О враг мой (джен)

После пересказа — в мучительных подробностях — всех важных видений, какие были у Гарри с начала лета, он считал себя счастливчиком, что всю ночь после этого разговора не было ни одного сна — даже обычного.

Может, причина была в том, что ему не удалось проспать без перерыва больше часа. Если пробуждение в середине ночи почти нос к носу с Добби — за мгновение перед тем, как эльф аппарировал, — и не наградило Гарри сердечным приступом, то быстрого хлопка аппарации каждый следующий раз, когда он открывал глаза, почти хватило, чтобы повергнуть его в состояние паранойи.

— Добби! — позвал он, когда это произошло в четвертый раз; хлопок — и, конечно же, лупоглазый домовик был тут как тут. Гарри зажёг свет над кроватью в полутёмной комнате.

— Гарри Поттер звал Добби, сэр? — Добби слегка подпрыгнул, выражая готовность к услугам, и Гарри едва не рванулся, чтобы придержать его пирамиду из шляп, пока та не рассыпалась. Удивительно, но все они, одна за другой, утвердились на своём прежнем месте на макушке маленького эльфа.

Гарри уселся на кровати: раздражение не позволило ему в должной мере насладиться этими чудесами балансировки.

— Добби, во имя чего, скажи, ты болтаешься туда-сюда через мою комнату всю ночь напролёт?

Добби нетерпеливо подскакивал на пятках, но от раздражённого тона Гарри сразу замер, широко раскрыв глаза:

— Гарри Поттер… сердится на Добби, сэр?

Он хотел сказать — «да», но снизу на него смотрели огромные серьёзные глаза. Гарри только вздохнул. Домовик, того и гляди, кинется из окна или начнёт биться головой о столбик кровати, если он не будет осторожен.

— Нет, Добби, я не сержусь. Я просто хочу знать, что происходит. Если тебе что-нибудь нужно, ты мог бы просто меня разбудить, ты же знаешь.

Добби в смятении уставился на него:

— Добби не должен будить Гарри Поттера, сэра! Добби обязан проверять Гарри Поттера каждую ночь, сэр, но ему велено не будить вас!

— Проверять меня? — Он нахмурился в замешательстве. — Что значит — «проверять»?

— Профессор Снейп приказал Добби сообщить ему немедленно, если Гарри Поттер увидит плохой сон!

«Профессор Снейп»? Ох. Видения. Снейп, должно быть, желал гарантий, что Гарри немедленно расскажет, если увидит ещё одно. Ясное дело, Снейп ему не доверял, вот и приставил шпиона. Теперь Гарри был и вправду рассержен.

— Ну, гм… он же не имел в виду, что нужен неусыпный караул, разве нет, Добби?

— Добби не спрашивал, сэр! Добби спросит его прямо сейчас!

— Нет! — Он даже вытянул руку, чтобы остановить эльфа: — Нет, Добби, ни-ни. Я, гм… уверен, что он ещё спит. — Гарри не жаждал быть причастным к насильственному выведению Снейпа из этого прекрасного состояния.

— Профессор Снейп не спит, сэр. Он проснулся несколько минут назад. Добби знает; Добби приготовил профессору Снейпу завтрак, Гарри Поттер, сэр.

— А-а. — Если подумать, то слово «завтрак» звучало неплохо… но, выглянув в окно, Гарри убедился, что ещё темно. Вспоминая снейповское правило насчёт блуждания по дому посреди ночи, он сомневался: уже можно или ещё нет. И не был готов ради разрешения своих сомнений вернуться к препарированию каких-нибудь пиявок.

Он оценил вид горящего усердием Добби.

— Добби, если я попрошу передать сообщение профессору Снейпу, ты сможешь запомнить? Слово в слово?

Добби орлом выпятил свою тощую грудь:

— Добби запомнит сотни слов ради Гарри Поттера, сэра!

— Хорошо; мне нужно, чтобы ты сказал профессору Снейпу, что из уважения к его полномочиям и правилам, которые он установил для меня на это лето, я послал тебя спросить, можно ли мне выйти из своей комнаты до рассвета. Да, и скажи ему, что я спрашивал очень-очень почтительным тоном.

Добби выглядел слегка смущённым, но тем не менее удалился, чтобы исполнить поручение.

