Сестрёнка (джен)

К восточной оконечности Англии подошли приблизительно спустя неделю, за которую буквально поражённая всем происходящим Гермиона узнала едва ли не больше, чем за год, а то и за два в Хогвартсе. С Тессой они почти не пересекались, а вот Гарри не имел ничего против. Скорее в строгости до наоборот. Показал ей и ангар, и даже реакторный, и про импровизированную женскую купель, так же известную, как ванна гальваническая номер два, не забыл. В ангаре произошёл презанимательный момент, из-за которого Гарри пришлось объясняться на тему того, почему это его тут все волшебником называют. Опешившая от такого явного, как она решила, нарушения статута Гермиона была, мягко говоря, в шоке, тогда как сам Гарри лишь тихо посмеивался. Именно так девушка и узнала как это — спрятаться на самом видном месте. Как оказалось, всё просто. «Волшебник» — это его оперативный позывной, и, как следствие, всё вроде бы и спрятано и в то же время никому не мешает и глаза не мозолит.

Крайним в их занявшей практически три дня экскурсии оказался командирский мостик. Святая святых этого корабля поражала, как и сидящая в его центре миниатюрная фигурка. Посещение, естественно, было согласованным, и, как следствие, Гермионе даже за постом акустика посидеть разрешили, дали запасные наушники и позволили услышать окружающий их океан так, как его слышал занимающий сей пост мистер Деджелани.

— Примерно в километре от нас стая северных гладких китов, шесть, возможно, семь особей. Голос у них характерный, а сейчас ещё и игрища. — Слушающая акустика Гермиона едва не подпрыгнула, когда один из них, как это говорится, запел. Из-за чего едва не прозевала, как обернувшаяся в их сторону Тесса коротко проинформировала, что операцию они начнут через четыре часа, так как, согласно сводкам, будет небольшое волнение и максимальная для данного региона облачность.

— Вас понял, мэм, — отчеканил сейчас являющийся именно офицером Гарри и по прошествии ещё пяти минут утянул гражданскую за собой. По дороге до столовой разъясняя, что, почему и как.

— А я думала, что в дождь нельзя, — задумчиво произнесла пытающаяся сообразить, как же это хотя бы примерно будет выглядеть, Гермиона.

— Это почему это нельзя? Очень даже и можно. Мы и в пять балов запустить эскадрилью сможем. Сложнее — это да, нагрузка на мостик и пилотов будет больше. Сейчас же только три, прогулка, можно сказать. Всё, что до четырёх баллов, мы и не заметим даже. Разве что после третьего всплывать будем строго на волну. Это чтоб тебе понятно было носом на неё, не бортом. Если в борт встать, то о запуске или даже открытии лётной палубы и думать не стоит. В лучшем случае снесёт нафиг. А вот если килем встать, то вполне можно, по крайней мере, на ТДД так точно, но да и других подводных авианесущих судов в мире как бы и нет. По крайней мере, построенных и введённых в эксплуатацию так точно. Ну и самолётный старт при волнении тоже, скажем так, не приветствуется. А вот по вертолётному… По вертолётному уже и можно. Лётчики у нас — асы, машины лучше не найти, даже у США таких нет. В общем, ничего сложного, если с умом подойти, а Тесса по-другому и не умеет. Она у меня гений.

— Мне родители в детстве говорили, что я вот тоже вроде бы как, и я верила, а потом познакомилась с тобой. Гарри, только честно, ты хоть раз хоть что бы то ни было на полную делал, в школе я имею в виду?

