Время собирать камни (гет)

Примечания:

Доброго дня!

Глава получилась длинная. В последнее время меня сильно штормит относительно размера частей то в одну сторону, то в другую. Дайте знать, если читать такой объем некомфортно, подумаю, может хотя бы звездочками хотя бы отделять, чтобы глаз цеплялся.

Приятного чтения!

---

Снега уже не осталось даже в самых отдаленных участках леса, и только горные вершины еще белели на фоне непривычно ясного для этих мест неба. После обращения я перестала чувствовать холод, но ощущать на коже солнечные лучи вместо мокро липнущих волос и одежды все равно было куда приятнее. Солнце привлекло в окрестности Олимпика множество любителей активного отдыха. По пути мы постоянно встречали свежий след людей, слышали голоса и музыку, поэтому приходилось обходить популярные тропы. К одной из групп мы подошли слишком близко, и лес наполнился почти истерическим лаем собак. Люди в лесу могли стать проблемой — если почуять человека во время охоты, когда предвкушение добычи до предела обостряет голод, последствия могут быть плачевными. Придется ходить на охоту далеко в горы.

— Откуда их тут так много и так рано? — спросила я Эмметта, когда мы делали очередной крюк, избегая нежелательной встречи.

— Это еще не много. Сейчас немного потеплеет, и тут будут толпы выпускников.

— Прямо толпы?

— Ага, весь выпуск, — видя, что я не поняла, он пояснил: — Поход с ночевкой перед экзаменами. Ты не ходила?

— Не успела, наверное.

— О, это прикольно. Палатки, страшилки, гитары. Можно пошугать самых нервных.

Да, для Эмметта это наверняка раздолье — пугать детей страшными историями, а потом потешаться над ними. С другой стороны, может быть, его старания делали эти поездки ярче? Не говоря о том, насколько безопаснее людям в лесу в его компании. Посмотреть бы на это.

Ветер принес запах дыма раньше, чем мы услышали новую туристическую группу. Но Эмметт не свернул в сторону. Ругаясь себе под нос, он пошел на запах дыма.

— Ты что делаешь? — позвала я.

— Это, блин, заповедник! Здесь нельзя жечь костры.

— Эмметт!

Через пару минут я услышала рев медведя, настолько громкий и натуральный, что на мгновение испугалась, не напал ли на эту группу зверь. Однако, когда я прибежала к стоянке, обнаружила там только брошенные в спешке вещи и Эмметта, затаптывающего костер.

— Мелкие вредители, — ворчал он, осматриваясь в поисках чего-то. — Даже не окопали как следует.

Он нашел большую бутылку с водой и убедился, что костер затушен окончательно, проверил, не осталось ли еды среди вещей или чего-то опасного для животных.

— Ты и это делаешь? — спросила я. — Присматриваешь за заповедником?

— А, привычка, — отмахнулся Эмметт. — Я был лесником. Когда-то. При жизни.

— Правда? Я не знала.

— Знала, просто не помнишь. Так я и встретил своего медведя-гондольера.

— Кого?

— Ну знаешь, лодочник у греков, который перевозит из живых в мертвые.

— Харон?

— Ага.

— Ты больше не хочешь этим заниматься? — спросила я. Трудно представить человека, который бы лучше справлялся с такой работой. — Быть лесником.

— Не, этот путь мне заказан.

— Почему?

— Из-за того, кто мы, как пахнем. Животные чувствуют нас. Почему, думаешь, мы ходим охотиться каждый раз в новые места?

Мы продолжили путь, а Эмметт рассказывал о последствиях вторжения хладного в экосистему, становясь все более многословным по мере того, как мы приближались к цели:

— Сначала уходят птицы и мелкие травоядные, потом олени, за ними — хищники. Приходя на новое место, они вторгаются на чужую территорию. И еды каждому достается меньше. И что дальше?

Я слушала вполуха, не перебивала, но и не развивала тему, Эмметта это не огорчало, его говорливости вполне хватало на двоих.

— Правильно, Белла. Птицы уничтожают семена, животные съедают растения раньше, чем они дадут новые. Они могут превратить участок леса в пустыню за пару лет. Еды становится все меньше — звери меньше плодятся. Хищники начинают голодать и идут к городам, нападают на домашних животных. Потом люди начинают отстрел слишком расплодившихся охотников. Часто увлекаются, и их становится недостаточно, чтобы справляться с больными травоядными. Те заражаются, умирают. Был город-сад, и нет его.