Возвращения Добби пришлось ждать лишь несколько минут, но Гарри, не теряя времени, переоделся и слегка освежился. Прошлым вечером он пренебрёг угощением Дамблдора и сейчас помирал с голоду. Видения яичницы с беконом, тостов, кексов и всего, что можно вообразить себе на завтрак, затеяли хоровод в его голове, и к тому времени, когда появился Добби, он полагал, что сумеет управиться с полным столом закусок.

— Ну что? — спросил Гарри с нетерпением.

Добби зажмурил свои огромные глаза, пытаясь ничего не перепутать:

— Профессор Снейп послал Добби «сообщить мистеру Поттеру, что почтительность мистера Поттера придётся весьма кстати, когда он в соответствии с указаниями профессора Снейпа примется за чтение десяти глав в книге по оклу… оклультизму, немедленно по окончании завтрака».

Гарри вытаращился; страх и досада боролись в нём за первенство. Опять эта книга? Эта огромная, толстая, занудная книга — вся его отрадная перспектива до конца каникул?

Он облизнулся, борясь с голодом.

— Скажи профессору, что я решил остаться в своей комнате ещё немножко, чтобы… э-э, поработать над техникой окклюменции, изложенной в пятой главе.

— Да, Гарри Поттер, сэр! — воскликнул Добби и тут же исчез, чтобы передать новое сообщение.

На этот раз Добби отсутствовал чуть больше минуты. Когда он появился, лицо его было скрыто за книгой почти в половину его собственного роста. Его задушенный голос донесся до Гарри:

— Добби принёс вашу книгу, Гарри Поттер, сэр. Профессор Снейп говорит, что Гарри Поттеру она понадобится, так как «пятая глава не втиснута между первой и второй главами». И профессор Снейп велел Добби сказать Гарри Поттеру, что он оценит результаты ваших усилий за завтраком, сэр.

— Какое счастье, — пробормотал Гарри, жалея, что затеял всё это. И подобрал про себя несколько слов, которые очень бы хотел передать профессору… только никогда не передаст, конечно.

— Спасибо, Добби, — буркнул он вместо этого и забрал тяжеленный том из рук домовика. — Скажи профессору Снейпу, что я ну прям жду не дождусь.

— Да, Гарри Поттер! — устало откликнулся Добби, исчезая, чтобы передать и это сообщение. Снейп, по-видимому, счёл, что здесь ответа уже не требуется, так как Добби не вернулся.

Гарри валялся на кровати и листал страницы, добираясь до пятой главы: четвертой он не уделил особенного внимания. Если этим утром ему предстоит экзамен, он не станет тратить время на всякую скучную белиберду, пока не получит то, что действительно стоит знать.

«Глава пятая: немагические методы очистки сознания.

Укрепление сознания путем практических тренировок умственной дисциплины является существенно необходимым, принимая во внимание развитие знаний в области ментальных искусств. Первым шагом к дисциплинированному сознанию является совершенствование навыков его очистки от внешних влияний. Однако способ, которым этого можно добиться, не является универсальным для всех волшебников: предлагаемые упражнения…»

К тому времени, когда Гарри закончил вступительную страницу и продрался через первые три упражнения, он начал ощущать, что немного лучше понимает эту самую окклюменцию. Хотя книга по-прежнему раздражала, но рекомендованные упражнения были, в общем, ничего себе. Фактически совершенно простые.

Упражнение № 1 советовало, лёжа на спине, сто раз вдохнуть и выдохнуть. Это должно было помочь сконцентрироваться на чём-то одном и устранить всё прочее из сознания. Ну, пожал он плечами. Почему бы и нет?

Итак, он лёг на спину, уютно угнездившись в своей неубранной постели.

Вдох… раз.

Выдох… два.

Вдох… три. Это было не так уж трудно!

Выдох… четыре. И правда, просто. Почему он не попробовал раньше?

Вдох… пять.

Выдох… шесть. Зачесалась нога.

Вдох… семь. Можно почесаться, или надо продолжать?

Выдох… восемь.

Вдох… девять. Как долго надо это делать?

Выдох… минуточку. Девять или десять?

Вдох… он сбился со счёта. Как очистить сознание, если сбился со счёта? Гарри открыл глаза. Что-то ему не казалось, что его умственная дисциплина так уж здорово возросла.

После второй попытки с аналогичным результатом он быстро сдался. Это было дурацкое упражнение, решил он.