— Хм… так сразу и не скажешь, если ты именно про учёбу, то нет, конечно же, а если ты про время во время учёбы, то да. Я ведь помогал много с чем. Винты те же, иные кое-какие системы. Мы с сестрой, хм… тут видишь ли в чём дело. Я ведь не сам по себе такой и Тесса тоже. Оно извне пришло, а магия попросту поддержала. И там, где обычный человек умер бы или же с ума сошёл, как, к примеру, капитан Мурата… До него тоже ребята были. Мы все в один день и час родились, и так уж вышло, что именно на это время пришлось то, что пришлось. Эксперимент один, с нашим рождением никак не связанный. И те, кто проводил его, ни о чём и близко похожем не думали, и тем не менее факт остался фактом. Все, кто родился в момент, когда работала та установка, вообще все, в Америке, Канаде, Японии, Англии — вообще где угодно, все они гении. Кто-то меньше, кто-то больше. Большая часть уже мертва. Кто-то сошёл с ума, кого-то запытали в попытках заставить раскрыть тайны, им неподвластные. Лично я знаком сразу с тремя такими людьми. Все, как ни странно, девочки. Сестрёнка моя, Канамэ-сан, ты её видела. И ещё одна леди, она сейчас на Аляске, кажется. Что-то там на полигоне мастерят секретное. Сам я тоже вроде бы как да, но основной удар на себя именно Тесса приняла, а я даже не уверен, что именно такой. Мы близнецы и с нами не так просто, а при учёте нашей связи… В общем, сложно всё донельзя, до неприличия интересно, и, может быть, когда-нибудь мы со всем этим разберёмся. Пока же всё так, как оно есть, и нам пора к выходу готовиться. Два часа тридцать минут до. Качать будет неслабо, так что поесть рекомендую заранее. На землю прибудем около шести, а вечером нас уже подберут. На всё про всё десять часов.

— Ясно, ладно, наверное, и вправду стоит поесть, — кивнула изумлённая Гермиона тем, что Гарри — вот так вот враз уже всё посчитал. А затем были сборы, жутко напугавший её взлёт и, как это ни странно, совершенно спокойный полет и звёзды из иллюминатора. Как пояснил ей Гарри, надо быть полным пуду, чтобы в шторм на конвертоплане {?}[Нет, у него не два огромных винта по бокам. Это реактивная машин со складными закрытыми кожухами-винтами] да под ливнем. Именно поэтому от ТДД поднимались они строго вверх. Характеристики машины позволяли, и спустя чуть более пяти минут прячущийся под полями преломления ECS конвертоплан уже мчался к своей цели, а где-то там почти в трёх тысячах метров под ними скрылась в морской пучине отправившая их в полёт ТДД.

Приземление, пересадка на, как оказалось, уже ожидающий их появления транспорт и последовавшая за этим практически трёхчасовая поездка непосредственно до места назначения прошли практически незаметно. Предрассветный час{?}[Конец сентября, они приземлились в шесть утра, восход солнца в это время года происходит в 6:40] располагал и именно поэтому Гарри её и разбудил просто и без затей — потряс за плечо и оповестил о том, что приехали.

— Как, уже? — сонно пробормотала сладко тянущаяся на заднем сидении девушка.

— Уже, — лаконично подтвердил улыбнувшийся ей в ответ Гарри. — Документы проверь.

— Да, проверяла перед вылетом, дважды и вообще…

— Ладно-ладно, я ведь просто напомнил, — примирительно сообщил прекрасно всё понимающий Гарри.

На формальности ушло практически четыре часа. Вначале поясняли, что, зачем почему, потом оформляли. Не обошлось без Конфундуса, ну да что уж поделаешь, коли не понимают. У нужной двери оказались чуть позже, чем в двенадцать. Гарри не мешал, и, как следствие, ждать пришлось ещё около пяти минут. Несколько раз подруга заносила руку, почти касалась деревянного полотна, но в самый крайний момент отдёргивала.

— Ты либо постучишь сама, либо это сделаю я, — произнёс уже умаявшийся подпирать косяк Гарри, и именно в этот момент из-за двери раздалось такое простое и совершенно неожиданное «войдите». Вздрогнувшая как от удара девушка отшатнулась, но тем не менее всё же переборола себя и, взявшись за ручку, потянула оную вниз. Юноша, как оказалось, сидел у окна. На коленях у него располагался альбом для рисунков. За ухо был заложен карандаш, тогда как второй он весьма ловко прокручивал между пальцами. Чуть более светловолосый, чем Гермиона, можно сказать, русый, он внимательно с интересом посмотрел на вошедших и, вновь прокрутив карандаш между пальцами, совершенно неожиданно произнёс:

— Я ждал тебя, сестра, меня Колдер зовут, надеюсь, что ты это ещё помнишь.