Деревья расступились, и перед глазами возник знакомый вид на стоящий у реки старый особняк из светлого камня в окружении огромных кедров — дом, ставший моей крепостью, когда мне пришлось в одиночку оберегать драгоценную жизнь еще не родившегося ребенка, располагая только скромными возможностями человеческого тела. Он и впрямь походил на крепость: толстые прочные стены, крепкие металлические панели, закрывающие огромные окна изнутри, автономные источники питания и система подачи воды из родника. Раньше он казался нерушимым, но теперь в стене зияла дыра, и природа медленно вторгалась внутрь.

Эмметт присвистнул, переступая покрытые землей и первой травой обломки.

— Это ты сделала? — спросил он.

Я покачала головой. Черная плесень захватила стену изнутри, паркет местами волнился от влажности, штукатурка отваливалась кусками. Сама комната выглядела так, будто пережила взрыв. Стоило войти внутрь, и солнце почти позабылось. Я старалась ступать осторожно, но эхо усиливало каждый шорох, как в склепе. Среди запаха грибка и мокрой земли отчетливо чувствовался аромат духов Эсми. Она оторвала пару досок с пола, очистила в паре мест стену до камня и сдвинула крупные обломки ближе к пролому.

— Вообще, знаешь, не так уж плохо, — сказал Эмметт, простукивая камень. — Плесень глубоко не прошла. Если нет трещин, для Эсми это раз плюнуть.

На другой стене паутиной расходились трещины из нескольких точек, будто от ударов кулаком. От этого зрелища сдавило горло.

— Она наверняка не несущая, — быстро сориентировался Эмметт.

Причина этих разрушений лежала немного дальше, там, где на ковре, когда-то белом, поблескивали осколки стекла, а в воздухе все еще висел тяжелый металлический запах крови. Коричневая корка кляксами покрывала обивку дивана, пропитала ковер, склеив пушистый ворс. Такая лужа крови, будто здесь убили корову, не меньше. Таким Эдвард увидел место, где я умерла. И события того дня никогда не потускнеют в его памяти. Способность забывать мы утратили вместе с возможностью спать или плакать.

Эмметт встал рядом, на сей раз не найдя, что сказать. Не спросив, как можно было так по-идиотски упасть. Почему я не убрала этот стол, зная, как плохо стекло и острые углы сочетаются с моей проклятой неуклюжестью? Он молча наблюдал, пока я снимала кольцо и вешала его на цепочку на шее. Стекло хрустело под ногами. Шум, когда я убрала в сторону остатки каркаса журнального столика, показался нестерпимо громким. Осколки со звоном посыпались на пол. Завернув с двух сторон, я волоком потащила ковер на улицу, оставляя след на запыленном полу. За домом было большое кострище, где мы устроили посиделки, провожая Розали и Эмметта в колледж. Прошло много времени, но место еще чернело пятном среди молодой травы. Эмметт принес запачканные диванные подушки. Мы нашли в гараже цистерну с бензином, а потом смотрели, как огонь пожирает то, что осталось от моего смертного тела.

Позже мы вынесли и остатки дивана, испорченные паркетные доски и разбитую деревянную мебель, починить которую не было надежды. Эмметт следил за огнем, контролировал, в какой момент можно добавить топлива, и время от времени ворошил его длинной палкой. Я собирала мусор в большие мешки из полипропилена.

Затягивая очередной узел, я услышала гулкие удары большого сердца к северу от лужайки. Прислушиваясь, стараясь определить, как перемещается источник звука, я двинулась вперед, чтобы оказаться между Эмметтом, стоящим спиной к той стороне, и нашим гостем.

— Эмметт, — позвала я.

— А?

Волк вышел из-за деревьев как раз, когда Эмметт подошел ближе. Огромный, как медведь, с темно-серой шерстью и длинными зубами, торчащими даже из закрытой пасти, Пол немногим уступал Сэму по размерам, но всегда выглядел куда свирепее. Я даже не могла припомнить, когда в последний раз видела его в человеческом облике.

— Чего надо? — пробасил Эмметт.

Волк осмотрел нас, повернул голову к огню и зарычал, сморщив нос.

— У тебя какие-то проблемы? У нас тут частная вечеринка, если ты не заметил.

