-пра-прадед участвовал в походе против…

Вот так. Он подумал, что ей стало скучно, и решил попутно рассказывать историю той части замка, которую они проходили. В другой раз Гермиона несказанно обрадовалась бы возможности узнать побольше об истории родового замка древнейшей магической семьи. Но сейчас, после целой вечности тревожного ожидания, неизвестности, неопределенности, невозможности поговорить о нем хоть с кем-то, услышать в ответ хоть слово поддержки, утешения… Ну в самом деле, не с друзьями же его обсуждать. Выслушать ее грандиозные новости — вовсе не означает принять их. С родителями?

Боже мой, ну как можно говорить о нем с родителями?! Ведь мама уже наслышана о «слизеринском гаденыше». И, вкратце рассказывая о школе, Гермиона упоминала об этом мальчишке в таком контексте, что теперь будет просто невозможно объяснить маме, с чего вдруг он стал самым важным на свете, как так получилось.

Он указал на какую-то картину, и Гермиона посмотрела в ту сторону, где в неясном свете факела виднелась широкая лестница. В памяти всплыло первое впечатление об этом замке. Тогда, издали, замок напомнил ей исполинского воина. Девушка вдруг подумала, что вся эта многовековая громада теперь принадлежит ему. И не только замок, но даже страшно представить, что еще… Если бы на нее в одночасье свалилась необходимость справляться со всем этим, она бы с ума сошла. Ведь большое наследство — это только звучит хорошо, а на деле, наверняка, настоящий кошмар. О том, что внезапно свалившееся богатство — это только мизерная часть его нынешних проблем, Гермиона предпочла не думать. За эти дни она уже довела себя до бессонницы, напридумывала миллион исходов сложившейся ситуации…

Тогда, в лазарете, после их странного, безмолвного чаепития, довольно быстро прерванного мадам Помфри, ничего не прояснилось. Наоборот. Уверенность от того, что он не сказал «нет», и что один раз его губ даже коснулась тень улыбки, испарилась следующим утром, когда Гермиона примчалась на рассвете в больничное крыло только для того, чтобы услышать: «Мистер Малфой уехал рано утром… Нет, никакой записки не оставил… У кровати вы, конечно, можете посмотреть, но это лазарет, а не совятня». Гермиона вернулась домой, и начались бесконечные дни, наполненные изматывающим ожиданием. Она ждала хоть какой-нибудь весточки, от кого угодно, от любого человека, который мог что-то знать о нем. Она почти дошла до того, чтобы написать Забини или Паркинсон, или Гойлу. Да она готова была написать даже Снейпу! Всем… кроме него. Потому что было страшно. Вдруг он не ответит? И, если не ответит, то потому что занят, или потому, что случилось что-то страшное? А может, просто в его сумасшедшем мире больше нет для нее места? Ведь одно дело — встречаться урывками в Хогвартсе, где самая большая опасность — наткнуться на Филча в пустынных коридорах, и совсем другое — встречаться теперь, когда они в шаге от сумасшедшей войны, которая обязательно разразится. Девушка понимала, что ему сейчас вовсе не до сентиментальных разговоров. И не до глупых привязанностей. У него недавно погиб отец. Ведь каким бы ни был Люциус, он был отцом Драко. И тот, конечно, не может не переживать. Да, возможно, это не то оцепенение, которое охватило его после смерти тети… Во время встречи в лазарете Драко выглядел абсолютно спокойным. Но Гермиона почему-то не поверила этому спокойствию. Упорно казалось, что оно продлится ровно до того момента, когда юноша, наконец, окажется наедине с собой. И ей одновременно и хотелось, и не хотелось разделить с ним этот момент, как-то помочь. Мечты… глупые, наивные. Впрочем, даже если она снова все себе напридумывала, и его не затронуло случившееся, все равно остается необходимость организовывать похороны. А ведь здесь все не так просто. Люциус вне закона, и вряд ли Министерство оставит Малфоев в покое в этой ситуации. А еще есть Волдеморт, которому этот мальчишка фактически сорвал все планы. Причем, уже во второй раз. И есть еще миллион опасностей. Умом она понимала, что он поступил правильно, уехав под прикрытие стен родового имения, которого нет ни на одной карте мира. Его, конечно же, там никто никогда не найдет. Но ведь она тоже не найдет. Наравне с Министерством и Волдемортом.

Неизвестность и неопределенность просто убивали Гермиону все эти пять дней. Великий Мерлин! Прошло всего пять дней! А ей казалось, что целая вечность. И после этой вечности тревожного ожидания идти сейчас вот так, рядом с ним, — было как глоток свежего воздуха.

Пусть усталый, измотанный, но ведь он живой, он рядом. Пусть всего на час…

Гермиона вслушивалась в негромкий голос, не вникая в смысл слов, и гадала: ей кажется, или он вправду простыл? Если здоров, то почему его голос звучит непривычно хрипло? А если простыл, то почему же она не заметила этого раньше, когда разговаривала с ним через камин, моля Мерлина о том, чтобы мама не заглянула в гостиную. Ну что же она такая бестолковая! Сколько раз обещала себе сделать запас зелий, уменьшить его до карманного размера и всегда носить с собой. Хоть как-то быть ему полезной, хоть чем-то помочь, а не создавать вечные проблемы и сложности.

И только когда он остановился напротив массивной двери и открыл ее, отступив на шаг и выпустив руку Гермионы, девушка осознала, что он чудовищно нервничает. И как она не поняла этого раньше? Напряжение исходило от него буквально волнами.

Он нервничал… Как же он нервничал. От этой мысли внезапно стало легче. Значит, не одной ей страшно. И если он тоже переживает, значит, для него это тоже важно. Ведь важно же?

Здесь по-прежнему главенствовали два оттенка: серый и зеленый. На тумбочке у кровати лежала потрепанная книга, закладкой ей служила яркая открытка. Кажется, та самая, которую Гермиона видела у его кровати в лазарете на Рождество.

— Это моя комната.

Гермиона обернулась и посмотрела на юношу. Он покусывал губу и быстро оглядывал комнату, словно проверяя, все ли в порядке. А ведь у него, пожалуй, должны были остаться не самые приятные воспоминания от ее прошлого визита сюда. Вот так вот обнаружить за собственной кроватью не самую любимую сокурсницу, да еще принесшую «потрясающие» вести.

— Камин, — он небрежным жестом указал в сторону камина, в котором едва теплились угли. — Его можно разжечь, кстати, если тебе холодно. Стол, кровать, тумбочки, там ванная. Обычная комната, в общем.

Юноша проговорил все это скороговоркой, словно для того, чтобы побыстрее пройти этот неловкий момент.

— Спасибо. Я ее уже видела, — нервно усмехнулась Гермиона.

— А… О… Я как-то не подумал. Ну, тогда со шкафом тебя, пожалуй, знакомить не буду.

— Мы с ним уже знакомы, спасибо. Даже ближе, чем хотелось бы.

Гермиона с замиранием сердца увидела, как его губы тронула усмешка, которую он постарался сдержать, но без особого успеха.

— У меня потом вся одежда твоими духами пахла неизвестно сколько, — он указал на нее обвиняющим жестом.

— Я здесь не при чем. Шкаф был твоей идеей! — возмущенно ответила Гермиона, против воли радуясь тому, что духи напоминали о ней хоть какое-то время. Интересно, это напоминание раздражало, или ему было все равно? Или же было что-то еще? Впрочем, тогда — вряд ли.

— Избавиться от запаха — дело пяти минут, — небрежно произнесла Гермиона.

— Я не таскался на домоводство по пять раз в неделю, — скривился юноша.

— У тебя в доме толпа порабощенных эльфов, — голосом трагической героини проговорила Гермиона. — Они бы тебе в этом помогли.

— Еще эльфов в это вмешивать не хватало, — дернул он плечом.

То есть он не стал избавляться от запаха ее духов? Не стал же? Она правильно поняла?

Юноша подошел к окну, задернул шторы, подумал, раздвинул их вновь.

— Могу показать тебе библиотеку, — наконец произнес он. — Уверен, что это рай для заучек.

В его тоне послышалось ехидство.

— Не сомневаюсь. Только… у меня не так много времени. Боюсь, не успею в полной мере насладиться этим раем.

Гермиона внезапно замолчала и c ужасом почувствовала, что краснеет. Он медленно обернулся, наконец перестав что-то выискивать взглядом в знакомом с детства пейзаже за окном, и ее сердце сделало кульбит. Они наедине в первый раз после разговора в лазарете. В первый раз это не скупые строчки на бумаге, когда после двадцати выброшенных в камин черновиков она все-таки оправила ему письмо с вопросом о самочувствии, а он прислал сову с безликим: «Спасибо. Я в полном порядке». Он ответил, и ее сердце едва не выскочило из груди от радости. Он ответил! И, наверное, в тот момент не было на свете силы, способной удержать ее от безумного поступка. Она бросилась к камину, одновременно с ужасом ожидая, что его камин будет закрыт, или что он, может быть, наоборот, открыт всем желающим, а значит, пользоваться этим видом связи опасно.

Гермиона на девяносто девять процентов была уверена, что не сможет с ним связаться. Поэтому, четко выговорив в пламя камина «Имение Малфоев, комната Драко Малфоя», почувствовала себя очень глупо. Ну глупо же, ей-Богу. Как будто сама с собой разговаривает. Следующим шагом будет четкое произнесение адреса Святого Мунго.

Она еще не успела толком понять, как относиться к собственному поступку, как задняя стенка камина задрожала, пошла рябью и…

— Я забыл закрыть камин. Невероятно, — пробормотал юноша, присаживаясь на корточки перед каминной решеткой.

— Прости… я…

Он сел на пол, потер лицо руками, взъерошил волосы и отвел взгляд в сторону.

— Ладно. Вру. Я открыл его только на один канал.

Гермиона от неожиданности уселась на мягкий ковер. Он открыл доступ только ей?

Правда?

— Ты… А как ты узнал мой адрес в каминной сети?

— Неважно.

И в том нелепом и неловком разговоре она вдруг выпалила:

— Пригласи меня в гости!

Он озадаченно моргнул, а потом внимательно на нее посмотрел и вновь отвел взгляд.

Она ждала, чувствуя, как сердце колотится в ушах, и ругая себя за глупость последними словами. Не давить. Обещала же себе не давить на него. Ведь ему сейчас и так хватает проблем, свалившихся в одночасье. А тут еще она.

— Я открою камин в гостиной и свяжусь с тобой через пятнадцать минут. Нормально?

— Да. Я… Да, мне подойдет.

Она прервала связь, даже не подумав, что на часах без пятнадцати одиннадцать вечера, что она только что напросилась к нему в гости, что она… Боже мой, какой ужас! Что он подумал?

За эти пятнадцать минут Гермиона успела проклясть себя за привычку говорить, не думая, перемерить три кофты, разозлиться еще больше и соврать матери, что она отлучится на час в Нору. Она могла отпроситься на ночь. Джинни бы прикрыла. Джинни… она бы поняла. Наверное. Но Гермиона боялась дать себе и ему это время. Ночь… Ведь это обязывает. Это же…

А потом в камине затрещало, и она вновь увидела его. Он тоже успел переодеться, сменив футболку на рубашку, и даже причесаться, потому что волосы уже не торчали в разные стороны. Гермиона протянула ему руку, жалея о том, что не может сейчас спрятать лицо, чтобы он не увидел ее смущения. Но стоило его пальцам коснуться ее ладони, как она сразу успокоилась. Ведь если бы он не хотел, он бы отказался, верно? У него же есть миллион предлогов. Причем, очень убедительных. Но он просто спросил, не хочет ли она чаю, и что именно ей хотелось бы посмотреть «в гостях». В ответ она выпалила, что у нее только час, поэтому пусть покажет то, что считает нужным. Тогда он взял ее за руку и куда-то повел, извинившись за то, что большая часть замка сейчас будет недоступна, потому что он успел снять защиту от «других людей» только на небольшом участке.

И ее глупое сердце едва не взлетело до небес от его короткой заминки перед словом «других». Он не сказал «чужих». А еще она снова разозлилась на себя за то, что ему пришлось снять часть защиты. Ведь это глупо. Он, вообще, повел себя непростительно глупо. Она же могла кого-то с собой провести. Она могла устроить ловушку. Ну почему он об этом не подумал? Откуда вдруг такая беспечность? Он же не Гарри. И вот сейчас, в его комнате, напомнив ему, что у нее не так много времени, и что она не успеет в полной мере насладиться предложенным раем, она увидела, как же он вымотан. По темным теням, залегшим под глазами, по тому, насколько бледны его губы, почти до синевы. Ему бы отдохнуть, поспать, а она, как капризный ребенок, напросилась в гости. А ведь снятие и установка защиты — это тоже затрата сил. Сегодня всего пятый день рождественских каникул. И вряд ли у него был хоть один день полноценного отдыха.

— Так что тебе показать? — спросил он, нервным жестом отбрасывая челку с глаз.

— Комнату за гобеленом, — внезапно решила Гермиона. Ну правда. Это же интересно.

Он усмехнулся.

— У меня в поместье две сокровищницы, пара сотен тайников, шесть подземных ходов, подземное озеро, фехтовальный зал, несколько картинных галерей, и еще что-то наверняка забыл… А тебе показать комнату за гобеленом?

— Ага. Она находится рядом с тобой все это время, в отличие от картинных галерей и подземных озер, — улыбнулась Гермиона.

— Там праздничный ужин. Фейерверки, конфетти, дурацкие колпаки и жирная индейка.

— А здесь — ты.

Кажется, они вспомнили об этом одновременно.

— Отлично, — наконец выдохнул он. — Только там беспорядок, потому что туда никто, кроме меня, не заходит.

«Идеально», — подумала Гермиона и шагнула вслед за ним в комнату, в которую никто, кроме него, не заходит.

Она потратит оставшиеся полчаса на то, чтобы просто побыть рядом. Вдруг удастся уговорить его показать детские колдографии или же рассказать пару историй. Только его историй, никак не связанных с его фамилией и положением его семьи. О разбитых в детстве коленках и первом полете на метле, о любимых вещах и домашних животных. Он любит лошадей? Она тоже их полюбит. И вообще, помнится, однажды он сказал: «Научись летать на метле. Ничего же сложного». Вот пусть теперь отвечает за свои слова. Пусть учит.

Его фраза о беспорядке оказалась сильным преувеличением. Вероятно, когда-то эта комната служила детской, потому что кровать, стоявшая здесь, была немного меньше, чем в его комнате. Еще здесь были полки, почти полностью заставленные книгами.

Оставшееся место занимали деревянные лошадки разных мастей и размеров, а на стене висела игрушечная рапира. Впрочем, может, не такая уж и игрушечная — Гермиона не разбиралась в оружии. На письменном столе лежала гора пергаментов и невскрытых конвертов. Внезапно Гермиона поняла, что именно этой комнатой он пользуется чаще, чем собственной. И как же разительно отличалась его детская от безликой «взрослой» спальни.

— Как здесь здорово! — не удержалась от возгласа Гермиона, разглядывая россыпь звезд на потолке.

В ответ он только недоверчиво фыркнул и, подняв с пола какую-то схему, принялся сворачивать пергамент. Гермиона успела увидеть, что это план здания.

— Что это? — спросила она, чтобы как-то заполнить тишину.

Его руки замерли, и девушка отвела взгляд от пергамента, посмотрев ему в лицо.

Он несколько мгновений смотрел на схему, а потом развернул ее на столе, прижав один край чернильницей.

— Это план имения Марисы… Моей тети. После авроров там остались руины. Я буду его восстанавливать.

Это прозвучало так по-взрослому, что Гермиона вновь почувствовала пропасть, разделявшую их. Ей никогда не дорасти до него. А потом в голову пришла другая мысль, заставив замереть. Однажды он сказал, что в имение его тети может попасть кто угодно, что там бывали и работники Министерства, и еще Мерлин знает кто.

— Но оно же открыто. Как ты сможешь там появиться? Там же опасно, — затараторила она, не в силах скрыть панику.

Он помотал головой, избегая встречаться с ней взглядом, словно ему было неуютно от ее эмоций.

— Теперь оно ненаносимо.

— Но разве можно сделать ненаносимым объект, чье местоположение уже известно? Разве только… Хранитель? — озарило ее.

Он как-то неопределенно пожал плечами, а она вдруг подумала о том, кто мог согласиться стать Хранителем тайны? Кто решился рискнуть, встав на его сторону в этой войне против всех? Значит, есть кто-то! У нее едва не вырвалось: «Это Снейп?». Ничье другое имя даже в голову не пришло, но она вовремя прикусила язык, потому что не хотела услышать в ответ «неважно». Боялась подтверждения тому, что он не доверяет. Гермиона и так была уверена, что это декан Слизерина. Впрочем, действительно мало кому могло прийти в голову, что Хранителем тайны согласится стать человек, чью дочь этот мальчишка бросил почти перед алтарем. Поистине странно иногда поворачивается жизнь.

Гермиона скользила взглядом по чертежу поместья. Он когда-то говорил, что они, слизеринцы, будучи детьми, проводили много времени в этом доме. Для нее это просто схема, в которой с трудом угадывались очертания замка. А для него — дом детства, который в одночасье превратился в руины, благодаря аврорам. И теперь он решил восстановить поместье. Почему сейчас? У него наверняка миллион других более важных и более срочных дел.

Юноша аккуратно отставил чернильницу в сторону и свернул пергамент, перевязав его тесьмой. Гермиона задумчиво наблюдала за его руками, и ей казалось, что она почти понимает причину его внезапного желания восстановить поместье тети. Чтобы проверить свою догадку, она спросила, не отрывая взгляда от его рук:

— Почему ты решил заняться этим сейчас? У тебя наверняка полно других, более срочных, дел.

Она услышала, как он глубоко вздохнул. Ответ прозвучал не сразу, а когда все-таки прозвучал, Гермиона грустно улыбнулась. Все-таки она успела достаточно его узнать.

— Исход ни одного из этих дел не зависит от меня в полной мере. Всегда есть с десяток… сопутствующих факторов, — сухо усмехнулся он. — И только здесь я могу завершить начатое, ни на кого не оглядываясь. К тому же, это в память о Марисе… и не только о ней.

Девушка зажмурилась, закусив губу. Сколько же на него свалилось. Ему же всего семнадцать! Как он сможет со всем этим справиться?

Гермиона наконец решилась поднять голову и посмотреть на юношу. В его взгляде были усталость и настороженность. Мерлин, придет ли когда-нибудь время, когда он сможет ей доверять? Когда перестанет постоянно ждать подвоха?

Девушка протянула руку и коснулась его холодных пальцев. Он вздрогнул и посмотрел на их руки, но не сделал попытки высвободиться. И Гермиона решилась. Она шагнула вперед, скользнув ладонями по его предплечьям, плечам, и крепко обняла за шею. Время словно сделало виток, и вот она снова в музыкальной гостиной и снова обнимает застывшее изваяние. Только на этот раз он пошевелился, и его ладони невесомо легли на ее спину, скользнули по талии, по плечам. Гермиона уткнулась в его шею, вдыхая родной запах и моля Мерлина, чтобы ее поспешность не сделала все только хуже. Чтобы ему тоже было хорошо сейчас. Чтобы он хоть чуть-чуть расслабился, хоть на несколько минут забыл обо всех своих проблемах. Гермиона еще раз глубоко вздохнула, стараясь успокоить колотящееся сердце. Он же обнимает ее не по инерции, правда? И это не равнодушное объятие, а просто осторожное? Ведь, когда кто-то равнодушен, он же не станет зарываться носом в волосы и выдыхать тихо-тихо, словно боясь потревожить. Правда?

Они стояли так вечность. Очень-очень короткую вечность, а потом он негромко спросил:

— Ты во сколько должна быть дома?

И на секунду ей захотелось сказать, что она может отпроситься на всю ночь, соврать дома, что будет у Джинни, даже остаться здесь на весь завтрашний день. Но только на секунду.

— В двенадцать.

— Золушка, — усмехнулся он. — Туфельку оставишь?

— «Золушки» не было в моей книге! Так и знала, что ты тайный поклонник маггловских сказок!

— Я просто всесторонне развитый, — фыркнул он в ответ, и тут же серьезно добавил: — Тогда нужно идти. Хотя… я могу открыть камин в спальне. Это сэкономит нам пятнадцать минут. Надо только сейчас сообразить, как.

Гермиона отклонилась назад, заглядывая ему в глаза, и только тут поняла, насколько сильно он на самом деле вымотан — даже стоит, опираясь спиной о стену. Она посмотрела в серые глаза, и ей захотелось отругать его за то, что он так себя загнал, вытребовать обещание, что он будет больше отдыхать и нормально есть. Но она ведь не имела на это права. Во всяком случае, пока. Гермиона улыбнулась ему и неожиданно получила улыбку в ответ. Конечно, не ту, солнечную, которую она так любила, но все-таки настоящую, искреннюю.

Девушка перевела взгляд на часы на столе. Без четверти двенадцать. И как бы ни хотелось ей сэкономить эти пятнадцать минут… Это не стоило его сил.

— Пойдем в гостиную. Ты потрясающий экскурсовод. Мне очень понравился твой рассказ. Хочу послушать его еще раз.

Она сама потянула юношу к двери, почувствовав, как он с усилием отлепился от стены. И, уже выходя за дверь, услышала за спиной тихий смех.

— Что? — оборачиваясь спросила она, и он, больше не сдерживаясь, расхохотался в голос. — Да что такое?!

Отсмеявшись, он заправил ей за ухо прядь волос, отчего Гермионе захотелось зажмуриться, и весело произнес:

— Где-то с середины пути я пересказывал тебе одну из лекций Бинса о восстании гоблинов. И, как сама понимаешь, ни моя семья, ни мой замок там не фигурировали. Ты восемь раз сказала «угу» и два раза «здорово».

Гермиона запрокинула голову, зажмуриваясь. Ну почему с ним она каждый раз попадает в такие истории? Почему каждый раз выставляет себя дурой? И ведь не объяснишь этому мальчишке, сияющему усталой улыбкой, что он мог петь хоть гимн Хогвартса задом наперед — она бы и не заметила. Она ведь просто слушала его голос.

— Я поклонница историй о восстании гоблинов, — ответила Гермиона, скорчив гримасу, и протянула руку. Он сжал ее ладонь, и девушка не смогла сдержать улыбки, потому что ей показалось, что он наконец немного расслабился и улыбается почти совсем по-настоящему.

— Ладно. Тогда я расскажу тебе вторую часть этой увлекательной истории.

Но на этот раз не было историй про гоблинов. Была история замка. А Гермиона вновь все прослушала. Потому что видела, что он действительно расслабился, что он шутит и все чаще улыбается в ответ на ее улыбку. Путь назад показался ей короче в разы. И момент расставания наступил слишком быстро.

У камина он притянул девушку к себе и легонько коснулся губами виска. А потом, отстранившись, посмотрел ей в глаза серьезно и напряженно. И она невпопад подумала, что у него невозможно серые глаза, а еще ей очень захотелось стереть это напряженное выражение, застывшее в них. Но она не могла. Просто не знала, как. Внезапно Гермиона поняла, что ни разу за все это время не назвала его по имени. Даже в мыслях. А он ни разу не назвал по имени ее. Это открытие вдруг показалось очень важным. Потому что этап обращения друг к другу по фамилиям остался в прошлом. Теперь уже точно в прошлом. И это не могло не радовать. Сейчас Гермиона до ужаса боялась услышать от него «Грейнджер». Но при этом она чувствовала, что пока не имеет права называть его «Драко». Глупо, да! Но ей почему-то казалось очень важным услышать, как он обратится к ней по имени первым. Она и так уже сделала столько шагов навстречу. «Впрочем, он тоже сделал, — подумала она, взмахнув рукой на прощание. — Но пусть сделает еще один». И в этот раз чутье подсказывало Гермионе, что она этого непременно дождется. Потому что он здесь, до него можно дотянуться. А если ему нужно время, что ж, оно у него будет. У них впереди вечность. Гермиона надеялась на это от всей души.

Можно бояться ночи, сомнений, своих желаний.

Можно не верить знакам, словам и случайным взглядам.

Можно навек запереться в дурных ожиданьях.

Можно себя отравить отчаянья ядом.

 

Все это можно… Твой враг не простит ошибки.

В шепоте ночи рефреном «Пощады не будет!»

А ты… вспоминаешь что значит не прятать улыбки

И утро встречать рядом с теми, кто верит и любит.

 

И пусть за порогом бессильная вьюга злится.

Пускай завывает утробно голодным зверем.

Но пусть этой ночью не ты, а твой враг боится.

Пусть знает, что ты будешь биться за тех, кому верен.

 

Северус Снейп шел по темному коридору, стараясь справиться с раздражением. Он находился в замке Малфоев четвертый день. Казалось бы, всего лишь четвертый день, но его нервы уже были на пределе, а ведь когда-то он гордился своей железной выдержкой. Видимо, те светлые дни безвозвратно канули в Лету.

Северус раздраженно взбежал по ступеням. Ну вот кто просил этого паршивца снимать защиту с трех коридоров, четырех лестниц и гостиной?

Когда выставленные Снейпом датчики сообщили о том, что в защите брешь, Северус почувствовал, как сердце подскочило к горлу. В голове мелькнуло: началось. И только расшифровав сигнал, он понял, что защита снята не извне, а самим хозяином имения. Конечно, можно было бы предположить, что здесь не обошлось без империо, но ни в один камин имения не то что волшебник, моль без ведома Северуса не проскользнула бы.

А применять империо опосредованно, хвала Мерлину, пока не научились. Значит, нужно было как можно скорее найти новоиспеченного хозяина имения и вправить мальчишке мозги. А заодно понять, с чего его потянуло на подвиги на ночь глядя.

Северус глубоко вздохнул и свернул в коридор, да тут же резко остановился, потому что услышал, как вдалеке Драко Малфой… пересказывает вслух историю восстания гоблинов. Северус тряхнул головой, не веря своим ушам. На мальчика в последние дни свалилось столько всего, что не мудрено и о восстании гоблинов вслух самому себе начать рассказывать.

Мужчина сорвался с места с единственным желанием: взять ребенка за плечи, встряхнуть и пообещать, что все непременно будет хорошо, успокоить, соврать…

Картина, которую увидел Северус, свернув в коридор, вызвала желание одновременно залепить мальчишке подзатыльник и… снова залепить подзатыльник.

В шаге от Драко стояла… Гермиона Грейнджер и глядела на юношу, затаив дыхание и ловя каждое слово. Что именно в озвучиваемых Драко событиях было новым для старосты Гриффиндора, Снейп представлял слабо. Он был уверен, что эта девчонка прочитала все, до чего смогла дотянуться в библиотеке Хогвартса. Драко смотрел куда угодно, только не на нее. Северус хмурился, решая, как поступить, пока юный Малфой описывал кровавые события, настойчиво указывая на натюрморт, который рисовала Нарцисса в его, Северуса, доме несколько лет назад.

А потом Драко обернулся к девушке, и Северус Снейп, покачав головой, шагнул в тень. Неужели именно так сам Северус смотрел на Лили Эванс? С тем же напускным равнодушием и тоской во взгляде. А еще с безумной надеждой на что-то несбыточное. С глупым, наивным ожиданием чуда, с дурацким трепетом, который, как ему казалось тогда, невозможно заметить со стороны. Драко, наверное, сейчас тоже кажется, что со стороны он выглядит абсолютно спокойным и отрешенным. Мужчина вздохнул. Вот только этого для полного счастья не хватало. Ну что за глупый мальчишка! Ведь чувствовал же Северус, что не только проблемы последних дней гложут Драко. Что-то еще: тоскливое, тягучее заставляет его то и дело замолкать на полуслове, нервно отбрасывать волосы с лица и пытаться снова собраться с мыслями. А еще мальчик совсем перестал спать. И эта всезнайка, кажется, тоже. Эх, дети — дети.

Северус прислонился к стене и задумчиво закусил губу. Ну вот что, Мерлина ради, ему сейчас делать? Сообщить подросткам за стеной, что Драко перепутал даты сражений, причем дважды, и призвать им учебник по истории магии? Увидеть снова испуг и неловкость во взглядах? Впрочем, здесь можно нарваться и на упрямство, вместо испуга. С этих детей станется.

Вмешаться или нет?

Может, стоит сказать Нарциссе? В конце концов, это ее сын, и она сможет объяснить ему, что нельзя вот так: глупо, опрометчиво… Ну он бы еще Поттера с собой притащил, право. В компании всех Уизли.

Северус уже почти решил пойти в сторону покоев Нарциссы. Но тут же вспомнил, что ей пришлось пережить за последние дни: как она буквально места себе не находила от беспокойства за Драко, а тот паршивец еще и масла в огонь подливал своими решениями. И пусть решения были более чем верными, и сам Северус поступал бы на его месте так же, но он-то взрослый опытный волшебник. А тут… мальчишка же. С взыгравшим максимализмом. Северус уже жалел о том, что Драко узнал о заклятии. Он отдал мальчику книгу, несколько раз они подолгу беседовали на эту тему. А потом Драко просто стал менять тему разговора, стоило лишь заикнуться о заклинании. И это очень не нравилось Северусу. Вдвойне не нравилось то, что мальчик научился скрывать свои мысли, и все, что сейчас мог чувствовать Снейп, — тень его эмоций. Ломать защиту — означало потерять доверие. Так поступить Северус не мог, даже если ему очень не нравилось то, что могло бродить в светловолосой голове.

Ворваться сейчас к Нарциссе и добавить ей повода для волнений? Впрочем, не только этого он боялся. Боялся того, что Нарцисса снова будет смотреть так, как смотрела в школе, когда Северус, не стесняясь в выражениях, делился своим мнением о компании гриффиндорцев. Потому что один из этой чертовой компании находился сейчас в Хогвартсе, а Северус перекрыл все способы связи с имением Малфоев. Перекрыл, разумеется, с согласия Драко. Но тот-то не знал о побочной стороне этого вопроса. Он-то был не в курсе возвращения незабвенного Блэка. А если и в курсе, то вряд ли догадывался, что значило это событие для его матери. Нарцисса все эти дни неотлучно находилась рядом с сыном, и Северус даже думать не хотел, что творится в ее душе, о чем она разговаривали сорок минут в его кабинете с чертовым Блэком. Северуса до сих пор зло брало от воспоминания, как спустя несколько часов после своего возвращения ошалевший после встречи с крестником Блэк тенью скользнул в кабинет зельеварения. Без стука, между прочим, и попросил Нарциссу уделить ему время. И то, как Нарцисса подняла взгляд на Северуса, безмолвно прося оставить их одних. И как Северус сорок минут расхаживал по коридору, ведущему к гостиной Слизерина, потому что с этого места просматривалась дверь в его кабинет.

Северус потер висок, вспоминая, с каким мстительным удовольствием он перекрывал камины в имении Малфоев. Нарцисса не сказала ни слова возражения, потому что безопасность сына для нее всегда была на первом месте. Но посмотрела на Северуса так, что он снова почувствовал себя шестнадцатилетнем слизеринцем, придумывающим злую кару для Сириуса Блэка. А еще… Все эти годы Северус старательно игнорировал редкие упоминания о Блэке. Будто того никогда и не было. А вот теперь и рад бы был поговорить с Нарциссой об этом, понять, чего ждать дальше. Но она молчала. Не улыбалась мечтательно, как в шестнадцать, не смотрела с тоской в темный проем окна, как в девятнадцать. Просто молчала, и Северус понятия не имел, что скрывается за этим молчанием.

Снейп резко развернулся на сто восемьдесят градусов, решив не идти к Нарциссе. Его взгляду предстала пустая рама на стене. Мужчина вздохнул, вспомнив, с каким маниакальным упорством Драко искал художника, который бы согласился написать посмертный портрет Люциуса. В эти дни Драко, кажется, окончательно понял, что деньги решают далеко не все проблемы. Ни один мастер не хотел связывать себя с именем беглого пожирателя смерти.

Но каким-то чудом Драко нашел старую волшебницу, писавшую несколько лет назад портрет Марисы Делоре. И женщина неожиданно согласилась. Северусу думалось, что исключительно в память о Марисе. И вот теперь на стене висела пустая рама, обозначавшая место, которое займет готовый холст.

Северус оглядел коридор. Десятки поколений Малфоев спали безмятежным сном. Северус вдруг подумал, что было бы, если бы портрет Люциуса уже висел, и высокомерный отпрыск старинного рода узнал, что его сын пригласил в гости нечистокровную волшебницу. Что бы он сказал?

Северус вдруг вспомнил последнюю встречу с Люциусом в банке Гринготс, когда тот едва поздоровался с ним, и последнее письмо того же человека. Люциус-Люциус… Как глупо сложилась твоя жизнь. Как поздно решил ты защитить тех, кто нуждался в твоей защите. Впрочем, лучше так.

Перед мысленным взором возник Люциус Малфой, и его голос в голове ответил так, будто Северус все же сообщил ему про гостью сына:

— У Малфоев всегда был хороший вкус.

Северус усмехнулся. Забавные вещи творит подсознание, если не спать несколько ночей кряду.

Он развернулся и медленно пошел в сторону своих покоев. Он поговорит с Драко завтра. Вытрясет из мальчишки всю душу, но заставит понять, что тот делает не так. Раз уж взялся вести себя по-взрослому, так пусть будет последователен.

Северус вспомнил о решении Драко восстановить поместье Делоре. Сколько сил он положил на то, чтобы убедить мальчика повременить. Нет. Уперся на своем, и с места не сдвинешь. И Северус не мог не признать, что испытывает уважение к этому упорству, граничащему с упрямством.

Драко же не только в этом уперся. Еще и с Хранителем по-своему решил. Видит Мерлин, Северус был готов к тому, чтобы стать Хранителем, раз уж Драко решил идти до конца. Северус поймал себя на мысли, что уже не боится ответственности за другого человека. Безоговорочной, безграничной. Он был готов к ней. Но Драко, упрямый мальчишка, сделал Хранителем Фреда. После двухчасового разговора за закрытой дверью библиотеки, когда Северус раздраженно листал книгу в гостиной, стараясь не думать о внезапной страсти семьи Малфоев просить Северуса выйти, Драко объявил о своем решении. Снейп тогда только руками развел и посмотрел на Забини, ожидая поддержки. Но тот лишь пожал плечами и негромко произнес:

— Я поддерживаю решение Драко. И помогу ему.

— Умом тронулись. Оба!

Но что-то в этой идее было. Наверное, элемент неожиданности. И Снейп с отцовской гордостью смотрел на то, как Фред Забини перед уходом жмет руку Драко, словно взрослому, словно равному. Северус был здесь четвертый день. Фред Забини — тоже, возвращаясь в свое имение только на ночь, да пару раз отлучался, чтобы мелькнуть на паре мероприятий — он-то не был вне закона. И все эти дни они только и делали, что продумывали дальнейшие ходы. Свои и… не свои.

Глядя на мальчика, которого он знал с детства, Северус Снейп не мог понять, когда Драко успел вырасти и как он, Северус, умудрился это пропустить. И ведь не сказать, что Малфой-младший раньше был таким уж ребенком, но вот сейчас… Северус все чаще ловил себя на мысли, что ему хочется повернуть время вспять. Чтобы дети не взрослели так быстро. Они сами… Мерлин с ними, пусть стареют, но дети… пусть еще чуть-чуть побудут детьми.

Северус внезапно вспомнил, как они втроем сидели в малой гостиной Малфоев и Драко что-то сбивчиво доказывал, а сам Северус и Фред Забини смотрели в камин и думали каждый о своем, и как Драко, совсем по-детски взмахнул руками и повысил голос:

— Меня здесь кто-нибудь вообще слушает?

А Фред улыбнулся совсем так же, как улыбался Нарциссе, когда та рассказывала что-то забавное, и они с Северусом ответили в один голос:

— Только этим и занимаемся.

И Драко резко отвернулся к окну, сжав кулак, а они переглянулись в молчаливом удовлетворении, как два заговорщика, потому что хоть на миг, но удалось вырвать из мальчика хоть одну эмоцию по возрасту. Содрать это наносное, взрослое… Пусть дети еще хоть чуть-чуть побудут детьми.

Северус подошел к двери в свои покои, тихонько приоткрыл ее и заглянул внутрь. Там было пусто. Мужчина удовлетворенно улыбнулся и открыл соседнюю дверь.

На широкой кровати за незадернутым пологом спало его чудо. Чудо сбросило одеяло во сне и скрутилось беззащитным комочком, подтянув острые коленки к животу. Северус покачал головой и взялся за отброшенное одеяло.

Укрыв мальчика до подбородка, он осторожно придвинул тяжелое кресло поближе к кровати и устроился в нем поудобнее, намереваясь провести здесь эту ночь так же, как и все предыдущие. Он протянул руку и осторожно убрал отросшую челку с лица своего маленького чуда и подумал о том, что все невеселые мысли остались за порогом этой комнаты.

Его сын был маленьким не по возрасту, со слишком тонкой шеей и слишком худыми руками. Его сын говорил едва слышно и имел привычку засовывать руки в карманы, когда волновался. Его сын до этого ни разу в жизни не был в поместье волшебников и не видел других замков, кроме Хогвартса. Его сын совершенно не разбирался в геральдике и не мог отличить саблю от рапиры. Его сын не умел играть в шахматы и краснел до корней волос, когда Нарцисса окружала его материнской заботой. Его сын влюбился в старую железную дорогу Драко и не желал расставаться с подаренными на Рождество перьями — даже сейчас край набора выглядывал из-под подушки. Его сыну еще так много нужно узнать в этой жизни!..

Северус погладил мальчика по волосам, и тот улыбнулся во сне, а потом перехватил бледную руку и пристроил себе под щеку. Северус привычно почувствовал комок в горле. Он передвинулся ближе, чтобы не потревожить мальчика.

Его сын. Северусу нравилось, как это звучит.

Тому обязательно нужно купить запасную теплую мантию, потому что в этом возрасте остаться сухим на улице — что-то за гранью возможного, и Том так легко простужается, а он не может находиться всегда рядом, чтобы применять высушивающие чары. И нужно непременно навестить магазин мадам Малкин и заказать новую школьную форму, потому что старая совершенно ему не подходит. А еще купить Тому домашнее животное. Любое, какое тот захочет, хоть крокодила Африканского.

Северус улыбнулся. Вот завтра с утра этим и займется. Только выскажет Драко все, что о нем думает. Или нет. Сначала поход с Томом в Косую Аллею, а уж потом разговор с Драко, чтобы настроение не портить.

Или же вообще ничего не говорить мальчишке. Раз уж они все позволили ему быть взрослым, тогда нужно быть последовательными, и позволить Драко быть самостоятельным во всех его решениях. Северус просто спросит, не нужны ли ему помощь или совет.

Да, так он и поступит. Семнадцать лет — возраст, достаточный для принятия самостоятельных решений.

Я забуду тебя. Календарь отсчитает дни,

Вьюга сменится ветром, дождем, а потом грозой.

На пороге весны я забуду, что было «мы»,

Твои письма осядут в камине седой золой.

 

Я забуду твой голос, забуду твои черты,

Я из памяти вытравлю старые глупые сны.

Эту бездну в душе, где когда-то царствовал ты,

Я заполню другими с приходом моей весны.

 

Я вдохну полной грудью, услышав в ночи капель,

Снова вспомню «Dum spíro, spéro»¹... А я дышу.

Но пока в моем рухнувшем мире метет метель,

Я пишу тебе письма, сжигаю и снова пишу.

____________________________________________

¹Dum spíro spéro (лат.) — Пока дышу, надеюсь.

 

Блез Забини сидела за широким дубовым столом, покусывая кончик пера, и неотрывно смотрела на два слова, написанные вверху чистого листа пергамента.

«Здравствуй, Драко».

Блез разглядывала эти два слова вот уже полчаса. То ей не нравилась завитушка, которую она зачем-то пририсовала к его имени, то чернила, которые она вообще-то очень любила. Отец привез их из Египта давным-давно, и раньше ей почему-то казалось, что изумрудная зелень в письмах ему выглядит изысканно. Сейчас же цвет чернил казался каким-то нелепым — одновременно пафосным и детским.

Блез вздохнула, обмакнула перо в чернильницу, подождала, пока чернильная капля стечет обратно в емкость, и только после этого поднесла перо к бумаге. Набрав полную грудь воздуха, как будто собиралась прыгать в воду, она коснулась пером пергамента. Рука сама собой застыла. В том месте, где кончик пера касался пергамента, начало расплываться темно-зеленое пятно. «Почему такой уродливый цвет кляксы, если чернила заявлены как изумрудные?» — с раздражением подумала Блез и, скомкав пергамент, отправила его в камин. В нерастопленном камине уже лежало четыре одинаковых комочка, это был пятый. И ни на одном из этих черновиков дело дальше «Здравствуй, Драко» не пошло.

Девушка откинулась на спинку высокого кресла и посмотрела в потолок. Ей столько хотелось ему написать. О том, что ей страшно. О том, что она волнуется за него. О том, что каждый раз, когда отец возвращается из его дома, ей приходится одергивать себя, чтобы не задать ему миллион вопросов. Отец же, словно чувствуя это, каждый раз смотрит виновато, быстро спрашивает, как у нее дела, и, извинившись, запирается в своем кабинете. И от этого еще страшнее, потому что она чувствует — в поместье Малфоев что-то происходит.

Каждый вечер Блез обещала себе набраться храбрости и наконец написать ему. Ведь в этом, по сути дела, нет ничего особенного: она знает его миллион лет, написала ему сотню писем… она, в конце концов, имеет полное право справиться о его здоровье, признаться, что волнуется. Но в камине лежало пять скомканных листков пергамента, на которых она не смогла написать ничего, кроме его имени… Наверное, потому, что к беспокойству и тревоге примешивалась обида. Он сказал, что спасает ее, и она, разумеется, сделала вид, что поверила. Она же была великодушной и понимающей, потому что именно этого он от нее хотел. Вот только со своим внутренним голосом Блез так и не смогла договориться: тот кричал о том, что Драко просто пренебрег ей, променял ее на…

Блез глубоко вздохнула, потерла лицо руками, отбросила прядь волос со лба и пообещала себе никогда больше об этом не думать. В конце концов, сколько можно? Хватит!

Девушка придвинула к себе чистый лист пергамента, взяла новое перо, обмакнула в чернильницу и быстро написала:

«Здравствуй, Грег. Если предложение еще в силе, я согласна».

Не давая себе времени передумать, она быстро скрутила пергамент в трубочку, перевязала лентой и вызвала домового эльфа.

«Гори оно все синим пламенем», — думала Блез, передавая свиток склонившемуся в три погибели эльфу с тем, чтобы завтра с самого утра нарядиться, наложить косметические чары, улыбнуться себе в зеркало, потому что она все-таки чертовски здорово умела отлично выглядеть, и отправиться на встречу с Грегом. И пообещать себе не жалеть об этом ни минуты.

Единственное, что позволила себе Блез, — это маленькую возможность для шага назад: утром, перед самым выходом из дома, она связалась с Пэнси и пригласила ее составить им компанию. Пэнси выглядела озадаченной и растерянной, из чего Блез сделала вывод, что у подруги уже были планы на этот день. Однако несколько секунд подумав, Пэнси решительно кивнула, потом обратилась к кому-то, кого Блез не видела, и вновь повернулась к камину.

— Ты не против, если я буду не одна? — спросила Пэнси.

Блез открыла было рот, чтобы сказать, что вообще-то против, поскольку Пэнси должна была стать живым буфером между ней и Грегом и спасти ее от возможных ошибок, но потом лишь улыбнулась и кивнула:

— О чем речь…

Спустя двадцать минут в маленькой гостиной западного крыла дома Блез, изображая из себя радушную хозяйку, встречала Пэнси Паркинсон и ее жениха. Пэнси выглядела взволнованной и — невероятно, но! — кажется, даже смущенной. Ее жених, представившийся Робертом, после обмена вежливыми фразами принялся с интересом разглядывать гобелены на стенах. Смущенным он не выглядел, впрочем, и особенно радостным тоже.

В камине что-то затрещало, загрохотало, и в комнате появился Грег. Вид у него был такой же, как у Пэнси, — взволнованный и немного растерянный. Он улыбнулся Блез, потом увидел Пэнси, и на его лице промелькнуло разочарование, быстро сменившееся удивлением, когда его взгляд наткнулся на Роберта. Роберт вежливо улыбнулся и шагнул навстречу окончательно растерявшемуся Грегу. Однако хорошие манеры все же победили удивление — Грег протянул руку подошедшему молодому мужчине:

— Грегори Гойл.

— Роберт Моран.

Блез же отметила про себя две вещи. Во-первых, Грег оказался выше и крупнее Роберта. И когда он только успел вырасти? Наверное, за то время, что она смотрела в другую сторону. Во-вторых, Моран сверкнул улыбкой, давая понять, что его совершенно не смущает необходимость знакомства и совместного времяпровождения с семнадцатилетними подростками. Неужели он делает это ради Пэнси? Бросив взгляд на подругу, Блез внезапно поняла, что Пэнси гордится женихом. Она смотрела на Роберта так же, как смотрела мать самой Блез на ее отца, когда им случалось выходить в свет.

Блез почувствовала, как в груди кольнуло. Она сама с полным правом могла бы так же смотреть на Драко, если бы несколько дней назад он не отменил помолвку. Теперь ее ждала неизвестность… и новый жених. Пусть не прямо сейчас, но все же. Никто не позволит единственной наследнице древней фамилии долго оставаться незамужней.

А все из-за этой чертовой Грейнджер! Блез поморщилась, когда поняла, что все-таки нарушила данное самой себе обещание не думать о проклятой гриффиндорке.

Грег смущенно потер переносицу, повернулся к Блез, открыл рот, закрыл, набрал воздуха в грудь и выпалил:

— Здорово выглядишь.

— Спасибо, — вежливо улыбнулась Блез, а про себя подумала, что иначе и быть не могло. Она всегда выглядит идеально.

Когда Грег протянул ладонь, помогая ей забраться в камин, она послушно приняла его руку, попутно отметив, что не чувствует ничего из того, что чувствовала, когда касалась руки Драко. Впрочем, плевать. Это и к лучшему: чувствовать оказалось слишком больно. С этими мыслями Блез шагнула в камин и исчезла из родного дома так же, как до этого исчезли Пэнси и Моран. До того, как началось перемещение, она успела подумать: «Как здорово было бы вообще исчезнуть».

Рывок, мелькание смазанных картинок перед глазами, и вот они уже в празднично украшенном кафе в самом сердце магического Лондона.

Роберт галантно помог ей выйти из камина. Когда замешкавшаяся Блез остановилась, пытаясь вернуть себе ориентацию в пространстве, Роберт дернул ее на себя, спасая от столкновения с появившимся из камина Грегом. Она благодарно улыбнулась, отстраненно отметив, что рука Морана на ее талии тоже не вызывает никаких эмоций. Блез поймала взгляд подруги. Во взгляде Пэнси снова была гордость и совсем чуть-чуть того, что можно было бы назвать ревностью, если допустить, что Пэнси способна испытывать это чувство. Впрочем, все меняется.

Выход в свет, как окрестила их поход Пэнси, на удивление удался. Роберт оказался немногословным, однако у него обнаружилось прекрасное чувство юмора, а еще он был весьма эрудирован. Само собой вышло так, что он и Пэнси взяли на себя роль организаторов мероприятия. Пэнси говорила непривычно много, шутила, смеялась, отчаянно пыталась сгладить любую неловкость, и Блез поймала себя на мысли, что не может понять, старается ли Пэнси для нее или же пытается произвести впечатление на Морана. Впрочем, то, как смотрел на нее Роберт, ясно показывало, что впечатление Пэнси произвела уже задолго до этого. Что самое интересное, Блез не услышала от Роберта ни одной двусмысленности, он не пытался приобнять Пэнси, не шептал ей что-то украдкой, не касался ее сверх допустимого этикетом. Однако, стоило Пэнси поскользнуться на гладком полу, как он подхватил ее под локоть, а когда в галерее она неправильно назвала имя художника, уверенно указав на одно из полотен, в его улыбке мелькнули снисходительность и что-то похожее на озорство. И поправил он ее очень-очень деликатно и лишь после того, как она договорила. А то, как улыбнулась Пэнси в ответ, заставило Блез почувствовать укол зависти. По всему выходило, что Пэнси удивительно повезло. Чувствовалось, что между нею и Робертом искренняя симпатия, основанная на уважении и, кажется, доверии. Во всяком случае, когда Пэнси сказала, что могла бы подделать подпись отца и в любой момент уехать из Хогвартса на выходные, Роберт ответил, что они обсудят это позже, и смотрел на нее при этом так, что было понятно: он не позволит Пэнси наделать глупостей. Блез была рада за подругу, но мысль о том, что у нее тоже могло бы все это быть, никак не желала отпускать.

Блез то и дело бросала взгляды на Грега, который был молчалив и задумчив и выныривал из своих мыслей, только когда она обращалась к нему по имени. В такие моменты он улыбался, говорил невпопад, смущался, сбивался. Блез понимала, что ей это льстит. Она разглядывала Грега так, будто видела впервые, словно выбирала товар. Пусть это звучит цинично, но именно так чувствовала себя Блез, скользя взглядом по знакомой родинке на его подбородке, по ямке над ключицами, по его рукам. Он не был красив, однако из нескладного и нелепого мальчишки как-то незаметно превратился в рослого и крепкого юношу. У него была приятная улыбка, а еще очень красивый голос. Странно, что она заметила это только сейчас. Или, может быть, раньше он просто не говорил с ней так?

Они отправились на выставку Милоша Вайниса, заметку о которой Блез прочла еще до каникул и вскользь сказала Пэнси, что с удовольствием бы на нее сходила. Грег в тот момент находился рядом и, казалось, был поглощен чтением письма из дома, однако два дня назад он пригласил Блез именно сюда. И вряд ли это было совпадением, потому что картинные галереи были не тем местом, куда Грегори Гойл пошел бы по доброй воле. Например, последние минут десять он стоял напротив одного из полотен с таким видом, словно пытался понять, где у того верх, а где низ.

Когда пришла пора переходить в другой зал, Блез придержала Грега за запястье, позволив Пэнси и Морану немножко от них оторваться. Грег послушно притормозил, впрочем, на Блез не посмотрел, предпочитая изучать пол.

— В чем дело? — спросила Блез.

Он поднял голову, улыбнулся и сказал:

— Ни в чем. Просто задумался.

— О чем ты думаешь сегодня целый день?

Не то чтобы Блез была уязвлена отсутствием внимания с его стороны, но отчего-то ей казалось неправильным то, что он весь день где-то витает, возвращаясь на землю, только если его растормошить или когда того требовали правила приличия, как, например, в кафе.

Грег пожал плечами, уходя от ответа. Блез посмотрела на удалявшихся Пэнси и Морана, потом в другую сторону. Переход между залами был пуст. Девушка подняла взгляд на Грега. Зимнее солнце пробивалось через витражное окно и светило ему в спину. Блез не была художницей, однако не могла не оценить эту композицию. Если бы она чуть хуже знала Грега, решила бы, что тот позирует. Она некстати подумала о Драко, который всегда выглядел так, будто позировал. Гобелены, канделябры, дверные проемы, отблески камина и заснеженные еловые лапы, — все вокруг служило декорациями, оттенявшими его образ. Драко Малфой был идеален. Он жил так, словно каждый его день проходил на подмостках театра. И он всегда назубок знал свою роль, показывая тебе только те эмоции, которые хотел показать, произнося только те слова, которые ты хотела услышать. А когда он не мог их сказать, он просто хранил молчание. Эта его чертова привычка молчать и нежелание просто соврать! Насколько было бы проще!

Блез вздохнула, и от ее вздоха Грег наконец отмер. Если до этого он смотрел ей в глаза, то теперь его взгляд скользнул куда-то вниз, потом в сторону… Еле слышно он произнес:

— Пэнси ушла.

— И?

— Ее… догнать нужно.

— Грег, следующий зал тупиковый! Пэнси все равно будет возвращаться этим же коридором, — раздраженно откликнулась Блез.

— А, точно… — Грег смущенно потер затылок. — Ну, тогда пойдем, что ли? — проговорил он и подал ей руку.

Блез ничего не собиралась делать, все вышло как-то само собой. Намереваясь последовать за Пэнси и Робертом, она сделала шаг, но дурацкий каблук подвернулся, и Грегу пришлось подхватить ее, не позволив упасть. Поскольку он держал ее за руку, а Блез, потеряв равновесие, мертвой хваткой вцепилась в его ладонь, Грегу пришлось второй рукой перехватить ее за талию, так, что, когда она наконец почувствовала опору под ногами, оказалось, что он ее обнимает. Хотя Грег уж точно ничего не имел в виду.

Блез подняла голову и посмотрела в его глаза. Грег судорожно вздохнул, и под ее рукой, которая каким-то образом оказалась лежащей на его груди, его сердце заколотилось с такой скоростью, что, будь ситуация несколько иной, Блез бы непременно рассмеялась. Она ожидала, что он ее поцелует, отстраненно думая, позволить ему это или нет? Принять решение оказалось неожиданно сложно, впрочем, глаза Блез все же прикрыла и тут же услышала, как он, гулко сглотнув, прошептал:

— Если мы еще чуть-чуть тут постоим, мы точно не попадем в тот выставочный зал.

Блез распахнула глаза, и ее взгляду предстала скула Грега, на которой расцвели красные пятна. Сам Грег смотрел в сторону, а его губы были плотно сжаты. Очевидно, последние несколько секунд дались ему нелегко.

Блез кашлянула, и Грег наконец выпустил ее из объятий. Сделав шаг в сторону, он галантно предложил ей локоть. На девушку он по-прежнему не смотрел.

Чувствуя неловкость, Блез взяла его под руку. Грег шумно выдохнул, но ничего не сказал.

Идя по длинному переходу, Блез думала о том, что невероятно благодарна ему за этот несостоявшийся поцелуй. Она, пожалуй, была пока не готова начинать с чистого листа. И Грег, такой удивительно-правильный, уж точно меньше всех заслуживал того, чтобы стать просто средством от душевных ран.

«Вот бы еще теперь сделать что-то с дурацкой неловкостью, которая возникла между нами». Блез покосилась на Грега, тот так же воровато покосился в ответ и внезапно усмехнулся.

— Что? — спросила Блез, тоже улыбаясь.

— Да я же все понимаю, — вдруг произнес Грег, чем изрядно ее удивил.

Вот бы ей так. Она даже не претендовала на то, чтобы понимать все, ей бы понять хоть что-то. И прежде всего, как жить дальше. Блез повернулась к Грегу и несколько секунд на него просто смотрела. На его щеках все еще виднелись пятна, обычно аккуратная челка топорщилась сейчас вверх, и в целом Грег выглядел изрядно выбитым из колеи. Однако в карих глазах светилась улыбка. Ну не может человек быть таким понимающим!

— Иди уже, смотри свои картины, раз так сюда рвался, — пытаясь скрыть неловкость за усмешкой, сказала Блез и, высвободив руку из-под его локтя, чуть подтолкнула Грега в сторону очередного полотна.

В ответном смехе Грега послышалось облегчение. Впрочем, смех быстро перешел в тяжкий вздох, когда он понял, что пытка картинной галереей возобновляется. Что-то пробормотав, Грег поплелся к ближайшему шедевру. В живописи он разбирался примерно так же, как Блез в скаковых лошадях. Она, к слову сказать, ездила верхом крайне неохотно и только на самой смирной кобыле, и то лишь потому, что верховую езду любил Драко. Поймав себя на том, что вновь думает о Драко, Блез решительно тряхнула головой и пошла вслед за Грегом, намереваясь показать, что вправду ценит его жертву.

Позже Блез смотрела то на сосредоточенно морщившего лоб Грега, то на Пэнси с Робертом, которые стояли напротив какого-то фантасмагорического полотна и обсуждали что-то с таким серьезным видом, будто познали истину, и думала о том, что ей нужен был этот, как выразилась Пэнси, выход в свет. Пожалуй, она успокоилась и многое поняла для себя за этот день.

Наверное, все так и должно быть, и ей просто нужно время… и не нужно ни в коем случае позволять себе думать о Драко. Волевым усилием пресекать любую попытку вспомнить его привычки, его голос, его руки. Ей нужно начать жить самой по себе, не пытаясь заменить его кем-то. Избавиться от его образа, от его тени, чтобы даже отголоска мысли не допускать…

Но стоило ей придумать такой, как ей казалось, жизнеспособный и со всех сторон отличный план, как вечером на пороге ее комнаты появился эльф с письмом, перевязанным серебристой ленточкой, герб на которой Блез узнала бы из тысячи.

Если поверить в чудо, станет иною жизнь ‒

Точкою невозврата будет отмечен путь.

Кто-то до боли близкий скажет тебе: «Держись»,

Чей-то чуть слышный голос поможет тебе уснуть.

 

Чашка горячего чаю, теплый колючий плед…

Наши с тобой тени слышат мелодию снов.

Я не такой уж храбрый, но твой неизменный свет

Тянет меня за тобою, и я уступаю вновь.

 

Я не ищу ответов, чтоб не гневить судьбу.

Я привыкаю снова слышать твой тихий смех.

Чудо тебя вернуло, чтобы продолжить борьбу,

Но мы не будем об этом. Так будет лучше для всех.

 

Ремус Люпин смотрел в темноту за окном. Последствия полнолуния еще давали о себе знать: по позвоночнику нет-нет да и пробегала волна дрожи. Снейп был гениальным зельеваром, но даже он не смог победить природу Ремуса до конца.

За окном шел снег. Крупные хлопья валили с неба, словно кто-то там наверху решил проверить, сможет ли засыпать дома по самую крышу. В детстве Ремусу казалось, что это возможно. Вот только сугробы, на его памяти, ни разу не поднялись даже до подоконника первого этажа.

Сегодня был предпоследний день рождественских каникул. Ремус Люпин давно не был школьником, имел давний и незначительный опыт преподавания, но все равно привычно мерил год учебными отрезками, и последние шестнадцать лет каждый раз накануне начала учебного семестра его посещали одни и те же мысли. Если бы все сложилось иначе, то, скорее всего, послезавтра он отправился бы на платформу девять и три четверти, чтобы вместе с друзьями проводить сына Джима в Хогвартс. Возможно, вместе с сыном Джима они посадили бы на поезд дочь или сына Сириуса. О своих детях Ремус не мечтал уже давно, а вот за Гарри и неродившихся детей Бродяги было больно до кома в горле. Если бы все сложилось иначе, если бы смерть не прошлась вихрем по их жизням, если бы война не искалечила их судьбы…

Дом на площади Гриммо был погружен в тишину, но теперь тишина стала иной. Ремус вздохнул и поплотнее закутался в теплый плед. Угли в камине едва тлели, но разжигать огонь не хотелось. Для связи этих углей достаточно, а холод он потерпит. Ему не впервой. Это определенно не стоит того, чтобы будить Сириуса, который просыпался от любого едва слышного шороха. Даром что спал в своей спальне наверху. Ремус всегда чувствовал момент пробуждения Сириуса. То ли дело было в том, что оборотень, дремавший в нем, не желал оставлять Сириуса без присмотра, боясь, что тот снова пропадет, то ли дело было в самом доме.

После того как Сириус исчез за занавесом, дом на площади Гриммо, 12 изменился до неузнаваемости. Он не пустовал ни дня за последние четыре года. С тех пор как Орден Феникса сделал его своей штаб-квартирой, здесь всегда что-то происходило. Камины, открытые лишь узкому кругу посвященных, в любое время суток трещали сигналами вызова, выплевывали снопы искр, а появлявшиеся в них волшебники торопливо передавали сообщения дежурившему рядом с камином аврору, и в стоявшем тут же омуте памяти прибавлялось серебристой субстанции. В последние два года все сообщения были зашифрованы, и дежуривший аврор, даже попав в руки Пожирателей, мог лишь повторить услышанную абракадабру. Для человека несведущего она была лишена смысла. Шифр менялся так часто, что оставалось удивляться поистине безграничным возможностям тех избранных, кто был в состоянии удерживать эти шифры в уме.

Но жизнь, кипевшая внутри дома, не касалась его самого. Дом умирал. Члены Ордена, зализывавшие в нем раны, дежурившие у камина, строившие планы операций, были не в состоянии его оживить. Повсюду здесь чувствовались разруха и медленное угасание. Словно сама магия покидала эти стены в отсутствие истинного хозяина. Потому что Гарри, каким бы славным парнем он ни был, просто не мог вдохнуть в них жизнь. Это мог сделать только истинный Блэк.

Люди, останавливавшиеся здесь, двигались бесшумно и говорили вполголоса, словно находились у гроба с покойником. И в каждый свой визит сюда Ремусу нужно было несколько минут, чтобы привыкнуть к глухой пустоте дома, осознать, что здесь все же есть люди. Он гадал, на сколько хватит вековой магии такого древнего и сильного рода, как Блэки? Сколько времени понадобится жадной пустоте? Как скоро в ответ на вызов по каминной сети появится лишь мутная рябь, а заклинание проявления ненаносимого места останется лишь пустым звуком? И что тогда станет с ним самим как с хранителем этой тайны? Он тоже исчезнет?

И Ремус почти смирился с этим, потому что, что бы там ни говорил Дамблдор, в нем не было столько сил и несгибаемости, как в Снейпе. Он не был готов биться за Гарри до последнего. Вернее, готов был, вот только знал, что у него не хватит сил. Ведь у него не осталось никого, кто бы помог ему эти силы восполнить. Одновременный уход Сириуса и Фриды что-то окончательно сломал в Люпине. Так, что он не сразу заметил, что Снейп перестал сыпать язвительными замечаниями, а Дамблдор все реже дает ему ответственные поручения. Ремус сам себе напоминал дом на улице Гриммо, 12, из которого капля за каплей вытекала жизнь. Порой в его голову приходила пугающая мысль: отправиться в полнолуние в логово Пожирателей, не выпив зелье Снейпа. Мысль была немного наивной, будто Ремусу снова было одиннадцать, когда он верил, что у него еще есть шанс стать нормальным. Теперь же он хотел верить в то, что его ненормальность сможет нанести урон противнику и выиграть немного времени для друзей. Но, кажется, Дамблдор прекрасно об этом знал, поэтому Ремус все чаще дежурил у камина и все реже узнавал об изменениях в шифре, так что сказанное очередным волшебником оставалось для него такой же абракадаброй, как для юных неопытных авроров.

И вот, когда казалось, что жизнь зашла в тупик, случилось рождественское чудо. Его никто не ждал. О нем даже помыслить никто не мог. Ремус взял себе за правило каждый вечер мысленно возвращаться к этому чуду, чтобы снова поверить в то, что все еще может наладиться.

Накануне Рождества Ремус прибыл в Хогвартс отнюдь не в радужном настроении. Снейп, встретивший его у камина в холле первого этажа, коротко сообщил, что Волдеморт зачем-то вызвал к себе сына Нарциссы, что при этом присутствовал Люциус Малфой, который попытался сорвать планы Волдеморта, в результате чего погиб. Дамблдору удалось вернуть мальчика в Хогвартс живым, но сам профессор при этом пострадал. У Ремуса от этих новостей голова пошла кругом. Он открыл было рот, чтобы расспросить подробнее, но мрачный Снейп от расспросов отмахнулся и умчался в неизвестном направлении, сообщив, что Дамблдор даст знать, когда Ремус понадобится.

Так Ремус остался в одиночестве, гадая, для чего он мог понадобиться директору Хогвартса. То, что из всех членов Ордена Феникса вызвали именно его, Ремуса, как раз не удивляло. Члены Ордена — люди, а люди, как правило, заняты в Рождество. Они готовятся к празднику, в их домах пахнет запеченной индейкой, а наряженная елка светится разноцветными огнями. Ремуса никто не ждал. Елки у него тоже не было.

Побродив немного по пустым коридорам, Ремус пообщался с парой портретов, отклонил приглашение проследовать в главный зал для торжества, переданное профессором Макгонагалл через домового эльфа, и решил, что нужно все же отыскать Снейпа, чтобы тот наконец либо объяснил, что происходит, либо отпустил его восвояси. Да, пустая квартира Ремуса даже не была украшена к Рождеству, но сказанное на бегу Артуром Уизли «мы будем рады, если ты присоединишься к нам в Норе» грело душу. Быть одному в Рождество слишком тяжело. Хуже было разве только находиться в знакомом с детства замке и понимать, что здесь ты тоже никому не нужен. Если только для дела.

В этот момент перед Ремусом появился новый домовой эльф. Сперва Ремус решил, что профессор Маггонагалл настаивает на своем приглашении, и мысленно застонал, потому что появляться в зале, где собрались его бывшие коллеги и ученики, после скандала, с которым он покинул пост преподавателя, не хотелось до дрожи, но обидеть Минерву повторным отказом он бы не смог. Однако эльф неожиданно сообщил, что в замке Сириус Блэк. Ремус тогда подумал, что впервые видит сошедшего с ума домового эльфа. А ведь в книгах писали, что психика домовых эльфов гораздо устойчивее к разного рода воздействиям, чем психика обычных волшебников. Пока он размышлял о том, как поступить и кому первому сообщить о странном поведении эльфа, тот пропищал, что директор ждет Ремуса у себя.

Ремус медленно кивнул эльфу и, когда тот исчез, невидяще уставился прямо перед собой. Сказанное эльфом могло бы быть правдой, если бы Ремус воспользовался маховиком времени и переместился на несколько лет назад. Но маховика у него не было, и, признаться, он понятия не имел, способны ли маховики переносить людей на годы.

В первую очередь Ремус решил отыскать Снейпа и сообщить, что в Хогвартсе творится что-то странное и с этим нужно непременно разобраться. Только повального помешательства им для полного счастья не хватало.

Снейпа в подземелье не оказалось. Нарциссы тоже. Тогда Ремус вызвал к себе домового эльфа, надеясь, что хоть этот-то будет в себе. Явившийся эльф выглядел вполне здравомыслящим. Он с готовностью сообщил, что Снейп у Дамблдора, а после вопроса Ремуса «кто еще есть в кабинете директора?», уши эльфа вдруг задрожали, и тот прошептал, сделав страшные глаза:

‒ Сириус Блэк.

Это уже переставало быть смешным.

Горгулья пропустила его без проблем, хотя сегодняшнего пароля он не знал, а это могло означать лишь одно ‒ директор в самом деле ждал Ремуса. Входить в кабинет Дамблдора ему ‒ аврору, оборотню ‒ было страшно. Так страшно, как, наверное, не было ни на одном из заданий. С каждым новым шагом Ремус все яснее понимал, что, несмотря ни на что, надеется на чудо. Ругал себя за эту детскую надежду, но ничего не мог с собой поделать. В голове билась мысль, что в этом мире возможно почти все. И это маленькое «почти» отравляло каждый его вдох.

В кабинете директора ярко горел камин и пахло каким-то зельем. Ремус не мог определить, каким именно. Альбус Дамблдор сидел за своим столом. Его посетители расположились полукругом в креслах спиной к двери. Посмотреть в их сторону Ремус не решился. Вместо этого кивнул Дамблдору и замер у двери.

‒ Входите, Ремус, ‒ Дамблдор устало улыбнулся и указал на кресла. ‒ Полагаю, вы не со всеми еще успели увидеться.

Ремус обошел сидящих слева, скользнул взглядом на напряженному лицу Снейпа, вымученно улыбнулся Нарциссе и наконец посмотрел в сторону дальнего кресла. Сердце рвануло к горлу с такой скоростью, что Ремус было решил, что начал обращаться, хотя до полнолуния еще оставалось две с лишим недели. В кресле, вцепившись в подлокотники, сидел Сириус Блэк.

Его волосы были короче, чем в их последнюю встречу, лицо и руки, видневшиеся из-под закатанных рукавов рубашки, покрывал загар, которого просто не могло быть у волшебника в Лондоне, тем более зимой. Но в остальном это был определенно Сириус. Или же кто-то очень-очень на него похожий.

‒ Оборотное зелье? — услышал Ремус свой голос, в то время как Сириус медленно встал.

‒ Увы, нет, ‒ в голосе Снейпа звучало привычное раздражение, и это странным образом удерживало в реальности.

‒ Из Арки Невозвращения порой возвращаются, ‒ в тихом ответе Дамблдора послышалась улыбка. ‒ Чудо.

Ремус Люпин встретился взглядом с Сирусом Блэком и понял, что оборотное зелье тут ни при чем. Это был взгляд Сириуса: настороженный, растерянный и немного виноватый. Сколько раз в своей прошлой жизни Люпин видел этот взгляд? И как же сильно по нему скучал… Мерлин, он только сейчас понял, как безумно скучал по другу. Настолько, что теперь боялся даже шагнуть навстречу. Вдруг это все окажется наваждением? Как же потом жить?

Тишину нарушил голос Снейпа:

‒ Люпин, Мерлина ради, или свались уже в обморок, или скажи хоть что-нибудь.

Ремус Люпин заторможенно перевел взгляд на Снейпа, на лице которого застыла гримаса брезгливости, и в этот момент Сириус бросился к Ремусу и крепко-крепко его обнял. Наверное, именно в ту минут Ремус поверил в рождественское чудо. От Сириуса незнакомо пахло ‒ солнцем и фруктами, он был очень худым, но живым, горячим, настоящим.

Ремус крепко обнял друга в ответ и зажмурился изо всех сил, понимая, что, если это сон, он не хочет просыпаться. Никогда. Рядом кто-то всхлипнул, и Ремус открыл глаза. Нарцисса Малфой, идеальная, безупречная, неправдоподобно красивая даже в своем трауре, смотрела на них, зажав рот рукой, и в глазах ее блестели слезы.

‒ Успокоительного? ‒ все с той же гримасой произнес Снейп, даже не повернув голову к Нарциссе.

Та помотала головой и, зажмурившись, беззвучно заплакала.

‒ А скоро еще и Поттер придет… ‒ пробормотал Снейп себе под нос.

Вскоре, когда схлынула первая радость, оказалось, что проблемы сами собой не разрешились. В Хогвартс по-прежнему летели совы от Министерства, о чем без конца сообщал скрипучий голос из серебряного кубка, стоявшего на столе, а перекрытый камин Альбуса Дамблдора то и дело вспыхивал голубоватым свечением, оповещая о том, что кто-то пытается связаться с директором.

Сириус, не выпуская Ремуса из объятий, повторил ему то, что другие присутствующие уже, кажется, слышали. Наверное, в другой раз, Ремус удивился бы сильнее существованию за Аркой некоей магической резервации, в которой живут сотни опальных волшебников, не помня ничего, даже собственного имени, но рука Сириуса лежала на его плече, и это было гораздо существеннее всяких там резерваций.

Первое, что спросил Ремус Люпин, когда к нему наконец вернулся дал речи, было:

‒ Профессор, а Сириус теперь на каком положении?

Судя по тому, как Сириус посмотрел на Дамблдора, этот вопрос сегодня еще не звучал. Сам Сириус то ли слишком боялся ответа, то ли до этого здесь решались более насущные проблемы.

Дамблдор откинулся на спинку кресла и некоторое время молчал. Ремус не знал, что именно произошло сегодня и каким образом во всем этом участвовал Дамблдор, но то, что директор очень сильно устал, было видно невооруженным глазом. Для этого даже не нужно было обладать звериным чутьем. Ремус покосился на Снейпа. Сжав подлокотники кресла, тот смотрел прямо перед собой, и Ремус чувствовал его напряжение так же явно, как нетерпение стоявшего рядом Сириуса, который так и не убрал руку с плеча Ремуса. И именно то, каким напряженным выглядел Снейп, как ничто иное дало понять Люпину, что у них очень серьезные проблемы.

‒ Я не знаю, что ответить тебе, Ремус. Все, кто когда-либо возвращался из Арок, были преступниками. Закон в их случае был…

‒ Как и я, ‒ перебил директора Сириус, и Ремус поразился тому, насколько незнакомо прозвучал голос друга.

‒ Как и ты, ‒ неожиданно ответил Альбус Дамблдор, хотя ученик Хогвартса в душе Люпина ожидал, что директор успокоит Сириуса, возможно, даже солжет.

Ведь ложь во благо, кто бы что ни говорил, порой гораздо нужнее правды. Ведь для того, чтобы жить с правдой, нужно обладать огромной силой, которая есть далеко не у всех.

Позади Ремуса раздалось негромкое позвякивание. Он обернулся, ожидая увидеть над дверью колокольчик, но его не было.

‒ Гарри будет здесь через минуту, ‒ произнес Дамблдор.

Сириус убрал руку с плеча Ремуса и глубоко вздохнул.

‒ Я подожду за дверью, ‒ быстро сказал Ремус, желая дать Сириусу и Гарри возможность побыть пусть не наедине, но хотя бы с наименьшим количеством свидетелей.

Признаться, он не одобрял любви Альбуса Дамблдора к подобным сюрпризам. Впрочем, в душе он понимал, что любовь тут ни при чем. Рядом с юными магами во время вспышек сильных эмоций должен был находиться кто-то более сильный и опытный, готовый предотвратить катастрофу. Иначе ни один магический замок не простоял бы столько лет.

Нарцисса Малфой стремительно встала и тоже направилась к выходу.

‒ Ремус, я с тобой, если ты не возражаешь.

Сириус сперва отступил в сторону, уступая ей дорогу, а потом резко шагнул обратно, оказываясь на ее пути:

‒ Ты дождешься? ‒ едва слышно спросил он.

Ремус невольно потупился, чтобы не видеть, как именно смотрит Сириус на Нарциссу. Будто он все еще в своем рождественском чуде и мира вокруг нет. Нарцисса Малфой молча кивнула, не отводя взгляда.

Рядом с ними возник Северус Снейп. Он оттеснил Ремуса плечом и по-хозяйски взял Нарциссу под локоть. Сириус посмотрел на его руку и отступил в сторону, ничего не сказав.

В этот момент в дверь постучали.

‒ Северус, ‒ подал голос директор, ‒ останься, прошу тебя. Мне может понадобиться твоя помощь.

Снейп тут же выпустил локоть Нарциссы и, коротко кивнув, вернулся в свое кресло.

Гарри, остановившийся на пороге кабинета, выглядел настороженным. Ремус, не удержавшись, на миг сжал его плечо и ободряюще улыбнулся. Гарри рассеянно кивнул и отступил в сторону, позволяя им выйти, и тут же его глаза расширились, когда он увидел Сириуса. Нарцисса поспешив к выходу, вопреки всем правилам этикета схватила Ремуса за рукав и потянула его за собой.

‒ Бедный мальчик, ‒ пробормотала она и, выпустив рукав Ремуса, начала спускаться по каменным ступеням.

‒ Счастливый мальчик, ‒ улыбнулся Ремус.

‒ Одно не отменяет другого, ‒ пожала плечами Нарцисса.

Стоило им спуститься, как вход на лестницу закрылся с тихим шорохом. Чтобы отвлечься от того, что происходило в кабинете Дамблдора, Ремус спросил:

‒ Ты давно не была в Хогвартсе, да?

Нарцисса оглядела пустой коридор так, будто находилась в сокровищнице.

‒ Очень. Но здесь ничего не изменилось. Просто теперь по этим коридорам ходят наши дети.

‒ Если бы ходили, ‒ возвел глаза к потолку Ремус. ‒ Они носятся, как стадо гиппогрифов.

Нарцисса улыбнулась:

‒ Северус говорил, что ты преподавал здесь.

Ремус кивнул.

‒ Почему же оставил преподавание?

Ремус понимал, что Нарцисса пытается вести светскую беседу, потому что ей нужно скоротать время до прихода Сириуса, но вместо ничего не значащей болтовни так некстати прозвучал этот неудобный вопрос.

‒ А Северус не рассказывал тебе? ‒ спросил Ремус.

Нарцисса покачала головой, неотрывно глядя на него, и Ремус Люпин в очередной раз поразился феномену по имени Северус Снейп. Открыто презирая Люпина, он все же не выдал его тайну.

‒ У меня появились некоторые проблемы… с учениками, ‒ соврал он.

Врать Нарциссе было неприятно и стыдно, но правда Ремуса была из тех, что не так-то просто рассказать. Нарцисса, кажется, поняла, что он соврал, но ограничилась лишь коротким кивком.

‒ Вы с Драко планируете остаться в Хогвартсе на все каникулы? ‒ спросил Ремус, чтобы перевести тему.

Взгляд Нарциссы вмиг стал настороженным.

‒ Это вопрос частного лица?

Ремус кивнул, понимая, что пришла ее очередь врать.

‒ Да, я думаю, так будет безопаснее, ‒ ровным голосом ответила Нарцисса.

Ответила бывшему аврору, частному лицу, находящемуся в стане Ордена Феникса. И этот ответ был единственно верным. Никто не сможет забрать кого-либо из Хогвартса силой. И не из-за непререкаемого авторитета Дамблдора, нет. Дело было в защите замка. Человек мог либо выйти за пределы силового поля добровольно, либо быть в момент перемещения без сознания. Ремус даже не был уверен, что в этом случае сработало бы «Империо». Понятие добровольности в магии было очень сложной и тонкой материей, любое вмешательство в которую рушило всю систему.

Именно поэтому Нарцисса озвучила недвусмысленное желание провести каникулы под защитой стен замка. Теперь она может покинуть этот замок в любую минуту. Но только сама. И никто ничего не сможет с этим поделать. Однако в ее ответе было еще кое-что.

‒ Я понял, ‒ с улыбкой кивнул Ремус. ‒ Я так и отвечу любому, кто спросит.

Порывистая девочка выросла в умную и очень осторожную женщину. Потребуй кто-нибудь от Ремуса воспоминание их разговора, пожалуйста: ничего предосудительного, ничего, что могло бы скомпрометировать ее или его. А главное, этот разговор можно показывать всем, вместо того, что случился пару часов назад в кабинете Снейпа.

‒ Ты молодец, ‒ не мог не похвалить он. ‒ Все наладится. Я уверен.

Нарцисса сдержанно кивнула и отвернулась к окну, а Ремус подумал, что ее осторожность ‒ не только следствие многолетнего опыта жизни среди приближенных Волдеморта. Дело было еще в том, что она явно не доверяла ему. Интересно, доверяет ли она Снейпу? Или же только делает вид?

Горгулья отъехала в сторону, выпуская некстати упомянутого Снейпа. Тот был раздражен и хмур, впрочем, это состояние было для зельевара обычным.

‒ Как Гарри? ‒ не мог не спросить Ремус.

‒ Люпин, ты всерьез считаешь, что Поттеру может навредить новость о возвращении любимого крестного? ‒ желчно уточнил Снейп.

‒ Как он это воспринял? ‒ пропустив замечание мимо ушей, спросил Ремус.

‒ Спросишь у него сам. Нарцисса, идем, ‒ с этими словами Снейп двинулся по коридору, явно ожидая, что Нарцисса последует за ним.

‒ Я побуду здесь, ‒ ответила миссис Малфой, и Снейп резко развернулся.

Взгляд, которым он смерил женщину, довел бы любого ученика Хогвартса до обморока. Люпин и сам невольно поежился. Нарцисса отступила на шаг, пряча руки за спину, будто опасалась, что Снейп схватит ее за руку и потащит прочь.

‒ Нарцисса, Блэку сейчас не до разговоров, ‒ отрезал Снейп, а Люпин подумал, что вряд ли кто-то другой посмел бы говорить таким тоном с этой женщиной. Ей хотелось любоваться издали, как драгоценным камнем. Снейп же, кажется, совершенно не был подвержен ее обаянию.

‒ Я подожду, Северус, ‒ негромко произнесла Нарцисса и после паузы добавила: ‒ Я обещала.

‒ Мне ты тоже обещала вести себя благоразумно. Еще лет двадцать назад, ‒ понизив голос, прошипел Снейп.

Люпину стало неловко, и он, отойдя на пару шагов, сделал вид, что смотрит в окно. К сожалению, слух оборотня слишком хорошо улавливал рассерженный шепот. Пришлось начать негромко напевать себе под нос. Шепот смолк, и Люпин обернулся.

Снейп несколько секунд смотрел на него с непередаваемым выражением лица, а потом открыл рот, намереваясь что-то сказать, но Нарцисса дернула его за рукав, и он так ничего и не произнес. Ремус был ей за это очень благодарен, потому что язвительность Снейпа до сих пор его огорчала, хоть внешне Ремус и научился принимать ее достойно.

‒ Ремус, ты будешь ждать Сириуса здесь? ‒ как ни в чем не бывало спросила Нарцисса, не обращая внимания на то, как при этих словах скривился Снейп.

Ремус коротко кивнул, не желая провоцировать Снейпа.

‒ Передай ему, пожалуйста, что я буду в кабинете Северуса, ‒ произнесла Нарцисса и направилась к ближайшей лестнице.

Снейп, сжав зубы, пошел за ней, а Ремус прислонился к подоконнику и прикрыл глаза, не позволяя себе думать о будущем. В этот момент безвременья он был счастлив, пожалуй, впервые за много лет. Непривычное, обжигающее счастье ощущалось в груди очень хрупким и незнакомым. И Ремус боялся, что оно исчезнет. А оно непременно исчезнет, стоит позволить себе хоть на минуту задуматься о том, что ждет Сириуса, что ждет их всех в этом новом витке войны.

Спустя бесконечность горгулья вновь отъехала в сторону, и Ремус увидел Гарри и Сириуса. Щеки Гарри были красными и выглядел он немного дезориентированным.

‒ Здравствуй, Гарри, ‒ улыбнулся Ремус, потому что в кабинете они так и не поздоровались.

‒ Здравствуйте, профессор, ‒ без улыбки ответил Гарри.

Ремус Люпин давно не был профессором и собирался было пошутить по этому поводу, но его остановил взгляд Гарри. В нем не было радости человека, обретшего семью. В нем были обида и разочарование. Сириус, словно не замечая состояния Гарри, положил руку ему на плечо и обратился к Ремусу:

‒ Куда теперь?

Ремус растерялся от этого вопроса. Он понятия не имел, куда им теперь.

‒ Можно ко мне. У меня не так много места и квартира не украшена к празднику, но…

‒ Я останусь в Хогвартсе, ‒ нарушил тишину Гарри, и Сириус повернулся к нему, все еще продолжая обнимать его за плечи.

‒ Не хочешь к Ремусу или?..

Гарри опустил взгляд и нахмурился. В этот момент он был так похож на Джима, что Люпину стало не по себе.

‒ Я… обещал, ‒ наконец произнес Гарри. ‒ Кэти осталась здесь только ради меня, и мне неловко…

‒ Ну конечно! ‒ с показным воодушевлением воскликнул Сириус. ‒ У тебя есть девушка?

Гарри кивнул, и не нужно было владеть легилименцией, чтобы почувствовать его неловкость.

‒ Тогда, конечно, оставайся. Кто в здравом уме променяет свою девушку на… на…

Сириус взмахнул свободной рукой и посмотрел на Ремуса, ища поддержки.

‒ На нас… ‒ закончил Ремус, стараясь, чтобы его голос прозвучал весело, потому что сегодня было Рождество, а чудо слишком быстро таяло.

‒ Я пойду? ‒ произнес Гарри, по-прежнему глядя в пол, и в груди Ремуса глухо заныло, когда он увидел, каким взглядом смотрит на Гарри Сириус.

‒ Конечно, ‒ произнес Сириус и отпустил плечи Гарри.

Тот после секундной заминки обнял крестного и, пробормотав: «Счастливого Рождества», пошел прочь.

Стоило Гарри отойти, как улыбка сползла с лица Сириуса. В эту минуту он выглядел чужим и незнакомым. Впрочем, в одном Ремус мог поклясться ‒ этому незнакомому Сириусу было больно. Так больно, что он не мог найти в себе силы что-либо сказать.

Тишина, давящая и неловкая, повисла в коридоре, точно занесенный над осужденным топор палача. Ремус понимал, что нужно начать ничего не значащий разговор, но в голове было пусто. Он пытался вспомнить все эти месяцы без Сириуса, когда он вел с другом мысленные споры, требовал в них ответа, сомневался, искал правду, отчаянно желая вернуть время назад и не позволить Бродяге оказаться в тот день в Министерстве, потому что после его исчезновения сам Ремус тоже исчез, хоть и не сразу это понял. Но как сказать об этом Сириусу, который стоит рядом и неотрывно смотрит в сторону лестницы, по которой ушел Гарри? Как сказать, что все наладится? Как найти в себе силы соврать?

Ремус на миг зажмурился, а потом произнес то, что сказал ему самому профессор Дамблдор после того, как Ремус прибыл в Хогвартс принять должность профессора защиты от темных искусств:

‒ Я очень рад тебя видеть.