Упражнение № 2 требовало вызвать приятную мысль или воспоминание, а затем как можно надёжнее привязать эту картину к окружающей обстановке. Например, думая про лунную ночь, потушить все светильники в комнате, кроме одного, наверху. Потом следовало закрыть глаза и представить всё об этом месте — образы, звуки, запахи — так отчётливо, чтобы вытеснить все мысли о «здесь» и «сейчас».

Звучит довольно странно, подумал Гарри, — но решил, что стоит попробовать. Итак, он начал перебирать варианты… Довольно приятно лететь на метле, например, — но какие условия можно создать в комнате, чтобы ощущать полёт? Не притащить же маггловский вентилятор, чтобы тот дул ему в лицо?.. Он отказался ещё от нескольких идей, прежде чем остановиться на воспоминании о своём чулане. Оно не больно-то приятное: Гарри столько раз запирали там в наказание… но иногда это было его убежище — место, где он мог укрыться от Дурслей.

Итак, это всё же приятное воспоминание; у него мелькнула мысль, что в детстве это было единственное место, которое он мог назвать своим.

Так что Гарри скинул с постели всё, кроме простыни и подушки, и лёг набок, свернувшись калачиком, как столько раз делал в своём чулане. Он протянул руку, чтобы погасить свет над кроватью: солнце ещё только собиралось взойти. К счастью, в комнате пока было довольно темно, хотя и не так, как иной раз в чулане.

Он закрыл глаза, вызывая в памяти спёртый воздух своего закутка под лестницей. И пауков, и старые простыни, и свои ломаные, подержанные игрушки. Это были хорошие воспоминания: даже если все игрушки были из вторых рук, теперь они перешли к нему. Его ломаные игрушки, его дырявые простыни и его крошечный, затхлый чулан. Он чувствовал, что внутри у него теплится огонёк, как в то время, когда ему было всего пять лет и ему доставалось что-нибудь после Дадли, чего Дадли не хотел больше… но Гарри старался не показывать свою радость при виде этого старья — от страха, что Дадли может увидеть его счастье и захотеть это обратно…

Дадли, избалованный сынок тех людей, которые должны были любить и Гарри тоже…

Почему они не могли подарить ему немножко любви? Или хоть относиться к нему получше, чем к приблудному бродяжке, которого вынуждены держать у себя? Не то чтобы они неспособны были любить: они, конечно, были способны любить Дадли. А разве Гарри не был достоин их любви?

Да. Да, он был достоин любви. Родители любили его. И Сириус его любил.

Но разве это считается? Они все умерли. Любили бы они его до сих пор, если бы остались в живых и увидели его выросшим? Никого не осталось. Из взрослых, то есть. Ну, возможно, Уизли любили его… но не так, как собственных детей. Миссис Уизли может это отрицать, но у них и без того большая семья — тут не до того, чтобы заменять Гарри его погибших родителей. Потом Ремус. Ремус заботился о нём, это правда… но с Сириусом всё было иначе. Забота Ремуса отдавала чувством долга, возможно, даже вины… словно Ремус думал, что должен любить Гарри больше, чем любит.

Гарри тут же ощутил укол совести при этой мысли. Ремус добрый — и много для него сделал. Он был хорошим учителем, хорошим другом. Но… если Ремус действительно заботился о нём, то почему сознательно рисковал его жизнью на третьем курсе, не сообщив Дамблдору, что Сириус — анимаг? Почему не удосужился сказать Гарри, что был другом его отца, пока не пришлось сказать? Он даже не предложил Гарри стать его наставником: пришлось его упрашивать. И, похоже, не попрощался бы перед отъездом в конце семестра, не поспеши Гарри его перехватить. Именно Сириус, а не Ремус предложил ему новый дом и был готов помочь во время Турнира Трёх Волшебников. Хотя Гарри действительно любил и уважал своего бывшего профессора Защиты, он никак не мог понять, был ли Ремус к нему искренне привязан — или просто как порядочный человек чувствовал необходимость быть добрым с сыном Джеймса Поттера.

Гарри передёрнуло. Он даже не осознавал, как много обид на Ремуса у него накопилось, пока всё это не полезло наружу. Он с усилием отогнал эти зловредные мысли и открыл глаза: хватит ему торчать в чулане.

Постойте, о чём это он думает? Он уже не пятилетний ребёнок в душном старом чулане, жаждущий родительской любви. Теперь он вырос… а даже если и не совсем, то он не нуждался больше в этой любви… не так, как раньше.

