Время собирать камни (гет)

Эдвард скачал мне аудиолекции по английской литературе. С этим предметом я всегда справлялась хорошо, но было полезно освежить в памяти основные события «Скотного двора» и биографию Фицджеральда. Под рассказ о потерянном поколении писателей я доделывала последние работы в гостинной.

В паузе между лекциями мне послышался какой-то шум, будто металлический скрежет, но он не повторился, поэтому, вставив на место наушник, я продолжила красить стену изнутри. Эсми оставила мне самое простое. Она сама смешала все оттенки и даже восстановила свой необычайный сводчатый потолок. У дальней стены, где панели раздвигались, открывая огромное во всю высоту окно, на небольшом возвышении раньше стоял рояль Эдварда, и потолок был спроектирован таким образом, чтобы звук отражался от его изгибов, набирая объем и наполняя всю комнату.

Рояль сломали, когда я спровоцировала Джаспера, устроив небольшое кровотечение, чтобы сбежать из-под присмотра, и с тех пор постамент пустовал. Но если оставить на нем работающий магнитофон, эффект будет, как в концертном зале.

Я снова услышала шум: стук, скрип, звон. Тихо, но все одновременно. Сняв наушники, я вышла на улицу. Звук доносился со стороны гаража. Гаражом Калленам служили перестроенные конюшни, возведенные в некотором отдалении, чтобы запахи и звуки оттуда не мешали обитателям дома.

— Нет. Очищай, — послышался голос Розали. — Серьезно тебе говорю, выбрасывать будешь, когда найдешь, где купить новые. Ну или в нашем случае старые.

Должно быть, она пришла перебрать свои инструменты и запчасти.

— Поверить не могу, что ты не дотумкал откатить этот хлам на свалку, пока никто не заметил, — пробубнил Эмметт.

Ему ответил еще один голос, которого не должно было быть здесь:

— Белла бы мне этого не простила.

Эдвард?

— Да у нее же провалы в памяти, она бы и не вспомнила.

Оставив валик и вытерев руки, я пошла выяснить, что происходит. Первое, что бросилось мне в глаза — пара идеально стройных длинных ног в узких джинсах, торчащих из-под моего старого пикапа. Эдвард возле капота сосредоточенно натирал какую-то железку ветошью. Я наклонилась взглянуть на Роуз. Лежа на спине, она голыми руками откручивала с днища еще какие-то железки. На небольшой поддон рядом с ней капала густая коричневая жидкость.

— Привет, — сказала я, стараясь разглядеть, что именно она делает.

— Здорово, Белла, — прогудел Эмметт.

Поискав глазами, я нашла его у переднего колеса, в добром метре парившего над землей. Похоже, Эмметт играл роль домкрата.

— Вы ведь не на металлолом его разбираете, правда? — осторожно поинтересовалась я.

Розали засмеялась, мягкий мелодичный смех зазвенел, отражаясь от железных внутренностей машины.

— Не стану врать, такой соблазн был, — ответила она. — Но такую задачку мне подкидывают нечасто. Тут нужен скорее волшебник, чем механик. Вот и проверим, кто я.

Эдвард фыркнул и отложил в сторону заблестевший цилиндр с насечками. На полу рядом с ним стояла единственная запчасть, которую я могла с уверенностью опознать — аккумулятор, грязный и тусклый. Привстав на цыпочки, я увидела, что его место занял новый, выделяющийся на фоне всего остального. В углу собрался мусор — какие-то старые ремни и резинки, в воздухе висел едкий запах бензина, масла и еще чего-то, что я не могла назвать.

— Как ты ее уговорил? — спросила я Эдварда, подойдя ближе.

Он наклонился, и я неуклюже чмокнула его в губы, стараясь не запачкать краской. Его руки были в пятнах машинного масла, но одежда оставалась образцово чистой.

— Придется побыть ее мальчиком на побегушках в двух следующих проектах, — слегка поморщившись, ответил он.

— Эдвард — лучший на свете ассистент, — послышалось из-под машины. — Едва успеваешь подумать, что тебе нужно, и оно тут же выполняется. Будто собственные дополнительные руки!

Звучало здорово, но я никогда не видела, чтобы Эдвард помогал Роуз с ее железками, даже Вольво обычно занималась Розали.

— Тебе это не слишком нравится, да? — спросила я Эдварда, в ответ он пожал плечами.

— Я не так уж часто это делаю.

Проект — это ведь дело не одного дня, похоже, Эдварду пришлось долго убеждать Розали помочь, раз цена оказалась столь высокой.