Сириус вздрогнул от звука его голоса, будто забыл о том, что он не один, и перевел взгляд на Ремуса. После непродолжительного молчания он произнес:

‒ Я тоже, Рэм. Я тоже…

Ремус подумал, что вот теперь самое время обняться, и не стал себе в этом отказывать. Обхватив напряженные плечи друга, он зажмурился. Пусть чудо еще немножко побудет здесь. Ведь сегодня же Рождество. Сириус обнял Ремуса в ответ, до боли стиснув его спину. В тишине коридора старого замка так просто было поверить в то, что им снова по шестнадцать и все еще можно исправить. Сириус первым разжал объятия и, глядя в глаза Ремусу, произнес:

‒ Гарри не рад. Совсем.

Ремус хотел сказать, что Гарри просто не ожидал, растерялся, но в их жизни было так много лжи или же полуправды, что добавлять новую ложь, пусть даже такую желанную, он не хотел.

‒ Ему всего семнадцать, Сириус.

‒ Он зол на профессора Дамблдора за то, что тот не предупредил, что оттуда иногда возвращаются. А еще, ‒ Сириус отвел взгляд, ‒ мне кажется, он не верит, что я все это время ничего не помнил.

Ремус на миг сжал плечи Сириуса и опустил руки. Он понимал Гарри. Он бы тоже, наверное, не поверил в это, если бы речь не шла о Сириусе ‒ человеке, который был его единственным другом.

‒ Дай ему время, ‒ негромко произнес он.

Сириус усмехнулся, не отводя взгляда от пляски теней на каменной стене. Где-то было неплотно закрыто окно, и сквозняк колебал пламя факела. От этого казалось, что тени Ремуса и Сириуса отплясывают под какую-то зажигательную музыку, как они сами в юности. Наверное там, в мире теней, был настоящий рождественский праздник.

Ремус невольно улыбнулся. Сириус тоже.

‒ Нарцисса просила тебя зайти в кабинет к Снейпу, ‒ вспомнил Ремус.

Сириус некоторое время продолжал смотреть на их тени, а потом, вздохнув, перевел взгляд на Ремуса.

‒ Сходишь со мной?

‒ Куда? ‒ изумленно спросил Ремус.

‒ К Снейпу.

Ремус улыбнулся так, как раньше улыбался ученикам, которые говорили полную ерунду.

‒ Меня там точно не ждут. Ни Снейп, ни Нарцисса.

Сириус посмотрел на него с досадой.

‒ Трусишь? ‒ подначил Ремус, и во взгляде Сириуса наконец появилось что-то знакомое и давно позабытое.

Сириус Блэк принял вызов. Ничего не изменилось с годами.

‒ Жди меня на Гриммо, ‒ бросил он, уходя.

Ремус, открывший было рот, чтобы сообщить, что не планировал отправляться на Гриммо, что у него дома вполне уютно и они могли бы встретить Рождество там, так ничего и не сказал, потому что светлая рубашка Сириуса мелькнула в противоположном конце полутемного коридора. Не кричать же на весь Хогвартс?

С этими мыслями Ремус отправился в гостиную Гриффиндора, потому что там был разожженный камин, с помощью которого можно было отправиться на Гриммо, там, скорее всего, находился Гарри, которого Ремус не мог оставить в таком состоянии, а еще там жила память, но это Ремус осознал только перед портретом Полной Дамы.

Он, конечно же, не знал пароля, поэтому затея оказалась довольно глупой с самого начала. Но что-то в этом было: стоять как в былые времена перед запертой дверью в гостиную твоего факультета. Почему-то он чувствовал себя так, будто он опять ученик Хогвартса.

‒ Пароль, ‒ произнесла Полная Дама тем же тоном, которым встречала незваных гостей еще в бытность Ремуса студентом.

‒ Я его не знаю, ‒ с улыбкой произнес Ремус и, наплевав на то, что о нем могут подумать ученики, случись им сюда забрести, уселся на каменный пол.

‒ Профессор Люпин, ‒ строго произнесла Полная Дама, ‒ какой пример вы подаете детям?

Конечно же, она прекрасно знала, что никакой он больше не профессор, но Ремусу всегда казалось, что она ему симпатизирует.

‒ Скверный, ‒ вздохнул он.

‒ Входите. Только упаси вас Мерлин рассказать кому-то, что я впустила вас без пароля.

Ремус встал, отряхнул мантию и произнес:

‒ Если бы вы стояли рядом, я бы поцеловал вашу руку, мадам.

Так мог бы ответить Сириус вечность назад. И от этой мысли Ремусу было необъяснимо приятно. Полная Дама, усмехнувшись, покачала головой, и дверь в гостиную Гриффиндора открылась.

Здесь горел камин и пахло хвоей. Большая ель в углу гостиной выглядела так же, как в его школьные годы. Стопки книг на столах, стаканчики с перьями, забытый кем-то форменный галстук… Слишком знакомо, слишком правильно.

‒ Вы кого-то ищете? ‒ услышал Ремус голос Гарри Поттера и только тут заметил мальчика, сидевшего на подоконнике.

Врать было глупо, поэтому Ремус ответил правду:

‒ Камин, чтобы отправиться на Гриммо, и еще тебя.

‒ Тогда вы по адресу, ‒ усмехнулся Гарри.

‒ Здесь ничего не изменилось, ‒ произнес Ремус и, подобрав с пола скомканный кусок пергамента, бросил его в камин.

‒ Надеюсь, это не чья-то любовная записка, ‒ пошутил он.

‒ Любовные записки не комкают, ‒ со знанием дела ответил Гарри.

Ремус счел это приглашением к продолжению разговора и, подойдя ближе, остановился напротив Гарри. Находившийся в тени Гарри был вновь похож на Джима.

‒ Ты очень похож на отца, ‒ произнес Ремус.

Гарри молча кивнул. Ремусу хотелось сказать, что все наладится. Даже если сейчас кажется, что все плохо, придет завтра, и все изменится. Ремус в свои семнадцать в это верил. Вот только беда была в том, что этим мальчишкам повезло меньше. Никто не мог сказать с уверенностью, наступит ли для них завтра, поэтому Ремус не стал сотрясать воздух бессмысленными обещаниями, а вместо этого произнес:

‒ Ну, как ты?

Вообще-то это был самый глупый вопрос, который можно было бы задать семнадцатилетнему подростку.

Гарри посмотрел куда-то поверх плеча Ремуса, глубоко вздохнул, потер ладони друг о друга, будто ему было зябко, и наконец произнес:

‒ Все хорошо. Спасибо.

И этим вежливым, бессмысленным ответом он не был похож ни на Джима, ни на Лили. Ремус обернулся и оглядел гостиную. Там по-прежнему было пусто. Никакой девушки, о которой говорил Гарри, никаких друзей…

‒ Ты можешь отправиться со мной, если хочешь, ‒ предложил Ремус. ‒ Там, наверное, будет не так весело, как в Хогвартсе, но мы будем тебе рады. Сириус будет рад.

Ремус и сам понимал, что воодушевление в его голосе звучит фальшиво. Вдруг оказалось, что рядом с Гарри, который будто выгорел изнутри, радоваться возвращению Сириуса было неправильно.

‒ Ты обижаешься на него? ‒ наконец спросил Ремус.

Гарри несколько секунд смотрел ему в глаза, словно раздумывая, сказать ли правду. «Скажи! ‒ мысленно обратился к нему Ремус. ‒ Скажи это сейчас. Не держи в себе».

‒ Нет. Просто это все неожиданно. Было бы проще, если бы профессор Дамблдор предупредил о возможности его… возвращения.

‒ Ох, Гарри. Если бы он так сделал, то отравил бы нам эти месяцы. Мы бы ждали, сходили бы с ума и ведь могли не дождаться. Понимаешь? Магия ‒ такая хитрая штука, что в ней никогда нельзя быть уверенным наверняка.

‒ И это говорите вы?

‒ Да, Гарри. Это говорю я. Одно небольшое вмешательство, и все идет не так, как задумывалось. Вспомни зельеварение. Добавил один лишний коготок и уже соскребаешь все варево с потолка.

Гарри улыбнулся одним уголком губ. Ремус улыбнулся в ответ.

‒ Вспомни, как нам было плохо без него. Вспомни, как мы мечтали, чтобы он был с нами.

Он ожидал, что Гарри улыбнется, скажет, что Ремус прав, пошутит… Но Гарри без улыбки произнес:

‒ Я помню, ‒ а потом помолчал и добавил: ‒ Я пойду. Там меня… ждут.

Никто его, конечно, не ждал, но предлог для ухода был ничем не хуже прочих. Во всяком случае звучал отлично, потому что это ведь очень важно, когда тебя кто-то где-то ждет.

Ремус кивнул и, сжав на прощание плечо Гарри, позволил ему уйти. Глядя в его спину, Ремус Люпин думал, что рождественское чудо бывает абсолютным, наверное, лишь в детстве. Во взрослом возрасте к нему добавляется слишком много сопутствующих условий, которые необходимо учитывать.

Перед отправлением на Гриммо Ремус провел около получаса, просто сидя в кресле напротив камина в пустой гостиной старого замка, в котором он когда-то был счастлив. Ведь даже у оборотней бывает детство, когда веришь, что все еще может измениться. Первые годы в Хогвартсе Ремус еще верил. Это потом жизнь показала, что его вера была напрасной. Но та же жизнь показала, что и без этой веры вполне можно существовать, бережно ценя редкие минуты радости.

Дом на площади Гриммо, 12 встретил Ремуса привычной тишиной, вязкой и мертвой. Ремус поежился, потому что являться Хранителем гибнувшего дома было весьма неприятно. Впрочем, осталось совсем немного. Сегодня дом встретит хозяина и оживет.

Дежуривший у камина аврор кивнул в знак приветствия и пробормотал:

‒ Ну и погодка сегодня, да?

Фраза была абсолютно бессмысленной, учитывая тот факт, что Ремус в последний раз был на улице больше двадцати часов назад, но он кивнул, а потом, не в силах удержать в себе радость от рождественского чуда, спросил:

‒ Тэдди, тебя сегодня кто-нибудь ждет?

‒ Кристи, ‒ чуть смущенно улыбнулся автор.

Ему было лет восемнадцать-двадцать ‒ много, по меркам военного времени, но улыбка у него была совсем детская, с ямочками на пухлых щеках. От мыслей о неведомой Ремусу Кристи у Тэдди покраснели кончики ушей.

‒ А знаешь что? ‒ вдруг решил Ремус. ‒ Отправляйся-ка ты домой. Я за тебя додежурю.

Тэдди смотрел на него несколько секунд, прежде чем улыбка слетела с его простоватого лица, а взгляд стал напряженным. Спустя еще мгновение Ремус увидел направленную на него волшебную палочку.

‒ Не двигайся, ‒ хрипло прошептал Тэдди.

‒ Спокойно, ‒ негромко ответил Ремус и медленно отвел руки от тела, демонстрируя, что у него в руках нет палочки.

‒ Не двигайся, ‒ напряженно повторил Тэдди.

Погибнуть сейчас было бы слишком нелепо, но Ремус понятия не имел, как успокоить молодого аврора. Что его дернуло проявлять участие? Ведь знал же об инструкциях. Знал же, что в этой чертовой войне они уже дошли до того, что не верят собственной тени. Можно было бы сказать о том, что вот-вот сюда прибудет Сириус. Вот только для Тэдди это станет дополнительным поводом швырнуть заклинанием, потому что Тэдди не был знаком с Сириусом, Тэдди лишь краем уха слышал его историю, но верил ли в нее или нет, Ремус понятия не имел. Их оставалось так мало, тех, кто знал Сириуса, тех, кто верил ему.

Камин засветился вызовом, но Тэдди не двинулся с места, продолжая все так же целиться в Ремуса.

‒ Камин, ‒ подсказал Ремус.

‒ Плевать! ‒ хрипло отозвался Тэдди.

‒ Тэдди, не дури. Я только что от Дамлбдора. Возможно, это он. Ему нужно дать новые инструкции. Там… изменилась ситуация.

‒ Плевать! ‒ как попугай повторил Тэдди, и Ремус понял, что это конец, потому что, растерявшись из-за неожиданного появления Сириуса, они совсем не учли, что об этом самом появлении стоит предупредить других членов Ордена и что сам Ремус — не тот человек, которому станут безоговорочно верить.

Усталость Дамблдора, раздражение Снейпа, растерянность Сириуса — все это вылилось в фатальную оплошность.

Мелькнула вспышка, и Ремус порадовался тому, что это всего лишь обездвиживающее. С перепугу Тэдди мог бросить что-нибудь посерьезнее. Ремус ненавидел обездвиживающее заклятие. Возможно, будь он просто человеком, это чувствовалось бы легче, но звериная сущность, дремавшая в нем большую часть жизни, под действием обездвиживающего заклятия начинала рваться на свободу. Ремус чувствовал себя каждый раз так, будто уже полнолуние и он в шаге от обращения. Тэдди приблизился и остановился над ним, разглядывая дело рук своих с испугом и недоверием. Бедный мальчик, вероятно, еще ни разу не поднимал палочку против человека, которого считал своим товарищем. И Ремус даже ему сочувствовал, где-то там, под рвущейся наружу звериной сущностью, желавшей добраться до Тэдди и растерзать его на части.

Что бы Тэдди сделал с ним дальше, Ремус так и не узнал, потому что спустя несколько мгновений дом на площади Гриммо, 12 начал оживать. Он будто вздохнул полной грудью. Ремус увидел, как закружились в воздухе пылинки, почувствовал, как дрогнул и заскрипел под его спиной старинный паркет. Старый дом готовился к встрече со своим утраченным хозяином.

Ремус увидел, как Тэдди, почему-то не почувствовавший изменений в доме, резко развернулся к камину, но не успел сделать и шага. Мелькнула вспышка, и он рухнул рядом с Ремусом, а спустя секунду Ремус почувствовал, что он освобожден от заклятия. Зверь в нем рванулся, едва не вывихнув суставы, и тут же затих, повинуясь тому, что Ремус-человек сейчас был сильнее.

‒ Кто это? — спросил Сириус, указывая палочкой на обездвиженного Тэдди.

‒ Это Тэдди, ‒ прокряхтел Ремус, осторожно шевеля конечностями и проверяя, целы ли кости.

Сириус приблизился и протянул ему руку. Палочку он так и не опустил, ее конец был направлен на уже и так беспомощного аврора.

‒ Освободи его, ‒ попросил Ремус, встав на ноги. ‒ Он просто действовал по инструкции. Я сам виноват. Вместо того, чтобы сказать пароль и отстать от парня, стал его о делах расспрашивать. А это… сам понимаешь.

Сириус не спешил выполнять просьбу Ремуса. Вместо этого он присел на корточки рядом с Тэдди и принялся разглядывать его со странным выражением лица.

‒ Я не применял палочку много месяцев, ‒ наконец произнес он, подняв на Ремуса растерянный взгляд.

Ремус сжал плечо друга и тихо напомнил:

‒ Освободи его.

Сириус, точно очнувшись, забрал у Тэдди палочку, прошептал контрзаклинание и выпрямился, но отходить от Тэдди не спешил. Тэдди закашлялся, сел и попытался отползти, скребя пятками по полу.

‒ Это Блэк? ‒ с детским недоверием спросил он у Ремуса, когда уперся спиной в ножку кресла и дальше отползти не смог.

‒ Блэк-Блэк, ‒ отозвался Сириус. ‒ Дамблдор просил передать, что ты свободен. На сегодня канал закрыт.

Тэдди несколько секунд смотрел так, будто не понимает его слов, но Сириус добавил «пора по домам», и Тэдди наконец отмер.

Свою палочку из рук Сириуса он забирал все с тем же настороженным видом. За секунду до того, как Тэдди шагнул в камин, Сириус, направив на него палочку, прошептал: «Обливэйт». И хоть Ремус понимал, что эта предосторожность была необходима, чувствовал себя при этом паршиво.

Следующий час они ходили по оживающему дому, и сердце Ремуса то и дело замирало. Магия пробуждалась в каждом уголке, в каждой старинной вещи. Оказалось, что зеркала молчали не потому, что побаивались авроров. В них просто не оставалось достаточно сил. Ремус помнил, что Сириус разбил несколько самых говорливых зеркал, когда жил здесь после Азкабана, и сейчас он опасался повторения той истории. Однако Сириус лишь улыбался, когда очередное зеркало говорило что-то вроде: «Причешись, неряха. Доколе ты будешь позорить свою фамилию?».

Свой обход они завершили в старой комнате Сириуса. Ремус устало опустился в кресло, а Сириус остался стоять у письменного стола.

‒ Здесь ничего не изменилось, ‒ негромко произнес Сириус. ‒ Только матушка молчит. Кстати, не знаешь, почему?

У Ремуса была догадка на этот счет. Вальбурга молчала уже несколько месяцев. Из ее портрета жизнь вытекала так же, как из старого дома. И теперь, когда с возвращением ее сына этот дом ожил, она, вероятно, поняла, чем именно ей и всем ее предкам грозит отсутствие истинного хозяина. Она, конечно, была безумной, но безумие не всегда сочетается с глупостью.

Однако сообщать Сириусу о том, что дом без него умирал, Ремус не планировал, потому что тогда пришлось бы рассказать и о том, что сам Ремус как Хранитель умирал вместе с домом. Если и не он сам, то его магия точно. Говорить о плохом не хотелось, поэтому он пожал плечами и пробормотал:

‒ Рождество же.

Сириус усмехнулся и посмотрел наконец в глаза Ремусу. Впервые за последний час. В его взгляде, к счастью, больше не было вины. Было что-то позабытое из детства и что-то совсем незнакомое.

‒ Я скучал, ‒ услышал Ремус свой голос.

‒ Я тоже, Рем. Хоть и не помнил о тебе, но все равно скучал.

‒ И Гарри скучал. И Дамлбдор. Думаю, даже Снейп нет-нет да и…

‒ Вздыхал в подушку и промакивал наволочкой глаза, ‒ подхватил Сириус с кривой улыбкой и добавил: ‒ Гарри отказался ехать сюда.

Ремус не знал, что на это сказать, поэтому просто кивнул.

‒ Знаешь, я не могу его за это осуждать, ‒ продолжил Сириус, глядя в окно. ‒ Ему семнадцать. У него там девушка, своя жизнь... Что ему делать тут со мной в четырех стенах? Я ведь опять вне закона, ты слышал?

И вновь сказать было нечего, потому что хоть чертова судьба и не поскупилась на рождественское чудо, но рассеялось оно очень быстро. Как временные чары нерадивого ученика. Стоило ли возвращать человека из забвения, чтобы вновь этому забвению предать?

* * *

Сириус Блэк вытянулся на мягкой постели. Где-то внизу в гостиной наверняка не спал Ремус. Снова.

Милый Лунатик изо всех сил пытался вернуть Сириусу веру в то, что он здесь нужен. Для этого он даже перебрался сюда с вещами. Будто Сириус был малым ребенком и его нельзя было оставить в доме одного. Впрочем, порой Сириусу казалось, что Ремус просто чувствует то, что происходит с ним в этих стенах.

Стоило Сириус войти в отчий дом, как тот окутал его своей магией, сжал, точно тисками. Раньше Сириус этого не ощущал, но время, проведенное без имени, без прошлого и, главное, без волшебной палочки, заставляло сейчас чувствовать острее все магические проявления. Родовое имение не просто признало последнего отпрыска древнего рода, оно вцепилось в него будто стебли дьявольских силков, и было понятно ‒ ни за что не выпустит, потому что магия Сириуса была не просто его магией, она была магией рода. Почему об этом не рассказывают в школе? Почему они не ощущают этого в своем нормальном состоянии? Им говорят, что родовое гнездо дает защиту, приют, но никто не говорит, что оно вытягивает из тебя силы, как этот изголодавшийся по магии дом. Каждой своей поверхностью, каждым предметом. Так, например, в гостиной лежала книга, забытая кем-то из членов Ордена. Книге было плевать на Сириуса. Она его знать не знала. А вот столик, на котором она лежала, потянулся к владельцу жадно и неукротимо. Что это было? Реальность, которую он мог улавливать своим отвыкшим от магии существом, или же плод фантазии больного разума? Сириус не знал.

Счастье, безграничное счастье от того, что он наконец вспомнил, кто он, что ему вернули палочку, что он вновь очутился среди близких людей, оказалось, все же имеет границы, отведенные формулировкой «вне закона». Эйфория лопнула как мыльный пузырь. «Вне закона» ‒ это без имени, без будущего и без настоящего. Он не мог остаться в Хогвартс, потому что ему просто нечего было там делать. Помогать Филчу или Хагриду, а может, стать подмастерьем Снейпа? Дамблдор это прекрасно понимал, поэтому и отправил Сириуса в отчий дом. И кольцо времени замкнулось.

Ремус очень хотел, чтобы ему понравилось дома. Он показывал то одну комнату, то другую, как будто водил по дому не хозяина, а привередливого постояльца. И Сириус улыбался, когда ему казалось, что Ремус этого ждет, шутил, когда ему самому казалось это уместным. Судя по тому, что Ремус вскоре расслабился, Сириус со своей задачей справился. А потом Молли Уизли пригласила их на праздничный ужин в Нору. Сириус представил на миг, что ему снова придется пересказывать свою историю, видеть недоверие и смущение во взглядах, и отказался. Ремусу же отказаться не позволил. Признаться, он ожидал, что Ремус все же настоит на том, чтобы провести вечер на Гриммо, но тот отправился на ужин.

Оставшись в одиночестве в пустом, опутавшем его доме, Сириус немедленно пожалел о своем решении, но появляться в Норе после недвусмысленного отказа было глупо, поэтому он поужинал тем, что передала для него сердобольная миссис Уизли, и отправился спать, до последнего надеясь, что Гарри все же передумает, и зная, что этого не произойдет.

Как часто мы идеализируем близких людей, как редко их понимаем...

Сириус идеализировал крестника. Ему казалось, что тот будет рад его возращению так же безусловно, как четыре года назад. Только на этот раз они все же смогут стать ближе, потому что Гарри достаточно вырос для того, чтобы с ним можно было делиться тем, что казалось Сириусу важным. Но Гарри не обрадовался. Гарри был удивлен, пожалуй, даже шокирован. А вот радоваться не спешил. Поначалу Сириус упорно гнал от себя эти мысли, потому что Гарри ведь обнимал его, хлопал по спине, повторял его имя, уткнувшись крестному в шею. Вот только Сириус не мог отделаться от ощущения, что Гарри ведет себя так, потому что рядом, поджав губы, стоит Снейп, а профессор Дамблдор с улыбкой смотрит на них из своего кресла.

А позже, выйдя из кабинета Дамблдора, Гарри на предложение Сириуса отправиться на Гриммо ответил отказом. Наверное, Сириусу стоило бы предположить подобное, но он не предположил. Он говорил какую-то ерунду, а в его душе поднимались обида и непонимание. Гарри, настолько похожий на Джима внешне, вдруг оказался совсем другим. Не верил словам, отводил взгляд, и Сириус понятия не имел, как до него достучаться. Хотелось бы верить, что все как-то само собой наладится, но Сириус почему-то не верил. В тот момент он понял, что его лимит рождественских чудес исчерпался.

С Гарри мысли переключились на Нарциссу.

Как странно устроена память. Долгие месяцы он не мог вспомнить даже своего имени, но ее, оказывается, помнил. Она снилась ему. Картинками, размытыми и нечеткими. Не семья, не друзья ‒ она. А ведь Сириус не приближался к ней почти восемнадцать лет.

В своем пустом и неуютном доме он раз за разом мысленно возвращался к их разговору в кабинете Снейпа. Перебирал в голове вопросы, которые так и не осмелился задать, гадал, какими были бы ее ответы, и вспоминал, вспоминал... Ее взгляд, ее усталую улыбку, ее дрожащие пальцы. Снейп сказал после, что они пробыли в его кабинете сорок минут. Сириусу казалось, что тот соврал. По его ощущениям прошло не больше пяти.

Встреча с Нарциссой стоила Сириусу слишком дорого. Он почти потерял себя. Не зря он просил Ремуса пойти с ним, потому что поднять палочку против безумной Беллы в бою оказалось и вполовину не так страшно, как шагнуть в комнату, зная, что там он окажется наедине с Нарциссой.

* * *

Я помню тебя, как будто и не было этих проклятых лет,

Наполненных только глухой беспросветной тоской.

На грани безумья меня согревал твой сияющий свет,

И в душу мою возвращался на время покой.

 

Понять не дано тому, кому смерть не являла голодный оскал,

Как дорог твой смех, и морщинки, и голос — немного другой.

Забыв свое имя, тебя все равно беспрестанно искал,

Чтоб просто увидеть и стать наконец собой.

 

На щеках Нарциссы горел румянец и Сириус замер у порога, не решаясь войти. Ему было страшно. Страшно сказать лишнее, страшно не сказать важное. Мерлин, имел ли он вообще право хоть что-то говорить? Кто он ей? Вернувшийся из небытия кузен? Или же?..

Нарцисса молчала, разглядывая его так, будто он был полотном в художественной галерее. Под ее взглядом у Сириуса пересохло во рту. К счастью, в кабинете Снейпа царил полумрак. Сириус понимал, что годы его не украсили. Ему казалось, что на лице Нарциссы вот-вот мелькнет разочарование. Должно же мелькнуть. Ему больше не семнадцать.

Однако Нарцисса смотрела так, что Сириус понимал: еще минута ‒ и он пропадет. И она вместе с ним. А последнего нельзя было допустить. От давящей тишины закладывало уши, поэтому, откашлявшись, он спросил:

‒ Как ты оказалась здесь?

Его голос прозвучал хрипло и незнакомо. Нарцисса на миг прикрыла глаза и негромко ответила:

‒ Драко… Мой сын переправил меня сюда.

Ее голос тоже показался незнакомым.

Сириус вдохнул полной грудью. В кабинете резко пахло каким-то зельем.

Разумеется, Сириус знал о том, что у нее есть сын. Много лет назад он видел фото в газетах, потом видел самого мальчика издали, слышал о нем от Гарри и его друзей. Но услышать о сыне от Нарциссы было странно. Это словно выводило ее на ту же ступень, на которой стояли Молли Уизли, Ремус Люпин и все те, кто мог говорить о детях так, как не мог сам Сириус.

‒ Откуда переправил? ‒ спросил он, чтобы не думать о мальчике.

Нарцисса некоторое время молчала, а потом развернулась и прошлась по кабинету. У кафедры она обхватила себя за плечи и вновь повернулась к Сириусу. В ее взгляде появилось что-то новое.

‒ Я не хотела бы говорить о случившемся. Прости.

Сириус молча кивнул. А что ему еще оставалось? Насколько он мог судить, Нарцисса по-прежнему была на той стороне. А он, дурак, на какой-то безумный миг подумал, что все еще можно исправить.

‒ У тебя не будет проблем с мужем из-за того, что мы разговариваем? ‒ уточнил он, невольно бросив взгляд на фамильный перстень Малфоев, блестевший на ее руке.

Нарцисса тоже посмотрела на перстень и произнесла, не поднимая глаз:

‒ Люциус погиб сегодня.

‒ Как? ‒ вырвалось у Сириуса, и он шагнул вперед, оставляя за спиной спасительную дверь.

‒ Я не знаю. Знаю только, что Лорд угрожал Драко и Люциус его защитил.

Голос Нарциссы звучал глухо, и Сириус вдруг понял, что понятия не имеет, какие отношения на самом деле связывали Нарциссу и Малфоя. Они прожили вместе полжизни, и сейчас Нарцисса выглядела так, будто в самом деле переживает из-за гибели мужа.

‒ Я… соболезную, ‒ выдавил из себя Сириус, хотя на самом деле ему хотелось сказать, что Люциус Малфой получил по заслугам и сдохнуть он должен был гораздо раньше. Может быть, тогда сотни других людей остались бы живы.

Нарцисса кивнула, подняла на него взгляд и после паузы едва слышно произнесла:

‒ Я искала тебя.

Эти три слова отозвались внутри целой гаммой чувств. Он вспомнил свой разговор с Люпином сто лет назад, когда тот порывался передать ему записку с адресом сестры Малфоя и говорил, что Нарцисса его искала, что это любовь, и прочую чушь. Сириус Блэк опустил голову, оглядывая свою одежду, которая пусть и не была откровенно маггловской, но при этом ни один волшебник ее не выбрал бы. Сириус горько усмехнулся. Вот он стоит в подземелье магического замка, в его кармане волшебная палочка, а он даже, наверное, не сможет вспомнить нужные заклинания. Не маг. Не маггл. Неудачник, зависший между мирами. Нарцисса сейчас просто в шоке после гибели мужа. Это пройдет.

‒ Ремус говорил мне, ‒ подал голос Сириус, поднимая взгляд на Нарциссу.

‒ Ты не связался с Марисой, потому что боялся меня скомпрометировать?

Нарцисса, его милая девочка, выросла в умнейшую из женщин, которая сама сейчас придумала ему отличное оправдание. Сириус бы так сходу не смог. С него бы сталось затянуть песню про то, что он ничего не сможет ей предложить. Теперь же ему оставалось только кивнуть.

‒ Куда ты теперь?

‒ На Гриммо, ‒ тут же ответил Сириус, радуясь тому, что может сказать правду, потому что эта правда все равно не даст ей никакой информации. ‒ Но дом моей матери ненаносим. Сама понимаешь.

Нарцисса кивнула. Она, всю жизнь прожившая в неносимых имениях, понимала его, как никто.

‒ Что у тебя со статусом? Дамблдор не сказал, сколько займет времени, чтобы ты смог… Смог…

Нарцисса запнулась, не зная, как продолжить. Сириусу очень хотелось бы узнать, к чему она вела этот разговор, но он не мог позволить себе надеяться. Надежда, в сущности, глупое и бесполезное явление. Уж он-то знал это наверняка.

‒ Думаю, все решится быстро, ‒ соврал Сириус. ‒ Еще до наступления нового года.

Нарцисса улыбнулась и потерла ладони друг о друга, словно пытаясь согреться. Фамильный перстень сверкнул на ее пальце. Сириус отвел взгляд.

Снейп изменил кабинет до неузнаваемости.

‒ У Земуса было по-другому, ‒ сказал он, чтобы разбить неловкую тишину, и услышал смешок Нарциссы.

‒ То же самое я сказала Северусу сегодня.

‒ Ты не была здесь до этого?

‒ Нет. Да и зачем мне?

‒ Я думал вы… общаетесь со Снейпом.

Ревность, на которую он не имел никакого права, сдавила грудь. Вдруг захотелось, чтобы Нарцисса сказал что-то вроде «да мы видимся раз в год».

‒ Мы общаемся. Но в Хогвартсе я не была, ‒ туманно ответила Нарцисса, и Сириус понял, что этот ответ его не устраивает.

Он хотел знать, с кем она общается, куда ходит, о чем думает, что делает, когда грустит, с кем делится своими секретами. Это были очень опасные мысли. Сириус провел пальцем по крышке стоявшей поблизости парты и глубоко вздохнул. Он держал свои эмоции в узде даже в двадцать, когда готов был сдохнуть от мысли о том, что к ней прикасается Малфой. Сейчас ему тридцать пять. Неужели он не справится?

Нарцисса вдруг сцепила кисти рук перед собой и быстро заговорила, сбиваясь, путаясь, будто боялась, что Сириус не станет слушать:

‒ Я должна буду посоветоваться с сыном. Понятия не имею, как объясню ему все, если честно. Но он… он очень умный. Он поймет правильно, и я думаю, мы сможем с тобой увидеться. Сейчас это опасно. Но имение Марисы, сестры Люциуса, унаследовал Драко. Мариса была очень близким мне человеком. Настоящим другом. Она бы не была против. Я думаю, что смогу убедить Драко сделать его ненаносимым, и… я думаю, что, возможно, позже мы могли бы провести там немного времени.

‒ Нарцисса, ‒ перебил Сириус, чувствуя, как сердце бухает в груди, ‒ ты совсем не скорбишь по мужу?

Он не хотел этого говорить. Видит Мерлин, на самом деле ему до смерти хотелось заключить ее в объятия, провести рукой по ее волосам, вспомнить наконец, какими мягкими они были на ощупь, и поцеловать так, как не целовал ни одну другую женщину. Но он был не вправе. Из них двоих кто-то должен быть благоразумным. Нарцисса сейчас расстроена и не понимает, что делает.

Нарцисса вздрогнула от его слов как от удара. В ее расширившихся глазах плескались боль и недоверие, и Сириус был даже рад тому, что все так обернулось. Восемнадцать лет назад, после рождественского бала, она, твердо решив стать его, не пожелала слушать его доводы, а у Сириуса не хватило решимости ей отказать. Сейчас он был рад, что они старше и что теперь для того, чтобы почувствовать глубину пропасти между ними, им достаточно слов.

Наконец Нарцисса судорожно вздохнула и заговорила очень медленно и так тихо, что ему пришлось прислушиваться.

‒ Я скорблю по мужу, Сириус, но Мариса научила меня тому, что умершие живут в нас, пока мы их помним, а жизнь ‒ вот она, рядом. И что бы ты там ни думал, встречей с тобой я не собиралась оскорблять память мужа. Я хотела просто поговорить с тобой, не торопясь, не оглядываясь на дверь в страхе, что кто-то войдет. Я… осталась совсем одна, ‒ Нарцисса вдруг всхлипнула и прижала ладонь ко рту. — Только Северус... Мерлин, у меня только Северус, но я не могу требовать от него утешения. Ему и так сложнее, чем любому из нас. Он...

Сириус сорвался с места и прижал Нарциссу к себе. Та вцепилась в его плечи и горько разрыдалась.

Никогда в жизни Сириус не видел, чтобы Нарцисса плакала вот так, навзрыд, сотрясаясь всем телом. Он больше не злился на присутствие Снейпа в ее жизни. Он ни о чем не думал. Он просто хотел, чтобы она наконец перестала плакать.

Нарцисса рыдала и не могла успокоиться. Все эти годы она была сильной ради сына, ради себя, ради Люциуса, хоть и поняла это только сегодня. Она всеми силами поддерживала видимость идеальной семьи, потому что Лорд следил за каждым ее шагом и любая оплошность грозила смертью. Она не могла оплакать родителей, Марису, самого Сириуса. Короткие мгновения слабости сменялись наносным равнодушием. И вот сейчас у нее просто не осталось сил.

Сириус гладил ее волосы, вздрагивающие плечи, шептал слова утешения, понимая, что ни одно из них не стоит и выеденного яйца. Разве верил он сам в то, что все будет хорошо? Разве верила в это она?

Наконец Нарцисса затихла в его объятиях, но Сириус не спешил ее выпускать. Он раскачивался из стороны в сторону, словно баюкал ребенка, которого у него никогда не было.

‒ Прости, ‒ пробормотал он. ‒ Я не хотел тебя обидеть. Я просто хотел уберечь…

‒ Меня? — глухо произнесла Нарцисса в его плечо.

Он кивнул и добавил:

‒ И себя. С тобой я себя теряю.

‒ Терять себя ‒ это плохо, ‒ все так же глухо произнесла Нарцисса.

‒ Впрочем, там такой я, что и потерять не жалко, — усмехнулся Сириус.

Нарцисса хлопнула его по плечу и высвободилась из его объятий.

‒ Ты все такой же несносный, ‒ с досадой произнесла она, и прозвучало это так, будто они вновь были подростками и он опять ее чем-то взбесил.

К румянцу на ее щеках добавились покрасневший нос и глаза. Но она все равно оставалась самой прекрасной женщиной на свете, и, глядя на нее, Сириус не мог нормально дышать.

‒ Тебе, наверное, пора, ‒ выдавил он из себя.

Нарцисса оглядела кабинет, словно пыталась отыскать там подсказку, а потом согласно кивнула.

‒ Да, мне нужно к сыну. Я… напишу тебе. Пока не знаю как, но напишу.

Он тоже кивнул и отступил на шаг. Нарцисса, проведя напоследок прохладной ладонью по его щеке, направилась к выходу. У самой двери она обернулась:

‒ Спасибо, что ты вернулся.

Он молча кивнул. Все слова в этот момент показались неуместными, потому что он все равно не смог бы облечь в них свои чувства. Он, который когда-то мог заболтать до смерти кого угодно…

И сейчас, лежа в своей постели в доме на улице Гриммо, Сириус думал о том, что он так и не поцеловал Нарциссу. Думал со смесью разочарования и удовлетворения. Хорошо рассуждать о вечной любви, когда тебе семнадцать и весь мир лежит у твоих ног. Но когда тебе скоро сорок, а мира нет ни в тебе, ни вокруг тебя, вера в чудо изрядно ослабевает.

Сириус понимал, что начни он сейчас размышлять о будущем, впору будет шагнуть из окна. Только сперва придется отыскать окно повыше. Например, вернуться в Хогвартс. Вот был бы номер. Интересно, профессор Дамблдор удивился бы этому поступку или же выяснилось бы, что и об этом он догадывался заранее?

Мысли ‒ бредовые, нелепые, крутились в голове Сириуса, пока он смотрел в темный потолок. В Азкабане не было света. Там Сириусу казалось, что, вырвись он на свободу, ни минуты бы больше не провел в темноте. Он мечтал о том, как разожжет камин пожарче, как зажжет свечи. Думал, что в его доме или квартире ‒ неважно, где , там, он будет обитать, ‒ всегда будет гореть яркий свет, чтобы даже в самых дальних уголках не могли притаиться тени. А вот сейчас остывающие угли в камине на первом этаже не могли осветить даже ковер перед этим самым камином. Остальная же часть дома, включая комнату Сириуса, была погружена во мрак. И в этом мраке ему было гораздо комфортнее, чем находиться на свету, где виден каждый твой взгляд, каждый жест, каждый шрам и каждая морщина. Наверное, он так и состарится в этом холодном мраке, а потом станет частью его, потому что частью света ему никогда не стать. Свет для таких, как Нарцисса.

Сириус вновь вернулся мыслями к своему чуду ‒ своему счастью и своему проклятию. В кабинете директора она сказала, что люди возвращаются, потому что их очень сильно ждут и на их возвращение надеются. У Сириуса не было причин не верить Нарциссе. Она ‒ волшебница. Чертовский сильная, гораздо сильнее, чем сама о себе думает. И это именно она вытащила его из небытия. Именно ее голос он слышал ночами, тепло ее рук ощущал на своем теле. И неважно, сколько лет прошло с тех пор, как она его касалась. Это была магия, недоступная большинству. Магия беззаветной и всепоглощающей любви. Способной вернуть из небытия, способной сохранить жизнь и даже, пожалуй, разум. В последнем Сириус не был уверен до конца, но уж если и осталось в нем что-то живое, то точно благодаря ей.

Если бы можно было повернуть время вспять, если бы ошибки прошлого можно было исправить... Наверное, их жизни сложились бы по-другому.

Но все сложилось так, как сложилось. Этот рождественский вечер Нарцисса провела у постели сына в Хогвартсе, а Сириус в своем темном и пустом доме. И он думал, что это к лучшему, потому что был уверен, что ему по-прежнему нечего ей предложить.

Мысль о том, что он мог предложить Нарциссе Малфой самое главное — свою поддержку, в его голову почему-то не приходила. А ведь это было именно то, что требовалось ей сейчас больше всего.

Но каждый из нас держится только за свою часть истории, не желая думать, что та гораздо меньше, чем могла бы быть.

* * *

Нарцисса Малфой сидела за широким письменным столом в кабинете Люциуса и просматривала почту, откладывая в сторону один свиток за другим. Просьбы об интервью от десятка газет, требование от Министерства сделать поместье наносимым, постановление об обыске...

Нарцисса отложила очередной свиток и устало потерла ноющий висок. Что делать со всем этим, она не знала. Ее до смерти пугало то, что все эти письма были адресованы Драко, который в одночасье стал главой рода. Да, Северус и Фред наперебой повторяли, что Драко благоразумен, осторожен, что он не склонен к импульсивности и вообще на него можно положиться, но эти слова ничуть не утешали Нарциссу. В ее глазах он оставался ребенком, которому пришлось слишком рано повзрослеть.

Нарцисса сжала виски ладонями и оглядела кабинет. Пока Люциус был жив, она крайне редко сюда заходила. Темный Лорд, наверное, был единственным, кто мог войти в эту дверь в любой момент. Все остальные знали, что если хозяин имения в своем рабочем кабинете, беспокоить его нельзя. Можно отправить эльфа, чтобы тот напомнил хозяину о том, что его ждут к обеду или ужину, но обычно этого не требовалось: у Люциуса было отменное чувство времени. Он не любил, когда его заставляют ждать, но и не позволял себе задерживать других.

Взгляд Нарциссы замер на книжных полках со старинными фолиантами. Собрания сочинений выстроились в идеально ровные ряды. Как будто никто никогда не снимал их с полок. Но Нарцисса точно знала, что Люциус читал каждую из этих книг. Некоторые не по одному разу. Она подумала о том, что, пожалуй, из всего дома именно эта комната была отражением своего хозяина. Здесь царил идеальный порядок. И не только потому, что эльфы не давали шанса ни одной пылинке, Люциус сам ценил аккуратность в работе. На его столе никогда не оставалось бумаг. Все они хранились либо в секретере, либо в потайных ящиках, часть из которых, вероятно, останется теперь закрытой навеки. Кабинет ‒ неживой, идеально чистый, как ничто другое показывал, каким скрытным был Люциус, каким напуганным. Ни одного лишнего клочка пергамента на видном месте, ни одной заметки, ни одного черновика в камине. В своем собственном доме он жил как тюрьме под круглосуточным контролем. Нарцисса не знала, как действует Метка. Никогда не спрашивала. Но каждый раз, когда ей доводилось случайно коснуться предплечья мужа, ее пробирал озноб. Древняя магия вейл волной поднималась внутри и требовала отодвинуться от уродливой отметины, спастись. Если обстоятельства позволяли, Нарцисса в такие моменты всегда находила повод уйти, потому что ей начинало чудиться чужое присутствие. И вот теперь она думала о том, что стоит расспросить у Северуса, как именно действует Метка.

Нарцисса посмотрела на часы над камином и решительно отодвинула нераспечатанную корреспонденцию. Убирать со стола ничего не стала. Северус усилил защиту имения, и можно было хотя бы эти несколько дней провести в иллюзии безопасности.

Люциуса не стало неделю назад. Пять дней назад Нарцисса и Драко вернулись в имение. Почти сразу к ним прибыл Северус с сыном.

Древний замок, наверное, уже и не помнил детского смеха. Сколько лет прошло с тех пор, как Люциус с Марисой были детьми? Смеялись ли они тогда?

Сын Северуса, как оказалось, умел смеяться. Они хорошо ладили с Драко, и, видя, как Драко и Том что-то обсуждают у камина, Нарцисса порой думала, что была бы не прочь иметь большую семью, с которой тебе комфортно за обеденным столом, на прогулке… Вот только вряд ли в ее жизни это когда-нибудь появится.

После смерти Люциуса Драко стал полноправным хозяином имения. Единственным хозяином. Нарцисса не была наивной, поэтому прекрасно понимала, что это не просто слова. Древняя магия, вековая защита рода вплелись в магию самого Драко.

Несколько лет назад Нарцисса обсуждала с Марисой время, когда Драко станет главой рода. Нарциссу волновало, как это повлияет на его магию: не станет ли сильнее фамильный перстень, не попадет ли Драко под влияние древних, неизвестных им заклинаний. Тогда Мариса ответила, что все продумала, что амулет сможет его защитить, к тому же Драко уже не будет ребенком и сможет сам решить, что плохо, а что хорошо. И Нарцисса ей поверила, потому что очень хотела поверить, а еще потому, что в момент их разговора казалось, что этот день наступит еще нескоро. Они ведь не знали, что спустя несколько лет Марисы не будет в живых, а почти сразу за ней не станет и ее брата, и вся магия рода Малфоев замкнется на Драко.

Если бы Люциус был жив, если бы у нее была возможность спросить у него обо всем, что ее волновало! Ведь если у кого и были ответы, так это у него. Он позволил Драко оставить амулет, хотя не мог не понимать, что это не просто украшение. Он сам был главой рода и знал, что может ждать сына, с учетом всех особенностей его появления на свет. Нарцисса вдруг поняла, что, если бы раньше задавала правильные вопросы, все могло бы сложиться иначе. Сейчас она бы не мучилась неизвестностью.

В дверь негромко постучали.

‒ Входи, Северус, ‒ произнесла Нарцисса, не боясь ошибиться.

Драко ни разу не заходил сюда после смерти отца. Фред тоже предпочитал гостиную или библиотеку. К тому же для Фреда уже было поздновато. Часы показывали без четверти десять.

Северус вошел, уставший и раздраженный.

‒ Что случилось? ‒ спросила Нарцисса, тревожно нахмурив лоб.

‒ Мне нужно уехать, ‒ произнес Северус без предисловий. ‒ Нужно переговорить кое с кем перед началом семестра. Здесь я все подготовил. Завтра после полудня Драко сможет воспользоваться камином для отправки в Хогвартс. Камин приведет его в мой кабинет. Думаю, ехать поездом ему сейчас… нецелесообразно.

‒ Небезопасно, ты хотел сказать? — устало произнесла Нарцисса, откидываясь на спинку кресла.

‒ Ты сама все понимаешь, ‒ Северус подтащил кресло к столу и сел напротив нее.

‒ Что еще случилось? ‒ спросила Нарцисса, глядя на глубокую складку, прорезавшую его лоб.

‒ Прости? ‒ уточнил он, поправив манжету рубашки.

‒ Ты слишком раздражен. Что еще случилось? Разговор с этими людьми касается Драко? Тома?

‒ Нет, ни Драко, ни Тома, ни Люциуса. Хотя Лорда касается. Только тебе не нужно этого знать.

Нарцисса покрутила на пальце обручальное кольцо и кивнула. Северус прав. Ей незачем знать лишнее.

‒ Я хотел бы попросить тебя помочь Тому тоже отправиться камином. Он нервничает всегда и…

‒ Я помогу, ‒ перебила Нарцисса. ‒ Не волнуйся об этом.

‒ Спасибо.

‒ Ты собираешься объявить в школе о том, что он твой сын?

‒ Ты с ума сошла? ‒ искренне удивился Северус. ‒ Чтобы у него прибавилось проблем?

‒ Брось, вряд ли дети настолько тебя не любят.

Северус устало усмехнулся, и Нарцисса невольно улыбнулась сама.

‒ Хорошо, верю, что настолько, но ты всерьез думаешь, что они будут мстить ему за отнятые у факультета баллы?

‒ Нарцисса, ‒ Северус вздохнул так тяжело, будто она была непроходимо тупой ученицей, которая не может воспроизвести состав простейшего зелья, ‒ Лорд жив. Как ты думаешь, он обрадуется, узнав, что у Властимилы есть сын и что его отец ‒ я?

Нарцисса невольно поежилась и посмотрела в пламя камина.

‒ Об этом я не подумала. Прости. Мерлин, наверное, в тот день, когда ты позволил себе отношения с Армонд, ты сошел с ума, ‒ произнесла она, и он, вскинув голову, встретился с ней взглядом.

В его взгляде были вызов и настороженность. Нарцисса понимала, что сейчас не лучшее время для этого разговора, но промолчать не могла. Страх за Северуса сжимал грудь, будто парализующее заклятие, так, что ей трудно было дышать. Что, если Лорд доберется до него, что, если он причинит вред Тому или, еще хуже, отнимет Тома у Северуса? Как они все это переживут?

Северус молчал, не отводя взгляда, и Нарцисса, подгоняемая страхом, прошептала:

‒ Если бы ты так не скрывал ваши отношения, я бы сделала все, чтобы тебя уберечь. Клянусь. Я бы на милю не подпустила ее к тебе. Я бы… я бы использовала заклинание вечного отвода, лишь бы ты никогда к ней не приблизился. Мерлин, неужели ты всерьез надеялся, что Лорд исчез навсегда? Ты же не они, Северус! Ты не мог так заблуждаться!

‒ Заклинание вечного отвода действует, только если один из объектов ‒ неодушевленный предмет. Так что у тебя бы не вышло, ‒ негромко откликнулся Северус.

‒Я бы его усовершенствовала.

‒ Нарцисса, я знаю тебя больше двадцати лет. Ты не усовершенствовала ни одного заклинания, ‒ тонкие губы Снейпа изогнулись в улыбке.

Улыбка полностью меняла его лицо, и в такие минуты Нарцисса думала, что, если бы он хоть изредка улыбался ученикам, они, пожалуй, с большим энтузиазмом ходили бы на его занятия.

‒ Никогда не поздно начинать, ‒ улыбнулась Нарцисса.

Сердиться на такого Северуса было невозможно.

‒ К тому же, ‒ все еще улыбаясь, произнес Снейп, ‒ тогда у меня не было бы Тома.

Нарцисса отвела взгляд, не в силах смотреть на то, как изменилось его лицо при упоминании сына. Тревога вновь сдавила грудь. Глядя в камин, она сказала:

‒ Северус, ты ведь понимаешь, что рано или поздно он выйдет на след Тома?

Ей не хотелось поднимать эту тему, но не озвучить свою мысль она не смогла. Северус опустил взгляд к полированной поверхности стола, некоторое время молчал, а потом произнес:

‒ Тогда мне просто придется его убить.

Нарцисса нервно рассмеялась, а потом прижала ладонь к губам, пытаясь уложить в голове то, что сейчас услышала. Страх накатил с новой силой. Убить Лорда было невозможно. Попытаться ‒ да. Сколько их, безумцев, чьи имена теперь помнят разве что родные, пытались остановить его за эти долгие годы? Наверное, они даже верили в успех. Возможно, даже были сильными волшебниками.

‒ Ты считаешь, что его можно убить? ‒ едва слышно спросила Нарцисса.

Северус медленно начертил что-то указательным пальцем на поверхности стола. За секунду до того, как его палец замер, Нарцисса поняла, что он чертил руну «Вера».

‒ У меня нет выхода, ‒ наконец произнес он. ‒ Лишь убив его, мы сможем защитить детей.

Северус не сказал «наших с тобой», и Нарцисса поняла, что он говорит не только о Драко и Томе. Он говорил о десятках других детей, большинство из которых искренне ненавидели своего профессора зельеварения. К горлу Нарциссы подступил ком.

‒ Я никогда этого не говорила, ‒ решилась на признание она, ‒ но я всегда гордилась тобой.

Северус поднял на нее удивленный взгляд и тут же смущенно потупился, будто ему снова было одиннадцать.

‒ Нет, правда. Ты удивительный человек. И я хочу, чтобы ты это знал.

Он некоторое время молчал, хмурясь сильнее обычного, и Нарцисса знала, что хмурится он от неловкости. Северус Снейп умел отвечать на сарказм, умел отпускать злые шутки и колкие комментарии, когда его задевали, но перед искренней похвалой он становился беспомощней младенца, и это неминуемо вызывало в нем досаду.

‒ Я увижу завтра Блэка, ‒ нехотя, будто через силу, выдавил он, и Нарцисса едва не задохнулась от неожиданности.

Все эти дни они оба вели себя так, будто ничего не изменилось, будто накануне Рождества Сириус не появился в кабинете Снейпа. Наверное, не случись столько всего в тот день, Нарцисса не восприняла бы возвращение Сириуса так, как восприняла. Позже, лежа бессонными ночами в постели, она думала о том, что ведь это ‒ настоящее чудо, невообразимое, неожиданное, но после смерти Люциуса, на фоне раздирающего душу страха за сына она восприняла его почти обыденно. Их короткий разговор оставил после себя осадок. Так странно… Пока она считала Сириуса погибшим, ей казалось, что случись чудо, и она больше никогда его от себя не отпустит. И вот чудо случилось, а она по-прежнему живет в своем имении, ходит знакомыми коридорами, гуляет по тем же аллеям и понятия не имеет, где в это время Сириус. Потому что в первую очередь она — мать и вдова.

По прибытии сюда Северус перекрыл все возможные способы связи с имением. Нарцисса хотела попросить его оставить открытым хотя бы один камин, но потом поняла, что это — блажь, которая может закончиться трагедией, и молча кивнула, соглашаясь с его планами.

Она соврала бы, если бы сказала, что не скучала по Сириусу. Скучала, до боли в сердце. Но какое это имеет значение в мире, где идет война? Она была счастлива от того, что он жив, радовалась тому, что он вновь может гулять по улицам, улыбаться, находиться среди людей, которые ему дороги. Наверное, однажды все изменится, и она тоже сможет войти в круг этих людей. Ей хотелось в это верить. Как в юности. А пока она должна была оставаться сильной ради сына, который после смерти Люциуса изменился до неузнаваемости. Особенно в последние дни.

Но стоило Северусу сказать про Сириуса, как глупое сердце сбилось с ритма. Так некстати, так неожиданно.

‒ Где ты его увидишь? ‒ после затянувшейся паузы спросила Нарцисса, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.

‒ Неважно, ‒ дернул подбородком Северус.

‒ Ты сказал мне это для того, чтобы я… ‒ она замолчала, не зная, как продолжить, потому что понятия не имела, для чего Северус это сказал. Они дружили целую вечность, но Нарцисса так и не научилась предугадывать его слова и поступки.

‒ Ты можешь что-нибудь… написать или… не знаю.

По лицу Северуса было видно, что он уже жалеет о своем порыве. Нарцисса медленно кивнула и спросила:

‒ Сколько у меня времени?

‒ Около получаса. Мне нужно еще раз проверить защиту.

‒ Спасибо, ‒ произнесла Нарцисса, глядя ему в глаза.

Северус молча смотрел в ответ, и в его взгляде была досада. Ей хотелось, чтобы он сказал вслух о том, что беспокоится за нее. Детское, эгоистичное желание почувствовать себя нужной, поверить, что она не одна… Но стоило ему разлепить губы, как Нарцисса устыдилась своих мыслей. Мерлин, на него столько свалилось за последние дни…

Нарцисса мягко улыбнулась и произнесла:

‒ Северус, мне уже не шестнадцать. Я помню, кто я и где я. И самое главное для меня ‒ безопасность сына. И так будет всегда.

Северус на миг прикрыл глаза и прислонился затылком к спинке кресла. Он ничего не сказал, но Нарцисса видела, что его плечи наконец расслабились, а пальцы на подлокотниках разжались.

‒ Тебе нужно отдохнуть, ‒ не удержалась она.

Северус усмехнулся и заговорил, не открывая глаз:

‒ Когда мне было шестнадцать, я очень хотел доказать всему миру, что чего-то стою, ‒ Нарцисса проследила взглядом за тем, как перекатился его острый кадык, когда он сглотнул, ‒ чтобы утереть нос Блэку и Поттеру, понравиться Лили. Мерлин, мне скоро сорок… недавно я узнал, что у меня есть сын, а Поттеру и Лили я уже ничего никогда не докажу. Мы в юности жутко нелепы в своих мечтах и стремлениях, ‒ негромко закончил он.

Нарцисса с болью смотрела на его лицо, на тени от прикрытых ресниц на бледных щеках, на беззащитную шею…

‒ Ты ведь принял Метку из-за меня? ‒ неожиданно для самой себя спросила она.

На миг его ресницы дрогнули, но он так и не открыл глаз.

‒ Вот еще, ‒ ответил он после паузы. ‒ Делать мне больше нечего.

И то, как по-детски задиристо это прозвучало, не оставляло сомнений в ее правоте. Она ведь всегда это подозревала. Видела, как тяжело ему было находиться среди этих людей, сколько сил он отдавал, просто чтобы выглядеть так, будто все под контролем. И если Фред Забини делал подобное, чтобы защитить свою семью, то одиночка Северус… защищал ее? Нарцисса почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

‒ Ты жалел об этом? ‒ сглотнув, спросила она.

Северус наконец открыл глаза и, неотрывно глядя на нее, медленно помотал головой.

‒ Ты — все, что у меня есть. Ты и Том. Как я могу об этом жалеть?

Как редко они оба говорили то, что думали на самом деле, как мало минут провели вот так ‒ в благословенной тишине, когда кажется, что никакой войны нет, что все будет хорошо.

‒ Северус, я очень тебя прошу, будь осторожен. Я мало что могу, наверное, но все, что я смогу сделать для тебя, я сделаю. Всегда.

Слезы все-таки потекли, и она быстро смахнула их рукой. Северус, к счастью, сделал вид, что не заметил ее слабости. Едва заметно улыбнувшись, он произнес:

‒ Я знаю. Ты многое можешь и многое делаешь. Все будет хорошо.

‒ Ты правда в это веришь или просто пытаешься меня успокоить? ‒ еще раз проведя ладонью по щекам, уточнила Нарцисса.

Северус вновь прочертил что-то пальцами на поверхности стола, но на этот раз Нарцисса вглядывалась в его лицо в ожидании ответа и не увидела, очертания какой именно руны он повторил.

‒ Нарцисса, мы сделали уже столько всего, что казалось раньше невозможным. Почему не сделать еще чуть-чуть?

Нарцисса могла бы с ним поспорить, потому что лично она ничего особенного не сделала, но, если говорить о Северусе, то эти слова относились к нему как ни к кому другому.

‒ Мне пора, ‒ вздохнул он и, опершись руками на подлокотники кресла, с усилием поднялся. И снова Нарцисса испытала приступ беспокойства. Она давно не видела его настолько уставшим.

‒ Ты в порядке? ‒ спросила она.

Он молча кивнул, и она поняла, что, даже если это не так, правду он все равно не скажет.

‒ Я прослежу за Томом. Не волнуйся, ‒ сказала она.

‒ Спасибо, ‒ улыбнулся он и направился к двери.

Глядя на его прямую спину, Нарцисса вдруг вспомнила, что в детстве Северус сутулился, и подумала, что сейчас он кажется несгибаемым и способным противостоять любому злу. У двери он обернулся:

‒ Так что насчет Блэка? Ему что-нибудь передать.

В памяти Нарциссы всплыло письмо, написанное Сириусу почти двадцать лет назад. Восторженное, бессмысленное… Какой наивной она была. Теперь-то она точно знала, что письмами ничего не исправишь, в них не расскажешь о том, о чем действительно хотелось бы рассказать. Напиши она сейчас, это добавило бы им всем проблем, если вдруг их переписка вскроется. Неужели Северус, осторожный, благоразумный, этого не понимает?

Нарцисса медленно покачала головой.

‒ Я скажу ему все при встрече, ‒ Северус приподнял бровь, и Нарцисса поспешно добавила: ‒ Когда-нибудь потом.

Северус открыл было рот, чтобы что-то сказать, но в последний момент передумал.

Только когда он закрыл за собой дверь, Нарцисса поняла, что так и не поделилась с ним своими опасениями насчет сына. Драко в последние дни был сам не свой. Будто что-то случилось несколько дней назад. Он стал молчалив, задумчив, и порой она ловила на себе его взгляд, и этот взгляд ее тревожил. На прямые расспросы он отвечал, что все в порядке, придраться в его поведении было не к чему, но материнское сердце подсказывало, что что-то не так. Нарцисса пыталась успокоить себя тем, что Драко тоже устал, что он переживает из-за гибели отца и из-за свалившихся на него обязанностей, но спокойствие не приходило. Она встала из-за стола, собираясь догнать Снейпа, чтобы все же поговорить о Драко, но потом вспомнила его уставший вид и решила, что не может нагружать его еще больше.

Пройдясь по кабинету, Нарцисса остановилась у окна, за которым шел снег. Небу было вес равно, наносим объект на карту магического мира или укрыт от всех волшебников, кроме нескольких посвященных. Небо день за днем сыпало снегом, дождем, устилало садовые дорожки туманом и иссушивало клумбы солнцем. И это немного примиряло Нарциссу с тем, что две ненаносимые части мира ‒ имение Малфоев и дом на улице Гриммо ‒ все же существуют в одной плоскости.

* * *

Северуса не оставляло беспокойство. Из имения Малфоев он отправился прямиком в Хогвартс, настроил камин в своем кабинете на прибытие Драко и Тома, проведал мадам Помфри и ушел от нее со списком зелий, запасы которых следовало обновить. На своем письменном столе он нашел свиток от Дамблдора с подтверждением того, что он, Северус, должен завтра присутствовать на Гриммо, и личной просьбой проследить за Гарри Поттером, и отправился, наконец, в свои покои.

На самом деле у него не было нужды уезжать из имения Малфоев на сутки раньше. Он мог остаться и провести еще один условно беззаботный день с людьми, которых считал своей семьей. Но вчера вечером во время прогулки с Томом он понял, что ему нужна пауза.

В имении Малфоев у них с Томом появилась традиция — обязательная прогулка перед сном. Они гуляли по каменным дорожкам, скользким от подтаявшего снега, и разговаривали. Сперва эти разговоры были мучительно неловкими, но потом стало легче. Том был любознательным ребенком. Он мог огорошить совершенно неожиданным вопросом, и Северус втайне очень гордился собой, потому что пока ему удавалось отвечать на все вопросы сына, кроме одного: когда они смогут поехать домой.

Северус ссылался на необходимость поддержать Драко и Нарциссу, и Том, кажется, вполне искренне соглашался с этим аргументом, но правда была в том, что Северус не знал, когда он сможет показать сыну их дом. И сможет ли вообще. Для того чтобы отвести туда Тома, нужно было сделать дом и окрестности ненаносимыми. И вот тут возникало сразу две проблемы.

Первая ‒ Хранитель. У Северуса Снейпа не было людей, готовых подвергнуть себя риску ради его благополучия. Он не сомневался в том, что на это пошел бы Альбус Дамблдор, но взвалить на директора эту заботу Северусу не позволяла совесть. Он старался не замечать очевидного, но из коротких записок, которыми они обменивались с директором в течение последних дней, Северус сделал вывод, что тот все еще не до конца восстановился после использования заклинания проекции. Прошла неделя. Северус перечитал все, что нашел по этому поводу в книгах. Он поговорил с Фредом, а тот в свою очередь узнал у кого-то из проверенных людей: сутки — достаточный срок для восстановления после этого заклинания. Трое, если волшебник ослаблен или выброс магии был тотальным. Срок в семь суток не вписывался ни в один из хороших сценариев развития ситуации, и Северуса против воли накрывал страх. Он понятия не имел, что станет делать, если вдруг Дамблдор не сможет восстановиться. Как им бороться дальше, если его не станет?

Вторая причина, по которой он не мог пока сделать свой дом ненаносимым, заключалась в новом законе, принятом недавно Министерством магии. Для создания ненаносимого объекта теперь необходимо было заручиться разрешением Министерства и внести этот объект в специальный реестр, указав имя Хранителя. Закон был абсурдным. Он ставил Хранителя под удар и делал бессмысленным само понятие ненаносимости объекта. В то, что реестры в Министерстве будут засекречены, Северус не верил. Он уже вообще мало во что верил.

Все это отравляло ему прогулки с сыном, потому что, против воли, Северус не мог расслабиться и просто наслаждаться разговором. Его мозг продолжал искать решение. Если бы он мог найти человека, готового стать Хранителем в обход Министерства... Того, кто рискнет положением, осознавая, что в случае доказательства его причастности, его ждет Азкабан. В последнее время он много размышлял над согласием Забини стать Хранителем для имения Марисы. Когда Фред соглашался, о новом законе еще не было известно, но тот факт, что Фред позже не пошел на попятный, удивлял Северуса до сих пор. Где бы ему найти второго Фреда Забини?

Северус разжег камин в своих покоях, проверил, закрыт ли он, и опустился в глубокое кресло.

Ему просто нужен был отдых. Несколько часов тишины, чтобы подумать о хранителе для его дома, об усталости Дамблдора, о возвращении Блэка, о письме Министерства, в котором его обязали явиться для беседы через два дня. Несколько часов тишины перед тем, как он снова ринется в свою личную битву.

На Гриммо на следующий день он прибыл за пятнадцать минут до начала собрания Ордена. Ответов у него по-прежнему не было, но он был собран и готов ко всему, что может услышать.

У камина, из которого вышел Снейп, сидели Люпин и Поттер. Гарри Поттер. С возрастом мальчишка все больше напоминал отца.

При его появлении разговор смолк. Люпин встал с кресла и радушно воскликнул:

‒ Здравствуй, Северус.

Будто они были друзьями, будто в этом доме Снейпа ждали к ужину. «И тебе не хворать», ‒ хотелось ответить Снейпу, но он произнес:

‒ Здравствуй, Люпин. Поттер?

‒ Здравствуйте, ‒ буркнул Поттер и уткнулся в книжку, которую держал на коленях.

‒ Здесь Артур и Билл Уизли, Грюм, Сириус и… мы. Не хватало только тебя. Я пойду сообщу остальным, что ты уже здесь, ‒ неуместно радостно сообщил Люпин и вышел из гостиной.

Северус Снейп проводил его взглядом и повернулся к Гарри Поттеру. Тот делал вид, что читает. Долго, старательно. Северус рассматривал макушку мальчишки, с досадой понимая, что тот выставил блок на мысли. Научил на свою голову. Снейп мог бы с легкостью его сломать, впрочем, стоило признать, что, когда дело касалось Поттера, ни в чем нельзя было быть уверенным до конца. Но Северус оценивал вероятность успеха процентов в девяносто пять. Вот только Дамблдор просил присмотреть. Черт, почему ему всегда достаются такие трудновыполнимые задания?!

‒ Вы так медленно читаете, Поттер? ‒ произнес он наконец.

Поттер вздрогнул и поднял голову. В его взгляде был вызов.

‒ Простите, сэр?

‒ Я смотрю на вас добрых пять минут, а вы так и не перевернули страницу. Вот я и спрашиваю: вы так медленно читаете?

‒ Я задумался, сэр, ‒ отрезал Поттер.

В его «сэр» четко слышалось «идите к черту» или же «сдохните наконец» или «зачем вы вообще родились на этот свет?». Словом, говорить с вежливым Поттером было неприятно.

Так же неприятно, как смотреть на Поттера, глядящего в ответ исподлобья. Северус подумал, что годы тренировок — великая сила. Когда Поттер был на первом курсе, Северуса порой невыносимо бесил этот взгляд. Лили никогда так не смотрела. Ни на кого. С жалостью, с сочувствием, с удивлением, с интересом ‒ сколько угодно. С ненавистью ‒ никогда. Или же он просто не видел? И первые месяцы Северусу было сложно. Но прошло время, и Поттер стал просто Поттером, а тот факт, что он унаследовал глаза матери, перестал иметь значение.

‒ Почему вы сидите с такой кислой миной? Формально вы еще на рождественских каникулах.

Удивление на лице Поттера было бесценным.

‒ Э-эм, ‒ промычал он в лучших традициях представителей славного факультета Гриффиндор и встал с кресла. Теперь они стояли друг напротив друга, и Поттер прижимал к себе книжку наподобие щита.

В принципе, Снейп исполнил просьбу Дамблдора присмотреть за Поттером. Он расшевелил мальчишку, побеседовал с ним на нейтральную тему. Вопрос можно было бы считать закрытым. Но вместо того, чтобы выйти из гостиной, Северус почему-то продолжал стоять напротив хмурого Поттера.

Он предпочитал думать, что это тоже часть его работы как профессора Хогвартса. Он несет ответственность за этих бестолковых детей. Даже за Поттера, раз уж его отец оказался настолько слабым, чтобы погибнуть в самом начале этой войны и прихватить с собой Лили. У той оказалось гораздо больше сил. Она-то смогла защитить своего ребенка, и Северус просто не мог допустить, чтобы ее жертва стала бессмысленной.

Сбитый с толку Поттер потерял концентрацию, и Северус наконец почувствовал отголоски его мыслей. Мысли были нехорошими. В присутствии Снейпа они, вообще-то, всегда попадали под это определение, но сейчас впервые Северус не чувствовал ненависти к себе. Чувствовал отголоски злости на Дамблдора, чувствовал обиду вперемешку с радостью, относящиеся к Сириусу, и еще что-то почти безбрежное, связанное почему-то с Драко и с Астрономической башней. Мысли Поттера были настолько путаными, что у Северуса начало покалывать в висках. Вот чему надо было учить бестолковых гриффиндорцев, так это связно мыслить, чтобы они не становились в прямом смысле головной болью для любого легилимента.

‒ Почему вы обижаетесь на Блэка, Поттер? ‒ спросил Северус, чтобы как-то прояснить мысли мальчишки.

Обида полыхнула в нем так ярко, что Северус поморщился. На смену обиде тут же пришли стыд и злость, направленные уже на самого Северуса.

‒ С чего вы взяли, что я обижаюсь? — вздернул подбородок Поттер, и Северус испытал приступ благодарности к собственной генетике. Во всяком случае, к той части, что отвечала за рост, потому что он вряд ли смог бы смириться, если бы выскочка Поттер вдруг перерос его в один прекрасный день.

‒ Мистер Поттер, я имею сомнительное удовольствие знать вас шесть с лишним лет. Вы обижены.

‒ А вам-то что? ‒ снова вздернул подбородок Поттер и выставил наконец блок на мысли, и как легилимент Снейп не мог не порадоваться тому, что Поттер не безнадежен. Не зря он тратил на него столько времени.

К счастью, сумбур в голове Поттера больше не был нужен Северусу. Он и так прекрасно понимал природу злости мальчишки. Северус присутствовал при его встрече с крестным и видел то, что Поттер предпочел бы уберечь от посторонних глаз. Когда тебе семнадцать и ты ревешь у кого-то на глазах, ты вряд ли воспылаешь симпатией к свидетелям своей слабости. А уж если не любил этих самых свидетелей и до этого… Именно поэтому Северус не стал ставить зарвавшегося мальчишку на место. Это было единственное, что он мог сейчас сделать для израненной гордости Поттера.

‒ Кроме того, что ваша обида на Блэка может стать проблемой для Ордена? ‒ спокойно произнес Снейп.

Поттер моргнул, но не позволил сбить себя столику.

‒ Да, кроме этого.

‒ Поттер, вам семнадцать, а порой вы ведете себя так, будто вам семь.

Поттер отбросил книжку на журнальный столик, сложил руки на груди и, в его понимании, вероятно, стал выглядеть нагло и независимо. На деле получилось жалко.

‒ Подумайте на минуту о Блэке. Он упал за Занавес, сражаясь. Вы были там. Вы это видели. Он потерял память и провел в этом «нигде» много месяцев. Мы, конечно, могли бы предположить, что он врет, но в данном случае, это наверняка не так. А теперь вопрос: в чем он виноват перед вами?

Поттер хмуро посмотрел себе под ноги и пробормотал:

‒ Ни в чем. Я не обижаюсь.

Поттер не верил его словам. Ну это-то Мерлин с ним. Кто он такой, чтобы Поттер ему верил? Но вот то, что Поттер не верил Блэку, было совсем паршиво.

‒ Идемте в библиотеку, Поттер, ‒ произнес Снейп и направился к двери.

Он всегда умел верно оценить момент, когда диалог заходит в тупик. Долгая жизнь научила Снейпа тому, что от тупиков лучше держаться подальше, потому что однажды просто не сумеешь из одного из них выбраться.

* * *

Гарри Поттер смотрел в спину профессора зельеварения и думал о том, что Снейп видел, как он расклеился при встрече с Сириусом, пока еще находился в шоке и не мог нормально думать. Плакать в семнадцать было стыдно. Так стыдно, что хотелось наложить на себя «обливэйт». Вот только он понимал, что от заклинания забвения сама сцена не исчезнет и где-то в подсознании будут до поры похоронены отголоски воспоминаний об этом. И однажды он это непременно вспомнит, как вспомнил о предпоследнем дне летних каникул.

Гарри устало опустился в кресло. Он понимал, что нужно встать и пойти в библиотеку. Для чего-то же его пригласили? Не только ведь потому, что он ‒ крестник Сириуса. Значит, он нужен Ордену.

Помимо воли из уст Гарри вырвался горький смешок. Он нужен Ордену Феникса. Он ‒ надежда всего волшебного мира. Газеты почему-то любили так его называть. Беда была в том, что Гарри Поттер хотел быть нужен кому-то не потому, что он ‒ надежда, а просто так.

Но просто так, наверное, можно быть нужным только собственным родителям. Гарри не знал наверняка и проверить у него шанса не было.

Он оглядел полутемную гостиную. Сириус почему-то не раздвигал шторы до конца, будто боялся, что кто-то может увидеть его с улицы. При мысли о крестном в Гарри поднялось чувство вины. Он, конечно же, соврал Снейпу. Он обижался. И не просто обижался. Он был в ярости. Потому что, оказывается, все знали о том, что Сириус может вернуться, и никто, ни один человек, даже не намекнул об этом Гарри. Ну а зачем о чем-то говорить подростку? Правда? Можно же просто молчать, стирать память, выбирать, что ему безопасно знать, а что нет. А если он вдруг узнает то, что не должен, так всегда можно снова стереть ему память. Это же так удобно.

А то, что этот подросток потом шагнет с Астрономической башни или еще откуда-нибудь, как это сделал Малфой, так это так… мелочь. Если повезет, его подлатают в лазарете, а потом опять сотрут память.

Гарри зажмурился изо всех сил. Хотелось вернуться в Хогвартс, устроиться напротив камина, и чтобы Гермиона сидела рядом и читала одну из своих толстенных книг, а Рон ворчал на то, что он опять не успевает дописать очередное эссе. Он хотел, чтобы в его жизни все оставалось неизменным.

Вот только теперь он не мог игнорировать признание Гермионы и тот факт, что его память была стерта. Гарри запрокинул голову и посмотрел в потолок. В полумраке узоры лепнины выглядели, как расползающиеся в разные стороны змеи. Ему вдруг пришло в голову, что его память могла быть стерта не единожды. Как и у любого из его друзей. Опытный волшебник мог легко подкорректировать ненужное воспоминание, заменить его несуществующим или же позволить памяти компенсировать отсутствие реальных воспоминаний. Это осознание подводило к тому, что ни один из них не может утверждать, что живет своей жизнью, а не выдуманной кем-то взамен безвозвратно удаленной.

И с этой мыслью было очень сложно смириться.

Я ждала тебя так, как малыш ждет рождественской елки,

Как больной исцеленья, как узник — холодного ветра.

Мне казалось, что в замершем мире все звуки умолкли.

Говорят, самый темный час — тот, что перед рассветом,

 

Говорят, если в чудо поверишь, оно наступает.

Кто любовью укрыт, часто слеп и до боли беспечен...

А чудес у Судьбы порою на всех не хватает,

И тогда самый темный час превращается в вечность.

 

Первое, что услышала Гермиона, пробираясь по коридору «Хогвартс-экспресса»: помолвка Драко Малфоя расторгнута или отложена, или ни то, ни другое. Пятикурсницы Когтеврана, кажется, сами толком не знали. Если уж быть до конца честной, это не первое, что она услышала, оказавшись в поезде, но определенно первое, что заставило ее на миг сбиться с шага. Сзади раздалось громкое «эй», за которым последовал толчок в ее чемодан. Ей даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это Рон врезался в ее вещи.

Гермиона все-таки оглянулась и улыбнулась другу.

— Споткнулась, — виновато произнесла она и медленно двинулась дальше, жадно прислушиваясь к трескотне девчонок. Но те, как назло, перешли на шепот.

Гермиона вздохнула и продолжила поиски свободного купе.

«Ну, где же ты, где ты?! Покажись хотя бы издали», — рефреном стучало в ее голове. Скорее бы закончилась эта поездка ‒ мучительная, неловкая.

Она встретилась с друзьями лишь на платформе, предупредив письмом, что отец сам привезет ее. Мол, ему хочется самому отправить дочь в школу. Это было почти правдой. Детали Гермиона опустила. Она понимала, что друзья будут недоумевать, возможно, злиться, но пока она просто была не была готова встретиться с ними на день раньше и делать вид, что все в порядке, что над ними совсем не висит грозовой тучей ее признание.

И вот сейчас, расположившись в купе напротив Гарри, Гермиона в смятении перебирала вещи в сумке, старательно делая вид, что что-то ищет. С Гарри они обменялись приветствиями еще на платформе, после чего он отвел взгляд и заговорил о чем-то с Роном. Гермиона же принялась расспрашивать Джинни, как у той прошли каникулы. Умница Джинни, разумеется, поняла причину расспросов, но как всегда сделала вид, что все в порядке, и принялась с воодушевлением рассказывать о том, что Чарли приехал в Нору со своей девушкой. Джули оказалась милой и всем понравилась. А мама после первого совместного ужина даже расплакалась, потому что впервые видела, что бы Чарли, обычно сдержанный в проявлении эмоций, на кого-то так смотрел. Джинни призналась, что ей даже стало немного завидно.

‒ Наверное, она особенная, ‒ предположила Гермиона.

‒ Наверняка, ‒ ответила Джинни, улыбнувшись, и неожиданно призналась: ‒ Просто я всегда немного ревную, когда мои братья в кого-то влюбляются.

Гермиона не знала, как отреагировать на это признание, поэтому промолчала. К счастью, как раз в эту минуту объявили посадку на поезд.

После того, как они разложили вещи, в купе повисла напряженная тишина. Гермиона разрывалась между неловкостью и желанием спросить у Гарри, что случилось, потому что таким подавленным она давно его не видела. Пока неловкость побеждала, потому что Гермиона не имела ни малейшего понятия, что ответить, если причиной его состояния окажется ее признание.

Рон неожиданно принялся фонтанировать темами для беседы. Тему квиддича сменило обсуждение нового сингла «Танцующих фей», следом в ход пошел рассказ о яблочном пироге, испеченном Флер, после ‒ история о великой любви Чарли. Джинни активно поддерживала разговор, и Гермиона впервые видела такую солидарность младших Уизли. От этого ее неловкость лишь усиливалась, потому что Рон и Джинни расхлебывали то, что заварила Гермиона.

Вдруг оказалось, что любить тайно было проще. Никто не смотрел косо, никто не вздыхал, не осуждал. Вслух друзья и сейчас не осуждали, но каждая улыбка и шутка были до того натянутыми, что Гермионе хотелось встать и выйти из купе. Останавливало только то, что Гарри сидел, прижавшись затылком к спинке сиденья и молча смотрел в окно. Гермиона не могла оставить его в таком состоянии. Особенно если предположить, что в этом есть и ее вина.

‒ Жалко, что ты это все пропустил, ‒ Рон, сидевший рядом с Гарри, толкнул того в колено.

Гермиона удивленно подняла взгляд. Гарри не было в «Норе»?

Гарри улыбнулся и, почувствовав ее взгляд, посмотрел в ответ. В стеклах его очков отражалось мелькание деревьев за окном, и Гермиона несколько секунд на это смотрела, а потом решилась спросить:

‒ Тебя не было в «Норе»?

Гарри помотал головой и ничего не сказал. В купе повисла давящая тишина.

‒ А шутки над Малфоем у нас теперь совсем под запретом? А то как-то скучно едем, ‒ неожиданно громко произнес Рон, и Джинни нервно прыснула.

Гермиона, все еще глядевшая на Гарри, заметила, как его губы тронула улыбка, а сам он развел руками, кивнув на нее, мол, какие уж шутки.

Напряжение сгустилось в воздухе, и Гермиона не выдержала.

‒ Да шутите на здоровье. Только я, если что, буду шутить в ответ, ‒ выпалила она, и это почему-то рассмешило Рона. Джинни тоже расхохоталась, звонко и искренне. Улыбка Гарри стала шире, и спустя секунду он присоединился к общему хохоту.

‒ Что? — не поняла Гермиона.

‒ Ты умеешь шутить? ‒ отсмеявшись, спросил Гарри.

‒ А разве нет? ‒ Гермиона удивленно обернулась к Джинни. Ей казалось, что она пусть и не остроумнее всех на свете, но шутить умеет.

Джинни, раскрасневшаяся от смеха, откинулась на спинку сиденья рядом с Гермионой и покровительственным жестом заправила ей за ухо выбившуюся из хвоста прядь:

‒ Прости, но нет.

‒ Ну и ладно. Но оставляю за собой право попробовать. И да, это было предупреждение, ‒ произнесла Гермиона, на удивление, ничуть не обидевшись.

Пожалуй, это хорошо, что она не умеет шутить. Им нужен был повод посмеяться.

К сожалению, смех разрядил обстановку ненадолго. Гарри довольно быстро вновь вернулся к задумчивости. И пусть он обсуждал с Роном состав сборной Гриффиндора по квиддичу, Гермиона видела, что мысли его витают где-то далеко.

Необходимость идти в третье купе на встречу старост она восприняла с облегчением. Сердце, конечно, тут же подлетело к горлу при мысли о старосте Слизерина, но Гермиона изо всех сил старалась выглядеть спокойной, надеясь, что она не покраснела до ушей. Вероятно, это ей не удалось, потому что Рон и Гарри обменялись многозначительными взглядами.

Бредя по коридору в сторону третьего вагона, Гермиона бросила в пустоту:

— Старостам нужно изначально ехать в одном вагоне, чтобы каждый раз не ходить по поезду.

Рон, к ее удивлению, заметил:

— Тогда некому будет следить за порядком.

Гермиона обернулась к другу. Когда тот успел стать таким рассудительным? Рон выглядел хмурым и напряженным. Гермиона остановилась, и ему тоже пришлось остановиться. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, а потом Гермиона спросила:

‒ Что случилось у Гарри?

Спросила, и сердце замерло от мысли, что Рон скажет, что дело в ней.

Рон отвел взгляд, посмотрел в окно, потом на ковер под ногами, потом на Гермиону.

‒ Что? ‒ насторожилась она.

‒ Там… в общем, ‒ Рон замолчал в нерешительности.

Гермиона шагнула вплотную к другу, хотя в коридоре кроме них никого не было, и прошептала:

‒ Что случилось?

‒ Я не знаю, стоит ли говорить, ‒ признался Рон, отводя взгляд.

‒ Ты серьезно? ‒ Гермиона почувствовала такую жгучую обиду, что вся неловкость мигом улетучилась. ‒ Вы мне больше не доверяете?

Рон посмотрел ей в глаза. Пауза затянулась.

‒ Отлично, ‒ пробормотала Гермиона и отвернулась. Жутко хотелось разреветься.

‒ Подожди, ‒ Рон перехватил ее за локоть и развернул к себе. ‒ Дело не в недоверии. Просто это секрет Гарри, и он не хотел его ни с кем обсуждать.

‒ «Ни с кем» ‒ это со мной?

‒ «Ни с кем» ‒ это ни с кем. Ни со мной, ни с Джинни. Джинни, кстати, по-моему, вообще не в курсе. Отец только мне сказал и Чарли.

Сердце Гермионы зачастило.

‒ Что сказал? ‒ прошептала она.

Рон некоторое время покусывал нижнюю губу, явно сомневаясь, стоит ли говорить Гермионе. Но ей уже не было обидно. Было страшно.

‒ Сириус вернулся, ‒ наконец сказал он.

‒ Сириус… Блэк? ‒ осипшим голосом произнесла Гермиона.

Рон кивнул. Его взгляд был напряженным.

‒ Подожди. Это какая-то шутка? ‒ оглядев коридор и убедившись, что они по-прежнему одни, уточнила она.

‒ Даже не знаю, что тебе сказать.

‒ Ты его видел? Гарри видел? Когда это произошло? ‒ вопросы посыпались один за другим против ее воли.

‒ Я не видел. Видел отец. Гарри тоже видел. Произошло на Рождество, ‒ по пунктам ответил Рон.

‒ Но… как? ‒ прошептала Гермиона. ‒ Откуда? Это точно он? Дамблдор в курсе?

Рон устало закатил глаза и со вздохом произнес:

‒ Точно он. Дамблдор в курсе. На остальные вопросы ответить не могу.

Гермиона потерла висок. Произошедшее не укладывалось в голове. Гарри в одночасье потерял Сириуса и так же неожиданно обрел. Но… почему на его лице ни следа радости?

‒ А почему вы не рады? Почему не сказали сразу? И Гарри!.. Почему он такой кислый?!

Рон посмотрел в окно и очень серьезно спросил:

‒ А ты помнишь Сириуса до Арки?

Гермиона неуверенно кивнула. Она помнила Сириуса. Он, надо признаться, в последнее время перед исчезновением за Завесой большей частью находился в раздражении. Но это же не значит, что его возвращению не нужно радоваться. Или же?..

‒ Арка что-то сделала с ним? ‒ прошептала она, прижимая ладонь к губам.

‒ Не знаю, ‒ пожал плечами Рон. ‒ Я его не видел, а отец сказал, что Гарри не рад. Вроде как обижается.

‒ На что? ‒ непонимающе нахмурилась Гермиона.

‒ На то, что он не возвращался так долго. Разве непонятно?

‒ Нет, непонятно, ‒ честно ответила Гермиона. ‒ Раз не возвращался, значит, не мог. Разве нет?

Рон хмуро на нее посмотрел, и она поняла, что ни он, ни, вероятно, Гарри не разделяют ее видение ситуации.

‒ А сам он что говорит?

‒ Я не знаю, Гермиона. Я его не видел, ‒ терпеливо повторил Рон. ‒ Гарри просил об этом с ним не заговаривать. И… еще, ‒ Рон помялся. ‒ Об этому никому нельзя говорить.

Гермиона нахмурилась.