Взгляд, брошенный на третье упражнение, уже не вдохновил его: он сделал закладку и занялся возвращением на кровать скинутых простыней.

Свет уже начал просачиваться в окно. Было ещё слишком темно, чтобы решиться на вылазку, но этого хватило, чтобы напомнить Гарри его досаду на Снейпа, который всегда умел перехитрить его. И этого хватило также, чтобы проснулся желудок — и урчанием намекнул на ждущий его завтрак.

Еда. Это напомнило ему… фу. Ну, давно пора достать тот старый контейнер с десертом миссис Уизли из сундука. Он только надеялся, что там нет больше ничего, что способно заплесневеть.

Но, открыв сундук, он решил на всякий случай проверить. Внутри была жуткая мешанина из старых и новых школьных принадлежностей, одежды и разных волшебных приколов — подарков ко дню рождения и трофеев, оставшихся от вылазок в Хогсмид. Но, во всяком случае, беспорядка оказалось меньше, чем пару дней назад: половина содержимого сундука была уже раскидана по комнате.

Так что он моментально нашёл контейнер с несъеденным пудингом, который был, к счастью, всё ещё запечатан, и выбросил его. Рядом лежали «Продвинутые практические техники защиты» — подарок Гермионы на день рождения. От нечего делать он вытащил книгу и положил её на столике у кровати, чтобы пролистать позже. После той тягомотины, которую его заставляют читать Снейп с Дамблдором, можно будет в свободное время заняться чем-то поинтереснее.

Он уже собрался захлопнуть крышку, когда первые лучики солнца упали на дно сундука — и там что-то блеснуло. Любопытство побудило его протянуть руку, чтобы схватить — что бы там ни было… но он зашипел от боли, почувствовав, как в ладонь врезалось что-то неровное и острое. Он отдёрнул руку, при этом порезав её ещё больше, сжал в кулак — и сморгнул выступившие от боли слёзы.

Потом он постоял ещё немного, прежде чем осторожно нащупать другой рукой то, чем порезался… и вытащил большой осколок стекла. Обломок зеркала, который он бросил на дно школьного сундука в конце прошлого года, после гибели Сириуса.

Гарри положил его обратно в сундук и захлопнул крышку, не очень заботясь о возможности порезаться снова. Ну не мог он его выбросить.

Рука болела. Текла кровь — он увидел, когда попытался разжать кулак. И сжал опять. Двигать рукой было больнее, чем сжимать её. Но ведь кровотечение в таких случаях вполне естественно?..

Наконец заставив себя слегка разжать пальцы, он наспех обмотал ладонь лоскутом старой вытертой рубашки Дадли. Кровь должна скоро остановиться: так было всякий раз, когда ему случалось пораниться в доме Дурслей. Там не было мадам Помфри, но всё всегда обходилось.

И он прилёг на кровать, ожидая, когда солнце поднимется над горизонтом. Однако глаза его сами собой неприметно закрылись… и он снова погрузился в мирный сон.

* * *

Он очнулся от нечаянной дремоты из-за хлопка; затем раздался писк — и ещё один хлопок. Это мог быть только Добби: всю прошлую ночь эти звуки сопровождали каждый очередной его визит. Но, оглядевшись, Гарри увидел, что домовика в комнате не было.

Странно, подумал он устало, переворачиваясь и натягивая одеяло на себя. Он не успел проснуться, чтобы перехватить Добби.

Но прежде, чем он мог бы додумать эту мысль до конца, дверь его спальни распахнулась с такой силой, что грохнула о стену, — ошалевший Гарри едва не свалился с кровати. Он удержался как раз вовремя, чтобы сесть в своих скомканных простынях — и увидеть, как профессор Снейп бурей врывается в комнату, а за ним по пятам несётся причитающий Добби.

Снейп затормозил посреди комнаты, встретив взгляд широко раскрытых и остановившихся глаз Гарри, — и Гарри был уверен, что в тот момент на лице профессора было что-то вроде ужаса, который быстро сменился облегчением, а затем стремительно перешёл в более привычное выражение растущего гнева.

Гарри натянул одеяло до самого подбородка, как щит.