Скаля зубы, волк начал обходить нас сбоку, вынуждая повернуться спиной к огню, сухой горячий воздух разметал волосы, бросив их вперед, но тепло не было приятным, от него мелкая дрожь бежала по спине. Я никогда не видела, как горит хладный, но чувствовала себя спичкой, способной вспыхнуть и за секунду обратиться в пепел.

Эмметт качнул головой, давая мне знак двигаться в сторону, а сам медленно пошел в противоположную. Плавно, по одному шагу за раз, мы увеличивали расстояние и немного огибали огромного зверя, окружая. Жар костра перестал достигать меня, а волку пришлось выбирать, кого из нас держать в поле зрения. Он выбрал Эмметта, снова зарычал, роя землю острыми когтями. Эмметт засвистел.

— Иди ко мне, песик, — позвал он, похлопав себя по колену. — К ноге.

Биение сердца волка ускорилось, шерсть на загривке вздыбилась. Он качнул головой в сторону, но взгляд остался прикован к горлу здоровяка.

— Так и будешь там стоять? — не унимался Эмметт. — Или кинуть тебе палку?

Волк пригнулся, прижав уши, приготовился к прыжку, и снова вспорол землю своими медвежьими лапами. Я не заметила, как двинулась с места, только услышала собственный рык и поняла, что и сама склонилась в ожидании, кода он хотя бы шевельнется в сторону Эмметта. В нескольких местах — на шее, за ушами, на груди и лапах — шерсть ритмично подрагивала в такт ударам сердца.

Косматая голова повернулась ко мне. Уши снова встали вертикально на макушке, слегка подрагивая. Пол наклонил голову в бок, вдруг живо напомнив Теленка — огромного доброго пса Клируотеров, с которым я играла ребенком. Он сделал шаг ко мне, и теперь уже весь подобрался Эмметт. Шутки кончились, но волк перестал скалить зубы.

— Подожди, Эмметт, — успела сказать я.

Обернувшись, Пол фыркнул в его сторону и снова посмотрел на меня, роя землю, рыча в сторону огня и оглядываясь на дом.

— А, черт! — Поняв, что он хочет, я хлопнула себя по лбу. — Нет. Мы не будем сжигать дом.

— Ты с ним разговариваешь что ли? — спросил Эмметт.

— Он, видимо, пришел из-за дыма.

Пол кивнул и что-то проворчал в сторону нашего костра.

— Мы потушим, когда закончим.

— Слышь, ты за кого нас принимаешь? — возмутился Эмметт.

Волк снова рыкнул в ответ, и едва ли это было что-то лестное.

— Вали отсюда пока не огреб, контролер недоделанный.

Совсем по-человечески закатив глаза, Пол резко развернулся и метнулся в сторону Эмметта. В последний момент он с силой оттолкнулся от земли и перепрыгнул его, едва не задев лицо задними лапами.

— Нарвешься когда-нибудь! — крикнул ему вслед Эмметт. — Ну ты видела?

Я глубоко вздохнула, выпуская вместе с воздухом из легких напряжение, все еще сковывавшее все мышцы, слегка встряхнула руки.

— Ты чего? Испугалась, что ли?

— Давай закончим здесь, — ответила я, отворачиваясь, боясь, что он увидит на моем лице совсем не то, что ожидает.

В темном уголке души спряталось постыдное разочарование от того, что не удалось попробовать свои силы с таким необычным противником. Будто мне показали завораживающую игрушку и тут же спрятали, не дав поиграть. Еще недавно я бы гордилась крепким поводком, удержавшим зверя от драки, но в этот раз граница между ним и мной размылась, и я прекрасно понимала его огорчение.

Опустевшая комната выглядела гораздо лучше. Если не считать плесени и пролома, вид портило только пятно на паркете, не поддавшееся ни нашатырному спирту, ни ацетону. Кровь пропитала дерево, но Эмметт сказал, что это можно исправить, сняв верхний слой специальной машиной, что все равно придется делать, если мы не хотим менять весь паркет. Широкая лестница и верхние этажи не пострадали и нуждались только в тщательной уборке и проветривании. Пятна на кафеле кухни и ванной поддались химикатам, и когда мы закончили, запаха застарелой крови в доме почти не осталось.

Я предложила закрыть пролом в стене брезентом, как временной мерой.