‒ Ты о чем?

‒ О Малфое, ‒ слегка поморщившись, произнес Рон.

‒ Что? ‒ опешила Гермиона. ‒ Ты думаешь, я бы…

‒ Я не знаю, как у вас, но мы с Амандой говорим, а не только, ну… И Кэти с Гарри говорят. И люди, вообще, разговаривают друг с другом. Понимаешь?

‒ Понимаю, ‒ ровным голосом произнесла Гермиона, а потом, не удержавшись, добавила: ‒ А еще понимаю, что ты меня совсем не знаешь. Я никогда не сделаю ничего, что причинило бы вред Гарри или тебе. И мне очень обидно, что вы теперь мне не доверяете.

Рон закатил глаза, как это делал, когда Джинни, по его мнению, несла чушь.

‒ Если бы я тебе не доверял, я бы ничего не рассказал. И Гарри, если что, не просил меня ничего тебе не говорить. Я просто уточнил, что это не должно дойти до Малфоя. И все! ‒ Рон повысил голос, и Гермиона, шикнув, схватила его за рукав.

Некоторое время они сердито друг на друга смотрели, а потом Гермиона устало вздохнула:

‒ Я не хочу ссориться, Рон. Мне просто обидно.

‒ Я тоже не хочу ссориться. И поверь, мне не меньше обидно от мысли о тебе и об этом…

‒ Господи, это теперь всегда будет так? ‒ устало произнесла Гермиона, отвернувшись к окну.

Рон после паузы обнял ее за плечи:

‒ Надеюсь, нет. Просто к этому сложно привыкнуть.

‒ Мне тоже тяжело. И если бы у меня была возможность все изменить, я бы изменила, ‒ произнесла Гермиона, хотя в душе понимала, что она врет. Она не отменила бы ни минутки, проведенной с Драко. Разве что стерла бы из памяти их встречу в музыкальной гостиной. Впрочем, нет, не стерла бы. Она ведь обнимала его тогда. А он ее слушал.

Но признаться в этом Рону она, конечно же, не могла.

‒ Нам пора, ‒ произнес Рон, и Гермиона сдвинулась с места, почувствовав, как его тяжелая рука соскользнула с ее плеч.

В голове у нее царил сумбур. Неловкость от разговора с Роном смешивалась с растерянностью от новости о возвращении Сириуса. Рон ‒ не тот человек, который способен верно понять суть чьих-то душевных переживаний. Она сама должна поговорить с Гарри, выяснить, почему тот обижен. Вдруг Рон неправильно понял причину или же Гарри не так озвучил свои мысли? С этими мальчишками вечно все наперекосяк. Ведь чудо же! Настоящее! Ей очень хотелось верить в то, что это ‒ именно чудо и что Гарри это обязательно поймет.

Ее губы тронула улыбка, и она порадовалась, что идущий позади Рон не мог этого видеть. Какое же счастье — что в их мире есть место чуду. Ведь, в конце концов, они ‒ волшебники и кому, как не им, наполнять свой мир чудесами?

Перед тем как шагнуть из тамбура в третий вагон, Гермиона на миг притормозила, а ее улыбка против воли стала шире. Сейчас случится еще одно чудо, и ее сердце, готовясь к этому, заметалось в груди так, будто ему вдруг стало тесно.

‒ Пошли уже, а? ‒ хмуро произнес Рон за ее спиной, и Гермиона вздохнула.

Она так и не набралась смелости попросить Рона не провоцировать Драко, но в ее душе теплилась надежда, что даже если Рон не сдержится, Драко не станет раздувать конфликт. Ей совсем по-детски хотелось, чтобы он оказался выше мелких склок и мальчишеских обид. Он, конечно, все еще не принц на белом коне, но, наверное, все же немножко в нее влюблен, а значит, может позаботиться о ее комфорте.

Войдя в вагон, Гермиона первым делом отыскала взглядом светловолосую макушку. Драко что-то внимательно читал, хмуря брови. В мире Гермионы стало в разы светлее, а ей самой вдруг захотелось взлететь от счастья. Пожалуй, сейчас она смогла бы сделать это даже без помощи заклинания.

— Всем привет, — напряженно произнес Рон и протянул руку Эрни Макмиллану. Гермиона на миг отвела взгляд от слизеринца, потому что Рон, находившийся за ее спиной, здороваясь с Эрни, приобнял Гермиону и навалился на ее плечо.

Эрни пожал протянутую ладонь, а Гермиона подумала, что Рон сделал так специально. Раньше бы она на подобное и внимания не обратила, но сейчас поняла, что Рон злит слизеринца. Она глубоко вздохнула, произнесла: «Добрый день» и снова посмотрела на Драко. Тот даже не поднял головы, все так же продолжая изучать листок пергамента. Гермиону на миг накрыло разочарованием, но потом она быстро взяла себя в руки. Все правильно. Это же только Рон и Гарри в курсе. Для остальных ничего не изменилось.

Собрание выматывало нервы. Они что-то обсуждали, о чем-то спорили, а Гермиона просто не могла не смотреть в сторону Малфоя и Паркинсон. Так странно, в голове он снова стал «Малфоем», потому что «Драко» невозможно было адресовать вот этому... совсем чужому. Он был собран, кажется, немного зол, впрочем, она несколько раз заметила его улыбку, адресованную Паркинсон. Еще она поймала пару его язвительных замечаний по общему вопросу и больше ничего. Перед тем как уйти, Гермиона задержала на нем взгляд. Он мельком посмотрел в ответ, словно на пустое место, и ушел вслед за Паркинсон. Гермиона осталась стоять и смотреть им вслед, чувствуя смятение.

— Малфой — хороший актер, — произнес Рон, когда они остались в коридоре одни, и Гермиона была вынуждена с ним согласиться.

Весь оставшийся путь до Хогвартса Гермиона изо всех сил делала вид, что все в порядке, стараясь не думать о равнодушном взгляде Малфоя. Взгляде, который отбросил ее на несколько месяцев назад. Мысли о том, что она планировала поговорить с Гарри о Сириусе, вылетели из головы.

Несколько месяцев назад они ехали в замок в одном экипаже. В этот раз чуда не случилось: Малфой от своих не отстал.

В главном зале было ярко и празднично. Парвати с грустью заметила, что это их последний год. Гермиона даже удивилась такой сентиментальности. Она была уверена, что кто-кто, а уж Парвати должна волноваться меньше всего. Но однокурсница оглядывала зал так, будто видела его впервые. Гермиона тоже оглядела зал, задерживаясь взглядом на до боли знакомых лицах. Осталось всего несколько месяцев... Захотелось разреветься от несправедливости. Захотелось продлить свою учебу, отмотать время назад. Вот только если отмотать назад хотя бы на полгода, получится, что они с Драко вновь по разные стороны баррикад. Зато рядом Рон и Гарри, и все легко и просто. Готова бы она была променять сейчас на тогда? Гермиона, глубоко вздохнув, подняла взгляд к слизеринскому столу, готовясь чуть улыбнуться в ответ на его приветствие. Как раньше. Вот сейчас он почувствует ее взгляд и поднимет голову. Но Драко Малфой о чем-то переговаривался с Гойлом поверх головы Пэнси Паркинсон и совершенно не обращал внимания на то, что происходило за гриффиндорским столом. За все время ужина он посмотрел в их сторону всего два раза. При этом оба раза на... Гарри. Чуть нахмурившись, словно о чем-то размышляя. И Гермионе очень не понравился этот взгляд. Что могло произойти за каникулы?

После ужина, разобрав вещи, Гермиона решила действовать. Ну, правда же, глупо чего-то ждать. Так и состариться можно. Она посмотрела на сумерки за окном и подумала о часе, проведенном в его поместье несколько дней назад. Тогда он был усталым, взбудораженным и жутко нервничал. Сегодня он собран, немного зол и не нервничает совсем. Он явно не хочет показывать, что между ними что-то есть. Почему? Она чем-то обидела его? Что-то не так сказала, прощаясь? Или он возомнил, что ее нужно оградить от его жизни?!

Ну уж нет. Она не позволит ему решать за себя.

Гермиона решительно сняла с вешалки мантию, вышла из комнаты и почти бегом пересекла гостиную, не обращая внимания на взгляды друзей, сидевших на диване перед камином. Она объяснит им все потом. Если ей будет что объяснять.

На улице было холодно и падал снег. Гермиона уверенно направилась в совятню. Если он скрывает их отношения… Хм, отношения. Как громко звучит. Если он скрывает... да как ни назови, если он скрывает ее, значит, она не будет отправлять сову из комнаты. Мало ли кто может писать старосте Слизерина из совятни. Она напишет «привет», а еще «как дела?», а еще «я жутко соскучилась» и «ты страшно серьезный сегодня». А он в ответ напишет «привет». Она видела это «привет»: ровное, уверенное. Совсем родное.

Добравшись до совятни, в неясном свете качающегося над головой фонаря Гермиона заметила человека, быстро сбегавшего с лестницы. На миг она отступила в сторону, чтобы пропустить ученика и остаться незамеченной, но потом улыбка озарила ее лицо. Чудеса случаются! Драко Малфой накинул капюшон и перепрыгнул последние две ступеньки. Наверное, он торопился, а может, просто замерз. Гермиона, закусив губу, шагнула в пятно света и посмотрела в его лицо, думая о том, полетит ли сова с его письмом в ее комнату или же подлетит к ней прямо здесь. То, что они подошли к решению проблемы одинаково, вновь заставило ее широко улыбнуться.

Заметив Гермиону, Драко на миг притормозил, а потом направился прямо к ней, застывшей на узкой тропинке. Гермиона не могла перестать улыбаться. Вокруг не было ни души. Значит, он может ее обнять, закружить, возможно, они кубарем покатятся по снегу. Да, их прощание в его имении было осторожным, но она так соскучилась за эти несколько дней, что едва могла устоять на месте. Почему-то ей казалось, что он тоже дико соскучился. Иначе не побежал бы первым делом отправлять ей письмо.

Гермиона так погрузилась в предвкушение счастья, что не сразу обратила внимание на то, что он не смотрел на нее. Он смотрел себе под ноги. Впрочем, заметив это, Гермиона решила, что у него есть причина. Возможно, он опасается, что кто-то может их видеть? И она направилась к совятне, тоже не глядя на него. Еще три шага, и они поравняются. Он сделал шаг в сторону, пытаясь обойти ее по краю тропинки. Она же, будто случайно, коснулась рукой его руки. Пальцы скользнули по его костяшкам, и Гермиону бросило в жар, хотя их руки были ледяными, потому что они оба оказались без перчаток. Гермиона сделала еще шаг по инерции, иррационально ожидая, что сейчас Драко перехватит ее руку, обнимет сзади, что-нибудь шепнет на ухо. Так хотелось, чтобы это оказалось просто игрой, а не мерой предосторожности из опасения быть кем-то увиденными. Но не произошло ничего. Он не сжал ее руку даже мимолетно. Девушка удивленно обернулась, почти ожидая увидеть лишь его спину. Но... лучше бы он ушел прочь, не оглянувшись, потому что то, что она увидела, заставило ее сердце сначала сжаться, а потом рухнуть в желудок. Драко Малфой, развернувшись вполоборота, стоял в шаге от нее и смотрел с таким изумлением, будто она сделала что-то из ряда вон выходящее. А потом выражение его лица изменилось.

Гермиона, все еще на что-то надеясь, неуверенно улыбнулась и произнесла:

— Привет.

И тогда ее мир вдруг рухнул, потому что на его лице отчетливо проступило раздражение, а губы искривила издевательская усмешка:

— Грейнджер, ты не в себе?

Гермиона некстати подумала: «Ну вот все и отмоталось на полгода назад». Ничего не понимая, но все еще пытаясь что-то исправить, она прошептала:

— Что-то случилось?

— У кого? — с недоумением спросил Малфой.

— У... нас…

— У... нас?! Грейнджер, если ты мнишь себя остроумной, то заканчивай это делать.

— Драко… — Гермионе стало страшно уже всерьез. Он слишком... слишком хорошо играл. Или не играл. — Драко, ты в порядке?

Он нахмурился и несколько секунд молча на нее смотрел, а потом произнес очень четко и очень холодно:

— Я в полном порядке, Грейнджер. Чего явно нельзя сказать о тебе. В следующий раз, будь добра, держи свои конечности при себе. А то, боюсь, Поттер огорчится.

С этими словами он развернулся и быстро ушел прочь, а Гермиона осталась смотреть ему вслед.

Руки замерзли, и она поднесла их к лицу, намереваясь подышать на пальцы, но вместо этого прижала ладони к вискам и медленно побрела в сторону замка, зачем-то наступая в его следы.

Что-то произошло, но она пока не понимала, что именно, и сил думать об этом прямо сейчас не осталось.

«Грейнджер, если ты мнишь себя остроумной, то заканчивай это делать…»

Второй раз за сегодняшний день ей говорили о том, что она не умеет шутить. Гермиона собиралась усмехнуться, но вместо этого всхлипнула. Зажав рот обеими руками, она какое время стояла, глядя на то, как снег заметает цепочку его следов.

Шок медленно отступал. Одно из двух: либо за ними кто-то наблюдал и Драко об этом подозревал, либо произошло что-то непоправимое.

* * *

Блез Забини сидела в кресле гостиной Слизерина, пытаясь морально подготовиться к тому, что сюда вот-вот войдет Драко Малфой, и ругала себя последними словами за то, что так не к месте решила вспомнить о гордости и бросить в камин нераспечатанный конверт с его письмом. Тогда, после прогулки с Грегом, это казалось правильным. Сейчас она уже не была в этом уверена. Остаток каникул прошел для Блез в метаниях. Она то убеждала себя в том, что он ее бросил и ей должно быть безразлично, что с ним происходит, то думала о том, что в его письме могло быть что-то важное, совсем не относящееся к произошедшему между ними. Возможно, он просил помощи? Впрочем, умом она понимала, что отец, проводивший кучу времени в поместье Малфоев, точно мог помочь больше, чем она, но сердце разрывалось от неизвестности. Тогда она принимала решение написать ему о том, что бросила его письмо в камин, но в последний момент передумывала. В игру вступала проклятая гордость. И все начиналось по кругу. К тому моменту, как отец привез ее на платформу 9 и ¾, Блез успела убедить себя в том, что, если бы в его письме было что-то важное, он бы написал снова. А поскольку больше писем от него не было, то не стоило и переживать.

И вот теперь Блез не могла простить себе, что не знает содержания того письма. Кому нужна эта глупая гордость?

Отец утром сказал, что Драко не поедет в школу на поезде, а отправится камином. Пояснил, что в сложившихся условиях так будет безопаснее, поэтому в поезде Блез почти не нервничала. Она оказалась в купе с Брэндоном и его подружкой, и дети так загрузили ее рассказами о том, что у них произошло на каникулах, что Блез оставалось только удивляться: неужели и в ее жизни бывало столько радостных событий за такой короткий промежуток времени, как рождественские каникулы. И если да, то когда ее жизнь перестала быть такой простой и насыщенной одновременно?

Брэнд много улыбался, он был жив и у него были грандиозные планы на будущее. И, думая об этом, Блез чувствовала себя очень взрослой. Гораздо старше своих семнадцати.

Выйдя из поезда, Блез застыла, потому что из соседнего вагона вышел Драко Малфой собственной персоной. Она так растерялась, что даже не подошла к нему. Кивнула издали и ушла с Брэндом, а потом всю дорогу до Хогвартса гадала, как он оказался в поезде, ведь отец сказал, что он прибудет камином.

В обеденном зале Драко подошел сам. Поздоровался, спросил, как она добралась. Блез смутно помнила, что она ему ответила. К счастью, рядом оказался Брэнд, и Блез, с облегчением извинившись перед Драко, сделала вид, что ей еще нужно переговорить с Брэндом, а потом будто невзначай села рядом с Грегом. Таким образом, их с Драко разделяли мигом покрасневший Грег и Пэнси бросившая в ее сторону многозначительный взгляд.

Весь ужин Блез просидела как на иголках. Хорошо было рассуждать о том, что ей на него плевать, когда он был за десятки километров от нее. А когда он стал о чем-то расспрашивать сидевшего рядом с Блез Грега, ее силы куда-то испарились. Блез не улавливала сути их беседы. Вдруг оказалось, что она слышит лишь интонации. Вопросительная ‒ Драко. Утвердительная ‒ Грег. Восклицательная ‒ вклинившаяся в их разговор Пэнси. Каждый раз, когда говорил Драко, желудок Блез подскакивал, и идею хоть что-либо съесть она отмела как опасную.

Несколько раз Блез смотрела на гриффиндорский стол. Грейнджер выглядела, наверное, так же, как со стороны выглядела Блез: напряженной и чего-то выжидающей. Блез позволила своим мыслям унестись вдаль. Как Драко провел эти каникулы? Как их провела Грейнджер? Тот факт, что поместье Малфоев закрыто и ненаносимо, помешал им встретиться? Вряд ли. Драко был не из тех, кто следовал правилам, если ему хотелось их нарушить.

Грег потянулся за кувшином с соком и случайно коснулся ее локтя. Блез повернулась к нему, краем глаза заметив, что Драко говорит что-то Пэнси. И она позавидовала Пэнси. Но не потому, что та сидит рядом с Драко, а потому, что у нее наверняка так не скачет сердце и не потеют ладони от мысли о нем. Мерлин, она бы многое сейчас отдала за возможность выглядеть спокойно и сидеть рядом, не рискуя подавиться колотящимся в горле сердцем. Почему же это чертово исцеление происходит так медленно?! И происходит ли оно вообще?

‒ Извини, ‒ сказал Грег, и Блез сперва не поняла, за что он извиняется. Лишь когда Грег неловко указал на кувшин и ее локоть, она сообразила, в чем дело.

‒ Ничего страшного, ‒ улыбнулась Блез.

Грег налил себе сока и, не спрашивая ее разрешения, наполнил ее кубок тоже. Поблагодарив его и пригубив тыквенного сока, Блез отметила, что Драко нахмурился, увидев манипуляции Грега. Это должно было что-то означать?

Грег ушел с ужина раньше. Драко и Пэнси отправились решать какой-то вопрос с первокурсниками. Блез же решила вернуться в гостиную Слизерина.

И вот теперь она сидела в кресле и ждала Драко. Или Грега. Или Пэнси. Хоть кого-то, кто мог вырвать из удушающей тишины, которая вдруг воцарилась у нее внутри.

И не иначе как по воле судьбы-насмешницы первым из всех перечисленных в гостиную вошел именно Драко Малфой.

Блез сцепила руки в замок и стала наблюдать. Стоило Драко войти, как к нему подскочил первокурсник и начал что-то говорить. Драко нахмурился. Блез смотрела на то, как он снимает теплую мантию, стряхивает с нее капли воды ‒ он, похоже выходил на улицу, а там, наверное, пошел снег — смотрела, как он убирает мокрую челку с лица, как шевелятся его губы, когда он, наконец, что-то отвечает мальчишке. Она смотрела и пыталась угадать, что было в том отправленном в камин письме.

Как Драко провел свои каникулы? И дело было не только в глупой ревности.

В чистокровных семьях всеми делами заправляли мужчины. На женщинах были дом и решение бытовых вопросов. Вопросы наследования, реконструкции недвижимости — а Блез слышала, что Драко решил восстановить поместье Марисы — все это всегда лежало на плечах мужчин. Поэтому дальше организаций каких-нибудь приемов или благотворительных мероприятий ее фантазия не шла. Просто стопорилась. Она не могла себе представить, чем еще он может заниматься. Что еще входит в обязанности владельца целого поместья? Кроме того, Блез отдавала себе отчет в том, что она очень многого не знает. Как отреагировал Лорд на отмену помолвки? На каком положении теперь семья Малфоев? Отец молчал, а больше узнать было неоткуда. Блез пробовала подступиться к матери, но та лишь улыбнулась, погладила по голове, крепко обняла и сказала: «Милая, ну, зачем тебе это? Все образуется. Просто доверься отцу». Блез доверяла отцу безоговорочно, но не могла не понимать, что, если придется выбирать, мистер Забини будет на стороне своей семьи, а не глупого мятежного мальчишки.

Все-таки что было в том письме?

Драко вдруг улыбнулся мальчику и потрепал его по голове. Тот выкрутился из-под его руки и с обиженным видом отошел в сторону. Драко Малфой некоторое время смотрел ему вслед, а потом отыскал взглядом Блез. Стоило ему на нее посмотреть, как все то, что Блез выстроила в своей душе за каникулы, превратилось в руины, и там, под осколками ее мира, упокоились и гордость, и симпатия к Грегу, и обида на Драко. И то, как легко это все произошло, заставило Блез почувствовать приступ злости. Это несправедливо. Он не имеет права так действовать на нее одним взглядом. Он выбросил ее из своей жизни. И ей совершенно точно наплевать, что было в том проклятом письме.

* * *

Стоило Драко войти в гостиную, как на него налетел Том и зашептал, делая страшные глаза, что профессор Снейп его, Драко, непременно убьет.

‒ Почему это? ‒ уточнил Драко, снимая мантию и стряхивая с нее подтаявший снег.

‒ Он разозлился, когда я прибыл один. Сказал, что мы должны были оба камином и…

‒ Том, расслабься, профессор Снейп обещает убить каждого второго студента Хогвартса, и пока все еще живы.

‒ Он просил тебя зайти к нему. Сразу, как приедешь.

Вот это было плохо, потому что в планах у Драко на первом месте стоял разговор с Блез. И желательно на свежую голову, а не после линчевания у декана.

‒ Я подойду к нему чуть позже, ‒ пообещал он Тому и собирался было отправиться на поиски Блез, но Том повис на его локте и зашептал:

‒ Но он же просил сразу. Вдруг он решит, что я не сказал?

Драко остановился и посмотрел на Тома. Вспомнил уютные вечера в гостиной имения, когда они с Томом играли в настольные игры и казалось, что ничего плохого не происходит, и, не удержавшись, потрепал мальчика по волосам.

‒ Я скажу ему, что ты мне передал и что я сам задержался.

Том дернул головой, отстраняясь от прикосновения, и посмотрел на Драко со вселенским укором в глазах.

‒ Ты же подводишь его, ‒ поджав губы, произнес Том, и Драко тяжко вздохнул.

С одной стороны, было отрадно, что хоть кто-то в этом мире готов стать грудью на защиту декана Слизерина, с другой, он ненавидел, когда его в чем-то упрекали. Тем более Том ‒ всего лишь мальчишка.

‒ Том, я разберусь, ‒ холодно произнес он, понимая, что неправ, но не имея сил объясниться с мальчиком прямо сейчас. Поговорить с Блез было важнее.

Том стремительно развернулся и бросился прочь из гостиной. Драко с раздражением подумал, что тот побежал жаловаться папочке, и этот папочка, кажется, готов будет порвать всех и каждого. Начало семестра обещает быть веселым.

Драко обвел гостиную взглядом и наконец заметил Блез. Та сидела в кресле и разглядывала Драко со странным выражением лица. Он медленно направился к ней, вспомнив, что она так и не ответила на его письмо. Вернее, на первое, отстраненное, которое он отправил ей в качестве рождественского поздравления, она ответила таким же дежурным поздравлением. А вот написанное пару дней назад проигнорировала.

Да, она была в своем праве обижаться на него после отмененной помолвки, но, Мерлин, он ведь объяснил ей, почему это сделал. Он ведь хотел как лучше. Он столько написал ей! И, признаться, надеялся на поддержку с ее стороны. Ну или хотя бы на нормальный ответ. Драко ненавидел, когда его игнорировали.

‒ Привет, ‒ произнес он, остановившись напротив Блез и понимая, что под ее взглядом начинает нервничать. Это было давно позабытое чувство.

‒ Привет, ‒ Блез оглядела его с ног до головы и заключила: ‒ Паршиво выглядишь.

‒ Чего не скажешь о тебе, ‒ улыбнулся Драко, хотя услышать подобное от Блез было обидно.

Блез не предложила ему присесть, и Драко некоторое время стоял столбом, понимая, что все идет не по плану.

‒ Я присяду? ‒ спросил он наконец.

‒ Это общая гостиная, поэтому, разумеется, ты можешь присесть, ‒ ответила Блез и принялась оглядывать гостиную так, будто кого-то искала.

‒ Ищешь Грега? ‒ уточнил Драко, присаживаясь в кресло напротив.

‒ А тебя это как-то тревожит? ‒ отозвалась Блез, даже не взглянув в его сторону.

‒ Нет, просто видел, как они с Крэббом уходили, поэтому искать его здесь бесполезно.

Блез наконец удостоила его взглядом.

‒ Чего ты хочешь? ‒ раздраженно спросила она.

‒ Просто поговорить, ‒ честно ответил Драко.

‒ О чем? ‒ сухо спросила Блез и сложила руки на груди.

‒ Блез, милая, я понимаю, что ты злишься, но у меня не было выбора. Правда.

Блез откинулась на спинку кресла и рассмеялась. Ее смех звучал неприятно.

‒ Выбор есть всегда, Драко. Просто нужно быть сильным, чтобы его сделать. И быть готовым после нести ответственность. Ты молодец. Ты сильный. Вот теперь получай последствия.

Блез встала с кресла, Драко тоже поднялся и преградил ей дорогу.

‒ Я разорвал помолвку, Блез, потому что не хочу Метку. Я не готов к ней. Мне нужно время, понимаешь? Я думал, что могу рассчитывать на твою поддержку.

Заканчивая фразу, Драко осознал, что он ‒ глупец. О какой поддержке может идти речь? То, что Блез еще недавно была его невестой, не делало ее кем-то особенным. Тем, на кого можно положиться, от кого можно получить поддержку и сочувствие. Драко почувствовал, как давит виски. В последние дни от недосыпа и необходимости решать одновременно кучу вопросов тупая головная боль стала его постоянной спутницей. Глядя себе под ноги, он отступил на шаг, освобождая Блез дорогу. Однако та неожиданно не стала уходить. Драко поднял голову, их взгляды встретились. Блез некоторое время просто смотрела ему в глаза. Так, как не делала этого уже очень давно. Драко вообще не помнил, чтобы кто-то смотрел на него так пристально в последние месяцы. Чаще всего люди отводили взгляд.

‒ Я не понимаю тебя, Драко, ‒ вдруг негромко сказала девушка.

‒ Я тоже, ‒ усмехнулся Драко и сделал еще один шаг назад, но Блез снова осталась стоять.

‒ Я не понимаю, какую игру ты ведешь.

‒ Игру? ‒ искренне удивился Дракою ‒ Блез, золотко, все каникулы я провел, сочиняя ответы министерству. Можешь спросить у своего отца. У меня скоро мозг… Впрочем, тебе, вероятно, это неинтересно, ‒ перебил он сам себя, злясь на то, что Блез, умная, милая, не желает его понять.

Блез еще некоторое время молча на него смотрела, а потом, так и не сказав ни слова, отправилась в комнату девушек седьмого курса.

Драко опустился в кресло и почувствовал на себе чей-то взгляд. Подняв голову, он раздраженно выдохнул и уперся затылком в спинку кресла. Ну кто же еще мог так смотреть? Только несравненная Пэнси Паркинсон.

‒ Что? ‒ одними губами спросил он.

Говорить громко смысла не было ‒ Пэнси сидела в противоположном углу гостиной. Мисс Паркинсон встала и не спеша, действуя на нервы каждым своим грациозным движением, спустя целую вечность подошла и присела в кресло напротив него.

Драко подавил в себе желание отвернуться и тоже принялся разглядывать Пэнси. Кажется, она немного укоротила волосы, а еще на ее запястье появился новый браслет.

‒ Обновка? ‒ стараясь выглядеть расслабленным, кивнул Драко на браслет.

‒ Подарок жениха, ‒ ровным голосом ответила Пэнси, не отводя взгляда от его лица.

Это нервировало. Его сегодня, похоже, все нервировало.

‒ Чем я заслужил такой взгляд? ‒ лениво поинтересовался Драко, мечтая оказаться наконец в своей спальне.

‒ Что происходит, Драко? ‒ Пэнси подалась вперед, уперев локти в колени.

‒ Где происходит? ‒ уточнил Драко, чувствуя внутри отголосок чего-то похожего на страх. Это было странно, потому что объективно прямо сейчас ему ничего не угрожало. Ну не Пэнси же с ее вопросами он испугался, в самом деле?

‒ Да в мире вокруг тебя, ‒ все так же вглядываясь в его лицо, произнесла Пэнси.

Драко некстати вспомнил нелепый вопрос Грейнджер у совятни: «Что-то случилось?.. У нас».

Он тряхнул головой, отчего мокрая челка упала ему на глаза. Драко раздраженно отбросил ее в сторону. Ерунда какая-то.

‒ В мире вокруг меня, Пэнси, ‒ е-рун-да, ‒ по слогам произнес он. — И, с твоего позволения, я пойду приобщаться к ней прямо сейчас. Меня ждет Снейп на разборки.

‒ На разборки? ‒ взгляд Пэнси изменился в доли секунды. Драко так и видел, как в ее голове защелкал счетчик баллов факультета. ‒ Кто и что натворил?

‒ Расслабься. Это был я, и произошло это до начала семестра.

Пэнси непонимающе помотала головой.

‒ Я расскажу после, ладно? Если выживу.

В былое время Пэнси сказала бы что-нибудь вроде «да ты еще нас всех переживешь» или же «бедный профессор Снейп», сейчас же она лишь молча покачала головой.

Выходя из гостиной, Драко думал о том, что его бесит эта их привычка молча с укором качать головой. Как будто он ‒ первокурсник, который оказался настолько тупым, что случайно сжег полгостиной.

Драко шел знакомыми коридорами с каким-то смутным чувством, будто все вокруг ненастоящее. Будто он вот-вот проснется в своей постели, и снова будет первый день зимних каникул. От этой мысли его горло сжалось. В первый день каникул он проснулся вовсе не в своей постели, а в лазарете Хогвартса, и все его мысли были о том, что за несколько часов до этого погиб его отец. Драко не мог спокойно об этом думать. Его душило чувство вины за то, что он как мальчишка поддался мимолетным эмоциям. А еще его убивала мысль о бессмысленности жертвы Люциуса. Ведь на самом деле ему, Драко, ничего не угрожало ‒ Дамблдор в любом случае перенес бы его в Хогвартс. Люциус не мог этого не понимать. Наверняка Снейп сообщил ему о присутствии на башне Дамблдора. Не мог не сообщить. И в свете этого поступок Люциуса выглядел еще более странным, чем выходка самого Драко. Чем больше Драко об этом думал, тем яснее понимал, что Люциус погиб осознанно. Погиб и оставил Драко разбираться с ворохом проблем, в которых погрязла их семья в последние годы.

Несколько раз Драко пытался восстановить в памяти разговор с Лордом на башне, но неожиданно это оказалось больно. Грудь сжимала обида на отца, на мать, которые позволили ему появиться на свет именно так — для служения. Обида на мать была чуть меньше. В конце концов, Нарцисса вряд ли могла что-то противопоставить этой коалиции, но то, что она молчала, превращало ее в соучастницу.

Сегодня утром за завтраком Драко понял, что нестерпимо хочет оказаться подальше от дома. От внимательного и виноватого взгляда матери, от Тома, который ему, в общем-то, нравился, но совершенно не давал побыть наедине с собой. Драко вообще поймал себя на мысли, что он чертовски устал от компании. Он не хотел разговоров по душам, он не хотел сочувствия. Он просто хотел жить так, как раньше. Вот только как раньше больше не получалось. Отец погиб, и Драко в одночасье стал наследником с таким пятном на репутации всего рода, от которого теперь неизвестно как отмываться.

Остановившись посреди коридора, Драко усмехнулся своим мыслям. Он убеждал себя в том, что не хочет сочувствия, но зачем-то искал его у Блез. Впрочем, наверное, подсознательно он понимал, что никакого сочувствия не получит, что в него полетят упреки и глупое женское игнорирование, призванное побольнее ужалить. В общем-то, все это он получил сполна. Наверное, именно этого он и хотел — почувствовать, что снова один на один против их глупого мира.

В висках стучало будто набатом. Драко сжал переносицу, на миг прикрыл глаза, а потом коротко выдохнул и продолжил путь. Последний рывок, и он свободен.

Дверь в кабинет зельеварения была приоткрыта. Драко подумал о том, что в романах герои часто узнают много нового именно из-за неплотно прикрытой двери. Не то чтобы он в это верил, но на миг остановился и прислушался. В кабинете стояла полная тишина. Не быть ему героем романа.

Снейп сидел за преподавательским столом и перебирал свитки: какие-то бросал в камин, даже не сломав печать, какие-то вскрывал и тоже бросал. Некоторые аккуратно складывал на краю стола. Один отправил в ящик и тут же запер.

Драко прекрасно понимал, что декан замечает его присутствие, но некоторое время они оба делали вид, что это не так. Драко наблюдал за Снейпом, Снейп разбирал свитки.

‒ Долго будете там стоять? ‒ наконец подал голос Снейп и бросил в камин очередной свиток.

Тот упал, не долетев до камина, но спустя миг взвился в воздух и со свистом врезался в пламя. На пол посыпались искры. При этом Снейп даже не отвлекся от чтения следующего свитка.

‒ А этому можно научиться? ‒ Драко присел на ближайшую парту и указал на камин.

‒ Научиться можно всему, мистер Малфой. Но знания не всем идут на пользу. Например, человеку, который идет наперекор здравому смыслу.

Драко поморщился от головной боли и натянул рукава мантии на пальцы. Он ненавидел, когда его воспитывали.

‒ Ты должен был отправиться камином.

Снейп в поместье был другом семьи, которого мать и мистер Забини называли «Северус», а сам он обращался ко всем на «ты». Снейп в Хогвартсе был деканом, поэтому Драко удивился, услышав «ты». Уж не решил ли Снейп укрепить свои позиции в волшебном мире, используя для этого смерть Люциуса Малфоя? Драко вдруг подумал о том, что мать доверяет Снейпу безоговорочно, и сейчас наступил момент, когда она стала уязвимой, оставшись без поддержки с подорванной репутацией, в эпицентре травли со стороны министерства… А что если это не случайность? Что если все это ‒ долговременный план? Северус Снейп много лет играл за обе стороны. И кто мог с уверенностью сказать, за какую из этих сторон он играл больше? Драко вдруг впервые пришло в голову, что Люциус мог не знать о присутствии Дамблдора в своем поместье. Тогда вся эта история приобретала совсем другой оттенок.

Снейп наконец отодвинул свитки и посмотрел на Драко. Драко понял, что тот ожидает ответа. Посетившее его озарение вытеснило из головы все прочие мысли. Ребенок, знавший Снейпа всю жизнь, требовал спросить напрямую, однако жизненный опыт, пусть не такой и большой, зарезал эту идею на корню. Снейп ответит так, как будет выгодно лично ему. То, что Драко в одночасье стал главой рода, не сделало его равным в глазах Снейпа. И в глазах Забини, если уж на то пошло.

‒ Я решил отправиться поездом.

‒ Причина?

Снейп склонился к столу и впился в Драко взглядом. Драко тут же выставил блок на мысли. Сердце заколотилось в ожидании атаки, но ничего не произошло. Снейп просто смотрел, не предпринимая попыток взломать защиту.

Уважение? Или же просто здравый смысл, подсказывающий, что блок Драко так просто не сломать — спасибо древнему заклятию? Или же попытка показать, что они на одной стороне?

Драко почувствовал, как по его виску катится капля пота. Оказалось, что он не был готов к противостоянию с человеком, которого знал с детства, с другом семьи, с тем, кому он всегда доверял.

‒ Ты в порядке? ‒ по лицу Снейпа пробежала тень беспокойства.

‒ В полном, ‒ сквозь сжатые зубы ответил Драко. Снейп продолжал пристально смотреть, но, к счастью, этим и ограничивался.

‒ Так что тебя заставило поехать поездом?

‒ Я решил, что так будет правильнее, ‒ негромко ответил Драко, на пробу снимая блок. Атаки не последовало.

Может, у него просто паранойя? С чего Снейпу ему вредить? Впрочем, Драко ведь ничего не знает об истинных причинах, по которым Северус Снейп столько лет находится рядом с его матерью.

‒ А что ты понимаешь под словом «правильнее»? ‒ неожиданно спросил Снейп, откинувшись на спинку своего кресла.

‒ Прошу прощения? ‒ удивленно произнес Драко.

‒ Мне почему-то кажется, что ты как-то неверно понимаешь это слово, ‒ продолжил Снейп. ‒ Министерство объявило на тебя охоту. Мы не знаем, где Темный Лорд, у которого тоже к тебе масса вопросов. И вдруг оказывается, что поехать поездом было правильнее. Вот я и уточняю, как ты понимаешь это слово.

Драко почувствовал, как в нем поднимается гнев. Какое право имеет Снейп насмехаться над ним, потомком древнего рода? Над чистокровным магом, над… Драко вдруг поймал себя на мысли, что гнев уводит его в неожиданную сторону.

‒ Я не буду отвечать на этот вопрос, ‒ негромко, но четко произнес он. ‒ Это было мое решение, и я готов был нести за него ответственность.

‒ Ответственность? ‒ Снейп приподнял бровь. ‒ Драко, ответственность ‒ это не стоять перед деканом и придумывать оправдания. Ответственность ‒ это быть готовым искать пути спасения, оказавшись в плену, в Азкабане, потому что, смею напомнить, ты — совершеннолетний волшебник. Ответственность ‒ это быть готовым вызволять мать из неприятностей, в которых она может оказаться по причине твоей глупости. Это…

‒ Что вам нужно от моей матери? ‒ Драко задал свой вопрос, не успев даже подумать.

‒ Прошу прощения? ‒ запнулся на полуслове Снейп.

‒ На что вы надеетесь, находясь сейчас рядом с ней?

Снейп смерил Драко внимательным взглядом, и будь Драко не так взвинчен, ему стало бы всерьез страшно.

‒ Я надеюсь на то, что у ее сына хватит благоразумия оставаться в живых достаточно долго для того, чтобы успеть повзрослеть и набраться опыта.

Слышать подобное было обидно. Но в то же время Драко с облегчением понял, что может уйти. Разговора по душам со Снейпом, очевидно, не получится. Чувствовать себя виноватым мальчишкой он не желал. Потерять баллы? Да плевать ему на это. Немного напрягали возможные разборки с Пэнси по поводу рейтинга факультета, но Драко решил, что сможет это пережить. Да и, если на то пошло, у него траур. Должна же Пэнси войти в его положение? Она милая девочка. Иногда.

Драко медленно встал с парты и направился к выходу.

‒ Драко? ‒ в голосе Снейпа послышалось изумление вперемешку с предупреждением, но Драко не остановился.

Очень хотелось хлопнуть дверью аудитории, но он нашел в себе силы бесшумно ее прикрыть.

Северус Снейп несколько секунд смотрел на закрывшуюся дверь, хмурясь все сильнее. У него не было доказательств. Ни одного. Но чутье, позволившее ему выжить в этой войне, позволившее сохранить Нарциссу и себя, буквально кричало сейчас о том, что у них проблемы.

Легилименция не работала с Драко. Осознанно или нет, тот всегда выставлял блок на мысли. Северус на самом деле ни разу не пробовал прорвать этот блок, но если в случае с Поттером он оставлял небольшой процент на то, что не сможет сломать защиту гриффиндорца, в случае с Драко этот самый процент он отводил своему спеху, потому что древняя магия ‒ не шутки. Она способна дать отпор любому вмешательству из вне.

Но даже без легилименции он видел, что с мальчиком что-то случилось. Вопрос: когда?

«Что вам нужно от моей матери? На что вы надеетесь, находясь сейчас рядом с ней?»

Северус на миг прикрыл глаза. Вопросы Драко отбросили его в пору юности. То, что кто-то неосторожными словами попытался пробраться в его душу, вызывало дискомфорт. Северусу давно было не семнадцать, но даже намек на то, что его отношение к Нарциссе может носить характер двусмысленности, выбивал из колеи. Нарцисса была его миром, его константой и его жизнью. В тихом обожании Северуса не было даже намека на то, что может испытывать мужчина к женщине. Мерлин, в жизни Северуса была одна-единственная женщина, ставшая предметом его мужских грез, и ее не было в живых уже много лет. Думать о Властимиле приземленно, как о женщине, было естественным. Наверное, потому что именно в этом статусе она вошла в его жизнь. Северус не поручился бы за то, что их связывали высокие чувства. Он вообще уже ничего не знал об этих самых чувствах. Он пережил смерть Лили, хотя в двадцать один ему казалось, что он не сможет дышать от боли. Но он смог. Смерть Властимилы он тоже пережил. В тридцать он уже не думал о том, что не сможет дышать. Точно знал, что сможет, что продолжит работать и, по большому счету, ничего в его жизни не изменится. Потом умерла Мариса, и у него снова был шанс убедиться в том, что дышать после смерти того, кто дорог, можно. Но пару дней назад ему приснилось, что в руках Лорда оказалась Нарцисса. Он не помнил детали сна, помнил только свой ужас. Этот ужас был настолько всеобъемлющим, что Северус проснулся от того, что задыхается. Голова кружилась, а сам он никак не мог прийти в себя и просто начать дышать нормально. Заклинание показало, что это обычный сон, он никем не навеян. Это просто шутка его подсознания, зацикленного на защите близких. Мысль о том, что в руках Лорда может оказаться его сын, Северус отмел на лету. Похоже, в почти сорок он уже не так хорошо справлялся с собой и с переменами в своей жизни.

Так чего же он хочет от Нарциссы? Он хочет, чтобы она была жива. Он хочет, чтобы она была здорова и в своем уме, чтобы никто не смел подчинить себе ее волю, ее тело. Мерлин, он готов был бороться с ней за нее! Против проклятого Блэка, против Лорда, против всего мира. А теперь, как оказалось, его противником стал еще и Драко, и Северус пока не понимал, что ему сулят новые обстоятельства.

Северус вновь прикрыл глаза и некоторое время прислушивался к треску поленьев в камине. А что, если это обычная сыновняя ревность? Вдруг Драко просто не может смириться с тем, что рядом с его матерью после смерти отца может оказаться другой мужчина? Ведь в глазах Драко Снейп — все же был посторонним мужчиной.

Как понять, в ревности ли дело или же у них более серьезные проблемы?

Снейп пододвинул к себе чистый лист пергамента, взял перо и вывел аккуратным почерком:

«Мистер Забини, буду признателен, если Вы найдете время для посещения Хогвартса и сможете переговорить со мной о Вашей дочери.

С уважением, декан факультета Слизерин, С. Снейп».

Несколько секунд он смотрел на написанное, а потом подумал о том, что он скажет Забини. Что Драко подозревает его в недостойном поведении по отношению к Нарциссе? В том, что он, Северус, планирует провернуть какую-нибудь аферу и прибрать к рукам наследство Малфоев? В чем еще его можно подозревать? Мерлин!

Северус зажмурился. Драко с его небогатым жизненным опытом вряд ли додумается и до десятой части того, до чего мог бы додуматься на его месте Северус. Вывалить это все, включая свои домыслы, списком на Фреда Забини? Снейп так и представил, что Забини о нем подумает, даже если вслух ничего не скажет. И ведь не получится сделать вид, что об этом не узнаешь. Уж с Фредом Северус никогда не гнушался пользоваться легилименцией. И кажется, Фред прекрасно был об этом осведомлен, потому что порой явно думал напоказ, если ему нужно было донести какую-то мысль до Снейпа, минуя остальных участников беседы.

Северус не боялся выставить себя дураком. Он давно вышел из возраста, когда его волновало мнение окружающих. Но он не хотел вводить в заблуждение Фреда, не хотел взваливать на того дополнительную ношу. И не потому, что был человеколюбив или испытывал к Забини особую симпатию, нет. Просто на данный момент жизнь сложилась так, что они с Фредом оказались в одной лодке. И то, как долго продержится эта лодка на плаву, зависело от их душевного равновесия в том числе. После смерти Фриды, а потом и Люциуса Фред ощутимо сдал. Вспомнив их вчерашний разговор, Северус скомкал пергамент и отправил его в камин.

Он напишет Фреду, когда появится хоть какая-то ясность. Пока еще не время афишировать их общение. Лучше оставить предлог для связи на действительно экстренный случай.

* * *

Выйдя от Снейпа, Драко направился было в гостиную Слизерина, но на полпути передумал. Часы показывали половину девятого, а это означало, что в гостиной еще полно народа и ему вновь придется ловить на себе их сочувствующие и испуганные взгляды.

Соболезнования по поводу гибели его отца в открытую принесли только Грег и Пэнси. Блез не сказала ни слова. Впрочем, она вообще с ним почти не разговаривала. Отчего-то Драко вспомнил, что последние слова, произнесенные Блез о Люциусе, были «твой отец ‒ чудовище».

Драко остановился и зажмурился. Память играла с ним в прятки. Он помнил, как его вызвали в имение, как он не хотел ехать и как Дамблдор со Снейпом все же уговорили его, обещая, что он не будет там один. А дальше в памяти был провал. Вернее, Драко помнил то, как холодно было на башне, каким скользким был камень и как напряженно смотрел на него отец. Помнил, что они беседовали с Темным Лордом, но детали вспоминать не хотелось. От этого было слишком больно. В конце концов, какая разница, что именно там было? Истина заключалась в том, что Люциуса Малфоя больше не было в живых.

Драко дошел до стены, прислонился спиной к холодному камню и прикрыл глаза. Отголоски гнева, поднявшиеся в его душе в кабинете Снейпа, все еще заставляли сердце стучать неровно. И мысли об отце отнюдь не способствовали успокоению. Снейп настоял на том, чтобы Драко и Нарцисса выдали тело Люциуса министерству, чтобы избежать лишних неприятностей. Министерство же запретило хоронить Люциуса на семейном кладбище. Драко помнил, что сразу после Рождества доводы Снейпа звучали убедительно. Сейчас же он думал, что Снейп просто воспользовался его состоянием и доверием Нарциссы, чтобы решить какие-то свои проблемы. В итоге Люциус не был погребен в соответствии с его положением. Когда Драко думал об этом, в его душе гнев боролся с опустошением. В такие минуты ему хотелось сесть на пол и по-звериному завыть. Так не должно было случиться. Их род ‒ древний, уважаемый ‒ был попран, их право на погребение главы рода было отнято!

Драко прижал ладони к глазам и зажмурился изо всех сил. Сперва они уничтожили Марису, потом не дали похоронить отца… Они должны заплатить за это. Каждый из них. Драко глубоко вдохнул, выдохнул и выпрямился. Еще ничего не закончено. Он отомстит. Возможно, гораздо раньше, чем все они думают.

На миг мелькнула мысль, кого он понимает под словом «они», но Драко решил, что подумает об этом позже. Сейчас он был слишком измотан вниманием однокурсников, головной болью и необходимостью что-то делать с контролем Снейпа над жизнью его семьи.

Пообещав себе ни о чем сегодня не думать, Драко побрел по пустынному коридору. Придет завтра, и оно принесет с собой ответы. Сто лет назад это сказала Мариса. Обстоятельства, в которых была сказана эта фраза, не были и вполовину такими чудовищными, как теперешние, но почему бы тому, что работает в отношении простых вещей не сработать с чем-то посерьезнее? Ведь они, в конце концов, живут в мире, где царит волшебство.

Свернув в очередной коридор, Драко невольно остановился, а потом и вовсе сделал шаг назад. В нескольких метрах от него у окна стояла Грейнджер. Она обеими руками держалась за подоконник так, будто боялась упасть, и пристально вглядывалась в темноту за окном.

Драко вспомнил, как сегодня она коснулась его пальцев. Подняв руку, он посмотрел на свои костяшки. В детстве он был уверен, что от прикосновения грязнокровки на чистокровном маге остается пятно. Откуда он это знал, он не помнил. Потом, на третьем курсе, Грейнджер ударила его кулаком в лицо. Пятна не осталось — остался синяк, который здорово болел.

Драко отступил еще на шаг, намереваясь уйти, но почему-то замер и остался стоять, разглядывая подругу Поттера. Она все еще была в теплой мантии, успела лишь скинуть капюшон, и ее перехваченный резинкой хвост разметался по спине. Чем дольше Драко смотрел на ее локоны, блестевшие в свете факела, там сильнее у него пульсировало в висках. Хотелось закрыть глаза и уснуть или же умереть, чтобы больше не нужно было ничего решать. До тупой боли в груди хотелось увидеть Марису, услышать ее смех, съязвить в ответ на ее очередное замечание.

Драко зажмурился и сжал переносицу.

«Драко, ты в порядке?» Так, кажется, спросила свихнувшаяся за каникулы Грейнджер?

Мерлин, нет, он явно был не в порядке. Он стоял посреди руин своего личного мира и понятия не имел, что делать дальше.

Открыв глаза, он встретился взглядом с Грейнджер. Не успев подумать, насколько глупо это выглядит, стремительно развернулся и почти бегом бросился прочь по коридору в сторону слизеринских подземелий. В голове было пусто. Только виски разрывало от невыносимой боли.

* * *

Гарри Поттер сидел в кресле у камина и ждал Гермиону. Кэти ушла в свою комнату, кажется, обидевшись на его рассеянность, но Гарри это не беспокоило. Должно было бы, но на данный момент гораздо больше его волновало отсутствие Гермионы. Думать о том, что в эту самую минуту Гермиона была с Малфоем, оказалось не просто неприятно. Гарри даже слова подобному чувству подобрать не мог. Пока рядом сидела Кэти, он еще старался держать себя в руках, отвечал на ее вопросы, даже пробовал шутить, впрочем, судя по тому, что она ушла, не преуспел в этом. Стоило же ему остаться условно одному, как руки сами собой потянулись что-нибудь сломать. Он оторвал обложку от забытой кем-то книги, устыдился этому и вернул книге первозданный вид заклинанием. Подумал, что Гермиона могла бы им гордиться, и тут же снова захотел что-нибудь порвать или сломать. Он пытался прогуливаться по гостиной, но кто-нибудь из учеников сразу начинал задавать дурацкие вопросы из серии, как прошли каникулы. О возвращении Сириуса никто не знал, поэтому Гарри отвечал, что у него ничего нового. Как у Безголового Ника. У того ничего нового вот уже лет триста, а у Гарри ‒ семнадцать. Видя, что он на взводе, от него отставали, но невольно продолжали донимать опасливыми взглядами. В итоге он забился в кресло у камина и то и дело поглядывал на часы. Судя по движению стрелок, время не просто замерло, казалось, еще секунда ‒ и стрелки начнут крутиться в обратную сторону. Он пробовал читать починенную книгу, но, выяснив, что это справочник по зельям для продвинутого уровня, едва сдержал желание отправить ее в камин.

В общем, если бы кто-то всерьез спросил, как Гарри чувствовал себя в эти минуты, он бы честно ответил: живым. Потому что только у живого может так жечь внутри. Он, признаться, не помнил себя настолько живым в последние месяцы или даже годы.

На лестнице мелькнула огненная шевелюра.

‒ Джин! ‒ крикнул Гарри, вскочив с кресла.

Младшая Уизли оглянулась на зов и, что-то сказав однокурснице, сбежала по ступеням.

‒ Что-то случилось? ‒ нахмурилась она, оглядев Гарри с ног до головы.

‒ Ты Гермиону не видела? ‒ спросил он, хотя прекрасно понимал, что у Гермионы не было шансов вернуться так, чтобы он не заметил.

‒ Понятно, ‒ протянула Джинни и опустилась на диван.

Гарри остался стоять.

‒ Не нависай. Не испугаешь, ‒ меланхолично произнесла Джинни и закинула ногу на ногу, зацепив при этом колено Гарри носком туфли и даже не извинившись.

‒ Я и не хотел пугать, ‒ Гарри присел рядом и сцепил руки в замок. ‒ Я волнуюсь.

‒ Из-за чего? ‒ Джинни сделала вид, что не понимает.

Они не обсуждали возвращение Сириуса ни с Роном, ни с Джинни. Рон попытался поговорить, но Гарри впервые в жизни без стеснения озвучил, что эта тема ему неприятна. Рон удивленно присвистнул и больше к этому разговору не возвращался. Сейчас Гарри мог бы соврать, что волнуется из-за Сириуса, но правда была в том, что его выворачивало наизнанку от мысли, что прямо сейчас чертов Малфой обнимает Гермиону.

‒ Из-за Гермионы. Поздно, а она где-то ходит, ‒ пробурчал он.

Джинни рассмеялась, запрокинув голову. Гарри покосился на нее, скользнул взглядом по беззащитно открытой шее и нахмурился.

‒ Что смешного?

‒ Ты, ‒ просто ответила Джинни, а потом неожиданно положила ладонь на его сцепленные кисти. Ее рука была прохладной. ‒ Гарри, если Малфой не причинил ей вред до сих пор, то с чего бы ему сделать это сейчас? Тут не о чем волноваться.

‒ Раньше я о нем не знал, а теперь не могу…

‒ Вот в этом и проблема. Раньше ты не знал, и все было чудесно. Теперь ты знаешь и ревнуешь.

Гарри убрал руки из-под ладони Джинни и сложил их на груди.

‒ Я не ревную, ‒ отрезал он. ‒ Ревновать к Малфою глупо.

‒ Согласна, ‒ тут же отозвалась Джинни. ‒ Ревновать к Малфою очень-очень глупо, ‒ она говорила тихо, и Гарри пришлось прислушиваться. ‒ Кто ты и кто Малфой?

‒ А кто я? ‒ нахмурился Гарри и повернулся к сестре Рона. ‒ Только не говори о знаменитости и надежде волшебного мира, ‒ предупредил он, предупреждающе выставив палец.

‒ И в мыслях не было, ‒ улыбнулась Джинни. ‒ Ты ‒ самый классный парень в мире, а Малфой всего лишь избалованный мальчишка, который без папочки и шагу не ступит.

‒ Его отец погиб, ‒ нахмурился Гарри, стараясь не замечать, как покраснела Джинни, назвав его классным парнем.

‒ Да, отец говорил. Но у него есть Гермиона. Она умеет находить нужные слова.

‒ Тебе не жаль его? ‒ Гарри вновь сцепил кисти и, ссутулившись, свесил их между коленей.

Ему не было нужды спрашивать. Он и так видел, что Джинни не жаль. А вот Гермионе наверняка жаль, и она вправду умела находить нужные слова. Его самого она всегда утешала. А теперь утешает где-то слизеринца. В груди снова стало горячо.

‒ Жаль, как любого ребенка, потерявшего отца. Но, мне кажется, его семья это заслужила. У них был выбор в этой войне. Они его сделали.

‒ Выбор ‒ это иллюзия, ‒ произнес Гарри то, что сказал Малфою в лазарете Хогвартса несколько дней назад. Сейчас ему казалось, что с того дня минула вечность.

‒ А вся жизнь ‒ одна большая иллюзия. Спроси у Фреда с Джорджем. Так что теперь, и не жить?

Гарри невесело усмехнулся и в этот момент не услышал, а скорее почувствовал, что Гермиона вошла в гостиную. Выпрямившись на диване, он оглянулся и увидел ее, разговаривающей с Форсби. Она выглядела расстроенной, хотя явно не хотела показывать этого мальчику.

‒ Ну, ты дождался, поздравляю, ‒ Джинни на миг сжала его плечо и помахала Гермионе, которая как раз взглянула в их сторону.

Гермиона помахала в ответ и направилась к ним. Джинни еще раз сжала его плечо и упорхнула, не дожидаясь, пока Гермиона подойдет.

Гарри встал с дивана, ожидая приближения Гермионы и боясь, что она просто пройдет мимо, но она остановилась напротив и сказала:

‒ Привет.

Как будто они сегодня еще не виделись.

‒ На улице снег? ‒ зачем-то спросил Гарри, указывая на мокрую мантию, которую прижимала к себе Гермиона.

Она кивнула и перекинула мантию через подлокотник ближайшего кресла, а потом подошла к камину и присела возле него на корточки. Гарри смотрел на то, как она протягивает покрасневшие руки к огню, как растирает ладони, и внутри у него вновь ворочалась ревность.

«Ты была с Малфоем?» ‒ хотелось спросить ему, но он молчал, потому что и так знал ответ.

Опустившись на диван, Гарри уперся локтями в колени и прижал сцепленные кисти к губам, не отрывая взгляда от Гермионы. Несколько прядей ее волос выбились из хвоста, и Гарри даже боялся представить, от чего это произошло. Гермиона оглянулась через плечо и чуть улыбнулась. Он выдавил улыбку в ответ и отнял руки от лица.

‒ Посидишь со мной? ‒ спросил он, уверенный в отказе.

‒ Конечно, ‒ ответила Гермиона и, поднявшись с коврика, перебралась на диван.

Теперь они сидели рядом, и Гарри больше не мог на нее смотреть, поэтому он смотрел на пламя камина, гадая, перекрыт ли он или сюда может ворваться любой желающий. Почему-то вспомнился вчерашний вечер в доме Сириуса и Снейп, появившийся из камина. Насколько надежна защита? Можно ли обмануть камины зельем или же заклинанием отвода чар? Или еще чем-нибудь?

‒ А где Кэти? ‒ спросила Гермиона.

Гарри встрепенулся и повернул голову в ее сторону, впрочем, тут же отвернулся, потому что они вправду сидели слишком близко друг к другу.

‒ Она ушла. Я сегодня невеселая компания.

‒ Это из-за вчерашнего? ‒ голос Гермионы звучал встревоженно.

‒ А что было вчера? ‒ шепотом уточнил Гарри.

‒ Ну, собрание, ‒ неуверенно произнесла Гермиона.

‒ Кто тебе сказал? ‒ повернувшись к ней, прищурился Гарри. Говорить о деле, сидя так близко, было нормально. Почти нигде не екало.

‒ Рон, ‒ прошептала Гермиона, ‒ а ему ‒ отец.

‒ Что он еще сказал?

‒ Ничего. Только то, что тебя тоже вызывали. Ты ведь ночевал там, да?

Гарри кивнул и вновь повернулся к камину.

‒ Как Сириус? ‒ едва слышно произнесла Гермиона.

‒ Нормально. Но мы почти не общались. Сначала собрание, потом… ‒ Гарри замолчал, потому что потом он сказал, что хочет спать, и сбежал в отведенную для него комнату, в которой полночи ворочался с боку на бок, снедаемый чувством вины.

‒ Но ты же там ночевал, ‒ зацепилась за явную несостыковку в его рассказе Гермиона.

‒ С Роном как-то проще разговаривать, ‒ громко произнес Гарри и нервно рассмеялся.

‒ Не всегда, ‒ парировала Гермиона.

Гарри снова усмехнулся и неожиданно для самого себя признался:

‒ Я все никак не мог понять, почему я не заметил, что происходило все это время между тобой и… им, а сегодня понаблюдал за ним на ужине. Вы как настоящие шпионы. Со стороны вообще ничего не заметно. Он даже ни разу в твою сторону не посмотрел.

Гарри покосился на Гермиону. Она кусала губу, глядя в огонь, и ему стало ее жалко. Он понимал, что является последним человеком на земле, с кем Гермиона захочет обсуждать свою великую любовь, но остановиться почему-то не мог. Ему было больно и иррационально хотелось причинить боль ей.

‒ Да, я знаю, ‒ наконец медленно проговорила Гермиона и встала с дивана.

‒ Извини, ‒ буркнул Гарри.

‒ Это ты извини, ладно? ‒ с этими словами Гермиона внимательно на него посмотрела, словно решаясь о чем-то рассказать.

Гарри обругал себя последними словами за несдержанность. Если она перестанет обсуждать с ним Малфоя, как тогда понять, все ли в порядке, не обижает ли ее чертов слизеринец?

‒ Я не хотел тебя расстраивать, ‒ признался он.

‒ Ты здесь ни при чем, ‒ улыбнулась Гермиона.

Ее улыбка вышла жалкой.

‒ Он тебя обидел? ‒ прищурился Гарри и прикусил губу, чтобы не добавить «я так и знал».

‒ Нет, Гарри. Я просто устала сегодня. Спала плохо.

‒ Волновалась перед встречей? ‒ зачем-то сказал Гарри.

‒ Да. Перед встречей с тобой, ‒ Гермиона наконец улыбнулась по-настоящему и взлохматила ему волосы. Он невольно зажмурился.

‒ Спокойной ночи, ‒ услышал он ее голос.

‒ Подожди! ‒ распахнув глаза, он схватил ее за запястье, не позволяя уйти.

Во взгляде Гермионы неловкость смешалась с досадой. Гарри постарался сделать вид, что не заметил ее реакции.

‒ Насколько надежны камины? ‒ спросил он, выпустив ее руку.

‒ В каком смысле? ‒ неловкость тут же исчезла, а ее взгляд стал внимательным.

‒ Камин зажжен, ‒ указал Гарри на пляшущее пламя.

Гермиона проследила за его жестом.

‒ Я думаю, он закрыт на внешние вызовы. Внутри Хогвартса работает. Я проверяла перед каникулами. А выйти на связь с внешним миром, я думаю, через него нельзя.

‒ А его можно обмануть?

‒ Зачем тебе? ‒ удивилась Гермиона.

‒ Просто прикидываю, смог бы кто-нибудь пройти сюда, если у него нет пропуска в Хогвартс.

Гермиона задумчиво накрутила прядь волос на палец.

‒ Не знаю. Мне кажется, нет. Но можно посмотреть в книгах. Или же спросить у кого-нибудь.

‒ У кого? ‒ нахмурился Гарри, представив, сколько нервов пришлось бы потратить на объяснения, зачем ему это.

‒ Снейп должен знать. Или же Артур Уизли. Нора защищена…

‒ Или Малфой, ‒ произнес Гарри.

Гермиона внимательно посмотрела на него, однако ничего не сказала.

‒ Можешь у него спросить?

‒ Я… попробую, ‒ ответила она после заминки. ‒ Спокойной ночи.

‒ И тебе, ‒ ответил Гарри и на этот раз позволил ей уйти, хотя ему очень хотелось ее удержать.

Почувствовав, что на него кто-то смотрит, Гарри обернулся и встретился взглядом с Джинни. Та улыбнулась и вернулась к разговору с подружкой. Гарри посмотрел в сторону лестницы, но Гермионы там уже не было.

Откинувшись на спинку дивана, он закрыл глаза. Как все было бы просто, если бы сейчас через этот камин в гостиную ворвался Волдеморт, и для Гарри все наконец закончилось бы. Или же только началось.

Я не верю, а значит, я снова готов к испытаньям.

Я готов защищать тех, кто дорог, любою ценой.

Грош цена и сомненьям моим, и чужим обещаньям.

Если я оступлюсь, я-то знаю, что будет со мной.

 

Если я вдруг расслаблюсь, решив, что почти всесилен,

Если я успокоюсь, решив, что достигнуты цели,

То у ног моих твердь превратится тотчас в могилу,

А все те, кто мне дорог, окажутся на прицеле.

 

В разное время своей жизни Северус Снейп слышал разные слухи о своей персоне. Говорили, что он ненавидит учеников Хогвартса, потому что они бездари и тупицы. Говорили, что он завидует Люциусу Малфою, потому что снедаем давней страстью к его ослепительно красивой жене. Говорили, что он ненавидит Альбуса Дамблдора, потому что в тайне мечтает занять его место. Говорили, что он завидует Темному Лорду, потому что тот всесилен и скорее всего бессмертен. Говорили, что он ненавидит Гарри Поттера, потому что в юности над ним издевался Джеймс Поттер. Говорили, что он завидовал Сириусу Блэку, который был красив и пользовался успехом у девушек.

Во всех этих слухах были толика правды и толика лжи. Сам Северус не собирался подтверждать ни один из них, равно как и опровергать. Он не пытался показать свое пренебрежение к сплетням и слухам, он действительно ими пренебрегал. Какая разница, кто и что говорит? В жизни Северуса было полно того, из-за чего действительно стоило переживать. И слухи стояли здесь на последнем месте.

Но если уж на миг задуматься о ненависти, то было место, которое он действительно ненавидел. Неистово и всей душой. Здание Министерства магии.

Дверь бесшумно распахнулась, стоило ему взойти на крыльцо. Северусу потребовалось приложить усилия, чтобы не измениться в лице. Его ждали. Информация, разумеется, не была новой, потому что в кармане его мантии лежало письмо с требованием явиться для беседы, но все равно в груди поселился неприятный холодок.

Несмотря на то, что прошло много лет, несмотря на оправдательный приговор, в глазах работников министерства Северус Снейп навсегда останется тем, кто играл за обе стороны. Порой Северусу казалось, что по-настоящему ему верит лишь Дамблдор, и, идя сейчас по ярко освещенному коридору, он прекрасно понимал, что это, может быть, путь в один конец. По законам военного времени его могут запросто отправить в Азкабан безо всякого суда.

Снейп проследовал за дежурным аврором, отметив про себя, что аврор поздоровался нейтральным тоном. От соблазна заглянуть в его мысли Северус удержался — в стенах министерства делать это было, как минимум, неразумно, а говоря начистоту, попросту опасно.

В приемной их встретила незнакомая волшебница, поджавшая губы при виде Снейпа. Поджимать губы Северус умел и сам, но демонстрировать это опять-таки не стал. Вместо этого отказался от предложенного кофе, равно как и от возможности присесть в кресло для посетителей. То, что его пытались поймать на такие дешевые трюки, было немного обидно. Зелье правды в напиток, чары на креслах… С другой стороны, факт того, что его, возможно, не воспринимают всерьез, играл ему на руку.

Ожидание продлилось шестнадцать минут, несмотря на то, что Снейп явился к назначенному часу. Наверное, предполагалось, что посетитель начнет нервничать. Северус бы и начал, если бы не опыт, который был у него за плечами. На данный момент его гораздо больше волновало то, что он может не успеть вернуться в Хогвартс к пятому уроку у седьмого курса. О том, что он вообще может не вернуться, Северус предпочитал не думать. Волноваться из-за того, на что ты никак не можешь повлиять, — самая бесполезная трата душевных сил.

Наконец его пригласили в кабинет, и, несмотря на всю свою выдержку, Северус почувствовал, как его сердце сбилось с ритма, а потом зачастило. Он молча подчинился требованию сдать свою волшебную палочку и так же молча опустился в кресло, на которое ему указали. Сердце продолжало стучать непростительно быстро.

— Добрый вечер, мистер… — седой аврор заглянул в бумаги, будто забыл фамилию посетителя, — Снейп.

— Доброе утро, — ровным голосом ответил Снейп, выкидывая из головы ненужные мысли и ставя блок.

— И правда утро, — качая головой, рассмеялся аврор, вмиг став похожим на доброго дядюшку.

Снейп не расслабился, прекрасно понимая, зачем это было сделано.

— Расскажите о себе, Северус. Могу я вас так называть?

— Я бы предпочел «мистер Снейп», — следя за своими интонациями, ответил Снейп.

— Ну, мистер Снейп так мистер Снейп, — вздохнул аврор и замолчал на продолжительное время.

И вот тут Северус начал нервничать. Он прекрасно понимал, что именно этого они и добиваются — выбить его из равновесия, и в словесных играх им бы никогда не удалось его переиграть, а вот в ментальных…

Пока аврор перед ним с глубокомысленным видом что-то читал в пухлой папке, которая, вероятно, представляла собой досье на Северуса Снейпа, кто-то третий пытался взломать его ментальную защиту. Делалось это осторожно, в расчете на то, что вторжение останется незамеченным. Из этого Северус сделал вывод, что им неизвестно о том, что он легилимент.

— Давайте приступим к делу, — произнес Снейп, поправив рукав мантии. — Мне не хотелось бы опоздать на урок.

— Ах да. Хогвартс. Как поживает профессор Дамблдор?

Вторжение в разум усилилось, и Снейп, медленно произнеся: «Профессор в добром здравии», выбросил на поверхность сознания заготовки из ничего не значащих мыслей. В его мозгу вяло потекли воспоминания-картинки.

«Клетка Фоукса. Набор перьев. Снег за окном: крупные белые хлопья бьются в стекло, и, тая, стекают на карниз. Свиток пергамента с гербом министерства. «Явиться для беседы…». Список зелий для лазарета, список учеников, не сдавших работы в срок...»

Он чувствовал чужое присутствие в своих мыслях и напряженно ждал, когда кому-то невидимому станет очевидно, что это — лишь блок. И станет ли? Шея под воротником мантии вспотела, но Северус знал, что даже не изменился в лице. Знал, потому что контролировал сейчас не только каждую свою мысль, но и каждый мускул своего тела.

— Где вы были в день гибели Люциуса Малфоя?

«Люциус в форме Слизерина крепко сжимает древко метлы, готовый сорваться вверх по свистку».

Чужое присутствие стало ощущаться сильнее.

— Я был в Хогвартсе.

«Фото газеты с некрологом о Люциусе».

— От кого вы узнали о его смерти?

«Нарцисса Малфой сидит в кабинете Альбуса Дамблдора, сжав руки и глядя в одну точку».

— От его супруги, Нарциссы Малфой.

— В переписке?

— Нет, она прибыла в Хогвартс.

— Зачем?

Давление становится сильнее. «Альбус Дамблдор взмахом руки перекрывает камин за своей спиной».

— Я не знаю, — Снейп позволил себе вздох, который прозвучал в меру раздраженно.

— Вы близко знакомы с миссис Малфой?

«Нарцисса сидит на расстеленной на траве мантии и заплетает волосы в косу. Рядом с ней лежит его учебник по трансфигурации. Красный дубовый лист укрывает угол страницы».

— Мы вместе учились. Мистер?..

— Спайт.

— Мистер Спайт, — голос Снейпа прозвучал слегка раздраженно. Как раз настолько, чтобы показать, что ему неприятно здесь находиться, — вся эта информация есть в вашей папке. Меня ждут ученики. Давайте вы зададите тот вопрос, ради которого меня вызвали, и я, с вашего позволения, вернусь к работе.

— Где сейчас находится Лорд Волдеморт?

Чужое присутствие в голове стало почти невыносимым.

«Бледная рука над его предплечьем. Свет из палочки оставляет уродливый рисунок, от которого начинает валить черный дым».

— Я не знаю.

— Кто знает?

«Дым валит все сильнее, заполняя собой все вокруг».

— Мистер Спайт, я не поддерживаю связь с Пожирателями смерти.

— Но вы только что упомянули об обширной переписке с миссис Малфой.

— Наша переписка отнюдь не обширна, — «Весь мир становится черным от дыма». — К тому же миссис Малфой не принадлежит к числу Пожирателей.

— Я лично видел ее Метку.

«Белоснежная кожа, выглядывающая из-под рукава нарядной мантии».

— Вы что-то путаете, мистер Спайт. У нее нет Метки.

— Вы настолько близко знакомы, чтобы это утверждать?

«Нарцисса верхом на лошади. Ее распущенные волосы развеваются на ветру».

— Я изредка бывал в имении ее мужа.

В кабинете повисла тишина, и Северус принялся отсчитывать вдохи и выдохи, чувствуя, как по его позвоночнику ручьем катится пот. Его лицо, хвала чарам, оставалось сухим. Как и ладони, на случай, если кто-то вздумает прикоснуться к его руке.

— Ее сын учится на вашем факультете. Драко, кажется?

— Да. Драко Регулус Малфой — ученик седьмого курса Слизерина.

— Мне необходимы его показания.

Сердце Северуса сорвалось, как камень с утеса.

«Драко записывает лекцию. Его перо быстро мелькает над листом пергамента».

— Показания относительно чего?

— Относительно гибели его отца. Он беседовал с вами об этом?

— Да, разумеется. Как декан я полагал своим долгом обсудить с мальчиком гибель его отца и те чувства, которые это прискорбное событие в нем вызвало.

— Вы считаете прискорбным событием гибель Пожирателя смерти? И смею напомнить, что этот, как вы выразились, мальчик — совершеннолетний волшебник.

— Я считаю прискорбным событием гибель отца. Что до совершеннолетия, то любого ученика Хогвартса мы считаем ребенком до момента получения им диплома. До тех пор за каждого из них мы несем ответственность.

— Полноте, Северус. Давайте начистоту? Половина из них — избалованные мерзавцы, которые не стоят того, чтобы вы тратили на них свое время.

— Мистер Снейп, с вашего позволения. И я не разделяю вашу точку зрения.

— А вот ученики считают, что разделяете, — подмигнул Спайт.

— Детям свойственно заблуждаться, — позволил себе улыбку Снейп и едва не зажмурился, когда чужое присутствие неожиданно исчезло из его головы.

Его сердце застучало с сумасшедшей скоростью в ожидании новой атаки. Сможет ли он выстоять? Насколько силен тот, кто работает сейчас с его разумом? Будет ли он бить, рассчитывая сломать блок легилимента, или же просто попытается проникнуть глубже в разум обычного мага?

— Мне необходимо побеседовать с Драко Малфоем. Устройте нам встречу, — глядя Снейпу в глаза, доверительно произнес аврор.

— К сожалению, это не в моей компетенции, — также не отводя взгляда ответил Снейп, стараясь выровнять сердцебиение.

— Вы декан мальчика, — с нажимом произнес Спайт.

— Да, но я не могу решать за совершеннолетнего волшебника, — пожал занемевшими плечами Снейп.

— Но вы можете убедить.

— Лишь дать совет.

Снейпу казалось, что они смотрят друг другу в глаза целую вечность. Наконец Спайт отвел взгляд и, взяв со стола письмо с гербом министерства, подал его Снейпу.

— Это письмо для Малфоя-младшего.

— Я передам, — Снейп протянул руку за письмом, и Спайт передал ему конверт.

— И дадите совет, — в голосе аврора не было вопросительной интонации.

— Я попытаюсь, но дети упрямы и склонны в этом возрасте поступать наперекор, — улыбнулся Снейп, надеясь, что его улыбка не похожа на оскал.

— Спасибо, мистер Снейп, — произнес Спайт и протянул руку.

Северус без заминки пожал руку, прекрасно понимая, для чего это было сделано. Спайт прижал свою ладонь к его ладони. Сухой, теплой ладони человека, которому нечего скрывать.

— Вы можете идти, — произнес Спайт.

Снейп предпочел бы формулировку «вы свободны», но выбирать не приходилось. Он легко встал, задвинул под край стола кресло, в котором до этого сидел, и направился к двери, на ходу убирая конверт в карман мантии.

Дежуривший у двери аврор протянул его волшебную палочку. Для того, чтобы понять, что над ней успели поколдовать специалисты, Снейпу даже не нужно было брать ее в руки. Убрав палочку в карман к конверту, Снейп взялся за дверную ручку.

— Как ваша Метка, мистер Снейп, не болит? — участливо спросил Спайт за его спиной.

За долю секунды до того, как на него обрушилась ментальная атака, Снейп успел выставить блок. «Черный дым валит из уродливой раны на предплечье, застилая собой все вокруг. Его все больше, больше. Он такой плотный и густой, что ничто не способно сквозь него прорваться».

— Не болит, мистер Спайт, — Северус, обернувшись, улыбнулся одними губами, чувствуя, как от напряжения немеет лицо. — Уже много лет как. Перестала сразу, как только меня оправдали, и я стал не интересен Темному Лорду.

Мир в его голове становится настолько черным, что вместе с ним чернеет комната и искаженное усмешкой лицо аврора.

— Но называете вы его так, как называли Пожиратели.

— Привычка, — пожал плечами Снейп и, не дожидаясь реакции Спайта, вышел из кабинета.

Он попрощался с секретарем в приемной и направился по длинному черному коридору, скользя взглядом по черным портретам на стенах, по черному ковру под ногами.

Толкая входную дверь, он почти ожидал, что она не поддастся, однако Министерство магии отпустило Северуса Снейпа. Позволило ему выйти на черное крыльцо, усыпанное черным снегом.

Северус спустился с крыльца и пошел по тротуару. Он мог бы аппарировать, но не был уверен, что прямо сейчас у него получится. Каждую секунду ожидая, что его окликнут или же вновь попытаются сломать, Северус прошел два квартала.

Его не окликнули.

Свернув в черный сквер, Северус опустился на первую попавшуюся скамейку и закрыл глаза.

Удавалось ли кому-нибудь до него выдержать такую атаку? Поняли ли они, что это был сознательный блок? Северус, не открывая глаз, сгреб со скамейки пригоршню снега и растер его по лицу, чувствуя, как капли холодят кожу и стекают по шее за воротник. Дышалось удивительно легко. Будто он заново родился. Только глаза открывать было страшно. Он боялся оказаться в черном мире, созданном им самим.

Снег под ним растаял и промочил мантию. Тело стало замерзать. Северус Снейп сосчитал до двадцати и распахнул глаза.

Воздух ворвался в его легкие со звуком, похожим на всхлип. Ослепительно-белый снег укрывал крышу соседнего дома. Облака на небе были окрашены в разные оттенки серого, а его дрожащие руки, которые он поднес к лицу, покраснели от холода.

Северус Снейп запрокинул голову и тихо рассмеялся. Как прекрасен был его мир, в который вернулись цвета.

* * *

Перед тем как войти в главный зал, Гермиона выдохнула и сосчитала до пяти. Шедший позади Рон в первый раз на ее памяти решил проявить тактичность и не стал ее торопить.

Гермиона пообещала себе не смотреть на слизеринский стол. Чего проще? Не смотреть. Просто не поворачивать голову в ту сторону, и все.

Ее план работал целых двенадцать секунд, Гермиона про себя отсчитывала время. А потом она все-таки бросила взгляд на обычное место Драко Малфоя и длинно выдохнула. Его не было. Это означало, что можно расслабиться.

Гермиона отвечала на приветствия тех, кого не успела увидеть в гостиной, и изо всех сил следила за тем, чтобы с ее лица не сходила улыбка.

— Гермиона, у тебя треснет лицо.

Не переставая улыбаться, она повернулась к Рону, который уже успел занять свое место и теперь смотрел на замершую у стола Гермиону снизу вверх.

— Точно тебе говорю, — со знанием дела добавил Рон.

Гермиона открыла было рот, чтобы высказать Рону все, что думает, но вместо этого молча села на свое место и придвинула к себе тарелку. Тарелка тут же наполнилась кашей.

— К тому же есть с такой улыбкой все равно не получится, — продолжил глумиться Рон. — Ты, конечно, можешь попробовать, но, держу пари, каша будет вываливаться.

Рон наклонился над столом и уставился на рот Гермионы, чем привел ее в крайнюю степень раздражения.

— Прекрати, — прошипела она, перестав наконец улыбаться.

— Фух, хвала Мерлину. А то я уже волноваться начал, — выдохнул Рон и, выпрямившись, принялся за еду.

— Где Гарри? — Гермиона на миг оглянулась на вход в главный зал и тут же закусила губу, поняв, что уже задавала Рону этот вопрос.

— Он уже позавтракал. С Кэти.

— Прости, — смутилась Гермиона.

— Да ничего. Я еще раз повторю, если надо, — вздохнул Рон и, взглянув Гермионе в лицо, с трудом проглотил кусок тоста. — Что случилось?

Гермиона налила себе сока и посмотрела в свой кубок.

— Пока не знаю, — честно призналась она и, сделав глоток, едва не подавилась, потому что почувствовала, что в главный зал вошел Драко.

Сказал бы ей кто-нибудь еще полгода назад, что она будет чувствовать приближение Малфоя, даже не оборачиваясь, в жизни бы не поверила.

Гермиона посмотрела на двери, чтобы убедиться, что не сошла с ума. Убедилась.

Вошедший в зал Драко почему-то не пошел кратчайшей дорогой, а направился вдоль столов, намереваясь пройти мимо учителей. И главное, мимо самой Гермионы.

— Не суетись так, — прошептал Рон, и Гермиона только тут поняла, что вцепилась в кубок двумя руками и крутится на скамье, делая вид, что оглядывает зал.

Поставив кубок на стол, она взяла в руки вилку.

— Для каши. Оригинально, — тут же прокомментировал Рон.

— Господи, тебя подменили на каникулах? — Гермиона повернулась к другу. — Где Рон Уизли, который просто сидит за столом и ест? Молча!

Рон рассмеялся, а Гермиона с облегчением заметила, что, пока они препирались, Малфой успел пройти мимо, и, значит, можно немного расслабиться.

Однако расслабиться не получалось.

Гермиона где-то читала, что наша первая мысль утром — лишь отголосок нашей последней вечерней мысли. Если это так и есть, то, кажется, с недавних пор она обречена начинать и заканчивать свой день мыслями о Драко Малфое. И если раньше ее сердце замирало в предвкушении встречи, то, проснувшись в своей кровати сегодня, Гермиона поняла, что не хочет вставать. И выходить из комнаты не хочет. И причиной тому была как раз возможная встреча с Драко Малфоем.

Если бы она умела поворачивать время вспять, она бы вновь и вновь возвращалась в те полчаса, которые провела в имении Малфоев, потому что тогда Драко держал ее за руку и казалось, что все налаживается. В реальности же ей пришлось выбираться из постели и идти на завтрак, чтобы наблюдать за тем, как Малфой улыбается Пэнси, что-то говорит Крэббу, отвечает на какой-то вопрос младшекурснику Слизерина, сидящему от него через четыре человека, и ни разу, ни разу не поднимает взгляд на гриффиндорский стол. К концу завтрака это заметил даже Рон.

— Хорек хотя бы поздоровался? — требовательно спросил Рон у Гермионы, и она, сама не зная зачем, кивнула.

На миг в голову пришла мысль поговорить с Роном, но потом, посмотрев на друга, она решила, что это глупость. Это всего лишь Рон. Если с памятью Малфоя что-то случилось, то Рон здесь ничем не поможет.

К их столу подошла закончившая завтрак Аманда, и Гермиона, поздоровавшись, улизнула из-за стола. Любовь — великая вещь. Рональд Уизли тут же забыл о том, что его заботило еще минуту назад, полностью переключившись на свою девушку.

В дверях Гермиона столкнулась нос к носу с входящей в зал Забини. Та улыбнулась. Улыбнулась так, как может улыбаться человек, у ног которого целый мир. Отнятый у кого-то другого.

— Привет, Гермиона, — выпалил появившийся из-за спины Забини Брэндон Форсби.

— Привет, Брэнд, — улыбнулась Гермиона, отступая в сторону и позволяя Забини и Форсби войти в зал.

Следом за Форсби в зал вошли Падма и Парвати, потом Луна. И всем Гермиона улыбалась, чувствуя, как кто-то смотрит ей спину. Она решила, что ни за что не станет оборачиваться. Вдруг это всего лишь Рон.

* * *

Блез проснулась задолго до звонка будильника. Некоторое время она лежала в темноте, думая о вчерашнем разговоре с Драко, и чем дольше она размышляла, тем отчетливее понимала, что Драко что-то задумал. Ей непременно нужно было выяснить, что именно. Минут через пятнадцать Блез смирилась с тем, что уснуть снова не получится, и выбралась из постели.

В гостиной никого не было. Можно было бы и в пижаме выйти. Пэнси иногда так делала. Сама же Блез не могла позволить себе выглядеть небрежно даже в общей гостиной.

В гостиной было прохладно, поэтому Блез устроилась на диване у камина. Почему-то ей вспомнилось, как несколько недель назад Драко вернулся откуда-то рано утром и они целовались на этом диванчике, а потом их застал Грег. Блез очень хотела вернуться в то морозное утро, когда Драко укрывал ее своей мантией от взгляда Грегори.

Блез вздохнула и посмотрела на пляшущее пламя. За последние дни произошло так много всего. Она подумала о несостоявшейся помолвке, о том, что ее план — игнорировать Драко — выглядит безнадежным, потому что игнорировать его можно лишь не видя, а когда он все время на глазах, максимум на что ее хватает — это устраивать ссоры, обороняясь, не веря. Потому что, если не ссориться, она сдастся или же сойдет с ума.

— Доброе утро, — раздался над ней голос Грега, и сам он опустился на диван рядом с ней.

— Доброе. Ты куда вчера исчез?

Грег некоторое время смотрел в камин, а потом опустил взгляд и спросил:

— А ты меня искала? — его голос прозвучал надтреснуто.

Блез кивнула, хотя это было неправдой. Вчера она просто сидела в гостиной и нервничала из-за Драко. Впрочем, с другой стороны, она вправду хотела, чтобы Грег вошел в гостиную и немного ее отвлек. Рядом с ним она чувствовала себя спокойнее, а еще чувствовала себя нужной. Так что она даже не сильно соврала.

— Ты что-то хотела вчера или просто так? — Грег все так же смотрел в пол.

Блез некоторое время разглядывала его профиль, вспоминая их поход в картинную галерею, и размышляла, есть ли у нее шанс забыть Драко. Просто взять и выбросить его из головы.

— Хотела, — медленно произнесла Блез, и Грег вскинул голову.

На его щеках вновь расцвели красные пятна, и, увидев его смущение, она против воли почувствовала удовлетворение. Она знала, что нравится многим, но так трепетно к ней относился, пожалуй, лишь Грег.