— Умоляю сказать мне, мистер Поттер, — прошипел Снейп (брови его так насупились, что глаза превратились в щёлки), — почему после устроенного вами спектакля, когда вы клянчили себе право подняться до зари, вы решили снова лечь, вместо того чтобы предаваться такому изнурительному занятию как учёба, во имя сохранения собственного сомнительного здравомыслия? И коль скоро у вас уже имеется объяснение, возможно, тогда вы просветите меня, почему только что я был оповещён пребывающим в панике домовым эльфом о вашей внезапной и безвременной кончине?

— К-кончине? — переспросил сонный и растерянный Гарри. — Я не умер.

— Это я, к сожалению, вижу, — не слишком любезно отозвался Снейп. — Немедленно вылезайте из постели, Поттер. Вы со своим безответственным поведением растранжирили уже достаточно времени.

Он был слишком сконфужен, чтобы спорить, так что откинул одеяло и спустил ноги с кровати. Но прежде, чем он смог поставить их на пол, его остановил резкий вздох. Снейп, побледневший больше обычного, упёрся взглядом в Гарри.

— Что? — смущённо спросил он. — Но, глянув вниз, получил ответ на свой вопрос. Его рука. Кровь из пореза промочила тряпку, которой он обмотал ладонь, и на рубашке тоже виднелись пятна крови. В нескольких местах она промокла насквозь.

Это выглядело хуже, чем он чувствовал, — хотя теперь, когда Гарри подумал об этом, рука очень болезненно запульсировала.

Справившись с шоком, Снейп в одно мгновение оказался рядом, отправив Добби в свои апартаменты за болеутоляющим и кроветворным зельями.

— Что вы вытворяете, Поттер? — Снейп потянул к себе Гаррину руку, которую тот прижал было к животу, и размотал самодельную повязку резкими, сердитыми движениями. — На какие неприятности вас угораздило нарваться в вашей собственной треклятой спальне?

Гарри поморщился и выдернул свою кисть из хватки профессора.

— Дайте руку сюда, Поттер! — потребовал Снейп.

— Нет! — Гарри отодвинулся и упёрся в спинку кровати, прижимая кулак к груди. — Почему я должен дать вам руку, когда вы только ещё больнее делаете? В случае если вы не заметили, то это достаточно больно, даже если не дёргать!

Снейп присел на край кровати и глубоко вздохнул; Гарри поразило, что профессор на самом деле, казалось, пытался успокоиться. С каких это пор он старается успокоиться в присутствии Гарри, вместо того чтобы оторваться на нём по полной программе?

— Дайте мне руку, Поттер, — повторил Снейп уже тоном пониже, протягивая свою собственную. — Вам требуется медицинская помощь, и, к сожалению для нас обоих, я один в состоянии оказать вам её на данный момент.

Снейп продолжал держать руку протянутой до тех пор, пока Гарри не убедился, что его не собираются силой заставлять подчиниться. Пульсирующая ладонь наконец дала о себе знать в полной мере: Гарри осторожно потянулся вперёд, задержавшись ещё на мгновение, прежде чем неохотно предоставить свой сжатый кулак попечениям Снейпа.

Он зашипел от боли, когда Снейп разжал его пальцы, хотя на сей раз профессор действовал осторожно. Гарри уставился вместе со Снейпом на свою окровавленную руку — и рану, которая от основания среднего пальца тянулась вниз, за пределы запястья. На мгновение он чуть не забыл про боль, поразившись, как здорово порезался осколком разбитого зеркала. Неудивительно, что было так много крови.

— Как это случилось? — спросил Снейп, извлекая палочку и произнося очищающее заклинание, чтобы оценить степень повреждения. Профессор, казалось, чуть-чуть успокоился, убедившись, что это не опасная для жизни травма.

— Гм, разбитое зеркало. В моем сундуке. Я порезался, — отозвался Гарри бессвязно — от боли, причиняемой даже этими осторожными прикосновениями. И странно было, что Снейп так близко. Это вернуло воспоминания о том, как он проснулся в объятиях Снейпа после кошмара у Дурслей. А боль в руке и душевный раздрай от контраста между полным комфортом, который он чувствовал перед своим тогдашним пробуждением, и глубоким унижением, пережитым сразу затем… ну, всё это повергало его в полное смятение.

Он откинулся назад, чтобы оказаться хоть немного подальше от Снейпа.

Тут появился Добби с зельями, и профессор сразу же отправил его с новым поручением.

