Сестрёнка (джен)

В то же самое время пока где-то там, в глубинах океана, в начале плакала, а затем разбиралась в себе и своих, как оказалось, очень и очень противоречивых желаниях одна совершенно конкретная девушка, устроившийся у своего любимого окна, сидящий в инвалидной коляске парень рисовал. На этот раз это было что-то невнятное и неоформленное, словно бы он не очень-то и представлял то, как именно оформить то, что именно он себе представляет. Винить его в такой несобранности было как минимум излишне, не после того, как самый нелюбимый им во всём их заведении санитар зашёл к нему и, даже не дав получить завтрак, принялся собирать его, как он выразился, манатки. Тетрадки, книги, одежда — всё это вперемешку и весьма грубо отправлялось в большую, можно сказать, безразмерную сумку. А на вопрос, что именно происходит и зачем он всё это делает, тот улыбнулся и буркнул что-то о том, что его переводят.

Затем был подъём, кресло и спуск к амбулансу. И Дейв, а именно так звали того санитара, и помогавший ему в этом нелёгком деле водитель, ни капельки не заботясь о каких бы то ни было удобствах и бормоча что-то там о неплательщиках, дармоедах и своей зарплате, принялись заталкивать его коляску в транспортный принадлежащий их интернату фургон. Уже даже почти затолкнули, но выскочившая из подъезда дама из бухгалтерии сложила руки рупором и на весь двор, нимало не стесняясь, проорала, что вертайте взад, оплата пришла. И как следствие, ещё более непонятно чем недовольный Дейв уже не так грубо, но всё также по-хамски принялся за его отстёгивание и выгрузку. На всё заведение он был у них тут такой один. Хам и вообще скотина. Людей он не любил и ещё более ненавидел тех, кто был хоть чем бы то ни было отличен от него. Ему было наплевать, будь то более красивое лицо или же неработающие, как это было в случае Колдера, ноги. Причина отклонения, как и его мера, для Дейва была неважна. Ты не похож на меня. Ты не такой, как я. Этого, по его мнению, было достаточно. Лично Колдера Дейв не любил за то, что он хорошо рисует, ну и за то, что инвалид-колясочник тоже. Но это было вторично, на первом месте, занимая примерно девяносто девять процентов всей обращённой на кого-то конкретного неприязни, в случае Колдера занимало именно рисование. Главной же бедой Дейва да и всей клиники в целом являлось то, что уволить его не могли по целому ряду причин. И главной из них являлось то, что он был внуком два года как почившего в мир иной друга основателя и главного врача клиники, а также то, что к концу своей жизни дед оного изволил болеть и, видя пренебрежение внука, решил оного, судя по всему, наказать. Обременил наследство мало того, что необходимостью продолжить дело — это-то ладно, — но также и тем, что первые пять лет Дейву надлежало познать всё, как говорится, с самых низов. Именно так Дейв и оказался в клинике. Друг отца пристроил и за хорошие отступные терпел, а сам Дейв… что ж, он тоже терпел. Светивший ему по завещанию дом деда, а также немалый такой счёт в банке были достаточными, но не для того, чтобы изменить отношение, которое он неизменно и постоянно демонстрировал всем окружающим, хотели они того или же нет. И если врачи и волонтёры его просто посылали, то вот у пациентов это получалось далеко не всегда. На этой неделе в свои жертвы Дейв выбрал именно Колдера.

— Видимо, это судьба, — со вздохом пробормотал так и не понявший, что именно за муть он нарисовал, сидящий в коляске юноша. Невнятный то ли хищный, то ли всё-таки нет силуэт, проступающий сквозь мутное многократно зачёркнутое нечто. Рука несколько раз срывалась, но при учёте сегодняшнего это было не так чтобы удивительно. В последнее время вообще было как-то не очень спокойно. Боли разной степени интенсивности, которые врачи списывали то на дождь, то на туман, то на шторм или же луну в зените и неважно, что день на дворе. В общем, в том, что рисунок не удался, чего-либо удивительного не было.

— Рисуешь? — раздался из-за плеча полный любопытства вопрос. — Что на этот раз, снова замок? Или, как тогда, горы. И откуда ты всё это только берёшь? Картинки будто бы живые, я даже из любопытства во Франции, когда был, посмотрел. Ты до мельчайших деталей тот спуск с горы воспроизвёл, чёртов указатель и тот не забыл. И надо тебе было уродиться с такой-то памятью.