— Что именно? — спросил Грегори, и Блез поняла, что потеряла нить разговора.

Чтобы не отвечать, она подалась вперед и коснулась его губ коротким поцелуем. Грег вздрогнул, шумно вдохнул носом и отстранился, глядя на нее со смесью ужаса и удивления. Блез открыла рот, на ходу придумывая объяснение произошедшему, но Грегори не дал ей сказать ни слова. Его ладонь оказалась на ее затылке, и Грег поцеловал ее по-настоящему.

Блез ответила на его поцелуй. Сначала от неожиданности, поддавшись его напору, а потом вполне осознанно, как исследователь, который ставит опыт: сможет ли Блез Забини забыть Драко Малфоя. Просто взять и выбросить его из головы.

И чем дольше Грег ее целовал, тем яснее Блез понимала, что ей поможет только «обливиэйт».

Поцелуй давно перестал быть целомудренным, и Блез, вжатая в диванные подушки, наконец, очнувшись, уперлась ладонями в плечи Грега. На миг испугалась, что он не остановится, но он почти сразу отстранился, тяжело дыша и расфокусированно на нее глядя.

— Грег, я… — начала она, лихорадочно соображая, как одновременно дать понять, что ничего не будет, и не обидеть человека, который явно в нее влюблен.

Вдруг Грег вздрогнул и обернулся. Блез, вытянув шею, посмотрела поверх его плеча и перестала дышать. На нижней ступени лестницы, ведущей к спальням, стоял Драко Малфой и смотрел на них абсолютно нечитаемым взглядом. Стыд от того, что он их застал, заставил щеки Блез вспыхнуть. Впрочем, она тут же подумала о том, что ему наверняка все равно, и ее сердце болезненно сжалось. Но когда ее взгляд остановился на обломке пера, который он сжимал в кулаке, Блез почувствовала, что готова взмыть в воздух без заклинания левитации.

Грег вскочил и расправил мантию, кашлянул, провел ладонью по затылку. Драко медленно направился в их сторону.

— Доброе утро, — улыбнулась Блез, поправляя сбившуюся мантию. — А мы тут общаемся.

— Доброе утро, — медленно произнес Драко. — Я заметил.

— Это моя вина, — сказал Грег и шагнул навстречу Малфою.

— Это я тоже заметил, — голос Драко звучал спокойно, но Блез смотрела на обломок пера в его кулаке и не могла перестать улыбаться.

Драко проследил за ее взглядом и бросил перо в камин. Из камина полыхнуло и запахло горелым.

— Вы ведь расстались, — негромко произнес Грег. — Блез свободна и…

— А ты помолвлен, — холодно ответил Драко и вдруг добавил: — К тому же ты что-то напутал.

Блез стоило больших усилий, чтобы не измениться в лице, услышав это заявление.

— Я помолвлен, да, — медленно произнес Грег и вновь потер затылок. Его мантия сидела криво, и на фоне безупречно выглядевшего Драко это казалось нелепым. — А ты отменил помолвку. Поэтому я не могу понять, в чем сейчас проблема.

Блез встала с дивана, опасаясь того, что конфликт может перерасти в дуэль. В голосе Грега звучали задиристые нотки. Драко по-прежнему выглядел спокойным, но он всегда выглядел таким, поэтому на него ориентироваться не стоило.

— Ты помолвлен, Грегори, — голос Драко понизился почти до шепота, и Блез шагнула вперед, становясь рядом с Грегом.

— Тебя это не касается, — так же тихо ответил Грег.

— Я не позволю никому обижать Блез, — Драко смотрел в глаза Гойлу.

Блез растерянно смотрела то на одного, то на другого, не зная, пора ли уже вмешиваться или постоять в стороне, чтобы еще немного насладиться мыслью, что ему не все равно. Утренние подозрения, что у Драко есть какой-то хитрый план, уже не казались такими существенными. Плевать ей на все, если для нее в этом плане отведено место человека, который ему так дорог.

Грегори расхохотался, запрокинув голову. В тишине гостиной это прозвучало пугающе.

— Никому не позволю — буду обижать сам, — отсмеявшись, прокомментировал Грег. — Знаешь, Малфой, я тоже больше не собираюсь позволять тебе причинять ей боль. Хватит.

Драко прищурился и сложил руки на груди. Блез положила ладонь на плечо Грега. Грег вздрогнул. А Драко перевел взгляд с лица Гойла на ее руку.

— Не нужно, Грег. Не ссорьтесь, — попросила она, почувствовав укол вины. Он согласится. Она точно знала.

Грег посмотрел на ее руку и дернул плечом, скидывая ее, а потом молча прошел мимо Драко и вышел из гостиной. Блез проводила его взглядом, всей собой ощущая, что Драко неотрывно на нее смотрит. Очень хотелось стать невидимой. Каким-то невероятным образом он своим взглядом заставлял ее испытывать вину. Хотя самое плохое, что она сегодня сделала, — воспользовалась чувствами Грега и причинила ему боль.

— Он тебе нравится? — спросил Драко.

Блез медленно перевела на него взгляд и пожала плечами:

— Нравится. Он заботится о моем благополучии.

— Так ты целовалась с ним, потому что он тебе нравится или потому что он заботится?

Он стоял, сложив руки на груди, и смотрел так, что Блез хотелось провалиться сквозь землю и одновременно взлететь под высокие своды гостиной.

— А тебя это волнует?

— Если бы не волновало, я бы не спрашивал, — не отводя от нее взгляда, произнес Драко.

Блез села на диван, закинула ногу на ногу и тоже сложила руки на груди. Драко вздохнул и после непродолжительных раздумий сел рядом.

Они сидели в полной тишине. Драко смотрел на огонь в камине, Блез на его профиль. И ей снова было плевать на то, что он задумал.

— Я хотел защитить тебя от Метки, — наконец произнес он, не отрывая взгляда от огня.

— Защитил. Молодец, — ее тон был более язвительным, чем она хотела. Вероятно, это были отголоски ее плана: ссориться, защищаясь.

Драко усмехнулся и, откинувшись на спинку дивана, посмотрел на нее:

— Он тебе нравится?

— Я еще не решила, — ответила Блез.

— Когда решишь, дашь знать?

— Я подумаю, — улыбнулась Блез, осознавая, что это очень похоже на флирт.

Так он разговаривал с ней в самом начале их отношений.

Он снова усмехнулся и вдруг произнес:

— Я хочу погулять по замку. Пойдешь со мной?

Блез не видела ничего романтичного в прогулке по темным холодным коридорам, но протянула руку, и Драко сжал ее пальцы.

Кажется, мир в очередной раз перевернулся с ног на голову, но ее это больше не волновало.

* * *

Драко Малфой входил в главный зал в задумчивости. Брэндон Форсби перехватил Блез на подходе к залу, и, когда стало понятно, что разговор у них долгий, Драко, пообещав Блез дождаться ее за столом, отправился на завтрак один.

Минувшей ночью ему снилась какая-то ерунда, которую он, к счастью, не запомнил. Раздражение, с которым он проснулся, едва не вылилось в дуэль с Гойлом. Видит Мерлин, Драко был близок к тому, чтобы выхватить волшебную палочку и поставить Грегори на место.

Тот не имел права прикасаться к Блез. Ни при каких обстоятельствах. Отложенная помолвка — это все равно помолвка. Грег не идиот и прекрасно знает правила. Значит, он пытался намеренно вывести Драко из равновесия. Зачем ему это нужно? А если не ему, то кто за этим стоит?

К Блез у него претензий не было. Она была всего лишь девчонкой. А что можно ожидать от девчонок, даже от таких умных как Блез? Грег просто воспользовался ситуацией. Впрочем, Драко допускал малую вероятность того, что Грегори просто устал сдерживать свои чувства. Ведь то, что Блез ему нравится, было очевидным неоспоримым фактом. Это объяснение Драко нравилось меньше, чем вариант с продуманной провокацией со стороны Гойла. Потому что Драко не верил в импульсивные поступки. И не верил в любовь, ради которой можно ввязаться в битву, в которой ты обречен проиграть. А Грег был обречен. И не мог этого не понимать.

Прогулка по коридорам Хогвартса в компании Блез вышла странной. И самым странным в ней было то, что она вообще состоялась. Драко порой любил бродить по замку в одиночестве. Это его успокаивало. С Блез все было иначе. Драко пригласил ее потому, что ему нужно было вернуть все на круги своя. Выиграть у Грега. Блез, на удивление, не стала докучать ему разговорами. Они бродили по коридорам, и с каждым новым поворотом он чувствовал, что это все неправильно. Чувство было очень странным. Его что-то терзало. Рука Блез в его руке ощущалась не так, как должна была бы. Он пробовал перехватить ее поудобней, но дискомфорт не пропадал. В одном из коридоров он даже зажмурился, а потом, открыв глаза, посмотрел на Блез, но чувство неправильности лишь усилилось. К счастью, к этому времени они почти добрались до главного зала, к тому же наткнулись на Форсби, так что Драко с облегчением оставил Блез общаться с кузеном, а сам отправился на завтрак, все еще чувствуя беспокойство.

Справа от входа в зал образовалось небольшое столпотворение. Судя по возгласам, ученики делились впечатлениями о прошедших каникулах. Почему это нужно было делать непременно в зале, загораживая проход, Драко не понимал, но разгонять толпу настроения не было, поэтому он двинулся вдоль гриффиндорского стола.

Проходя мимо обычного места Поттера, Драко рассеянно скользнул взглядом по гриффиндорцам. Поттера не было. Зато были его верные друзья. Драко посмотрел на Грейнджер, сидевшую рядом с Уизли, и его сердце почему-то дернулось. Ее волосы. Он вдруг вспомнил, что в его сегодняшнем дурацком сне была она. И по ее плечам струились распущенные волосы, а Драко скользил по ним ладонью. От неожиданности он даже сбавил шаг. Грейнджер, к счастью, не обернулась, потому что в этот момент увлеченно беседовала с Уизли.

До своего места Драко дошел в задумчивости. Для того, чтобы не смотреть на гриффиндорский стол, приходилось прикладывать усилия. И самым паршивым было то, что Драко даже себе не мог объяснить, что страшного в том, чтобы посмотреть на Грейнджер. Так же, как он смотрел сотни раз до этого. Мимолетно, между делом.

Появление Блез в компании Крэбба заставило позабыть о гриффиндорке. Блез, кажется, немного нервничала, а еще она несколько раз смотрела на гриффиндорский стол, чего Драко себе так и не позволил.

* * *

Почему-то Гарри не любил первый учебный день, следовавший за рождественскими каникулами. Не то чтобы он любил другие учебные дни, но вот этот не любил особенно. Сдвоенная травология прошла для него в сонном дурмане, потому что накануне вечером он долго ворочался в постели без сна и теперь за это расплачивался.

А потом начались сдвоенные со Слизерином пары, и все пошло наперекосяк. Как назло, Гарри не мог ничего собой поделать — он смотрел на Малфоя. Ловил каждый жест, каждый взгляд слизеринца, пытаясь понять, как тому удается так хорошо скрывать их с Гермионой роман. И не понимал. Как можно вообще не смотреть на Гермиону? Это же Гермиона.

Но, видимо, слизеринец воспринимал это как-то иначе. Либо гораздо лучше умел владеть собой. Оба объяснения Гарри не нравились.

На истории магии Гарри едва не уснул, понадеявшись на Гермиону, которая обычно периодически толкала его в бок на лекциях Бинса. Сегодня Гермиона была занята тем, что покрывала лист пергамента каким-то каракулями, и Гарри пришлось бороться со сном в одиночку.

Чтобы не пасть в неравной борьбе, Гарри принялся прокручивать в голове разговор, состоявшийся в доме на площади Гриммо два дня назад.

Признаться, он так и не понял, для чего его пригласили. Он сидел за длинным столом и слушал доклад Артура Уизли о том, что в министерстве начались перестановки, которые не могут радовать. На должность главы отдела контроля за магическими артефактами был назначен Роуп Хогсли, который, как уверял Чарли, долгое время работал в Румынии в отделе по борьбе с незаконным экспортом магических существ и с которым был связан целый ряд скандалов. Чарли, а заодно и Артура, смущало то, что достоверная информация об этих скандалах так и не стала достоянием общественности. До сотрудников доходили лишь слухи. Получалось, что Хогсли либо работал под прикрытием и его биография была строго засекречена, либо, что особенно настораживало, нелицеприятные факты из его послужного списка были сокрыты намеренно. Сам Хогсли оказался улыбчивым мужчиной средних лет. С дружелюбной улыбкой он снял с должностей четырех человек в своем новом отделе, назначив на их места людей со стороны, а заодно, все так же дружелюбно улыбаясь, ограничил полномочия Артура Уизли на основании того, что отдел Артура теперь подчиняется его департаменту.

Также изменения коснулись руководства «Ежедневного пророка» и ряда газет поменьше.

Гарри слушал это все вполуха, глядя на бледную кисть левой руки Северуса Снейпа, который сидел напротив него. Иногда мизинец Снейпа начинал подергиваться, словно отбивая какой-то ритм, но быстро успокаивался, чтобы через какое-то время начать вновь стучать по столу. Гарри пару раз поднимал взгляд на Снейпа, но тот упорно смотрел в пространство между Гарри и сидевшим справа от него Сириусом и, казалось, вообще не слушал мистера Уизли. Однако, стоило тому закончить свой рассказ, как Снейп произнес скучающим тоном:

— У Хогсли есть младший брат. Нот Хогсли. А у него есть Метка.

Гарри удивленно вскинул голову.

— Но разве родственник Пожирателя может служить в министерстве на такой должности? — с сомнением в голосе произнес Ремус Люпин.

Гарри перевел взгляд на мистера Уизли. Тот выглядел взволнованным.

— Все мы чьи-то родственники, Люпин, — ответил Снейп.

— Особенно ты, — хрипло усмехнулся сидевший рядом с Гарри Сириус.

— Сейчас уже поздно делить семьи на тех и других, — закончил свою мысль Снейп и добавил, переведя взгляд на Сириуса: — А ты, Блэк, чудесный пример того, что не все члены семьи следуют за главой рода.

Гарри не стал смотреть на крестного. Он до сих пор был зол и смущен одновременно, и не знал, как именно относиться к появлению Сириуса. Как теперь с ним общаться, как вообще быть дальше. Оказалось, что после того, как Сириус упал за Завесу, Гарри перегорел. Даже не так. Он выгорел изнутри. Все то, что связывало его с крестным, что могло бы их связывать, куда-то исчезло. Гарри искал в себе радость, искал надежду на будущее, но каждый раз всплывали детские мысли, что Сириус его обманул, что его не было рядом, пока Гарри рос. Это было глупо и по-детски, и Гарри очень надеялся, что со временем что-то изменится, что это просто шок. Пока же он старался по возможности избегать общения с крестным, чтобы ненароком того не обидеть.

— И Нарцисса Малфой — тоже отличный пример, — закончил Снейп.

Сириус рядом c Гарри выдохнул и ничего не ответил. Гарри покосился на крестного. Тот, нахмурившись, опустил взгляд. Снейп же произнес:

— Я передам эти сведения профессору Дамблдору, Артур. Если это все, то, с вашего позволения, я вас покину.

Он встал в полной тишине, в такой же тишине проследовал к выходу. Гарри смотрел на уходящего Снейпа и думал о том, как нестерпимо раздражает его этот человек. Так сильно, что хочется швырнуть заклинанием в прямую спину, потому что… черт, потому что… как он смеет быть таким спокойным, когда мир рушится?

— Что ты об этом думаешь, Снейп? — негромко спросил Сириус, когда Снейп уже почти вышел из кухни.

Тот медленно обернулся и посмотрел на Сириуса.

— Я думаю, что Артуру нужно приглядываться не к Роупу, а к тому, кого он привел с собой в отдел. Потому что сам Хогсли — слишком неоднозначная фигура, которая неминуемо притянет много внимания. Если нам удастся найти того, для кого он служит ширмой, и понять, зачем тот, кого он прикрывает, появился в министерстве, у нас появится шанс выиграть маленькую битву.

Слышать от Снейпа такую длинную речь было непривычно.

— Интересная мысль, — произнес Люпин.

— Да. Действительно, — пробормотал мистер Уизли, и карандаш в его руке сломался надвое. — Я переговорю с Чарли о тех, кого привел Хогсли. Вдруг он что-то знает.

— Лучше узнай имя того, кто снабдил Чарли информацией о спорных фактах биографии Роупа, — резко произнес Снейп и повернулся, чтобы уйти.

— Ты рассуждаешь как Пожиратель, Снейп, — усмехнулся Сириус.

— Поздно отделять одно от другого, Блэк, — бросил через плечо Снейп и вышел в коридор.

После его ухода за столом еще некоторое время обсуждали эту идею с прикрытием. Лично Гарри не хотелось в нее верить, потому что это было страшно. Он вообще не хотел больше верить в эту войну. Он очень хотел ее прекратить.

И вот теперь на скучной лекции Бинса его пытавшийся не уснуть мозг зацепился за мысль, высказанную Снейпом. «Если мы поймем, зачем… мы выиграем битву...». Если мы поймем, зачем…

* * *

В кабинете зельеварения пряно пахло зельем добавления выносливости. Оно кипело, булькало, а у кого-то выливалось через край и растекалось по полу быстро черневшей лужей.

— Пять баллов с Гриффиндора, Лонгботтом, — негромко произнес Снейп, наблюдая за тем, как Грейнджер бросается к стушевавшемуся Лонгботтому и начинает колдовать над его котлом, пытаясь остановить потоп. Сейчас Снейп должен был добавить фразу «Пять баллов с Гриффиндора, мисс Грейнджер», но он промолчал, лишь отметил, как Драко повернулся к котлу Лонгботтома и некоторое время наблюдал за возней Грейнджер, рискуя испортить свое зелье. Снейп мысленно усмехнулся.

Лично он многое бы отдал за то, чтобы эти дети еще немного побыли просто детьми. Чтобы ему не нужно было передавать письмо из министерства главе рода Малфоев, который являлся совершеннолетним волшебником без году неделю. Чтобы выскочке Поттеру не приходилось сидеть на собраниях Ордена и делать вид, что ему не все равно, что он еще не перегорел в этой войне.

Котел Крэбба выпустил вверх сиреневую струю. Патил с визгом отскочила в сторону, едва не свернув свой котел.

— Пять баллов со Слизерина, Мистер Крэбб. Проснитесь наконец.

То ли Драко, то ли Паркинсон остановили фонтан из котла Крэбба. Северус вздохнул и вновь погрузился в свои мысли.

Первое, что нужно будет сделать после уроков, — поговорить с Макгонагалл, чтобы она пригласила в Хогвартс Фреда Забини. Фред входил в совет попечителей Хогвартса. Теоретически, у любого из деканов могли возникнуть к нему вопросы. Сам Снейп вызвать его не мог — слишком рискованно. Вдруг Фред пока не под наблюдением? Привлекать к нему лишнее внимание было бы неразумно. Схема с Макгонагалл тоже была не слишком надежной, но другого выхода Снейп не видел. Нужно было во что бы то ни стало предупредить Фреда о том, как сейчас работает министерство. А заодно сообщить Уизли, что один из приведенных Роупом людей очень сильный лигиллимент. Вероятно, именно он работал с сознанием Снейпа сегодня. Даже если это не так, пусть Уизли попробует что-нибудь выяснить. Северус не испытывал иллюзий насчет сыскных способностей Артура, но попробовать стоило.

Звон колокола возвестил об окончании занятия, и по аудитории пронесся разочарованный стон. Давать на первом же уроке практический тест было зверством, но после министерства Снейп был просто не в состоянии работать. Все, на что его хватило, — в унынии наблюдать за потугами этих, с позволения сказать, зельеваров. После каникул все вернулись расслабленными, поэтому сварить зелье в срок получилось лишь у Грейнджер и, кажется, вот это сюрприз, у Поттера. Впрочем, судя по тому, какими взглядами тот обменялся с Грейнджер, наполняя свой пузырек зельем, всезнайка явно помогала ему с работой.

Снейп бросил взгляд на Уизли. Его зелье оказалось предсказуемо малиновым вместо темно-зеленого.

Студенты со вздохами выстраивали пузырьки с разноцветной субстанцией в шеренгу на преподавательском столе. Сегодня Снейп не комментировал результаты. Лишь когда Грейнджер подошла к его столу, он заметил:

— Вас хватило лишь на помощь Поттеру?

Грейнджер вздрогнула, и пузырек с зельем, выпав из ее руки, разлетелся на осколки. Зелье выносливости растеклось у ее ног, в считанные секунды став черным.

— Упс, — неожиданно для Северуса произнес подошедший со своим зельем Драко, и Северус отметил, что в его голосе не было сочувствия.

Грейнджер, низко опустив голову, бросилась к выходу. Драко, приподняв брови, усмехнулся и поставил пузырек со своим зельем на стол. Мельком взглянув на его образец, Снейп вздохнул. Это было все что угодно, но только не зелье выносливости.

Драко отступил от преподавательского стола, на миг приобнял Пэнси, расходясь с ней в узком проходе, и на Снейпа, который ослабил ментальную защиту, отвлекшись на Драко, полыхнуло недоумением. Снейп с интересом посмотрел на Паркинсон, которая, поставив свой пузырек на стол, выпалила «до свидания» и поспешила за Драко, намереваясь выяснить у того, что происходит. Мысль о том, что что-то не так, так ярко билась в ее сознании, что Снейп невольно потянулся к мыслям Драко и привычно наткнулся на стену, надеясь на то, что ему никогда не придется ее ломать. Что они с Драко смогут найти общий язык. Он вернулся к Паркинсон, но та, наскоро закидывая вещи в сумку, уже думала о человеке по имени Роберт, которому нужно непременно написать.

Снейп скрестил руки на груди, гадая, почему у всех семнадцатилетних девушек в голове не способно ужиться больше двух мыслей.

Аудитория опустела. Почти. Потому что, отведя взгляд от вышедшей за дверь Паркинсон, Северус увидел топтавшегося у его стола Поттера. Пузырек с зельем, весьма похожим на зелье выносливости, стоял в шеренге последним. Поттер смотрел на Северуса исподлобья, не спеша уходить, и его мысли вновь были наглухо закрыты. «Вот уж научил так научил», — подумал Снейп, вслух же произнес:

— Вы что-то хотите мне сказать, мистер Поттер?

Он даже не попытался придать голосу приветливости, потому что единственное, чего он желал в данный момент, — остаться наконец в одиночестве, потому что через четверть часа здесь будет галдеть пятый курс, а ему было нужно хотя бы пять минут, чтобы выдохнуть.

— Мы одни? — спросил Поттер, и бровь Снейпа изогнулась помимо его воли.

Поттер кивнул сам себе и решительно произнес:

— Я хотел бы задать вопрос, профессор.

Слово «профессор» он вновь произнес так же, как недавно слово «сэр». Будто не считал Снейпа ни сэром, ни профессором. Как у милой, нежной, самой прекрасной в мире Лили могло родиться такое недоразумение?

— Я вас слушаю, мистер Поттер, — вздохнул Снейп и взмахом палочки направил шеренгу флаконов на полку у камина.

Прошептав заклинание проверки, он несколько секунд наблюдал, как самопишущее перо скользит по разложенным листам, описывая ошибки, приведшие к таким плачевным результатам, ожидая, пока Поттер заговорит. Но тот молчал.

— Мистер Поттер, вы опоздаете на трансфигурацию, — поторопил он.

— Чего хочет Волдеморт? — выдал Поттер, и Снейпу пришлось приложить усилие, чтобы не измениться в лице.

Простой как кнат Поттер периодически все-таки умудрялся его удивить.

— Что вы имеете в виду? — уточнил Снейп, запирая дверь невербальным заклятием.

Поттер поправил лямку рюкзака на плече, нахмурился и произнес:

— Мне интересно, зачем все это? Чего именно он добивается в конечном итоге?

— Бессмертия? — озвучил Снейп очевидное.

— А зачем? — прищурился Поттер.

— Вы не верите в то, что это может быть самоцелью? — усмехнулся Снейп, думая о том, что выскочка Поттер не перестает его удивлять.

Уничтожить магглов. Стать бессмертным. Создать армию верных последователей.

Вот только годы идут, а магглы до сих пор живут и здравствуют, бессмертие под большим вопросом, да и верные последователи не такие уж и верные.

Поттер нахмурился еще сильнее. Сейчас он совсем не был похож на Лили, равно как и на своего отца. Все-таки эти дети повзрослели слишком рано.

— А что, если бессмертие лишь средство? — медленно произнес он.

Северус поправил рукав мантии, переложил связку перьев с одного края стола на другой. Он не был готов к этому разговору. Не сегодня.

— Вы не будете обсуждать это со мной? — догадался Поттер.

— Я не знаю, что вам ответить, — честно сказал Северус, но, судя по взгляду, Поттер ему не поверил.

— Понятно, — протянул он и направился к выходу, ссутулившись и сжав лямку болтающегося на плече рюкзака.

— Передайте мисс Грейнджер, что ее зелье засчитано. Я видел, что оно получилось, — произнес Снейп.

Поттер оглянулся и посмотрел так, будто Северус внезапно запел рождественский гимн.

— Спасибо, — пробормотал он и прибавил шагу, будто опасаясь, что Снейп чем-нибудь его удивит.

* * *

Свернув в коридор, ведущий к кабинету трансфигурации, Гарри едва не врезался в Гойла, который шел в сторону лестницы таким решительным шагом, будто от этого зависел исход войны с Волдемортом. Интересно… Малфой говорил, что он ни на чьей стороне, а что насчет Гойла?

— Эй, Гойл, — обратился Гарри к слизеринцу.

Виной всему был недосып. Иначе он ни за что этого не сделал бы. Сперва пристал к Снейпу, теперь к Гойлу. Гойл, успевший пройти мимо, крутанулся на месте и уставился на него мрачным взглядом.

— А у тебя есть Метка?

На в общем-то добродушном лице Гойла недоумение сменилось злостью.

— Пошел ты, Поттер. Просто пошел ты! — прошипел он.

Гарри подобрался, ожидая удара, но Гойл развернулся к нему спиной и бросился бежать по коридору.

Удивленный его поведением Гарри отправился на поиски Рона и Гермионы, размышляя, стоит ли им рассказывать о своем странном вопросе и не менее странной реакции Гойла.

Гермиона и Рон стояли у окна. Гермиона делала вид, что читает книгу, а Рон подбрасывал и ловил связку перьев. Судя по шевелению губ, он считал броски.

— Я спросил у Гойла, есть ли у него Метка, — произнес Гарри и поймал подброшенные Роном перья.

— Гарри, ты испортил мой рекорд! — возмутился Рон и тут же добавил: — Что ты спросил?

— Есть ли у него Метка, — произнес Гарри и принялся подбрасывать перья Рона, чувствуя на себе внимательный взгляд Гермионы.

— Зачем? — спросила она после пяти бросков.

— Просто так, — ответил он после семи.

— И без вопросов понятно, что есть, — вклинился Рон и перехватил перья после девятого броска.

— Я думал, что она есть и у Малфоя, — произнес Гарри, покосившись на Гермиону.

— А ее нет? — удивился Рон, и связка перьев упала на пол.

— Гермиона говорит, что нет. Малфой это подтверждает. Сам я решил не проверять, — произнес Гарри и в упор посмотрел на подругу.

Мысли о ней и Малфое не давали покоя. Разъедали его изнутри.

Гермиона неожиданно захлопнула книгу и, подхватив с подоконника свою сумку, ушла вслед за Гойлом.

И только когда она отошла в сторону, Гарри заметил, что у соседнего окна стоят Малфой с Забини. И что самое удивительное, Забини держит Малфоя под руку, и они о чем-то весело беседуют.

Гарри оглянулся вслед ушедшей Гермионе, потом посмотрел на Рона.

— А что Малфой делает с Забини? — шепотом спросил он, для верности указав кивком на слизеринцев.

— Даже думать об этом не хочу, — категорично отрезал Рон.

Малфой, услышавший фразу Рона, на миг повернулся в их сторону, скользнул по Гарри взглядом и тут же отвернулся, и Гарри вдруг почувствовал себя задетым тем, что Малфой ведет себя так, будто никакого разговора в лазарете Хогвартса и в помине не было. Тут же вспомнилось, что Гермиона выглядит подавленной со вчерашнего вечера.

Забини выпустила локоть Малфоя и взяла его за руку, и в голове Гарри сложился паззл.

* * *

До обеда оставалась четверть часа, и Драко Малфой, идя по коридору, читал присланное матерью письмо, то и дело хмурясь.

Мать писала о том, что в имение пришло несколько десятков писем на его имя, и спрашивала разрешения их вскрыть. Впрочем, сообщала, что часть из них сможет вскрыть лишь глава рода, поэтому она предлагала спросить совета у Снейпа, как лучше поступить.

Драко остановился и сжал пергамент в кулаке. Возиться с письмами не хотелось, спрашивать совета у Снейпа тем более, учитывая, в каком тоне прошла их вчерашняя беседа. Что же делать?

— Идешь на обед?

Пэнси, незаметно подошедшая со спины, коснулась его плеча. Драко сунул пергамент в карман мантии и повернулся к однокурснице.

— Жду Блез, — ответил он, потому что они вправду договорились пойти на обед вместе.

— Блез? — Пэнси приподняла бровь и некоторое время смотрела на Драко, изображая крайнюю степень заинтересованности в реакции на ее ремарку.

— Блез, — мило улыбнулся Драко. — Есть проблемы?

Пэнси хлопнула в ладоши и крутанулась на месте, будто в фигуре старинного танца, а потом взяла Драко под руку и потянула по коридору.

— Есть небольшие.

— Излагай.

Все-таки Пэнси была классной девчонкой. С ней можно было горы свернуть.

— Как у тебя с Блез?

Драко остановился. Пэнси тоже.

— Я думал, что мы будем говорить о твоих проблемах.

— Давай сначала о твоих.

— У меня их нет, — вновь улыбнулся Драко, чувствуя, что сердце почему-то убыстряет бег.

Пэнси выпустила его локоть и встала прямо перед ним. Драко хотел как-нибудь пошутить на тему ее странного поведения, но она вдруг произнесла:

— Ты помнишь наш с тобой последний серьезный разговор?

Драко нахмурился:

— В поезде по пути сюда? Кажется, о…

— Раньше, — перебила Пэнси.

Мимо прошли студенты Когтеврана. До обеда оставалось семь минут. Блез как всегда опаздывала. Впрочем, Драко и не надеялся на то, что она хотя бы раз придет к тому времени, о котором они договорились.

— Э-эм, на перроне?

— Еще раньше.

— В день моего отъезда домой?

— Еще раньше.

— Так, все. Это уже перестало быть смешным. Скажи прямо, о чем ты.

Пэнси взяла его за руку и с силой сжала пальцы, а потом, нахмурившись, бросила взгляд за его плечо. Драко оглянулся. По коридору в сторону главного зала шли гриффиндорцы. Девчонка Уизли, Грейнджер и Патил. Ничего стоящего внимания, однако, посмотрев на Пэнси, Драко увидел, что она наблюдает за приближением гриффиндорок. Те прошли мимо, а Драко почему-то снова вспомнил свой сон и распущенные волосы Грейнджер.

— На кого смотришь? — спросила Пэнси, и в ее голосе отчетливо прозвучало ехидство.

— Как я могу смотреть на кого-то еще, когда рядом со мной стоит центр вселенной? — воскликнул он с наигранным удивлением.

— Прекрати, — Пэнси хлопнула его по плечу, а Драко с легким удивлением отметил, что рассказать о том, что ему почему-то снилась Грейнджер, показалось неловким. Хотя что тут такого? Озвучить, вместе посмеяться над нелепостью сна и забыть.

— Так что там с разговором? — напомнил он, потому что поймал себя на том, что вновь смотрит вслед гриффиндоркам.

Пэнси выпустила его руку, поправила галстук на его шее, хотя Драко был уверен, что с его одеждой все в порядке, и, подняв на него взгляд, тихо сказала:

— Мы говорили в нашей гостиной после рождественского бала. Помнишь?

— Помню, конечно, — усмехнулся Драко. — Ты напивалась в одиночку. Как такое можно забыть? Ты еще страдала про Брайану…

— Брэду, — поправила Пэнси.

— Да без разницы, — откликнулся Драко. — Почему ты спрашиваешь про этот разговор?

— Потому что ты тоже страдал, — пристально глядя в его глаза, произнесла Пэнси. — И у тебя была рубашка криво застегнута.

— Не может быть. Я всегда прекрасно выгляжу, — отшутился Драко, не понимая, к чему клонит Пэнси.

Да, он поссорился с Блез накануне рождественского бала, да, провел скучный вечер в главном зале, а потом имел неприятный разговор с Дамблдором, который требовал показать ему несуществующую Метку.

— Драко, ты помнишь свою рубашку? — серьезно спросила Пэнси, тряхнув его за руку.

— Мерлин, Пэнси, в моем гардеробе их несколько десятков, но, если тебе так дорога именно та, я могу попытаться ее найти. Тебе отдать ее на память? — кривя губы в улыбке, спросил он и почувствовал, как сердце вновь зачастило, а виски прострелила боль.

— Да, если можно, — лучезарно улыбнулась Пэнси.

— Ты не шутишь сейчас? — Драко приподнял бровь, и тут его озарило: любого волшебника можно проклясть с разной степенью изощренности, имея под рукой его личную вещь.

Но зачем так сложно? Пэнси в любой момент могла незаметно что-то взять в его комнате. Острая боль в висках сменилась тупой пульсацией.

— Драко, с тобой что-то происходит, — с нажимом произнесла Пэнси. — И мне это не нравится.

— Правда? А мне не нравится то, что происходит с тобой. Могу и я попросить у тебя что-то из личных вещей? — натянуто улыбнулся он, понимая, что шутка вышла так себе, но не имея сил выдать что-то более осмысленное.

— Нижнее белье подойдет? — приняла его подачу Пэнси, ничуть не смутившись отсутствию остроумия в его шутке.

— Если не боишься гнева Блез, присылай, — на этот раз Драко улыбнулся искренне, представив, что устроила бы Блез, вздумай Пэнси в самом деле презентовать ему эту часть своего гардероба.

Пэнси в ответ на миг сощурилась, чем вызвала в нем новый приступ тревоги. Неужели что-то изменилось за каникулы, и Пэнси Паркинсон теперь как минимум не друг? Слово «враг» не хотелось произносить даже мысленно. Их и так у него слишком много.

— Я ничего не боюсь, Драко, — медленно проговорила Пэнси. — Особенно когда дело касается тех, кто мне дорог.

Драко не понял ее ответа, но вполне допускал, что пропустил пару ее реплик, потому что голова у него разболелась с новой силой.

— Передай Блез, что я подойду чуть позже, — выдавил он.

— Куда ты? — взгляд Пэнси стал обеспокоенным. Или же только показался таким.

— Мне нужно в дамскую комнату, — ответил Драко.

Именно так Пэнси и Блез вечно обозначали необходимость отлучиться.

Не дожидаясь ответа Пэнси, он направился в сторону мужского туалета. Коридор заполнился студентами. Кто-то уже успел пообедать и шел прочь от зала, кто-то спешил поскорее поесть и заняться своими делами или предаться безделью. Наверняка у половины из них не было и сотой доли его забот. Что делать с письмами? Что делать со Снейпом и что делать с Пэнси? И как узнать больше о Роберте Моране, который за несколько встреч изменил Паркинсон до неузнаваемости?

В туалете Драко остановился у раковины и, открыв кран, некоторое время смотрел на воду. Вдруг вспомнилось, как он так же стоял в ванной отеля в Хогсмите. Драко подставил руку под струю воды ладонью вниз, бездумно глядя на то, как струя разбивается о его фамильный перстень и разлетается брызгами в разные стороны. Почему-то в голову пришла мысль, что ему совсем некому верить. Никто из них ничего не понимает. Они задают глупые вопросы, требуют его внимания… Им нужны лишь его деньги и его положение.

Драко набрал воды в ладони и умыл лицо. Подняв взгляд к зеркалу, он усмехнулся.

— Паршиво выглядишь, Малфой, — сказал он своему бледному отражению и подмигнул.

А потом отчего-то вновь вспомнил распущенные волосы Грейнджер и настроение испортилось окончательно.

* * *

— А где Драко? — спросила подошедшая Блез.

— В дамской комнате. Просил его не ждать, — на автомате откликнулась Пэнси, разглядывая подругу.

Сегодня Блез выглядела гораздо счастливее, чем Пэнси привыкла ее видеть в последнее время. Пэнси не хотела портить подруге настроение, но промолчать не могла. Ей нужно было понять, права ли она в своих подозрениях или же стала жертвой разыгравшейся паранойи.

— Как у вас с Драко?

Блез, двинувшаяся было по коридору, резко обернулась. Завиток у ее виска красиво очертил щеку.

— Все хорошо, — натянуто улыбнулась она и направилась в сторону главного зала.

— А поподробнее? — попросила Пэнси, поравнявшись с ней.

Блез некоторое время молчала, а потом произнесла, понизив голос:

— Я не знаю, Пэнси. Он извинился за отмену помолвки и попросил дать ему шанс.

— Прямо такими словами? — усмехнулась Пэнси, ничуть в это не веря. Чтобы Драко Малфой признал, что был неправ, да еще о чем-то попросил?

— Ну, почти. Он сказал, что повел себя как идиот и будет признателен, если мы об этом забудем.

— Блез, милая, это совсем не то же, что «дай мне второй шанс».

— Пэнси, чего ты добиваешься? — Блез остановилась и с раздражением повернулась к Пэнси.

Мимо шли студенты, в Хогвартсе кипела жизнь.

— Я хочу понять, все ли с ним в порядке, — призналась Пэнси.

— Он в порядке, — голос Блез звучал резко.

— И он объяснил свое поведение?

— Какое именно?

— Декабрьское, — с нажимом произнесла Пэнси, не зная, как еще яснее выразиться, не называя имен.

— Да, — глядя в глаза Пэнси, произнесла Блез, и Пэнси поняла, что она врет.

— Не поделишься объяснением? Очень интересно.

— Нет, извини. Это личное.

— Гермиона! — раздалось рядом. — Подожди.

Неуклюжий Лонгботтом толкнул Пэнси, торопясь перехватить Грейнджер, которая почти успела свернуть в один из коридоров.

— Извини, — пробормотал он на ходу, даже не оглянувшись.

Грейнджер дождалась Лонгботтома и удалилась вместе с ним.

Пэнси проводила их взглядом. Блез тоже посмотрела в ту сторону, а потом повернулась к Пэнси.

— Просто не мешай нам, — негромко попросила она. — И все будет отлично.

— Если с ним что-то не так… — начала Пэнси.

— С ним все так, — перебила Блез. — С ним все прекрасно. У нас все прекрасно. Тебе просто показалось.

В голосе Блез слышалась злость, и для Пэнси это стало очередным доказательством в копилку ее подозрений.

За обедом Пэнси, якобы ностальгируя по школьным дням, завела разговор о недавних событиях, не давая никому за столом ни шанса избежать общения. И чем активнее шла беседа, тем яснее Пэнси понимала, что с Драко не все в порядке. Объективно, он вел себя как обычно. Вот только никак не прокомментировал ее упоминание декабрьского похода в Хогсмит, активной переписки со старостами других факультетов и то, что он попал в лазарет после какого-то происшествия с маленьким Форсби. Не то чтобы он уходил от ответа, нет. Все это выглядело так, будто он вправду не понимал, о чем речь. И тут могло быть два варианта: либо Драко реально не помнил некоторые события, либо намеренно скрывал часть своей жизни. Оба варианта могли оказаться правдой. Поскольку о Грейнджер не знал никто, кроме Пэнси и Блез, а Блез пару раз уже бросила в ее сторону раздраженные взгляды, Пэнси почувствовала, что оказалась в тупике.

Он скрывает или не помнит?

— Пэнси, хорошая наша, — наконец подал голос сидящий слева от Пэнси Нотт. — Учебный год еще даже близко не закончился, а ты так активно и, главное, многословно подводишь итоги.

— Я пытаюсь тебя очаровать, — улыбнулась Пэнси, прекрасно понимая, что он прав — она слишком навязчиво втягивает соседей по столу в оживленную беседу.

— Вообще-то я всегда думал, что это слово произносится как «утомить», но раз ты настаиваешь… — Нотт отсалютовал ей кубком и сделал глоток сока.

Драко усмехнулся, явно согласный с Ноттом. Крэбб рассмеялся. Гойла за столом не было — видимо, он успел пообедать раньше.

Выходя из главного зала, Пэнси окончательно поняла, что Роберт — единственный человек, с которым она может посоветоваться. В ее груди поднималась смесь тревоги и азарта. Она хотела написать Роберту еще после зельеварения, но остановила себя, решив пока понаблюдать. Теперь у нее были все основания для того, чтобы бить тревогу.

Сможет ли Роберт помочь? Знает ли он ответы на миллион ее вопросов? Как выглядит стирание памяти? Может ли оно быть узкофрагментарным и затрагивать события, связанные только с одним человеком? Какие бывают блоки?

— Идите без меня, я прогуляюсь, — сообщила она и, вытащив палочку, призвала теплую мантию, очень надеясь, что та не нацепляет по пути паутины, как сделала это в прошлый раз.

— Хвала Мерлину, — пробормотал Нотт, и Драко с Винсентом хмыкнули. Блез же обернулась и посмотрела на Пэнси долгим взглядом.

Пэнси глубоко вздохнула. Да, Блез была ее подругой. И она искренне желала той счастья, но Драко тоже был ее другом, и оставить все как есть Пэнси просто не могла.

В этой старой как мир игре есть одно неизменное правило:

Как бы ни был велик соблазн, никогда никому не верь,

Четко взвешивай каждый свой шаг, чтобы жизнь потом не заставила

Заплатить за малейший просчет чередою страшных потерь.

Перед горгульей Северус стоял добрых десять минут, прекрасно понимая, что профессор Дамблдор знает о его присутствии, но не находя в себе силы ступить на лестницу. Наверное, стоило отложить этот визит до завтра, чтобы у него была возможность хоть немного восстановиться после посещения министерства, но интуиция гнала Северуса не откладывать разговор с директором. Интуиции он привык доверять. Она была, пожалуй, единственной его составляющей, которая не изменилась с годами. Боковым зрением Северус увидел, что в коридор свернул кто-то из учеников. Нерешительно топтаться перед кабинетом директора на глазах у студентов было недопустимо, поэтому Снейп шагнул на нижнюю ступень лестницы. Его сердце при этом рванулось так, будто он шагнул с обрыва.

В кабинете Дамблдора негромко потрескивали дрова в камине и едва слышно копошился на своей жердочке Фоукс. Северус с удивлением отметил, что феникс смотрится потрепанным. Эти птицы после возрождения выглядели весьма уродливо, а потом довольно быстро приобретали очень царственный вид. Но сейчас Фоукс даже не был похож на заморыша, который едва вылез из пепла, поглотившего его прошлую жизнь. Он был похож на старую и больную птицу, и Северус впервые задумался, умирают ли фениксы по-настоящему. Нужно будет спросить об этом у… На этом месте его мысль застопорилась, потому что при всем уважении к Альбусу Дамблдору на посту директора школы позиция того в вопросе подбора преподавательского состава вызывала в Снейпе здоровый скепсис. Вопрос о фениксе нужно было бы адресовать специалисту по уходу за магическими животными. Но не профессору же Хагриду, ей-Мерлин.

— Фоукс немного не в форме, — произнес директор, и Северус понял, что уже некоторое время стоит перед жердочкой феникса.

Обернувшись к директорскому столу, он на миг сжал зубы и автоматически выставил блок, как делал всегда в моменты потрясений.

Не в форме был не только Фоукс. Альбус Дамблдор сидел за своим столом, откинувшись на спинку кресла и сцепив руки на животе. В такой позе в детских книжках рисовали волшебников, погруженных в колдовской сон. Без головного убора, с гладко расчесанными седыми волосами профессор выглядел так, будто в самом деле готовился позировать художнику. Почему-то эта ассоциации неотвязно пристала к Северусу.

— Добрый вечер, — поздоровался он и, не дожидаясь приглашения, пересек комнату и опустился в кресло напротив директора.

Северус терпеть не мог это кресло. Впрочем, как и соседнее, потому что обычно стоило занять любое из них, как ему сообщали плохую новость. За двадцать лет его преподавания в школе ни одной хорошей новости в этом кабинете не прозвучало. Ну не считать же хорошей новость о том, что сын Поттера едет наконец учиться в Хогвартс.

— Ты чем-то обеспокоен, — произнес Альбус Дамблдор, глядя в глаза Северусу.

Северус устроился поудобнее в нелюбимом кресле и медленно произнес:

— Меня вызывали в министерство.

— О, — директор разгладил бороду и вновь сложил руки на животе.

Северусу хотелось уточнить: «о» — это все, на что он может рассчитывать? Но это было бы ребячеством. Вместо этого он посмотрел на лицо директора, который был сейчас похож на выцветшую колдографию самого себя.

— Вероятно, мне следовало бы отложить свой визит сюда, только…

— Только ты боишься, — медленно произнес Альбус. — Это нормально, Северус. Это даже хорошо. Я, признаться, опасался, что ты вовсе перестал испытывать страх.

Северус десятилетней давности сказал бы, что страх лишает сил, но сейчас он понимал, что на самом деле страх делает человека осторожным. А именно осторожность спасала его все эти годы.

— Боюсь, — вздохнув, признался Северус и, прислонившись затылком к спинке кресла, перевел взгляд на камин. — У них появился сильный легилимент.

— Насколько сильный?

— Он едва не сломал мою защиту.

Альбус Дамблдор хмыкнул.

— Они не доверяют тебе. Ты в сложной ситуации, Северус.

Северус не хотел, чтобы его смешок прозвучал так громко. Он вообще планировал сохранить невозмутимость, но такая нелепая констатация очевидного факта внесла в его план коррективы.

— А вы? — переведя взгляд на Дамлбдора, спросил он. — Вы в сложной ситуации?

Директор улыбнулся и чуть качнул головой.

— Мою ситуацию вряд ли можно назвать сложной. Скорее безвыходной.

Сердце Северуса дернулось так же, как когда он шагнул за статую горгульи.

— Вы слишком медленно восстанавливаетесь после магического выброса, — негромко произнес он, чувствуя, как страх, тот самый, который делал его осторожным долгие годы, сковывает холодом внутренности.

— Магия имеет предел, Северус. Вернее, тот, кто ее использует, имеет предел. И я за свой шагнул.

Некоторое время в кабинете висела полная тишина. Фоукс перестал копошиться на своем месте, и даже пламя в камине будто бы перестало трещать. Или же это Северуса так оглушило неожиданное признание директора?

— Но я думал… — начал он и замолчал.

Он думал, что директор вечен, он думал, что тот непременно победит Волдеморта. Он думал, что не останется один на один с темной магией. Глупый Северус Снейп много чего успел напридумывать в своей жизни.

— Мне жаль, Северус. Я не планировал оставлять тебя одного, — словно прочитав его мысли, произнес директор.

Впрочем, Северус не был уверен, что его блок все еще достаточно крепок.

— Ты хочешь о чем-то спросить. Сейчас самое время, — сказал директор, и Снейп снова подумал про брешь в блоке, но делать с этим что-либо просто не было сил.

— Что нужно Темному Лорду? — задал Северус вопрос, которым поставил его в тупик Гарри Поттер.

Альбус Дамблдор тихо рассмеялся, и Северус решил было, что тот не станет отвечать. Либо спрячет ответ за очередным изречением, на которые он был мастер.

— Власть, — отчетливо произнес директор.

— Какую? — Северус подался вперед, не заметив, как вцепился в подлокотники.

— Над магией. Он — глупец, решивший однажды обуздать силу, природу которой до конца не понять никому.

Договорив эту длинную фразу, директор на миг прикрыл глаза, стараясь восстановить дыхание. Северус поборол порыв вскочить и броситься к Дамблдору. Вместо этого спросил:

— Что мне сделать?

— Для начала не переоценивать свои силы и отдохнуть, — улыбнулся директор, глядя куда-то поверх головы Северуса, будто отвечал кому-то, находившемуся в другом измерении.

— Вы не поняли. Сделать для вас, — пояснил Снейп, чувствуя комок в горле.

Альбус Дамблдор перевел на него взгляд, и Снейпу стало ясно, что директор прекрасно все понял.

— Завтра, самое позднее послезавтра я буду вынужден покинуть Хогвартс, — с усилием произнес профессор. — В тайнике над камином я оставлю бумаги, которые могут тебе понадобиться. Тайник откроется лишь тебе и только тогда, когда для этого придет время. Свои обязанности я переложил на Минерву. Она, понятное дело, не в восторге, и мы не будем ее за это осуждать, но добавлять тебе дополнительных хлопот было бы неразумно.

Альбус Дамблдор улыбнулся тенью своей прежней улыбки. Северус медленно кивнул, глядя на то, как тяжело дается старому волшебнику эта беседа. Он попытался понять, испытывает ли разочарование от того, что не будет замещать директора на высоком посту, и пока не мог дать однозначного ответа. Все эмоции заглушила доселе незнакомая ему паника.

— Вы вернетесь? — спросил Снейп, удивившись тому, с какой детской надеждой он ждет положительного ответа.

— Конечно, вернусь, Северус, — ответил директор, и Северус почему-то ему поверил, хотя интуиция подсказывала обратное. Наверное, Северус просто очень хотел поверить.

На самом деле у него было еще много вопросов, но глядя на то, сколько усилий Альбус Дамблдор прилагает для того, чтобы выглядеть так, будто все в порядке, Северус оставил их все при себе.

— Я вам нужен? — негромко спросил он.

— Очень, Северус. Но пока отдыхай.

Снейп усмехнулся. Так редко кто-то говорил ему, что он нужен. Так часто он об этом мечтал в юности. А вот теперь от этого признания по позвоночнику прошел озноб, потому что вряд ли сильнейшему и мудрейшему из волшебников Альбусу Дамблдору нужен лично Северус Снейп. Ему нужна победа в войне против Темного Лорда, который хочет подчинить себе магию. Если бы кто-то спросил мнения Северуса, то он ответил бы, что у Темного Лорда проблемы с постановкой цели. Как можно подчинить себе силу, природу которой до конца не постичь никому?

* * *

Домовой эльф отыскал Нарциссу в малой гостиной. Она сидела на софе, поджав ноги, и вышивала морской пейзаж. Впервые за много месяцев. Просто потому, что читать «Ежедневный пророк» и корреспонденцию, присылаемую в имение, у нее уже не было сил.

— Мистер Забини просит его принять, — церемонно поклонился эльф.

— Спасибо, Смуки. Пусть войдет.

Нарцисса отложила в сторону вышивку и встала навстречу Фреду.

— Нарцисса, — улыбнулся он и, подойдя ближе, протянул руки.

— Рада тебя видеть, — улыбнулась в ответ Нарцисса и на миг вложила свои ладони в ладони Фреда. Лишь на миг. Потому что в прикосновениях Фреда с самой школы ей мерещилось нечто большее, чем попытка поддержать.

— Я тоже рад. Вот только у меня неважные новости.

Сердце Нарциссы ухнуло в пятки.

— Выпьешь кофе? — предложила она, нервно крутя на пальце фамильный перстень Малфоев.

Фред несколько секунд пристально на нее смотрел, а потом улыбнулся. Когда он улыбался, ей становилось спокойнее.

— С удовольствием.

Эльфы бесшумно выставляли сервиз на кофейный столик, Нарцисса, занявшая свое место на софе, и Фред, устроившийся в кресле справа от нее, наблюдали за ними в молчании. Нарцисса хотела оттянуть момент, когда придется услышать «неважные новости», Фред же думал о том, что при Люциусе он почти не бывал в этой гостиной. Имение Малфоев было негласно поделено на части. Люциус ходил теми коридорами, в которых почти не появлялась Нарцисса. Драко существовал в отдельном крыле, которое имело свой вход, что позволяло ему избегать появления в большей части дома. Вся семья Малфоев пересекалась лишь в обеденном зале. Раньше.

— Как тебе живется здесь одной? — спросил Фред, и Нарцисса подняла взгляд от кофейного столика.

— Я привыкла, — чуть пожала плечами она. — Люциус в последние годы мало бывал дома, Драко большую часть времени проводит в Хогвартсе. О том, что Люциус в этот дом больше не вернется, я предпочитаю не думать, — обезоруживающе искренне ответила она.

— Я скучаю по нему, — признался Фред. Эльфы давно оставили их одних, но он не хотел переходить к новостям. К тому же ему вправду нужно было сказать то, что он сказал: — Мы часто спорили, я во многом его не понимал, но… он был неплохим человеком.

Нарцисса некоторое время смотрела то ли в окно, то ли на тяжелую вышитую цветами гардину.

— Спасибо. Думаю, Люциусу было бы приятно знать, что о нем скорбят.

Фреду хотелось спросить, скорбит ли она. Уж слишком сдержанно выглядела Нарцисса для вдовы. Даже Алин не раз и не два принималась плакать о Люциусе, которого не слишком любила при жизни. Нарцисса же была убийственно спокойна.

Словно почувствовав его мысли, она посмотрела ему прямо в глаза:

— Мне тоже его не хватает, Фред. Я каждый день сижу в его кабинете за его столом и не могу не думать о том, что почти его не знала. За столько лет знакомства мы так и не узнали друг друга. И это неправильно, поэтому для своего сына я хочу другой судьбы.

Не ожидавший такого перехода Фред кашлянул.

— Я не против его брака с моей дочерью, — осторожно произнес он. — Хотя, если руководствоваться здравым смыслом, моей семье стоило бы держаться подальше.

— У вас есть шанс, — в тоне Нарциссы прозвучал вызов.

Фред усмехнулся.

— Я упустил этот шанс много лет назад.

Нарцисса не стала уточнять, когда именно, и Фред был этому рад, потому что, хоть она и будет всегда занимать в его жизни особое место, говорить об этом вслух было бы совершенно излишне.

Взяв со столика чашку, Нарцисса отпила кофе. Фред последовал ее примеру.

— Ну что ж, я готова услышать новости, — легко улыбнулась она.

— Я бы предпочел, чтобы ты о них не узнала, — признался Фред. — Или чтобы кто-то другой взял на себя труд…

— Фред, милый, никого другого у нас нет, а новости, я так понимаю, есть. Не волнуйся, я не стану падать в обморок.

— Спасибо, — церемонно склонил голову Фред и без лишних предисловий выдал: — Мне написал Темный Лорд.

Ложечка Нарциссы, которой она аккуратно помешивала свой кофе, со звоном ударилась о стенку фарфоровой чашки.

— Выразил соболезнования по поводу смерти Люциуса и сожаление по поводу расторжения помолвки наших детей.

— Это все? — дрогнувшим голосом уточнила Нарцисса, когда Фред замолчал.

— Еще он выразил надежду на то, что все в скором времени наладится. Вот теперь все.

Нарцисса поставила чашку на блюдце и, выпрямившись на софе, сцепила кисти в замок. Массивный фамильный перстень Малфоев смотрелся на ее тонкой руке чужеродно. Почему-то Фред впервые обратил на это внимание, хотя видел символ рода Малфоев на Нарциссе без малого девятнадцать лет.

— Ты не сняла перстень, — заметил он.

Нарцисса проследила за его взглядом.

— Со смерти Люциуса еще не прошел положенный год.

— Как это ощущается теперь? — прищурился Фред, стараясь не думать о том, как формально Нарцисса обозначила время траура. Или же ему так только показалось?

— О чем ты? — тоже прищурилась Нарцисса.

— О перстне. На нем ведь наверняка целый букет заклинаний. Ты чувствуешь изменения после разрыва магической связи с главой рода? У меня профессиональный интерес, — поспешил заверить он.

— Профессиональный, — эхом отозвалась Нарцисса и, вскинув голову, спросила: — Фред, ты сможешь посмотреть, что происходит с перстнем Драко? На нем ведь замкнулась магия рода.

— Извне? Нет, — покачал головой Фред, отчасти обрадованный тем, что она обратилась за помощью к нему, а не к Снейпу, а отчасти этим испуганный. — Для этого мне нужно пройти как минимум ритуал временного вхождения в род. Но я не уверен, что Драко сможет все сделать правильно. Боюсь, самое большее, что мне будет доступно, — послать одного из ваших эльфов за чашкой чая.

Нарцисса нахмурилась, вспомнив, как поначалу, когда она переехала в имение Малфоев, эльфы игнорировали ее просьбы, потому что она еще не была частью рода их хозяев.

— Я пока не чувствую никаких изменений. Мне тревожно, но это может быть никак не связано с перстнем. Я тревожусь за сына. Тебе не показалось, что с Драко что-то происходит? — пытливо глядя на Фреда, спросила она.

Тот нахмурился и сделал глоток из чашки.

— С твоим сыном определенно происходит много всего. Он отменил помолвку, он пошел против Лорда. Это, конечно, не мое дело, но мне кажется, что кто-то должен придать ему вектор. Пока это выглядит так, будто он встал на путь подросткового протеста и намерен прорубать себе дорогу вникуда. Я говорил об этом со Снейпом, но тот отмалчивается и делает вид, что все под контролем.

— Если Северус считает, что все под контролем, то, наверное, так и есть, — не слишком уверенно произнесла Нарцисса, а Фред усмехнулся. Время шло, но вера Нарциссы в Северуса Снейпа была по-прежнему непоколебимой. Временами это вызывало у Фреда уважение, временами изумление, но чаще раздражение.

— О да! Поэтому ты спрашиваешь, не происходит ли что-то с Драко.

— Возможно, это моя мнительность, — в голосе Нарциссы послышалось сомнение. — Как ты думаешь, что скрывается за фразой Лорда «скоро все наладится»?

Фред бесшумно поставил пустую чашку на блюдце и посмотрел в глаза Нарциссе.

— Я не знаю, но думаю, тебе следует обсудить со Снейпом возможность твоего переезда отсюда, — сказал он то, что вообще-то не собирался говорить, потому что это было не его дело. Если каким-то образом Лорд узнает о его роли в бегстве Нарциссы…

— Но здесь родовая защита. Здесь должно быть безопасно, — настороженно произнесла Нарцисса.

Фред с усмешкой покачал головой. Даже умнейшие из женщин порой бывали поразительно наивны.

— Нарцисса, Лорд провел здесь несколько месяцев. Неужели ты всерьез считаешь, что об этом имении все еще можно сказать, что оно целиком и полностью принадлежит роду Малфоев? Лорд знает о таких сторонах магии, о которых ни мне, ни тебе неизвестно. Я даже не уверен, что о них известно Снейпу, который обновлял защиту на поместье. Обсуди со Снейпом. Имение твоих родителей не подходит, так как Лорд бывал и там. Нужно место, к которому у него не было шанса прикоснуться.

— А такое место вообще существует? — с нервной усмешкой спросила Нарцисса.

— Теоретически должно, — произнес Фред, точно зная, что оно существует.

Имение Фриды — часть ее приданого, которая, по распоряжению их покойного отца не могла отойти в собственность другого рода. После смерти сестры оно перешло к Фреду. Он планировал добавить свою волю к воле их отца, чтобы поместье по достижении совершеннолетия унаследовал Брендон. Раньше это казалось единственно верным решением, хотя у Алана Форсби не было недостатка в средствах и землях. Сейчас же Фред понимал, что, возможно, ему придется поступить иначе. Главное, убедить Нарциссу укрыться там, где никто не сможет ее найти. Никто, кроме хозяина имения. Фред на миг прикрыл глаза, позволяя себе помечтать. Лишь на миг.

— Я подумаю, Фред. Спасибо, — услышал он ее вежливый голос и, открыв глаза, встретился с внимательным взглядом серых глаз.

— Мне пора, — опершись на подлокотники, Фред встал с кресла. — Будь осторожна и, Мерлина ради, сделай вид, что не получала писем из министерства. Там сейчас для тебя не менее опасно.

— Ты предлагаешь мне стать вне закона? — усмехнулась Нарцисса, и в ее взгляде вновь появился вызов.

— Мерлин упаси! Я прошу тебя позаботиться о своей безопасности, пока мы со Снейпом не найдем выход из положения. Поэтому сейчас тебе не стоит распечатывать конверты министерства, чтобы они точно знали, что письма еще не прочитаны.

— Почему ты помогаешь нам? — спросила Нарцисса, встав с софы.

Фред пожал плечами и произнес:

— Мне пора. Рад был повидаться.

Он чувствовал, что Нарцисса смотрит ему в спину, но не обернулся, потому что у него не было ответа на ее вопрос. Тот ответ, который у него был, казался слишком глупым и наивным. Его мог бы озвучить семнадцатилетний студент Хогвартса. Для уважаемого магическим обществом примерного отца семейства произнести подобное вслух было недопустимо. Фред, не в пример своей сестре, всегда отличался благоразумием. Для Фриды не существовало преград. Его же жизнь неукоснительно подчинялась правилам. Наверное, поэтому он все еще был жив, а она нет.

Обычно Фред отбывал из имения Малфоев камином, но неожиданный вопрос Нарциссы выбил его из колеи. Оказаться прямо сейчас дома, где его ожидала неразобранная почта, среди которой лежал конверт с печатью министерства, он был не готов. Пройдя мимо каминной, Фред направился к главному выходу.

Домовой эльф распахнул перед ним парадные двери имения, и остановившийся на крыльце Фред подумал, что в последний раз они стояли здесь с Люциусом за несколько недель до его смерти. Фред курил, а Люциус стоял рядом, глядя на уже неработающий фонтан.

— В детстве я хотел перекрасить мрамор в сине-зеленый, чтобы вода в фонтане была, как в море, — неожиданно сказал тогда Люциус, и Фред, думавший о чем-то, связанном с Темным Лордом, даже не сразу понял, о чем речь. Люциус же задумчиво продолжил: — Почему я этого не сделал?

Фред посмотрел на сооружение из белого мрамора и заключил:

— Сине-зеленый был бы здесь неуместен.

— Ты ничего не понимаешь в море, — неожиданно грустно произнес Люциус.

Фред хотел было пошутить на тему того, что Люциуса тоже сложно назвать морским волком, но что-то его отвлекло.

И вот теперь глядя на белый мрамор, сливавшийся с нетронутым снегом, усыпавшим все вокруг, он подумал о том, что сказала Нарцисса. За столько лет она так и не узнала Люциуса. Фред мог сказать то же самое о себе.

Он медленно направился по дорожке мимо фонтана в сторону западных ворот. Там был домик с подключенным камином, а еще там можно было выйти за территорию и трансгрессировать. В последнем, впрочем, Фред сейчас не был уверен, потому что Снейп по части защиты оказался настоящим параноиком. Однако это не мешало Фреду всерьез считать, что поместье Малфоев хранит не одну сотню сюрпризов для своих хозяев. Пристанище Темного Лорда всегда несет на себе его отпечаток. Фред неустанно благодарил Мерлина за то, что его родовое имение эта участь обошла стороной.

А еще в свете случившегося с Люциусом он не был уверен, что его везение вскоре не закончится. Метка в последнее время не то чтобы беспокоила, однако он чувствовал ее присутствие на своем предплечье. Словно портал в чужой мир.

Фрида ненавидела его метку. Она брезгливо морщилась, стоило ему закатать рукав. Только однажды, незадолго до своей смерти, она вдруг поймала его левую руку и сама расстегнула манжету. Пока она придирчиво изучала уродливую татуировку на его коже, он чувствовал жгучий стыд. Такой, какого, наверное, не испытывал никогда в жизни.

— Я хочу найти способ ее свести, — сказала тогда его сестра.

— Ты всегда была мечтательницей, — усмехнулся он, чувствуя, как скулы пылают от стыда.

— А ты никогда не мешал мне мечтать.

Это было чистой правдой. Фред не парил над землей, он твердо на ней стоял, готовый в любой момент подхватить рвущуюся в облака сестру. Лишь однажды он не смог этого сделать и простить себя за это тоже не смог.

— Я найду способ, — пообещала она и через два дня погибла, впервые не выполнив свое обещание.

* * *

Ненавидеть и презирать Драко Малфоя было бы на самом деле очень легко. После зимних каникул он вел себя ровно так же, как все шесть лет их совместной учебы. Разве что сейчас он был чуть более сдержан, и, чтобы заслужить от него язвительный комментарий, нужно было постараться. Но Невиллу, например, удалось. Когда в кабинете Флитвика он нечаянно смахнул с полки кубок и тот, упав, подкатился к ногам вошедшего в класс Малфоя, Малфой с раздражением произнес:

— Лонгботтом, затрудняюсь предположить, в какой очереди ты стоял, когда людям раздавали способности.

— За усердием? — лениво протянул шедший позади Малфоя Крэбб.

— Откуда ты знаешь, тебя в той очереди точно не было, — хмуро отозвался Гойл и, обойдя Крэбба и Малфоя, направился к своему месту.

Красный как рак Невилл шагнул вперед, чтобы поднять кубок, а Гермиона невольно затаила дыхание, потому что ей показалось, что Малфой сейчас отбросит кубок носком ботинка.

— Вингардиум левиоса, — вполголоса произнесла Паркинсон, наблюдавшая за этой сценой из-за своей парты.

Кубок, поднявшись в воздух, сделал красивую петлю и с тихим стуком опустился на место.

— Спасибо, — пробормотал Невилл.

Паркинсон не ответила, но вся эта сцена, от начала до конца, напомнила Гермионе о том, что ей удалось понять за несколько недель перед Рождеством: слизеринцы не ненавидели всех и вся. Им просто не было дела до тех, кто их отвергал. Но если им случалось стать свидетелями несправедливости, они могли вступиться за кого-то. Просто так.

— Пэнси, ты сегодня поразительно человеколюбива, — усмехнулся Малфой, который, кажется, стал худшей версией себя.

— Зато ты нет, — ответила Паркинсон и, распахнув учебник, сделала вид, что читает.

Малфой на миг прищурился, а потом, отбросив с лица челку, направился к своей парте. Гермиону кольнуло узнаванием. Ненавидеть и презирать Драко Малфоя было бы на самом деле очень легко. Вот только теперь Гермиона знала, каково это, когда он держит тебя за руку, когда улыбается тебе, когда смотрит тебе в глаза так, что ты чувствуешь себя живой, настоящей, чувствуешь себя центром всего этого глупого мира.

Малфой, успевший занять свое место, медленно обернулся и посмотрел прямо на Гермиону. Она поспешно опустила голову и сделала вид, что что-то ищет в стоявшей на парте сумке. Несколько бесконечных секунд она чувствовала его взгляд, а потом, очевидно, потеряв к ней интерес, он отвернулся и обратился к сидевшей рядом с ним Забини.

Гарри скользнул по скамье в сторону Гермионы и, понизив голос, спросил:

— Что происходит?

Гермиона хотела отмахнуться, соврать, что все в порядке, но потом неожиданно для самой себя поняла, что не может. Плюхнувшись на свое место рядом с Гарри, она закрыла лицо ладонями.

— Эй, — Гарри толкнул ее под локоть, — Гермиона?

— Мы можем уйти с урока? — не отнимая ладоней от лица, спросила она.

— Ты у меня спрашиваешь? Я всегда готов, — отозвался Гарри.

Гермиона молча встала, запихнула учебник по чарам обратно в сумку, сгребла со стола перья и кое-как засунула их в специальный бокс.

Гарри, кажется, едва удержался от того, чтобы не присвистнуть. Он молча побросал свои вещи в рюкзак и направился к выходу вслед за Гермионой.

— Вы куда? — шепнул Невилл.

Его уши все еще были малиновыми.

— По делам, — отмахнулся Гарри, ускоряя шаг.

В дверях они столкнулись с профессором Флитвиком.

— Позвольте спросить, куда вы направляетесь? — поинтересовался профессор.

Гермиона испуганно замерла, явно неготовая придумывать оправдания.

— Нам срочно нужно к директору. У меня… проблема, — многозначительным шепотом произнес Гарри. — Гермиона мне нужна, чтобы… чтобы ничего не…

— Конечно, конечно, — взволнованно взмахнул рукой Флитвик. — Возвращайтесь, как сможете.

— Спасибо, — выдавила из себя Гермиона и бросилась вон из кабинета, едва не снеся с ног Рона, который на пару с Луной опаздывал на занятие.

— Вы куда? — растерянно замер Рон.

— Проходите, мистер Уизли, мисс Лавгуд, — поторопил их Флитвик.

— Куда вы? — прошипел Рон.

— Без понятия, — одними губами ответил Гарри и побежал по коридору, пытаясь догнать быстро удалявшуюся Гермиону.

—Так, стой, — он схватил ее за руку у самой лестницы. — Давай без беготни. Ненавижу бегать. Каждый раз мы бегаем, когда что-то случается. У меня от этого нелюбовь к бегу, — запыхавшись выдал Гарри в слабой надежде ее рассмешить.

Гермиона кивнула и направилась к ближайшему окну. Бросив сумку на подоконник, она повернулась к другу.

— Давай хотя бы в другой коридор. А то вдруг Флитвик выглянет, а мы тут стоим.

Гермиона безучастно кивнула и вновь подхватила свою сумку. Гарри крепко взял ее за руку, чтобы она не убежала и чтобы… просто взять. Пальцы Гермионы были ледяными, а еще очень тонкими. Он опустил взгляд на их руки и вдруг осознал, как сильно они все выросли с момента их первой встречи и какой маленькой и хрупкой стала казаться она по сравнению даже с ним. Что уж говорить о долговязом Роне.

Гарри немного боялся, что она выдернет руку, но она не сделала такой попытки. Наоборот, благодарно сжала его пальцы в ответ. Подавив в себе малодушное желание как можно дольше искать укромный уголок для разговора, Гарри отвел Гермиону всего лишь на следующий этаж. Остановившись у разрисованного морозными узорами окна, он выпустил ее руку и произнес:

— Рассказывай.

Гермиона рассеянно поставила сумку на подоконник, поправила застежку на мантии.

— Гермиона, — настойчиво произнес Гарри, — урок не бесконечный. Нам и так влетит.

— Господи, у нас экзамены на носу, а мы с урока сбежали, — вдруг произнесла Гермиона, прижимая ладони к щекам, будто это не она была инициатором побега.

— Давай поубиваемся об этом потом. Сперва расскажи, что у тебя с Малфоем.

От этого вопроса она заметно вздрогнула и перевела на Гарри испуганный взгляд. Он приподнял бровь. Складывать руки на груди он не собирался, само вышло.

— Я не понимаю, — огорошила его Гермиона.

— А подробнее?

— После каникул он ведет себя так, будто меня не знает.

— Вообще не знает? Вроде как «ты кто и что ты тут делаешь»?

— Нет, — Гермиона судорожно втянула носом воздух и пояснила: — Будто у нас ничего не было. Ну, вообще ничего.

Гарри молчал так долго, что Гермиона подняла взгляд от своих пальцев, которые в волнении заламывала.

— Прости, — сказала она. — Не стоило тебе об этом рассказывать.

— Стоило, — медленно произнес он. — Какие у тебя предположения?

— Я не знаю.

— Гермиона, брось. Наверняка ты уже придумала пару сотен оправданий этому. Выкладывай.

Гермиона нервно усмехнулась. Он был прав. Она, конечно, же придумала даже не пару сотен, а миллион оправданий, но сейчас почему-то сказала:

— Может, он просто одумался? Его мать говорила, что у него очень непростой период сейчас. И ему будет проще без меня.

— Ты говорила с Нарциссой Малфой? — удивленно спросил Гарри.

— Да, когда Драко был в лазарете, мы случайно столкнулись там и потом поговорили.

— Она против тебя?

— Мне так не показалось. Она любит его и, мне кажется, дает право выбирать самому. Но я не знаю, Гарри. Тогда все произошло так быстро. Его попытка покончить с собой и… Господи, — ее голос дрогнул, — я не знаю, что делать сейчас. Если это его решение, то, наверное, он прав. И так будет лучше. Но я боюсь, что…

Гермиона замолчала, не в силах продолжать. Гарри был явно не тем человеком, который должен был все это выслушивать. Он ненавидел Малфоя столько лет, у него был миллион причин для этого…

— Прости. Я правда зря тебе все это…

— Ты говорила с ним? — перебил Гарри, нервно покусывая нижнюю губу.

— Я пыталась. После праздничного ужина. Он ни разу за весь вечер на меня не взглянул, и мне показалось это странным. Я решила ему написать, но встретила его у совятни.

Гермиона замолчала и шмыгнула носом. Гарри невольно поморщился, понимая, что если сейчас она заплачет, то он вернется в кабинет Флитвика и свернет Малфою шею. Без всякой магии. К счастью, Гермиона взяла себя в руки и закончила:

— Я спросила, все ли у нас в порядке, а он ответил, что если я мню себя остроумной, то мне пора заканчивать это делать. И сказал это так, как будто все опять по-старому.

— Может быть, там был кто-то, кому он не хотел показывать вашу… ваши… В общем, это.

— Я тоже сперва об этом подумала, но он смотрел на меня с таким презрением… как на грязнокровку, понимаешь?

Гарри нахмурился и неловко тронул ее за плечо. Он знал, насколько Гермиону выбивало из колеи дурацкое прозвище. Он не понимал такой реакции, потому что, в конце концов, это было всего лишь слово, но для Гермионы это было важно, поэтому он старался утешить ее, как мог.

— Получается два варианта: либо он делает вид, что у вас ничего не было, либо действительно считает, что ничего не было, — озвучил он свою мысль.

Гермиона кивнула, глядя себя под ноги.

— Что ты планируешь делать? — спросил он.

Она вскинула голову и отшатнулась от него, как будто он предложил что-то делать прямо сейчас.

— Ничего, — испуганно замотала она головой.

— Написать? — подсказал Гарри, все еще сжимая ее плечо.

— Нет-нет. Ты что? Вдруг он сам решил все закончить, а я буду навязываться…

Гарри стиснул зубы и убрал руку с плеча Гермионы. Ревность злой змеей заворочалась в груди. Видеть то, насколько важными для Гермионы были мнение слизеринца, его решения, его поступки… Мерлин, да гуманнее сразу стереть себе память и вообще никогда об этом не знать. Но в то же время ясно было, что он уже не сможет остаться в стороне. Во-первых, было физически больно видеть Гермиону такой, а во-вторых, и это было самым паршивым, он хотел разобраться в мотивах Малфоя. И не только потому, что с удовольствием наказал бы его за то, как тот обошелся с Гермионой, а еще и потому, что существовала вероятность того, что Малфою подкорректировали память. И вот здесь Гарри уже не мог не вмешаться. С ним самим такое уже проделывали. И это был чертовски неприятный опыт. Он считал, что никто не вправе стирать чужую память и моделировать чужие жизни. Рон бы пошутил, что в нем говорит привычка спасать мир, но на самом деле Гарри просто ненавидел манипулирование на любом уровне. И если в его силах это остановить, он готов сделать все, что сможет. И плевать, что этим он помогает слизеринцу, причин любить которого у него приблизительно ноль. Главное — справедливость.

— Гермиона, я говорил с ним после твоего признания, — после паузы произнес Гарри, глядя ей в глаза.

— Что? — Гермиона отступила на шаг и посмотрел на него так, будто он ее предал. То есть она могла встречаться с Малфоем неделями и молчать, а он не мог просто поговорить. Все-таки девушки — забавные существа. Словно залетевшие сюда с другой планеты. — Малфой не был похож на человека, который жалеет о чем-либо, — продолжил он. — Нужно понять, правда ли он дал задний ход или же над его памятью поработали.

В глазах Гермионы мелькнула такая сумасшедшая надежда, что Гарри стало тошно. Зачем он это делает? В Гриффиндор, похоже, действительно берут исключительно идиотов, как любит повторять Малфой.

— Но как это сделать?

— Написать ему и задать вопросы, — пожал плечами Гарри. — Глупо гадать, понимаешь? Мы так ни до чего не догадаемся.

— Я попробую, — неуверенно произнесла Гермиона.

— Пообещай, — потребовал он.

— Обещаю, — обреченно кивнула она.

Гарри показалось, что она соврала, но он не стал на нее давить. Ему хотелось побыстрее закончить этот разговор, потому что, выступая посредником между Гермионой и Малфоем, он чувствовал себя так, будто с него сняли кожу.

Гермиона вглядывалась в его лицо, словно пытаясь отыскать там подтверждение тому, что ее надежды небеспочвенны. Гарри надеялся, что выглядит достаточно уверенным для того, чтобы суметь ее успокоить. Плевать на то, как чувствовал себя он. Главное, чтобы она наконец перестала медленно умирать. Он протянул руку ладонью вверх, и Гермиона без раздумий вложила свою ладонь в его.

— Мы разберемся, — пообещал Гарри, сжав ее пальцы.

— Спасибо тебе. Я не знаю, что еще сказать, — шмыгнула носом Гермиона.

— Просто скажи, что, даже если у вас с ним все… наладится, между нами ничего не изменится, — произнес Гарри, хотя собирался всего лишь пошутить.

— Никогда, — пообещала Гермиона.

И Гарри ей поверил. Потому что очень хотел поверить.

* * *

После разговора с Гарри на удивление стало легче. Гермиона почти уверилась в том, что подойти к Драко и задать вопрос «что происходит?» — совсем не страшно. Вот только до конца уроков возможность застать его одного ей так и не представилась. Чары, которые Гарри и Гермиона благополучно пропустили, были сегодня единственным совместным со Слизерином занятием.

Гермиона сверилась с пергаментом, на котором — совершенно случайно — у нее было записано расписание седьмого курса Слизерина, и решила перехватить Драко после последнего урока. Она отпросилась у профессора Макгонагалл незадолго до конца занятия, соврав, что плохо себя чувствует. Врать было стыдно, но другого выхода Гермиона не видела.

Решимость, посетившая ее после разговора с Гарри, таяла с каждой минутой.

— Ты куда? — шепнул Гарри, пока она собирала сумку.

— Поговорить, — беззвучно ответила она.

— С кем? — шепнул Рон на весь класс, и профессор кашлянула.

— Извините, — смутился Рон, и Гермиона выскользнула за дверь, чувствуя на себе взгляд Гарри.

Ей хотелось думать, что он был понимающим и ободряющим и что в нем совсем не было отчаяния.

Драко Малфой вышел из аудитории в сопровождении Блез Забини. Притаившаяся в нише Гермиона почувствовала себя полной дурой. Очень-очень несчастной дурой, потому что Забини, не выпуская руки Драко, будто в танце развернулась вокруг своей оси, отчего рыжие локоны красиво рассыпались по ее плечам, и в конце разворота уперлась спиной ему в грудь, а он мимолетно чмокнул ее в висок.

«Ну что ж, вот и поговорили», — подумала Гермиона, покидая свое укрытие.

Затеряться среди десятков студентов, заполнивших коридоры после звона колокола, было плевым делом. И даже то, что по ее щекам потекли слезы, было неважно. В этой кутерьме все равно никто не заметит. Кому есть до нее дело?

Низко опустив голову, Гермиона быстрым шагом шла по коридору, пока не врезалась в возникшего на ее пути Рона.

— А вот теперь я тоже хочу услышать последние новости, — сообщил Рон, подхватив ее под локоть и не позволив упасть.

— Где Гарри? — Гермиона вытерла глаза рукавом мантии и в ответ на вопросительный взгляд Рона пояснила: — От ветра.

— В коридоре. В закрытом, — понимающе кивнул Рон. — Гарри куда-то ушел. Что происходит? Это из-за Хорька?

Гермиона поморщилась.

— Ну, хорошо. Это из-за величайшего, чистокровнейшего, прекраснейшего…

— Хорек звучал лучше, — перебила его Гермиона. — Да. Но я не хочу об этом говорить.

— Можно я просто наложу на него какое-нибудь заклинание?

— Про слизней? — сквозь слезы усмехнулась Гермиона.

— У меня давно другая палочка, — серьезно произнес Рон.

— Ему, кажется, стерли память.

Рон глубоко вдохнул, медленно выдохнул, а потом неловко потрепал Гермиону по волосам, глядя при этом на нее с убийственным сочувствием. Как на маленькую и очень глупенькую девочку.

— Что? — спросил она.

— Гермиона, ты прости, конечно, но мне кажется, он просто все обдумал и решил, что это того не стоит. Ну, правда. Слишком много проблем от вашего общения.

Гермиона закусила губу и посмотрела на картину, висевшую на стене.

— Ну, сама подумай, если бы ему стерли память, то кто-нибудь из слизеринцев непременно заметил бы. А это, в свою очередь, заметили бы уже мы, разве нет?

Гермиона перевела взгляд на Рона. Об этом она тоже думала.

— Идем обедать? — предложил Рон, и Гермиона согласно кивнула. А что еще ей оставалось делать? Если бы ее рыдания могли хоть что-то изменить…

За обедом она то и дело бросала взгляды в сторону стола Слизерина и прекрасно видела, что сидевшие рядом с ней Гарри и Рон делают то же самое.

Драко Малфой о чем-то переговаривался с сидящим слева от него Крэббом. По правую руку от Малфоя сидела Забини, которая — Гермиона ничего не могла поделать с этим знанием — чувствовала свое превосходство над ней. Пожалуй, сейчас лишь пара насмешливых взглядов, брошенных Забини в сторону Гермионы, подтверждали то, что история с Драко ей не приснилась. Потому что он на нее так и не посмотрел. Лишь один раз он поднял в их сторону рассеянный взгляд. При этом взглянул на Гарри. Впрочем, взгляд из рассеянного быстро стал напряженным. Гермиона покосилась на друга. Гарри вертел в руках вилку, в упор глядя на Малфоя, и Гермиона видела, как на его щеках ходят желваки.

— Гарри, — прошептала она и тронула друга за руку: — Прекрати!

Увидевший это Малфой наконец перевел взгляд на Гермиону, несколько секунд смотрел на нее, а потом, чуть нахмурившись, повернулся к Крэббу и продолжил прерванный разговор.

— Гарри, пожалуйста, — прошептала Гермиона, продолжая сжимать рукав мантии друга.

— Гарри, ты закончил? — раздался за их спинами голос Кэти, и Гарри, кивнув, резко встал.

Гермиона обернулась к Кэти и заметила, с каким лицом та смотрит на руку Гермионы, из которой выскользнул рукав Гарри. Сжав кулак, Гермиона опустила руку под стол. Она не хотела, чтобы у Гарри были проблемы.

— Убедилась? — склонившись к ее уху, прошептал Рон, стоило Гарри и Кэти отойти.

— В чем? — Гермиона буквально силой заставляла себя не смотреть на слизеринский стол.

— В том, что он все прекрасно помнит. Просто делает вид.

— Ты правда так думаешь? — спросила она, повернувшись к другу.

Рон некоторое время молча ее разглядывал, а потом устало вздохнул.

— Гермиона, если бы он не помнил целый кусок учебного года, ты считаешь, Крэбб бы сейчас сидел с нормальным выражением лица, а Забини бы так спокойно жевала свою траву? Они все ведут себя так, будто помнят одно и то же. Тогда уж давай думать, что по всем слизеринцам шарахнули обливиэйтом. Разом. Так, что в каждое поместье залетело. Надо, кстати, посмотреть, как у них дела с тестами. Вот преподаватели удивляются, наверное: у половины курса целого семестра в головах как не бывало.

Гермиона невольно улыбнулась, хотя на самом деле ей хотелось плакать. Рон был прав. А они с Гарри ошибались. Стереть память о таком большом отрезке времени так, что для окружающих это не стало бы очевидным, просто невозможно. А значит, все было бессмысленно. Он просто передумал.

* * *

«Нельзя стереть память о конкретном человеке. О событии можно, о человеке — нет».

Строчка из письма Роберта вертелась в голове Пэнси, пока она шла из главного зала, сверля взглядом затылок Драко Малфоя. Тот о чем-то негромко разговаривал с Блез, держа ее за руку, и даже не посмотрел на обогнавшую их Грейнджер.

Наконец Драко, явно почувствовав взгляд Пэнси, обернулся и нахмурившись, приподнял бровь. Пэнси сильнее сжала ручку сумки, торопливо отвернулась и заметила стоявшего у окна Поттера. Тот в упор смотрел на Драко и, кажется, совсем не слушал свою девушку.

В этот момент по коридору волной пронеслись разочарованные голоса. Вероятно, одна из лестниц впереди изменила направление. Кто-то из студентов, раздраженно бурча, повернул обратно на поиски другого пути. Кто-то, как Драко, остался стоять посреди коридора, потому что никуда не торопился. Кто-то, как Поттер, устроился у подоконника, будто собирался ждать до ночи.

Почему Поттер так смотрит? Какова вероятность того, что он тоже в курсе произошедшего?