— Выпейте это, — приказал он, протягивая Гарри какое-то зелье. На вопросительный взгляд пояснил: — Кроветворное. И ещё вот это, болеутоляющее.

Гарри залпом выпил, не стремясь распробовать их на вкус.

Добби снова вернулся с небольшим ящичком; Снейп принял его и отпустил домовика. Напоследок Добби наградил Гарри полным беспокойства взглядом огромных глаз — и исчез.

— Вы поранились где-нибудь ещё? — спросил Снейп, перебирая коллекцию маленьких флаконов и баночек.

— Нет.

Снейп выбрал одну из баночек и, отвинтив крышку, взял двумя пальцами немного какой-то мази. Водворив крышку на место, он снова принялся за ладонь Гарри, намазывая снадобье на длинный порез.

Гарри зашипел, хотя боль уже начинала утихать — вероятно, из-за выпитого зелья. Но заболело по-прежнему, когда Снейп притронулся к открытой ране. Гарри еле удержался, чтобы снова не выдернуть руку. Всё же сейчас профессор хотя бы наносил мазь на порез осторожно, без прежних резких ухваток.

— По каким основаниям Сортировочная Шляпа предполагала распределить вас в Слизерин, мистер Поттер? — холодно спросил Снейп, закончив эту процедуру и потянувшись за бинтом.

Гарри был настолько сбит с толку неожиданным вопросом, что ему потребовалось время для осознания.

— По ка… Это — это ваш вопрос, профессор? Который я ещё должен вам?

— Нет, — коротко ответил Снейп, берясь за свою палочку. Одно движение его кисти — и бинты из ящичка сами обмотались вокруг ладони и запястья Гарри. — Это обычный, рядовой вопрос из серии «я-вас-спрашиваю-вы-мне-отвечаете».

— O-о, ну… — Гарри пробежался по списку характеристик, которыми, по мнению Шляпы, он обладал, отсеивая всё, что было неудобным или изобличающим. Он помнил их до сих пор — и очень хорошо, хотя это было почти пять лет назад. Он так хотел быть принятым, так боялся, что его послали в Хогвартс по ошибке, — да, разумеется, он помнил, что сказала Шляпа.

Покончив с перевязкой, Снейп просто сидел на краю кровати в ожидании ответа.

— Она, ну… сказала, что я мог бы стать великим и Слизерин поможет мне на пути к величию.

— А вы не стремитесь к величию?

— Какое отношение… при чём тут это?

— Вы ясно сказали мне, что отвергли Слизерин. Почему же, если Шляпа сказала, что Слизерин поможет вам стать великим?

— Знаете, это был не единственный факультет, который мне подходил! Она сказала, что у меня есть смелость, и хорошие мозги, и талант тоже. И жажда проявить себя.

— Если бы у вас действительно была жажда проявить себя, вы выбрали бы Слизерин, — категорически заявил Снейп.

— Но я не хотел проявлять себя таким образом, — возразил Гарри. — Я не хотел становиться злым, а поговаривали, что вроде как все злые волшебники — выпускники Слизерина. И каким-то там задирой быть не хотел. С меня хватило Дадли и его банды.

— Слизеринец — не то же самое, что «задира» или «бандит», Поттер.

— Ну, мне было одиннадцать, верно? — защищаясь, парировал Гарри. — И это не так уж далеко от истины: теперь я старше, но по-прежнему вижу слизеринцев, студентов и профессоров, — он выделил голосом последнее слово, — которые измываются над любым, кто младше или слабее.

— Я готов задать вам вопрос, который за мной остался, — объявил Снейп, резко меняя тему и кладя конец этой тираде.

— Ох… ну давайте. — Лучше просто покончить с этим: Снейп выглядел слишком серьёзным, а вовсе не насмешливым, и это не на шутку тревожило. Гарри приготовился к вопросу.

— Вы — ребёнок, с которым дурно обращались, мистер Поттер.

— Хм… — Ему вовсе не понравилось такое вступление, но он чувствовал себя бессильным остановить его.

— Вас унижали, морили голодом, избивали…

— Они никогда по-настоящему не били меня…

Снейп не обратил внимания на возражение.

— …запирали, подвергали лишениям и систематически клеветали на вас и на ваших родителей.

Гарри почувствовал мгновенно прихлынувший к лицу жар.