— Не, — ответил Эмметт. — Надо дать солнцу сделать свое дело, пока опять не пошли дожди. Эсми бы закрыла ее, если бы сочла нужным.

Мы успели вернуться до темноты. Райли еще была занята с Розали — на сей раз они доставали какие-то мелкие детали из жидкости с резким запахом. Сразу пройдя на второй этаж, я постучала в закрытую дверь.

Позже в гостиной мы все же включили мультики, как собирались. Райли прижалась к моему боку и время от времени тяжело вздыхала, безучастно наблюдая, как волк пытается влиться в группу ездовых собак. Когда таланты Розали не помогли реанимировать Ферби, они позвонили Джасперу, но тот подвел печальный итог: игрушку не оживить. Он обещал найти новые запчасти, но прежняя личность совенка будет утрачена, а предсказать, удастся ли восстановить его функции, не мог даже Джаспер. Розали зашила и расчесала мохнатую шкурку, и теперь Ферби смотрел с нами телевизор. Райли снова вздохнула. Я погладила ее по голове, пощекотала за ушком, но она не улыбнулась, как обычно, только приподняла плечико, закрываясь от щекотки.

— Мне жаль, что так вышло с Ферби, малыш, — сказала я.

— Угу.

— Я могу как-то помочь? Хочешь чего-нибудь?

Она отрицательно покачала головой и крепче обняла себя моей рукой. Хлопнула входная дверь, и я невольно дернулась, обернувшись к ней, хотя знала, что Эдвард вернется только завтра. Так хотелось, чтобы он был рядом, он бы, как всегда, нашел бы нужные слова, чтобы все исправить, прогнать хмурые морщинки. Но это был Эмметт — он прошел мимо и поднялся на второй этаж.

— Что ты смотришь? — спросила Райли, поднимая голову, чтобы взглянуть на экран ноутбука у меня на коленях.

— Пытаюсь научиться кое-чему новому.

— Это сложно?

— Кажется, нет. Нужно просто быть очень терпеливым.

Входная дверь снова открылась, я машинально обернулась к ней, и увидела, как в дом опять вошел Эмметт.

— Ты из окна выпал? — спросила я.

— Спрыгнул.

— Зачем?

— Нравится, как ты подпрыгиваешь каждый раз, — ухмыльнулся он, утрированно дергая плечами.

— Не будь таким гадом.

— Не будь такой занудой. Пошли поиграем, — сказал он, захлопнув крышку ноутбука, едва не прищемив мне пальцы.

— Я занята.

— Чем это?

Я закусила губу, думая, как ответить. Мне пока не хотелось делиться с ним планами, хотя ничего предосудительного в них не было.

— Чего? Там что-то пикантное, что ли? — спросил он, пытаясь схватить компьютер, но я успела вцепиться в него первой.

— Не лезь, Эмметт. Это личное. И ты загородил нам экран.

— Ох уж эта современная молодежь, приклеенная к своим гаджетам! А ты, маленький мишка? — обратился он к Райли. — Хочешь пойти погулять?

Райли отрицательно покачала головой, и Эмметт удивленно отпрянул.

— Ты не заболела? — спросил он, прикладывая огромную ладонь к ее лбу.

— Она расстроена из-за Ферби, — объяснила я.

— Этого страшилища? Нашла из-за чего… Ай! Чего щипаешься? — возмутился он, глядя на меня.

Я не знала, как без слов попросить его не относиться легкомысленно к тому, что показалось Райли важным, и просто дать ей немного погрустить, поэтому просто сердито пялилась на него в ответ. Очень скоро огорчение пройдет, и она отвлечется на что-то другое, но пусть это произойдет, когда она переживет эту печаль, а не подавит ее. Эмметт надулся, потирая место на руке, куда я его ущипнула, но что бы ни пришло в его голову, решил оставить это при себе.

— Ладно, — буркнул он. — Чего мы тут смотрим?

Уже ночью, вернувшись в комнату с еще теплыми листами из принтера, я услышала знакомый шум двигателя. Я прислушалась к глубокому размеренному дыханию Райли, поправила одеяло и, оставив распечатки на тумбе, спрыгнула с балкона. Пара мгновений, и я уже видела, как Эдвард спешит выйти из машины, едва та остановилась, ощущала знакомый аромат, обнимала, цепляясь за него, как осьминог, и целовала ямочку на щеке, чувствуя почти болезненную смешанную с горечью радость, будто та ударила в живот и растеклась теплом к кончикам пальцев.