Поттер почувствовал взгляд Пэнси и повернулся в ее сторону. Пэнси сперва хотела отвернуться, но, в последний момент передумав, посмотрела Поттеру прямо в глаза. Наверное, впервые в жизни. Краем глаза она видела, что толпа студентов впереди пришла в движение. Вероятно, лестница соизволила вернуться на место. Девушка, державшая Поттера за руку, потянула его вперед, и он сделал шаг за ней, по-прежнему продолжая смотреть на Пэнси. Не задумываясь о том, насколько странно это выглядит, Пэнси направилась в сторону гриффиндорцев.

Глаза Поттера на миг расширились, и он, не отрывая от нее взгляда, что-то сказал своей девушке.

— Привет, — вежливо улыбнулась Пэнси и перевела взгляд на миловидную девчонку в форме Гриффиндора. Все ту же. Поттер был стабилен в своих привязанностях.

— Привет, — не слишком радушно ответила та.

А может, ее тон был просто испуганным. Пэнси не стала вникать.

— Ты не могла бы оставить нас одних на пару минут?

Пэнси снова улыбнулась, гриффиндорка же посмотрела на Поттера, который по-прежнему неотрывно глядел на Пэнси.

— Извини, — Поттер наконец очнулся и повернулся к своей девушке: — Я тебя догоню через минуту.

Та кивнула и, смерив Пэнси взглядом, медленно двинулась по уже опустевшему коридору.

— Ну? — спросил Поттер и взлохматил и без того торчавшие в разные стороны волосы.

У него были зеленые глаза. Такие же яркие как у Блез. Видеть это было непривычно.

— У меня к тебе вопрос, но для начала пообещай, что этот разговор останется между нами.

— А ты поверишь в мое обещание? — усмехнулся Поттер.

— Легко. Я заставлю тебя подписать его кровью, — зловеще ответила Пэнси, но, заметив, что Поттер изменился в лице, добавила: — Шутка. Я не настолько сильна в темной магии.

— А насколько? — тут же сощурился Поттер.

— Ты обещал догнать свою девушку через минуту. Так что давай о деле.

— Давай, — быстро согласился он. — Клянусь, что никто не узнает содержание нашего разговора.

Не ожидавшая такой наивной клятвы Пэнси даже на миг сбилась с мысли. Поттер был странно честным. Это напомнило ей Роберта.

— Скажи, ты не замечал ничего необычного в… — была не была, — Драко Малфое?

Договорив эту фразу, Пэнси поняла, что мало того, что она выставила себя круглой идиоткой, так сейчас ей еще придется отбиваться от глупых шуточек и комментариев. Именно так повел бы себя сам Драко. Да и любой другой слизеринец.

— После каникул? — уточнил Поттер, по-прежнему раздражающе прямо глядя ей в глаза.

Приятно удивленная Пэнси кивнула.

— Он выглядит не так, как в конце прошлого семестра, — уклончиво ответил Поттер, пытливо вглядываясь в ее лицо, и Пэнси поняла, что нужно все-таки определиться: доверять или нет.

— Скажи, ты что-нибудь знаешь о… Грейнджер? — спросила она, почему-то решив доверять.

Наверное, потому, что Блез врала, глядя ей в глаза, Грег бесился и уходил от ответа, Крэбб на самом деле ничего не знал, а Роберт был слишком далеко и мог оценить всю эту историю только с ее слов.

— Намеками разговаривать очень сложно, — напряженно произнес Поттер и кивнул кому-то за спиной Пэнси.

Обернувшись, она увидела удивленного студента в форме Пуффендуя. Сама она знала его лишь в лицо, но вежливо кивнула за компанию с Поттером. Озадаченный пуффендуец нерешительно кивнул в ответ и прибавил шагу.

— Почему ты обратилась ко мне? — прищурился Поттер, когда Пэнси вновь к нему повернулась.

— Потому что мне показалось, что ты странно смотришь на Драко.

— У него что-то с памятью? — напрямик спросил Поттер, и Пэнси медленно покачала головой.

— То есть он ведет себя так специально? — голос Поттера опустился на октаву ниже и прозвучал почти рычанием.

— Не уверена, — спокойно ответила Пэнси.

— Поясни.

— Что ты знаешь о том, что было в конце семестра?

— Достаточно, — осторожно произнес Поттер и вперился в нее таким взглядом, будто пытался пролезть в черепную коробку и узнать все, что только можно.

Неуютный был взгляд, надо сказать. Пэнси осознала, что так легко обратилась к Поттеру потому, что всегда считала его немного туповатым. Решила, что беседа пройдет по ее сценарию и она сможет выяснить все, что ей нужно. Однако Поттер ее неожиданно удивил.

— Так, я не знаю, как выразиться ясней, чтобы случайно не проговориться, — сдалась Пэнси.

Поттер закусил щеку изнутри и поднял голову к потолку. Пэнси зафиксировалась на том, что узел его галстука криво завязан. Мерлин, седьмой курс, а он до сих пор не научился завязывать галстуки.

— Давай я буду задавать вопросы, а ты отвечать? — предложил Поттер, опустив голову.

— Идет, — согласилась она.

— Это касается Гермионы?

— Да.

— И Малфоя?

— Да.

— Понятно. Можно не тратить время. Я в курсе. Гермиона мне все рассказала. И еще я говорил с ним самим.

— С Драко? — не поверила Пэнси.

Поттер хмуро кивнул.

— Он подтвердил тебе, что они…

Пэнси запнулась, потому что оставалась вероятность недопонимания, а еще ее изумила мысль, что Драко подтвердил свой роман с Грейнджер Поттеру, в то время как самой Пэнси не сказал об этом ни слова. Да, не отрицал. Но ведь ни разу и не подтвердил.

Поттер снова кивнул.

— Хвала Мерлину, — выдохнула Пэнси.

Видеть рядом с собой неожиданно здравомыслящего Поттера, который знал то же, что и она, было истинным облегчением.

— Он ее не помнит. И меня это тревожит, — призналась она.

— Почему ты обратилась ко мне? — вновь спросил Поттер.

— Потому что мне больше не к кому обратиться, — неохотно призналась Пэнси, понимая, что в этот самый миг сама нарушает все свои принципы и правила. — Мне нужна помощь.

— Крэбб? Гойл? Нотт?

— Никто из них не знает о ней. А это, сам понимаешь, не та информация, которую стоит делать достоянием общественности.

— А Забини?

— Она тоже не знает, — ответила Пэнси, и Поттер усмехнулся.

Она же вновь подумала о том, как сильно ошибалась, считая его идиотом.

— Чем я могу помочь?

— Ты на самом деле уже помог тем, что тоже заметил неладное, но есть еще одна вещь. Я хочу… — Пэнси замолчала, не зная, как сформулировать.

— Хочешь восстановить ему память?

— Ты предпочел бы этого не делать? — спросила Пэнси, глядя ему в глаза. Ей всегда казалось, что бедняга Поттер трогательно влюблен в свою заучку.

— Я бы предпочел, чтобы этой истории не было, но, если кто-то поработал над его памятью, значит, у этого кого-то есть цель. А это не то, что можно пустить на самотек. Это может обернуться…

На этот раз замолчал Поттер, и Пэнси не стала уточнять. Поттер наверняка думает о судьбах мира, в то время как саму ее волнует лишь судьба дорогих ей людей. Сравнивать, чья цель важнее, было неуместно.

— Я написала одному человеку, — сказала она. — Он не знаком с Драко, но у него есть знания об определенных вещах и доступ к разного рода… источникам.

— О, милый Пожиратель, — издевательски улыбнулся Поттер, впрочем, тут же добавил: — Извини. У меня просто личное.

Пэнси некоторое время его разглядывала, а потом решила, что все же не стоит говорить резкость в ответ. Поттер действительно имел право на личное отношение к Пожирателям. Впервые ей пришло в голову, что люди, к которым принадлежал и ее отец, лишили Поттера семьи.

— Я не буду извиняться, — на всякий случай произнесла она.

— Я и не требую, — серьезно ответил Поттер. — Что говорит этот человек?

— Он не Пожиратель. Просто, чтобы ты знал.

Почему-то ей показалось важным донести до него эту информацию.

— Хорошо, — кивнул Поттер, но Пэнси понятия не имела, поверил ли он ей.

— Он сказал, что нельзя стереть память о человеке. Можно лишь о событии. Но при этом можно сделать так называемый отвод от человека. Правда, это все равно сложно. Он просил узнать, когда они виделись в последний раз, присутствовал ли при этом кто-то третий, была ли возможность у кого-то взять что-то из их личных вещей. Ну, в кафе, скажем, или…

— Я понял. Я спрошу у Гермионы, — перебил Поттер.

— Спасибо, — искренне поблагодарила Пэнси. — И еще ты должен понимать, что, если это заклинание отвода, то постоянное присутствие субъекта, в данном случае Грейнджер, рано или поздно остановит действие заклятия.

— Ну, так, может, нам ничего и не делать? — в голосе Поттера послышались нотки облегчения, и Пэнси решила, что все-таки поторопилась, посчитав его умным.

— Если это нужно кому-то для дела, то субъект, разрушающий заклятие, просто уберут, — пояснила она Поттеру, как умственно отсталому.

Он нелепо приоткрыл рот и со стуком его захлопнул, а потом провел ладонью по волосам.

— В общем, ты присмотри там, — зачем-то сказала Пэнси, хотя по Поттеру было видно, что он теперь у ног Грейнджер спать будет и до туалета ее провожать.

А может, и к лучшему. Может, Грейнджер рассмотрит его наконец и оставит Драко в покое.

— Ну, удачи, — неловко повела плечами Пэнси, отчего-то растеряв весь свой азарт.

— Ага, — кивнул Поттер и, стоило Пэнси развернуться, произнес: — Пар… Пэнси.

Она оглянулась.

— Спасибо.

Пэнси несколько секунд смотрела на него, а потом просто кивнула. Ну, не говорить же ей, чистокровной волшебнице, «ага». Все другие слова куда-то испарились.

Идя по коридору и чувствуя на себе взгляд Поттера, она думала о словах Роберта, сказанных ей неделю назад. Они тогда сидели каждый перед своим камином, и Пэнси жутко не хотелось уходить, хотя часы над каминной полкой показывали половину третьего ночи и ее глаза уже начинали слипаться.

— Я не верю в чистоту крови. И вообще в стереотипы — это самое глупое, что только могло придумать человечество.

Тогда Пэнси слишком хотела спать, чтобы всерьез обдумать эту мысль, а вот сейчас она понимала, что Роберт был прав от первого до последнего слова.

* * *

— Что она хотела? — настороженно спросила Кэти, когда Гарри к ней подошел.

Он бросил последний взгляд в удаляющуюся спину слизеринки и произнес:

— Улаживала вопросы с расписанием квиддича.

— Она? — удивленно отозвалась Кэти.

— Она же староста, — туманно ответил Гарри, понимая, что конспиратор из него никудышный.

К счастью, Кэти имела раздражающую его порой привычку — соглашаться со всем, что он говорил, и, соответственно, все принимать на веру. Сегодня это оказалось неожиданно кстати.

Кэти продолжила рассказ о том, как она завалила зачет по трансфигурации, а Гарри, пристроившись к ее шагу, изо всех сил сдерживал желание бросить ее здесь и рвануть на поиски Гермионы. Что, если это не глупая месть Забини, на которую, кажется, намекала Паркинсон? Что, если это как-то связано с Волдемортом? Ведь Малфой, как он сам говорил, не хотел на баррикады. А что, если корректировка памяти сделана для того, чтобы помочь ему определиться со стороной? Потому что, как бы кто ни относился к Гермионе, она определенно была тем человеком, который способен вести только к свету. И если вдруг перестать за ней идти… Гарри поежился. Где бы был он сам, если бы все эти годы не следовал по пути, которым вела его Гермиона? Если бы он шел на поводу у своих ненависти и желания отомстить?

* * *

Блез определенно не волновала перспектива сдачи экзаменов. Вот сейчас она расположилась в его комнате на его постели и не давала ему ни одного шанса прочитать хотя бы абзац из учебника по рунам. Драко, конечно, был сам виноват, когда сначала позволил увлечь себя в поцелуй, а уж потом потянулся к учебнику. Но, признаться, в этой ситуации его смущало не отсутствие возможности сделать домашнее задание, а то, что он вообще думает о рунах, лежа рядом с Блез.

Что-то тревожило. Блез, всегда такая милая и нежная, порой замирала и смотрела на него так, будто ожидала какого-то подвоха. А еще Пэнси задавала странные вопросы. Драко не любил странности. Особенно, когда они происходили совсем рядом, а он понятия не имел, с чем они связаны.

Он попытался встать, но Блез толкнула его в плечо, а потом, уложив его на лопатки, нависла над ним с серьезным выражением лица. Рыжий локон у ее правого виска мазнул его по щеке и носу, и Драко на миг зажмурился, стараясь не чихнуть.

— Готов молить о пощаде, — пошутил он.

— А я готова тебя выслушать, — вдруг произнесла Блез, по-прежнему серьезно глядя в его глаза.

Так серьезно, что ему стало не по себе.

— Отлично, — осторожно произнес он. — А на какую тему я буду выступать?

— На тему нашей помолвки, — выпалила Блез и на миг отвела взгляд, а потом снова посмотрела на него с каким-то отчаяньем.

Драко пришло в голову, что в странном поведении Блез виновата Пэнси. Девчонки любят задавать друг другу неудобные вопросы и доводить дружеским сочувствием до истерики. Нужно либо поговорить с Пэнси, чтобы она перестала лезть в их отношения, либо обсудить это с Блез, потому что он был не готов страдать от результатов их задушевных бесед по пять раз в неделю.

Несмотря на то, что Блез продолжала упираться ладонями в его плечи, Драко приподнялся на локтях. Блез убрала руки и чуть отодвинулась, а потом скользнула ладонью в ворот его полурасстегнутой рубашки. Фамильный перстень Забини задел его ключицу.

— Мне нужно было время, — произнес он, глядя на нее снизу вверх.

Блез некоторое время что-то выискивала на его лице, а потом сдвинулась к краю кровати и села, свесив ноги. Впервые Драко видел, что Блез сутулится.

— Тебя это расстроило? — спросил он, чувствуя, что головная боль вновь возвращается.

Он вспомнил, как однажды Пэнси, заметив, что он морщится и трет висок, посоветовала ему больше спать. Со сном у Драко действительно бывали проблемы. Вот как сейчас. Он уже не помнил, когда нормально спал в последний раз, без тревожных снов, без бесконечных пробуждений с колотящимся сердцем и безуспешными попытками вспомнить, что ему снилось.

Блез поправила выбившийся из прически локон, и Драко вновь подумал, что ее общение с Пэнси пора заканчивать. Ничем хорошим это не закончится. Он не доверял Паркинсон. Вроде бы объективных причин этому не было, но внутренний голос твердил, что от нее лучше держаться подальше во избежание разного рода проблем.

— Меня, да, знаешь, расстроило, — негромко проговорила Блез, и Драко волевым усилием попытался вспомнить, о чем они разговаривали. — Я не понимаю, что происходит. Почему ты передумал?

Блез резко повернулась к нему всем корпусом и схватила его за запястье. Драко мимолетно подумал, что, если бы на нем сейчас были часы, они бы впечатались в руку намертво. Кстати, где его часы? Драко нахмурился, сообразив, что, погрязнув в хлопотах, связанных с погребением отца и вступлением в наследство, он забыл, когда в последний раз видел свои часы. Нужно будет написать матери и попросить их прислать.

— Так что?

— Что «что»? — спросил он, сообразив, что вновь отвлекся и потерял нить разговора. Голова болела все сильнее.

— Почему ты передумал разрывать помолвку?

Драко сел на кровати, потому что полулежать в присутствии сидящей девушки вдруг показалось неловким. Пусть даже этой девушкой была Блез. В голове мелькнула смутная мысль, что ему, давно избавившемуся от чувства неловкости в присутствии девушек, это состояние показалось странно-знакомым. Будто не так давно ему уже было неловко до дрожи в руках.

— Или же ты не передумал? — Блез по-своему истолковала его молчание.

— Я не знаю, — честно ответил он, все еще пытаясь уловить ускользающее чувство неловкости. Несмотря ни на что, оно казалось… уютным и приносило радость. — Я хотел избавить тебя от Метки.

— Мне она и не грозит, — Блез смотрела на него пытливо.

— Пока. Но все может измениться в любую минуту.

Договаривая эту фразу, Драко понял, что в ней что-то неправильно. Будто она кем-то навязана. Почему он должен бояться Метки? У его отца она была и у всех совершеннолетних знакомых. Наверное, все дело в Снейпе, который все каникулы упорно пытался вести с ним задушевные беседы, а на деле декану совершено очевидно было что-то нужно от его, Драко, семьи. Или же, что было еще хуже, от матери Драко.

— И что теперь? — спросила Блез.

— Я пока не знаю, Блез. Ни о какой помолвке не может быть и речи. Мой отец погиб несколько дней назад.

Для Драко обстоятельства были очевидными и не стоили того, чтобы их объяснять, но Блез продолжала смотреть вопросительно, будто чего-то ждала.

— Мы вернемся к этому вопросу ближе к весне, — закончил он.

— То есть ты хочешь, чтобы свадьба состоялась?

Вопрос поставил его в тупик. О том, что они поженятся, было известно уже много лет.

— А ты? — приподнял бровь Драко.

— Я подумаю, — неожиданно ответила Блез и, поднявшись с кровати, вышла из комнаты.

Драко встал было, чтобы ее догнать, но что-то его остановило. Наверное, то, что в ее тоне не было привычной игривости. Что это значит «я подумаю»? Он потер ноющий висок и окинул комнату задумчивым взглядом. Чем они все там на каникулах занимались, что вернулись такими странными? Пэнси говорила, что они ходили на выставку, в ресторан и куда-то еще. Но, Мерлин, это не объясняло все их недомолвки. И снова все сходилось к Пэнси. С этим нужно было что-то делать.

Драко направился в ванную и, остановившись перед зеркалом, посмотрел на свое отражение. Сердце отчего-то понеслось вскачь, а тревога, проклятая тревога, сжала грудь. Его растрепанное отражение в обрамлении резной рамы выглядело потерянным и, пожалуй, испуганным. А еще очень слабым. Драко ненавидел себя слабым. С какой стати Блез решила играть? Но даже если она не согласится на помолвку, расстроит ли это самого Драко? Он прислушался к себе. Нет, определенно не расстроит. Это внесет неудобства, потому что вопрос с женитьбой рано или поздно встанет. Но когда встанет, тогда он и будет его решать. Круг чистокровных волшебниц его возраста довольно ограничен, но Драко, признаться, всерьез на эту тему пока не задумывался. Время покажет.

«Тебе просто не нужен был выбор», — прозвучал в его голове голос матери.

Драко посмотрел в глаза своему отражению. Висок прострелила острая боль. Он помнил, что эти слова были сказаны в его комнате, но, по какому поводу, он не помнил. Хотя, наверное, должен был. Впрочем, они с матерью никогда не были особенно близки. Скорее всего речь шла о выборе костюма по случаю какого-нибудь торжества.

Драко вернулся в комнату и взял в руки валявшийся на кровати учебник по рунам, раскрыл его на первой попавшейся странице.

«Верность своему слову — путь к достижению цели», — было написано вверху страницы. Наверное, это был девиз одного из древних волшебных родов.

Его взгляд остановился на руне «верность». Кажется, Блез недавно перепутала ее с «верой». Голова окончательно разболелась, и Драко, отложив учебник, подхватил со спинки стула мантию, надеясь, что прогулка по свежему воздуху немного успокоит мигрень.

* * *

Выйдя из комнаты Драко, Блез аккуратно прикрыла за собой дверь, хотя хотелось стукнуть ею от всей души. Пламя факела качнулось от сквозняка, и в маленьком коридоре у комнат старост на миг стало темно. Блез подошла к двери, ведущей в комнату Пэнси, и подняла руку, намереваясь постучать. Несколько ударов сердца она стояла с поднятой рукой и ждала, что дверь Драко откроется за ее спиной, а сам он выйдет, извинится, обнимет. Ведь они так и не закончили разговор. Она показала ему, что обижена, он просто обязан был все уладить. Дверь не открылась.

Разжав кулак, Блез прислонилась лбом к прохладной поверхности двери.

Сегодня утром она, пожалуй, была счастлива. Давно позабытое ощущение. Драко смотрел на нее, говорил с ней и совершено очевидно не думал о проклятой гриффиндорке. Вот только, как бы ни старалась Блез убедить себя в том, что все в порядке, к последнему уроку эйфория растаяла. Драко смотрел на нее, говорил с ней, но он больше не был самим собой. И этот новый вариант, больше похожий на тень того, прежнего, совсем не нравился Блез. Он даже целовал ее иначе. И дело было не в том, что его мысли где-то витали: он просто был другим. Версию об оборотном зелье она отмела сразу, потому что невозможно перенять повадки и мелкие привычки человека. Значит, кто-то поработал над его памятью. Блез понятия не имела, как следует поступать в подобных ситуациях. Рассказать все самому Драко? Объяснить ему, что он ведет себя не как обычно? Но ведь если над ним работали, то это было продуманным действием, а значит, любые попытки вмешательства в заклинание из вне будут встречать сопротивление. Готова ли Блез к войне с Драко за него самого?

Блез вздохнула и поняла, что она трусиха. Она просто не сможет видеть ненависть и презрение в его глазах. Вот так в одночасье потерять всю их историю ради того, чтобы открыть ему правду, которая, возможно, принесет ему еще больше проблем, чем неведение… Ведь чем ему грозило неведение? Отсутствием общения с Грейнджер? Уж это явно пойдет ему на пользу. Ему хотя бы не придется столкнуться с непониманием семьи и общих знакомых.

Но как бы она не убеждала себя в том, что молчание — благо для Драко, в глубине души Блез понимала, что если его память подкорректировали, то тот, кто это сделал, явно решал проблему гораздо более масштабную, чем неуместный роман чистокровного волшебника с грязнокровкой.

Поговорить с Пэнси?

После того, с каким раздражением Блез наблюдала вчера за попытками Пэнси прояснить ситуацию, как ненавидела подругу в те минуты, обращаться к ней за помощью было стыдно. Блез выпрямилась и пошла прочь от двери. Она чувствовала себя глубоко несчастной, жалкой и никчемной. Поговорить сейчас с Пэнси означало окончательно сломаться.

На лестнице она столкнулась со спускавшимся в гостиную Грегом и поняла, что с момента прибытия в школу ни разу с ним толком не говорила.

— Привет, — улыбнулась она, надеясь, что не выглядит жалко.

— Привет. Извини, я спешу, — скороговоркой выпалил Грег и сбежал по ступеням.

На бегу он задел плечом первокурсницу, поймал ее, не дав свалиться с лестницы, и торопливо направился к выходу из гостиной. В дверях ему пришлось остановиться, потому что в гостиную вошла Пэнси. Она перехватила Грега за рукав, и он попытался выдернуть руку, впрочем, безуспешно. Некоторое время они о чем-то переговаривались, не обращая никакого внимания на то, что мешают входящим и выходящим студентам. Потом Пэнси выпустила рукав Грега, что-то с улыбкой сказала и позволила ему уйти.

Блез глядела в спину Грегори Гойла, надеясь, что он обернется, но он не обернулся. Дверь за Грегом закрылась, и Блез перевела взгляд на Пэнси. Та смотрела ей в глаза через разделявшую их гостиную. Блез думала о том, что они подруги, о том, что Пэнси, кажется, завидовала тому, что Драко выбрали в мужья не ей, а еще о том, что каждый из них все равно сам за себя. О чем думала в тот момент Пэнси, Блез не знала. Но предполагала, что примерно о том же.

Кто-то из младшекурсников обратился к Пэнси, и та пошла разбираться в их проблемах. Блез некоторое время наблюдала за тем, как две девочки со второго курса пытались воззвать к справедливости и наперебой что-то говорили старосте, а Пэнси слушала их так, будто речь шла о мировых проблемах. Будто ей было дело до их мелких дрязг.

* * *

«Драко, нам нужно поговорить».

Гермиона скомкала пергамент и бросила его в камин.

«Малфой, мне нужен ответ всего на один вопрос».

Второй черновик полетел в камин.

«Вопрос: с твоей памятью что-то не в порядке или же игнорировать последние события твое осознанное решение?»

Гермиона отложила перо и принялась гипнотизировать взглядом строчку, надеясь, что написанное перестанет выглядеть так жалко.

Она однозначно плохо подумала, пообещав Гарри, что непременно напишет Малфою. Как можно ему написать? Чем больше Гермиона думала о поведении Малфоя, тем яснее понимала, что Рон прав, а они с Гарри видят заговор там, где его нет и в помине. Драко Малфой все обдумал и принял удобное для всех решение. Более того, умом Гермиона прекрасно понимала его правоту. Вот только ум не желал участвовать в этой забаве. Зато сердце вовлекалось вовсю. Хотелось запереться в комнате и плакать, пока ей наконец не станет все равно.

Безумно удобная версия о том, что кто-то стер ему память, с каждой минутой становилась все более желанной, потому что иначе все теряло смысл: ее безрассудная храбрость, заставившая рассказать все друзьям, ее бесконечная глупость, побудившая признаться в любви ему, — все это обесценивалось в случае принятия им правильного решения. И чем сильнее сердце Гермионы цеплялось за веру в историю о стертой памяти, тем упорнее ее мозг подкидывал аргументы за версию Рона.

Гермиона медленно скомкала очередной листок пергамента и, сжав его в кулаке, прижала к губам.

Она больше не хотела спасать мир. Она уже слишком долго его спасала тем, что неотлучно находилась рядом с Гарри, чье участие в этом хотя бы имело смысл. Гарри — избранный, главный человек, от которого зависела победа в этой бесконечной войне. Помогать ему, поддерживать его все эти годы было ее выбором. Пожалуй, это было смыслом ее жизни, потому что именно так сама Гермиона чувствовала себя живой и настоящей, а не приложением к учебникам. Но последние месяцы перевернули все с ног на голову. Оказалось, что есть жизнь вне школы. Оказалось, что эта жизнь может быть яркой, болезненной, головокружительной. В ней события измерялись не нападениями Пожирателей или гибелью кого-то из знакомых волшебников, а взглядами, жестами, улыбками украдкой. И эта жизнь будоражила ничуть не меньше, чем участие в войне, потому что впервые это было важным лично для нее. Впервые ее собственное сердце выскакивало из груди от мысли о другом человеке, впервые его взгляд или не-взгляд задавал цвет и настроение ее дню. Неделю назад ей казалось, что она сможет успешно совместить все это и не сойти с ума, потому что у нее будет бесценная награда — его улыбка. Но он не дал ей шанса. Он принял решение, и все вернулось на круги своя. Из ее жизни исчезли краски, и осталась лишь необходимость спасать мир. Но как можно спасти хоть что-то, если в тебе самом выжженная пустыня?

Гермиона бросила черновик в камин. Сидевший на полу Живоглот подскочил в воздух и ловко сбил лапой скомканный лист. Гермиона улыбнулась уголком губ, наблюдая за тем, как неповоротливый обычно кот с азартом гоняет по полу шуршащую игрушку.

Живоглот закатил черновик под кровать, и Гермиона, встав, принялась наводить порядок на столе, помня о том, что ни в коем случае нельзя открывать второй сверху ящик, потому что там, под стопкой чистых листов пергамента, лежали серебряные часы. Не открывать, не открывать.

Пальцы сами ухватились за ручку и потянули ящик. Гермиона шумно вдохнула и, решительно захлопнув ящик, наложила на него запирающее заклятие, чтобы никто случайно его не открыл. Вот бы еще и от себя его так же закрыть, чтобы не прикасаться к циферблату, не скользить пальцами по звеньям браслета, не обводить по контуру фамильный герб на крышке. По-хорошему, их нужно было бы отдать владельцу. Вот только она не представляла себе, как это сделать. Слишком страшно было видеть равнодушие в знакомых глазах. Можно было бы отправить их с совой или передать через камин, но в первом случае часы могли затеряться. Вероятность была, конечно, ничтожно мала, но отметать ее не стоило. А во втором... ей все равно пришлось бы с ним объясняться.

Гермиона забралась на кровать и погладила запрыгнувшего вслед за ней Живоглота.

Спасать мир, участвуя в безрассудных затеях Гарри, оказывается, было и вполовину не так страшно, как просто поговорить с Драко Малфоем.

Глава 8

Сила в тебе самом. Тому, кто твердит обратное,

Не доводилось пока еще стоять у последней черты,

Где ненависть, страх и боль сильнее всегда стократно и

Полчищу внутренних демонов отпор можешь дать лишь ты.

 

Сила в твоей любви. В той, что срывает дыхание

И дарит душе израненной возможность опять летать.

Сила в твоих друзьях: беспечных, наивных, правильных.

Пока ты способен им верить, тебя никому не сломать.

Дом разбудил его ночью.

 

Кто-то пытался проникнуть снаружи, чья-то чужая магия протянула свои щупальца, выискивая последнего отпрыска древнего рода, и наткнулась на родовую защиту. Магия знала о защите, и защита знала о магии. Они коснулись друг друга. Магия скользнула по краю барьера, выискивая брешь, не пытаясь прорвать защиту, потому что знала — сделать это никогда не удастся, а стараясь найти лазейку, просчет. Слово «просчет», конечно же, не было известно древней магии. Зато она знала, что, когда кто-то вмешивается в первородную защиту в попытке ее усилить, та неминуемо дает сбой. Магия совершенна. Маг — нет. Пожалуй, это самый древний закон магического мира.

Сириус сел на постели, скользя взглядом по очертаниям мебели, едва угадываемым в темноте. Дом тревожно замер. Чужое присутствие его пугало. Сириус потянулся к прикроватной тумбочке и нащупал свою волшебную палочку. Сжав ее в руке, он почувствовал себя немного увереннее. Конечно, он осознавал, что, столкнись он сейчас с древней магией, толку от его волшебной палочки будет немного, но понимание того, что в его руках есть оружие, успокаивало. Став аврором в неполные девятнадцать, он перестал оценивать волшебство как часть повседневной жизни. Магия превратилась для него в орудие, помогавшее одержать верх над противником. Не всегда этот противник был слабее. Порой Сириусу просто улыбалась удача. И он верил в то, что так и будет до конца. О том, что после Арки понятие «конец» больше не было эфемерным, он старался не думать. Во всяком случае, не сейчас, когда чужая магия искала брешь в защите его рода.

Встав, Сириус медленно вышел из комнаты, держа палочку на изготовку, а потом так же медленно побрел по дому, даже не отмечая, где именно он проходит, двигаясь параллельно чужой силе, пытавшейся проникнуть в его дом.

Вверх, налево, вниз, вниз, вниз, теперь торопясь, не разбирая дороги, толкнуть тяжелую дверь. Не поддается.

— Алохомора! Люмос!

Паутина, сырость, мрак. Почти Азкабан, но магия, ползущая за периметром из охранных заклинаний, не давала времени испугаться, сбиться с шага.

Еще одна дверь. На этот раз Алохомора не подействовала. Сириус ударил в дверь ладонью. Потом кулаком.

— Сириус! — голос Ремуса прозвучал откуда-то сверху, будто из другого мира.

— Ремус! — прохрипел Сириус, ожидая, что друг все поймет без слов и так же без слов поможет. Объяснять то, что он чувствовал сейчас, Сириус был не в состоянии.

Шаги Рема грохотали по лестнице так, что закладывало уши. За запертой дверью была брешь в защите. Сириус это чувствовал по тому, как дрожал дом. Дрожал от испуга, будто был живым существом, потому что магия за периметром хотела уничтожить что-то важное для дома или же забрать это себе.

Лунатик понял без слов, а может, просто был готов биться до конца, не вникая и не разбираясь. Просто потому, что это было нужно его другу. Над плечом отшатнувшегося Сириуса пролетела бесполезная Алохомора. Потом еще одно заклинание, о котором Сириус, бывший аврор, просто-напросто не вспомнил.

Дверь на миг вспыхнула голубоватым свечением. Сириус налег на нее и едва не упал, когда та неожиданно поддалась.

Дом дрожал так, что Сириусу едва удавалось держаться на ногах. В комнатке, куда они с Ремом ввалились плечом к плечу, как молодые авроры-недоучки, царила непроглядная тьма. Ремус сорванно дышал рядом и повторял «люмос, люмос», хотя было понятно, что, если свет не появился на конце палочки после первого раза, ожидать того, что он вдруг появится после десятого, было глупо. Сириус не нуждался в свете. Он чувствовал, что на дальней стене на уровне его глаз была пустота. Не дыра, не провал, — пустота. В этом месте дом не дрожал. Его там просто не было.

Сириус направил туда волшебную палочку и произнес заклятие восстановления защиты. К счастью, в мозгу ожило наконец то, чему их учили в школе авроров. С конца его палочки сорвалось слабое свечение, выхватившее на миг из темноты очертания сундука, о который Сириус непременно запнулся бы, попробуй он сделать хоть шаг вперед, а потом свет погас, будто огонек догоревшей свечи.

— Рем, — сглотнув, произнес Сириус, — прямо перед нами в стене брешь в защите. Я не…

— Откуда ты?..

— Чувствую, — отрезал Сириус, раздражаясь на Рема за неуместный вопрос.

Лунатик рядом подавился очередным вдохом.

— Кто-то пытается проникнуть сюда, — почти спокойно продолжил Сириус. — Моя палочка не работает. Есть идеи?

Признавать то, что его палочка не работает, было стыдно, но ситуация не располагала к долгим терзаниям.

— Я не вижу, где это, но попробую восстановить, — произнес Рем.

Сириуса на миг окатило волной раздражения. Он — хозяин дома, часть этого дома, не смог, а у Лунатика сейчас все получится, потому что у него была настоящая жизнь, а у Сириуса лишь тринадцать украденных из жизни лет в Азкабане и два года на краю мира без единого воспоминания о магии.

— Направь, куда нужно, — попросил Ремус, и Сириус, очнувшись, повернулся к нему.

Он наощупь нашел плечо друга, потом руку, сжимавшую волшебную палочку, и направил ее точно на пустоту, к которой уже подползала чужая магия. Затем Сириус отступил на шаг, чтобы не мешать Рему. Тот еще раз вздохнул и произнес заклинание, за которым… не последовало ничего.

— Не работает, — ошарашенно произнес Люпин и повторил заклинание. С тем же успехом.

Чужая магия добралась до пустоты. Сириус чувствовал ее жадное нетерпение. Не задумываясь о рациональности того, что собирается сделать, Сириус бросился вперед и схватился за деревянный сундук, стоявший на полу.

Сундук оказался тяжелым, но вполне подъемным. Сириус закинул его на плечо, отметив, как внутри зазвенел металл, будто там хранились кубки с соревнований по квиддичу, и застыл в ожидании. Стоило чужой магии добраться до бреши, как Сириус что было сил метнул сундук в сторону разрыва защитного поля. Яркая вспышка на миг ослепила, и дезориентированный Сириус, прижав кулаки к глазам, шагнул назад. Рядом с ним Ремус выкрикнул заклятие, потом еще одно. Сириус открыл слезящиеся глаза.

— Люмос, — прошептал он, забыв о том, что заклинание до этого не срабатывало, и на кончике палочки, зажатой в его кулаке, вспыхнул свет.

Противоположная стена ничем не отличалась от прочих. Сириус прикрыл глаза, прислушиваясь к дому, и его окутало тишиной. Родовое имение Блэков выстояло.

— Что это было? — прошептал Ремус. — Чем ты в это бросил?

— Была чья-то магия. Бросил сундуком, — пожал плечами Сириус, как будто в случившемся не было ничего особенного.

— Палочки не работали, — неверяще произнес Люпин. — Сириус, впервые в жизни у меня не сработала палочка.

— Так уж и впервые? А кто на втором курсе завалил трансфигурацию, потому что палочка его, видите ли, не так расслышала? А кто чуть не сделал из меня отбивную в школе авроров на практике по защите? И тоже ведь палочка «не так сработала».

Ремус нервно усмехнулся. Сириус эхом повторил его смешок, и через секунду они уже хохотали, как ненормальные, потому что опасность миновала и, кажется, они снова выжили.

Сириус смотрел на прислонившегося к стене Ремуса, босого, одетого в пижамные штаны и старый домашний свитер, слушал его почти позабытый смех и никак не мог перестать смеяться, потому что все было хорошо, он больше не был один и они с Ремом смогли защитить этот дом от вторжения чужой магии.

Родовая защита Блэков смогла дать отпор… Что-то шевельнулось в мозгу Сириуса, и все веселье будто рукой сняло.

— Рем, кто ставил защиту на этот дом? — резко спросил Сириус.

— Думаю, кто-то из твоих пращуров. Какой-нибудь Сириус Первый или… — все еще смеясь, начал Люпин, но Сириус его перебил:

— После того, как меня не стало.

Ремус вмиг стал серьезным.

— Дамблдор. Он сделал это место ненаносимым.

— Хранитель ты? — напрямую спросил Сириус, хотя задавать подобный вопрос было верхом неприличия.

Человек, ставший хранителем, осознавал, что лишь от его готовности хранить тайну зависит, будет ли хранимое им место безопасным. Открыто называть себя хранителем чего-либо означало подписать себе смертный приговор. Пусть даже этот вопрос задавал друг, пусть даже этот друг был хозяином дома, пусть даже…

— Я, — кивнул Ремус, отгоняя прочь мысли о предавшем их Питере.

Сириус несколько секунд молча на него смотрел с таким выражением лица, что Ремус не на шутку встревожился.

— Что? — уточнил он.

— За запертой дверью было место, где не сработали палочки, — негромко произнес Сириус. — Если бы я не был последним из Блэков, я бы никак не узнал, что здесь брешь в защите.

— А как ты узнал? — шепотом спросил Ремус, будто в пустом и темном подвале кто-то мог их услышать.

— Я почувствовал, — поежился Сириус, потирая предплечья. Палочку он все еще сжимал в руке.

— А каким образом сработал сундук? — так же тихо уточнил Ремус.

— Так он не сработал против той магии. Просто родовая защита увидела его, а вместе с ним брешь, — рассеяно ответил Сириус, пытаясь ухватиться за ускользающую мысль о защите.

— Но как ты узнал, что сундук поможет защите увидеть брешь? Как ты вообще до трюка с сундуком додумался? — задумчиво спросил Люпин. — Не могу представить, чтобы кому-то из магов пришла в голову мысль схватить что-то руками и бросить, когда при нем волшебная палочка.

— Не работающая, — отозвался Сириус и направился к выходу, по пути задев Ремуса плечом.

— Все равно, — не унимался Люпин.

Оглянувшись, Сириус увидел, что Лунатик осматривает комнатку в ярком свете, льющемся с конца его палочки.

— Сириус, как ты узнал про брешь и чужую магию? — настойчиво повторил свой вопрос Люпин.

В его тоне послышались аврорские нотки. Сириус на миг задумался, насколько уместно будет признаваться в своем сумасшествии. С другой стороны, кому еще он мог рассказать о подобных странностях, как не Лунатику? К тому же правдоподобно соврать у него все равно бы не получилось. Лунатик всегда четко улавливал фальшь.

— Я чувствую дом, — медленно произнес Сириус и, отвернувшись от друга, двинулся вверх по лестнице, отдавая себе отчет в том, что боится реакции Люпина.

Он не слышал шагов Лунатика, лишь видел на стенах отсветы от его волшебной палочки.

Оказавшись в коридоре первого этажа, Сириус оглядел стены так, будто видел их впервые, и направился в гостиную. Ему срочно требовалось выпить. Дом молчал, однако тревога не отпускала Сириуса.

— Почему в защите оказалась брешь? — не дойдя до гостиной, Сириус развернулся к Лунатику. — Когда Дамблдор был здесь в последний раз?

Люпин пожал плечами и убрал палочку в карман пижамных штанов.

— Кажется, еще осенью. Но я мог что-то пропустить. Я лишь в последнее время бывал здесь почти постоянно, а раньше…

— Почему ты в последнее время находился здесь почти постоянно? — прищурился Сириус, и теперь аврорские интонации появились уже у него.

— Ты меня в чем-то подозреваешь? — в голосе Люпина слышалось искреннее изумление и, вот досада, ни нотки обиды.

— Нет, — Сириус мотнул головой и хлопнул ладонью по стене, — я хочу понять.

Не дожидаясь ответа, он направился в гостиную и налил себе порцию виски из бутылки, хранившейся в буфете.

— Интересно, кто пополняет эти запасы? — произнес он и принюхался к своему стакану.

Ремус пожал плечами.

— Точно не я, — ответил он и помотал головой в ответ на безмолвное предложение Сириуса налить порцию и ему. — Я все еще не пью.

— Да, я помню. Ты все так же высокоморален, — усмехнулся Сириус.

— Нет, спиртное все так же гадко пахнет. Не с моим нюхом ставить такие эксперименты.

Сириус снова усмехнулся и сделал большой глоток. Виски обожгло горло, и он закашлялся.

— Сто лет его не пил, — просипел Сириус. — Там, за аркой, в чести был ром.

Люпин улыбнулся уголком губ, точно не был уверен, что стоит поддерживать эту шутку.

— Ты думаешь, что брешь оставили специально? — спросил он.

Сириус присел на подлокотник большого кресла у камина и медленно кивнул.

— Только это не брешь в защите. Это просто пустота. Как портал. Дома в этом месте будто бы не было, поэтому родовая защита и не видела уязвимости.

— Ну не Дамблдор же это сделал, — с сомнением произнес Ремус и опустился на диван напротив Сириуса.

Еще полчаса назад он сладко спал, однако Сириус, носившийся по дому, выдернул его из сновидений. А ведь ему снилось что-то доброе. Девушка с темными волосами. Он не помнил, кто она, но во сне ему было уютно.

— Может, и не он. Саму защиту ставил кто-то из моих предков, ты прав. Но после того, как дом перешел в руки Ордена, ее переделывали. Я сразу это почувствовал.

— Как именно ты чувствуешь дом? — вполголоса спросил Ремус и зябко поежился, хотя от разожженного камина в гостиной было тепло.

— Будто он часть меня, — задумчиво произнес Сириус. — Иногда ночами он словно опутывает, душит. Порой мне кажется, что я могу в нем раствориться. Стать его частью, как портреты моих предков.

Сириус не собирался всего этого говорить, но виски заполнило теплом желудок, жар камина согревал правую ступню, которой он болтал в воздухе, а напротив сидел встревоженный Рем. Все это вместе притупило его обычную осторожность. А может, ему просто нужно было это озвучить.

Ремус Люпин медленно выдохнул, будто какое-то время не дышал, и произнес:

— Хвала Мерлину. Я думал, что схожу с ума.

Сириус перестал болтать ногой и прищурился.

— Ты спрашивал, почему я здесь, — усмехнувшись, начал Ремус. — Потому что я умирал вместе с домом. Быть хранителем умирающего дома — так себе удовольствие. На будущее — не рекомендую. Я одно время подумывал спросить у Дамблдора, что будет со мной потом, но как-то случая подходящего не было. Да и, если уж говорить честно, я, в общем-то, был не против умереть. Знаешь, когда бороться уже устал и…

— Рем, — хрипло перебил Сириус.

— Нет, ты не подумай. Я помню, что мы обещали позаботиться о Гарри. И я бы позаботился, как смог, только… у меня уже совсем не осталось сил, — едва слышно произнес Люпин. — Я не знал, что ты жив. И все вокруг было таким бессмысленным. Когда ты один, а все, кто был рядом, погибли… Ради чего все это? Ради детей? Так они отлично справляются без нас. Мы уже не нужны на этой войне, Бродяга. Все, что мы можем сделать, — это героически сдохнуть на благо правого дела.

Ремус откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. Сириус знал, что другу стыдно за эти слова, за слабость, на которую они, наверное, не имели права. Но кто он такой, чтобы судить?

— Нет никакого правого дела, Лунатик, — произнес Сириус, взбалтывая остатки виски в стакане. — Есть мы и сын Джима, которого мы должны защитить. Вот и все уравнение.

— Защитить? — Ремус то ли усмехнулся, то ли всхлипнул. — Я иногда не понимаю, откуда Снейп берет силы.

Сириус сделал глоток и, поморщившись, спросил:

— Снейп мог вмешаться в защиту дома?

Ремус открыл глаза и сел ровнее.

— Зачем ему это?

— Затем, что никто не может с уверенностью сказать, на чьей он стороне, — жестко произнес Сириус. — Ему верит лишь Дамблдор.

— И Нарцисса, — глядя Сириусу в глаза, произнес Люпин.

— Нарцисса, — Сириус сделал паузу, осознав, что почти отвык произносить ее имя, — может ошибаться. Он столько лет обрабатывал ее, дурил ей голову, что…

— Сириус, он все эти годы был рядом с ней, чтобы помогать.

— Почему ты так в этом уверен? Почему ты считаешь, что это не один большой долгосрочный план?

— Потому что, если это так, то это — подлость.

— Аргумент, — глубокомысленно изрек Сириус и допил виски.

— Нет, правда. Я не хочу думать, что это план. И я не считаю, что Снейп работает на Волдеморта, потому что это…

— Подлость, — хмыкнул Сириус. — А что, если он работает на себя? Что, если у него самого есть цель?

— Например?

— Ты хочешь, чтобы я придумал тебе цель Снейпа в четыре утра?

— Ну, ты же начал этот разговор. Так что вперед.

— Хорошо. Секреты Ордена Феникса ему не нужны. Они у него и так есть, спасибо Дамблдору. Пост директора Хогвартса ему тоже вряд ли нужен, потому что в нынешних условиях такую ответственность добровольно взвалит на себя только идиот, а Снейпа идиотом не назовешь. Мое родовое имение ему тоже вряд ли приглянулось, потому что я не могу себе представить человека, который по доброй воле согласится жить среди этой столетней рухляди. Если только использовать это место как убежище.

— Молодец, — похвалил Ремус. — Доказал, что Снейпу ни ты, ни твой дом не нужны. Дамблдор тоже не мог оставить брешь в защите дома, который служил убежищем. Так что ты идешь не в ту сторону.

Сириус закусил щеку и посмотрел на фамильное древо Блэков, занимавшее собой всю стену от пола до потолка. Взгляд зацепился за имя Нарциссы, потом скользнул туда, где когда-то был его собственный портрет, а теперь зияла черная дыра, оставленная заклятием его матери. Такие же пустоты зияли на местах, где раньше были имена Андромеды, Финеаса и прочих родственников, которые не оправдали возложенных на них ожиданий, то есть не стали следовать идеям чистоты крови.

— Рем, а как ты думаешь, что происходит, когда имя волшебника выжигают с родового древа?

Ремус сел вполоборота и, закинув руку на спинку дивана, посмотрел через плечо на древо Блэков.

— Он перестает быть частью рода, — озвучил он очевидную мысль.

— А что это значит?

— Его не будут слушаться фамильные эльфы? — со вздохом предположил Люпин, и Сириус улыбнулся одними губами.

— А это не значит ничего, Рем! — озаренный идеей Сириус вскочил на ноги. — Плевать на красивый ритуал с выжиганием. Я все равно остался Блэком. Дом признал меня. Родовое гнездо потянулось ко мне и сделало меня своей частью.

— Нет, Сириус, подожди. Я лично видел магические документы в архивах. Тебя там будто не существовало. Понимаешь? Как будто ты никогда не появлялся на свет для магического общества. В смысле, как часть рода Блэков. Ты просто стал… будто их однофамильцем.

— Но тогда почему меня признал дом? — не унимался Сириус.

— По крови? — Ремус тоже встал и, заложив руки за спину, подошел к гобелену. — Или же потому, что ему больше некого было признавать. Твой брат погиб, тетки и сестры ушли в другие рода. Остался только ты. Но это все равно вопрос крови.

Сириус тоже приблизился к гобелену и встал рядом с Ремусом.

— Вот что нужно было чужой магии, — медленно произнес он. — Тот, на ком замкнулась вся магия древнего рода.

— Звучит жутковато, а главное, не объясняет, откуда взялась эта брешь в защите.

— А вот отсюда, — Сириус указал на черное пятно напротив своего имени. — И вот отсюда, и еще отсюда. Магия и сила рода складывается из силы тех, кто в нем состоит. И эта же сила питает родовую защиту.

— Смелое предположение, впрочем, вполне логичное, — не стал спорить Люпин.

— Это не предположение, Лунатик. Там была не просто брешь, мне тогда показалось, что самого дома в этом месте будто нет. Но там не было не дома — части рода.

— Подожди, но тогда ведь получается, что ненаносимое имение любого древнего рода не так уж ненаносимо, потому что в каждом роду есть вот такая «красота», — Ремус указал на подпалины.

— Получается, да.

— Но почему об этом никто не говорит?

— Потому что, скорее всего, об этом не знает никто, кроме того, кто направлял сегодняшнюю силу.

— Волдеморт? — вполголоса уточнил Ремус.

— Думаю, да.

— То есть он мог в любое время пробраться сюда? — невольно поежился Люпин.

— Ну, он же не совсем идиот, — закатил глаза Сириус. — К тому же я не думаю, что это был он сам. Скорее что-то вроде заклятия поиска, которое искало такие провалы. Вероятно, раньше ему просто не было нужды проникать сюда.

— Знаешь, то, что ты сейчас тут наговорил… Мерлин, Сириус, это страшно! Ты понимаешь, что любая семья, в которой есть единственный сын, дыры в гобелене и ненаносимое поместье, попадает под удар. Потому что в ненаносимое поместье не придет помощь! Слушай, а может, мне было так плохо не потому, что дом умирал, а потому что части его просто не было? А я ведь должен был хранить целостность этого места.

— Думаю, тебе было плохо от того, что ты устал, — отшутился Сириус, не желавший вновь поднимать тему умирания дома и магии, которая прорастала в него, словно щупальца. — Но ты верно понял идею. Впрочем, по этому поводу можно расслабиться, потому что под ударом окажутся лишь дети пожирателей. У других, знаешь ли, на гобеленах полный порядок.

— Но они все равно дети, — с сомнением в голосе произнес Ремус. — Тот же юный Малфой…

— Что? — Сириус резко повернулся к Люпину.

— Я говорю, что юный Малфой подпадает под все эти условия. К тому же, если верить слухам, Волдеморт подолгу находился в доме Малфоев, так что проникнуть туда при всей его ненаносимости, а уж в свете твоего сегодняшнего открытия…

— Кто ставил защиту на поместье Малфоев? — Сириус впился в плечо Люпина мертвой хваткой.

— Предки Люциуса, а после его смерти... Драко?

— Драко семнадцать! Какую защиту он мог поставить на дом? Нарцисса там?

— Наверное.

— Может, защиту ставил Снейп?

— Может.

— Ты издеваешься? — Сириус встряхнул друга за плечо.

— Я просто не знаю, что тебе сказать.

— Мне нужен Снейп.

— Четыре утра!

— Мне плевать! Свяжи меня со Снейпом.

— Сириус…

— Рем, у тебя ведь есть способ связи на экстренный случай, — ласково произнес Сириус, изо всех сил сжимая руку на плече друга.

Люпин поморщился, однако произнес:

— Этот случай не экстренный, Бродяга.

— И на это мне тоже плевать. Я потерял слишком много лет, чтобы церемониться и откладывать то, что важно.

— Плечо отпусти, — негромко произнес Люпин. — А то полнолуние близко. Мне некомфортно просто терпеть, когда мне угрожают. Со Снейпом будешь объясняться сам.

Сириус широко улыбнулся.

— И с Нарциссой Малфой тоже, если он поможет тебе с ней связаться.

Улыбка сползла с лица Сириуса, но решимость никуда не делась. Нарцисса находилась в доме, который не был для нее безопасным. Ради ее спасения Сириус был готов встретиться лицом к лицу с любыми демонами этого мира. Он даже был готов встретиться с ней самой. Хотя эта встреча и пугала его до дрожи в коленях.

* * *

— Мне плевать, я просто туда не иду! — раздался с лестницы голос Гойла, и Драко невольно поморщился. Грег не просто его избегал. Грег стал каким-то другим человеком, готовым сорваться на любого, кто не вовремя подвернется под руку.

Дойдя до лестницы, Драко увидел самого Грега и Крэбба, взиравшего на того с крайней степенью удивления.

— Что случилось? — подал голос Драко, и Грег, запрокинув лицо к потолку, что-то пробормотал под нос, но в сторону Драко не повернулся и на вопрос не ответил.

Это уже было верхом неприличия. Терпеть подобное отношение Драко Малфой просто не мог себе позволить. Отец бы его не понял.

— Грегори, я спросил, что случилось, — негромко произнес он, сверля взглядом затылок Гойла.

— Он не хочет… — начал Крэбб, но Драко резко перебил:

— Винс, я спрашиваю его. Не вмешивайся, пожалуйста.

— Я вообще, пожалуй, пойду, — Крэбб поднял ладони и ретировался в сторону спальни девушек шестого курса.

Драко мимолетно подумал, что, похоже, Крэбб завел себе девушку, но мысль быстро испарилась, потому что Гойл наконец соизволил оглянуться. Драко Малфой знал Грегори Гойла всю свою жизнь. Эта фраза не была преувеличением. И, пожалуй, впервые в жизни Драко видел у него такое выражение лица. Рука Драко сама собой потянулась к карману, в котором лежала волшебная палочка. Грег отметил это движение, однако даже не пошевелился. Молчание нервировало. На памяти Драко взгляд Грегори Гойла заставлял его нервничать впервые.

— Что с тобой происходит? — спросил Драко.

Грег на миг отвел взгляд, а потом снова посмотрел Драко в глаза, но вновь ничего не ответил.

— Я могу помочь? — спросил Драко.

— А ты хочешь помочь? — наигранно удивился Грег.

— Дело в Блез? — напрямик спросил Драко, уверенный, что именно безответная любовь Гойла является причиной его дурного настроения.

Грег дернулся, будто в него попали заклятием, и, поморщившись, произнес:

— Ты уверен, что знаешь все и обо всех, но ты заблуждаешься, Малфой. Хватит самоутверждаться за счет Блез. Учти, если ты снова сделаешь ее несчастной…

— То что? — изобразив любопытство, уточнил Драко.

На самом деле он не хотел доводить Грега, но и позволить разговаривать с собой в таком тоне не мог.

— Прекрати, — негромко попросил Грег.

— Не я это начал, — так же тихо ответил Драко, отчаянно желая понять, о чем они вообще сейчас спорят.

Грег наконец вытащил из кармана волшебную палочку. Медленно, словно давая Драко шанс ударить первым. Драко пользоваться шансом не стал, хотя проявлять благородство в данной ситуации было по меньшей мере глупо. Грег не был идиотом и наверняка имел в арсенале пару-тройку весьма неприятных заклятий, которые не входили в школьную программу.

— Что тут происходит? — громко спросила Пэнси Паркинсон, вынырнув откуда-то из-за плеча Драко.

От неожиданности Драко вздрогнул, а Гойл спрятал палочку и вновь поморщился, как от головной боли.

— Вы же не собирались устраивать дуэль? — с нажимом произнесла Пэнси, как будто они были тупыми первокурсниками.

Драко закатил глаза и направился было в гостиную, но не успел сделать и шага, как Паркинсон бесцеремонно схватила его за рукав свитера.

— Драко, что опять случилось? — спросила она, заглядывая в его лицо.

Несколько секунд Драко смотрел на Пэнси Паркинсон. Она немного укоротила волосы и, вероятно, использовала какие-то хитрые женские чары, потому что ее прическа выглядела идеально. У нее были очень красивые глаза, а взгляд оставался серьезным, даже когда она смеялась. Ее губы, на которые тоже вероятно, было наложено заклятие, едва заметно блестели, как будто Пэнси минуту назад кто-то целовал. В общем, она выглядела чертовски красивой и чертовски неприятной, потому что снова лезла в его дела, потому что накручивала Блез и вообще с чего-то возомнила, будто хоть что-то знает об истинном положении вещей.

— Пэнси, милая моя, сделай одолжение, не суй свой нос куда не следует. Взрослые мальчики разберутся без тебя.

Пэнси прищурилась и, выпустив его рукав, произнесла:

— Как показывает история, взрослые мальчики без девочек, сующих носы в их дела, творят такую ерунду, что потомки после веками расхлебывают.

— У тебя, вероятно, учебник по альтернативной истории, — ответил Драко и направился в гостиную, даже не догадываясь, что палочка Грегори Гойла нацелена ему между лопаток.

* * *

— Не вздумай, — Пэнси ударила его по руке, и Грег возблагодарил Мерлина, что не успел произнести заклятие, потому что, попади оно в Малфоя, тот просто рухнул бы на пол лицом вниз, а вот угоди оно в потолок или факел, их с Пэнси погребло бы под мелким каменным крошевом. Да еще от камня пошел бы весьма неприятный звук, а отвратительный запах гниения держался бы потом несколько часов. Грегори довелось однажды так неудачно промахнуться.

Грег убрал палочку в карман и, не глядя на Пэнси, направился вверх по лестнице в спальню.

Малфой считал, что мир вертится вокруг него. Так это, в сущности, и было до поры. Но теперь мир Грегори Гойла был значительно больше. Он, конечно, мог бы списывать все на беспокойство за Блез, на съедающую его ревность, но правда состояла в том, что он почти не спал в последние дни. Метка на руке не болела, но он все время чувствовал ее присутствие на своем предплечье. Раньше подобное если и случалось, то очень быстро проходило, а теперь двадцать четыре часа в сутки Грегори Гойл помнил о том, что его рука обезображена черной Меткой.

Слово «обезображена» впервые пришло ему на ум после того, как Блез однажды брезгливо поморщилась, увидев его с закатанными рукавами рубашки. Ее реакция была мимолетной, но он запомнил. После он долго рассматривал Метку, к которой успел привыкнуть за последние месяцы, и видел, что она действительно уродлива. Сперва в его голову пришла крамольная мысль — попробовать ее удалить, но он отбросил эту идею сразу. Вряд ли что-то, что создавал Темный Лорд, сможет удалить семнадцатилетний волшебник, наделенный к тому же не самыми выдающимися талантами.

Грег устало опустился на пол между своей кроватью и кроватью Винса и сжал левое предплечье ладонью. Почему-то сейчас ему казалось, что все дело в Метке, что Блез любит Малфоя, потому что у того Метки пока еще нет. Проклятый Малфой как-то умудрился отложить посвящение. Ему пошли навстречу, в то время как самого Грега заклеймили, как животное, даже не спросив его мнения. Он предпочитал не думать о том, что его ответ все равно был бы «да». Воспитанный в традициях своей семьи, другого ответа он дать просто не мог. Наверное, поэтому Блез и любила Драко Малфоя, а не Грегори Гойла. На глаза навернулись злые слезы.

Дверь в комнату скрипнула, и Грег задержал дыхание. Видеть кого-либо прямо сейчас он был не в состоянии. Некоторое время в комнате стояла тишина, и он решил было, что вошедший, заглянув в спальню, никого в ней не увидел и убрался восвояси, однако спустя мгновение послышались легкие шаги.

Грег уткнулся лицом в колени, надеясь, что до его кровати не дойдут и его самого не заметят. Он был мастер жить ложными надеждами.

— Эй, — раздался над его головой голос Пэнси. — Ты в порядке?

— В полном, — огрызнулся Грег, мечтая о том, чтобы его оставили в покое.

Пэнси накрыла ладонью его сцепленные вокруг коленей кисти. От этого участливого внимания его глаза защипало с новой силой.

— Пэнси, я хочу побыть один.

Еще не хватало потерять остатки достоинства, разревевшись перед Паркинсон.

— Грег, нам нужно поговорить, — негромко произнесла Пэнси и сжала его руку.

— Говори, — сдался Грег, не поднимая головы.

Пэнси некоторое время молчала, и Грегори едва не поддался искушению на нее посмотреть. Все-таки в искусстве эффектно молчать Паркинсон не было равных.

— У Драко проблемы, — наконец произнесла она, и Грегори, вскинув голову, уставился на нее с изумлением.

Пэнси, стоявшая напротив него на коленях, нахмурилась, и он запоздало сообразил, что выглядит так, будто ревел. Впрочем, он на самом деле почти ревел. Шмыгнув носом, Грег высвободил руку из-под ладони Пэнси и утер глаза рукавом. Пэнси принялась разглаживать мантию на своих коленях, давая ему время привести себя в порядок.

— Что за проблемы? — наконец спросил Гойл, и Пэнси посмотрела ему прямо в глаза.

— С его памятью что-то сделали.

— Что за чушь! — воскликнул Гойл. — Кто?

— Я пытаюсь разобраться. Просто я прошу тебя, не провоцируй его, не ввязывайся в конфликты с ним. Дай нам время.

— Кому «вам»? — прищурился Грег.

Пэнси, кажется, смутилась, во всяком случае, взгляд на миг отвела.

— Мне и Роберту, — наконец ответила она.

— А Моран здесь причем? — удивился Грег.

— При том, что он мой жених. К кому еще мне обращаться за помощью? — вполне правдоподобно возмутилась Пэнси.

— К друзьям? — предложил Гойл, представив, что его невеста, которую он видел пару раз в жизни, вдруг озадачила бы его своими проблемами. Нет, он, конечно, сделал бы все, что смог, чтобы ей помочь, только… она бы не обратилась. Это же как-то… неправильно.

— Я вот сейчас обращаюсь к другу, — мило улыбнулась Пэнси. — Он задает кучу вопросов и, судя по выражению лица, даже не собирается помогать.

Грег вздохнул и, выпрямившись, прислонился спиной к прикроватной тумбочке.

— Что нужно делать?

— Ничего. Вообще. Просто понаблюдать за Драко, желательно незаметно, и ни при каких обстоятельствах не ввязываться в конфликт.

Грегори нахмурился, глядя поверх плеча Пэнси на снежный узор на стекле.

— Что именно с его памятью?

— Мне кажется, он не помнит некоторых деталей прошлого года.

— Каких именно?

— Ну, например, того, что они расстались с Блез.

Грегори с раздраженным вдохом откинул голову назад и больно ударился затылком о тумбочку. Потерев ушибленное место, он посмотрел на Пэнси.

— Ты ошибаешься, Пэнси. Он отлично помнит. Мы говорили об этом.

Пэнси вздохнула и села на пол, поджав под себя ноги.

— Он помнит, но немного не так, как было на самом деле.

— Поясни, — потребовал Грегори.

Пэнси некоторое время молчала, вертя браслет на запястье, а потом наконец произнесла:

— Слушай, перед каникулами мы разговаривали с Драко в гостиной. Я тогда поругалась с Брэдом.

— Кто такой Брэд? — наморщил лоб Грег.

— Мерлин, ну какая разница? Мы тогда с ним встречались, — нервно произнесла Пэнси. — Я была расстроена. Драко застал меня в гостиной.

Пэнси снова замолчала, и в голове Грега стала вырисовываться картинка. Выходит, Малфой бросил Блез из-за Пэнси? Мерлин, как глупо! Грег усмехнулся, думая о том, что личная жизнь Малфоя часто становилась предметом зависти однокурсников. Грега особенно бесило то, что Малфой ни на кнат не ценил девушек, с которыми встречался или же просто коротал вечера. Но чтобы Пэнси и Блез…

— Гойл, — негромко произнесла Пэнси, — я, конечно, не легилимент, но за мысли, которые бродят сейчас в твоей голове, готова наложить на тебя парочку заклинаний.

— Продолжай, — сухо произнес Грегори. Его симпатия к Пэнси резко уменьшилась.

— Мы поговорили с Драко. Разговаривали минут пять, может, чуть больше. В том числе о Блез. Вчера я спросила его об этом разговоре. Он его не помнит. Вообще.

Грегори с недоверием прищурился.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

— Может, он врет?

— Не может, Грег.

— И между вами ничего не было?

— После эффектной ссоры на пятом курсе, вообще ничего, — сухо подтвердила Пэнси.

— Мне надо извиниться? — вздохнул Грегори.

— Обойдусь, — отмахнулась Пэнси. — Просто прими как факт, что он не помнит части событий, и не ссорься с ним.

Грегори со вздохом прикрыл глаза. Ему не нравилось то, что Малфой выходил жертвой. И ему не нравилось, что все это совпало по времени с тем, что его Метка стала напоминать о себе.

Впервые Грег задумался о том, какую власть она дает Темному Лорду. Способен ли он слышать их с Пэнси разговор? От этой мысли ему стало так жарко, будто он глотнул бодроперцового зелья.

Вскочив на ноги, Грег схватил с тумбочки листок пергамента и перо. Чернильница открылась лишь со второго раза, и часть чернил пролилась на его пальцы. Выругавшись, Грегори вытер их о чистый лист.

Пэнси, успевшая подняться на ноги, произнесла очищающее заклинание: следы чернил исчезли с пальцев и с листа пергамента. Грег кивнул в знак благодарности и быстро нацарапал:

«Метка беспокоит. Боюсь, что ТЛ может нас слышать».

Пэнси, заглянувшая через его плечо, поперхнулась воздухом и побледнела.

— Ты сочинение по трансфигурации дописал? — неестественно тонким голосом спросила она и прошептала еще одно очищающее заклинание. Его наспех набросанные строчки исчезли с пергамента.

— Я пока с темой не определился, — ответ Грега получился гораздо спокойнее.

Пэнси вытащила перо из его судорожно сжатых пальцев и, обдав его запахом духов, склонилась к тумбочке, почти навалившись на него плечом.

«Когда началось?»

—Я решила писать про исчезающее пламя, — вслух произнесла она.

«На пятый день каникул».

— А такое бывает? — спросил он.

Пэнси прошептала очищающее заклятие и, посмотрев на него с ужасом в глазах, прошептала:

— Бывает. Оно исчезает, когда перестает быть нужным, но потом может трансфигурироваться само собой из любого объекта.

Грег сглотнул, отдавая себе отчет в том, что выглядит таким же испуганным, как Пэнси.

— Отличная тема, — непослушными губами произнес он. — Я тоже поищу что-нибудь такое же… эффектное.

Пэнси опустила взгляд к его левому предплечью, укрытому рукавом мантии, потом посмотрела в его лицо и вдруг, подавшись вперед, крепко обняла его за шею. Не ожидавший этого Грег покачнулся и обхватил ее за талию.

— Спасибо, что сказал, — прошептала Пэнси ему в ухо, обдав горячим дыханием. — Это оно.

Грег хотел спросить, что «оно», но ему вдруг стало все равно. Пэнси всхлипнула у его щеки, и он крепче ее обнял.

— Не бойся, — прошептал он, касаясь губами мочки ее уха, покрасневшей аккуратной мочки, украшенной сережкой с крупным сверкающим бриллиантом.

Кому пришло в голову, что драгоценности делают девушек счастливыми? Счастливыми девушек делает любовь и понимание того, что им есть на кого положиться, что бы ни случилось.

Пэнси снова всхлипнула и чмокнула его в щеку.

— Я пойду, — произнесла она, и он разжал руки.

— Блез знает? — одними губами спросил Грег, когда Пэнси, не отрывая взгляда от его лица, отступила на шаг.

В ответ она пожала плечами и, взяв в тумбочки перо, написала:

«Говорит, что нет, но, конечно же, не могла не заметить».

У Пэнси был очень красивый почерк. Ему стало даже немного жаль, когда строчки исчезли под действием заклинания.

Нужно было их сохранить, чтобы помнить, что Блез знает, но делает вид, что все в порядке, потому что любит Драко Малфоя.

Все просто. Жизнь вообще зачастую очень простая штука, если не позволять себе жить иллюзиями.

* * *

— Слушай, тренировки начнутся с субботы или с воскресенья? — Нотт возник рядом с сидящем у камина Драко с таким озабоченным выражением лица, как будто от расписания тренировок зависела судьба всего волшебного сообщества.

— Мне надо посмотреть расписание, — ответил Драко, с удивлением отмечая, что он вправду не помнит, по каким дням у них тренировки.

Нотт посмотрел так, будто его это тоже удивило.

— Акцио, расписание тренировок, — вздохнув, произнес Драко и не успел убрать палочку в карман, как аккуратно скрученный в трубочку листок пергамента оказался у него перед носом.

Драко его развернул, Нотт присел на подлокотник его кресла, заглядывая в расписание.

— О, воскресенье. Отлично. В субботу я планировал с Эмми в Хогсмид сходить. Вы с Блез идете?

Нотт говорил что-то еще, но Драко уже не слышал. Его взгляд прирос к строчке, написанной его собственной рукой.

«Понедельник, пятница — 17:00 Форсби».

Занятия с Форсби! Мерлин, он совсем забыл, что дважды в неделю пытается вбить в пустую голову кузена Блез основы зельеварения.

Драко посмотрел на часы. До занятия с Форсби оставалось двадцать пять минут.

— Тео, мне пора, прости. У меня занятие.

Нотт запнулся на полуслове и проводил его удивленным взглядом. Идя по коридорам Хогвартса, Драко размышлял о том, что либо у него разыгралась паранойя, либо его однокурсники действительно ведут себя странно.

* * *

— Гермиона, ты куда?

Гарри поднял голову от шахматной доски, увидев, что Гермиона захлопнула книгу по истории магии и встала с дивана.

— Отнесу книгу в комнату, — немного удивленно произнесла она.

— А потом? — уточнил Гарри.

Гермиона нахмурилась, бросила вопросительный взгляд на Рона, и они оба уставились на Гарри. Гарри взлохматил волосы на затылке, потом откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди.

— Ну? — спросил он.

— Что «ну»? — откликнулась Гермиона.

— Потом куда?

— Погуляю немного. Наверное. А что?

— Ничего, — произнес Гарри, растягивая губы в улыбке.

Гермиона посмотрела на Рона, убедилась, что тот не в курсе причин странного поведения друга, и молча направилась к лестнице, ведущей в спальни.

— Ты чего? — спросил Рон, стоило Гермионе отойти.

— Не хочу отпускать ее одну, — нахмурился Гарри и, посмотрев на доску, понял, что проигрывает. — Ты выиграл. Сдаюсь.

Рон хмыкнул и, бросив рассеянный взгляд на доску, одним движением смахнул с нее фигуры. Предполагалось, что они угодят в подставленную вплотную к столику коробку, однако примерно половина фигурок, решив не следовать плану, раскатилась по ковру. Рон со вздохом выбрался из кресла, опустился на корточки и принялся их собирать. Гарри присел рядом и стал помогать, попутно обдумывая, стоит ли сказать Рону о разговоре с Паркинсон. За черную королеву они взялись одновременно.

— Гарри, — Рон выдернул фигурку из пальцев Гарри, — это, конечно, не мое дело, но везде ходить с Гермионой — это уже чересчур. Малфой не маньяк все-таки. Вряд ли он причинит ей вред, раз уж до сих пор…

Рон произносил эту бессмысленную для Гарри фразу уже не в первый раз. Может, все-таки рассказать про Паркинсон?

— А если ему действительно стерли память?

Рон закатил глаза.

— Гарри, ну хватит уже. Хорек прекрасно все помнит. Просто ему удобно вот так, ничего не объясняя, зная, что Гермиона никогда не унизится до выяснения отношений.

Гарри скрипнул зубами. Думать о том, что кто-то мог так обойтись с Гермионой, было невыносимо. Но как тогда быть с подозрениями Паркинсон?

Гермиона спустилась с лестницы и направилась прямиком к выходу из гостиной. Теплой мантии на ней, к счастью, не было.

— Я потом тебе все объясню, — произнес Гарри и, хлопнув Рона по плечу, побежал за Гермионой.

Дело ведь совсем не в ревности. Он просто хочет ее защитить. Даже если опасность существует только в его голове и в воображении Паркинсон.

— Ты куда? — удивилась Гермиона, когда Гарри, поравнявшись с ней, пошел рядом.

— С тобой, — небрежно ответил он.

— Зачем? — Гермиона остановилась.

— Просто хочу прогуляться с тобой. Поговорить. Ты против? — он не знал, что будет делать, если она скажет «да».

— Нет, конечно, — произнесла Гермиона, но, судя по ее тону, это казалось ей неправильным.

Некоторое время они шли в тишине, и Гарри всерьез раздумывал о том, чтобы рассказать ей про опасения Паркинсон, но так и не решился. Потому что, если Паркинсон ошибалась, у Гермионы будет ложная надежда. Гарри по себе знал, каково это — надеяться на что-то несбыточное.

— Гермиона, — нарушил наконец молчание Гарри, — мне удалось кое-что выяснить.

О том, что источником информации была Паркинсон, он все же решил не говорить.

— Что? — испуганным голосом спросила Гермиона.

— Чтобы понять, что с Малфоем, нужно узнать… когда вы в последний раз встречались, — шепотом произнес Гарри и, покосившись на Гермиону, увидел, что ее лицо заливается краской.

В груди заныло, а воображение будто сошло с ума. В мозгу Гарри замелькали картинки, в которых Малфой прикасался к Гермионе. Волевым усилием Гарри прекратил этот произвол. Его это не касалось. Все, что от него требовалось, — просто помочь Гермионе и больше ни о чем не думать. Особенно о ней и слизеринце, потому что остатки благородства и здравого смысла испарялись с катастрофической скоростью. Малфоя хотелось убить. Или по крайней мере проклясть чем-нибудь таким, чтобы даже Гермиона не взглянула больше в его сторону.

— Мы встречались... в его доме.

Гарри притормозил и уточнил:

— Я говорю не про лето, а про последнюю встречу, когда он еще вел себя с тобой нормально.

— Это было на рождественских каникулах у него дома, — с отчаянной решимостью повторила Гермиона, и Гарри остановился.

Дома у Малфоя. Наедине. В голове зашумело. Кажется, Паркинсон просила уточнить, был ли кто-то еще.

— Вы были одни? — Гарри будто со стороны услышал свой вопрос и поспешил пояснить: — Это для того, чтобы выяснить про его память.

Гермиона должна усвоить, что это не ревность. Это просто… Желание наслать на Малфоя проклятие стало непреодолимым. Гарри едва не развернулся и не направился в сторону гостиной Гриффиндора от греха подальше.

— Мы были одни. Он немного показал замок, потом мы немного поговорили в его комнате, и я вернулась домой через камин. Ничего… такого между нами не было. Мы просто разговаривали, — скороговоркой закончила Гермиона, и Гарри наконец сдвинулся с места.

Ничего не было. Просто разговаривали. Дышать стало чуть легче.

— Ты не оставляла там личных вещей? — деловым тоном спросил он, думая, что из него вышел бы неплохой аврор — собраться с мыслями и вернуть разговор в деловое русло удалось нечеловеческими усилиями. Но удалось ведь!

— Нет. Я ничего не оставляла и никого в его доме не встречала. Даже эльфов.

Гарри не мог представить, как можно ходить по коридорам огромного замка и ни на кого не наткнуться, но, вероятно, в доме Малфоя это было возможно.

— Хорошо. Я понял.

— С кем ты говорил об этом? — спросила Гермиона.

— С одним человеком, — уклончиво ответил Гарри и, избегая смотреть на Гермиону, добавил: — Ты его все равно не знаешь.

У умницы Гермионы наверняка был миллион вопросов, но все их она оставила при себе, и он был благодарен, потому что врать не хотелось. Они и так постоянно друг другу врали.

Некоторое время их путь проходил в тягостном молчании.

— А что скажет Кэти? — наконец подала голос Гермиона.

— По поводу?

— По поводу того, что ты со мной гуляешь.

— Ты серьезно? Я же не домовой эльф. А Кэти не моя хозяйка.

— Я просто не хочу, чтобы у вас были проблемы, — несчастным голосом произнесла Гермиона.

— Они были бы, если бы навстречу нам шла Кэти, а я бы… не знаю… целоваться к тебе полез, — произнес Гарри, чувствуя, как скулы заливает румянцем. Ну кто его за язык тянул? Это все дурацкая ревность к Малфою.

Гермиона бросила на него испуганный взгляд и тоже, кажется, покраснела. Проверить он не мог, потому что принялся старательно смотреть себе под ноги, будто шел по едва заметной дороге среди зыбучих песков.

— Гарри… — неуверенно начала Гермиона, но, к счастью, ничего больше не добавила.

Гарри же подумал, что ему будет совершенно плевать, даже если Кэти закатит скандал. Выбор между безопасностью Гермионы и отношениями с Кэти для него был очевиден.

Неожиданно Гермиона остановилась рядом с кабинетом трансфигурации. Гарри тоже остановился, выжидающе глядя на то, как лицо Гермионы заливается краской.

— Что случилось? — почти спокойно спросил он.

— Мы просто… занимались бы сегодня здесь с Малфоем, если бы занятия с первокурсниками не отменили.

В его груди снова что-то сжалось от ревности. Гарри толкнул дверь и вошел в пустой кабинет. Гермиона вошла следом.

— Вы разговаривали с ним? — спросил Гарри и, не оборачиваясь, направился к окну, скользя пальцами по передней парте.

— Конечно. А разве вы с Кэти нет?

Парта закончилась, и его пальцы на миг повисли в воздухе, а потом рука сжалась в кулак. Как она может сравнивать их с Кэти и ее с Малфоем? Сейчас уже казалось, что того Малфоя, с которым он говорил в лазарете, не существовало.

Гарри дошел до окна и оперся о подоконник. Дверь за его спиной скрипнула, заставив его обернуться.

Сначала он увидел застывшую у передней парты Гермиону, а потом остановившегося в дверях Драко Малфоя, выглядевшего так, будто наличие в кабинете кого-либо кроме его персоны было вопиющим нарушением порядка.

Гарри попытался подавить привычную волну раздражения при виде Малфоя, потом попытался подумать о том, что в Малфое должно быть что-то, что зацепило в нем Гермиону. Ведь они, видите ли, даже разговаривали.

— Поттер, у вас тут обоюдное взыскание или ты не нашел места поромантичней? — лениво протянул Малфой, и Гарри понял, что потерпел фиаско в попытках найти в Малфое что-то хорошее.

Гермиона, опустив голову, направилась к выходу, и Малфой, не глядя на нее, шагнул в сторону, уступая дорогу. Гарри сосчитал до трех в попытке успокоиться, заодно решая, бежать за Гермионой или все же попытаться выяснить, что с памятью Малфоя. Выбор оказался неожиданно сложным.

— Малфой, в чем дело? — решившись, произнес Гарри, глядя на слизеринца в упор.

Тот усмехнулся и направился к кафедре с таким видом, будто занимал в Хогвартсе пост директора как минимум. Гарри понадобилось несколько секунд, чтобы хоть на время выбросить из головы информацию о том, что слизеринец находился наедине с Гермионой у себя дома.

— Поттер, прости, но у меня нет ни времени, ни желания развлекать тебя разговорами. Давай в другой раз, — не оборачиваясь, ответил Малфой.

Прозвучало это так, будто особа королевских кровей объявила об окончании аудиенции.

Знал бы он, что ходит в шаге от того, чтобы покрыться какой-нибудь плохо сводящейся гадостью или начать танцевать до упаду. Гарри сцепил руки за спиной, чтобы не было соблазна выхватить палочку. У него есть миссия, и эта миссия важней его чувств и мимолетных эмоций. Как, впрочем, всегда.

— Малфой, — позвал он, и слизеринец после непродолжительных раздумий все же соизволил обернуться. — Как ты провел каникулы?

Малфой несколько секунд смотрел на него в упор, а потом прищурился.

— Чего ты хочешь, Поттер?

Гарри Поттер хотел знать правду, но в их мире правда была величиной переменной, поэтому для начала важно было понять, помнит ли Драко Малфой их недавний разговор в лазарете Хогвартса.

— Что ты думаешь насчет того, что выбор — лишь иллюзия?

Гарри понимал, что выставляет себя идиотом, но ему было нужно увидеть реакцию Малфоя. Его мимику Гарри знал лучше, чем чью-либо еще. Если Малфой помнит, что Гарри сказал эту фразу в лазарете, помнит, как он за нее уцепился, потому что, как оказалось, накануне услышал ее от Волдеморта, Гарри это поймет. По движению ресниц, по дернувшемуся уголку губ. Потому что он знал Малфоя как себя самого. Лучше, чем себя самого.

Малфой несколько секунд смотрел Гарри прямо в глаза, а потом ухмыльнулся:

— Поттер, ты сменил иллюстрированный сборник по квиддичу на труды псевдофилософов?

Гарри медленно выдохнул, сообразив, что, оказывается, задерживал дыхание. Малфой не помнил их разговора. А это значит, Паркинсон была права. Катастрофа, которая раньше обозначалась лишь в невнятных домыслах Паркинсон и в сумбурных объяснениях Гермионы, стала обретать черты и масштаб. Под ложечкой засосало.

Гарри направился к двери. На Малфоя он больше не смотрел. Прямо сейчас ему жизненно необходимо было найти Пэнси Паркинсон.

* * *

Оставив позади кабинет трансфигурации, Гермиона почти бегом преодолела коридор и только на лестнице сбавила шаг, потом развернулась и спустилась на пару ступеней, решив возвратиться в гостиную Гриффиндора. В гостиной был Рон, который снова скажет, что Малфой все помнит.

Гермиона опустилась на ступеньку и закрыла лицо руками. Пора переставать надеяться на чудо, на его порядочность, на какие-то чувства с его стороны. «Не нашли места поромантичней»? Как сегодняшняя равнодушно брошенная фраза отличалась от его шутливой колкости «тебя привлекает стриптиз исключительно в исполнении Поттера?». Какая колоссальная разница была между Малфоем, который остался сейчас в кабинете трансфигурации, и Драко, который ждал ее в полной темноте в кабинете прорицаний. Ждал сорок минут, не будучи уверенным в том, что она вообще придет.

— Гермиона? — раздался над ее головой голос Невилла.

Гермиона отняла руки от лица, порадовавшись тому, что она не успела разреветься.

— Ты почему тут сидишь? — участливо спросил Невилл и присел рядом.

— Прячусь от первокурсников, — шутливо округлила глаза Гермиона. — А то опять налетят. Одному с домашним заданием помоги, другому потерянные вещи найди. А я мыслями еще на каникулах.

— Понятно, — улыбнулся Невилл, явно не зная, верить или нет. — Только ты не там прячешься. Здесь точно найдут.

— А ты куда идешь? — спросила Гермиона.

— В библиотеку. Хочешь со мной?

Гермиона несколько секунд смотрела на Невилла, а потом согласно кивнула. Оставаться наедине с собой было невыносимо, а Невилл, в конце концов, отличная компания. У него нет привычки лезть в душу.

Невилл встал со ступеньки, отряхнул мантию и протянул Гермионе руку. Его жест не получился даже вполовину таким естественным, как это получалось у Драко. Гермиона тряхнула головой и приняла протянутую руку. Едва она успела подняться на ноги, как на них налетел Гарри. Гермиона быстро оглядела его с ног до головы. Гарри был взбудораженным, но, кажется, целым и невредимым.

— Все в порядке? — встревоженно спросила она.

— Ага, — кивнул он. — Ты куда?

— Мы собрались в библиотеку, — пояснил Невилл, кажется, ничуть не удивленный тем, что сперва нашел на ступенях едва не плачущую Гермиону, а потом на них ураганом налетел Гарри Поттер.

— Отлично. На минутку отойдем? — произнес Гарри и, не дожидаясь ответа Невилла, схватил его за рукав и почти силой стащил с последних ступеней.

Гермиона с удивлением наблюдала за тем, как мальчишки остановились в нескольких шагах от нее и Гарри принялся что-то шептать Невиллу на ухо. Невилл, выслушав его, невозмутимо кивнул.

— Увидимся на ужине, — произнес Гарри Гермионе и скрылся на лестнице.

— Что он тебе сказал? — спросила Гермиона, когда они с Невиллом неспеша направились в библиотеку.

— Просил не оставлять тебя одну, — бесхитростно ответил Невилл.

Гермиона закусила губу, глядя себе под ноги. Наверное, ей следовало радоваться заботе со стороны Гарри, но она предпочла бы, чтобы его опека не становилась такой тотальной. А еще она предпочла бы, чтобы ей стерли память и она не помнила запах волос Драко Малфоя и его улыбки.

Невилл принялся рассказывать о том, как они с бабушкой встретили Рождество, и Гермиона приготовилась проявить заинтересованность.

* * *

В запасе у Гарри был всего час времени. Невилл был, конечно, не слишком надежным охранником, но другого выхода у Гарри не было. Через час у Кэти закончится дополнительное занятие по травологии и она будет ждать его в гостиной Гриффиндора, чтобы вместе пойти на ужин. Не то чтобы Гарри хотел скрыть от нее факт прогулки с Гермионой, но предпочитал не нарушать договоренности без крайней необходимости. Поэтому Гарри должен был успеть вернуться в гостиную к назначенному времени.

Как за один несчастный час можно найти человека в таком огромном замке, как Хогвартс? Особенно если ты понятия не имеешь, где этот человек любит проводить свое свободное время. И свободное ли оно? Может, у Паркинсон взыскание, может, она тоже дополнительно занимается с отстающими. Может… спросить у слизеринцев? Эта мысль появилась у Гарри, когда он увидел младшекурсницу Слизерина в противоположном конце коридора.