— То, что я хочу знать, впрочем, относится к нашему типичному взаимодействию в течение учебного года. — Снейп сделал паузу. — Пользоваться любой возможностью вас изводить, по общему мнению, есть один из моих любимых видов учебной деятельности.

— Эй, без шуток, — успел бормотнуть Гарри с растущим трепетом.

— Почему за пять лет замечаний и насмешек насчёт того, как вы изнежены и избалованы, вы ни разу меня не поправили?

Гарри разинул рот. Это был не тот вопрос, которого он ждал.

— Вы… вы это шутите, правда?

— Я похож на шутника? — Снейп действительно выглядел оскорблённым.

— Ну, во-первых, вы бы никогда не поверили мне! И не пытайтесь отрицать — вы не поверили, даже когда увидели мою комнату. Только когда дядя Вернон… — Гарри осёкся, не сильно желая развивать эту тему. — И уж всяко я вряд ли хотел, чтоб о моем паршивом детстве сплетничали в слизеринской гостиной. — Он самым натуральным образом почувствовал, как от лица отхлынула кровь, когда эта мысль пришла ему на ум. — Гм… это?..

— «Это» — что?

— Когда начнётся учебный год, всё, что вы узнали обо мне, будут трепать в гостиной Слизерина?

Его покоробило, как жалко это прозвучало, но он ничего не мог поделать. Он никогда бы не сказал всей правды даже своим ближайшим друзьям — а мысль, что узнает вся школа… да пропади оно пропадом: он чувствовал себя совершенно беззащитным. Чувство это только усугубилось, когда Снейп не ответил сразу. О нет… он собирается оповестить всю школу — как пить дать! Гарри терзался от бессилия; его прямо замутило.

— Я буду отрицать это, так и знайте! Даже мои друзья из Гриффиндора не в курсе — по крайней мере, всего. Когда они узнают, что это вы пустили слух, никто не поверит. Всем известно, как вы ненавидите меня: они просто поймут, что вы делаете это назло!

— Как вы думаете, Поттер, что значит быть слизеринцем?

— Чт… а? — У Гарри закружилась голова от тех виражей, которыми Снейп украшал их диалог.

— Конечно, у вас имеются некие предвзятые представления об основных характеристиках, которыми надо обладать, чтобы попасть на факультет, пользующийся самой печальной известностью.

— Ну, все знают, что нет таких тёмных магов, которые бы не были из…

— Питер Петтигрю был гриффиндорцем. Попробуйте ещё раз.

— Гм… Шляпа сказала «хитрость», верно? И ещё… что у меня жажда проявить себя…

— Правильно. Слизеринцев определяют по их хитрости и амбициям. Подобно тому, как гриффиндорцев хвалят за отвагу, райвенкловцев — за ум и хаффлпаффцев — за верность, слизеринцы определяются по их позитивным качествам, а не по тому, что их одиннадцатилетние мозги якобы вынашивают злобные и коварные планы захвата власти над миром в качестве следующего поколения Тёмных Лордов.

— …ладно…

— Из-за личных амбиций слизеринцев и их способностей к интригам считается, что они нередко склонны к более корыстным отношениям, и вы как будто слишком страстно жаждете это видеть — в ущерб другим наблюдениям.

— Сэр? Без обид, но… В смысле, это интересно… но при чём тут, собираетесь ли вы рассказать…

— Вы утверждаете, будто вас едва не направили в Слизерин, Поттер. Какой бы странной ни казалась мне эта идея, Сортировочная Шляпа не ошибается. Неправдоподобно это или нет — вы можете, в конце концов, заключать в своей твердолобой голове некую толику хитрости. Вам пришло время узнать, как её использовать.

— Что, и вы решили мне помочь? — Гарри не знал, смеяться или плакать.

Снейп просто наклонил голову.

— Вот вам первое упражнение: проанализируйте мотивы, которые могут побудить меня раскрыть вашим одноклассникам историю о том, как вас третируют в семье.

У Гарри отпала челюсть.

— Вы правда хотите использовать моё разнесчастное детство для упражнения в слизеринстве?

— Да. Итак, приступайте.

— Э-э-э… — Гарри не мог поверить, что он на самом деле собирается играть этим. — Ладно, ну, вы меня ненавидите.

— Это эмоция, а не мотивация. Ограничьтесь ответом, что даст мне лично распространение слухов об унижениях, пережитых вами в детстве.