— Помню, — совершенно растеряно пролепетала вмиг растерявшая все те крохи храбрости, что так старалась собрать, Гермиона. — Прости…

— Не могу, я ведь на тебя не обижался, за родителей не проси, их у меня нет. И да, я долго думал, представлял себе этот момент, и, знаешь, я правда не знаю. Не знаю, смогу ли, не знаю, получится ли. Мозгами я понимаю, что это не твоя вина, Катарина говорила мне слушать сердцем. Оно говорит мне, что я должен дать тебе шанс. Увы, но мои чувства не могут похвастаться тем же. Меня раздирают эмоции, они противоречивы. Я, преданный всеми, борется с я-брат. Он кричит мне, что не смей прощать их, они бросили тебя, выкинули, будто бы мусор. Именно так мне тогда сказали, я плакал, я звал, и я запомнил. Я мусор для них, и вот, собственно, вопрос, а для тебя? Кто я для тебя? — лишь под конец с толикой эмоций произнёс так и не выпустивший из пальцев свой карандаш юноша.

— Ты мой брат, тот, кого я звала по ночам, тот, в чьём отсутствии меня убеждали долгие годы. Тот, кто превратился для меня в моего тайного воображаемого друга, — едва слышимым, полным напряжения голосом произнесла буквально замершая от сказанных им слов девушка. С трудом подавив всхлип, девушка продолжила: — Тайного, потому что за нетайного лечили и наказывали. Мне нет оправдания, ведь я позволила себе забыть тебя, забыть и жить дальше. Мне было четырнадцать, когда в связи с одним не самым приятным событием в моей жизни я начала вспоминать. Тогда я очень испугалась. Больница врачи, лекарства. Мне было страшно. Я не понимала, что это и почему, я уверена, что это всё было со мной, — скороговоркой продолжила свой рассказ Гермиона. Ни разу не репетированный и совершенно не тот, который она планировала, но по итогу здесь и сейчас самый верный. Уже после того брифинга она таки извинилась. Улучила момент и, принеся более чем искренние извинения, совершенно неожиданно услышала в ответ, что когда она будет говорить с братом, должна верить только своему сердцу и чтоб никаких слез. И вот здесь и сейчас, смотря ему прямо в глаза, она вдруг осознала, что тот человек — капитан — совершеннейшее прав. Никаких слёз, никакой жалости. Честно, открыто, без утайки иначе всё, конец. Именно поэтому, не скрывая, сделала глубокий вдох и, окончательно задавив слёзы, продолжила: — На следующее лето я нашла странные счета. Родители очень испугались, долго кричали и в итоге запретили вообще как бы то ни было прикасаться к их корреспонденции. Я так и не решилась спросить их о том странном воспоминании про врачей. Что-то подсказывало мне, что не стоит. А затем всё очень быстро закрутилось и стало как-то вмиг не до праздных размышлений. Некогда было себя жалеть или же просто хоть как бы то ни было разбираться. Мне было пятнадцать и моего лучшего друга попытались принудить участвовать в соревнованиях насмерть. Я не знаю, читал ли ты, но, может быть, ты знаешь про серию романов «Голодные игры», с моим другом было примерно так же, как там. Его не спрашивали. Отбиться стоило немалых трудов, и если бы не обстоятельства…

— То вряд ли бы мы сейчас разговаривали, и да, это она обо мне. Я Гарри, кстати, рад познакомиться, но вынужден вас поторопить. Нам уже пора, бюрократия всё время сожрала. А потому, я надеюсь, что ты не против. Понимаю, что звучит с непривычки нелепо, и тем не менее ты в опасности. Просто из-за фамилии, так вышло, и я уверен, что Гермиона тебе всё объяснит, а если не сумеет, то это сделаю я. Но не сейчас, сейчас нас ожидает машина, а затем перелёт и переезд в другую страну. Официально в Австралию к родителям, неофициально ни разу не туда и не к ним.

— Я знаю, «титан» под водой, я видел, и я уже готов. Ещё вчера вещи собрал, — с улыбкой кивнул ему Колдер. — И да, сестрёнка, я благодарен за отсутствие слез. У меня на них пунктик, не люблю. Может выплакал уже просто, не знаю, и даже если плачу, то всё равно без них. Поэтому и ты не плачь, безполезное и совершенно ненужное занятие. Ничего не даёт, зато мышцы после этого сводит. Одни проблемы в общем.