Гарри сбавил шаг и взлохматил волосы. Он терпеть не мог общаться с девчонками. Из девчонок ему было легко только с Гермионой и Джинни, потому что он знал их сто лет. И немного с Кэти, потому что та, кажется, была в него влюблена.

— Привет! — сказал Гарри, не дойдя до слизеринки пары шагов и отмечая, что, кажется, его «привет» получилось слишком громким и агрессивным.

— Э-м, — ответила слизеринка и, остановившись, оглянулась по сторонам, будто ожидая подмоги. Гарри, в общем-то, ее понимал.

— Я — Гарри, — решил не сдаваться он.

— Делория Рауфельд, — опомнилась девочка, причем произнесла свое имя с таким достоинством, будто ожидала, что Гарри немедленно падет ниц.

Гарри едва не поморщился. Ей лет-то было максимум тринадцать, а высокомерия…

— Ты не знаешь случайно, где сейчас Пэнси Паркинсон? — спросил он, жалея, что у волшебников нет заклинания наподобие Акцио для призыва необходимых людей. Впрочем, он не пробовал. Вдруг банальное акцио сработало бы? Правда, Паркинсон наверняка его после этого убила бы.

Тем временем его вопрос сбил всю важность с мисс Делории Рауфельд. Девочка округлила глаза и спросила:

— А зачем она тебе?

Как будто не мог Гарри Поттер просто так интересоваться Пэнси Паркинсон.

— Влюбился я в нее. Только ей не говори, — решил добить девочку Гарри.

— Правда? — совсем наивно уточнила девочка и почему-то начала краснеть.

Гарри представил, как будет объясняться с Кэти, потом понял, что Паркинсон его тоже по головке не погладит, и отчаянно пожалел, что рядом с ним нет Рона. Вот тот знал, что делать с мелкими девчонками. Он так лихо наводил порядок в гостиной, когда там разом начинала орать толпа детей.

— Да правда, правда. Где она?

— Она была в музыкальной гостиной. Собиралась убить Уильяма за то, что с него сняли баллы, — охотно пояснила девочка, забыв о том, что она — напыщенный представитель древнего волшебного рода и учится на Слизерине.

— Спасибо, Делория. Ты мне очень помогла, — торжественно произнес Гарри и направился в сторону музыкальной гостиной, в которой до этого был, кажется, всего пару раз, да и то случайно.

Отойдя от Делории на пару шагов, он выдохнул и покачал головой. Как эти слизеринцы между собой-то общаются и как их спесь и родовитость еще умещаются в общей гостиной?

Дверь в музыкальную гостиную была приоткрыта, и оттуда слышались звуки рояля. Гарри представил, что Паркинсон сидит там и музицирует, и ему стало немного смешно. Впрочем, он тут же вспомнил, что в этом коридоре всегда была слышна музыка, и вряд ли каждый раз в исполнении Паркинсон или кого-либо еще. Кажется, рояль был заколдованным и играл сам по себе, а это означало, что Паркинсон могла давно уйти, что делало мысль о пробном использовании Акцио на людях все более заманчивой.

Толкнув дверь, Гарри облегченно выдохнул, потому что Паркинсон была здесь. Стояла у окна, изучая какой-то свиток. Рояль в углу наигрывал что-то заунывно-трагическое.

— Привет! — громко поздоровался Гарри, и Паркинсон, вздрогнув, спрятала свиток за спину.

— Здравствуй, Поттер. Не подкрадывайся так к людям, заклятие в лоб прилетит, — посоветовала она и убрала свиток в карман форменной мантии.

Гарри не стал препираться, вместо этого сказал:

— Ты одна здесь?

Паркинсон удивленно оглядела пустую гостиную.

— Очевидно, да, — развела руками она с таким видом, будто он был полным идиотом.

— Мало ли. Вдруг у тебя тут кавалер под мантией-невидимкой.

— Интересные у тебя фантазии, — вяло огрызнулась Паркинсон. — Ты что-то хотел?

Она выглядела уставшей и, кажется, испуганной. Гарри поймал себя на том, что испытывает сочувствие.

— У тебя что-то случилось?

Паркинсон несколько секунд смотрела на него, будто не поняла вопроса, потом поправила и без того идеальную прическу и наконец произнесла:

— У меня все в порядке. Ты сюда случайно зашел или…

— Или. Я тебя искал. Кстати, пришлось сказать Делории какой-то там…

— Рауфельд, — подсказала Паркинсон.

— Ага, ей, что я в тебя влюбился. Иначе она отказывалась говорить, где ты.

Гарри ожидал, что Паркинсон разозлится, но она неожиданно улыбнулась и сразу стала выглядеть лет на пятнадцать.

— Поттер, Поттер. Ты даже представить не можешь, как твое имя будут полоскать в гостиной Слизерина ближайшую неделю, а то и две.

— Да мне плевать. В первый раз, что ли? — пожал плечами Гарри. — Надеюсь, несильно тебя подставил.

— Ну уж мне-то тем более плевать, — тоже пожала плечами Паркинсон. — К тому же сам Гарри Поттер… Я приобрету популярность.

Она, конечно, шутила, но Гарри почувствовал неловкость. Все-таки не получалось у него легкого общения с девушками. Чтобы не начать краснеть, он вспомнил о разговоре с Малфоем.

— Я хотел тебе сказать, что мы правы в догадках. С памятью Малфоя какая-то ерунда.

— Какая именно? Как ты это понял? — Паркинсон шагнула вперед, жадно вглядываясь в его лицо. Ее глаза блестели.

— Накануне каникул мы с ним говорили. Долго.

— Это тогда он подтвердил их роман с Грейнджер? — быстро спросила Паркинсон.

Гарри кивнул.

— И? — нетерпеливо уточнила она.

— Он не помнит этого разговора.

Пэнси Паркинсон прищурилась, сцепив руки в замок и глядя мимо Гарри.

— Что делать будем? — спросил Гарри, потому что отрешенность Паркинсон его немного нервировала.

— Поттер, я могу надеяться, что этот разговор останется между нами? — переведя на него взгляд, спросила Паркинсон.

Гарри без раздумий кивнул.

— Что ты знаешь о Черной Метке? — неожиданно спросила Паркинсон, вглядываясь в его лицо.

— Это не ко мне, — усмехнулся Гарри и провел рукой по волосам. — Это к твоим друзьям по цвету формы.

Паркинсон обхватила себя за плечи и, повернувшись к нему спиной, отошла к окну.

— Эй, — позвал Гарри, смущенный тем, что, кажется, ее обидел.

Слова «Паркинсон» и «обида» отказывались соседствовать в его голове, но по факту выходило, что она расстроилась.

Он приблизился к девушке и осторожно тронул ее за плечо. Та дернула плечом, впрочем, почти сразу повернулась к нему, и Гарри вновь показалось, что у нее что-то случилось.

— Я могу тебе помочь? — спросил он и приготовился услышать колкости в ответ.

— Я не понимаю, что такое Метка, — неожиданно произнесла Паркинсон. — Это ведь не просто татуировка. Глупо делать ее для того, чтобы призывать к себе человека.

— Вообще-то, в этом есть смысл, — осторожно произнес Гарри и, желая разрядить обстановку, добавил: — Я вот тебя пока искал, думал применить Акцио. А то неудобно, знаешь ли, бегать по всему замку в поисках неуловимой старосты Слизерина.

Паркинсон криво усмехнулась.

— Призвать человека можно сотней других способов.

Гарри вспомнил заколдованные галлеоны и согласно кивнул.

— Акцио бы просто не сработало.

— Это хорошо, а то я думаю, ты бы не обрадовалась.

Паркинсон наконец улыбнулась.

— Ну да. Тебе бы не поздоровилось, — произнесла она и вновь стала серьезной: — Поттер, а ты думал о Метке? Не о том, чтобы получить, нет, конечно, — пояснила Паркинсон, заметив взгляд Гарри. — О том, что она такое.

Гарри потер локоть, посмотрел на часы, понимая, что ему еще нужно успеть встретить Гермиону, и только потом перевел взгляд на Паркинсон.

— Думал, — медленно произнес он. — Думаю, это способ связать всех, кто ему служит, вместе. А ты никогда не спрашивала у… — Гарри запнулся, но потом все же продолжил, — отца или же у кого-то из друзей, как она ощущается?

Паркинсон помрачнела, и Гарри вновь решил, что она обиделась.

— Отец не говорит со мной об этом. Из знакомых… кто-то говорил, что она просто беспокоит, кто-то… — Паркинсон резко замолчала, а потом неожиданно шагнула ближе и прошептала: — Как ты думаешь, он может слышать через нее то, что происходит вокруг?

Гарри моргнул от неожиданности. Пэнси Паркинсон стояла в шаге от него и смотрела на него с такой надеждой, будто… будто она была Гермионой. Будто это было нормально — надеяться вот так на… врага. Хотя, какие они теперь враги? Да и были ли когда-то?

— Знаешь, я ведь узнал о магии, только когда мне пришло письмо из Хогвартса, — признался Гарри, и глаза Паркинсон расширились от удивления. — Хагрид рассказал мне тогда о Волдеморте, о гибели моей семьи. Я ведь ничего не знал. Вообще. Я не понимал, за что их убили. Почему нужно кого-то истреблять. И, главное, почему нельзя произносить имя Волдеморта. А вот сейчас ты спросила…Может, в этом есть смысл? Может, он и правда может как-то магически присутствовать в этих татуировках?

— Магически присутствовать где-то нельзя, — негромко ответила Паркинсон. — Есть ряд заклинаний, но для этого нужно очень много магических сил. Это может опустошить волшебника. Магия конечна и…

— Что значит «магия конечна»? — спросил Гарри.

— В волшебнике, — пояснила Паркинсон так, будто это было общеизвестным фактом.

— Стой. Подожди. Волшебник может израсходовать всю свою магию?

— Не совсем. Он может израсходовать активный запас, и на восстановление может уйти много времени. Иногда это может стоить ему жизни. Вот смотри: мы с тобой сражаемся на дуэли, — Паркинсон сделала шаг назад и приняла боевую стойку, как на уроке по защите.

Гарри поймал себя на мысли, что его рука потянулась к карману, где лежала палочка. Хоть палочки в руках Паркинсон не было, сам факт того, что человек в форме Слизерина стоял напротив в боевой стойке, нервировал.

— Представил, — произнес Гарри и, чтобы не выглядеть идиотом, сложил руки на груди.

Паркинсон сделала вид, что не заметила его попытки достать палочку.

— Я бью по тебе каким-нибудь очень сильным заклятием и пробиваю защиту.

— Ну, — произнес Гарри, надеясь, что они не перейдут от теории к практике.

Паркинсон взмахнула рукой и сделала вид, что наносит удар. Гарри напрягся, помня о невербальной магии, однако ничего не произошло.

— Представь, что я слабее, но мой удар прошел, ты на мгновение выбит из игры. И я наношу еще несколько заклинаний. Не смертельных, но от меня они требуют много сил.

— Допустим.

— А потом ты мертв или просто оглушен, я магически истощена, появляется кто-то из твоих друзей-гриффиндорцев. Да вот хоть Брэндон Форсби, маленький, слабый и глупый. Я смотрю на него, но ничего сделать уже не могу, потому что мой потенциал исчерпан. И он способен убить меня простейшим заклинанием. Я просто могу неудачно упасть и свернуть себе шею.

Паркинсон закончила свою речь с милой улыбкой, и Гарри стало страшно, потому что эта девочка так легко рассказывала о дуэли и собственной смерти, как будто в этом не было ничего пугающего.

— Ты это к тому, что присутствие Волдеморта в Метке должно его истощать?

Она кивнула и сложила руки на груди.

— А что, если он питает свои силы от волшебников через Метку?

Паркинсон прищурилась.

— Тогда те, кто ее носит, должны это замечать, разве нет?

— Их много. От каждого по чуть-чуть.

— Поттер, мне не нравится твоя теория! — зло произнесла Паркинсон.

— Почему?

— Потому что тогда мы все мертвы, — уже спокойнее ответила она. — Я, ты, Грейнджер.

— Почему? — повторил Гарри.

— Потому что ты прав: их много. И если у каждого брать по чуть-чуть, то это огромный магический потенциал.

— Он может как-то влиять на тех, кто носит Метку? Кроме вызова?

— Я не знаю. Я слышала только о том, что носителей вызывали. Но что там было на самом деле, я не знаю.

— А можешь узнать?

— Как? Поттер, как? — голос Пэнси неожиданно сорвался на крик, и Гарри, вздрогнув, шагнул назад. — Мы с Грегом сегодня переписывались, — сбивчивым шепотом продолжила Паркинсон.

— С Гойлом? Зачем?

— Да не «зачем», Поттер, а «почему». Потому что ему пришло в голову, что нас можно слышать через его Метку, потому что она его беспокоит.

От шепота Паркинсон по спине Гарри побежали мурашки.

— Когда это началось? — спросил он, тоже понизив голос до шепота.

— На каникулах, — ответила Паркинсон и неожиданно всхлипнула.

Гарри не собирался ее обнимать. Правда. Ну что за глупость — утешать слизеринку, которая, по его мнению, просто не могла нуждаться в утешении. Однако опомнился он, лишь когда его руки вцепились в плечи Паркинсон и потянули девушку вперед. Он успел увидеть ее удивленно-испуганный взгляд, а потом она шагнула к нему и уперлась лбом в его плечо, и Гарри, стараясь не думать о том, насколько нереально то, что происходит сейчас, крепко ее обнял.

От Паркинсон пахло легкими духами, ее волосы щекотали его шею, а сам он понятия не имел, как будет теперь смотреть в глаза Гермионе. Да и самой Пэнси, если уж на то пошло. То, что слизеринка в его голове вдруг стала «Пэнси», напрягло отдельно. Чтобы перестать думать о том, что происходит, Гарри попытался сосредоточиться на разговоре.

Она сказала «на каникулах»?

— Пэнси, — позвал он.

Девушка в его объятиях вздрогнула, однако отстраняться неожиданно не стала.

— Я ведь пришел сказать, что выяснил, когда Малфой и Гермиона встречались в последний раз.

Паркинсон высвободилась из его объятий и шагнула назад, поправила волосы, а потом, достав палочку, что-то прошептала. Гарри на миг подумал, что на него сейчас наложат Обливиэйт, но со щек Паркинсон просто исчезли дорожки слез. Теперь о том, что она плакала, напоминал лишь немного покрасневший нос.

— Когда? — спросила она, не глядя на него.

— На каникулах в его доме. Без свидетелей.

Паркинсон забыла о смущении и уставилась на Гарри. Тот подумал, что ему сейчас придется выслушать недвусмысленные намеки о Гермионе, однако слизеринка его вновь удивила:

— Память Драко подкорректировали на каникулах. Тогда же активизировалась Черная Метка. Во всяком случае, конкретно у Грега. Надо как-то выяснить об остальных, — Паркинсон задумчиво покусала губу. — Нужно сделать так, чтобы Драко все вспомнил. Нам без него не справиться, понимаешь?

Ее голос дрогнул.

— Ты знаешь способ?

— Нужно, чтобы Грейнджер с ним поговорила и все рассказала. Я, правда, не знаю, как это отразится на нем самом, если блок слетит резко… Но другого выхода у нас просто нет, — устало закончила Паркинсон.

— Корректировка его воспоминаний не связана лишь с Гермионой. Наш разговор он тоже не помнит. Так что твоя теория о заклинании отвода не работает.

— Еще как работает, — с уверенностью сказала Пэнси. — Просто это был отвод не от человека.

— А от чего?

— Пока не знаю, как сформулировать. Но чувствую, что это оно. Я обсужу это с Робертом, а потом дам тебе знать.

— А Роберт это?..

— Мой жених, — в голосе Паркинсон появился неуместный вызов.

— Который не Пожиратель?

Она кивнула и вдруг неловко попросила:

— Не говори никому, что я…

— Заняться мне больше нечем, — огрызнулся Гарри, думая, что девчонки все-таки редкостные дурочки. У них тут мир рушится, а она о такой ерунде волнуется.

— Спасибо, — неуверенно улыбнулась Паркинсон. — Я пошла писать Роберту, а ты уговори Грейнджер пообщаться с Драко напрямую. И чем раньше, тем лучше.

Распределив роли, Паркинсон направилась к выходу.

— Какие-то у нас неравнозначные по сложности задачи, не находишь? — с возмущением в голосе произнес Гарри.

— C'est la vie, — ответила Паркинсон и скрылась за дверью.

Рояль принялся играть что-то героическое.

* * *

Драко Малфой сидел за столом в главном зале и пытался слушать Нотта. Честно пытался, потому что тот делился своим видением стратегии на следующий матч с Когтевраном в свете того, что у тех, по слухам, сменился ловец. Вот только слова Тео звучали для Драко фоном, потому что сам он почему-то то и дело поднимал взгляд на стол гриффиндорцев.

Поттер о чем-то спорил с Грейнджер. Эта картина уже сама по себе была довольно непривычной, потому что скучные гриффиндорцы ссорились крайне редко. Наверное, поэтому Драко не мог не обратить внимание на их экспрессивную беседу. Поттер явно пытался в чем-то убедить Грейнджер, а та никак не желала сдаваться. Уизли, сидевший по другую сторону от Грейнджер, то и дело пытался влезть в спор, но Поттер от него отмахивался и заходил на новый круг в попытках убедить Грейнджер.

Девушка Поттера, сидевшая через четыре человека от Уизли, косилась в их сторону с откровенной неприязнью. Драко не знал, зачем забивает себе голову перипетиями личной жизни Поттера, но перестать на них поглядывать почему-то не мог.

Грейнджер сидела, опустив голову, и периодически огрызалась в ответ на увещевания Поттера. Ее волосы были собраны в хвост, из прически выбилось несколько прядей, которые она заправила за уши. Когда она тряхнула головой на какую-то реплику Поттера, одна прядь выскользнула из-за уха, и Грейнджер рассеянно заправила ее обратно. Блез управлялась с непослушными локонами изящно, женственно. У Грейнджер это выглядело совсем иначе. Она вообще была не такой, как все. Драко подумал об этом с ноткой раздражения. Прежде всего на то, что он вообще вдруг обратил на это внимание. А во всем виноват был мелкий Форсби.

— Ты не против? — спросил Тео.

И Драко, у которого от дурацких вопросов Поттера и злости на Брэнда разболелась голова, рассеянно кивнул, понятия не имея, на что соглашается. Оставалось надеяться, что речь все еще шла о квиддиче.

За спиной Грейнджер в сторону выхода прошел Форсби.

— Тео, извини, я пойду Форсби убью. Вечером поговорим.

Нотт кивнул и вернулся к еде. Драко направился к выходу, намереваясь вытрясти из мелкого паршивца всю душу. Он прождал Брэнда в кабинете трансфигурации почти сорок минут. Форсби так и не явился.

— Брэндон! — крикнул Драко Форсби, который бегом рванул прочь от главного зала.

— Я не могу. Меня Мэгги ждет, — заорал Форсби в ответ и припустил еще быстрее.

— Малфой! — раздалось сзади в тот момент, когда Драко всерьез собрался вытащить палочку и вернуть Форсби для разговора.

Драко поморщился и повернулся к Поттеру, ожидая новых вопросов разной степени бредовости. Рядом с Поттером стояла испуганная Грейнджер. Больше никого в коридоре не было.

Драко хотел пошутить про то, что Поттер, кажется, никак не разберется в своих симпатиях и что это может обернуться для него чем-нибудь весьма неприятным и плохо сводящимся с лица, однако Грейнджер неожиданно спокойно произнесла «я не буду» и посмотрела прямо на Драко.

Драко сглотнул. Грейнджер смотрела в его глаза, и он почему-то не мог пошевелиться. В висках пульсировало, а в голове билась мысль, что к нему применили заклятие. Драко лихорадочно перебирал в уме заклятия с похожим действием, стараясь вспомнить, кто из этих двоих хорош в беспалочковой магии. Выводы были неутешительными. Хороши они были оба.

Так, давление на виски, тяжесть в груди, учащенное сердцебиение, прилив крови к лицу, ватные колени. Ни одно из известных ему заклинаний не давало одновременно всех вышеперечисленных эффектов. Значит, это было что-то ему неизвестное. Паршиво.

Драко потянулся за волшебной палочкой, ожидая, что тело его не послушается. Однако рука послушалась. Когда его пальцы сжали гладкую поверхность палочки в кармане мантии, Драко почувствовал себя увереннее. Пока он думал, чем бы ответить этим двоим, Грейнджер, опустив голову, пробежала мимо него и свернула в ближайший коридор. Поттер смерил Драко неприязненным взглядом и бросился за ней. Драко вытащил палочку и прицелился в удаляющуюся спину Поттера, все еще не решив, чем лучше запустить.

Пока он думал, Поттер скрылся из виду. Драко медленно выдохнул и утер ладонью вспотевший лоб. «Что ты думаешь о том, что выбор — лишь иллюзия?» — сказал в его голове Поттер на этот раз почему-то голосом Темного Лорда.

— Я думаю, что вы все меня достали, — прошептал Драко и, шатаясь, подошел к ближайшему окну.

Опершись одной рукой о подоконник, Драко спрятал волшебную палочку в карман, а потом осторожно забрался на подоконник и сжал виски руками. Больше всего на свете в эту самую минуту он хотел вернуться на год назад и оказаться в поместье Делоре. Мариса всегда знала, что нужно сделать. А если не знала, то могла просто обнять. Драко зажмурился до кругов перед глазами. Он скучал по ней так, что ему больно было дышать. Драко судорожно вздохнул, сдерживая слезы, и его накрыло злостью. Столько времени он успешно не позволял себе вспоминать о Марисе, чтобы не раскиснуть, не стать слабым, и вот сегодня так нелепо сломался после заклятия чертова Поттера или заучки Грейнджер.

Драко сжал руку в кулак и стукнул по подоконнику рядом с собой. Поттер заплатит за это. Заплатит вместе со всем чертовым министерством, которое убило самого дорогого человека в его жизни.

В полушаге от истины время в спираль закручено —

Прошлое с будущим бьются за право главенствовать.

Можно об этом не думать, довериться случаю

И понадеяться на справедливость вселенскую,

 

Только труднее дышать с каждым днем неведенья,

Делится мир на две правды: простую и сложную.

В каждой из них свой сюжет и своя трагедия.

И невозможно понять, которая ложная.

 

Сигнал вызова по каминной сети выдернул Северуса Снейпа из тревожного сна без сновидений. Северус почувствовал, как сердце подскочило к горлу, а спустя миг кровь в ушах загрохотала с такой силой, что он резонно подумал, что вставать с постели сейчас не стоит — он точно рухнет обратно.

Однако камин продолжал призывно светиться сигналом вызова. Северус осторожно сел, придерживаясь рукой за прикроватную тумбочку. Странно, что он уловил едва слышный сигнал после выпитого на ночь зелья. Минувший день выдался настолько насыщенным, что Северус даже не стал пытаться уснуть без помощи зелья. За эти годы он прекрасно изучил свой организм. Это лет пятнадцать назад он мог себе позволить сминать простыни в тщетных попытках устроиться поудобнее и расслабиться достаточно для того, чтобы мозг наконец отключился. В последние же годы Северус смирился с неизбежным и после особенно трудных дней принимал зелье сразу. Вчерашний день определенно подпадал под категорию «особенно трудный».

Камин все так же подавал сигналы, в ушах все так же грохотало. Северус мысленно сосчитал до трех и медленно встал. Прихватив спрятанную под подушкой волшебную палочку и стараясь не делать резких движений, он добрался до кресла и сдернул со спинки вчерашнюю мантию. Какое счастье, что эльфы давным-давно усвоили: вещи профессора зельеварения без его личной просьбы трогать нельзя. Вообще. Никогда. В противном случае мантии бы здесь сейчас не было. Равно как и сил добраться до шкафа за свежей.

Накинув мантию, Северус принялся не спеша ее застегивать. Не потому, что надеялся, что человек, так настойчиво его вызывающий, прекратит проявлять настойчивость (хотя, кого он обманывал? Конечно надеялся!), а потому, что зелье не только разгружало мозг, но и затормаживало движения. Особенно если не удавалось поспать хотя бы шесть часов. Северус посмотрел на часы на каминной полке. Те показывали четверть пятого утра, а это означало, что он проспал чуть меньше четырех часов.

Застегнув верхнюю пуговицу мантии, Северус приблизился к камину и, устроившись в кресле, набросил на ноги плед, чтобы не светить перед посетителем пижамными штанами.

На миг прикрыв глаза, Северус принял вызов.

Увидев в камине Ремуса Люпина, Северус не то чтобы удивился — всерьез удивляться он разучился давно. Скорее обеспокоился. И то не так уж сильно, потому что выпитое зелье притупляло эмоции.

— Доброй ночи, Северус, — вежливо произнес Люпин.

Он определенно не был похож на человека, попавшего в чрезвычайную ситуацию.

— Пока не вижу в этой ночи ничего доброго, но, возможно, ты сообщишь какую-нибудь приятную новость, раз уж ты явно не умираешь в сию секунду, — медленно произнес Снейп, мысленно измеряя частоту сердечных сокращений. Кажется, он все же переборщил с дозировкой.

— Северус, у меня к тебе немного нестандартная просьба. Я понимаю, что в пятом часу утра это несколько…

— Люпин, хватит мямлить. Я уже понял, что приятных новостей у тебя нет. Давай излагай, зачем ты выдернул меня из постели, и, если я посчитаю причину веской, ты, может быть, выживешь.

В нормальном состоянии он, разумеется, не позволил бы себе пустые угрозы, но сейчас ему было, пожалуй, плевать и на собственную репутацию, и на душевный комфорт Люпина.

— У меня вопрос, Снейп, — за плечом Люпина возник невидимый до этой минуты Блэк.

Северус едва не застонал сквозь зубы. Только этого не хватало.

— До утра твой вопрос подождать не мог? — с сарказмом уточнил он.

— Кто ставил защиту на поместье Малфоев? — выдал Блэк, вглядываясь в его лицо.

Северус поблагодарил действие зелья, которое настолько притупило его реакции, что удивление просто не успело проступить на лице.

— Кто этим интересуется? — уточнил Северус.

— Я, — Блэк принялся перекатываться с носка на пятку, явно не в силах сдержать нетерпение.

— Я не буду обсуждать это через каминную сеть.

— Снейп, ты — параноик, — доверительно сообщил Блэк, — в твой камин даже пыль не просочится. Не держи нас за идиотов.

— Да тебя даже держать за идиота не нужно, — вырвалось у Северуса. — Кто еще может связаться с человеком среди ночи и начать задавать идиотские вопросы?

Он ожидал, что Блэк взорвется, но тот вдруг прекратил свои бестолковые перекатывания и очень спокойно произнес:

— На нас только что пытались напасть, и у меня есть основания считать имение Малфоев небезопасным для Нарциссы.

Желудок Снейпа подлетел к горлу вместе с сердцем. Несколько секунд он пытался осознать сказанное. Отчего-то в голову лезла дурацкая выходка Драко на каникулах, когда тот снял защиту с нескольких залов и коридоров.

Северус поднял руку и расстегнул верхнюю пуговицу мантии. Рука двигалась неестественно медленно.

— Северус, ты в порядке? — почему-то спросил Люпин.

— Снейп, если я узнаю, что за этим стоишь ты, я тебя убью, — все так же спокойно произнес Блэк.

Люпин ткнул его локтем в бок, будто им обоим было по пятнадцать, и Северус некстати подумал, что гриффиндорцы остаются нелепыми даже после того, как перестают носить свою форму.

— Я свяжусь с вами через три минуты и перейду на Гриммо. Поговорим там.

— Зачем тебе эти три минуты? — прищурился Блэк, и Люпин снова ткнул его под ребра. Впрочем, эффекта этот жест вновь не возымел.

— Боюсь, тебе этого не понять, Блэк, но воспитание не позволяет мне заявиться в гости без штанов. Это из тех же правил, которые диктуют не пользоваться каминной сетью ночью.

— Может быть, нам стоит отложить разговор до утра? — осторожно предложил Люпин, переводя взгляд с Северуса на Блэка и обратно.

— Не нужно, — сухо ответил Северус, решив не ждать, проснется ли в отпрыске славного рода Блэков тактичность. Он и так знал, что не проснется.

— Три минуты, — отрезал Блэк.

Северуса подмывало спросить, что будет, если он не уложится в отведенное время, но он решил не опускаться до уровня бывших гриффиндорцев. К тому же мысль о том, что Нарциссе, возможно, в эту самую минуту угрожает опасность, заставляла его сердце по-прежнему колотиться где-то в горле.

— Пять, — сухо ответил он и оборвал вызов, не дожидаясь возражений открывшего рот Блэка.

В ванной Северус пустил холодную воду и сунул голову под струю. Конечно, он знал бодрящие заклинания, но ни одно из них никогда не оказывало на него такого эффекта, как холодная вода. Это он усвоил еще в школьные годы, благодаря Блэку и его компании.

Через четыре минуты и сорок девять секунд Северус Снейп стоял перед камином полностью одетый и выглядел так, будто готов противостоять любой опасности. И ключевым словом здесь было именно «выглядел», потому что мысли после зелья ворочались с трудом, виски ломило от слишком сильного высушивающего заклятия, а руки мелко подрагивали. Последнее, скорее всего, от страха за Нарциссу. Впрочем, эту деталь легко можно было скрыть, сложив руки на груди или убрав их в карманы.

Северус глубоко вздохнул, сосчитал до трех и вызвал дом Блэка. Связь установилась сразу. Блэк стоял перед камином в брюках и рубашке. Из кармана его брюк торчала волшебная палочка.

— Смотрю, ты приготовился к приему гостей, — съязвил Снейп, принимая протянутую Блэком руку.

На миг его мозг прострелила мысль, что он — легковерный идиот, и Блэк запросто может сейчас заманить его в ловушку. Впрочем, стоило их ладоням соприкоснуться, как Северус выбросил ненужные мысли из головы. Если это ловушка, он уже в нее попался. Значит, переживать поздно, а вот силы на возможное спасение поберечь стоит.

Как только Северус шагнул в гостиную дома на улице Гриммо, Блэк выпустил его руку и отступил назад. Странно, что Северуса встречал не Люпин. Впрочем, Северус тут же себя одернул: Люпин не смог бы этого сделать, поскольку не имел никакого отношения к роду Блэков, и, как следствие, попытка провести в дом кого-то из посторонних могла стоить ему жизни.

— Что за нападение? — спросил Северус и, убрав руки в карманы мантии, на всякий случай нащупал волшебную палочку.

— Что ты знаешь о родовой защите? — вместо ответа спросил Блэк.

— Блэк, я не буду развлекать тебя лекциями в полпятого утра. Я знаю о ней слишком много для остатка ночи. В девять у меня урок.

Блэк, кажется, раздумывал, с чего начать.

— Давай расскажем ему о случившемся, а потом спросим? — подал голос Люпин.

— Рассказывай, — хмуро кивнул Блэк.

— Присядь, Северус, — любезно предложил Люпин, и Северус опустился в ближайшее кресло, потому что сил стоять вправду не было. — Хочешь чего-нибудь выпить?

Блэк подошел к камину и взял с полки недопитый стакан со спиртным.

Северус представил, что будет с его организмом, если он зальет гуляющее в нем зелье алкоголем, и невольно усмехнулся.

— Благодарю, Люпин. Воздержусь. Рассказывай.

Люпин опустился на диван и устало посмотрел в спину стоявшему у камина Блэку.

— Сириус, лучше рассказать тебе. Я не чувствую дом так.

От этих слов по спине Северуса прошел озноб.

— Поясните.

Блэк несколько секунд разглядывал свой стакан, а потом обернулся и буднично произнес:

— Мне кажется, я стал частью этого дома.

Северус медленно моргнул, пытаясь вспомнить побочные эффекты от принятого им зелья. Кажется, галлюцинаций там не обещали, а это значит…

— Блэк, ты что-то принимаешь здесь, чтобы скоротать время? — в его вопросе не было издевки. Он на самом деле не представлял, что было бы с ним самим, запри его кто-то в четырех стенах так же, как Блэка.

— С тех пор, как я оказался здесь, я чувствую дом, — спокойно ответил Блэк. — Я точно знаю, где находится Рем. Я знаю… чувствую, когда кто-то пытается связаться с домом через каминную сеть, даже если вызов натыкается на барьер и не проходит дальше.

Люпин удивленно уставился на Блэка, будто услышал это впервые.

— Сегодня дом разбудил меня, потому что кто-то пытался в него проникнуть. В подвале оказалось место с провалом в защите.

Блэк замолчал.

— Судя по тому, что вы оба живы и я не вижу тут горы трупов, проникновение не удалось? — уточнил Северус.

Блэк медленно кивнул и спросил:

— Почему в защите может быть брешь?

Северус откинулся на спинку кресла, поправил манжету и только после этого посмотрел на сжимавшего стакан Блэка.

— Брешь могла быть оставлена хозяевами, — медленно произнес Северус. — Я говорил директору, что использовать в качестве убежища дом Пожирателей смерти неблагоразумно.

Блэк никак не отреагировал на слова о Пожирателях. Поставив стакан на каминную полку, он подошел к дивану и уселся рядом с Люпином.

— Это магические крючки, — продолжил Снейп под внимательными взглядами бывших гриффиндорцев. — Обойти родовую защиту невозможно, но, если сам хозяин оставил такой крючок для одного человека, в данном случае для Темного Лорда, защита этого просто не заметит. Крючки отыскиваются несмотря на ненаносимость объекта и дают дорогу тому, для кого они оставлены.

В гостиной повисла тишина. Люпин, сидевший на дальнем конце дивана, уставился в затылок Сириусу, который продолжал неотрывно смотреть на Северуса. Это нервировало, поэтому Северус закончил:

— Если это все, что сегодня случилось, то спешу тебя заверить, миссис Малфой ничего не угрожает. Защиту на имении Малфоев я проверял лично. Поверх родовой защиты я добавил еще защиту от себя.

— На каком основании? — прищурившись, подал голос Блэк.

— На том основании, что Люциус Малфой передал мне право заботиться о благополучии его сына, — приподнял бровь Снейп. — Его воля закреплена заклинанием. У меня есть соответствующая бумага. Смею надеяться, ты не станешь требовать ее показать?

Отчего-то то, как выглядел Блэк в эту минуту, отбросило Северуса в пору их юности.

— Почему тебе? — хрипло спросил Блэк.

— Мы будем выяснять причины последней воли покойного среди ночи? — поинтересовался Снейп.

Разговор, признаться, начал его утомлять. Особенно теперь, когда стало понятно, что Нарциссе ничего не угрожает и его разбудили зря.

Блэк некоторое время молчал, а потом произнес:

— Я не думаю, что брешь в защите была создана специально, иначе ей бы уже воспользовались. Орден Феникса обитает здесь несколько лет.

— Блэк, родовая защита…

— Разрушена самим родом, — Блэк резко поднялся с места и пересек гостиную. — Смотри!

Он ткнул пальцем в подпалину на гобелене. Северус встал и приблизился к стене.

— Часть рода уничтожена, — произнес Блэк.

В памяти Северуса всплыли строки из старинных фолиантов, которых он перечитал бессчетное множество, пока дорабатывал защиту поместья Малфоев.

«Родовая защита создается из магической силы рода. Та же, в свою очередь, множится слиянием древних родов. Магия признает сильнейшего, посему забота о чистоте и благополучии рода — залог сохранения самой магии».

Северус сделал шаг вперед и протянул руку, будто собирался коснуться выжженого имени Сириуса Блэка. Его подрагивающие пальцы замерли в нескольких сантиметрах от ткани гобелена.

«— Чего хочет Волдеморт?

— Подчинить себе магию».

Пожирателями смерти становились лишь чистокровные маги, чьи семьи насчитывали историю в несколько сотен лет. Но при этом, если маг являлся полукровным и ему удавалось это скрыть, Метка его не убивала. Значит, в самой ее сути не было заложено идеи уничтожения немагической крови. Северус сделал шаг назад и засунул руки в карманы мантии, скользя невидящим взглядом по древу Блэков. Метка объединяла огромное число сильных магов, подобно роду. И во главе этого новоявленного рода стоял Темный Лорд, который сам по себе был не в силах создать родовую защиту, поскольку своего рода был лишен. Мог ли он магически подчинить себе всех тех, кто был отмечен Меткой? Подчинится ли чистая магическая сила полукровке? Ведь если речь идет о подчинении магии, то вот оно — подчинение чистокровной магии через порабощение ее обладателей.

Почему он раньше никогда не смотрел на это под таким углом? Почему как слепой щенок поверил в то, что Метка создана для объединения борцов за чистоту крови?

— Снейп, ты выглядишь как человек, на которого снизошло озарение, — вполголоса заметил Блэк и сложил руки на груди.

— Как ты понял, что там не было рода? — негромко спросил Северус, повернувшись к Блэку.

Тот помедлил с ответом, словно подыскивал слова, а потом так же тихо произнес:

— Почувствовал.

Северус кивнул сам себе. Иначе и быть не могло. Блэк, как ни крути, оставался Блэком по крови, что бы там ни значилось в магических документах. Как и любой маг, отрезанный от рода.

Темный Лорд — глупец. Зная о бреши в родовой защите, он явно не учитывал того, что каждый отринутый родом точно так же может встроиться в родовую защиту по праву крови. Каждый чистокровный маг, ставший аврором… Как Блэк.

Северус окинул взглядом бывшего гриффиндорца. Время того не пощадило. Однако на смену бесшабашной дерзости, которой отличался Блэк в юные годы, пришла глубинная сила. Северус не мог бы подобрать другого слова. Задумавшись, он случайно проник в мысли Блэка и вздрогнул.

В эту самую минуту Сириус Блэк отчаянно желал, чтобы Северус Снейп сделал что-то для защиты Нарциссы. Он был готов унижаться, умолять. Он вообще был готов на все, чтобы защитить ее.

Северус невольно отступил на шаг и тряхнул головой.

— Что ты планируешь делать в связи с новыми обстоятельствами? — ровным голосом спросил Блэк.

— Делать с чем?

— С защитой Нарциссы, — голос Блэка по-прежнему звучал ровно.

Сколько бы отдал Северус Снейп в школьные годы за возможность осознавать то, что выскочка Блэк, затаив дыхание, ждет его ответа, что его сердце замирает, а руки слегка подрагивают. Такого триумфа он жаждал все время учебы. Вот только они уже давно не были студентами Хогвартса, и мысль о реванше изрядно поблекла с годами.

— Ее нужно забрать из имения Малфоев, — негромко сказал Северус, и Блэк едва слышно выдохнул. На его лице проступило такое облегчение, что Северус, испытав приступ неловкости, торопливо отвернулся.

— Куда? — спросил Люпин.

— Хороший вопрос, — устало отозвался Северус. Мысли вновь потекли еле-еле.

— В Хогвартс? — предложил Люпин.

— Как вариант, — не стал спорить Северус. — Нужно место, в котором не будет брешей.

— Место, где есть цельный род либо где рода нет, — резюмировал Люпин и неожиданно добавил: — Может быть, сюда?

Блэк повернулся в его сторону так резко, что едва не опрокинул стоявший рядом с ним торшер.

— Ты в своем уме?

— Но это же логично, — пожал плечами Люпин.

— Забрать ее сюда — означает поставить ее в положение «вне закона», — резко произнес Блэк.

То, что между благополучием Нарциссы и возможностью под благовидным предлогом удерживать ее рядом с собой Блэк выбрал первое, признаться, удивило Северуса. Неужели он никогда не знал Блэка? Или же это годы в Азкабане сделали его таким?

— Сириус, я понимаю, — устало произнес Люпин и провел ладонями по лицу. — Но у нас небогатый выбор. У меня такого места нет. У тебя — только этот дом. Что скажешь, Северус?

Что всегда изумляло и одновременно бесило Северуса в Люпине — это его умение вовлечь всех в общую беседу так, будто они все — закадычные друзья, будто в мире вообще не существует ненависти, непонимания, предательства. Будто смысл имело лишь то, что происходило сейчас.

— Мне нужно подумать, — нехотя ответил Северус. — У меня есть дом, но ей вряд ли будет там комфортно. К тому же Лорд там бывал, и, значит, придется перепроверять и переустанавливать всю защиту. Я могу обратиться к… — он опомнился за миг до того, как произнес фамилию Забини. Проклятое зелье делало из него туго соображающую развалину.

— Обратиться к кому? — тут же уточнил Блэк и, видя, что ответа не дождется, произнес: — Я должен знать. Я… имею право знать, что она в безопасности.

— Блэк… — начал Северус, но Люпин почему-то бросился к нему и сжал его локоть.

— Северус, присядь. Может, воды или?..

— Я в порядке, Люпин, — пробормотал Северус.

— Паршиво выглядишь, — донесся до него голос Блэка, и Северус, медленно подняв голову, встретился с ним взглядом.

— Я просто выпил расслабляющее зелье. Если бы ты вызвал меня через пару часов, я был бы уже в норме, — заторможенно ответил он.

Чувствовать себя беспомощным в компании Блэка и Люпина было отвратительно, но прямо сейчас Северус ничего изменить не мог. И толком разозлиться не мог тоже. Блэк несколько секунд его разглядывал, а потом неожиданно произнес:

— Прости.

К счастью, в эту минуту в гостиную вернулся Люпин. Который, как оказалось, успел сбегать за водой.

Вода была восхитительно-ледяной, а Северус настолько уставшим, что даже не попытался проверить ее на наличие зелий и нежелательных заклятий. Ему хотелось бы думать, что это потому, что в глубине души он всегда верил в порядочность Люпина, а не потому, что он сдал настолько, что начал упускать из виду такие вещи.

Пока Северус пил, Блэк маячил перед его лицом, будучи явно не в силах сохранять спокойствие. Однако ему хватало такта удерживать свои комментарии при себе, что Северуса, признаться, все больше удивляло.

— Тебе получше? — участливо спросил Люпин, принимая из рук Северуса пустую чашку.

— Это просто побочный эффект от зелья, — устало произнес Северус. — Через пару часов я буду в норме.

— Снейп, — начал Блэк и неожиданно замолчал.

— Слушаю, — поторопил Снейп, когда пауза затянулась до неприличия.

— Если тебе нужна помощь… — начал Блэк, и Люпин за его плечом улыбнулся так, будто опять наступило Рождество. — И это не только по поводу Нарциссы. Мы тут все равно загибаемся от безделья.

Блэк повел плечом. Наверное, нужно было съязвить в ответ. А может, и не нужно. Все-таки они давно выросли из школьных мантий.

— Я сообщу, если что, — кивнул Северус и добавил: — Спасибо.

В конце концов он был цивилизованным человеком.

— Когда ты планируешь связаться с миссис Малфой? — спросил Люпин, натягивая на кулаки рукава свитера, будто оборотень мог замерзнуть в комнате с горящим камином. Кстати, как оборотни относятся к каминам?

Северус удивился причудливому ходу своих мыслей и попытался сосредоточиться на вопросе Люпина.

— Думаю, утром.

— Может быть, не стоит ждать? — в голосе Блэка прорезалось знаменитое Блэковское упрямство.

— Блэк, она спит. До утра ничего не случится.

— Ты уверен? — прищурился Блэк.

Северус уверен не был. Пока ничто не указывало на то, что Темный Лорд решит предпринять что-то именно в эту минуту. Но, с другой стороны, пытался же кто-то прорваться сюда час назад. А главное, если с Нарциссой что-то случится, Северус никогда себе этого не простит. Сердце вдруг взбунтовалось в груди. Блэк, конечно, псих, но, по большому счету, что им мешает связаться с имением прямо сейчас? Кроме здравого смысла и правил приличия, разумеется.

Блэк нависал над сидевшим в кресле Северусом с героически-раздраженным видом. У Люпина вид был героически-уставший.

— Люпин, а как оборотни относятся к каминам? — спросил Снейп.

— Прости? — округлил глаза Люпин.

Блэк тоже качественно удивился: каждой мышцей лица.

— Ты издеваешься? — тихо уточнил Блэк.

— Сириус, это зелье, — перехватил того за локоть Люпин. — Я не очень люблю камины, Северус. Мне некомфортно связываться через них и тем более передвигаться каминной сетью. Но в целом я все же человек. Поэтому справляюсь.

Северус глубокомысленно кивнул. Из Люпина вышел бы отличный дипломат.

— Мне нужно десять минут, чтобы настроиться на каминную сеть имения Малфоев, — озвучил Снейп, и Блэк сделал два шага назад, освобождая наконец личное пространство Северуса от своего присутствия.

— Наша помощь потребуется? — спросил Люпин.

— Просто не мешайте. И… я бы выпил кофе. Пожалуйста.

Блэк направился к двери. Северус хотел было добавить, что приготовленный Блэком кофе он точно пить не станет, но Люпин будто прочитал мысли.

— Я приготовлю, Сириус, — остановил он Блэка на выходе, положив ладонь на его плечо.

Северус откинулся на спинку кресла, морально готовясь к тому, что сейчас придется концентрироваться, и надеясь, что у него хватит сил. Светлая рубашка Блэка смялась под ладонью Люпина некрасивыми складками. И седина в волосах Блэка тоже смотрелась некрасиво. Седина вообще мало кому шла. Северус прикрыл глаза, стараясь освободить мозг от ненужных мыслей и давая себе слово на будущее перекрывать все возможности с ним связаться в ночь, когда он будет выпивать зелье. Потому что морально это вдруг оказалось почти невыносимо — сидеть в доме ненавистного Блэка и разговаривать так, будто они всегда были по одну сторону. Северус прижал к вискам подрагивающие пальцы, остро чувствуя присутствие Блэка в гостиной.

— Ты не мог бы уйти? Мне нужно сосредоточиться, — не открывая глаз попросил он.

Просьба прозвучала жалко, но привычной волны стыда за то, что он выглядит жалко перед хваленым Блэком, не последовало. Отличное зелье, если разобраться.

— Если будет нужна помощь, зови.

Если бы Северус не знал, что в одной с ним комнате находится Сириус Блэк, то ни за что не сказал бы, что этот неуверенный сиплый голос принадлежит ему.

* * *

Кухня в доме на улице Гриммо была довольно большой. Во всяком случае, на собраниях Ордена Феникса здесь вполне комфортно размещалась пара десятков человек. Однако сейчас Сириус дважды едва не снес Рема, пока метался из угла в угол в попытках успокоиться. Стрелка на часах двигалась до того медленно, что он заподозрил бы, что на часы наложено заклятие.

— Бродяга, — Лунатик остановил очередное их столкновение, схватив Сириуса за плечи, — не мельтеши. Ему нужно время.

Сириус глубоко вдохнул, выдохнул и похлопал Рема по руке, все еще сжимавшей его плечо. Тот разжал пальцы.

— Я хочу, чтобы он ее увез туда, где никто ее не найдет, — неожиданно для самого себя произнес Сириус и, опершись ладонями о стол, опустил голову.

— Даже ты? — осторожно спросил Рем.

— Тем более я, — глухо откликнулся Сириус, и в это время из гостиной раздался голос Снейпа:

— Блэк, Люпин, все готово.

Сириус сорвался было с места, но заставил себя замереть. Лунатик смерил его взглядом и, подхватив со стола небольшой поднос с кофейником и чашкой, двинулся к выходу. Сириус пошел за ним, убеждая свое сердце биться ровно. Сердце подчиняться не хотело.

К моменту, когда он неспешно вошел в гостиную, Снейп успел принять из рук Рема чашку с кофе и сделать глоток. Выглядел он все так же паршиво.

Сириус остановился в дверях, будто в ожидании приглашения в собственную гостиную. Снейп подошел к разожженному камину и посмотрел на Сириуса. Чашка в его руке слегка подрагивала.

— Я вызываю Нарциссу. Ты не будешь подходить?

Сириус разжал пальцы, которыми, оказывается, стиснул дверной косяк, и направился к камину. Наверное, ему не стоило, наверное, он не имел права... Однако, когда Снейп едва слышно произнес заклинание, он остался стоять рядом с ним.

Связь с имением Малфоев установилась почти сразу. Сириус зачем-то достал из кармана волшебную палочку, хотя, разумеется, не думал, что Снейп откроет их убежище кому-то из Пожирателей. Просто нужно было чем-то занять руки. Наверное, ему все же не стоило подходить. Пусть бы Снейп сам…

— Северус, что-то с Драко?

Нарцисса с распущенными волосами и в домашнем халате присела перед камином, встревоженно глядя на Снейпа. Ревность — жгучая, неуместная, силы которой он даже не подозревал — поднялась из глубин души Сириуса и заставила его пальцы стиснуть волшебную палочку. Снейп и Нарцисса были настолько близки, что она могла не волноваться о том, как она выглядит, могла позволить себе предстать перед ним заспанной и встревоженной, могла не скрывать свою нервозность.

— С ним все хорошо. Речь о тебе.

— Сириус? — Нарцисса наконец заметила его и поправила ворот халата, затем попыталась пригладить волосы.

— Я понимаю, что скорее всего это могло подождать до утра, но трепетная натура Блэка… — начал было Снейп.

Нарцисса наконец отвела взгляд от Сириуса, и он смог нормально вдохнуть. Посмотрев куда-то за их спины, она произнесла:

— Вы на Гриммо?

— Выслушай, — Снейп, кажется, сбился с мысли и на миг сжал переносицу.

— Северус? — тревога в голосе Нарциссы была ничуть не меньше той, что звучала, когда она спрашивал о сыне.

— Тебе нужно собрать вещи и сегодня же отправиться в безопасное место.

Нарцисса продолжала обеспокоенно смотреть на Снейпа, будто не слыша его слов.

— Нарцисса, — хрипло произнес Сириус и прочистил горло.

Нарцисса заметно вздрогнула и перевела взгляд на него. Ревность — глупая, жгучая — растаяла без следа, потому что Нарцисса вновь поправила ворот халата и, сглотнув, едва слышно произнесла:

— Я слушаю.

— Сегодня кто-то пытался проникнуть в мой дом…

— Ты в порядке? — тут же перебила она.

Снейп рядом с ним, что-то пробормотав, закатил глаза.

— Да, — отмахнулся Сириус. — Важно то, что родовая защита может оказаться ненадежной. Мы выяснили это эмпирическим путем.

— Северус? — к раздражению Сириуса обратилась Нарцисса к Снейпу.

— Это предположение, — ответил тот. — Но оно имеет под собой основания.

— Но куда?

— Вариантов немного, — пожал плечами Снейп. — Нужно место, где не бывал Лорд и где стоит родовая защита, над которой не мог поработать кто-то из Министерства или из Пожирателей.

— А такое место вообще сейчас существует? — устало произнес Сириус, с тоской понимая, что, кажется, он не сможет ее защитить. Разве что вправду заберет ее сюда.

— Такое место есть, — медленно произнесла Нарцисса. — Это…

— Не вслух! — резко перебил Снейп, и Сириус в удивлении к нему повернулся. — В Министерстве есть очень сильный легилимент. Все, что ты скажешь, станет ему известно.

— Как? — сложив руки на груди, уточнил Сириус.

— От тебя, от Люпина.

— Мы сидим здесь как привязанные, — огрызнулся Сириус, который уже успел на миг допустить мысль о том, что Нарцисса будет здесь, с ним.

— Зная тебя, ты долго не просидишь, — огрызнулся Снейп в ответ и обратился к замолчавшей Нарциссе: — Просто скажи, кто там хозяин рода.

— Драко, — тихо ответила она.

— Час от часу не легче, — Снейп простонал так, будто с ним случился приступ зубной боли. — Мне нужны будут минимум сутки на то, чтобы все проверить.

— Лорд там никогда не был и…

— Нарцисса, — перебил Снейп. — Я догадываюсь, кто был хозяином имения. А это значит, приходить туда мог кто угодно. У каждого на лбу не написано, кто он такой.

— Я про другое имение.

Снейп некоторое время разглядывал Нарциссу, а потом недовольно произнес:

— Все равно мне нужно время. А это означает, что ты не сможешь отправиться туда раньше, чем… — Снейп огляделся в поисках часов и, наконец наткнувшись на них взглядом, на миг прикрыл глаза. — Завтра вечером — самый ближайший срок.

— Что делать сегодня? — спросила Нарцисса и посмотрела на Снейпа с такой готовностью, что у Сириуса засосало под ложечкой.

Как же она ему доверяла. А точно ли он на их стороне? Что, если подозрения относительно Снейпа — это не следствие ревности, а просто интуиция?

— Сегодня? — Снейп посмотрел на Блэка, потом на топтавшегося в дверях Люпина и произнес:

— Когда закончишь сборы, свяжись с Блэком и отправляйся на Гриммо.

Сириус поперхнулся воздухом и закашлялся, боясь поднять взгляд на Нарциссу.

— У нас нет выбора. Министерство или Лорд рано или поздно до нее доберутся. И это приведет ее к Лорду в обоих случаях, — устало произнес Снейп и с сарказмом добавил: — Смею надеяться, вы вдвоем будете в состоянии ее защитить?

Сириус пропустил его реплику мимо ушей и, убрав волшебную палочку в карман, повернулся к камину.

— Вдвоем? — уточнила Нарцисса, явно изо всех сил старавшаяся выглядеть равнодушной.

— Здесь Люпин, — пояснил Снейп, потому что сам Сириус, разом вспомнивший свой последний разговор с Нарциссой в кабинете зельеварения, был не в силах произнести ни слова.

Снейп с ума сошел ее сюда отправлять? Он вообще ничего не соображает? Он…

— Снейп, на минуту, — прошипел Сириус.

— Нарцисса, у тебя есть час на сборы. Потом этот канал закроется. До связи, — произнес Снейп как ни в чем не бывало и, не дожидаясь ответа от Нарциссы, прервал связь. — Слушаю.

Он повернулся к Сириусу и сложил руки на груди.

— Ты идиот? — прямо спросил Сириус. — Я же просил ее сюда не…

— Блэк, это ты поднял панику. Это ты выдернул из постели сначала меня, а потом ее. А перед этим, подозреваю, Люпина. Ты хотел решения. Я его нашел.

— Из-за тебя она теперь вне закона! — прошипел Сириус, схватив Снейпа за отвороты мантии.

— Эй-эй. Сириус! — Рем вцепился в плечи Сириуса, пытаясь оттащить его от Снейпа.

— Она и так вне закона, — спокойно ответил Снейп, даже не пытаясь высвободиться. — Разница лишь в том, останется она в живых и со свободной волей или же станет одной из них. Нарцисса слаба как всякая мать, ребенку которой угрожает опасность.

Сириус выпустил Снейпа и передернул плечами, сбрасывая руки Лунатика.

— Что за легилимент в Министерстве? Ты его знаешь? — уже спокойнее спросил он, злясь на себя за эту вспышку.

— Нет, — глядя на него ничего не выражающим взглядом ответил Снейп. — Но он вчера едва не выжег мне мозги.

— Но там же Артур, там же многие, кто знает об Ордене, — озвучил очевидное Люпин.

— Поэтому я и предлагаю придерживаться мысли о том, что все происходящее здесь становится известно Лорду.

— Легилимент работает на него? — с недоверием уточнил Рем, и Сириусу захотелось обнять Лунатика, который спустя все эти годы все еще умудрялся сохранять веру в человечество.

Снейп не посчитал нужным реагировать на это замечание. После непродолжительного молчания он произнес:

— Если ты заставишь ее плакать, я, конечно, не убью тебя, потому что в условиях войны это неразумно, но ты пожалеешь, что вернулся.

Сириус прищурился и сложил руки на груди, чтобы не было соблазна воспользоваться палочкой.

— Ты слишком печешься о вдове Малфоя, — сухо произнес он. — С чего бы это?

— Я тебя предупредил, Блэк.

— А я… — начал было Сириус, но Рем положив ладонь ему на плечо, произнес:

— «Буду помнить о приличиях и ни словом, ни делом не оскорблю миссис Малфой».

Сириус покосился на Люпина, испытывая, с одной стороны, благодарность за то, что тот не дал разрастись конфликту, а с другой — видит Мерлин, он готов был убить Снейпа за то, что через час в этой гостиной окажется Нарцисса.

Самые смелые мечты не должны воплощаться вот так, не должны идти рука об руку с болью и страхом.

Снейп неожиданно улыбнулся Лунатику.

— Люпин, постарайся выжить в этой войне, — сказал он и, зачерпнув дымолетный порох из коробки на каминной полке, исчез в каминной сети.

Ремус потер ладони друг о друга, будто успел замерзнуть. Сириус шагнул было к бутылке виски, но замер на полпути.

— У нас есть час, — подал голос Люпин. — Спать, я так понимаю, никто не будет?

— Спать? — эхом откликнулся Сириус. — Не уверен, что вообще теперь это смогу. Рем, а что делать, а?

Растерянность в его голосе вызвала у Рема неожиданную улыбку.

— Постараться хотя бы на сутки забыть о том, что у нас у всех большие проблемы. А еще пожалеть меня. Я ведь буду чувствовать себя здесь очень неловко. И уйти же никуда не могу.

— Ты что? Куда уйти? Я один здесь не останусь. Я…

— Мерлин, Бродяга! — улыбка Люпина стала шире. — Я уж думал, что ты так и останешься примороженным навсегда.

— Это не смешно! — отрезал Сириус, с ужасом понимая, что у него дрожит не только голос — его самого колотило так, будто он промерз до костей.

— На самом деле смешно, — беспечно сообщил Люпин и, подхватив со столика чашку из-под кофе, а с каминной полки стакан из-под виски, водрузил их на поднос и направился на кухню.

Сириус запустил обе руки в волосы и простонал сквозь зубы. Сорок девять минут оставалось до момента, когда все, что составляло его жизнь последние семнадцать лет, полетит в тартарары.

* * *

Еще никогда связь через камин не была такой отвратительной. Казалось бы, Пэнси все сделала правильно. Они договорились с Робертом о времени, она составила письменный запрос профессору Снейпу, и тот после тщательного изучения пергамента и не менее тщательного изучения лица Пэнси дал разрешение. Выглядел он при этом так, будто Пэнси своим запросом оскорбила его в лучших чувствах. Впрочем, дело было вряд ли только в ней — профессор с самого утра пребывал в скверном расположении духа. То, что Пэнси вообще решилась обратиться к нему за разрешением, выглядело в ее собственных глазах проявлением небывалой отваги. Но, как оказалось, все было напрасно.

Когда в назначенный час Пэнси вышла на связь с имением Роберта, стало понятно, что поговорить нормально не удастся. В камине что-то шипело, щелкало и порой ухало. Первым сдался Роберт после того, как в пятый раз переспросил у Пэнси, контактировал ли Драко после каникул с объектом, который исключили из его памяти. Пэнси все пять раз пыталась объяснить, что она понятия не имеет, встречались ли Драко с Грейнджер. При этом ей приходилось кричать едва ли не на всю комнату, и Роберт, который так и не смог разобрать ее ответа, потерял терпение. Видеть Роберта раздраженным было непривычно.

Он отошел к своему письменному столу и размашистыми росчерками пера написал что-то на листе пергамента. Когда он вернулся к камину и развернул лист перед Пэнси, та опешила. Он всерьез решил пройти в Хогвартс? Просто потому, что ей нужна помощь?

Пэнси представила, что ей придется идти к Снейпу за повторным разрешением, и у нее засосало под ложечкой. Но Роберт был настроен весьма решительно, и ей пришлось сдаться. С чувством приговоренной к казни Пэнси отправилась на поиски декана.

Снейпа она нашла в кабинете зельеварения. Он сидел за своим столом и вглядывался в разложенные перед ним листы пергамента.

— Профессор Снейп, можно войти? — подала голос Пэнси.

Ей всегда казалось, что Снейп каким-то образом знает, что кто-то вошел в кабинет даже если в эту самую минуту не видит входящего, поэтому, когда профессор вздрогнул и вскинул голову, услышав голос Пэнси, она удивилась.

— Мисс Паркинсон? Сеанс связи не состоялся?

— Нет. То есть да.

— Конкретнее, — отрывисто произнес Снейп, и Пэнси вздохнула, собираясь с мыслями.

— Связь была очень плохой, и мой жених просит разрешения прибыть в Хогвартс.

Снейп приподнял бровь. Когда он смотрел вот так, Пэнси Паркинсон, потомок древнего чистокровного рода, начинала чувствовать себя жалкой пустоголовой девчонкой. Это злило и огорчало. Особенно то, что ее сразу тянуло оправдаться, а оправдываться Пэнси, как всякая слизеринка, ох как не любила.

— Я понимаю, как это звучит, — осторожно произнесла она. — Но у нас есть дело, которое мы должны обсудить. То, что Роберт Моран — мой жених, я озвучила просто для того, чтобы вы понимали, на каком основании я хочу с ним встретиться.

— Вы уже помолвлены, Пэнси? — неожиданно спросил Снейп. — Я как-то упустил этот момент.

— Официально нет. Но мы друг другу представлены и…

— То есть ваши достопочтенные родители могут отнестись негативно к тому, что их дочь посетит пока еще посторонний мужчина. Насколько я понимаю, он уже вышел из возраста школьника?

— Да, — Пэнси почувствовала, что краснеет, и поспешно опустила взгляд.

Она не ожидала, что разговор вырулит в эту плоскость. Роберта сложно было обвинить в неподобающем поведении. Поцеловать руку — максимум того, что он позволял себе при встрече и прощании. Но как объяснить это мужчине? Тем более Снейпу. Он вообще, наверное, даже не знает, откуда дети берутся. Такое впечатление, что он уже родился в этом кабинете.

Пэнси досадливо поморщилась и посмотрела на Снейпа. Тот смотрел в ответ так, будто она произнесла все, что думала, вслух.

— Профессор… — начала она, понятия не имея, как закончить.

— Мисс Паркинсон, ваш пока еще не жених может прибыть в Хогвартс через мой камин. У вас будет два часа на общение вне стен замка. Погода сегодня на редкость располагает к прогулкам. Через два часа он отбудет тем же способом. Это все.

Снейп демонстративно уткнулся в свои бумаги.

— Спасибо, профессор, — пробормотала Пэнси, чувствуя облегчение вперемешку со злостью.

Два часа на холоде. Романтичнее не придумаешь.

Роберт, к ее удивлению, не высказал никакого недовольства. Первую минуту связь через камин была вполне сносной, и Пэнси успела передать требование профессора.

— Сколько тебе нужно времени? — уточнил Роберт.

Пэнси, конечно, предпочла бы иметь в запасе минимум час на то, чтобы привести себя в порядок, но кто это увидит под теплой мантией?

— Минут двадцать, нормально?

— Отлично. Через двадцать минут жди меня у кабинета зельеварения.

— Только имей в виду: профессор Снейп — своеобразный человек.

— У меня иммунитет к своеобразным людям, — улыбнулся Роберт, и в камине что-то загрохотало. Роберт поморщился и оборвал связь.

Пэнси опустилась на кровать и бездумно оглядела комнату. Может, все бросить? Зачем она выдернула Роберта, нарушила его планы? Может, как Поттер, решить, что все разрешится само собой? Мысль о Поттере заставила ее вскочить с кровати. У них ведь общее дело. Может, стоит сообщить Поттеру о приезде Роберта? Может быть, им будет что сказать друг другу?

Пэнси прошлась по комнате, рассеянно вертя браслет на запястье. Мысль о том, что Роберт познакомится с Поттером отчего-то не внушала ей оптимизма. Она вдруг вспомнила, как неловко разрыдалась у Поттера на плече, а тот, что самое странное, ей это позволил. За минутную слабость теперь приходилось расплачиваться жгучим стыдом от каждого воспоминания о тех минутах. Видеть Поттера по ту сторону баррикад, оказывается, было гораздо комфортнее, чем в непосредственной близости.

Пэнси посмотрела на часы и принялась собираться на встречу с Робертом.

У кабинета зельеварения она остановилась в нерешительности, не зная, стоит ли заходить внутрь или ждать Роберта в коридоре. Голос Снейпа разрешил ее сомнения:

— Мисс Паркинсон, входите.

Как он узнал о том, что она топчется под дверью, оставалось загадкой. Снейп, как и при ее предыдущем визите, сидел за столом. Только на этот раз на столе не было бумаг, зато на нем стоял кофейник и две чашки. Кажется, Роберт успел побеседовать с ее деканом.

— Пэнси! — Роберт, сидевший за первой партой напротив Снейпа, встал и, приблизившись, церемонно поцеловал Пэнси руку.

Он выглядел так, будто его ничуть не волновал пристальный взгляд декана Слизерина.

— Спасибо, мистер Снейп. Ровно через два часа я буду в вашем кабинете.

Снейп ничего не ответил, и Пэнси, пробормотав «спасибо», поспешила за Робертом.

Хогвартс во второй половине дня уже не напоминал растревоженный улей, но людей в коридорах хватало. На Роберта посматривали с удивлением, потому что посторонние в замке были редкостью. Сам Роберт с любопытством оглядывался на гобелены, однако Пэнси шла так быстро, что насладиться искусством он явно не успевал. Однако не возразил ни словом.

Выйдя на крыльцо перед главным входом, Пэнси наконец остановилась и повернулась к Роберту:

— Надеюсь, Снейп тебя не сильно мучил?

— Ничуть, — Роберт улыбнулся. — Профессор явно заботится о репутации своих учеников. К тому же, имей в виду, обладает навыками легилимента, — понизил голос Роберт.

— Шутишь? — воскликнула Пэнси, хотя удивляться было глупо — сколько раз у нее самой за все время учебы проскальзывало ощущение, что Снейп будто читает чужие мысли.

— Ничуть. Так что будь готова к тому, что содержание нашего разговора станет ему известно.

— Но что же делать?

— Можем просто гулять, наслаждаясь чудной погодой, — усмехнулся Роберт, доставая перчатки из кармана: погода была далеко не чудной. — Либо смиримся с тем, что он все равно узнает, и обсудим то, что хотели обсудить.

— Но как ты понял?

— У нас в школе был курс легилименции. Стать легилиментом без предрасположенности невозможно, однако распознавать вторжение и защищать разум можно научиться.

— Научи меня, — попросила Пэнси, хватая Роберта за руку.

— У нас слишком мало времени. К тому же профессор сразу поймет, что твои вновь приобретенные навыки — от меня. Конечно, Мерлин бы с ним, но только он решит, что тебе есть что скрывать, а это потянет за собой неприятные минуты и для тебя, и для него. Не думаю, что проблема с Драко Малфоем этого стоит.

К тому моменту Пэнси и Роберт отошли на достаточное расстояние от стен замка, поэтому говорить можно было смело.

То, что Снейп может узнать ее мысли, Пэнси однозначно не вдохновляло, однако доводы Роберта выглядели убедительными.

— Я не стал брать с собой никакие книги, чтобы ни у кого не возникало соблазна обвинить меня в проносе запрещенной литературы. Честно признаться, понятия не имею, какие книги у вас хранятся в запретной секции, а какие в свободном доступе. Но я многое прочел после твоего письма и только убедился во мнении, что дело в чем-то другом. Ты уверена, что он помнит события частично?

Роберт остановился и внимательно посмотрел на Пэнси. Та встретила его взгляд. В небрежно наброшенном на голову капюшоне он выглядел очень взрослым. Здесь, на территории Хогвартса, где старшим из учеников было максимум восемнадцать, она впервые почувствовала возраст Роберта.

— Да, — медленно произнесла Пэнси. — Сами события он помнит, но частями. А все, что связано с Грейнджер, не помнит точно.

— Ты говоришь, она магглорожденная?

Пэнси кивнула и двинулась по дороге, впрочем, почти сразу оскользнулась, и Роберт подхватил ее, а потом взял ее руку и положил на свой локоть. На светских приемах так ходили родители Пэнси. Пэнси и сама могла так же взять под руку кого-то из друзей. Но вот только Роберт был не просто другом.

— Ты думаешь, дело может быть в чистоте ее крови? — спросила она, чтобы разрушить неловкость.

— Возможно. Но тогда история, с одной стороны, начинает выглядеть паршивее, с другой же — круг заклинаний сужается.

— Поясни, — попросила Пэнси.

— Я прочитал все, что нашел о семье Малфоев. Один из самых древних родов. Всегда славился строгим соблюдением традиций, меценатством. Поэтому, когда появляется заклинание, которое вдруг заставляет наследника, а теперь еще и главу рода в одном лице, забыть о своей влюбленности в магглорожденную волшебницу, логично предположить, что дело в родовой защите.

— При чем тут родовая защита? — спросила слушавшая с интересом Пэнси.

— Родовая защита защищает не только условное имение от проникновения тех, кто не должен туда проникнуть. Это еще и защита юных наследников от необдуманных шагов, защита от возможной неверности со стороны жены. Смешанные браки ослабляют магическую силу рода. А самым страшным преступлением против чистоты крови считалась неверность жены, потому что могла повлечь за собой рождение ребенка, не принадлежащего роду. При обращении к родовой защите такого ребенка ждала смерть, а сам род — всяческие малоприятные вещи.

— Надо же. Никогда об этом не задумывалась.

— Отчасти поэтому как бы ни жили чистокровные маги в браке, разводов нет.

— А мой прапрадед развелся, — откликнулась Пэнси.

— Я знаю. Но у него был особый случай: его первая жена слишком активно старалась приблизить его безвременную кончину, — усмехнулся Роберт.

— Откуда ты знаешь? — поразилась Пэнси, которая понятия не имела об этой части семейной истории.

— Пэнси, милая, прежде чем наши родители договорились о браке, мой отец узнал о вашем роде все. Так что, извини, но я в курсе даже твоей инсектофобии.

— Надо же, — повторила Пэнси, задетая этим фактом. — Я тоже желаю знать все о твоем роде.

— Просто спроси меня.

— Я пришлю тебе свиток с вопросами, — мстительно пообещала Пэнси.

— Мерлин, кажется, мое согласие было необдуманным.

— Согласие на брак?

— Согласие отвечать на твои вопросы. Перспектива брака меня более чем устраивает.

Роберт перехватил свободную руку Пэнси и закружил ее под одному ему слышимую музыку.

— Я могу заподозрить тебя в том, что ты пьян, — рассмеялась Пэнси.

Роберт рассмеялся в ответ:

— Увы. Такому пороку я не подвержен — это раз, нужно же стараться соответствовать нашему статусу — это два. И, наконец, три — ты спасла меня от скучного совещания с управляющим банка.

Пэнси не смогла сдержать улыбку. Роберт определенно ей нравился. Они могли говорить часами обо всем на свете, он отвечал на ее вызовы в любое время дня и даже однажды ночью, когда ей не спалось на каникулах и очень захотелось просто с ним поговорить. Вот только почти всегда они говорили о том, что было важно для Пэнси. Она только сейчас это осознала.

— Почему ты помогаешь мне? — спросила она.

— Потому что в болезни и в здравии и далее по тексту.

— Но мы еще не помолвлены.

— Это вопрос времени, Пэнси. Я помогаю тебе, потому что хочу. Я вижу, что тебя волнует проблема Малфоя. Я понимаю, что ты не можешь обратиться с этим к отцу…

Пэнси посмотрела Роберту в глаза. Было что-то неправильное в том, что она обращалась к, по сути, малознакомому человеку с такими важными вопросами. Но другого выхода она не видела.

— Роберт, через Метку можно слышать разговоры человека и тех, кто рядом с ним? — спросила она то, что волновало ее не меньше проблемы с Драко.

— Почему тебе пришло это в голову? — нахмурился Роберт.

— Потому что одного из моих друзей беспокоит Метка. И ему пришло в голову, что, возможно, через нее можно следить за тем, что происходит вокруг человека.

Роберт покачал головой.

— В каких чудовищных условиях оказались дети Пожирателей. Метка без согласия, и никаких объяснений, — он тяжело вздохнул.

Пэнси не нашла, что ответить на это замечание, Роберт же продолжил:

— Через Метку нельзя слышать то, что происходит вокруг. Метка — это не портал и не портключ. Но еще с древних времен в татуировки научились вкладывать магическую силу. С помощью этой силы можно подчинить себе носителя татуировки. Вплоть до подавления воли, если тот, кто делает татуировку, — сильный легилимент.

— Но тогда выходит, что Темный Лорд имеет власть над каждым из них? — сглотнув, прошептала Пэнси.

— И неограниченный магический потенциал, — негромко закончил Роберт и поправил капюшон на голове Пэнси.

— А хорошие новости есть? — слабо улыбнулась Пэнси.

— Мы еще живы, — улыбнулся в ответ Роберт. — Мы здесь. Можем спокойно говорить. Мы разделяем взгляды друг друга. Это отличные новости, Пэнси.

— Но как долго это продлится? Что, если кто-то так же наложит на нас заклинание? — Пэнси вдруг поняла, что эта мысль, которую она боялась даже просто сформулировать, на самом деле ее убивает. — Я понимаю, что я не настолько значима для Лорда, как Драко. Это его отец был всегда в числе самых приближенных. Но теперь его нет. Что, если они захотят…

— Пэнси, — Роберт сжал ее плечи и легонько встряхнул, — я не позволю этому случиться. Я обещаю.

— Но как? — беспомощно прошептала Пэнси. — Ты там, а я здесь.

— Я тоже здесь, — очень серьезно произнес он и, взяв Пэнси за запястье, поднял ее руку. Задрав рукав ее мантии, Роберт продемонстрировал браслет, который он подарил ей в тот день, когда они ходили на выставку с Блез и Грегом.

— Против неверности? — неловко пошутила Пэнси.

— Не угадала. Я ценю в тебе друга, Пэнси. Если ты захочешь быть неверной, мы можем это обсудить. Но я уверен, что ты не захочешь. Я приложу для этого усилия.

Роберт неожиданно улыбнулся так, что Пэнси поняла, что, пожалуй, ее «нравится» в скором времени имеет все шансы перерасти во что-то большее.

— Этот браслет не позволит применить к тебе ни одно заклятие, способное хоть каким-то образом воздействовать на твою волю. Он будет бессилен, если кто-то запустит в тебя Авадой, поэтому постарайся не ходить темными переулками, — пошутил Роберт. — Зато на тебя не подействует Империо. А еще профессор Снейп будет очень удивлен, если попробует проникнуть в твой разум против твоей воли. Но тебе лучше не стоит пытаться скрыть от него нашу беседу, потому что, строго говоря, я не имею никакого права дарить тебе артефакт. Это незаконно, — обезоруживающе улыбнулся Роберт.

— О, — только и смогла сказать Пэнси, и Роберт, притянув ее к себе, крепко обнял.

— Все будет хорошо. Главное, ничего не бойся. И всегда говори мне обо всем, что кажется тебе странным.

Пэнси кивнула и прижалась лбом к его плечу. Его мантия промокла от снега, но ей не хотелось отстраняться. В его объятиях было спокойно. Оказывается, иногда можно кому-то довериться и просто побыть слабой.

— Но что делать с Драко? — наконец произнесла она.

— Если мы все поняли правильно, то он не станет слушать эту девочку. Она для него — чужой человек. Он просто не помнит ни о чем, связанном со своими чувствами к ней. Нужен кто-то, кому он доверяет.

— Это точно не я, — усмехнулась Пэнси, отстранившись. — Он ведет себя так, будто я его враг.

— А вот это очень интересно, — прищурился Роберт. — Вы, я так понимаю, всегда были довольно близки?

— Мы были друзьями. Не то чтобы не разлей вода, но мы доверяли друг другу, и я всегда могла рассчитывать на его помощь.

— Значит, ты по какой-то причине попала в поле заклинания. Возможно, потому что знала о его истории с той девочкой и косвенно его в этом поддержала.

— Хм, возможно, ты прав. Хотя мы прямо об этом не говорили, и я уж точно была не в восторге, но я не доставала его этим и не пыталась этому помешать.

— Вот и ответ. Мы точно на верном пути. Магия рода всегда очень сильна. Дальше будет только хуже. Самое паршивое, что это ведь и на него влияет. Каждую минуту магия отводит его от тех, кто напоминает о том, что нужно забыть.

— Но кто или что запустило эту магию?

— Думаю, смерть его отца и то, что он принял на себя роль главы рода.

Пэнси посмотрела мимо Роберта на раскачивавшуюся на ветру деревянную птичью кормушку. Если бы она видела Драко после гибели его отца, она могла бы сравнить, она…

— Не сходится, — медленно произнесла Пэнси.

— Что именно?

— Он писал мне на каникулах. Сам. Как ни в чем не бывало. И еще… он встречался с Грейнджер в своем доме уже после смерти Люциуса.

— Откуда ты знаешь?

Пэнси перевела взгляд на Роберта и после секундной заминки ответила:

— Я слышала краем уха от друзей Грейнджер.

Роберт не заметил ее заминки или же сделал вид.

— Тогда все намного хуже, — вздохнул он. — Кто-то активизировал эту защиту извне. Это, кстати, объясняет, почему она действует так быстро и агрессивно. Малфою можно только посочувствовать. И этой девочке тоже. Ее могут просто устранить, чтобы он не сошел с ума. Если только свести его с ума — не цель того, кто за этим стоит.

Роберт говорил такие чудовищные вещи так спокойно… Пэнси в ужасе прижала ладонь к губам.

— Нужно срочно что-то делать, — невнятно произнесла она.

— Нужно найти кого-то неожиданного.

Пэнси приподняла бровь.

— Понимаешь, друзьям он не поверит. Незнакомому человеку — тем более. Но он может поверить кому-то, кого не любит, но кому доверяет. Например, у моего отца есть такой человек. Сколько себя помню, они всю жизнь на ножах. Но отец никогда не позволит себе его обмануть. И тот платит ему тем же. Воевать — так открыто. Вот если бы кто-то подобный был у Малфоя...

— У него есть, — медленно произнесла Пэнси. — Я попробую его уговорить.

— Отлично. Пусть они поговорят, а ты сама пока ни во что не вмешивайся, просто наблюдай. И за ним, и за друзьями с Меткой тоже.

— Они могут быть опасны? — поежилась Пэнси.

— Любой человек, чью волю можно подавить, становится опасным, — произнес Роберт таким тоном, будто был знаком с этой ситуаций не понаслышке.

— Подобное случилось с кем-то из твоих знакомых?

Роберт посмотрел мимо Пэнси и некоторое время молча разглядывал обледеневший ствол дерева за ее спиной, будто видел вместо него что-то иное.

— Моему кузену едва исполнилось восемнадцать, когда он оказался втянутым в забавы Пожирателей, — наконец произнес Роберт. — Там, где он жил, было модным тренироваться в подавлении воли. Сначала это делали опытные Пожиратели, а потом любой, кто имел к этому способности. Почему-то к таким способностям прилагалось отсутствие мозгов и совести. Они накладывали Империо на примкнувших к их рядам и в качестве вступительного испытания заставляли нападать на кого-то, кого человек хорошо знал. Рейнард под Империо убил своего друга детства. А после так и не оправился от этого. Несчастный случай на охоте.

— Я не знала, — пробормотала Пэнси и, повинуясь порыву, коснулась холодной щеки Роберта.

— Это было четыре года назад. Он был хорошим парнем. Поэтому я никому не позволю причинить вред тебе. Особенно таким образом.

Роберт укрыл ее ладонь своей, сильнее прижимая к щеке.

— Спасибо, — прошептала Пэнси.

— Два часа на улице при минус десяти. Ваш декан не лишен чувства юмора, — усмехнулся Роберт, разбивая возникшую неловкость.

— Пойдем в замок? — Пэнси взяла Роберта за руку и потянула его по обледеневшей тропинке.

Если идти не спеша, то до замка они доберутся минут за пятнадцать. Четверть часа она сможет чувствовать себя абсолютно защищенной и даже немножко счастливой.

* * *

— Гермиона, рано или поздно тебе все равно придется поговорить с Малфоем, — негромко произнес сидевший на подоконнике Гарри.

Гермиона перестала делать вид, что читает.

— Тебе на тренировку не пора? — уточнила она.

Гарри вот уже минут пятнадцать сидел в ее комнате. И если до этого он хотя бы молчал, то теперь наконец выдал то, за чем пришел.

— Сегодня поле занято Пуффендуем.

— Ну так сходи изучи тактику соперника, — огрызнулась Гермиона, поправляя покрывало на кровати, хотя на него и так было наложено заклинание несминаемости.

— Так за шесть лет изучил уже вдоль и поперек, — спокойно ответил Гарри.

Его спокойствие невероятно бесило.

— Гарри, — Гермиона захлопнула книгу и, сжав ее изо всех сил, подняла взгляд на друга. — Я не могу с ним поговорить, — Гарри открыл было рот, чтобы возразить, но Гермиона не дала ему шанса: — И не потому, что боюсь. Я сегодня окликнула его после зелий, потому что у него из рюкзака выпала связка перьев. Я решила, что это отличный повод. Но он сделал вид, что не услышал и просто прибавил шагу. Паркинсон потом подобрала эти перья. Он не хочет со мной говорить.

Гарри спрыгнул с подоконника и подошел к камину. Некоторое время он смотрел на остывшие угли, а потом произнес:

— Рано или поздно все равно придется.

— Почему ты считаешь, что это поможет? Если ему стерли память, он просто мне не поверит.

— Я же поверил, — возразил он.

— Гарри! — Гермиона в отчаянии отложила книгу и встала с кровати. — Ты — мой друг. Конечно, ты поверил. А он… он… Да мы даже толком друг друга не знаем. Понимаешь?

— Ты его любишь? — не оборачиваясь, произнес Гарри.

— Ну какая разница? — устало отозвалась она.

— Большая, Гермиона, — вздохнул он. — Если тебе на него плевать, то мы можем оставить все как есть.

Гермиона, на миг зажмурившись, представила, что все останется так, как сейчас. Драко будет ходить по замку за руку с Забини. Улыбаться ей, смеяться. А сама Гермиона так никогда и не узнает: он подлец и это его взвешенное решение или же он просто не помнит о ней. Остаться в настолько мучительном неведении она была не готова. Распахнув глаза, Гермиона обнаружила, что Гарри успел повернуться к ней и теперь неотрывно смотрит на ее лицо.

— Я уже не смогу оставить все как есть, — произнесла она, и в это время в окно ее комнаты постучала сова.

Обменявшись взглядами с Гарри, Гермиона распахнула окно. Порыв ветра тут же сдул со стола черновик ее доклада по истории магии. Пока Гарри поднимал свиток, Гермиона с изумлением взирала на расположившуюся на ее столе сову… Пэнси Паркинсон. Птица отцепила записку от лапы и улетела прочь, смахнув напоследок свиток с домашней работой по рунам.

— Это же сова Парки… — захлопнув окно, начала Гермиона и потянулась было к пергаменту, но Гарри жестом опытного ловца схватил записку со стола.

— Это же мне, — опешила Гермиона.

— Не думаю, — нервно ответил Гарри и развернул записку так, чтобы Гермиона не могла увидеть текст.

— Что это значит? — прищурилась не ожидавшая такого поворота Гермиона.

Гарри, знакомый до последней едва заметной веснушки, оказывается, имеет от нее секреты?

С тяжким вздохом Гарри опустил руку, позволяя ей прочесть: «Поттер, новый план. С ним придется говорить тебе. Приходи к совятне через полчаса. Все объясню».

Подписи не было.

— Что это значит? — повторила Гермиона, вглядываясь в лицо Гарри.

— Тут такое… В общем, Паркинсон заметила, что с Малфем что-то не то и… Мы, короче, поговорили. И в общем…

— Ты общаешься с Паркинсон? — не поверила своим ушам Гермиона.

— Ну да... Так... По делу.

— И что она имеет в виду?

— Понятия не имею. Если хочешь, можешь пойти со мной, — выпалил Гарри.

— Правда? — сердце Гермионы зачастило.

С одной стороны, она хотела, очень хотела. С другой, что-то в тоне, которым Гарри это предложил, заставляло ее медлить.

Некоторое время они напряженно смотрели друг на друга. Как они пришли к такому? Почему они — близкие друг другу люди — что-то утаивают, скрывают, выбирают слова?

— Ты не хочешь, чтобы я шла? — прямо спросила Гермиона.

— Не в этом дело. Просто Паркинсон, кажется, не хотела бы распространяться о нашем общении. Мне кажется, слизеринцы не так… терпимы.

— Она не производит впечатление человека, которого волнует чужое мнение, — осторожно произнесла Гермиона.

— Ну, она вообще немного не такая, как выглядит, — пробормотал Гарри и, задрав рукав свитера до локтя, нервно почесал руку, оставив на коже красные полосы.

— Я не пойду, — решила Гермиона. — Не буду тебя подставлять.

— Спасибо, — в этом коротком слове сквозило столько облегчения, что Гермионе вновь стало неловко.

— Только пообещай рассказать мне потом, — попросила она.

— Конечно, — с готовностью произнес Гарри.

Кажется, сейчас он был готов пообещать что угодно.

— Ну я пойду. А то мне еще надо… это… В общем.

— Одеться, — подсказала Гермиона.

— Точно, — согласился Гарри и едва не бегом покинул ее комнату.