— Спасибо, — прошептала я, опасаясь, что голос меня подведет, он улыбнулся в ответ.

— Если Розали скажет, что машине конец, мы купим тебе новую, — сказал он.

И этот жест вдруг перестал мне казаться таким уж милым. Так вот на что он рассчитывал. Эдвард любил дарить подарки, даже слишком, и замечать их стоимость он не привык. За долгую жизнь он заработал целое состояние, но совсем потерял чувство ценности денег.

— Мне не нужна новая машина.

— Машина может пригодиться, — возразил Эдвард. — Особенно, если я буду уезжать.

— Куда мне ездить? Да и пешком быстрее. Незачем тратить деньги.

— Деньги имеют значение, только когда можешь потратить их на что-то приятное.

— Так говорят только те, у кого их всегда было в избытке. Чарли начал копить мне на колледж еще до того, как я научилась ходить, а ты готов легким движением руки потратить такую же сумму на прихоть и говоришь, что это не имеет значения.

— Что плохого в желании сделать подарок? — обиженно пробормотал он, искренне не понимая.

— Неловко, да? — вполголоса пробубнил Эмметт, и Розали на него шикнула.

— Мне нечего дать взамен, — выдавила я.

— Взамен? Думаешь, мне это нужно?

Зачастую Эдвард понимал меня лучше меня самой, но временами отличия в том, как мы смотрим на мир, бывали очень сильны. И преодолеть их оказывалось непросто. Эдвард вырос в доме, где на стенах висели большие написанные маслом портреты членов семьи, и хотя свою человеческую жизнь он почти не помнил, будучи подростком, он явно не проводил вечера на маленькой кухне, вооружившись калькулятором и пачкой чеков, в попытках подсчитать, покроет ли зарплата мамы-воспитателя счета в этом месяце.

— Просто не ставь меня в такое положение. Пожалуйста.

Эдвард и без того платил за все подряд, он уже наверняка потратил кучу денег на аккумулятор и расходники для пикапа, хотя никто не мог с уверенностью сказать, удастся ли его завести. Я принимала это и даже постепенно привыкала расплачиваться его кредиткой в магазине, по крайней мере, старалась, но машина — это чересчур. К тому же в случае с Эдвардом это наверняка будет что-то новое, отполированное, отделанное кожей и даже пахнущее дорого. Обычно подобные споры у нас быстро заканчивались, Эдвард кивал, делая вид, что принимает мою точку зрения, и молча пополнял мой счет или увеличивал лимит на карточке до суммы, которую мне и за год не потратить. Но в этот раз он решил напомнить:

— Ты ведь понимаешь, что когда мы поженимся, все мое юридически станет твоим?

— Как кстати, что у меня еще есть время передумать, — буркнула я и тут же пожалела о сказанном.

Брак — единственное, о чем просил Эдвард, и зная, насколько это для него важно, я не собиралась отказываться. Покручивая на пальце кольцо — одну из немногих вещей, что остались от его родной матери, я скосила глаза, желая проверить, не воспринял ли он мои слова всерьез. Но Эдвард улыбался.

— Нарушишь данное слово? — спросил он. — Что скажет твой шериф?

— Мой кто? — прыснув, переспросила я.

— Хотел сказать «твой отец», — ничуть не смутившись, ответил Эдвард. — Но должность прибавляет ему веса.

— И откуда же мой шериф узнает? Наябедничать собрался?

— О, ты же знаешь, у меня плохо получается хранить секреты.

— А ты знал, что он советовал мне повременить с замужеством и завести собаку, Эдмунд?

Искреннее изумление на его лице стоило этого дурацкого спора. Похоже, такого удара в спину от папы он не ожидал.

— Ну, а как тебе такое, — не сдавался он, — этот век за все плачу я, а следующий — ты? К тому времени ты привыкнешь к новой жизни, найдешь занятие, а я примерю роль содержанца.

— А ты сможешь?

— Ну, у Эмметта же получается.

— Эй, я отрабатываю телом каждый доллар, — гордо заявил Эмметт.

— И стоит каждого цента, — ухмыльнувшись, поддакнула Розали.

Она вылезла из под машины и повернула к себе зеркало, проверяя, не растрепалась ли прическа. Эмметт опустил пикап.

— Ни одной недовольной жены с тысяча девятьсот сорок пятого, — самодовольно заявил он. — Когда договоритесь, присылай своего старика ко мне, обучу его основам ремесла.

Эмметт подмигнул мне, явно довольный своей сальной шуточкой.

— Фу, — ответила я.