— Мышцы сводит?.. — непонимающе переспросила изумлённая его пояснениями Гермиона.

— Ага, спастика, бич всех мне подобных, тебе не понять, чистая медицина и физиология, — чуть поведя плечами, пояснил свои собственные слова Колдер, после чего весьма ловко закинул альбом в находящийся за спинкой своего кресла рюкзак и подкатился к выходу. — Всё, я готов.

— А как же…

— Ненужный хлам, всё ценное я уже забрал, а всё остальное тащить безсмысленно, не думаю, что хоть что бы то ни было из оставшегося здесь мне хоть как бы то ни было пригодится там, куда мы все направляемся.

* * *

Поездка до зоны эвакуации заняла порядка четырёх часов. Городские вечерние пробки, автострада, затем поселковые и, наконец, петляющая по лесу одноколейка, окончившаяся практически у самого обрыва. Шум моря, и не удержавший любопытства юноша, едва покинув машину, подъехал поближе, чтобы посмотреть. Напугал сестру, которая и так не знала куда бы ей деться, пять часов почти, а брат как будто бы и не живой. Даже спросила, мол, не надо ли ему, а он в ответ лишь плечами пожал да буркнул что-то на тему катетера. Что такое катетер, девушка не поняла, а потому безумно за него безпокоилась, им ведь ещё несколько часов лететь. А он ещё и не здоров да и к поездкам таким прямо сказать не привычен.

— Никогда не видел моря, — вырвал её из размышлений голос брата. Машинально удерживающая его коляску за поручни Гермиона кивнула, даже не задумавшись, что брат её не видит. А тот тем временем продолжил: — Воздух непривычный, как думаешь, сколько у нас ещё времени?

— Взлетать будем затемно, чтобы внимания не привлекать, из иллюминатора вид тоже ничего. Мы, когда сюда летели, над тучами шли, ух, и вид же на всё это. Внизу дождь стеной, а над границей облаков чистое небо и звёзды. Никогда таких не видела. Яркие, чистые, ум-м-м-м, красота. Ты это, может, размяться хочешь ну или там…

— И как ты себе это представляешь? Но если хочешь, могу руками помахать, а ну это мне не надо. Я же сказал уже, что катетер поставил. Пил я немного, так что никаких проблем. Судя по ощущениям, он и на половину не заполнился.

— Прости, а катетер — это что? — смущённо пробормотала Гермиона и попыталась отогнать навязчивую картинку с наполовину заполненным подгузником.

— В смысле?

— В прямом, тебе его, эм, поменять не надо, а то неудобно должно быть…

— А… — задумчиво протянул юноша после чего расхохотался в голос. — Ты что, правда подумала, что я под себя, что ли?! Фу, Гермиона, это же попросту некультурно. И нет, катетер — это не подгузник. Это трубка, её в мочеток вставляют и пакет вешают. Вот он на ноге, — пояснил отсмеявшийся пойманному им мимолётному образу Колдер и, приподняв правую брючину, продемонстрировал закреплённый на ноге заполненный примерно на две четверти пакет с чем-то жёлтым. — Видишь, я же говорил, и половины нет, спокойно доедем.

— Эм… прости, я не знала, это, наверное, неприятно.

— Да нет, не сказал бы, я ведь не так чтобы чувствителен. Да и опыта богато, в общем ничего особенного, — чуть пожав плечами, ответил юноша и вновь замолчал, ещё с минуту посмотрел на пасмурное темнеющее к вечеру небо и, выцепив из своей сумки альбом, принялся в нём что-то черкать.

До вылета оставалось ещё около часа, разговор не клеился. Сложно это, когда говорить вроде бы как и не о чём. Её мир и его мир столь далеки, практически чужды. О магии нельзя, о друзьях, родителях тоже. Кино, книжки, всё не то. Стоящий чуть в стороне Гарри тактично залип в свой планшет. Но вот наконец находящиеся в машине пилоты дали добро, и началась погрузка. Пять минут и заработали винты; миг, отрыв — и это совершенно непередаваемое словами чувство полёта. Толика свободы.