— Оно мне снится, я ведь уже говорил.

— Говорил и тем не менее, сегодня-то что? — С этими словами наконец-таки извернувшийся Барри таки заглянул в лежащий на коленях своего подопечного блокнот. — Оу, Колдер, это вообще что?

— Сам хочу знать, приснилось, говорю же. Я после утреннего до самого обеда вещи расставлял, умаялся и даже обед пропустил. Попросту уснул и вот увидел. Сам так и не понял что. Но оно там, на глубине, большое, мощное, непобедимое, — прикрыв глаза, принялся за пояснения парень.

— Так ты голодный, что ли?

— М-м-м-м… нет, Барри, вовсе нет.

— Ну раз нет, тогда на вот, держи, и, кстати, нам пора заниматься, ты ведь не забыл?

— Нет, я помню, — ответил принявшийся за предложенный ему фруктово-злаковый батончик юноша.

— Сегодня у нас вертикализация, и не кривись, для тебя ведь стараюсь.

— Я знаю, Барри, и я правда благодарен, ты столько всего для меня сделал.

— Уж точно не больше, чем ты сам. Сколько мы знакомы, три, нет, уже почти четыре года. Ох, и летит время-то. Помнишь с чего мы с тобой начинали, а теперь? Да ты уже почти встал скоро, и вертикализатор станет ненужным.

— Ну скажешь тоже.

— Вот увидишь.

— Хорошо, — согласился вскинувший в шутливом защитном жесте руки юноша. К Барри и его неуёмному веселью он за эти годы уже привык и был безмерно этому студенту-медику благодарен. Ведь без его помощи… Да не было бы ничего. Врачам в этом месте было, по сути, практически всё равно, они здесь вовсе не для этого. И как ему ещё мелкому совсем объяснили, тут тебе не центр по реабилитации. Живой и слава богу. Вот только Бога Колдер не славил. Разуверился, брошенный всеми, как ему вполне доступно объяснили, выброшенный собственными родителями сирота. И если Бог допустил такое, то какой же он тогда Бог. Так он думал, когда был малышом, а когда подрос, было уже не до того. Сначала в его жизни появилась Катрина. Именно она научила его рисовать. Именно она тогда в его не полные десять помогла ему начать. Маленький, безпомощный, брошенный всеми и никому не нужный, он просто плыл по течению. Но вот на очередном крутом повороте забрезжило солнце. В ту ночь ему приснился дом и он, идущий к нему сам, без помощи. Там он был уже взрослый и он шёл, шёл сам. Врачи говорили невозможно, а на утро в его жизни появилась Катрина и не отстала ведь. Будто бы батарейку какую-то зарядила, и он пошёл, пока лишь фигурально и тем не менее. В начале руки, плечи, спина. Через боль, через не могу. Он так и не рассказал ей о своём сне, но с тех пор не унимался и как заведённый работал над собой. А четыре года назад к ним в заведение впервые пришёл Барри. Именно он пробил ему и брусья, и вертикализатор, и более лёгкую коляску. Барри Мэлтон{?}[Прототипом данного волонтёра стал герой из работы «Джесси — Психопат» автора

Lemon_Head. Согласие автора на использование имени его героя получено. Настоятельно рекомендую указанную работу к прочтению.

], именно он был его голосом в кабинетах, именно он чуть ли не с боем выбивал всё и так ему полагающееся.

Следующие пятнадцать минут готовили и надевали вертикализатор, и если кто-то думает, что это вот прямо так просто, то нет, вообще ни разу нет. Надеть, застегнуть, всё проверить, а далее… Нет, не расслабиться. Наоборот, все силы и волю в кулак и за работу. Дважды в неделю, именно с такой периодичностью в центре, где находился Колдер, и появлялся учащийся на реабилитолога парень. Он и сам был как та батарейка — восхищался его рисунками и с упорством взявшего след наштаха шёл исключительно и только вперёд. Об этом виде вымышленных животных Колдер узнал в одной из прочитанных им книг. Едва лишь Барри увидел пытающегося заниматься самостоятельно Колдера, как буквально вцепился в упрямого и столь непохожего на всё это место парня. Катрина к тому времени уже не приходила, вышла замуж и, кажется, даже родила.