— Не спеши отказываться, — сладко пропела Роуз. — Эмметт знает, о чем говорит. Потом еще благодарна будешь.

Я покачала головой. Просто два сапога пара.

— Ужасные. Вы оба.

— Сказала женщина, растлившая нашего столетнего девственника, — осуждающе покачал головой Эмметт, передразнивая меня.

— А он ведь наверняка планировал хранить свой цветок до свадьбы, — снова поддержала его Розали.

Я обернулась к Эдварду, надеясь, что он вмешается, встретив его нарочито невинный взгляд, всплеснула руками.

— Ну, — задумчиво протянул он, глаза лукаво блеснули, — строго говоря, как порядочная женщина ты теперь обязана взять на себя ответственность.

Эмметт загоготал, запрокинув голову.

— Серьезно? Трое на одного?

Скрестив руки на груди, я отвернулась, помня, как трудно мне сердиться на Эдварда, когда он смеется.

— Когда ты краснела, было веселее, — заметил Эмметт.

Розали к тому моменту поставила обратно железки, которые ранее очищал Эдвард, налила что-то в бак под капотом и велела Эмметту сесть за руль. Он повернул ключ, но чуда не случилось. Нахмурившись, она снова начала перебирать что-то в механизме.

— Чем он тебе так дорог? — спросил Эдвард, пытаясь стереть пятна с рук.

— А ты помнишь свою первую машину? — Он промолчал, но ответ был и без того ясен. — К тому же мне его подарил Чарли.

— Как и ту кошмарную игрушку, с которой теперь не расстается Райли, — вздохнул он. — Что не так с подарками от этого старика?

Он говорил ворчливо, хотя я точно не знала, было ли это ревностью человека, которому не разрешали дарить подарки, или просто обида за совет с собакой. Закусив губу, я отвернулась, чтобы он не подумал, что я смеюсь над ним.

— Так ты узнал, почему Райли так привязалась к Ферби?

— Она не сказала.

— Но ты ведь все равно знаешь?

Он выдержал паузу, но все же объяснил:

— Райли думает, что он мог бы стать компромиссом. Не совсем щенок, но…

— Щенок? — удивилась я, и Эдвард кивнул. — Она не говорила, что хочет щенка. Да мы ведь и не смогли бы завести его.

Животные ненавидели нас, чувствуя опасность в запахе хладного. Шутки шутками, но нужно быть совершенно безжалостным, чтобы заставить собаку жить с нами. К тому же Райли скоро и сама будет пахнуть, как мы, и тогда не сможет даже погладить бродячего пса, как раньше.

— Поэтому она ничего и не сказала. Не хотела, чтобы этот разговор тебя расстроил.

— Меня? А причем тут… — начала было я, но потом представила, как мне пришлось бы объяснять малышке, насколько страшно щенку будет в нашем доме, что однажды придет день, когда он больше не будет узнавать даже свою маленькую хозяйку. И вместо приветливо виляющего хвостика она увидит оскал.

Это и правда было бы ужасно. И моя малышка переживала молча. Разве так можно? Эдвард смотрел на меня, сочувственно улыбаясь.

— Мне не нравится, что она умолчала об этом, — покачала головой я. — Разве она не слишком мала, чтобы беспокоиться о чужих чувствах?

— Мы не знаем, что считать нормой в ее отношении, — ответил Эдвард. — Поэтому нам остается только принимать все таким, как есть. Она учится заботиться, нужно позволить ей это. И ждать, когда она захочет поговорить.

Кивнув, я привалилась к его плечу, гадая, всем ли родителям бывает так грустно, когда дети взрослеют.

Мотор загремел, натужно скрипя и лязгая.

— Да ты издеваешься, — проворчал Эдвард.

Пикап откашлялся, с громким хлопком из трубы повалил едкий черный дым, а потом двигатель заработал ровно с присущим ему звериным рокотом. Великолепный звук из прошлой, почти похороненной жизни. Улыбаясь так, что щеки заболели, я посмотрела на Эдварда. Он вздохнул.

— Таки волшебник, — присвистнув, объявил Эмметт.

Розали театрально поклонилась и захлопнула капот.

— Крепкая жестянка, — похвалила она, вытирая руки. — Но придется основательно перебрать его, чтобы можно было ездить, некоторые запчасти надо заменить. И это только чтобы он работал, как раньше. А если делать из этого что-то приличное…

— Сделаешь? — выдав свою самую очаровательную улыбку, спросил Эдвард.

— Сам справишься, — кинув в него тряпкой, ответила Роуз.