— Привет, — выдохнул Эдвард, подхватив меня за бедра.

Я удивленно охнула, когда он прихватил зубами мою нижнюю губу, хотя боли не почувствовала, и его губы растянулись в улыбке. Когда я была мягкой и хрупкой, ему нельзя было кусать меня. Ни при каких обстоятельствах нельзя было коснуться таким образом, чем я бессовестно пользовалась, испытывая зубами его контроль на прочность. Я провела языком по укусу, думая, найду ли там хотя бы микроскопическую царапину, но ощутила только сладковатый привкус и гладкость. Он сделал это осторожно, нежно. Эдвард проследил взглядом мое движение, и в следующий момент я вдохнула теплый сладкий воздух прямо из его рта. Ммм…

Поразительно, как много может значить просто присутствие рядом, как много места может принадлежать всего одному человеку, и каким ополовиненным, неполноценным становится мир, стоит этому человеку всего лишь ненадолго уйти. Целуя, прикасаясь, пропуская волосы сквозь пальцы, я чувствовала, как слабеют узлы внутри, и в душе воцаряется покой.

— Привет, — прошептала я, прислонившись своим лбом к его.

Эдвард улыбнулся и склонил голову, уткнувшись лицом мне в шею. По коже побежали мурашки, когда он вздохнул, щекоча дыханием. Всегда такой сильный, сейчас он казался до странного уязвимым. Я погладила плечи, пробежала ладонью по затылку, коснулась лица.

— Устал?

— Хм, — протянул он. — Не знаю. Не уверен, что к нам можно применить это слово.

— Можно, если так чувствуешь.

— Давай прогуляемся, — предложил он, снова посмотрев на меня. Темные глаза и впрямь выглядели усталыми и не только из-за кругов вод ними.

— Роуз?

Что-то зашелестело на втором этаже, тихо щелкнула ручка на двери.

— Уже иду, — ответила Розали. — Веселитесь. Но если она проснется, я заберу ее к себе!

Она что-то проворковала, войдя в нашу комнату, но сделала это слишком тихо, чтобы я могла разобрать. Эдвард, точно знавший, что она сказала, улыбнулся. Он слегка приподнял меня, обхватив за талию, я думала, чтобы поставить на землю, но не успела опустить ноги, как оказалась у него за спиной, машинально хватаясь за плечи.

— Что ты делаешь? — смеясь, спросила я.

— Держись.

Встречный ветер ударил в лицо, потянул назад за волосы. Непередаваемое чувство, будто летишь, рассекая воздух. Даже со мной за спиной Эдвард все еще был самым быстрым из нас. Всего пару раз мне удалось убежать от него в наших тренировках, и лишь благодаря хитрости. Не знаю, кто из нас тогда гордился сильнее.

Залив Бадд, делящий Олимпию на две части был центром жизни города. И днем, и ночью в нем ходили корабли, не смолкали крики рабочих и шум моторов. Яркий свет фонарей отражался от топливной пленки, затянувшей поверхность воды, а стоило пройти немного дальше, и начинались поля для гольфа — вычурные, неестественные в своей безупречности газоны, белые, будто пластиковые домики для отдыхающих или огромное шоссе. И так по всему северному побережью, изрезанному бухтами и заливами, окруженному паутиной дорог и наверняка гудящему от хора чужих мыслей, как пчелиный улей. На этом берегу, как нигде сильно начинаешь скучать по маленькому Форксу и дикому безлюдному пляжу на юге от Ла Пуш.

Эдвард бежал на север, огибая пятна светового смога на горизонте⁽¹⁾. К тому моменту, как смолк шум дорог и гудение проводов, я перестала понимать, где мы находимся, а через несколько минут снова ощутила запах моря. Я невольно вскрикнула, крепче вцепившись в Эдварда, когда он с разбегу прыгнул вниз с отвесной скалы. Галька фонтаном брызнула в стороны, когда мы приземлились на узкую полоску суши между морем и скалами. Здесь царила блаженная тишина, нарушаемая только шумом волн и постукиванием камушков друг о друга при каждом шаге Эдварда. Небо вдали было окрашено оранжевым цветом городских огней, но прямо над головой оставалось достаточно темным, чтобы можно было видеть звезды.