Занятие завершилась, и мокрый от пота, с трудом унимающий очередной приступ спастики{?}[Спастичность (спастика) или спастический парез — это аномальное (патологическое) увеличение мышечного напряжения или спазм определенных групп мышц, которое приводит к ограничению их подвижности и двигательным нарушениям. Спастичность мышц — результат увеличения мышечного тонуса, что приводит к затруднению, скованности. Человек утрачивает возможность нормально двигаться и совершать привычные действия и движения, изменяется их амплитуда, теряется координация, нарушаются осанка, походка.] Колдер в буквальном смысле ввалился в душ. Сюда он вот уже пять лет как никого не пускал, и Барри это принял. Упрямый мальчишка, он не хотел помощи, не такой и не так. «Я сам», — сказал он когда-то, и волонтёр это его «сам» принял. Принял и поддержал. Помог советом, нашёл методики. Даже от свечей сумели избавиться. Унизительное, противное и совершенно безполезное времяпрепровождение. Лежать на кровати и ждать. Ждать, когда таки расслабится анус и удастся сделать все свои дела без клизмы и прочих малоприятных воздействий. В начале было стыдно, до краски, до очередного приступа. Но Барри убедил и доказал и сначала сам, а затем и при помощи самого Колдера сию деликатную проблему решил. Трудно, сложно, но не невозможно.

И так было со всем и во всем. Принцип «если очень хочется, то можно» в действии. Только слово можно в данном контексте необходимо было заменить на возможно. Да что там говорить, если Колдер в итоге стал чем-то вроде дипломного проекта будущего реабилитолога. Настоящее чудо природы. Упрямое, чуточку вредное, этот парень умел удивлять и тем и заворожил в начале не сказать чтобы заинтересованного Мэлтона. Не ожидал он того, что именно в этом месте сумеет найти такой поистине неогранённый алмаз.

По прошествии трёх недель Барри заглянул в комнату своего подопечного и спросил:

— Ну что, готов?

— Конечно, но сегодня на полчаса короче.

— Это почему, и не говори, что устал…

— Нет, Барри, — перебил его хмуро улыбнувшийся чему-то своему Колдер, — разумеется нет, просто сегодня… В общем, сегодня ко мне придут и… Как бы так тебе объяснить, понимаешь, я иногда как бы в точности знаю, что и как именно будет. И можешь мне поверить, ещё ни разу это моё ощущение меня никогда не подводило. Сегодня, максимум завтра моя жизнь сделает очень крутой поворот и тогда… В общем, скорее всего, я вскоре отсюда уеду. Но решится всё именно сегодня, и я хочу быть готов. Не в мыле и раздрае, а, так сказать, во всеоружии.

— Ты уверен?

— Абсолютно, говорю же — ещё ни разу не ошибался. Вот как тогда с переездом. Дейв как только ни пытался, а мне хоть бы что, а знаешь почему?

— Почему? — послушно спросил принявший правила этой немного странной игры будущий реабилитолог, параллельно с этим уже принявшийся за подготовку вертикализатора.

— А потому, что я это видел, в смысле тот момент, когда миссис Бенедикт выскочила из подъезда и потребовала меня вернуть. И она не отклонилась ни на единый дюйм. Понимаешь, я просто знал, что никуда меня не переведут, и в итоге именно так всё и произошло.

— То есть сегодня ты вновь видел похожий сон? И что приснилось?

— Э, нет, это уже будет нечестно, но я, так и быть, тебе подскажу. Меня ждёт девушка, я знаю, что это так, но она не придёт, будет другая и от того, приму я её или нет, зависит её жизнь.

— Ого, а ты, оказывается, ещё и сердцеед! — воскликнул улыбающийся до ушей Барри. — Сразу две девушки, красивые хоть?

— Не знаю.

— Ну как так… Неправильный у тебя сон, самое интересное и такой облом.

— Как есть, и сегодня на полчаса меньше.

— Да понял я, понял, всё в лучшем виде будет, не переживай.

— И не подумаю, — пожимая плечами, ответил уже углубившийся в ремни и лямки крепёжной системы вертикализатора Колдер.