Гермиона подняла с пола свиток с домашней работой по рунам, навела порядок на столе, а потом опустилась на стул и закрыла лицо ладонями. Казалось, что у всех вокруг жизнь бьет ключом, а ее собственная остановилась, когда он впервые после каникул посмотрел сквозь нее.

* * *

Написать письмо Поттеру оказалось неожиданно сложно. Гораздо сложнее, чем пригласить на разговор Драко. Письмо Драко Пэнси писала с мрачной решимостью, понимая, что, если план Роберта провалится, Малфой ее никогда не простит. Иметь во врагах эту новую версию Малфоя очень не хотелось, но другого выхода Пэнси не видела.

А вот письмо Поттеру все никак не удавалось. И решимости не было, и слова не подбирались. Пэнси начинала писать четыре раза. И все казалось, что она приглашает гриффиндорца на свидание, и от этого она чувствовала себя виноватой перед Робертом.

Четвертый вариант письма показался ей в меру деловым. Отправив сову, Пэнси вновь натянула теплую мантию и побрела в сторону совятни. Снег успел замести их с Робертом следы. Будто не было ни их прогулки, ни разговора. Будто их вообще не было. Впервые она задумалась о том, как мало следов оставляет каждый из них в жизни. Вспомнит ли кто-то о ней спустя десять лет после ее смерти? А спустя двадцать? Будет ли вообще важно то, что когда-то на земле жила Пэнси Паркинсон?

Пэнси провела ладонью по стволу ближайшего дерева, сбрасывая на землю налипший на него снег и возвращаясь мыслями к разговору с Робертом. Ей было немного обидно, что Роберт — взрослый, самостоятельный — не смог сотворить чуда и одним взмахом волшебной палочки решить все ее проблемы. Да, он предложил пути решения, но прямо сейчас в свете предстоящего разговора с Поттером Пэнси очень хотелось, чтобы вместо удочки её обеспечили рыбой.

Назначить встречу в совятне было отличной идеей. В ожидании Поттера Пэнси успела похвалить себя не единожды. Во-первых, здесь не было лишних ушей, во-вторых, здесь было пусть и незначительно, но все же теплее, чем на улице, а в-третьих, здесь стоял такой отвратительный запах, что мысль о том, что ее приглашение можно счесть за попытку назначить свидание, мог допустить только полный идиот. Как успела заметить Пэнси, Поттер идиотом не был.

Он пришел на десять минут раньше, и это было кстати, потому что Драко отличался пунктуальностью, а отведенных ею десяти минут на уговоры Поттера могло не хватить. Дойдя до совятни, Поттер остановился и оглянулся по сторонам, будто проверял, не прячется ли кто-то за ближайшими деревьями. Пэнси, наблюдавшая за ним из окна, подумала, что он все же удивительно беспечен. Он пришел один, доверившись ее письму. А если бы на нее наложили Империо? Да что там Империо! Она просто могла заманить его сюда по чьей-то просьбе. Он ведь совсем ее не знал и у него не было ни одной причины доверять! Ну нельзя же быть таким идиотом.

— Поттер, поднимайся, — позвала она.

Поттер заметно вздрогнул и, задрав голову, несколько мгновений смотрел на Пэнси, а потом, отрывисто кивнув, направился к лестнице. Пэнси потерла озябшие ладони друг о друга и попыталась собраться с мыслями. Она успела отрепетировать отличную убедительную речь, но стоило Поттеру войти в совятню и, скинув с головы капюшон, стряхнуть снег на пол, как все слова куда-то испарились, и все, что Пэнси смогла выдавить, было:

— Поттер, нельзя быть таким дураком.

Поттер провел рукой по волосам, убирая со лба мокрую челку, и удивленно приподнял брови.

— А если бы я заманила тебя…

— Куда? — очень серьезно спросил Поттер.

Говорить «в ловушку» показалось слишком драматичным, поэтому Пэнси со вздохом озвучила:

— Куда угодно.

— Ну, значит, мне бы не повезло, — пожал плечами Поттер и, оглядев сидящих на насестах сов, пощелкал языком.

Большая сипуха снялась с насеста и, разогнав взмахом крыльев насыпавшиеся на столик для письма перья, уселась на вытянутую руку Поттера. Тот тут же протянул ей угощение.

Пэнси некоторое время наблюдала за тем, как Поттер ласково гладит свою сову, и все еще не знала, как приступить к разговору, хотя времени до прихода Драко оставалось не так много. Впрочем, велик был шанс, что Драко вообще не придет. Это раньше он сорвался бы без раздумий, а теперь… Интересно повернулась жизнь: Поттер приходит по первому зову, а вот в приходе Драко Малфоя есть повод сомневаться.

— Если бы я все время ожидал, что меня заманят в ловушку, — неожиданно произнес Поттер, и его сова взмахнула крыльями, будто собиралась взлететь, но передумала, — я бы с утра из постели не выбирался.

Он наконец поднял взгляд на Пэнси:

— Это может быть даже Рон под Империо, и я никак не смогу распознать подвох.

— Да, наверное, ты прав, — нехотя призналась Пэнси и, прокашлявшись, произнесла: — Сегодня я встречалась с Робертом. Это мой жених. Через камин нам поговорить не удалось…

— В Хогвартсе? — удивленно уточнил Поттер.

— Да. Снейп позволил.

Пока Пэнси вкратце пересказывала свой разговор с Робертом, Поттер смотрел на нее, не отводя взгляда. Он ни разу ее не перебил, и она ловила себя на мысли, что понятия не имеет, верит ли он ее словам.

А еще, и это было тоже удивительно, если сперва она пыталась осторожно подбирать слова, чтобы не сказать чего-либо, что, возможно, не предназначалось для ушей Поттера, то потом почему-то расслабилась и рассказала ему абсолютно все. Кроме того, что на ее браслете заклятие, которое не позволит никому подавить ее волю. Потому что это могло обернуться проблемами для Роберта и потому, что, в конце концов, это было их общим семейным секретом. Даже если пока они не являлись семьей.

— Почему ты думаешь, что он мне поверит? — медленно произнес Поттер, когда она замолчала.

Угощение у него, видимо, закончилось, и сова вернулась на свое место.

— Потому что ты единственный, кто не стал бы ему врать.

— Прости? — искренне удивился Поттер.

Пэнси вздохнула, не зная, как объяснить.

— Понимаешь, вы, мягко говоря, не друзья, но ты… порядочный.

Поттер усмехнулся.

— Я серьезно! — начала сердиться Пэнси. — Например, когда все считали тебя психом после слов о возвращении Лорда, ты ведь мог просто перестать на этом настаивать, чтобы от тебя отстали. Но ты упорно стоял на своем. И с Амбридж потом. Ведь ты мог лишний раз смолчать, мог поддакнуть ей, чтобы избежать проблем, как, в общем-то, и делало большинство, но ты опять уперся. Драко ценит это в тебе.

— Ты сейчас издеваешься? — негромко уточнил Поттер.

— Нет! — огрызнулась Пэнси. — Это то, что вправду заслуживает уважения. Я так не могу, потому что должна следовать семейным традициям, нормам поведения. У меня есть границы, через которые я не имею права переступать. Драко свои ломает и разгребает последствия этого, но он не делает это так открыто, так вызывающе, как ты. И этим ты его бесишь. Понимаешь? Да всех нас этим бесишь, — устало закончила Пэнси.

Она не собиралась говорить ничего подобного. В конце концов, Поттер был не тем человеком, с которым можно было позволить себе такую степень откровенности. Но после отъезда Роберта Пэнси чувствовала себя уставшей и слабой и ей просто хотелось, чтобы Поттер поговорил с Драко, не требуя никаких объяснений.

Поттер засунул руки в карманы мантии и склонил голову набок:

— То есть я бешу вас тем, что у меня есть некая свобода, потому что нет семьи?

Пэнси удивленно распахнула глаза. Она имела в виду другое, но…

— Не то чтобы. Но ты можешь себе позволить больше, не рискуя вызвать осуждение семьи.

— Так это не моя заслуга, а вашего Лорда.

— Я не хочу ссориться, — негромко произнесла Пэнси. — Я просто прошу тебя поговорить с Драко. Ты — единственный, кому он может поверить.

Поттер смотрел на нее так, что Пэнси отвернулась и невольно взглянула в окно. Ее сердце едва не выскочило из груди.

— Он идет! — воскликнула она, понимая, что уйти незаметно уже не сможет. Лестница в совятню была лишь одна, и в эту минуту к ней подходил Драко Малфой.

— Прыгай в окно, — равнодушно посоветовал Поттер и сложил руки на груди.

— Очень смешно, — прошипела Пэнси, понимая, что Малфой сейчас убьет их обоих и будет по-своему прав.

Что теперь делать, она не имела ни малейшего понятия. И то, как смотрел Поттер, не оставляло ни единого шанса на благополучный исход. Кажется, Пэнси поставила не на того в этой игре с непонятными правилами.

* * *

Записка от Пэнси вызвала у Драко приступ раздражения. Паркинсон писала, что им нужно срочно поговорить и что разговор будет касаться Блез. Встретиться она желала в совятне Хогвартса. Дочитав до этого места, Драко закатил глаза. Паркинсон, кажется, немного рехнулась после каникул. А может, и не немного.

Впрочем, на встречу он, разумеется, пошел, потому что, с одной стороны, Пэнси вправду могла сообщить что-нибудь, что могло бы объяснить странное поведение Блез, с другой, банальное любопытство было ему не чуждо. Паркинсон была умна, и даже если решила просто поиграть, это могло быть отчасти забавно. Не то чтобы Драко всерьез хотел играть с Пэнси. Скорее, он хотел найти подтверждение своей уверенности в том, что она что-то замышляет. Эта мысль вызывала в нем чувство мрачного удовлетворения. Ему хотелось доказательств того, что Пэнси ему больше не друг. Косвенные доказательства были: она без конца шепталась с Гойлом за его спиной, она, кажется, следила за ним, она задавала идиотские вопросы. В конце концов, она назначила встречу в совятне, хотя могла запросто пригласить его к себе. Наложить на комнату заглушающее заклятие — дело одной минуты. Но Паркинсон ждала его в совятне, вдалеке от замка, одного.

Он был готов к тому, что она струсит и не придет. Однако ее следы отчетливо выделялись на ступенях лестницы. Снег, к счастью, перестал идти, поэтому было видно, что к совятне вело всего две цепочки следов: женских и… мужских. Значит, Паркинсон была не одна.

Остановившись у нижней ступени, Драко некоторое время рассматривал следы, размышляя, стоит ли подниматься. Паркинсон явно заманила его в ловушку. Кто ждет его наверху, Драко не мог даже предположить. Гойл? Крэбб? Шестикурсник, с которым Паркинсон встречалась в прошлом семестре? Информация о шестикурснике всплыла в голове неожиданно, и Драко уцепился за нее, как утопающий за соломинку. Что-то в этом было. То ли в самой информации, то ли в том, что она была какой-то странной…

Можно было уйти прямо сейчас, но отступать было не в правилах представителей рода Малфоев. Если Пэнси его предала, у нее будут большие проблемы. Драко нащупал в кармане волшебную палочку и принялся подниматься, зачем-то считая ступени.

Первым, кого он увидел, войдя в совятню, был Поттер. Он стоял посреди помещения, совершено не таясь, будто мечтал стать мишенью для какого-нибудь заклятия. Драко понял, что пока Пэнси ведет в счете. Поттера увидеть он никак не ожидал. «Браво, Паркинсон!» — подумал Драко и крепче сжал волшебную палочку.

Переведя взгляд на застывшую у окна Пэнси, он заметил, что она выглядит испуганной, и впервые допустил мысль, что у нее могут быть проблемы. Вот только вряд ли они касаются Блез, потому что найти точки соприкосновения у Блез и Поттера Драко не смог бы, даже применив всю свою богатую фантазию. Значит, разговор будет не о Блез. Вопрос, причем здесь он, Драко?

— Пэнси? — приподнял он бровь. — Ты решила сообщить, что у вас с Поттером бурный роман?

В смехе Паркинсон послышались нотки истерики, и в этот раз брови Драко взлетели вверх уже в удивлении. Она что, серьезно? С Поттером?

— Малфой, нам нужно поговорить, — хмуро произнес Поттер, медленно вынимая руки из карманов и демонстрируя отсутствие в них волшебной палочки. Драко всегда подозревал, что в Гриффиндор берут исключительно идиотов. Сам он палочку не выпустил — так и сжимал ее в кармане мантии. Впрочем, доставать пока не стал.

— Ну, говори, — пожал плечами Драко и слегка поморщился. От запаха совятни голова вновь начала болеть.

— Ты можешь идти, — обратился Поттер к Пэнси, кивнув ей на дверь, и та поспешно направилась к выходу.

Драко коротко рассмеялся, запрокинув голову. Вот оно что! Ай да Паркинсон! Уступая ей дорогу, он пообещал себе, что если выживет сегодня, у Пэнси Паркинсон будут большие проблемы. Тех, кто предает своих, нужно учить. В идеале убивать, как крыс, чтобы не порочили имя чистокровных волшебников. Но ведь всегда можно придумать что-то соизмеримое смерти. Особенно когда так много знаешь о слабых местах человека.

Паркинсон выскользнула за дверь, не поднимая головы, а Драко повернулся к Поттеру.

— Излагай, — произнес он, отходя от двери.

Если Поттер вздумает запустить в него заклинанием, он хотя бы не свернет себе шею, скатившись с лестницы.

— Я понимаю, что ты не поверишь моим словам. Я понимаю, что у тебя начнется дикая головная боль, но мне все равно придется сообщить тебе неприятные новости.

Голос Поттера звучал монотонно, будто ему было скучно все это говорить. Виски Драко прострелила боль, и он снова поморщился. Почему Поттер сказал про головную боль? Как он мог узнать? По спине Драко прошел озноб, и он мысленно пожелал Пэнси поскользнуться на обратном пути. Нашла место для встреч: не умрешь от ароматов, так околеешь от холода.

— Твою память подкорректировали, — произнес Поттер.

Драко не услышал эту фразу — скорее прочел по губам Поттера, потому что его уши внезапно заложило.

— Что за чушь! — усмехнулся он, надеясь, что выглядит достаточно уверенным в себе.

Очень хотелось на что-то опереться, потому что голова грозила разорваться на части. Но опереться было не на что.

— Присядешь? — спросил Поттер, указывая на загаженную совами скамью.

— Воздержусь, — огрызнулся Драко.

— Ну как хочешь, — пожал плечами Поттер и продолжил все тем же лишенным всякого выражения голосом: — Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Со мной проделали то же самое в последний день летних каникул. Впрочем, не совсем то же. Но эффект был такой же.

— Пожалуй, оставлю тебя бредить в одиночестве. Мне, к счастью, есть чем заняться, — с усилием произнес Драко и двинулся было к выходу, но следующие слова Поттера заставили его ноги прирасти к полу.

— В прошлом семестре у тебя был роман с Гермионой, о котором ты, держу пари, не помнишь. Серьезный роман. Не потому, что ты решил посмеяться или поиграть.

Драко медленно повернулся и посмотрел в глаза Поттеру. Тот покусывал нижнюю губу в ожидании реакции Драко, а Драко вдруг подумал, что с Поттером явно что-то не так. И Поттер ли это вообще?

— На тебе Империо? — задал он бессмысленный вопрос.

Кто же признается в том, что он под Империо? Подавление воли нужно сознавать.

Поттер медленно покачал головой.

— Можешь проверить. Я не под Империо, не под оборотным. Я здесь по просьбе Пэнси, которая волнуется за тебя.

— О, она уже Пэнси? Серьезно? — Драко сделал вид, что заинтересовался этим фактом.

Получилось наверняка плохо, потому что голова, казалось, вот-вот лопнет.

— Я понимаю твое желание все отрицать, Малфой. И я бы держался от этого подальше. Правда. Но, во-первых, это делает больно Гермионе, а во-вторых или, скорее, это во-первых, корректировка твоей памяти может обернуться проблемами для всех нас.

— При чем здесь ты, Поттер? — зло процедил Драко. — Не надоело считать, что весь мир вращается вокруг твоей персоны?

— Надоело. Но я не о себе. Если ты перестанешь психовать и включишь голову, ты поймешь, что я прав.

— Прав в чем? — сквозь зубы процедил Драко, желая Поттеру провалиться сквозь усыпанный перьями и пухом пол совятни и почему-то не имея сил достать волшебную палочку и поспособствовать этому процессу.

— В том, что с тобой не все в порядке. Твоя семья была слишком близка к Волдеморту.

Драко вздрогнул, потому что Лорда почти никто не называл этим именем. В памяти что-то всплыло. «Выбор — лишь иллюзия». А что, если это правда, что, если?..

— Чушь! — резко произнес Драко. — Я тебе не верю.

— Ты пытался покончить с собой в конце семестра, — без всякого выражения произнес Поттер, и желудок Драко сделал сальто. Драко прижал свободную от палочки руку к животу, всерьез опасаясь, что расстанется с остатками яблока, которое он ел в момент получения записки от Пэнси.

— Зачем? — только и спросил он.

Зачем Поттер все это говорит, зачем выбирать такой извращенный способ насмешки?..

Некстати вспомнилось, как Грейнджер сегодня окликнула его после зелий. Драко прибавил тогда шагу, избегая общения с Грейнджер. Паркинсон потом догнала его и вручила связку перьев, выпавших из его рюкзака. Драко мог поклясться, что сами они выпасть не могли. Значит, Грейнджер сделала это специально, чтобы у нее был повод его задержать. Или же это сделала… Паркинсон? Она явно заодно с Поттером. Но как?

— Что у тебя с Паркинсон? — спросил он Поттера, чтобы не думать об абсурдной, оскорбительной новости о своем романе с Грейнджер.

— Ничего, — пожал плечами Поттер. — Она заметила, что ты не помнишь некоторые детали, и спросила, не заметил ли я в тебе чего-то необычного. Мы разговорились и выяснилось, что ты правда многого не помнишь.

Для Драко это объяснение звучало бредово. Пэнси сама подошла к Поттеру? Мерлин, даже первокурсник из Пуффендуя придумал бы легенду получше.

— И какие события я не помню, по-твоему? По пунктам. Кроме моего предполагаемого… романа с Грейнджер, — Драко даже не пытался скрыть сарказм в голосе при упоминании этой заучки.

Тему своего якобы самоубийства он решительно обходил. Разумеется, он не верил этому. Но прямо сейчас спорить с Поттером сил не было — слишком болела голова.

— Когда ты лежал в лазарете после попытки разбиться насмерть, я к тебе приходил.

Виски Драко прострелила такая боль, что перед глазами почернело. «Чертов Поттер! Когда же ты уймешься?» — подумал он, с трудом переводя дыхание и неожиданно осознавая, что боль была странной. Она усиливалась с каждым откровением Поттера.

— Ты по мне соскучился? — сжав зубы, выдавил Драко.

— Нет. Я хотел сообщить тебе, что сверну тебе шею, если ты обидишь Гермиону. Она как раз призналась мне в вашем романе.

Драко криво усмехнулся, фокусируя взгляд на большом бело-сером пере, валявшемся у ног Поттера.

— Мы долго разговаривали, — продолжил издеваться Поттер. —Ты говорил о встрече с Волдемортом. Спрашивал, на чьей я стороне и что буду делать после войны. А еще наивно собирался держаться подальше от баррикад. И волновался о том, как я воспринял новость Гермионы. Удивлялся, почему я с порога не швырнул в тебя Авадой.

Драко поднял взгляд на Поттера. В висках невыносимо пульсировало и впервые в жизни хотелось орать до сорванного голоса. Потому что все это было бредом. Это не могло быть правдой. Поттер — псих. Поттера нужно изолировать от нормальных людей. Его нужно уничтожить. Его…

«Когда я говорил «чтоб ты сдох», я не желал смерти всерьез», — вдруг раздался в голове голос Поттера.

— В общем, тебе нужно поговорить с Гермионой, — произнес Поттер в реальности, и Драко всерьез решил бы, что сходит с ума, если бы не успел назначить на место психа Поттера.

Он хотел огрызнуться, но голова, казалось, вот-вот взорвется от боли, и придумать что-то достойное в таком состоянии он просто не смог бы.

— На самом деле у тебя только два варианта, — глядя на него в упор, произнес ненавистный гриффиндорец: — смириться с тем, что кто-то изменил твою память и продолжать делать вид, что все в порядке, или найти того, кто это сделал.

— Да пошел ты, — прошептал Драко и бессмысленно повторил: — Я тебе не верю.

— Я знаю, что ты выберешь, Малфой, — усмехнулся Поттер и направился к выходу из совятни.

Драко нащупал палочку в кармане мантии. Опрометчиво повернувшийся к нему спиной Поттер не мог этого видеть. Драко медленно выдохнул и, вытащив палочку, прицелился. Здесь даже не нужно будет применять серьезных заклинаний. Заклинания подножки вполне достаточно, чтобы Поттер свернул себе шею на обледеневшей лестнице.

«Там метель, Малфой. Там сумасшедшая метель…»

Драко медленно опустил волшебную палочку. Все эти фразы в его голове звучали так, словно он вправду когда-то их слышал.

Поттер не обернулся в дверях, будто точно знал, что Драко ему ничего не сделает. Это бесило. Драко выругался и, спрятав палочку в карман, подошел к распахнутому окну совятни. Никакой метели на улице не было. Нетронутый снег искрился на карнизе в свете тусклого фонаря, висевшего снаружи над дверью. Под ногами Поттера скрипел снег. Драко прикрыл глаза, вслушиваясь в удаляющийся скрип. В этот тихий вечер казалось, будто кроме него и Поттера в мире никого нет. Шаги гриффиндорца стихли, и Драко остался наедине со своей ненавистью и… страхом.

«У тебя был роман с Гермионой…»

Драко зажмурился еще крепче, желая отогнать даже тень мысли о Грейнджер. Это какая-то нелепая шутка.

«Драко. У нас все в порядке?»

Драко со стоном согнулся и прижался лбом к ледяному подоконнику.

Мерлин, сделай так, чтобы это была всего лишь идиотская шутка недалеких гриффиндорцев. Злость и растерянность от мысли о том, что, возможно, кто-то посмел вмешаться в его жизнь, стерев часть воспоминаний, подпитывались тем, что у него мог быть роман с Грейнджер. И, признаться, Драко уже не мог понять, что выбивает из равновесия больше. Наверное, все-таки информация о Грейнджер, потому что того, кто вмешался в его память, еще следовало найти, а Грейнджер — вот она: ходит теми же коридорами и игнорирует его взгляды в главном зале. Драко выпрямился и подышал на замерзшие ладони. А ведь он вправду постоянно обращает на нее внимание.

«Драко, у нас все в порядке?»

— Я сообщу тебе, Грейнджер, когда узнаю, — пробормотал он, и одна из сов за его спиной испуганно ухнула.

Дай вспомнить тебя

По крупицам: по легким взглядам, по шепоту, по прикосновениям.

Дай вспомнить себя

По частицам: по кому в горле, по стуку сердца, больным сомнениям.

Дай вспомнить сейчас,

Пока можно, пока я в силах, пока готов к борьбе и слышу прошлое.

Дай вспомнить о нас,

Пока живы, пока ты рядом, пока ты веришь во что-то большее.

 

Никогда еще Ремус Люпин не чувствовал себя так неловко. Оставшееся время до прибытия Нарциссы Малфой они с Сириусом судорожно наводили порядок в доме. «Судорожно» было ключевым словом, потому что Сириус, которого, кажется, никогда в жизни не волновало то, в каком порядке расставлен сервиз в буфете, вдруг озаботился этим вопросом. После сервиза очередь дошла до книжного стеллажа в гостиной, потом процесс бурной деятельности вновь переместился на кухню, где пострадали набор разделочных досок и чайная пара, опрометчиво поставленная Ремусом в раковину. Туда с грохотом рухнул светильник, помешавший Сириусу тем, что висел недостаточно ровно. Когда следующей жертвой борьбы за чистоту дома должен был стать набор статуэток на каминной полке, Ремус перехватил руку Сириуса, сжимавшую волшебную палочку.

— Сириус, это вообще не то, чем нужно сейчас заниматься. Давай лучше приготовим гостевую комнату?

— Гостевую? — Сириус посмотрел так, будто впервые увидел Рема.

— Нарцисса должна будет где-то остановиться, — терпеливо произнес тот.

Сириус направился прочь из гостиной, однако в дверях остановился и медленно обернулся.

— Знаешь, Рем, все это такая глупость.

Больше ничего не добавив, Сириус скрылся в коридоре, а Ремус устало опустился на диван. Глупость… Это было еще самое осторожное определение, которым можно было обозначить то, что происходило вокруг них последние несколько лет.

— Помощь нужна? — крикнул Рем.

— Нет, — раздалось в ответ.

— Цветы наколдуй!

— Иди ты!

Ремус откинулся на спинку дивана и рассмеялся. Все-таки даже среди всей этой глупости можно было жить.

Нарцисса прибыла за пять минут до окончания отведенного ей на сборы времени. На сигнал вызова камина Сириус подхватился с кресла с такой скоростью, что Ремус вздрогнул от неожиданности. Связь с имением Малфоев установилась, и Ремус, тихонечко встав, замер, так и не определившись, стоит ли оставить Нарциссу с Сириусом наедине или же его уход будет воспринят как неуместный намек на… что-либо.

Пока он раздумывал, Нарцисса Малфой приняла протянутую руку Сириуса и шагнула в комнату, но тут же была вынуждена отскочить в сторону, потому что за ней влетели два чемодана, и только реакция Бродяги спасла ее от того, чтобы не быть сбитой с ног.

— Вот объясни мне, кто так делает? — раздраженно произнес Сириус и, выпустив руку Нарциссы, поднял чемоданы. — Ими же может убить.

— Я не ожидала, что их так выкинет! — воскликнула Нарцисса.

— Третий курс Хогвартса, — закатил глаза Сириус.

Нарцисса несколько секунд сверлила его взглядом, и Ремус успел испугаться, что она воспримет комментарии Сириуса всерьез. Но Нарцисса все же была умной женщиной. Покачав головой, она повернулась к Ремусу и едва заметно улыбнулась.

— Добро пожаловать, Нарцисса, — радушно произнес он в то время, как Сириус накладывал чары на камин.

— Здравствуй, Ремус. Рада тебя видеть.

Она выглядела немного взволнованной и, кажется, избегала смотреть на Сириуса. Тот тоже упорно не отходил от камина, накладывая чары с таким усердием, будто сдавал экзамен в школе Авроров. Во всяком случае краем глаза Ремус заметил, что Бродяга дважды перепроверял заклинания, что было не характерно для него в его нормальном состоянии.

— Как насчет завтрака? — спросил Ремус. — С минуты на минуту у нас будет тыквенная запеканка. Она, конечно, не шедевр.

— Если ее готовил Сириус, то даже не сомневаюсь, — вновь улыбнувшись, произнесла Нарцисса.

— Если бы ее готовил я, ты бы уже почувствовала это по запаху, — произнес Сириус и неловко потер ладони друг о друга.

— Спасибо, Ремус, — проигнорировав замечание Бродяги, улыбнулась Нарцисса. — Я позавтракаю с вами с удовольствием. А пока расскажи, как вы здесь живете и что все-таки произошло.

Ремус вздохнул, стараясь не замечать взгляда Сириуса: облегченного и раздраженного одновременно.

Следующие двадцать минут были весьма неловкими. Ремус водил Нарциссу по дому, будто он был его хозяином. Сириус молча ходил следом. Нарцисса оглядывала знакомые с детства комнаты и ничего не говорила. Быть экскурсоводом при такой компании оказалось сомнительным удовольствием. Шутки закончились еще на первом этаже, забавные истории про пребывание здесь Ордена, которые можно было рассказывать без опасения, — на полпути к малой гостиной на втором этаже, и Ремус сдулся. Дойдя до гостевой, расположенной в противоположном от комнаты Сириуса конце коридора, Люпин распахнул дверь и бодро произнес:

— Мы надеемся, тебе будет здесь удобно.

— Оу, — вырвалось у Нарциссы, и Люпин заглянул в комнату, которую готовил Сириус.

Интерьер был оформлен в серых тонах, поэтому яркое пятно полевых цветов в букете на прикроватной тумбочке бросалось в глаза сразу.

— Спасибо за гостеприимство, — улыбнулась Нарцисса, повернувшись к Ремусу. — Очень уютно. С тех пор как я ночевала здесь в последний раз, сменился цвет обоев и… кажется, ковер. А цветы… это очень мило. Правда.

Ремус поднял руку, чтобы отмахнуться, мол, не стоит благодарностей, но рука, будто заколдованная, указала на Сириуса.

— Это он гостеприимный и… цветы тоже, в общем…

Под внимательным взглядом Нарциссы продолжать разыгрывать гостеприимного хозяина, верного друга и величайшего дипломата волшебного мира стало решительно невозможно.

— Запеканка! — объявил Ремус и указал в сторону лестницы.

По ступенькам он почти сбежал, а, оказавшись на кухне, прислонился к стене, хлопнул себя по лбу и беззвучно рассмеялся. Сколько счастья все-таки кроется в мелочах: во взглядах тайком, в молчании. Ремус прикрыл дверь на кухню и направил палочку на духовку, надеясь, что запеканка не успела сгореть, пока он играл взятую на себя роль.

* * *

Дом оглушил ее, вышиб весь воздух из легких, будто чемоданы вправду сбили ее с ног, а она просто этого не заметила. В детстве Нарцисса бывала здесь десятки раз, и дом родителей Сириуса казался ей уютным, немного старомодным, но в целом, вызывал приятные эмоции. Что-то в нем за эти годы совсем не изменилось, какие-то комнаты были переделаны почти полностью, как малая гостиная, например. Но сам дом сейчас казался ей… будто постаревшим.

Ремус ушел проверять запеканку, и Нарцисса больше не могла делать вид, что Сириуса рядом нет. Собравшись с духом, она повернулась в его сторону. Он молча смотрел на нее и, кажется, злился. Во всяком случае взгляд у него был совсем как впору юности, когда она, по его мнению, делала что-то из ряда вон выходящее.

— Прости, что ворвалась к тебе без приглашения, — неловко произнесла она.

— Ты была приглашена, — ровным тоном ответил он.

— Да, но не тобой, а Северусом.

Они усмехнулись одновременно.

— Ты доверяешь Снейпу? — неожиданно спросил Сириус.

— Безоговорочно, — честно ответила Нарцисса, и, кажется, ответ пришелся ему не по душе.

— Почему? — прищурившись, поинтересовался он.

— Потому что он всегда рядом. И он всегда поддерживал меня в самые трудные минуты. Если бы не он… — она запнулась и повела плечами. — У меня нет причин ему не доверять, Сириус. Я знаю, что ты его не любишь, но… я верю ему. Надеюсь, ты не будешь пытаться убедить меня в том, что мне не стоит этого делать.

— Не буду, — криво улыбнулся Сириус и указал рукой на комнату: — Располагайся. Спускайся, как будешь готова. Багаж я сейчас принесу.

Он скрылся на лестнице, а Нарцисса прошла по комнате. Дойдя до туалетного столика, она опустилась на пуфик и на миг прижала ладони к лицу. Кажется, сегодня она лишилась всего: доброго имени, будущего... И пока было совершенно неясно, обрела ли она что-то взамен. Решительно встав, Нарцисса скинула черную траурную мантию прямо на аккуратно застеленную кровать, оставшись в брюках и тонком свитере. Посмотрев на себя в зеркало, она произнесла:

— Не знаю, чего вы все добиваетесь, но просто так я не сдамся.

Нарцисса понятия не имела, кому адресована эта угроза. Но, произнесенная вслух, она вдруг обрела форму, как давнее проклятие, сорвавшееся с ее губ в адрес Лили Эванс в минуту сильного волнения. Как показало время, ее слова умели достигать цели.

Сириус предупредительно постучал по дверному косяку, хотя дверь все еще была открыта. Нарцисса обернулась к нему и улыбнулась. Он не улыбнулся в ответ. В черном свитере и черных брюках он выглядел как герой романа: загадочный, непредсказуемый, проживший жизнь, полную тайн... Вот только о его тайнах трубили все газеты волшебного мира.

— Что у вас все-таки случилось? — спросила она, потому что Ремусу в порыве гостеприимства удалось обойти эту тему.

Сириус аккуратно составил ее чемоданы около большого старомодного шкафа и обернулся.

— Тебе не идет бежевый. Ты выглядишь в нем бледной.

Нарцисса нервно усмехнулась.

— Я не планировала поражать кого-либо своим свежим и цветущим видом.

— Да, извини, — Сириус явно смутился и кашлянул. — Родовая защита может быть ненадежной, — произнес он, глядя ей в глаза.

Нарцисса посмотрела в ответ и… Вот кто был самым настоящим волшебником. И дело было не в чистокровности или владении особыми магическими знаниями. Своим взглядом он повернул время вспять. Будто не было этих девятнадцати лет. И ее самой, страдающей, сомневающейся, проклинающей то, как сложилась ее жизнь, тоже не было. На миг мелькнула наивная мысль, что все еще впереди и все можно исправить.

— Нарцисса? — вновь кашлянув, произнес Сириус, и она вернулась в реальность.

— Что ты имел в виду, говоря, что выяснил эмпирическим путем ненадежность защиты?

— В любой родовой защите, похоже, есть места, где самого рода нет.

— Что значит «рода нет»? — удивленно спросила Нарцисса.

— Пойдем, я покажу.

Сириус протянул руку, как делал сотни раз, когда они были детьми, и Нарцисса после раздумья ее приняла.

Его рука была теплой и… очень знакомой, несмотря на два десятка лет, прошедших с момента, когда он в последний раз держал ее за руку. Бесконечно много ударов сердца спустя, они оказались в гостиной. Сириус выпустил ее ладонь и подошел к стене, на которой висел гобелен с фамильным древом Блэков. Нарцисса тоже приблизилась к гобелену, и ее взгляд замер на собственном имени, соединенном с именем Люциуса. При мысли о Люциусе к горлу отчего-то подступили непрошенные слезы. Нарцисса глубоко вздохнула и повернулась к Сириусу.

— Что я должна здесь увидеть?

Он, кажется, понял ее чувства, потому что тоже посмотрел на имя Люциуса и после паузы произнес:

— Я сожалею о…

Сириус неловким жестом указал на надпись «Люциус Эдвин Малфой».

Нарцисса прекрасно понимала, что он, разумеется, не сожалеет о смерти Люциуса, но ей было приятно, что он отдает дань уважения ее чувствам.

Кивнув, она повторила свой вопрос:

— Что ты хотел мне показать?

— Смотри, — Сириус указал на выжженное место рядом с именем Регулуса Блэка, — вот здесь, и здесь. Родовая защита опирается на род и проваливается там, где рода нет.

— Но получается, что, если кто-то был отлучен от рода, род ослабел.

— Именно.

— И чистокровные волшебники веками ослабляют свои рода? Но это же глупо.

— Ну, надо отдать им должное, они растят правильных детей, которые тоже должны следовать идеям чистоты крови, а к крайним мерам прибегают, если у них вырастает что-то вроде меня.

Нарцисса не смогла сдержать печальной улыбки. В этот момент Сириус напомнил ей себя шестнадцатилетнего.

— Ты жалеешь? — вырвалось у нее. Потому что она жалела, она безмерно жалела о том, как все сложилось.

— Жалею ли я тринадцати годах в Азкабане? Нет, что ты. Там было мило.

— Прекрати, — попросила она.

Он усмехнулся и посмотрел в сторону окна.

— Я жалею, Нарцисса. Жалею о том, как все в итоге получилось, а ведь казалось, что поступаем правильно… — он невесело усмехнулся. — Жалею о том, через что пришлось пройти тебе. Я жалею… Мерлин, это слово не передает даже десятой доли того, что я чувствую!.. о смерти Джима и Лили. Но я ни дня не жалею о том, что не стал Пожирателем. Порой в Азкабане я думал, что могло бы быть по-другому, не пойди я против семьи. В самые паршивые дни думал, что я идиот — мог ведь послушаться добрую матушку. Но знаешь, потом я понимал, что нет, не мог. Я не Снейп. Знаешь, в конечном итоге он оказался гораздо умнее и, главное, сильнее нас всех. К нему можно относиться по-разному, но спорить об этом бесполезно. Я так не смог бы. И я… не думал, что скажу это, но я рад тому, что он был с тобой все эти годы. Удивительно, что Люциус это ему позволял.

Нарцисса вновь улыбнулась.

— На самом деле Люциус многое позволял окружающим. Гораздо больше, чем мог бы, учитывая то, что от него требовал Лорд.

Сириус кивнул, все еще глядя в окно, и в гостиной повисла неловкая тишина.

— Запеканка изумительно пахнет, — когда молчать стало невыносимо, произнесла Нарцисса.

— Рем умеет все на свете, — повернувшись к ней, улыбнулся Сириус. — Идем?

Позже они сидели за столом, и Нарцисса с улыбкой наблюдала за двумя взрослыми мужчинами, которые очень старались вести себя серьезно и в соответствии с возрастом, но у них почему-то не получалось. Раньше Нарцисса была лишена возможности видеть неформальное общение Сириуса с друзьями. Ее с Сириусом встречи безмолвно порицались что гриффиндорцами, что слизеринцами. Жаль, что они упустили столько времени. Наверное, ей бы понравилась их компания. В них была видна трогательная настроенность друг на друга, желание поддержать, подхватить шутку, улыбнуться в нужном месте. В ее жизни эту нишу занимала Мариса. Нарцисса до сих пор иногда разговаривала с ней, так, будто вправду могла услышать слова поддержки в ответ или язвительное замечание. Нарциссе очень этого не хватало. С Северусом все было иначе. В последние годы они мало говорили. Нарцисса не хотела лишний раз взваливать на него свои проблемы, а уж что там происходило в его жизни, она вообще не знала. Он сообщил ей о Томе, они даже провели каникулы в ее доме, но этого было мало. Неожиданное открытие поразило Нарциссу. Она вправду почти ничего не знала о том, как живет сейчас Северус, чем дышит. Он перестал ей доверять?

— Все в порядке? — участливо спросил Люпин, и Нарцисса вернулась в реальность, в которой рука Сириуса Блэка дрогнула и чай, который он пытался налить Нарциссе, пролился на стол.

— Да, запеканка удалась, — улыбнулась Нарцисса, в то время как Ремус незаметно, как ему видимо казалось, устранял последствия неловкости друга. Лужа чая исчезла со стола, и со второй попытки Сириусу удалось наполнить чашку Нарциссы чаем.

— Спасибо. Я старался, — улыбнулся Люпин и поинтересовался: — Какие планы?

Нарцисса с Сириусом синхронно переглянулись и так же синхронно повернулись к Люпину.

— Это была очень смешная шутка, — Сириус ободряюще похлопал друга по плечу.

— В нашем распоряжении целый дом, — решил не сдаваться Ремус. — Две библиотеки, чердак с сокровищами, подвал с тайнами. Кстати, ты не рассказывал Нарциссе, каким удивительным способом ты сегодня всех победил?

Сириус демонстративно закатил глаза, и Нарцисса невольно улыбнулась, переведя взгляд на воодушевленного Люпина. Она понимала, что каждый уголок этого дома надоел им до тошноты, что для Сириуса это тюрьма, а Люпин выбрал добровольное заточение, чтобы поддержать друга, но ей было приятно, что Люпин пытается найти хорошее даже там, где его нет. Эта черта напрочь отсутствовала в Сириусе.

— Выбирает Нарцисса, — хмуро объявил он.

— Ты не рассказал про способ, — напомнила она.

— Я просто бросил сундук в брешь в магической защите. Оказалось, волшебную силу можно сбить таким тривиальным маггловским действием.

Нарцисса удивленно приподняла брови. Представить, что подобное пришло бы в голову Люциусу, Северусу или Фреду было просто невозможно.

— Я жил без магии слишком долго, — пояснил Сириус, заметив ее взгляд. — Наверное, эти странные идеи оттуда. Выбирай, чем мы будем заниматься.

Говоря это, Сириус вновь посмотрел ей в глаза, и это был запрещенный прием. Пока Нарцисса пыталась найти в себе силы отвести взгляд, Люпин вдруг быстро произнес:

— Я вынужден вас оставить. У меня там…

Так и не сформулировав, что «у него там», он испарился из столовой. Сириус проводил его взглядом, неловко кашлянул и произнес:

— Рем — прирожденный дипломат.

— Он очень хороший человек, — улыбнулась Нарцисса.

Они смотрели друг на друга бесконечно долго, и в этой бесконечности Нарцисса не была ни вдовой, ни матерью, она не была даже взрослой женщиной. Пожалуй, ей снова было пятнадцать.

— Я хочу просто побыть с тобой. Поговорить. Почти двадцать лет... это очень много. Бесконечно много.

Сириус откинулся на спинку стула и потер лицо руками. Его руки выглядели совсем не такими, какими она их помнила. Но ведь было же чувство узнавания, которое настигло ее, пока он сжимал ее ладонь по пути на кухню. А еще его морщины… Сириус, пожалуй, выглядел старше Люциуса. Азкабан сделал свое дело. Но странным образом для Нарциссы это не имело никакого значения. Она хотела просто слышать его голос, знать, что он жив и что прямо сейчас у него все хорошо. Загадывать на завтра не было никакого смысла. Месяц назад она находилась в относительной безопасности, Люциус был жив, а от Драко никто не требовал сиюминутных решений как от главы рода. И вот теперь она на площади Гриммо и, кажется, вне закона, а ее единственная надежда — Северус — ровным счетом ничего не объяснил.

— Нарцисса, — произнес Сириус надтреснутым голосом, — нельзя стереть эти годы. Или просто сделать вид, что ничего не случилось, и…

— Сириус, милый, не считай меня дурой, пожалуйста, — попросила Нарцисса, и он вспыхнул.

— Я не…

— Ты да. Ты думаешь, я не понимаю, что происходит? Думаешь, я не знаю, что ты сейчас на нелегальном положении без возможности покинуть эти стены? Мерлин, у тебя просто одна тюрьма взамен другой… Но, знаешь, у меня были годы на то, чтобы подумать, что и когда я изменила бы, сумей повернуть время вспять. Я долгие месяцы считала тебя погибшим. Ты даже представить себе не можешь, каково это. Ты прав, эти годы были. И я хочу, я имею право знать, чем ты жил все это время. Я хочу это знать, слышишь?

Нарцисса протянула руку и коснулась его ладони. Почти ожидала, что он уберет руку, но Сириус даже не пошевелился.

* * *

— Я хочу это знать, слышишь? — сказала Нарцисса и взяла его за руку.

Сириус смотрел на ее тонкие пальцы, на фамильный перстень Малфоев и думал о том, что человек, первым сказавший «все меняются с годами», совсем ничего не знал о жизни. Нарцисса повзрослела, расцвела, прожила сложную жизнь, в которой наверняка была вынуждена приспосабливаться, держать лицо, но она ведь не изменилась ни на грош. «Я хочу знать». В этом была вся она. Он мог сейчас до хрипоты доказывать, что… да что угодно. Но в этом не было смысла, потому что Нарцисса хотела знать, а он не мог не выполнить ее желания. Вот только беда в том, что его рассказ о прожитых годах оказался бы весьма скучным, потому что годы в Азкабане были похожи один на другой. И всегда с ним был ее образ. Недостижимый, идеальный, доведенный в воображении до неземного совершенства.

— Нарцисса, — произнес он.

— Сириус, — эхом откликнулась она и, когда молчание стало невыносимым, добавила: — Пойдем в библиотеку.

Путь в библиотеку показался ему путем приговоренного на казнь. Сириус с замирающим сердцем смотрел на Нарциссу, уверенно идущую впереди, и понимал, что он идиот. И Снейп идиот. Отчего-то идея, что его дом — идеальное временное убежище для нее, казалась сейчас глупой. Ей лучше было отправиться в Хогвартс. Так было бы правильнее. Так у его мира оставался шанс не рассыпаться в пыль.

В дверях Нарцисса обернулась и улыбнулась. В ее улыбке не было ничего необычного: чуть усталая, мимолетная улыбка человека, погруженного в свои мысли, но у Сириуса отчего-то перехватило дыхание.

В библиотеке пахло пылью и старыми книгами. Когда Молли Уизли проводила на площади Гриммо много времени, она успевала навести порядок во всем доме, даже в библиотеке и кладовке со всяким старьем. Сириуса беспорядок не смущал ровно до того момента, пока Нарцисса не перешагнула порог этой комнаты.

— У тебя нет эльфов? — произнесла Нарцисса и провела пальцем по ближайшей книжной полке, оставив темную полосу в слое пыли.

— Я… не люблю их. Я… Мерлин, стыдно-то как, — выдохнул Сириус.

— Ничего нового я не увидела, — усмехнулась Нарцисса. — Ты и порядок — это две параллельные истории.

— У меня в комнате чисто, — вскинулся Сириус, чувствуя, что уши начинают гореть. Прямо как в пятнадцать лет.

— Ты приглашаешь меня к себе в комнату? — в голосе Нарциссы послышалась насмешка.

— Ни за что, — буркнул он и, дойдя до камина, оперся о него локтем.

Нарцисса достала волшебную палочку и замерла с поднятой рукой.

— Меня не убьет никаким заклинанием, если я воспользуюсь палочкой?

Сириус прикрыл глаза и прислушался к дому. Он проверил все защитные заклинания и был уверен, что палочкой внутри дома можно пользоваться спокойно. Во всяком случае, если дело касалось бытовой магии. К дому он прислушивался больше из желания понять, как тот видит Нарциссу. Дом — сумрачный, холодный — замер. Он узнавал Нарциссу, но, кажется, опасался. Сириус тряхнул головой, обещая себе обдумать эту информацию позже, когда он сможет мыслить ясно.

— Если ты не станешь насылать на меня Аваду, думаю, ничего не случится, — заключил он, открывая глаза, и успел заметить, что Нарцисса его разглядывает.

Он бы предпочел, чтобы она этого не делала, потому что прошедшие годы его явно не украсили, но запретить ей он, конечно же, не мог. Оставалось терпеть и считать минуты до того момента, когда Снейп ее наконец заберет.

Нарцисса взмахнула палочкой, прошептала заклинание, и пыль исчезла с полок. В библиотеке будто стало светлее.

— Ничего сложного, — прокомментировала Нарцисса.

— Согласен, —вздохнул Сириус и указал на диван: — Присаживайся. Может, чаю? Кофе?

— Сходишь сам на кухню? — улыбнулась Нарцисса, приподняв бровь.

— Схожу, конечно, — с готовностью отозвался он и, не дожидаясь ее ответа, направился к выходу.

В коридоре дышалось гораздо легче, чем в библиотеке. И к пыли это не имело никакого отношения.

Ремус не дал ему времени на передышку. Сириус едва не врезался в него на лестнице. В руках Лунатик держал поднос с кофейником и чашками.

— Я подумал, что Нарцисса может захотеть кофе.

— Почему ты до сих пор не женился? — раздраженно произнес Сириус, хотя прекрасно знал ответ на этот вопрос и обычно предпочитал не намекать на сущность Рема в таком ключе.

Люпин широко улыбнулся и, впихнув в руки Сириуса поднос, сбежал по лестнице. Все-таки Лунатик был отличным другом. Кто бы еще терпел Сириуса столько времени со всеми его дурными привычками и не умением держать язык за зубами?

Перед дверью библиотеки он стоял минуты две, не меньше. И стоял бы еще дольше, если бы не боялся, что кофе остынет. Она не любила кофе, подогретый магией, хотя лично он никогда не чувствовал разницы.

Нарцисса сидела на диване и листала книгу. Сириус на миг испугался, что это семейный альбом, коих здесь хранилось в избытке, однако, к своему облегчению, заметил на страницах пейзажи. Он молча устроил поднос на столике и, разлив кофе по чашкам, передал одну из них Нарциссе, а потом, немного подумав, присел рядом с ней на диван, стараясь сохранить дистанцию между ними такой, чтобы, с одной стороны, она не подумала, что он ее избегает, а с другой, чтобы не оказаться к ней слишком близко. Кажется, получилось идеально.

Сириус сделал глоток кофе и сжал чашку. Он так и знал, что их встреча будет неловкой, неуместной, не нужной никому из них. А главное, она лишит его всех иллюзий и даже самой мысли о будущем. Зачем ему будущее без мечты? Мысль пришла в голову неожиданно и поразила его настолько, что он едва не пролил кофе.

— Сириус, как ты думаешь, чем все закончится? — спросила Нарцисса, глядя в свою чашку.

— Что именно? — кашлянув, уточнил он.

— Война, — зябко повела плечами Нарцисса. — Я в такой растерянности сейчас. Со смертью Люциуса… — она запнулась и пробормотала: — Извини, тебе это, наверное, неприятно.

— Нарцисса, — Сириус поставил свою чашку на кофейный столик и посмотрел на Нарциссу, — ты можешь говорить о том, о чем хочешь. Я переживу, поверь. Я очень хочу помочь тебе хоть как-то. Я был лишен этой возможности много лет.

Она вздохнула и тоже отставила чашку с кофе, к которому так и не притронулась.

— Люциус, пока был жив, умудрялся большей частью оберегать нас. Во всяком случае, мы редко виделись с Лордом. То, как они поступили с Драко... Это мой сын, — пояснила она, будто он мог этого не знать. — Это было, конечно… Но, в общем и целом, Люциус оберегал нас на свой манер. А сейчас я оказалась одна перед неизвестностью. Драко еще слишком юн, понимаешь? Ему всего семнадцать, а он вынужден выбирать, потому что Министерство давит, Лорд давит.

Сириус запрокинул голову и вздохнул. Снейп говорил, что им нужно вести себя с учетом того, что Лорду станет известно об их беседе. Да что там Лорду, Министерству скорее всего тоже. В своих мыслях Сириус уже не отличал одно от другого. В его понимании любая власть несла страдания тем, на кого она опиралась.

— Нарцисса, нам нужно быть осторожнее со словами, — напомнил он, и она изменилась в лице.

Он протянул руку и сжал ее холодные пальцы.

— Я не знаю, что будет. Думаю, никто этого не знает. У твоего сына есть еще несколько месяцев условной безопасности. Думаю, у Снейпа есть план на этот счет.

— А если нет?

Видеть Нарциссу матерью было странно и, пожалуй, правильно, а главное, безопасно.

— Нарцисса, я могу соврать, сказав, что все будет хорошо, но дело в том, что я этого не знаю. И я точно не тот, кто может рассуждать о справедливости судьбы. Но я верю в то, что Снейп что-нибудь придумает. У этого мерзавца всегда есть план, — криво улыбнулся Сириус. — И, как видишь, он до сих пор на коне. Со своей стороны, я могу сказать, что я сделаю все, чтобы защитить тебя, — Нарцисса печально улыбнулась. — И, если понадобится, твоего сына.

Она удивленно распахнула глаза.

— Ты готов защищать сына Люциуса? — недоверчиво спросила она.

— Я готов защищать то, что для тебя дорого.

Нарцисса сжала его руку, а потом встревоженно произнесла:

— Драко меня беспокоит.

— Почему?

— Понимаешь, мы никогда не были близки. В первые годы его жизни действовало заклинание Люциуса, которое не подпускало меня к нему, — голос Нарциссы звучал глухо, и в Сириусе начал подниматься гнев. Если бы Малфой внезапно воскрес, он бы с удовольствием прикончил его еще раз. — А потом Драко просто научился обходиться без меня. Но в прошлом году вдруг что-то случилось. Он сам проявил инициативу, сам захотел провести со мной день, и это было прекрасно. Это был, наверное, самый счастливый день за последние годы.

Взгляд Нарциссы стал мечтательным, а Сириус удивился себе. Он ожидал почувствовать раздражение от того, что Нарцисса могла находить прелесть в той жизни, где не было места ему. Однако раздражения не было, и привычное чувство собственной никчемности тоже не посетило. Сириус просто смотрел на ее одухотворенное лицо и понимал, что он счастлив за нее, потому что ей было хорошо в тот день.

Нарцисса замолчала и нахмурилась.

— Но в последнее время он изменился. Его... будто подменили. Он снова стал меня избегать. Вернее, даже не избегать, а просто будто я снова перестала иметь значение, — негромко закончила она, и сердце Сириуса ухнуло в желудок.

— Когда это началось? — быстро спросил он, и Нарцисса встрепенулась.

— На рождественских каникулах, — шепотом произнесла она. — Ты думаешь?..

— Что говорит Снейп?

— Мы это не обсуждали. Понимаешь, Северусу очень сложно сейчас, и я не хотела лишний раз…

— Нарцисса! — Сириус схватил ее за вторую ладонь и встряхнул их руки. — Очнись. Это важно. Если ты так и будешь молчать, то Снейпу станет еще сложнее, поверь, когда заклинание, наложенное на Драко, выстрелит в самый неожиданный момент.

— Ты думаешь, это заклинание?

— А ты думаешь, у него случилось обострение переходного возраста?! — повысил голос Сириус.

— Я не думала, я… Может, мне это просто кажется? У него там любовь. И сложности с этим, и…

— Мерлин, — простонал Сириус и, выпустив руки Нарциссы, потер лицо ладонями. — Ну какая любовь, когда это явно другое?!

— Ну почему? Он может переживать. Он же живой…

Сириус рассмеялся и, отняв руки от лица, посмотрел на Нарциссу. Она выглядела одновременно расстроенной и воодушевленной.

— Нарцисса, смею надеяться, что у тебя и Малфоя не мог родиться… неумный мальчик. Любовь — это любовь, а жизнь — это жизнь.

— Ты отделяешь одно от другого? — после паузы спросила Нарцисса, и Сириус кашлянул.

Отделял ли он одно от другого? Хотелось бы думать, что да, но правда состояла в том, что у него не было шанса это проверить. Потому что у него не было жизни. Не называть же жизнью существование в Азкабане или заточение в отчем доме?

— Я плохой пример, — усмехнулся он.

— Сириус, — прошептала Нарцисса и, подавшись вперед, обхватила его голову руками. Сириус не успел опомниться, как она прижала его лоб к своему плечу, будто он был испуганным мальчиком.

Сириус замер, стараясь не дышать, потому что, — Мерлин! — он ведь не привык жить. Это оказалось очень страшно. Гораздо страшнее, чем умирать, потому что каждый миг он должен был выбирать, а он просто не умел этого делать.

— Нарцисса, — прошептал он в ее плечо, — не нужно, это…

Сириус услышал, как она всхлипнула, и сжал зубы. Почти двадцать лет ожидания возможности просто побыть рядом с ней. Только бы не испортить все это. Только бы оставить им шанс… Пусть он и не верил в хороший исход.

* * *

После разговора с Поттером Драко гулял до позднего вечера, пока окончательно не замерз. Головная боль должна была бы пройти на воздухе, но она не проходила, потому что все это время Драко обдумывал то, что сказал Поттер, взвешивал за и против, пытаясь отыскать несостыковки. На самом деле их даже не нужно было искать. Главной несостыковкой всего рассказа Поттера был предполагаемый роман Драко с Грейнджер. Драко честно пытался отбросить предрассудки и представить, что он целует Грейнджер. Воображение напрочь отказывалось помогать. За миг до гипотетического поцелуя Грейнджер превращалась в любую другую девушку, которую Драко когда-либо целовал. После двадцатой попытки он сдался. Романа с Грейнджер у него быть просто не могло, но именно то, что Поттер так на этом романе настаивал, дело его бредовый рассказ реальностью. Потому что выдумать такое мог только полный идиот, а как бы Драко не относился к Поттеру, следовало признать, что идиотом тот все-таки не был. Если все это правда, то с его памятью действительно поработали. В пользу этого говорила и нестерпимая боль, которая стала частью его жизни в последние дни. В теории Драко знал, что если что-то начинает расшатывать блок, поставленный на память, тот активизирует защиту. Стандартная защита — боль. Банальная, ожидаемая, такая, от которой, казалось, вот-вот расплавятся мозги.

Еще был вариант, что с его сознанием поработали еще раньше и именно на фоне этого Драко умудрился связаться с Грейнджер. Эта мысль была отчасти успокаивающей, потому что представить, что Драко Малфой добровольно мог ввязаться в — ну, хорошо, пусть будет роман — роман с Грейнджер, он не мог. Как ни старался.

Роман с Грейнджер. Роман с Грейнджер. Драко повторял это с каждым шагом, как речитатив, однако менее абсурдной эта фраза не становилась.

Устав от бесплодных попыток хоть что-то вспомнить, Драко принялся думать о том, кто мог бы запустить процесс воспоминаний. Выходило, что в курсе этой истории были Паркинсон и… Поттер. Весьма ограниченный круг посвященных снова наталкивал его на мысль о розыгрыше или же каком-то плане. Он, конечно, понимал, что, доведись ему начать встречаться с кем-то, кто мог быть не одобрен его родом, он бы не трубил об этом направо и налево. Но выбор доверенных лиц был, мягко говоря, странным. Впрочем, то, что Грейнджер могла рассказать о романе Поттеру, в голове как раз укладывалось. А вот мог бы он сам рассказать Паркинсон? Ответ пришел почти сразу. Нет. Пэнси Паркинсон не узнала бы о его тайне. О тайне вообще никто бы не узнал. А значит, романа с Грейнджер просто не могло быть. Вернее, у Грейнджер он вполне мог быть с кем-то, кто под действием оборотного зелья превращался в Драко. Поттер узнал о романе от самой Грейнджер. Паркинсон?.. Возможно, видела незадачливого возлюбленного Грейнджер в облике Драко.

«Что ты думаешь о том, что выбор — лишь иллюзия?»

Драко вполголоса застонал и сжал виски, которые прострелило болью. Проклятый Поттер. Чтоб ты провалился! Из его стройной теории выпадала одна деталь: разговор с Поттером, который якобы у них состоялся. Об этом разговоре хотелось забыть, при мысли о нем головная боль вышла на новый виток, и Драко обессиленно опустился коленями на тропинку.

Хотелось думать, что Поттер врет, но проклятая головная боль была лучшим подтверждением его честности.

Драко зачерпнул пригоршню снега и растер его по лицу. Скулы свело от холода. Тряхнув головой, он медленно поднялся на ноги. Изменить произошедшее он не может. Значит, нужно выяснить, что случилось на самом деле. И для начала найти того, кто может в этом помочь.

Дрожа от холода, Драко направился в сторону замка. Он шел, считая шаги. С каждым шагом головная боль отступала. На триста восемнадцатом шаге Драко допустил мысль, что может не справиться и проще будет оставить все, как есть. Боль отступила совсем, стало так хорошо, что Драко остановился и вдохнул полной грудью морозный воздух. Он тут же закашлялся, ожидая, что боль вернется, но ее не было. Драко на пробу подумал о том, что не стоит выяснять правду. Боль не вернулась.

— Мне не нужна правда, — вслух сказал он и почувствовал невероятное облегчение.

Несколько секунд Драко наслаждался этим чувством, глядя на освещенное крыльцо главного входа Хогвартса, а потом еще раз вздохнул и почти бегом бросился к крыльцу, стараясь ни о чем не думать.

Перед проходом в гостиную Слизерина он стоял не меньше пяти минут, зябко ежась в отсыревшей одежде, потом собрался с духом и, произнеся пароль, шагнул внутрь.

Гостиную освещали камин и пара факелов у лестницы. В кресле у камина сидела Паркинсон, и, стоило Драко на нее взглянуть, как его душу начала затапливать холодная ярость. Паркинсон предала его, унизила, она смеет плести интриги. Она должна за это заплатить. Драко неспеша направился к сокурснице.

Паркинсон смотрела на него не отрываясь. В большом кресле она выглядела хрупкой и немного жалкой. Драко ничего не стоило ее уничтожить.

От этой мысли он замер.

Прикрыв глаза, он прислушался к себе. Идея уничтожить Паркинсон казалась привлекательной. Однако он понимал, что сделать это прямо сейчас не сможет. Пока они находятся в школьных стенах, он связан по рукам и ногам. Но ничто не мешает ему испортить Паркинсон жизнь.

«Что ты думаешь о том, что выбор — лишь иллюзия?»

Драко зажмурился сильнее, чувствуя привычную волну боли, а потом распахнул глаза и решительно направился к камину. На каминной полке лежала стопка чистых листов пергамента. Милисента на его глазах пару дней назад положила их сюда и, кажется, забыла.

Взяв верхний лиcток, Драко подошел к столику, стоявшему рядом с креслом Паркинсон, и достал из стаканчика перо. Паркинсон, до этого наблюдавшая за ним с испугом, быстро сняла с чернильницы крышку, как будто только и ждала момента, чтобы помочь Драко. Драко обмакнул перо в чернила и передал его Паркинсон.

— Пиши.

— Что? — спросила та, с готовностью пододвинув к себе лист.

— Поклянись, что тебе можно доверять, — произнес Драко и достал из кармана мантии палочку.

Паркинсон бросила нервный взгляд на его волшебную палочку и размашистым почерком написала «Клянусь, что не злоумышляю против Драко Регулуса Малфоя. Пэнси Э. Паркинсон».

Драко направил палочку на лист пергамента и произнес заклинание, позволявшее проверить добрую волю и искренность писавшего.

От листа пергамента поднялось белое искрящееся облачко. Такое же белое, как нетронутый снег. Облачко растаяло, и Драко перевел взгляд на Паркинсон, чувствуя, что он ей… не верит, несмотря на очевидное доказательство. Не верит до тошноты, до пульсирующей боли в висках.

— Ты мне не веришь? — шепотом спросила Пэнси, будто могла подслушать его мысли.

Первым желанием Драко было отмахнуться, но он понял, что первые желания — это не то, чему сейчас стоило следовать, поэтому медленно кивнул.

— Тебе плохо? — испуганно спросила Пэнси.

Драко не знал, как выглядит в этот момент, однако допускал, что у Паркинсон был повод смотреть с такой тревогой. Он вновь медленно кивнул и опустился в соседнее кресло. Паркинсон тут же оказалась рядом и положила ледяную руку на его лоб.

— У тебя жар, кажется. Давай я позову мадам Помфри?

— Ты издеваешься? — спросил Драко, и его голос прозвучал как треск ломающейся ветки.

— Как тебе помочь?

— Мне нужно зелье от головной боли. От… магической.

Выдавить эти несколько слов оказалось почти непосильной задачей. Все в нем будто кричало, что он убивает себя, доверяясь Паркинсон, что он губит свой род, отдаваясь на милость человека, который однажды его уже предал.

— У меня нет, — прошептала Паркинсон, и с ее лица наконец исчезло испуганное выражение. Она нахмурилась, задумчиво глядя прямо перед собой, а потом хлопнула в ладоши: — Я знаю, у кого попросить.

— У кого? — вяло поинтересовался Драко.

Паркинсон смотрела на него несколько секунд, а затем уточнила:

— Ты все еще не веришь мне?

Драко вновь кивнул.

— Тебе не кажется, что недоверие блокирует возвращение памяти наравне с болью?

— Не знаю, — произнес Драко, устало откидываясь на спинку кресла.

Не доверять человеку до дрожи и при этом довериться ему было настолько странным, что ему хотелось немедленно уснуть и проснуться, когда все это закончится. Вот только Драко прекрасно понимал, что решать эту проблему все равно придется самому. Никто другой в этом деле не помощник.

— У кого ты собираешься попросить зелье? — шепотом произнес он.

Пэнси неожиданно схватила его за руку и сильно сжала.

— Драко, просто верь мне.

* * *

Стрелка на наручных часах не желала двигаться с нормальной скоростью. Иначе как объяснить то, что Гермиона успела придумать миллион исходов встречи Гарри с Паркинсон, а часы показывали, что прошло всего семь минут?

— Хорошо сидим, — преувеличенно оживленным тоном заметил сидевший на ковре Рон и щелкнул пальцами по пирамидке, составленной из скрученных пергаментов с домашней работой Лаванды, которую та опрометчиво забыла в гостиной.

Пергаменты разлетелись, причем один приземлился в опасной близости от разожженного камина.

— Лаванда тебя убьет, — нервно произнесла Гермиона.

— Я ей скажу, что мы так весело проводили время, что я смахнул ее работы со стола в припадке неудержимого хохота, — монотонно пробубнил Рон, собирая новую пирамидку из свитков.

— Почему он так долго?

— Гермиона, дай человеку сходить на свидание, — с воодушевлением произнес Рон, но под взглядом Гермионы вздохнул и сдался: — Он придет и расскажет.

— Я чувствую, что там что-то не так.

— «Там» это где? — Рон оставил свитки в покое и пересел на диван рядом с Гермионой.

Гермиона некоторое время делала вид, что не замечает его пристального взгляда, а потом все же повернулась.

— Рон, я боюсь, что Гарри во что-нибудь ввяжется.

— Слушай, я тоже не в восторге от Паркинсон, но Гарри большой мальчик.

— Ро-о-он!

— Гермио-о-она! — в тон ей ответил Рон. — Просто займись чем-нибудь полезным.

Гермиона вскочила с дивана и отправилась к себе. Терпеть спокойствие Рона было невозможно.

Вечер прошел как в тумане. Она не могла читать, не могла делать домашнее задание, ее не увлекали игра с Живоглотом и проблемы первого курса, с которыми к ней ворвались две рыдающие девочки. Гермиона ждала Гарри, а весь остальной мир просто перестал иметь значение.

Гарри постучал в ее комнату спустя целую вечность. Он был мрачнее тучи, и при взгляде на него сердце Гермионы упало.

— Что случилось?

— У Малфоя стерта память, — без предисловий объявил Гарри и, стянув теплую мантию, бросил ее на спинку стула. — Это его не устраивает, и, конечно же, он мне не верит.

— А что насчет Паркинсон? Ей верит? — прошептала Гермиона, чувствуя, как сердце понеслось вскачь.

Если ему стерли память, значит, она для него по-прежнему важна, просто он об этом не помнит. И только потом до нее дошло, что, если кто-то намеренно подкорректировал его воспоминания, у них у всех большие проблемы.

— Паркинсон он тоже не верит, — пробормотал Гарри и, присев на корточки у разожженного камина, протянул озябшие руки к огню.

Гермиона некоторое время за ним наблюдала, а потом спросила:

— А ты веришь Паркинсон?

Гарри ответил не сразу. Сперва сел на пол, взъерошил волосы и поднял на нее усталый взгляд.

— Я не знаю, Гермиона. Ее заботит судьба Малфоя, и она… боится.

— Паркинсон?

Гарри усмехнулся.

— По-твоему, она не может бояться?

— Может, конечно, — смутилась Гермиона, хотя, по правде, считала Паркинсон высокомерной зазнайкой, у которой в жизни не было проблем.

«Да что вы, паршивые гриффиндорцы, знаете о нас?» — прозвучал в голове разъяренный шепот Малфоя.

— Чего именно она боится?

— Всего, — пожал плечами Гарри и вдруг добавил: — Я пойду, ладно? Я устал…

— Да. Конечно, — кивнула Гермиона и, подхватив со стула мантию, протянула ее Гарри. — Я могу что-то сделать?

Не успела она договорить, как в окно постучали. Обменявшись с Гарри настороженными взглядами, Гермиона бросилась открывать и испытала чувство дежавю. На заснеженном подоконнике вновь сидела сова Паркинсон.

— Это тебе? — отцепив записку от лапы совы, Гермиона протянула ее Гарри.

Тот равнодушно пожал плечами.

— Гарри, что случилось? — запоздало забеспокоилась она. — Малфой что-то сделал тебе?

Гарри усмехнулся.

— Не бери в голову. Я просто устал. Долго гулял.

— А я думала, что вы все это время разговаривали.

— С Малфоем? Ты слишком хорошо о нас думаешь.

Гарри медленно развернул записку. Он не пытался ее спрятать, как днем, однако Гермиона намеренно не стала подходить. Просто, затаив дыхание, смотрела на его покрасневшие от холода пальцы, ожидая его реакции. Гарри кашлянул, и Гермиона подняла на него взгляд.

— Тут такое дело, — неуверенно произнес он.

— Что? — насторожилась Гермиона.

— Нужно зелье от магической головной боли.

— Кому? — спросила она и тут же понимающе протянула: — А-а-а… Это Паркинсон просит?

— Ну не Малфой же? — фыркнул Гарри.

— У меня осталось еще немного того, что я готовила для тебя, — неловко пробормотала она.

— Передашь Паркинсон? — спросил Гарри и направился к выходу.

— Я? — испуганно пискнула Гермиона.

Гарри обернулся и закатил глаза.

— Давай пузырек.

* * *

Перехватить Поттера до уроков оказалось той еще задачей. На завтрак он явился в сопровождении своей девушки, Грейнджер и Уизли. Причем Уизли были в двух экземплярах. Пэнси, почти не спавшая предыдущей ночью, выругалась себе под нос, чем заслужила удивленный взгляд Нотта.

— Почему гриффиндорцы ходят толпами? — в сердцах воскликнула она, и Нотт, посмотрев на гриффиндорский стол, пожал плечами.

— Так веселее? — предположил он.

— Что-то я не заметила там особого веселья, — хмуро сообщила Пэнси.

— Ты сегодня встала не с той ноги? — участливо поинтересовался Нотт, но Пэнси, отмахнувшись, принялась за еду, попутно обдумывая, как бы поймать Поттера незаметно для остальных. Вот тебе задачка для сильных духом.

— Внимание, штормовое предупреждение, — услышала она голос Нотта и, повернувшись, заметила, что к столу подошел Драко в компании Блез.

Пэнси окинула их цепким взглядом. Блез выглядела как обычно. Драко же явно был собратом Пэнси по бессоннице.

— Кого штормит? — уточнил Драко.

— Присядь и увидишь, — сделав страшные глаза, Нотт выбрался из-за стола и красноречиво указал на Пэнси.

— Я запомнила, — ласково произнесла она и неуверенно посмотрела на Драко, даже не пытаясь угадать, что принесла им обоим эта ночь: они вновь друзья или проклятое заклятие откатило все на исходные позиции?

— Доброе утро, — без улыбки произнес Драко и посмотрел Пэнси в глаза.

Та не отвела взгляда.

— Доброе утро, Драко.

Он слабо улыбнулся, и Пэнси выдохнула.

— Привет, Блез.

В ответном приветствии Блез не слышалось сердечности. Пэнси вздохнула, понимая, что все-таки невольно стала предателем, когда из них двоих выбрала Драко. В свое оправдание она, конечно, могла сказать, что корректировку памяти не сравнить с разбитым сердцем. Но, с другой стороны, для Блез ее сердце было гораздо важнее.

Драко опустился на место Нотта и пододвинул к себе чистую тарелку. Несколько секунд на нее смотрел, а потом поднял взгляд на гриффиндорский стол, и у Пэнси екнуло сердце. В эту минуту она поняла, что они обязательно доберутся до истины: Драко Малфой вступил в игру.

На месте Грейнджер Пэнси бы уже давно подавилась, но та мило беседовала с друзьями, не обращая внимания на слизеринский стол. Пэнси готова была поклясться, что гриффиндорка делает это намеренно. И судя по тому, как Драко смотрел в ее сторону, план был вполне действенным.

Наконец Поттер, что-то сказав Грейнджер напоследок, встал и направился к выходу. Остановился по пути у своей девушки, что-то сказал ей и пошел дальше. К счастью, в одиночестве.

— Всем приятного аппетита, — воскликнула Пэнси и вихрем вылетела из-за стола, ничуть не заботясь о том, что подумают однокурсники.

Взгляд Драко Малфоя она чувствовала до самого выхода из зала. Пэнси боялась, что Поттера придется догонять по коридору, но тот ждал ее у двери.

— Вот, — буркнул он, не размениваясь на приветствия, и сунул ей в руку флакон с зельем.

Пэнси быстро оглядела коридор. К счастью, никто не обращал на них внимания. Спрятав пузырек в карман мантии, она пробормотала:

— Спасибо.

— Ага, — ответил Поттер и пошел прочь от главного зала.

В принципе, он выполнил ее просьбу: достал зелье от головной боли, говорить больше было не о чем, однако Пэнси зачем-то поспешила за ним.

— Подожди, — догнав его, произнесла она, и Поттер удивленно оглянулся. — Как все прошло вчера?

Поттер дернул плечом.

— А он тебе не рассказал?

— У нас проблема: он мне не верит.

— Да? — вяло удивился Поттер и рассеянно огляделся по сторонам.

— У тебя все в порядке? — уточнила Пэнси.

Поттер вновь дернул плечом.

— Нормально.

— Если нужна помощь, ты можешь обращаться.

— Ладно.

Безразличие Поттера отчего-то напрягло Пэнси, поэтому, когда он, сказав «пока», направился дальше по коридору, Пэнси пристроилась рядом.

— Ты куда сейчас?

— В гостиную, а потом на уроки. А что?

— У нас же общие чары сейчас?

— Кажется, да, — пожал плечами Поттер.

— Слушай, как насчет того, чтобы их прогулять? — неожиданно для самой себя спросила Пэнси.

Поттер остановился и повернулся к ней.

— Что на этот раз случилось? — он выглядел уставшим и, кажется, расстроенным. Пэнси понимала, что ей до этого не должно быть никакого дела, но она чувствовала себя виноватой за то, что втянула его в эту историю.

— Ничего не случилось. Просто…

Поттер возвел глаза к потолку, с усмешкой качая головой.

— Слушай, хватит, а? Ну я же не совсем идиот. Если ты обратилась, значит, тебе что-то нужно.

— Как будто я не могла обратиться просто так, — усмехнулась Пэнси, чувствуя себя неловко. Зачем она только затеяла этот разговор?

— Ко мне не обращаются просто так, — вдруг зло произнес Поттер и ушел, оставив Пэнси наедине с чувством вины.

Она попробовала разозлиться на неженку Поттера за дурацкую истерику, а потом вдруг подумала, что, наверное, у него были основания так сказать. Но если с ней-то все понятно, ее действительно можно было заподозрить в корысти, то что с его друзьями? Неужели то же самое?

* * *

Когда Гермиона мечтала, чтобы Драко наконец посмотрел на нее не как на пустое место, она и не подозревала, что ее желание исполнится именно так.

— Гермиона, ты в порядке? — участливо спросила Джинни, бесцеремонно заставив отклониться сидевшего рядом с ней Рона.

— Я… да, — соврала Гермиона и сделала четвертую попытку откусить тост. Четвертая попытка тоже оказалась безуспешной, потому что на нее смотрел Драко Малфой.

Гермиона нервно заправила за ухо прядь волос и, повернувшись к Гарри, прошипела:

— Что ты такого ему сказал?

— Правду, — пожал плечами Гарри и откусил от своего тоста с видимым аппетитом.

— Он смотрит, — сообщила очевидное Гермиона.

— Вижу, — ответил Гарри, неспешно жуя.

— И что мне делать?

— Можешь посмотреть в ответ, — предложил он.

— Ты издеваешься? — простонала Гермиона и вновь заправила за ухо прядь волос.

Гарри повернулся к ней:

— Гермиона, он пытается вспомнить. Это очень неприятно, знаешь ли. Я бы на его месте неделю из комнаты не выходил.

Несмотря на легкость тона, взгляд Гарри был серьезен, и Гермионе вдруг стало стыдно. Это ее история, но именно на Гарри пришелся основной удар.

— Спасибо тебе, — от всего сердца сказала она. — И ты… уже был на его месте. И ты вышел из комнаты и пошел разбираться со всем и сразу. Ты самый храбрый.

Гарри нервно усмехнулся и, опередив Гермиону в очередной попытке заправить волосы за ухо, сделал это сам. Жест оказался очень… нехарактерным для Гарри, и Гермиона смущенно кашлянула.

— Ему полезно, — натянуто улыбнулся Гарри, и Гермиона невольно вспыхнула.

— Ему-то, может, и полезно, — негромко произнес Рон за ее спиной, — а вот Кэти тебя убьет и будет пра-а-ава-а, — нараспев закончил он.

Гермиона отпрянула от Гарри и врезалась затылком в подбородок не ожидавшего это Рона.

— Я чуть себе язык не откусил, — простонал Рон, прижимая ладонь ко рту.

— Нечего вторгаться в личное пространство, — обернувшись к нему, отрезала Гермиона, но, тут же устыдившись, добавила: — Я могу наложить обезболивающее заклинание.

— Лучше Обливиэйт, — буркнул Рон. — Не могу я уже обо всем этом думать.

— Это потому, что ты эмоционально ущербный, — назидательно произнес Гарри, копируя обычные интонации Гермионы.

Гермиона невольно прыснула и на миг закрыла лицо ладонями, надеясь, что, когда уберет руки, Драко Малфоя уже не будет за слизеринским столом и она наконец сможет поесть. Надежды, разумеется, не оправдались. Драко Малфой снова смотрел в ее сторону, и на этот раз Гермиона не стала отводить взгляда. Он нахмурился и отвернулся.

— И что мне теперь делать? — шепотом спросила Гермиона, повернувшись к Гарри.

Тот пожал плечами. Гермиона понимала, что она все утро сегодня говорит с Гарри только о Малфое, и ему это, наверное, неприятно, но остановиться просто не могла. Гарри, понимающий, самый лучший, терпеливо поддерживал разговор, развеивал опасения и даже почти убедил ее в том, что Драко все вспомнит и они обязательно разберутся со всеми проблемами. Сейчас Гермиона чувствовала к Гарри такую благодарность, которую просто не смогла бы описать словами. Хотелось его обнять и сказать, что он самый лучший, но Кэти бросала в их сторону такие взгляды, что Гермионе оставалось только вздыхать.

Гарри наклонился к ней и сообщил:

— Пойду отдам зелье.

Гермиона бросила взгляд на сидевшую за слизеринским столом Паркинсон, которая в эту самую минуту смотрела на Гарри. Смотрела без пренебрежения или недовольства, не как на пустое место, а так, будто имела на Гарри какие-то виды. Гермионе крайне не понравился взгляд слизеринки. Она, нахмурившись, проследила за тем, как Гарри остановился около Кэти и что-то ей сказал, и смотрела ему в спину до тех пор, пока он не вышел из зала. Паркинсон выскочила за ним почти сразу же.

Гермиона вздохнула и покачала головой, снова чувствуя на себе взгляд Малфоя. Сосчитав до пяти, она посмотрела в свою тарелку. Ничего страшного. Она справится. Подумаешь, всего-то не подавиться за завтраком. Она же волшебница.

* * *

Грейнджер смотрела в тарелку, на Поттера, на Уизли, снова на Поттера, на первокурсников Гриффиндора, потом снова на Поттера, и так по кругу. Через пять минут наблюдений за столом Гриффиндора у Драко предсказуемо разболелась голова. И дело было не только в наложенном на него заклинании. Она разболелась бы у любого нормального человека при виде такого мельтешения. Ни один слизеринец не вертелся за едой так, будто сидит на бешеной колючке.

Несколько раз Грейнджер почти посмотрела на него. После шестого ее почти-взгляда Драко понял, что злость — это единственное чувство, которое он испытывает по отношению к гриффиндорке. О чем они там шепчутся с Поттером? Почему улыбаются? Чему так радуются? И Поттер, который заправлял ей волосы за ухо таким жестом, будто имеет на это право... Поттер бесил отдельно. Драко снова и снова прокручивал в голове их разговор. Если у него с Грейнджер был роман, тогда какого черта Поттер с ней сейчас нежничает? У них-то романа нет! Или есть?

Поттер наконец убрался из главного зала. За ним исчезла Паркинсон, и недоверие, помноженное на злость, заставило Драко скрипнуть зубами. Они все его разыгрывают. Это не может быть правдой. Это ненормально. Вот то, что Блез встретила его с улыбкой и позволила взять себя за руку, — нормально. То, что она рассказывала о какой-то выставке, на которую ходила с Гойлом, тоже нормально. То есть Гойла там, конечно, не должно было быть, но уж лучше Гойл, чем Поттер. Паркинсон, кстати, была на той же выставке с женихом. Однако это не помешало ей умчаться вслед за Поттером. Несколько поколений славного рода Паркинсонов, наверное, в гробах переворачиваются, глядя на то, что вытворяет их ненаглядный потомок: Поттер, как ни крути, полукровка.

Поняв, что мысли зашли в какие-то дебри, Драко встал из-за стола и направился к выходу. К черту завтрак. К черту их всех. Он не пойдет сегодня ни на какие занятия. Выйдя из главного зала, Драко остановился и несколько раз глубоко вздохнул. Мысль о том, чтобы не идти на занятия, была горячо одобрена его внутренним голосом. Он тряхнул головой и решительно направился в сторону кабинетов.

К обеду Драко понял, что этот учебный день он, пожалуй, запомнит на всю жизнь. Основным вопросом, который волновал его в течение дня, был: «Какой идиот составлял расписание и почему там так много совместных занятий с гриффиндорцами?». И второй вопрос, который его волновал и за который хотелось наложить на себя какое-нибудь непростительное заклятие, звучал так: «Какого черта Грейнджер делает вид, что его не существует?». Нет, Драко было плевать на Грейнджер. Но он хотел знать правду, хотел выяснить, что с его памятью, и заставить виновного заплатить. А для этого ему нужно было вспомнить. Но выскочка Грейнджер смотрела куда угодно, только не на него. За все три пары совместных лекций она не взглянула в его сторону ни одного раза. И это было очень странно. Драко устал прикидывать, розыгрыш ли это недалеких гриффиндорцев, к которому зачем-то подключилась Паркинсон, или же просто стечение обстоятельств. Зато он отдавал себе отчет в том, что раньше она смотрела. Влюбленных взглядов он не помнил. А вот то, что она, бывало, шипела что-то в его адрес, защищая своих тупоголовых друзей, или же просто оборачивалась с таким видом, как будто он позорит своим присутствием на уроке все волшебное сообщество, он помнил прекрасно. В общем, оказаться вне зоны ее взглядов было странно. И то, как открыто она его игнорировала, бесило, потому что подтверждало их дурацкую версию событий.

Тренировка по квиддичу прошла в напряженной атмосфере и закончилась тем, что Драко и Нотт разругались в пух и прах. Драко не помнил, чтобы хоть когда-либо позволял себе на кого-то орать. Нотт, кажется, тоже удивился этому факту от души. До дуэли дело не дошло только потому, что волшебные палочки остались в раздевалке, а когда они наконец до нее добрались, оба остыли и даже, не сговариваясь, извинились. Драко не считал себя виноватым, а Нотта правым. Нотт наверняка чувствовал то же самое, но они прекрасно понимали, что конфликт в команде и на факультете не доведет до добра, поэтому сделали вид, что все отлично, пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.

На ужин Драко не пошел. Вместо этого его зачем-то понесло на астрономическую башню.

На открытой площадке астрономической башни дул ветер. Драко стоял у парапета, глядя на снежное безмолвие, расстилавшееся у подножия старого замка. Цепочки следов с такой высоты казались колоннами муравьев. Драко как-то в детстве видел такие на лугу. Головная боль немного отступила, однако ясности в мыслях не было. День прошел, но он так и не решил, что делать. Весь день он пытался не идти на поводу у внутреннего голоса. Пытался смотреть иначе на гриффиндорцев, пытался смириться с тем, что это не Паркинсон стала в одночасье чужой и не знакомой, а просто с ним что-то не так, что Нотт не пытался довести его до ручки, а просто хотел внести разумные корректировки в схему их игры... Но все это не дало ничего, кроме головной боли. Ни одного проблеска воспоминаний. Значит, нужно что-то изменить. Найти другой путь.

Драко ухватился за край парапета и, склонившись над ним, посмотрел вниз. Сердце отчего-то сжалось. Его отец разбился, упав с башни. Как это могло случиться? Из слов матери Драко понял, что Люциус оступился. Но как можно так оступиться, чтобы перелететь через парапет? Драко снова посмотрел вниз.

«Ты пытался покончить с собой». Его сердце ухнуло в желудок. Проклятый Поттер со своими дурацкими заявлениями. Неужели Драко в самом деле мог пытаться сделать что-то подобное? И почему ему это не удалось? Это было, пожалуй, даже обидно. Обычно Драко удавалось все, за что бы он ни брался.

Очередной порыв ветра бросил челку ему в лицо, и Драко поежился. Пора было возвращаться, иначе велик был риск просто окоченеть здесь на радость Поттеру.

Драко спустился по винтовой лестнице, скользя ладонью по перилам. Замерзшее лицо начало пощипывать в тепле. В ушах все еще гудело, будто он до сих пор стоял наверху под порывами ледяного ветра. По сравнению с площадкой Астрономической башни в коридорах Хогвартса было тепло, хотя обычно Драко недоумевал, почему в волшебном замке гуляют бесконечные сквозняки. В его поместье такого даже близко не было.

Драко свернул в коридор, ведущий в музыкальную гостиную. Он вдруг понял, что был бы не прочь сыграть, но, посмотрев на озябшие руки, рассудил, что что-либо сыграть сможет в лучшем случае минут через двадцать, а до отбоя оставалось всего полчаса. Объясняться с кем-либо из преподавателей он сегодня был определенно не готов.