— Спасибо, что выбираете Каллен-Эйрлайнс, — посмеиваясь, сказал Эдвард.

— Когда-нибудь я привыкну, — пробормотала в ответ я. — Обязательно. Когда-нибудь. Привыкну.

— Не испугалась?

— Нет. Я ведь с тобой. Но было бы здорово сначала посмотреть, что внизу.

Он улыбнулся, оглянувшись на меня. Я подобралась повыше, устраивая голову на его плече.

— Как ты нашел это место?

— Случайно набрел несколько лет назад. Обычно уровень воды здесь выше, и этой полосы нет, но сейчас отлив, и у нас есть пара часов, пока ее снова не затопит.

— Не говори мне, что ты еще и график отливов держишь в голове.

Его плечи слегка подрагивали от смеха, когда он ответил:

— Тут я скорее положился на удачу. И статистику. Прилив и отлив сменяются в среднем каждые шесть часов. Когда луна…

— Не продолжай, — перебила я, и он тихо фыркнул. — Лучше расскажи мне про Сиэтл.

— Его арестовали, — со вздохом сказал Эдвард.

— Кто это был?

— Доставщик пиццы.

— Ты ведь шутишь?

Он отрицательно покачал головой.

— Отличное прикрытие. Курьеры свободно въезжают на территорию, их даже не замечают. Он прогуливал работу, когда… бывал занят, и его часто увольняли, поэтому машины были разные. Я услышал его почти сразу, как нашел девушку.

— Что ты сделал?

— Выяснил, кто он, где творит свои дела. Потом подбросил пару улик и просто ждал, когда детектив их найдет, и свяжет одно с другим. Большую часть времени я только это и делал — ждал. И думал.

— А просто позвонить и рассказать нельзя?

— Нет. Там настоящее болото. На основании анонимного доноса нельзя получить ордер. Если к делу приобщаются материалы, они должны быть найдены в рамках запротоколированных мероприятий. Не должно вызывать сомнений их происхождение и человек их нашедший, иначе в суде адвокат выбросит их из дела. Экспертиза может длиться неделями, за это время подозреваемый пешком до Мексики дойдет.

— Почему тогда все закончилось так быстро?

— Благодаря Чарли. Он говорил, что делать, чтобы все получилось. Думаю, ему понравилось руководить, — улыбнувшись, добавил он.

Я потянулась, чтобы поцеловать его в щеку.

— Я тобой горжусь, — сказала я.

Он выгнул бровь, оборачиваясь.

— Что? Почему вдруг?

— Раньше ты бы решил вопрос по-другому.

Эдвард тут же сник. Он отвернулся, устремив мрачный взгляд вперед.

— Я не сделаю убийство обыденной частью нашей жизни, Белла. Признаться, я об этом даже не подумал, пока был там. Наверное, ты хорошо на меня влияешь.

— Нет, ты чудесен сам по себе.

Он усмехнулся, будто собирался что-то ответить, но промолчал, только остановился и склонил голову ближе ко мне, как, замерзнув, люди тянутся к источнику тепла. Хотя он шутил и улыбался, я чувствовала, что что-то не так. В том, как он молчал время от времени, как задумчивость клубилась туманом в его взгляде, в том, что он так и не отпустил меня с того мгновения, как приехал. Я целовала его в щеку, в висок, куда могла достать, чувствуя запах сосновой смолы на губах, крепче обнимая за плечи или перебирая пальцами волосы в ожидании, когда он снова вернется мыслями ко мне и текущему моменту. Уголки его губ приподнялись, и Эдвард снова побрел по берегу.

— Это ведь не все? — спросила я. — Случилось что-то еще?

— Нет. Ничего такого.

Я не могла толком рассмотреть его лицо, поэтому попросила отпустить меня, чтобы встать напротив. Выполнив мою просьбу, Эдвард вздохнул, глядя куда-то поверх моей головы.

— Просто, — начал он, — я слышал, как сообщили ее семье. Не знаю. Не думал, что это так заденет меня. Ей ведь было всего восемнадцать.

— Ты считал, что найдешь ее живой?

— Нет, Чарли изначально предполагал худшее, и я был склонен согласиться с ним. Но когда я ее нашел, то вдруг осознал, что это знание и все возможности, которыми мы располагаем в конечном счете не имеют значения. Единственное, что мы смогли ей дать — это могила с надгробием.