Ремонт дома наконец был закончен, оставалось лишь дождаться, когда высохнет краска. В остальном все следы разрушений исчезли, и теперь огромная пустая комната стала как никогда похожа на зал музея, замерший в ожидании новой выставки. Эмметт проверил и одобрил мою работу, прежде чем уйти, чтобы снова встретиться со стаей. На сей раз присматривать за ними пошла Розали, ворчащая и фыркающая из-за того, что ей придется терпеть вонь, исходящую от волков. Видя ее настроение, я решила, что вполне могу пропустить этот урок, вместо этого оставшись с Эдвардом в восхитительно безлюдном доме.

Позже, отмывшись от краски и одолжив футболку из шкафа Эдварда, я вытянулась на кровати, наблюдая, как он перебирает и аккуратно складывает виниловые пластинки в коробки. Пока они стояли на стеллажах, их количество не казалось столь впечатляющим. Постепенно полки пустели, а коробки занимали все больше места в коридоре. Одна за другой комнаты теряли жилой вид. Прямо покинутое гнездо. Я старалась не вздыхать.

— Не поможешь? — вскинув бровь, спросил Эдвард.

— Нет, — удобнее устраиваясь на подушках, ответила я. — Мне нравится вид отсюда.

Он усмехнулся, взлохматив растрепанную шевелюру, и не стал настаивать. Я обвела взглядом комнату — еще одно обжитое место, наполненное воспоминаниями, которое приходилось покидать.

— Мы правда уедем, да? — спросила я, обращаясь скорее к самой себе.

— Грустишь?

— Наверное, я все-таки надеялась остаться. Не сначала. Позже, когда снова очутилась здесь. Я будто вернула нечто важное, что уже считала потерянным. Будто снова стала целой здесь. Странно.

Эдвард улыбнулся.

— Дело не в месте, — ответил он. — Ты заберешь обретенное с собой.

— Тебе это не кажется бредом? То, что я сказала?

— Нет, я это вижу.

— Что?

— Тебя прежнюю.

— Я изменилась, Эдвард.

— Да, но теперь ты снова преисполнена любопытства и энтузиазма к жизни. Я просто рад, что ты снова строишь планы и смотришь в будущее с надеждой, а не со страхом.

А какой я была до этого? Мне и правда было страшно. Я в ужасе смотрела на то, как быстро растет Райли, порой совсем забывая насладиться моментом, когда она рядом. А будущее... о нем я вообще старалась не думать.

— Поэтому ты привез меня сюда, — неожиданно поняла я.

Чтобы заново, по кусочкам, собрать мою жизнь. Замкнуть круг в том месте, где все круто изменилось, чтобы начать новый виток без старого груза. Эдвард улыбнулся и вернулся к своему занятию. Если подумать, он вообще теперь больше улыбался, чаще шутил, совсем как раньше. Должно быть, ему тоже стало легче.

Соскользнув с постели, я обняла его, прижавшись лицом к спине.

— Спасибо.

— Ты все сделала сама.

Он обернулся, чтобы обнять меня. И мне стало тепло. Что бы ни происходило, объятия Эдварда оставались самым уютным и безопасным местом на свете. Он был прав, дом не имеет ничего общего с конкретной точкой на карте.

Когда с пластинками было покончено, Эдвард перебрал несколько безделушек, расставленных на полках. Какие-то он упаковал, другие решил оставить. Напоследок осталась всего одна вещь, с которой предстояло что-то сделать.

Вещь, принадлежавшая последнему смертному, убитому Эдвардом много лет назад. Почерневший серебряный крестик на порванной цепочке. Тот человек крался темными переулками, подкарауливая припозднившихся прохожих, убивал их голыми руками, а потом спокойно шел домой ужинать. Ему не нужны были деньги, никакие обстоятельства не вынуждали его так поступать. Этому человеку просто нравилось убивать. Но однажды ночные течения столкнули его с рыбой покрупнее. По иронии он набрел на демона, для которого убийство должно было быть частью его природы, но внушало отвращение. Эдвард с удивлением увидел на шее чудовища крестик и понял, что тот считает себя добрым христианином. Разозлившись, он сорвал его.

Я не знала, что именно тогда так впечатлило Эдварда, но он свернул с того пути и больше к нему не возвращался. С тех пор «сувенир», как называл его Эдвард, путешествовал вместе с ним, напоминая, как легко стать монстром, если найти удобное оправдание. Эдвард оставил его здесь, когда это перестало иметь для него значение. Пару минут Эдвард задумчиво хмурился, рассматривая крест, будто видел его впервые. Взвесив крестик на ладони, Эдвард сжал его в кулаке и убрал в карман брюк.