— Еху-у-у-у, я лечу, — таки не удержавшись, огласил своим радостным возгласом внутренний эфир Колдер. Летать, как и рассказывал ему Барри, оказалось совсем нестрашно. Пасмурное, закрытое свинцовыми тучами небо, и туманная дымка за окном, не сказать, что и интересно, а затем они пересекли границу фронта и, как и в прошлый раз, пошли прямо над ним. По самой кромке догорали остаточные отблески заката, и складывалось ощущение, будто бы винтокрылый летун гонится за ними. А затем вспыхнули обещанные сестрой звёзды, и от иллюминатора парня было уже не оторвать. Его специально у него посадили. Спуск и, как могло бы показаться со стороны, приводнение. Но нет, буквально в паре метров от оказалось, что всё это иллюзия и под ними вовсе не бушующий своим неспокойствием океан, но уверенно держащийся на его поверхности хищный исполин. Меньше минуты, и над приземлившимся на подсвеченную для него площадку транспортом сомкнулись исполинские по своим размерам своды.

— Всем оставаться на местах. С мостика передают о начале погружения, — передал во внутренние эфир пилот, и спустя несколько секунд все явственно ощутили, как изменился угол наклона. Конвертоплан покинули лишь после того, как ТДД ушла на столь любимую ею глубину скачка и выровнявшись, приняла курс куда-то на север.

— Добро пожаловать на первую в мире десантно-штурмовую подводную лодку Туата де Данаан, если сокращённо то просто ТДД-1. Увы, но капитан сего судна сейчас занята и поприветствовать тебя лично не может. Здоровается и просит не сбегать из лазарета. Ты всё-таки нездоров, и это как минимум требует проверки. В общем, если по-простому, будь паинькой и тогда вскоре познакомишься с самым необычный капитаном подводной лодки текущей современности, — с нотками веселья и будто бы прислушиваясь к чему-то, выдал помогающий спустить его коляску на пол ангара Гарри, после чего оглянулся и продолжил: — А вот и медицинский эскорт пожаловал. Вон та миловидная леди, её зовут Доктор Голдбери, за глаза «тётя Пегги», но не вздумай ей это в лицо сказать. Она, конечно же, знает, но если проштрафишься…

— Оу, ясно, хорошо, я буду паинькой, — улыбаясь во все тридцать два, покивал Колдер.

— Лейтенант Поттер, я правильно понимаю, что это и есть наш пациент?

— Так точно, мэм, мистер Колдер Уильям Грейнджер по приказу капитана на корабль доставлен. Во время транспортировки каких-либо происшествие не зафиксировано. Полностью стабилен и…

— Это я уже сама решу, стабилен он или, как вы изволили выразиться, господин лейтенант, это самое «и». И да, я всё слышала, так что впредь советую быть более аккуратным.

— Виноват, мэм, приму к сведению, — тут же вытянувшись по стойке смирно, отчеканил всё также веселящийся Гарри. Увы, но глазам не прикажешь, и если натренированное за практически год службы тело даже не дрогнуло, то вот о глазах такого сказать, увы, не получалось. Озорной блеск за стёклами очков был более чем красноречив. Ну да и Пегги Голдбери прекрасно знала, с кем именно и как именно она имеет дело. Единственная, за исключением Мардукаса, посвящённая в истинное значение и место положение этого молодого человека, она, как медик, хранила эту тайну. И именно поэтому была с ним, можно сказать, помягче. Журила иногда, но в целом прекрасно понимала, что чуть не оставивший их командира в одиночестве братец попросту не может быть иным, не с его диагнозом. Уж точно не после того, что он перенёс. Люди и от меньшего меняются, а тут… Именно с этими мыслями она и распорядилась о том, чтобы вновь прибывшего доставили в лазарет и подготовили к тщательному осмотру. Не хватало ещё, чтобы в её вотчине пострадали. А тут такой нонсенс. Пациент с, можно сказать, нелеченым переломом шеи, да ещё и на подводной лодке. Да где ж это видано-то? Как следствие, осмотр Колдеру предстоял более чем полный. Все анализы, все тесты. Всё, что доступно, и всё, что положено. Все ради того, чтобы ничего не случилось, чтобы не было стыдно.