Дверь музыкальной гостиной скрипнула, и Драко почувствовал себя героем второсортного любовного романа, которыми зачитывалась Миллисента, потому что из-за двери показалась Гермиона Грейнджер. В задумчивости она не сразу его заметила, а когда заметила, то подскочила, будто ее укусил гиппогриф, и даже, кажется, вскрикнула. В последнем Драко не был уверен, потому что уши привычно заложило, а виски сдавило болью.

Грейнджер замерла с испуганным выражением лица, и в Драко начало закипать раздражение. Его сегодня вообще все раздражало. А Грейнджер в особенности. Сперва она весь день смотрела куда угодно, только не на него, а теперь выглядит так, будто он на ее глазах превратился в Снейпа и заявил, что она не сдала СОВ.

Драко поморщился и вновь попытался представить, что у них был роман. Вот с этой испуганной, нелепо натянувшей на кулаки рукава кофты Грейнджер. Мерлин, какое счастье, что его отец не дожил до этого дня… Драко выдохнул и запретил себе думать об отце. Ему нужны были ответы, а получить их можно было, только если перестать идти на поводу у внутреннего голоса.

Грейнджер, опустив голову, прошла мимо него, и Драко подумал о том, что будь коридор уже, у него был бы повод ее задеть, извиниться и, возможно, начать разговор. Он удивился тому, что всерьез обдумывает, как заговорить с Грейнджер, вместо того чтобы просто ее окликнуть. В конце концов, Поттер — ее приятель, и если он сошел с ума, то это и ее проблема тоже.

Грейнджер успела дойти до лестницы, когда он произнес:

— Грейнджер, подожди.

В пустом коридоре его голос прозвучал неожиданно громко. Гриффиндорка остановилась и медленно обернулась, а его сердце сперва сбилось с ритма, а потом заколотилось с бешеной скоростью.

* * *

В миг, когда он ее окликнул, Гермиона пожалела, что не пошла в гостиную после ужина, а решила посидеть в музыкальной гостиной. Да, звуки заколдованного рояля вызывали у нее умиротворение, и это было именно то, чего ей так не хватало в последние дни. Но разве оно того стоило?! Наконец успокоившись и уговорив себя просто потерпеть и дать ему время переварить новость, она вышла из музыкальной гостиной. Режиссер их истории был явно не лишен чувства юмора, потому что в коридоре она наткнулась на Драко Малфоя. Раздраженного как бешеный гиппогриф.

Его «Грейнджер» прозвучало так, как будто он окликнул домового эльфа. Гермиона сперва всерьез решила не оборачиваться, но потом подумала, что, в конце концов, он не виноват в том, что с его памятью что-то сделали. За эти бесконечные несколько секунд она успела вспомнить разговор с Нарциссой, когда та уговаривала ее отступиться. Пожалуй, миссис Малфой знала, о чем говорила. Отступись Гермиона тогда, сейчас все было бы гораздо проще. Вот только она, кажется, сделала свой выбор.

Медленно повернувшись, она посмотрела на его лицо. Он хмурился и выглядел так, как будто уже жалел, что ее окликнул.

— Слушаю, — сказала Гермиона, когда пауза затянулась до неприличия.

Малфой на миг зажмурился, и его рука дернулась к виску, впрочем, он тут же ее опустил. У Гермионы сжалось сердце. Магическая боль отличалась от обычной. А ведь прямо сейчас она могла ему помочь — просто уйти. Ему бы стало легче. Гермиона сделала шаг назад, и он, увидев это, встрепенулся.

— Я хочу попросить тебя уделить мне полчаса для разговора.

Его голос звучал глухо.

— Хорошо, — кивнула она и прикинула в уме, что они не успеют поговорить до отбоя. Впрочем, гораздо больше предполагаемого наказания Гермиону пугало то, что ее сердце колотилось сейчас так громко, что он непременно должен будет это услышать, если подойдет чуть ближе.

— Только не сегодня, — с усилием произнес Малфой. — Сегодня я…

Он снова замолчал, глядя так, будто у нее на лице были написаны ответы на все вопросы мироздания.

— Сегодня мы не успеем, да, — кашлянув, проговорила Гермиона, испытывая сумасшедший коктейль эмоций из разочарования, облегчения, эйфории и острого сочувствия. Было понятно, что он не заботился об отбое. Прямо сейчас он явно был не в состоянии разговаривать. Видимо, выпить зелье он так пока и не решился.

Драко Малфой растерянно моргнул, услышав ее слова, и заторможенно повторил:

— Не успеем, да.

Потом подумал и добавил:

— Спасибо.

На миг зажмурился и с видом человека, идущего в свой последний бой, решительно произнес:

— Спокойной ночи.

Сердце Гермионы едва не выскочило из груди.

— Спокойной ночи, — с легкой улыбкой ответила она, глядя в его глаза.

Малфой смотрел на нее, не отрываясь, будто все еще искал ответы, и явно не собирался уходить. Гермиона закусила губу, чтобы не улыбнуться, понимая, что это его не обрадовало бы. Гарри был прав. Они со всем разберутся и все решат. Это же Драко. Он еще упрямей Рона. Сосчитав до трех, она развернулась и медленно пошла прочь по коридору, чувствуя его пристальный взгляд.

В душе у Гермионы шла небывалая борьба. Видеть его таким — бледным, осунувшимся, с этой проклятой головной болью — было невыносимо, и ей малодушно хотелось оставить все как есть, потому что это избавило бы его от физических мучений. Но в то же время она понимала, что не смогла бы отступиться, потому что вдруг оказалось, что, когда он на нее смотрит, говорит с ней, она оживает и занимает свое место в этом мире. Будто без его взглядов она была лишь бестелесной тенью, как одно из привидений, населявших старый замок.

Свернув к лестнице, Гермиона сбежала по ступеням и, крутанувшись на месте, прижала ладони к щекам.

«Спокойной ночи».

Какое счастье, что она решила посидеть в музыкальной гостиной!

Когда приближаешься к краю, каждый шаг может стать последним.

«Не бери на себя слишком много, оставляй себе путь отхода», —

Шепчет загнанный в угол разум — твой единственный собеседник.

Он тебе обещает защиту от таинственного кукловода.

 

Ты и рад бы его услышать, только в дело вступает сердце,

Бесполезное глупое сердце вдруг диктует тебе решенья.

Оказавшись в объятьях боли, слепо ищешь на что опереться,

И за миг до того, чтобы сдаться, ты вдруг видишь свой путь к спасенью.

 

Ответом на вызов по каминной сети вновь была мутно-серая рябь. В четвертый раз Фред Забини пытался связаться с Нарциссой, и в четвертый раз безуспешно. Это просто не могло быть совпадением.

Фред налил себе виски. Рука дрогнула, и горлышко бутылки коснулось края стакана с оглушительным звоном. Фред вздрогнул и невольно огляделся. Его кабинет был пуст, но ощущение чьего-то присутствия не давало покоя. Неужели он не успел? Неужели Лорд добрался до Нарциссы? Лорд… или же Министерство? Признаться, Фред не мог с уверенностью сказать, что было бы меньшим из зол. В памяти всплыла страшная ночь, когда Люциус Малфой попал в Азкабан. Но для Фреда эта ночь обернулась персональным кошмаром, не из-за Люциуса. Не стало части самого Фреда. До гибели сестры он понятия не имел, каково это — вдруг дышать не в полную силу, жить не в полную силу. Алин умоляла его прийти в себя, уговаривала жить не только за себя, но и за Фриду. Фреда эти уговоры раздражали, потому что он не мог жить за Фриду, он не умел жить так, как она, будто весь мир у твоих ног и в нем возможно совершенно все. В школе на уроках по маггловедению Фред жалел магглов. Ему казалось, что это ужасно, когда приходится все делать руками, когда ты такой слабый, такой ничтожный. Ему казалось, что они, волшебники, почти всесильны. В свои одиннадцать он мог заставить предметы летать, мог опробовать вычитанное в журнале заклинание икоты на ком-то из друзей... Его мир был детским, наивным, и, конечно, в том мире Фред был всесилен. А потом он вырос, и оказалось, что в большом мире все иначе. Годы, проведенные в стане пожирателей, в страхе за семью, в бесконечном лавировании между Лордом и законом, светские рауты, на которых каждую секунду нужно было контролировать, что ты говоришь, о чем думаешь, как смотришь, как дышишь, показали Фреду, что он слабее любого маггла. Особенно с тех пор, как погибла Фрида.

Фред сделал глоток, и виски обожгло горло. Мужчина вернулся к столу и, устроившись в кресле, взял в руки старую колдографию. На ней им с Фридой было по семнадцать. Его сделали на вечеринке в честь их совершеннолетия.

— А может, хватит уже? — спросил Фред сестру. — У меня не получается. Я устал. Я смотрю на Снейпа и каждый раз удивляюсь, откуда он берет силы. Я слабак, да?

Фрида весело помахала ему с фото, и Фред прижал стакан ко лбу. Кусочки льда, болтавшиеся в стакане, издали мелодичный звук.

— Мне не хватает тебя. Я хочу заказать твой портрет, но боюсь. Ты ведь тогда будешь видеть все вот это, — Фред обвел стаканом комнату. — Я устал, сестричка. Если бы не Блез и Алин, я бы давно сдался.

— Фред, милый, тебе письмо, — Алин вошла как обычно без стука и, увидев в его руке колдографию, нахмурилась. — Что-то случилось?

Фред поднял на нее взгляд.

— Нет, милая. Просто взгрустнулось, — привычно соврал он.

Алин была не тем человеком, на которого он стал бы перекладывать свои проблемы. Проблемы — это проблемы, а семья — это семья. Фред всегда четко отделял одно от другого.

— Ты что-то хотела? — спросил он, отставляя стакан. Колдографию, впрочем, из руки не выпустил. Пальцы будто свело судорогой.

— Пришла корреспонденция, — негромко произнесла Алин, сжимая небольшой конверт. Фред почувствовал, как сердце побежало быстрее. — Адресат не указан. Как оно прошло через защиту, непонятно. Я хотела уничтожить, но решила все-таки показать тебе.

— Правильно решила, милая, — улыбнулся Фред. — Уничтожать письма от неуказанных адресатов порой чревато.

— Ты думаешь, это письмо от Лорда?

Думал ли о подобном Фред? Разумеется, не думал. Он знал это наверняка. Забрав конверт у супруги, он вновь улыбнулся:

— Иди спать, милая. Я приду позже. Мне нужно еще закончить дела.

— Может быть, я могу что-то сделать?

— Нет, отдыхай. Если мне что-то понадобится, я позову эльфов.

Он подставил щеку, и Алин привычно ее поцеловала. Фред проводил жену взглядом до дверей кабинета и, стоило той выйти, посмотрел на колдографию, которую до сих пор сжимал в левой руке. Пальцы правой жег конверт. Не буквально, конечно, хотя Фред не удивился бы и этому. На конверт он не смотрел. Хотелось выиграть у судьбы еще несколько мгновений мнимого спокойствия.

Фред поставил рамку с колдографией на стол, бросил напоследок взгляд на улыбающуюся сестру и, взяв в руки нож для бумаг, вскрыл конверт. Ожидал, что из него повалит дым или случится еще какой-нибудь визуальный эффект, потому что Лорд был склонен к подобным жестам, однако в конверте оказались лишь сложенный вдвое листок пергамента и карточка от шоколадной лягушки с изображением Властимилы Армонд, главной женщины в жизни Лорда. Несколько секунд Фред разглядывал гордый профиль Властимилы, а потом развернул пергамент.

«Мистер Забини, наша общая знакомая, кажется, отправилась в дальнее путешествие. Искренне волнуюсь за ее благополучие. Прошу вас справиться о ее здоровье и навестить меня не позднее ближайшей субботы».

Подписи не было. Фред трижды перечитал письмо и шумно выдохнул, поняв, что не дышал все это время. Символично, что Лорд прислал карточку с изображением некогда дорогой ему женщины, чтобы спросить о той, которая была дорога самому Фреду. Фред откинулся на спинку кресла. Руки с пергаментом мелко подрагивали, а сердце колотилось так, будто он участвовал в квиддичном матче и готовился пробивать штрафной. Он на миг зажмурился, прислушиваясь к мерному пощелкиванию маятника в часах. Ощущение чужого присутствия стало почти невыносимым. Фред распахнул глаза и обвел взглядом кабинет. Здесь по-прежнему никого не было.

Стоило ему отложить пергамент, как карточка с изображением Властимилы на миг озарилась золотистым светом. Фред криво усмехнулся и, взяв в руки нож для бумаг, сдвинул им карточку на край стола и скинул ее в подставленный конверт. Затем встал и направился к сейфу, спрятанному от посторонних глаз портретом прадеда. Убрав карточку, превратившуюся в портключ в сейф, Фред опустился на корточки перед камином и попытался вновь выйти на связь с Нарциссой, в этот раз от всей души надеясь увидеть мутно-серую рябь. Он — глупец, который считал, что ему удается скрывать свои истинные мысли от Лорда. Какая же ирония заключалась в том, что он станет палачом женщины, которую так отчаянно любил все эти годы.

* * *

В последнее время Северус Снейп не ждал от корреспонденции ничего хорошего. Разве что надеялся, что в стопке конвертов с запросами от журналистов и документами из лавок, в которых Хогвартс заказывал ингредиенты и книги, окажется письмо от Дамблдора, вестей от которого не было уже несколько дней.

На этот раз дурные предчувствия его не подвели. Вверху аккуратно сложенной эльфами стопочки конвертов лежал конверт с печатью Министерства. Снейп почувствовал, как пересохло во рту. Камин засветился сигналом вызова. Северус потер занывшие виски и, открыв ящик стола, смахнул туда пергаменты с пометками, которые он делал по ходу проверки защитных заклинаний на поместье Марисы.

Камин продолжал светиться. Была, конечно, маленькая вероятность, что это Блэк внезапно не справился с буйством чувств и хочет попросить поскорее забрать Нарциссу или же, наоборот, сообщить, что не собирается ее отдавать никогда, но в эту вероятность Снейп не верил. Хотя она бы определено его позабавила. Подойдя к камину, Северус ответил на вызов.

Артур Уизли выглядел так, как будто за ним гналась толпа Пожирателей и ему удалось наконец спрятаться от них в чулане с метлами. Северус, прищурившись, попытался понять, что находится на заднем плане за Артуром, но так и не понял: там было слишком темно.

— Снейп, здравствуй, — поспешно сказал Артур и склонился к камину.

Северус тоже опустился на колени.

— Здравствуй, Артур. Что случилось?

Он не любил Уизли, однако не мог не испытывать уважения к его убеждениям. Впрочем, уважение не мешало ему признавать недальновидность Артура.

— Тебе должно было прийти письмо из Министерства. У меня мало времени. Я хочу сообщить, что, если ты на него не ответишь, в Хогвартс приедет комиссия. Я видел приказ.

— Где ты видел приказ? — спросил Снейп, прикидывая, насколько серьезна угроза и не могли ли Артуру подсунуть пустышку, зная, что он попытается передать информацию.

— В ячейке с грифом «секретно», — прошептал Уизли.

— Не буду спрашивать, как ты заглянул в ячейку, — произнес Снейп и добавил: — Я понял, Артур. Спасибо.

— Мне пора. Если начальство узнает…

— Оно узнает, — вздохнул Снейп. — В аврорате есть очень сильный легилимент.

— Насколько сильный? — упавшим голосом спросил Уизли.

— Тебе не закрыться. Поэтому не рискуй больше и передай остальным. Нам уже все равно терять нечего.

— Ты прав, Северус, — неожиданно расправив плечи, произнес Артур Уизли. — Терять нам больше нечего.

С этими словами он оборвал связь, а Северус устало прикрыл глаза. Недалекому, по его мнению, Уизли могло хватить ума выступить в одиночку против тех, кого никто из них даже не знает в лицо. Впрочем, терять им уже вправду нечего. Они уже все потеряли.

Северус встал с пола и вернулся в кресло у стола. Защита на поместье Марисы была такой паршивой, что проще было установить все заново, чем пытаться сделать что-то с уже существующей. А для этого Северусу нужен был либо сам Драко, либо же официальное магическое разрешение от него как от главы рода. Северус посмотрел на часы, висевшие над входом в аудиторию. Через пятнадцать минут прозвонит колокол, потом будет перемена, а потом зелья у курса Драко. Разумеется, решить вопрос с разрешением они не успеют, но хотя бы поговорить об этом вполне могут. Северус бросил взгляд на стопку конвертов. Будет ли рейд, если он сейчас отправит всю стопку в камин, даже не глядя на гербовые печати? И если будет, что они могут предъявить самому Северусу? Метку Пожирателя, который был оправдан? Надо признать, что в отсутствие Дамблдора это могло стать проблемой. Северус побарабанил пальцами по столу. Нужно привыкать не оглядываться на Дамблдора, потому что чутье подсказывало Северусу, что, даже если ему и доведется встретиться с директором, помощи он все равно получить не сможет. Скорее, помощь может понадобится самому Дамблдору.

Итак, стоило ли доводить до комиссии, или все же отправиться на очередной допрос в Министерство? При мысли о том, что придется туда вернуться, внутренности Северуса скрутило узлом. Он не сможет. Ни за какие сокровища мира он не сможет переступить порог чертова министерства и подставиться под очередную атаку лигилимента, которому в этот раз уже не нужно будет прощупывать жертву, а можно будет выжигать мозги сразу.

Беда в том, что если приказ не фикция, то допрос состоится в любом случае. Другое дело, что члены комиссии, которая прибудет в Хогвартс, не останутся безымянными, и можно будет узнать наконец, кто же этот таинственный легилимент. План был неплох. Вот только Северус не был уверен, что выстоит. И что тогда? Он ведь не знал, что именно ему предъявят на этот раз. Что, если его заберут в Азкабан прямо отсюда? Прегрешений, достаточных для ареста, за ним определенно не было, но что им стоило эти самые прегрешения найти, сфальсифицировать? Северус давно не верил в то, что условное «добро» играет честно. Если его будут забирать отсюда, может вмешаться кто-то из его коллег, могут пострадать дети…

Вздохнув, он распечатал конверт и принялся читать официальный запрос. Чем больше он читал, тем сильнее холодело у него в груди. Он-то, наивный, думал, что это письмо по его душу. Но оказалось, что Министерство требует содействия для проведения допроса ученика его факультета Драко Регулуса Малфоя. И в этот момент Северус понял, что он идиот, который ошибся, решив вскрыть письмо. Он только что потерял возможность провести допрос на территории Хогвартса при поддержке учителей, которые в случае необходимости готовы были выступить против кого угодно, если это касалось интересов их учеников. Зажмурившись, Северус склонился к столу и стукнулся лбом.

* * *

Войти в кабинет зельеварения на совместный со Слизерином урок оказалось пострашнее, чем встретиться с группой взрослых Пожирателей смерти в Министерстве два года назад.

Гермиона замерла перед дверью, собираясь с духом. Остановившийся, чтобы пропустить ее вперед Гарри вопросительно приподнял бровь. Гермиона тряхнула головой и вошла в кабинет, чтобы не нервировать друга. Он и так все утро был хмурым и задумчивым.

Войдя в класс, она первым делом бросила взгляд на первую парту. Малфоя еще не было, и Гермиона медленно выдохнула. Гарри бухнул рюкзак на парту и уселся на свое место. Гермиона села рядом, но, бросив взгляд на его хмурый профиль, не решилась затевать разговор. Вот Рон придет и пусть сам разбирается. У него это лучше выходит.

Снейп пришел раньше звонка, что вообще-то было не в его характере. Гермиона, тоже против обыкновения, решила не пытаться повторить заданное на дом: все равно в таком состоянии невозможно было сосредоточиться, поэтому от нечего делать она принялась рассматривать Снейпа. Тот, поздоровавшись с учениками, не скрылся в подсобке, чтобы выйти с сигналом колокола, как, бывало, это делал, а устроился за столом и принялся в свою очередь разглядывать учеников.

Гермиона не любила Северуса Снейпа. Она считала, что тот несправедлив к Гарри, несправедлив к ней, не желает быть непредвзятым и не умеет вникать в проблемы учеников, раздавая наказания направо и налево за малейшую провинность. При этом провинности, судя по наказаниям, обычно были особенно велики у представителей Гриффиндора. Гермиону это злило. С другой стороны, что она на самом деле о нем знала? Гермиона попробовала представить Северуса Снейпа вне Хогвартса. Ну, есть же у него дом, бывает же он где-то еще, кроме Косого переулка и Хогсмита, была же у него когда-нибудь личная жизнь? И если дом Северус Снейпа Гермиона еще худо-бедно представить могла: он наверняка был мрачным, старым, со скрипучими дверьми и призраками в темных углах, то при мысли о личной жизни профессора зельеварения воображение Гермионы застопорилось. Намертво.

Снейп, до этого с задумчивым видом изучавший то ли Симуса, то ли Невилла, вдруг повернулся в ее сторону, и Гермиона поспешно опустила голову, как будто он поймал ее на месте преступления. Чувствуя на себе взгляд Снейпа, она вдруг сообразила, что он легилимент, и покраснела до корней волос. Господи, что ж ее так угораздило?!

— Где носит Рона? — раздался рядом с ней голос Гарри, и она с облегчением повернулась к другу.

— Он собирался о чем-то переговорить с Джинни до урока. Там какие-то новости от Билла. Он обещал потом рассказать.

— Новости от Билла? — прищурился Гарри.

Гермиона кивнула, а он неожиданно спросил:

— А почему ты вдруг покраснела?

Гермиона невольно прыснула, и взгляд Гарри стал таким, будто он решил, что она смеется над ним.

— Можно, я тебе потом расскажу?

В лице Гарри что-то изменилось, и он медленно кивнул. Гермиона глубоко вздохнула и решила, что Гарри ей дороже хорошего расположения Снейпа. Это даже сравнивать было глупо.

— Я просто представила, что у профессора должна быть какая-то жизнь вне Хогвартса.

— У какого? — недоуменно спросил Гарри, и Гермиона, покраснев еще сильнее, указала взглядом на Снейпа, который уже даже не пытался делать вид, что не обращает на них внимания.

— О-о-о, — неопределенно протянул Гарри и, тоже посмотрев на Снейпа, добавил: — Давай и правда потом.

Гермиона кивнула, готовая провалиться под землю от смущения. За этими переживаниями она не заметила, как в класс вошел Малфой. Увидела его, лишь когда он остановился у своей парты. Забини тоже пришла, и Гермиона многое бы отдала, чтобы увидеть момент их появления: они шли за руки, рядом, он ей улыбался, они разговаривали? По этому ведь так много можно было понять.

Сомнения последних дней нахлынули на нее с новой силой. Вдруг ему это уже не нужно? Вдруг он, решив вопрос со своей памятью, просто больше не захочет иметь с ней ничего общего? И дело ведь не в том, что она поставила под удар свои отношения с друзьями, свое будущее. Дело в том, что она просто не сможет жить без него.

Снейп резко встал и, обойдя свой стол, приблизился к парте Драко. Они обменялись парой слов, и Малфой, не успевший даже присесть, отправился вслед за Снейпом в подсобку.

— Гарри, — повернулась Гермиона к другу, — а что, если это Снейп стер ему память?

Гарри посмотрел на закрывшуюся дверь подсобного помещения и хмуро произнес:

— Тогда у нас проблемы.

* * *

Драко почти не спал минувшей ночью: сперва его мучила головная боль, а когда он наконец набрался храбрости выпить принесенное Пэнси зелье и боль немного отпустила, он вновь принялся размышлять о Грейнджер. Чем больше он размышлял, тем меньше ему нравилась сложившая ситуация, потому что он вдруг понял, что знает о Грейнджер гораздо меньше, чем, скажем, о Лонгботтоме. А ведь это было странно, потому что Грейнджер все время была рядом с Поттером, о котором Драко знал гораздо больше, чем того хотелось бы. Банальная логика подсказывала: он, Драко, просто не мог настолько игнорировать пространство вокруг Поттера. Изучать себя, оперируя понятиями логики, было странным и неправильным, но ничего другого ему не оставалось, потому что он никому больше не верил.

Не верил Пэнси, поэтому восемь раз перепроверил принесенное ею зелье, не верил Блез, поэтому всю дорогу до кабинета зельеварения пытался подловить ее на несостыковках в рассказах, не верил Грегу, поэтому отказался отойти с ним для разговора, сославшись на то, что торопится на урок, не верил Снейпу, который вдруг тоже вздумал с ним пообщаться. Но больше всех Драко не верил Грейнджер. Войдя в кабинет, он первым делом против воли взглянул на ее парту. Грейнджер с Поттером сидели, склонившись голова к голове, и о чем-то мило беседовали, и в Драко вновь, как вчера, поднялась волна злости на то, что он усомнился в себе, повелся на дурацкий рассказ Поттера о предполагаемом романе с этой заучкой. Ну какой между ними мог быть роман?! Впрочем, когда первые эмоции схлынули, Драко поймал себя на мысли о том, что такая бурная реакция на человека, на которого он почти не обращал внимания все эти годы, слишком чрезмерна.

Вымотанный внутренней борьбой Драко даже не сразу понял, чего именно хочет от него Снейп, а когда понял, его сердце ухнуло в пятки.

— Министерство? — хрипло переспросил он, и Снейп, вглядывавшийся в его лицо, терпеливо повторил:

— Министерство хочет тебя допросить. Формально я не могу этому помешать, потому что ты совершеннолетний волшебник. Мы можем попытаться ходатайствовать о переносе допроса в связи с тем, что ты тяжело переживаешь гибель отца, но…

Снейп пожал плечами, и Драко усмехнулся.

— Но они не станут слушать, потому что для них Люциус Малфой — Пожиратель, который заслужил еще худшую смерть, чем та, что его постигла, — жестко произнес Драко, чувствуя, как душу затапливает ненависть. Снейп приподнял бровь.

— Драко, сейчас не время упражняться в остроумии, — ответил он. — Нам нужно продумать, что и как ты будешь говорить на допросе. Что-то скрыть вряд ли получится…

— Мне нечего скрывать, — уверенным тоном перебил Драко, надеясь, что этот тон обманет Снейпа.

Внутри все замерло от ужаса. Он понимал, что, если в министерстве есть какой-нибудь приказ о том, что в Азкабане должно появиться энное количество Пожирателей смерти или же членов их семей, его тут же возьмут под стражу. Он попытался прикинуть, что мог бы использовать в свою защиту. Деньги? Наверняка часть счетов его семьи заморожена или же прибрана к рукам тем же Министерством. Ведь на рождественских каникулах Драко так и не смог получить ответы от некоторых поверенных, распоряжавшихся активами его семьи по поручению отца. Он мысленно вычеркнул эти активы из списка своего наследства, потому что в условиях войны деньги — первое, что утекало сквозь пальцы, стоило кому-то получить к ним доступ.

— Я буду сопровождать тебя в качестве декана, — ворвался в его раздумья голос Снейпа. — Не уверен, что меня пропустят в Министерство, потому что формально у меня нет необходимости сопровождать совершеннолетнего волшебника, но попробовать стоит…

Драко посмотрел на знакомое лицо декана и вновь почувствовал злость. Какого черта Снейп делает вид, что ему не все равно? Он столько лет крутился рядом с его матерью, не давал ей прохода… Драко не верил в совпадения. Такое активное участие Снейпа в жизни Драко, начавшееся сразу после смерти Люциуса, говорило о том, что ему что-то нужно. Что именно? Деньги? Власть? Нарцисса?

Драко на миг зажмурился.

«Выбор — лишь иллюзия», — прозвучал в голове голос Поттера.

А если все правда? Что, если это недоверие все-таки результат заклинания?

— Драко, что с тобой? — в голосе Снейпа послышалась тревога.

Настоящая, или же это часть игры? Драко вдруг понял, что выбился из сил. Он с большей готовностью терпел бы боль, чем это выворачивающее наизнанку недоверие. Он ведь никому не верил. Даже себе самому.

— Когда я… мы должны туда прибыть?

— Сегодня в семнадцать ноль-ноль, — негромко ответил Снейп. — Мы отправимся из моего кабинета.

— Сегодня, — эхом повторил Драко и сглотнул.

Мерлин, сегодня он может оказаться в Азкабане.

— Драко, — Снейп неожиданно взял его за плечо и, посмотрев прямо в глаза, произнес: — восемьдесят первая страница учебника по чарам.

Больше ничего не добавив, Снейп выпустил его плечо и вернулся в класс. Колокол возвестил о начале урока. Драко некоторое время смотрел на оставленную приоткрытой дверь подсобки, а потом, глубоко вздохнув, пошел на занятие.

Грейнджер сегодня была в ударе. Не смогла ответить ни на один вопрос Снейпа и получила заслуженные минус десять баллов с Гриффиндора. Драко, на удивление не почувствовал удовлетворения. Все его мысли были заняты учебником по чарам, который лежал в его рюкзаке. Стоило колоколу прозвонить, как он почти бегом покинул класс, едва не сбив с ног Финнигана. Войдя в неработающий туалет на втором этаже, Драко достал учебник по чарам и, прислонившись к подоконнику, открыл восемьдесят первую страницу.

«Чары мужества отличаются от чар безумия…»

Текст на его глазах изменился, и Драко впился взглядом в строчки.

«В Министерстве магии работает сильнейший легилимент. Попробуй защитить мысли. Возможно, это сработает».

Драко моргнул и прочел «… временем действия и повышенной резистентностью к ним испытуемых женского пола».

Драко медленно выдохнул, поняв, что текст учебника вернулся к исходному.

Легилимент? Разве это новость? Драко помнил, как отец еще много лет назад сетовал на то, что в аврорате работают легилименты, что вообще-то являлось нарушением конвенции по ограничению использования узких направлений магии в злонамеренных целях. Отец считал, что применение легилименции на допросах без ведома подозреваемых является злонамеренным действием.

Что хотел сказать Снейп? Зачем эта информация Драко? Почему он не сказал ее лично? Бред какой-то.

Драко тряхнул головой и, закинув учебник в рюкзак, направился прочь из туалета. Что ж, до семнадцати часов у него еще есть время.

Вместо травологии, которая стояла последним уроком, он отправился на улицу и бродил по засыпанным снегом дорожкам до самого обеда. В голове было пусто. Какой смысл что-то решать, если сегодня его могут отправить в Азкабан?

Перед обедом его вновь поймал Гойл. Драко подавил в себе порыв отмахнуться от сокурсника и отошел в сторону, чтобы дать дорогу спешившим на обед студентам. Гойл отошел вместе с ним.

— О чем ты хотел поговорить? — спросил Драко, когда стало понятно, что Гойл не спешит начинать разговор.

— Я хотел спросить, ты уже... начал готовиться к СОВам? — выдал Гойл, и Драко, вероятно, изменился в лице, потому что Гойл вдруг схватил его за рукав мантии, предвосхищая попытку уйти.

Драко во все глаза смотрел на Грега, думая о том, что в Хогвартсе проблема. Кажется, все здесь разом сошли с ума. Он попытался вытащить свой рукав из хватки Гойла и почувствовал, как в его ладонь ткнулся кусок пергамента.

Нахмурившись, Драко все-таки выдернул руку и развернул пергамент.

— Ну так что? — спросил Гойл неестественно спокойным голосом.

«Меня беспокоит Метка. Мне кажется, через нее он подслушивает».

Драко, вскинув голову, уставился на Грега.

— Я еще не начинал пока. Там сложно… — медленно произнес он и вопросительно приподнял брови.

Гойл указал взглядом на свое предплечье и ответил:

— Понятно. Но ты имей в виду, что так у всех, кто уже начал, — Гойл вновь выразительно приподнял брови. — Всем сложно, в общем. Я... пойду.

— Хорошо, — произнес Драко, провожая Грега взглядом.

Метка беспокоит? Но почему он предупредил? И, выходит, она беспокоит не только его, а всех. Но зачем эта информация Драко? Что с ней делать? Мерлин, они издеваются? Легилимент в Министерстве узнает еще и об этом. Отлично.

Драко покачал головой и направился в главный зал, гадая, сможет ли он противостоять легилименту. И если да, то что ему это даст? Вообще-то, формально у него не было причин что-либо скрывать. У него не было Метки, все дела, которые когда-либо имела его семья с Пожирателями смерти или же Темным Лордом, относились к тому времени, когда был жив отец. Они могут потребовать произвести обыск в поместье, но он имеет право отказать на основании конвенции о защите наследия древних фамилий. К тому же на то, чтобы снять защиту, установленную века назад, ему придется потратить не один месяц. Он никогда этим не занимался и представлял процесс лишь в теории. Так что у него действительно был повод отложить визит авроров, поэтому Драко всерьез не понимал, почему он должен бояться легилимента. Что тот может узнать? О его псевдоромане с Грейнджер? Сердце вдруг ухнуло в желудок, и Драко остановился на пороге главного зала.

Псевдороман с Грейнджер… Почему-то он вдруг почувствовал, что это очень важно скрыть. И дело было не в защите чести семьи. Какое дело Министерству до интрижек потомков старинных родов? Дело было в чем-то другом. Драко попытался ухватиться за эту мысль, но головная боль, приглушенная до этого зельем, начала вновь давать о себе знать.

— Можно пройти? — пискнул кто-то за его спиной и, обернувшись, Драко увидел второкурсницу Пуффендуя, пытавшуюся войти в главный зал. Вообще-то она и так могла спокойно пройти мимо, но, видимо, боялась это сделать. От мысли, что двенадцатилетняя девочка его боится, Драко испытал мимолетное удовлетворение. Он — Малфой, все должны… Драко не позволил себе додумать эту мысль, потому что она была… чужой.

— Да, конечно, — ответил он девочке и отступил в сторону. Та прошмыгнула мимо, и Драко вошел вслед за ней.

Грейнджер, сидевшая за столом Гриффиндора, оглянулась на вход, и их взгляды встретились. Несколько секунд Драко смотрел на нее, а потом вдруг подумал, что, если сегодня его упекут в Азкабан, он не узнает правды.

Прежде чем занять свое место за слизеринским столом, он остановился за спиной Пэнси и, склонившись к ней, сжал ее вздрогнувшие плечи.

— Передай Грейнджер, что я жду ее после обеда у трибуны Пуффендуя, — прошептал Драко.

Пэнси подняла голову и шепнула ему в ухо:

— Это плохая идея. Там увидят.

— Где тогда? — нахмурился он.

— Я могу провести ее к нам. Сделаю невидимой.

— «К нам» — это куда? — опешил Драко.

— В нашу гостиную. К тебе в комнату.

— Ты с ума сошла? — Драко отшатнулся от Пэнси и в изумлении на нее уставился.

— А что тут такого? — искренне удивилась Пэнси и выбралась из-за стола.

Кажется, на них стали оборачиваться.

— Потому что это… — тут Драко понял, что не может сформулировать, почему это чистое безумие.

Пройти в спальню чужого факультета под заклинанием невидимости… От этой мысли было неуютно, но это ощущение не имело ничего общего с логикой. Потому что логика говорила о том, что так делают десятки студентов, и ничего страшного не происходит. А если от мысли неуютно, значит, нужно ей следовать.

— Давай, — согласился он, и Пэнси, открывшая было рот, чтобы начать его убеждать, рот захлопнула, а потом осторожно произнесла:

— Хорошо. Во сколько?

— Давай в… — Драко посмотрел на часы и понял, что поговорить не получится. Никак. Они просто не успеют.

Либо он будет говорить с Грейнджер прямо здесь и сейчас, на виду у всей школы, либо нужно переносить разговор на вечер.

— Так, нет. Планы меняются, — Драко скользнул взглядом по Блез, которая делала вид, что ест, но сама явно пыталась услышать их разговор. Вновь склонившись к Пэнси, он прошептал: — Давай в девять в кабинете прорицаний на первом этаже.

— В девять. Хорошо, — Пэнси с готовностью кивнула.

— Хорошо, — эхом повторил Драко, чувствуя, как внутри волной поднимается паника гораздо более сильная, чем при мысли об Азкабане. Вот оно. Кажется, он нащупал путь, по которому идти.

Пэнси ободряюще улыбнулась и сделала шаг назад, однако Драко подался вперед и вновь склонился к ее уху:

— Если я не приду, сообщи Грейнджер, что я в Министерстве.

— В Министерстве? — ахнула Пэнси.

— Тихо. Меня вызвали на допрос. Никому не говори.

Он отступил назад и посмотрел в испуганные глаза Паркинсон, мимоходом отмечая, что Пэнси из тех девушек, которых ничуть не портят эмоции. Она выглядела красивой, даже когда пугалась или злилась.

— Все будет хорошо, — подмигнул он, наплевав на внутренний голос, который убеждал не говорить с Пэнси, не улыбаться ей, не доверять ей. Не доверять никому.

Заняв свое место рядом с Блез, он провел по лбу ладонью, стирая пот. Блез ни о чем не спросила, и Драко вдруг подумал, что если с его памятью что-то не так, то Блез играет заодно с теми, кто стер ему память, потому что, во-первых, рядом с ней его внутренний голос молчит, а во-вторых, она ни единым жестом не дала понять, что ее беспокоят его странности.

— Приятного аппетита, — произнес он, посмотрев на Блез.

— И тебе, — улыбнулась она, и Драко накрыло смесью обиды и разочарования.

Если все так, как он подозревает, то, выходит, Блез — его невеста — милая, знакомая до последней черточки, его… предала, в то время как ненавистный Поттер вступил в бой с ним самим за его память.

Драко выдавил из себя ответную улыбку и повернулся в сторону гриффиндорцев.

Грейнджер уже не было, зато Поттер смотрел прямо на него. Драко не стал отводить взгляд. Несколько бесконечных секунд они с Поттером смотрели друг другу в глаза. Оказалось, что Поттера Драко тоже знает до последней черточки. И это было странно.

* * *

Гермиона быстрым шагом шла по коридору, понимая, что больше не может выносить это напряжение. Весь день чувствовать на себе взгляд Малфоя было невыносимо. Она пыталась посмотреть в ответ, но он тут же отворачивался. Он ни словом, ни взглядом не дал понять, что его намерение с ней поговорить все еще в силе. Впору было предположить, что память ему стирают каждый вечер. Гермиона на миг задумалась о такой возможности, но тут же ее отбросила. Такое вмешательство в психику очень быстро заканчивается тем, что человек сходит с ума. Малфой не был похож на сумасшедшего. Он был похож на самого с себя полугодовой давности. И это просто изматывало. То, как он вдруг начал о чем-то шептаться с Пэнси, почему-то стало для Гермионы последней каплей. Гарри ведь говорил, что Малфой не верит Пэнси, а вот сегодня вдруг оказалось, что не просто верит — что у них вообще все прекрасно. У всех все прекрасно, кроме самой Гермионы. От этого хотелось запереться в комнате и никогда из нее не выходить.

Перед ее лицом внезапно возникла надпись:

«Грейнджер, стой!»

Гермиона остановилась и обернулась. В конце коридора шла Паркинсон. Увидев, что Гермиона ее заметила, Паркинсон помахала рукой. Гермиона почувствовала, как сердце побежало быстрее. Может, все не так, может, она что-то себе надумала. Вдруг слизеринка скажет что-то важное?

Паркинсон приближалась так неспешно, что Гермионе захотелось применить к ней какое-нибудь заклинание просто для профилактики. Если быть честной, медлительность Паркинсон была не единственным раздражающим фактором. Гермиона не знала заклинания, с помощью которого слизеринка передала ей сообщение. Это тоже бесило.

— Ну ты и бегаешь, — приблизившись, произнесла Паркинсон таким тоном, будто они с Гермионой договорились уйти из зала вместе.

— Ты что-то хотела? — уточнила Гермиона ровным голосом.

Паркинсон несколько секунд разглядывала ее так внимательно, что Гермиона невольно выпрямила спину, словно это могло помочь ей выглядеть так же уверенно, как Паркинсон. «Она боится», — сказал Гарри. Глядя на слегка скучающее выражение лица слизеринки, Гермиона ни за что не подумала бы, что это правда.

— Драко просил кое-что тебе передать, — наконец произнесла Паркинсон, и Гермиона перестала дышать. Они об этом шептались в главном зале? Он, наплевав на присутствие Забини, что-то передавал через Паркинсон для Гермионы? — Отойдем?

Слизеринка первой отошла к стене и остановилась у гобелена, изображавшего довольно мрачную сцену, на которой Великий Мерлин останавливал полчища диких лесных тварей.

— Что именно? — спросила Гермиона, остановившись напротив слизеринки, и ее голос дрогнул. Паркинсон, разумеется, это заметила и, кажется, усмехнулась. А может быть, Гермионе это просто показалось.

Паркинсон шагнула ближе, и Гермионе пришлось приложить усилие, чтобы не отступить.

— Сегодня в девять он будет ждать тебя в кабинете прорицаний на первом этаже. Если у него вдруг не получится, я тебе сообщу, — понизив голос, произнесла Паркинсон.

— Спасибо, — кивнул Гермиона, чувствуя, что ее накрывает паникой. В кабинете прорицаний? Опять?

— Ну, пока, — усмехнулась Паркинсон, от которой, кажется, не укрылась внутренняя борьба Гермионы.

Смотреть на самодовольное лицо слизеринки было невыносимо. Так и подмывало сбить с нее спесь.

— Что у тебя с Гарри? — громче, чем следовало спросила Гермиона, и в ее голосе прозвучал вызов.

— С Поттером? — голос Паркинсон прозвучал неестественно звонко, а снисходительная улыбка исчезла, как и не бывало. — Что у меня может быть с Поттером?

Теперь настал черед Гермионы снисходительно улыбаться. Потому что Паркинсон, неожиданно занервничав, сделала вид, что увлеклась изучением гобелена. Даже потрогала пальцем одну из тварей.

— Гермиона, — раздался рядом голос Гарри, и обе девушки подскочили, а Паркинсон едва не грохнулась, подвернув ногу на своих каблуках.

— Привет, — испуганно выдохнула Гермиона, надеясь, что Гарри не слышал, о чем они говорили. Впрочем, стоило их взглядам встретиться, как стало понятно, что все он прекрасно слышал.

Гермиона бросила взгляд на Паркинсон и с удивлением заметила, что цвет лица слизеринки сравнялся с алым плащом Мерлина на гобелене.

— Макгонагалл просила передать тебе вот это, — Гарри сунул в руку застывшей Гермионы пергамент. — Это список третьего курса с долгами по зельям. Тебе велено принять меры.

— Спасибо, — неловко пробормотала Гермиона, кляня себя на чем свет стоит.

В довершении провала на зельях еще вот это…

— Ага, — ответил Гарри и развернулся, чтобы уйти.

— Ты куда сейчас? — спросила Гермиона, не в силах отпустить его без объяснения.

— На тренировку, — не оборачиваясь, бросил Гарри и направился к лестнице.

Паркинсон сбоку от нее медленно выдохнула и, не глядя на Гермиону, решительным шагом направилась за Гарри.

* * *

— Поттер, подожди, — раздался за его спиной голос Паркинсон, и Гарри прибавил шагу.

Видеть слизеринку не хотелось. Видеть вообще никого не хотелось.

— Поттер, я не могу бегать, — повысила голос Паркинсон.

«Ну еще бы, в такой обуви», — подумал Гарри и пошел еще быстрее, но не успел пройти и пары метров, как его ботинок зацепился за невидимую преграду, а сам он едва не пропахал носом плиты пола.

Только навык игры в квиддич позволил ему сохранить равновесие. Приняв вертикальное положение, Гарри обернулся и, зло прищурившись, смерил взглядом Паркинсон, которая почти бежала по коридору, сжимая в руке волшебную палочку.

— За такое может и в ответ прилететь, — сообщил ей Гарри, когда она остановилась в паре шагов от него.

— Я же по-человечески просила подождать. Я не могу носиться за тобой по всему замку.

— Ну так не носись, — пожал плечами Гарри, чувствуя злость вперемешку с обидой.

Паркинсон шумно выдохнула и смерила Гарри сердитым взглядом.

— Я хотела извиниться.

— За что? — сложив руки на груди, уточнил Гарри и оглядел коридор поверх плеча Паркинсон. Гермиона успела уйти, больше в коридоре никого не было.

Паркинсон на миг оглянулась и, вновь повернувшись к нему, нервно потерла руки.

— За то, что мы о тебе говорили и…

— Да говорите на здоровье. Тоже мне новость, — пожал плечами Гарри, в то время как горло перехватило от обиды.

Как же ему надоело быть темой номер один среди людей, которым на него самого было глубоко наплевать.

— Ты обиделся? — негромко спросила Паркинсон, и Гарри, рассмеявшись, дернул плечом. Готовое сорваться с губ «вот еще» почему-то застряло в горле.

— Просто я не могла ей сказать, что мы, что…

— А что мы? — прищурился Гарри.

Вид Паркинсон, взволнованной и расстроенной, отбросил его в тот день, когда она призналась, что ей страшно, а он зачем-то обнял ее в знак утешения.

— Неважно, — хмуро сообщила слизеринка и добавила: — Я по делу к тебе подошла.

Гарри вновь громко рассмеялся.

— Ну так и начинай в следующий раз с дела. Хватит извиняться, расшаркиваться. Мне это не интересно, — резко закончил он.

Обида поднялась волной. Гермиона днями напролет только и говорила о Малфое, Рон либо торчал со своей девушкой, либо они все вместе снова вздыхали о Малфое, Кэти о Малфое, к счастью, не говорила, зато она упивалась тем, что встречается с «легендой сопротивления», и восторг в ее взгляде порой просто убивал, а Паркинсон готова была свернуть горы ради все того же Малфоя, не брезгуя прибегать к помощи Гарри Поттера. И во всей этой карусели не было места для него самого. Для имени — да, для источника помощи и восхищения былыми заслугами — да сколько угодно. Но для самого Гарри места не было.

После разговора с Малфоем, которого все дружно бросились спасать — против его воли, исключительно из любви, — ощущение собственной ненужности придавило Гарри будто надгробный камень. Он был как Сириус, погребенный в собственном доме, нужный всем лишь на словах. Где-то на задворках сознания скользнуло чувство вины. А как он сам обошелся с Сириусом? Обрадовался ему? Показал, что он нужен, что его ждали? Черта с два, Гарри Поттер. Ты — такой же, как они. Какое право ты имеешь предъявлять кому-то из них претензии? Внутренний голос почему-то говорил с интонациями Малфоя. Гарри вздохнул, и Паркинсон тут же спросила:

— Что у тебя случилось?

Ее голос прозвучал встревоженно.

— Да ничего у меня не случилось, — устало произнес Гарри. — Говори, что хотела сказать. Если смогу помочь, помогу.

Некоторое время Пэнси Паркинсон изучала его лицо. Гарри убрал руки с груди и засунул их в карманы мантии, однако чувство неловкости не уменьшилось, наоборот стало почти невыносимым.

— Что? — не выдержал он.

— Я хочу помочь, — едва слышно произнесла Паркинсон.

— Малфою? Так мы все помогаем, — сухо ответил Гарри.

— Тебе. Мне показалось, что ты в последние дни какой-то…

Мысль о том, что Паркинсон наблюдала за ним и делала какие-то свои выводы о его душевном равновесии, неожиданно вызвала в его душе бурю протеста. Так не бывает, так не должно...

— Давай лучше о Малфое, — отрезал Гарри.

— Не думаю, что стоит. Ты явно на взводе, — медленно ответила Паркинсон и добавила: — Еще раз извини.

С этими словами она развернулась и пошла прочь. Несколько секунд Гарри смотрел в ее спину, а потом, чертыхнувшись, двинулся следом.

— Я разозлился, — признался он, поравнявшись с Паркинсон. Та ничего не ответила. — Мне не нравится, что Гермиона страдает из-за Малфоя. Мне не нравится, что ему стерли память. То, что ты рассказала о Метке… Это напрягает.

— Но дело ведь не только в этом? — подала голос Паркинсон, глядя себе под ноги. Они медленно брели по пустому коридору, который вскоре должен был закончиться, и тогда им придется принимать решение, продолжать ли путь вместе или разойтись.

— Не только, — признался Гари. — Я устал просто. От внимания и…

— И невнимания, — закончила Пэнси за него, и Гарри стало нестерпимо стыдно за то, что он ведет себя, как девчонка. У них тут проблемы, а он ерундой мается.

— Не бери в голову. Я просто сегодня не в настроении, — неловко произнес он. — О чем ты хотела поговорить?

Он дошли до конца коридора и остановились.

— Тебе ведь не тренировку? — спросила Паркинсон.

— А сколько времени?

Паркинсон изящно изогнула кисть и бросила взгляд на часы:

— Пятнадцать сорок три.

— Нормально. Говори.

— Мы можем пойти в сторону главного входа, — с сомнением предложила Пэнси, и Гарри отчего-то тронуло то, что она не хочет, чтобы он опаздывал.

— Чтобы мое имя еще две недели полоскали, как ты выразилась, в вашей гостиной? — усмехнулся он.

— Ну, надо же нам о чем-то говорить, — улыбнулась она в ответ.

Гарри внимательно посмотрел на слизеринку. Злость немного отступила, и он поймал себя на мысли, что тоже улыбается.

— Ну, пойдем, — неловко пожал плечами он и указал на нужный коридор. Паркинсон неожиданно сделала что-то вроде книксена и пошла вперед. Гарри, отчего-то смутившись, пристроился рядом с ней.

— Ну, так что ты хотела сказать? — напомнил он, потому что молча идти по коридору было немного неуютно.

Паркинсон остановилась и огляделась по сторонам. В противоположном конце коридора шел кто-то из младшекурсников. Гарри с такого расстояния не видел, кто именно.

Паркинсон неожиданно взяла его за рукав мантии и потянула к окну, как будто здесь шел поток людей и им нужно было уступить дорогу. Гарри шагнул за ней, не отводя взгляда от фамильного перстня на ее руке.

— Во-первых, Роберт, мой жених, — информацию о том, что этот самый Роберт — ее жених, Паркинсон выдала скороговоркой, — сказал, что через Метку нельзя слышать.

— Вижу, ты решила начать с хорошей новости, — заметил Гарри.

— Но он может с ее помощью получать энергию от тех, кто ее носит, — проигнорировав его замечание, добавила Паркинсон.

Гарри на миг закусил щеку изнутри, а потом вздохнул.

— Вообще, это логично. Его выбросило из тела, когда моя мама… В общем, он должен был погибнуть шестнадцать лет назад, но как-то ведь выжил. И не просто выжил, а просуществовал столько лет.

Гарри нахмурился, глядя на внимательно слушавшую его Паркинсон.

— Пэнси, а у тебя не будет проблем с тем, что мы это обсуждаем? — уточнил он.

Паркинсон посмотрела ему в глаза и нервно повела плечами.

— Я не знаю, честно. Но не могу делать вид, что ничего не происходит.

Она выглядела полной решимости, хотя в глубине ее глаз притаился страх. Гарри вновь вспомнил, как обнял ее в утешение.

— Ты умеешь закрывать свои мысли? — спросил он.

— Я? — Паркинсон растерянно моргнула. — Нет. Я просила Роберта меня научить, но у нас было мало времени.

— Вот пусть он в следующий раз все же время найдет, — голос Гарри прозвучал раздраженнее, чем ему хотелось бы.

Паркинсон на миг прищурилась, но ничего не сказала, и Гарри решил сбавить обороты.

— Это важно. В конце концов, обратись к Снейпу.

У Паркинсон стало такое несчастное лицо, что Гарри впервые задумался, а так ли лоялен Снейп к слизеринцам?

— Ну, или к кому-нибудь еще.

— Я справлюсь, — тряхнула головой Паркинсон. — Это сейчас неважно. Пока мы в школе, все равно ничего не случится.

Гарри почувствовал, как под ложечкой засосало. Проклятая война. Через полгода они выйдут из этих стен. И что дальше? Кто защитит Паркинсон? Кто защитит Гермиону, Джинни, Рона, Лаванду, Луну? Кто защитит самого Гарри?

— Ты хотела сказать что-то еще? — глухо проговорил Гарри, потому что молчать под внимательным взглядом Паркинсон было невыносимо. Хотелось что-нибудь сделать, чтобы она перестала выглядеть такой испуганной.

Если до этого ему казалось, что Паркинсон испугана, то сейчас в ее глазах появился неподдельный ужас.

— Что такое? — спросил он севшим голосом.

Паркинсон шумно выдохнула и едва слышно произнесла:

— Драко вызвали в Министерство на допрос.

— Ему нельзя! — Только никому ни слова! — выпалили они одновременно.

Некоторое время они смотрели друг на друга, а потом Пэнси повторила:

— Никому не рассказывай. Это секрет. Он сказал только мне, потому что просил передать Грейнджер о том, что будет ждать ее вечером, и…

— Где? — вырвалось у Гарри.

Мысль о том, что Малфой собрался встречаться Гермионой наедине, вызвала в душе новую бурю протеста, хотя он сам приложил для этой встречи немало усилий.

— А зачем тебе? — прищурилась Паркинсон, будто сумела заглянуть ему в голову.

Гарри на миг напрягся и попробовал предположить, что Паркинсон — легилимент, потом вспомнил, что она ничего не знает о защите мыслей…. Впрочем, не знает ли? Сказать можно все что угодно.

— Поттер, что ты задумал? Почему ты так смотришь?

Гарри усмехнулся. Паркинсон в секунду сменила настроение и тут же принялась его в чем-то подозревать. Впрочем, почему только она? Он сам тоже успел заподозрить ее в обмане. Вот она — их вера друг другу.

— Я ничего не задумал. Просто хочу знать. Мало ли что.

— В кабинете прорицаний на первом этаже, — с видимой неохотой произнесла Паркинсон и вдруг невпопад добавила: — Как ты думаешь, его же не отправят в Азкабан?

То, как она об этом спросила, давало понять, что она действительно допускает такую возможность.

Гарри открыл было рот, чтобы ее утешить, но вдруг вспомнил разбирательство по своему делу, вспомнил Сириуса, который тринадцать лет провел в тюрьме по ложному обвинению…

— Я не знаю.

— А что, если он уже не вернется?

Гарри на миг представил себе, что Малфой просто исчезает из Хогвартса. В завтрашнем «Пророке» они читают о том, что его упекли в Азкабан и… Почему-то даже теоретически насладиться этой мыслью не получилось. Даже понимание того, что в случае ареста Малфой исчезнет из жизни Гермионы, не делало жизнь Гарри лучше, потому что…. Гарри горько рассмеялся. Все-таки он не умел ненавидеть.

— Что смешного? — спросила Паркинсон таким тоном, будто только что разочаровалась в чем-то очень важном. Гарри расхотелось смеяться.

— В том, что я представил, что это правда, и не почувствовал удовлетворения, — неожиданно для самого себя ответил он. — Представляешь? А ведь это решило бы все мои проблемы.

— Считаешь? — голос Паркинсон звучал странно, — А тебе не кажется, что проблем от этого только прибавится? Что следующим может стать не слизеринец, а кто-то из Гриффиндора, например? Или ты думаешь, у вас мало чистокровных волшебников, которых при желании можно обвинить в чем угодно?

Ее голос дрожал то ли от гнева, то ли от страха. Гарри не стал разбираться, он просто коснулся ее руки успокаивающим жестом. Пальцы наткнулись на фамильный перстень рода Паркинсон, и Пэнси вздрогнула.

— Странно, что меня не испепелило, — неловко пошутил Гарри.

— А почему должно было? — в голосе Паркинсон прозвучал вызов.

— Ну, я ведь полукровка, и все такое.

— Он бы скорее испепелил тебя, потому что ты дурак, — неожиданно резко произнесла слизеринка, но Гарри почему-то не обиделся. Гермиона порой тоже могла сказать что-то в таком духе ему или Рону, но это не означало, что она считала их дураками на самом деле. С Паркинсон было то же самое. Он чувствовал.

— Я думаю, что с Малфоем все будет в порядке.

— Правда? — с какой-то детской наивностью переспросила Паркинсон, разом забыв о зарождавшейся ссоре.

— Правда, — соврал Гарри.

Врать Паркинсон оказалось так же сложно, как и Гермионе. Даже еще сложнее, потому что Паркинсон смотрела сейчас так доверчиво, будто исход допроса Малфоя зависел от Гарри.

— Спасибо, — неожиданно произнесла она.

—За что? — не понял Гарри.

— За поддержку. Бороться с Драко за его память в одиночку очень утомительно. Мне даже обратиться не к кому.

— А жених?

— Роберт не здесь. В письмах всего не расскажешь, а…

Паркинсон замолчала, вертя браслет на запястье. Когда стало понятно, что продолжения не последует, Гарри кашлянул и произнес:

— Мне пора на тренировку.

— Да, конечно, — тут же кивнула Паркинсон.

Гарри засунул руки в карманы мантии и быстрым шагом направился прочь, чувствуя на себе взгляд слизеринки. О том, что они собирались вместе идти до главного входа, ни один из них не упомянул.

* * *

Стул для посетителей был настолько неудобным, что Драко всерьез задумался, какой криворукий мастер его создал. Попытки устроиться поудобнее результата не приносили. Изгиб спинки упирался в поясницу будто кол, а для того, чтобы опереться плечами, нужно было выгнуться дугой. Драко про себя вздохнул и понадеялся, что ему не придется провести здесь слишком много времени. Мысль о том, что следующим его прибежищем может стать Азкабан, он отмел, потому что от нее все внутри холодело.

Снейпа в Министерство неожиданно пропустили и даже позволили войти вместе с Драко в кабинет для допросов. Тут-то и стала очевидна разница в опыте: когда фальшиво улыбающаяся сотрудница Министерства провела их в этот кабинет и пригласила присесть, Снейп ее поблагодарил, однако садиться не стал, и теперь стоял у стены, делая вид, что изучает карту магического Лондона, в то время как Драко маялся на неудобном стуле в ожидании прихода аврора, который якобы задерживался.

Драко прекрасно понимал, что это все продумано, что за ними сейчас наблюдают, и тот самый легилимент, возможно, уже работает. Поэтому молча сидел на дурацком стуле, не желая доставлять им удовольствие тем, что будет вскакивать и метаться по кабинету. Стоять на одном месте у него не хватило бы выдержки.

Они со Снейпом не обмолвились ни словом с тех пор, как вышли из камина в фойе Министерства. В приемной им предложили сдать палочки. Если бы Драко был один, он бы скорее всего возмутился, однако Снейп молча достал из кармана мантии свою палочку и положил ее на бархатную подушечку. Драко, сжав зубы, последовал его примеру, думая о том, что, возможно, видит свою палочку в последний раз. Интересно, как с ней поступят, если его заберут в Азкабан? Драко вдруг понял, что почему-то не помнит, как поступают в таких случаях. Хотя должен был бы.

Снейп у стены едва заметно пошевелился, и Драко перевел на него взгляд. Вот уж по кому нельзя было сказать, что он испытывает хоть малейший дискомфорт. Северус Снейп выглядел так, будто желает поскорее покончить со скучной рутиной и вернуться к действительно важным делам. Если бы не сегодняшний разговор перед уроком, Драко бы повелся на его незаинтересованный вид. Он тут же вспомнил о легилименте, и по его спине градом покатился ледяной пот. Зачем он подумал об этом? Нужно срочно думать о другом.

— Как долго будет длиться допрос? — быстро спросил Драко, чувствуя отголосок головной боли.

Он выпил очередную порцию принесенного Паркинсон зелье прямо перед визитом сюда, и сейчас благодарил себя за прозорливость, потому что, не сделай он этого, страшно было даже представить, что было бы с ним сейчас.

Снейп пожал плечами и, не оборачиваясь, произнес:

— Это зависит от того, что они захотят узнать и какие методы будут использовать.

Голос профессора звучал скучающе.

— А какие есть варианты насчет методов? — спросил Драко, просто чтобы не сидеть в выматывающей тишине.

— Не знаю, мистер Малфой. К счастью, мой опыт участия в допросах невелик.

Драко невольно хмыкнул и отметил его «мистер Малфой». Они не обсудили этот момент, однако то, что Снейп от него дистанцируется, было как раз понятно. Если Драко сейчас обвинят в лояльности к Пожирателям, Снейпу нечего будет делать на его стороне.

Драко разгладил мантию на коленях, больше для того, чтобы вытереть вспотевшие ладони, чем из желания привести одежду в порядок, и еще раз оглядел неуютный кабинет размером с чулан для метел. Впрочем, какой чулан? В его поместье метлы хранились в гораздо большем помещении.

— Прошу простить за вынужденное ожидание, — раздалось от двери, и Драко оглянулся.

Седой аврор стремительно вошел в кабинет и, преодолев расстояние до стола в два больших шага, устроился в скрипнувшем под его весом кресле.

— Мистер Снейп, присаживайтесь. Мне сообщили, что вы желали присутствовать при беседе со своим учеником.

Его голос был лишен всяческих интонаций, которые бы позволили предположить его настроение. Снейп отошел от стены и опустился на второй стул, судя по виду, такой же неудобный.

— Да, я считаю своим долгом… — начал Снейп, однако аврор его прервал взмахом руки.

— Давайте приступим к делу, — произнес он, и желудок Драко сделал сальто.

Как бы ни старался он выглядеть равнодушным, сердце заметалось в грудной клетке, грозя проломить ребра. Азкабан, дементоры… Холод... Вечный холод…

— Когда вы видели отца в последний раз, мистер Малфой?

Драко кашлянул, и стул Снейпа заскрипел, когда он пошевелился. Драко бросил мимолетный взгляд в сторону декана, ожидая от него какой-нибудь подсказки, но тот выглядел равнодушно-скучающим.

— На рождественских каникулах, — услышал Драко свой голос.

Ответ вырвался сам собой, и Драко с удивлением понял, что он вправду видел отца на рождественских каникулах, вот только детали встречи всплывали в голове какими-то бессвязными картинками. От этих полустертых воспоминаний душу сжали обида и… страх.

— Угу, — неопределенно произнес аврор и что-то записал на листе пергамента. — А мисс… напомните мне имя вашей невесты.

— Блез, — произнес Драко, и ему самому показалось, что голос скрипит, как несмазанные петли. Он прокашлялся и продолжил: — Мисс Блез Забини. Но наша помолвка расторгнута, — закончил он, не желая тянуть Блез за собой.

— Печально, — без тени сочувствия в голосе произнес аврор и вновь что-то записал. — А позвольте спросить, что стало причиной?

Драко удивленно распахнул глаза и вновь оглянулся на Снейпа. Тот с невозмутимым видом изучал аврора.

— Я… передумал, — наконец произнес Драко и набрался смелости посмотреть аврору в глаза.

У того был неприятный взгляд — цепкий и холодный, и в этом взгляде Драко видел свой приговор.

— А как ваш отец отнесся к изменению ваших планов?

Драко не понимал, почему они обсуждают несостоявшуюся помолвку с Блез, и его это нервировало. Что, если сказанное им как-то навредит самой Блез или ее отцу?

— Мы не успели это обсудить, — осторожно произнес он. — Отец… погиб.

— Погиб, — кивнул аврор. — Примите мои соболезнования.

Его тон был все таким же монотонным, и это Драко тоже нервировало.

— Благодарю, — произнес он и вновь разгладил мантию на коленях.

Он вдруг подумал, что если бы пришел сюда один, то точно сошел бы с ума. Присутствие Снейпа необъяснимо успокаивало. Тот был воплощением хладнокровия и оплотом спокойствия. Драко даже не надеялся, что выглядит хотя бы наполовину так же уверенно. Головная боль начала ввинчиваться в виски, и Драко судорожно вздохнул.

— Вам плохо? — тут же отреагировал аврор, в то время как Снейп медленно повернулся в сторону Драко и едва заметно приподнял бровь, что должно было, видимо, означать заинтересованность в его состоянии.

Спокойствие Снейпа в этом неуютном кабинете показалось Драко настолько неуместным, что его накрыло нестерпимым желанием рассмеяться или как-нибудь неудачно пошутить, или заорать. И он, возможно, сделал бы что-то из вышеперечисленного, если бы головная боль вновь не начала сдавливать виски подобно тискам.

— Нет, со мной все в порядке. Просто здесь душно, — услышал он свой голос.

— Душно? — в голосе аврора наконец послышался проблеск интереса. Он оглядел свою конуру будто впервые. Его взгляд задержался на узком закрытом окне, расположенном под самым потолком. — Да, мы обычно допрашиваем здесь преступников.

Фраза повисла в воздухе, и головная боль начала нарастать, как снежный ком.

— Мистер Малфой, Драко... Вы позволите так к вам обращаться? — в голосе аврора неожиданно появились мягкие нотки.

— «Мистер Малфой» будет более уместно, — произнес Драко чуть дрогнувшим голосом.

Наверное, это было ребячеством, но он не мог позволить этому человеку победить. Этот аврор в потрепанной мантии, с дешевыми часами на запястье вызывал у него страх, липкий, тошнотворный. А так не должно было быть. Он — Малфой.

— Как скажете, — казалось, аврор всерьез огорчился. — Мистер Малфой, чем вы планируете заниматься после окончания школы?

Вопрос был таким неожиданным, что Драко, поперхнувшись воздухом, закашлялся.

— Желаете воды?

Снейп рядом с ним вновь пошевелился, и Драко поспешно ответил:

— Нет, благодарю. Уже все в порядке.

У него, конечно, не было опыта допросов, но то, что в аврорате не стоит ничего есть и пить, он понимал прекрасно.

— Я планировал продолжить обучение, — наконец произнес он, прислушиваясь к себе, и уловил удивление, смазанное головной болью.

Удивление оттого, что можно планировать будущее, выбирать, воплощать эти планы в жизнь.

— По какому направлению? — спросил аврор и что-то вновь отметил в пергаменте.

— Мне хорошо даются зелья.

— Да? — на этот раз аврор повернулся к Снейпу.

— Мистер Малфой один из лучших студентов моего факультета. Если понадобится, я могу предоставить выписку с его успеваемостью.

Голос Снейпа звучал как-то странно, но Драко не мог понять, в чем дело.

— Зелья — это хорошо, — произнес аврор. — Если они не запрещенные.

Улыбка сделала его лицо хищным и неприятным.

— Я могу также предоставить список всех зелий, изготовленных в стенах Хогвартса, за любой указанный вами период.

— Спасибо. Было бы любопытно, — произнес аврор. — А заодно мне понадобится список других студентов, которые так же преуспевают по зельям и, скажем, защите от темных искусств.

— В конце недели список будет у вас.

— Завтра после обеда, — вновь улыбнулся аврор.

Снейп отчетливо скрипнул зубами, однако кивнул.

— Что ж, вы свободны, господа. Если у меня появятся к вам вопросы, я дам вам знать, — неожиданно произнес аврор.

Драко поспешно встал с неудобного стула и замер. Интуиция вопила: «Беги, пока он не передумал», но положение обязывало не проявлять нетерпения. Он ни в чем не замешан, он законопослушный член магического общества. Ему не пристало тушеваться и нервничать в аврорате. Вот бы еще то, как он себя чувствовал, находилось в соответствии с мыслями, роившимися в его голове. По спине ручьями тек пот, а сердце то замирало, то принималось колотиться, как сумасшедшее. Снейп медленно встал, взялся за спинку стула, будто собираясь его передвинуть, но не стал.

— Всего доброго, — произнес он и первым пошел к двери.

Драко неторопливо вышел следом.

В приемной им вернули палочки, и Драко испытал эйфорию, почувствовав, как знакомая с детства палочка удобно устроилась в пальцах.

— Спасибо, — со всем возможным достоинством ответил он и двинулся по коридору за успевшим отойти Снейпом.

Снейп шел странно, будто что-то ему мешало. Драко, нахмурившись, поспешил за ним.

— Каминная налево, — подал он голос, когда стало понятно, что Снейп идет мимо.

Декан медленно обернулся и произнес:

— Давайте немного пройдемся.

— Сейчас? — удивленно уточнил Драко и оглядел сперва Снейпа, а потом себя. Ни у одного из них не было при себе теплой мантии.

Снейп отрывисто кивнул и, ничего не добавив, продолжил путь. Чувствуя неладное, Драко последовал за ним. Головная боль чуть поутихла после того, как он понял, что его не собираются брать под стражу, поэтому, пожалуй, сейчас Драко готов был разбираться со странностями в поведении профессора зельеварения.

Выйдя на крыльцо, он зябко поежился и подставил ладонь под падавшие с неба мокрые хлопья снега.

Снейп даже не остановился. Спустившись с крыльца, он уверенно пошел по дороге. Драко, втянув голову в плечи, пошел за ним. Формально он сейчас находился в школе, поэтому, несмотря на совершеннолетие, болтаться по улицам Лондона без разрешения декана, вроде как не имел права.

— Профессор, куда мы идем? — раздраженно уточнил он, стуча зубами от холода, когда они миновали два квартала, а Снейп все шел и шел.

Услышав его голос, Снейп замер и обернулся. В свете фонаря, под которым они остановились, лицо его было похоже на маску с черными провалами глаз.

— Ему удалось тебя пробить? — вдруг хрипло спросил Снейп.

— Кому? — уточнил Драко.

— Легилименту. Это важно, Драко. Очнись! — Снейп схватил его за локоть и встряхнул.

Драко дернул рукой в попытке высвободиться, но Снейп лишь сильнее сжал пальцы.

— Профессор, я…

— Отвечай! — впервые в жизни Северус Снейп повысил на него голос.

— Я не почувствовал ничего такого, — растерянно ответил Драко.

— Вообще? — Снейп смотрел так, будто не верил, и в Драко вновь начала подниматься волна гнева. Что ему нужно на самом деле? Его деньги? Его мать?

Вдруг из левой ноздри Снейпа потекла струйка крови, и Драко испуганно охнул.

— У вас кровь.

Снейп выпустил наконец его руку и зажал нос ладонью, а потом отошел к дереву и, собрав с ближайшей ветки снег, приложил его к лицу.

— Что с вами? — спросил Драко, хотя внутренний голос убеждал его уйти прочь, вернуться… в имение Малфоев.

Драко тряхнул головой. Вот оно. Опять. Значит, ему точно не нужно домой и нужно остаться со Снейпом. Стоило ему мысленно сформулировать это в голове, как виски прострелило такой болью, что мир на миг почернел.

— За углом есть кафе. Мы отправимся оттуда. Что с тобой? — услышал он голос Снейпа.

— Просто приступ мигрени, — сквозь зубы прошептал Драко.

— Давно? — уточнил Снейп.

У Драко не было сил обсуждать это сейчас. Его душило недоверием и нестерпимым желанием сесть на землю и больше никогда не вставать.

—Какое-то время, — выдавил он, и почувствовал, как Снейп берет его под локоть.

Путь до кафе и перемещение через камин он помнил урывками. В покоях Снейпа было тепло. Так тепло, что Драко без сил опустился в ближайшее кресло и прикрыл глаза, желая остаться здесь навечно. До этого момента он ни разу не был в покоях декана, но промелькнувшее на краю сознания любопытство было тут же погребено под новым приступом головной боли. Драко зажмурился, пережидая приступ.

— Выпей, — его губ коснулся край стакана, и все внутри протестующе сжалось.

Он не должен принимать питье ни из чьих рук. Однако сил сопротивляться не осталось, и Драко сделал глоток, чувствуя, как по подбородку потекла знакомо пахнувшая жидкость. Зелье от головной боли

— Я пил перед допросом, — слабо проговорил он и вытер подбородок.

— Где ты его взял?

— У Пэнси, — прошептал он, отстраненно понимая, что подставляет подругу.

Подругу? Снова подругу? Облегчение оттого, что Пэнси можно верить, было таким огромным, что Драко едва не застонал.

— Тебе нужно переодеться и поспать, — услышал он голос Снейпа и все-таки застонал в голос.

Что ж декан у них такой деятельный? Выбираться из кресла не хотелось.

Собравшись с силами, Драко наконец встал и направился к двери.

— Ты дойдешь? — спросил Снейп ему в спину.

Драко осторожно кивнул.

До комнаты он добрался как тумане.

Горячий душ не помог унять дрожь, зато головная боль почти прошла. Драко выбрался из душа и, натянув пижаму, забрался в постель. Его трясло, будто в лихорадке. Неужели заболел? Или же переборщил с обезболивающим зельем?

Закутавшись в одеяло по самый подбородок, Драко бездумно скользнул взглядом по комнате. Он не позволит себе думать о допросе. Никакого допроса не было. Ничего не было.

«Ему удалась пробить тебя?»

Драко откинулся на подушку и прикрыл глаза. В голове вновь прозвучал голос Снейпа: «Мысли — не книга. Их нельзя читать. К тому же импульсивные поступки почти нельзя предугадать».

Драко зажмурился еще сильнее, понимая, что он точно слышал эти слова, и они вызвали в нем смесь вины и обиды. Он попытался ухватиться за это ощущение, но мысли после зелья ворочались с таким трудом, что у него ничего не получилось. К счастью, головная боль, прибитая зальем, тоже не вернулась.

Снейпу в Министерстве явно было плохо. Драко вспомнил, как неестественно звучал голос профессора, как он шел по ярко освещенному коридору так, будто вот-вот упадет. И эта странная идея — прогуляться по холоду без верхней одежды, а после струйка крови на бледном лице… Получается, его легилимент пробил. Или же нет? И почему не смог с самим Драко?

Неприятное чувство, что он знает ответ на этот вопрос, но… не может его вспомнить, всколыхнуло в душе страх. Драко вытащил из-под одеяла дрожащие руки и сжал виски холодными пальцами. Ему нужна правда. Иначе он просто сойдет с ума.

А ведь у него есть способ получить ответы, расшевелить память и… сдохнуть от боли, потому что одна только мысль о встрече с Грейнджер взвинтила отступившую было головную боль на какой-то недосягаемый уровень.

Драко сжал зубы и выпутался из одеяла. Они хотят войны? Они ее получат! В эту самую минуту он не хотел думать о том, кто эти они. Для начала он хотел вспомнить то, что кто-то заставил его забыть.

Выбравшись из постели, он натянул брюки и свитер, бросил взгляд в зеркало и понял, что без магии не обойтись. Высушивающее заклятие заставило его волосы рассыпаться в беспорядке. Драко попытался было их пригладить, но потом подумал, что это же Грейнджер и у них не свидание. Значит, он пойдет как есть.

Мысль о том, что он пусть на минуту, но допустил необходимость предстать перед ней в выгодном свете, вызвала в нем досаду. Впрочем, он мог сколько угодно досадовать, злиться, ненавидеть, бояться, только это не отменяло того факта, что ему нужны ответы. И он их добудет.

В гостиной Слизерина было многолюдно. Первокурсники играли в какую-то настольную игру, шестой курс над чем-то громко смеялся, а пятый с четвертым, кажется, устроили магическую дуэль. Драко отыскал взглядом Пэнси Паркинсон, которая сидела в кресле у камина и делала вид, что читает. То, что Пэнси не обращала внимания на летавшие по гостиной заклятия, означало, что дуэль шуточная. Ну, или же Пэнси была настолько увлечена книгой, что ее это не волновало. Во втором случае им придется разбираться с последствиями, но Драко не готов был ввязываться в это прямо сейчас.

Пэнси, почувствовав его взгляд, подняла голову и тут же вскочила с кресла. Драко приблизился к ней и шепотом спросил:

— Ты передала насчет кабинета прорицаний?

Пэнси кивнула и встревоженно спросила:

— Ты в порядке? Как все прошло?

— Я вернулся, значит, пока все хорошо, — коротко ответил он, и его вдруг озарило, что легилимент в Министерстве точно был, потому что ему не задали ни одного серьезного вопроса. Им просто нужно было, чтобы он пришел в Министерство и пробыл там какое-то время, доступный для считывания, открытый и ничего не подозревающий. Вот только у них, кажется, не получилось, потому что Драко не почувствовал ничего. Или же при вмешательстве сильного легилимента он и не должен был ничего чувствовать?

— Ты случайно не знаешь, как работает легилимент? — Драко склонился к Пэнси, и та замотала головой так энергично, что ее волосы хлестнули его по щеке. — Я вот думаю: что-то можно почувствовать?

— Я сама не знаю, но Снейп ведь может читать мысли, а мы ничего при этом не чувствуем.

— Мысли нельзя читать, — зачем-то произнес Драко, а Пэнси продолжила:

— Но это потому, что мы не сопротивляемся. Если будем, то, наверное, будет чувствоваться.

Драко застыл, глядя в камин. На кого была направлена атака легилимента? На него или же на Снейпа? Судя по состоянию Снейпа после допроса, все-таки на декана. Почему же ничего не сделали самому Драко? Или же они и не собирались? Но то, что Снейп придет с ним в Министерство, нельзя было предугадать. Он не обязан был там находиться. Драко вздохнул, признавая поражение. Он ничего не понимает.

— Ты пойдешь к ней? — спросила Пэнси, ткнувшись губами в самое его ухо.

Драко против воли прижал ухо к плечу, потому что ненавидел щекотку.

— Уже иду.

— Помощь нужна? — серьезно спросила Пэнси, и в это время за спиной Драко кто-то заорал. Драко вздрогнул, а Пэнси громко сообщила: — Эдвард, это было последнее заклинание, которое ты произнес в своей сознательной жизни.

С этими словами она вытащила палочку из кармана.

— Извини, что оставляю тебя одну с ними, — пробормотал Драко и с удивлением отметил, что вправду чувствует себя виноватым из-за того, что переложил свои обязанности на Пэнси. Пожалуй, это было хорошим знаком. Вот еще бы боль прекратила ввинчиваться в висок.

— Я сложу трупы в уголочке, а ты потом поможешь от них избавиться, — сказала Пэнси и улыбнулась ему такой счастливой улыбкой, будто они уже решили все проблемы и выиграли все войны.

Драко против воли улыбнулся в ответ и направился к выходу, слыша за спиной:

— Пэнси, я случайно. Я правда не хотел.

И ласковый голос Паркинсон:

— Колин, отойди на пару шагов от Эдварда. Вдруг у меня рука дрогнет.

Драко усмехнулся и прибавил шагу. Портрет, закрывавший вход в гостиную, отрезал смех однокурсников, и Драко, выдохнув, на миг прислонился спиной к стене и задал себе вопрос: уверен ли он в том, что делает? Ответ пришел тотчас. Нет, не уверен. Он — потомок древнейшего рода — не должен опускаться до беседы с грязнокровкой, ему следует...

— Заткнись! — прошипел Драко, понимая, что это очень похоже на сумасшествие. Сжав зубы, он направился к кабинету прорицаний.

Путь занял двенадцать минут. Драко считал факелы на стенах и не думал о предстоящем разговоре. Он надеялся, что головная боль позволит ему задать хотя бы пару вопросов.

Перед дверью в кабинет прорицаний Драко остановился, поймав себя на мысли, что он испытывает страх, сродни тому, что накрыл его в кабинете допросов. За страхом пришла злость. Это всего лишь Грейнджер! С чего он вдруг дергается?!

«Драко, у нас все в порядке?»

Выдохнув сквозь стиснутые зубы, он толкнул дверь и замер на пороге, потому что реальность вдруг обрушилась на него водопадом. Реальность этой комнаты, в которой… В ней что-то было, только Драко не мог вспомнить, что именно. А значит, с его памятью действительно поработали. Сомнений больше не оставалось.

— Давно ждешь? — услышал он свой голос, хотя собирался для начала поздороваться, но бесплодные попытки ухватиться за тень воспоминаний буквально опустошали и не оставляли шанса вспомнить о манерах.

Грейнджер, сидевшая на полу у дерева, пожала плечами.

— Около десяти минут.

— Прошу прощения. Меня задержали, — соврал он и, к своему удивлению, испытал приступ неловкости, впрочем, на этот раз он не стал напоминать себе, что это всего лишь Грейнджер. От бесконечного повторения смысла в этой фразе не появлялось, а самоуспокоение — не то, что было нужно ему сейчас.

Грейнджер встала с пола и обтянула рукава кофты, как будто ей было холодно. На него она не смотрела. Драко тоже отвел взгляд, чувствуя все нарастающую неловкость и раздражаясь от этого. Оглядев кабинет, он повел плечами и понял, что они просто закаменели, как будто он ждал нападения.

— Ты одна? — спросил он, и его голос прозвучал так же хрипло, как на допросе.

— Да, — кивнула она и не стала ничего добавлять, хотя он справедливо ожидал услышать язвительный комментарий.

Головная боль, приглушенная зельем, ворочалась в черепной коробке, как дикий зверь, который ждал часа, чтобы вырваться на свободу. Интересно, где Пэнси взяла зелье? Вряд ли приготовила сама. И, очевидно, не у Снейпа, раз тот спрашивал об источнике. Драко, прищурившись, оценивающе оглядел гриффиндорку.

— Это ты дала Пэнси зелье?

Она нервным жестом заправила за ухо выбившуюся прядь и пробормотала:

— Не совсем. Я дала его Гарри, а он уже ей.

Драко едва не присвистнул.

— Что у Пэнси с Поттером?

— Она говорит, что ничего, — пожала плечами Грейнджер, не глядя на него.

— А он?

— Он тоже.

— Но? — уточнил Драко, потому что по ее тону ему показалось, что здесь должно быть «но».

— Но мне их общение кажется странным.

Драко нервно усмехнулся и засунул руки в карманы.

— А наше предполагаемое общение не казалось?

На слове «предполагаемое» Грейнджер так на него посмотрела, что Драко захотелось взять свои слова обратно.

— Казалось, конечно. Но там все как-то само вышло, — негромко произнесла она, еще сильнее натягивая рукава кофты на кулаки.

Стоило ей это сказать, как перед глазами у Драко почернело от боли. Он зажмурился и выдохнул сквозь стиснутые зубы.

— Что случилось? Тебе плохо? — тут же спросила Грейнджер, и Драко, распахнув глаза, уставился на нее, не зная, что ответить.

Она спросила так, как будто это имело для нее значение.

— Я… — Драко сбился под ее взглядом и понял, что не знает, как продолжить.

Не рассказывать же ей, что он чуть не умер от страха в Министерстве, что понятия не имеет, что пытался узнать невидимый легилимент, и можно ли узнать что-то, если ты сам не помнишь. На миг он подумал, что Грейнджер могла знать ответ на последний вопрос. Иногда ему казалось, что она — ходячий справочник. Но спросить такое можно лишь у того, кому доверяешь. Грейнджер Драко не доверял, до дрожи, до тошноты.

Сглотнув, он произнес:

— Трудный день.

— Понятно, — протянула Грейнджер и отвела взгляд.

— Я хотел поговорить, — начал он и вдруг понял, что у него нет на это сил. Он не хочет слушать. Он не готов поверить. Не готов даже попытаться. Кажется, он переоценил свои силы, когда решил выбраться из постели и отправиться на эту встречу.

Грейнджер вновь на него посмотрела, и он невольно отступил на шаг. Она смотрела так, будто знала, о чем он думает, что чувствует. А еще у нее из прически вновь выбилась прядь волос. Драко зацепился взглядом за эту прядь и отступил еще на шаг.

— Давай мы отложим этот разговор, — неожиданно произнесла Грейнджер.

— Почему? — спросил он, и его голос дрогнул.

— Потому что у тебя, вероятно, вправду был трудный день. В таком состоянии ты все равно не сможешь… — Грейнджер обвела рукой кабинет, как будто у них было здесь взыскание и она обозначала фронт работ.

Драко тоже оглядел плато, деревья, будто впервые услышал стрекот сверчков и уханье совы. Звуки были знакомыми и отзывались так, будто имели какое-то значение в прошлом...

— Мы встречались здесь? — вырвалось у него, и они с Грейнджер одинаково застыли от этих слов.

— Ты вспомнил? — ее лицо озарилось улыбкой, неуверенной, но такой, будто… будто все счастье мира в один момент трансгрессировалось в эту комнату и свалилось на гриффиндорку.

Драко зябко поежился и, к своему удивлению, за миг до того, как сказать «нет», почувствовал сожаление, понимая, какой эффект произведет его ответ.

Счастье трансгрессировалось куда-то еще, прихватив с собой и саму Грейнджер, потому что то, что осталось в одном с ним кабинете, больше походило на бездушную оболочку. Плечи Грейнджер опустились, а взгляд потух. Драко на миг даже испугался, что вместо «нет» умудрился произнести какое-нибудь заклинание. Не доверять своей памяти настолько было неописуемо страшно.

— Понятно, — повторила Грейнджер бесцветным голосом. — Тогда почему ты спросил?

— Мне показалось это все… знакомым, — медленно произнес он и, собравшись с духом, добавил: — Расскажешь?

Грейнджер обхватила себя за плечи и прошлась по кабинету, лавируя между столами-плато. Ухнула сова, и в груди Драко заметалась паника.

— Ты уверен? — наконец произнесла Грейнджер и, обернувшись, посмотрела на него в упор.

— Нет, — сглотнув, честно ответил Драко. — Но я не вижу другого выхода.