Было ужасно, невероятно жаль эту девочку. Я гнала от себя мысли о том, сколько боли и страха пришлось ей вынести, какой длинной и счастливой могла бы быть ее жизнь, но сердце все равно откликалось болью на любую мысль о ней. Эдвард, хмурясь, смотрел под ноги на накатывающие на берег волны, размеренные и равнодушные. Говорят люди о любви или о смерти, для стихии это не имеет значения, жизнь для нее мимолетна, совсем как для бессмертного, но Эдвард равнодушен не был. Он подбирал слова, стараясь объяснить, что его беспокоит, я могла поддержать его единственным доступным способом — просто идти рядом.

— Это будто поражение, — снова заговорил он. — Отнять жизнь ничего не стоит, но сохранить ее труднее, чем может показаться. Мы считаем, что победили смерть, наша неуязвимость делает нас тщеславными, будто мы на вершине мира. Но на деле мы просто не сражаемся с тем, что сильнее, чтобы не чувствовать этой беспомощности.

— Не все можно побороть. — Я вспомнила панику в его глазах, когда он переоценивал опасность глупых ситуаций, в которых я оказывалась. Он не всегда бывал неправ, но временами это походило на манию. — Тебя и раньше пугали вещи, которые невозможно контролировать. Но я думала, это в прошлом. Почему снова?

— Потому что сейчас я могу потерять как никогда много, — тихо ответил Эдвард. — И от этого страшно. Мы мыслим странным образом, все мы: естественная реакция на страх — это бежать или драться, но когда источник опасности — не что-то осязаемое, что можно обмануть или убить, нам становится нужно доказательство, что мы сможем победить, когда драться придется. Уверенность, что мы сможем на что-то повлиять, какое-то подтверждение. Спасти незнакомого человека или, например, победить в бою сильного противника.

Я остановилась, удивленно вскинув на него взгляд, Эдвард встал напротив, ветер трепал его волосы, бросая в лицо мелкие брызги.

— До меня долго доходило, — сказал он. — Прости.

Глаза защипало от облегчения и признательности за то, что он понял и даже смог обличить в слова мысль, все попытки сформулировать которую даже в моей собственной голове заканчивались крахом. Я покачала головой, не желая перекладывать ответственность за это на него.

— Я не смогла объяснить, — ответила я. — Думаю, я и сама не до конца понимала.

— Да нет, ты говорила. К тому же это ведь очевидно — потребность быть уверенным в своих силах. Кто, как не я, должен был это понять? Я видел, что тебя это беспокоит, но иногда я — просто идиот.

— Ты слишком привык взваливать все на себя, а от старых привычек трудно избавиться.

Эдвард кивнул в ответ, невесело улыбнувшись краешком губ.

— Тебе нужна не защита или опека, — сказал он, убирая прядь мне за ухо. — Ты хочешь сама защищать то, что любишь.

— Ты сможешь это принять?

Я закусила губу, наблюдая за выражением задумчивости на его лице. Эдвард был воином и защитником, для него это стало основным инстинктом, неотъемлемой частью его сущности. К тому же я усугубила его стремление своим талантом попадать в неприятности, доведя до невроза. Сощурив один глаз он ответил:

— Я все еще слежу за тобой краем глаза на случай, если ты споткнешься или обрушишь на себя что-нибудь. Не могу перестать. У меня живот сводит, когда я думаю, что тебе придется драться с кем-то. Особенно с кем-то вроде Эмметта. Но я постараюсь, обещаю тебе.

Я улыбнулась, пытаясь вспомнить, любила ли я его когда-нибудь сильнее.

— Спасибо, — прошептала я, подойдя на шаг ближе и обвив его руками.

Когда вода подкралась ближе, звезды померкли, а небо на востоке начало понемногу светлеть. Я снова посмотрела вверх, оценивая расстояние до вершины скалы.

— И как мы будем отсюда выбираться?

Эдвард улыбнулся в ответ.

---

1) Ночью вдали от городов и поселков на небе зачастую можно увидеть оранжевое свечение. Это явление, получившее название световое загрязнение, или световой смог, возникает на ночном небе от работы искусственных источников освещения, свет от которых рассеивается в нижних слоях атмосферы

Вернуться к тексту