— Вы любите смотреть, как меня корчит, вам нравится видеть меня сердитым, смущённым или униженным — и, вероятно, вы придёте в восторг от перспективы увидеть меня в слезах.

Снейп, конечно, ничего этого не отрицал.

— Итак, Поттер. Рассмотрим обстоятельства. Зная то, что я знаю сейчас, — что я располагаю более полной информацией о вашей семейной жизни, чем имеется её во всей башне Гриффиндора, — я бы действительно получил всё вами перечисленное, поделившись этими сведениями?

Гарри не хотел отвечать. Что если Снейп просто стремится убедиться, что это и в самом деле лучший способ как можно сильнее его достать? Но как бы там ни было, он ответил — возможно, потому, что этот разговор был таким странным:

— Да. Конечно, получили бы.

— Вероятно. Поначалу — да. Тем не менее могу предположить, что как только ваши страдания подойдут к концу, обстоятельства переменятся к противоположному. Как вы уже заявили, те, у кого нет причин доверять слову Пожирателя Смерти больше, чем благородному спасителю волшебного мира, действительно никогда бы мне не поверили. Те же, кто имеет основания стремиться к установлению истины, — близкие вам люди, а также некоторые сотрудники Хогвартса, — скорее всего, склонялись бы к сочувствию или к тому, чтобы ещё больше носиться с вашей особой. Учитывая эти предпосылки и ваше заявление о моей мотивации, должен ли я действительно решиться подвергнуть себя такому испытанию, как зрелище поклонения герою, гимны, воспеваемые хором профессоров, — и репортёры, не знающие, чем занять своё время, кроме приветственных кликов в адрес великого Гарри Поттера, преодолевающего всё новые невзгоды?

Гарри потребовалось время даже для того, чтобы быть в состоянии сказать:

— Ого… ничего себе… и вы вот так каждую мелочь обдумываете?

Снейп скрестил руки на груди, видимо, ожидая какого-то ответа по существу.

— Ладно, значит… вы НЕ собираетесь рассказывать?

Снейп резко вскочил, воздев руки в воздух:

— Чёртовы гриффиндорцы! Вы слышали хоть слово из того, что я сказал, Поттер?

— Да, конечно, слышал! — рефлекторно оборонялся Гарри. — Но знаете, если вы правда хотите тратить столько усилий, вычисляя, как испортить мне жизнь, вы кое-что обо мне забываете. Я ненавижу всю эту шумиху, всё это внимание — наверно, больше, чем вы ненавидите наблюдать, как все со мной носятся. Так что это была бы пытка для меня больше, чем для вас! Вы бы всё равно остались в выигрыше. Значит, ваше маленькое «упражнение в хитрости» строится даже не на том, какой я на самом деле! А только на том, что вы обо мне думаете; и это просто означает, что вашей собственной хитрости не мешает ещё немножко потрудиться!

— Возможно, — пробормотал Снейп, пронизывая его взглядом.

— Возможно? Какое ещё «возможно»? Мне не нужен урок слизеринских речей, профессор! Я просто хочу знать, расскажете вы или нет.

Снейп фыркнул.

— Замечательно, Поттер: вам потребовалось бы больше одного урока, чтобы постичь такое тонкое искусство, как хитрость. Одна из хитростей заключается в том, чтобы не дать вашему врагу оружия. Слабости — это оружие, Поттер, и вы только что показали мне ещё одну из ваших.

— Неправда, — отчаянно запротестовал Гарри. — Вы так решили, потому что все пять лет были предубеждены на мой счёт! Если бы вы желали видеть, какой я на самом деле, или послушали кого-нибудь из тех, кто вроде знает меня, вы бы уже понимали, что я терпеть не могу всё это внимание и пересуды! Не я дал вам оружие — просто ваше собственное упрямство помешало вам выяснить правду раньше!

— Чёрт бы вас побрал, Поттер! — вдруг рыкнул Снейп, гневно сверкнув глазами. — Вы должны быть заносчивым!

Гарри заморгал.

— Что?

— Вы должны быть испорченным, заносчивым, тупым, тщеславным сопляком! Вы должны были облегчить мне возможность вас ненавидеть! Пять лет, Поттер! Пять лет! У меня никогда не было проблем увидеть в вас вашего отца! Почему вы выбрали этот момент, чтобы разрушить мои удобные иллюзии?

Снейп кипел, стиснув кулаки и держа руки по швам, и Гарри так обалдел, что не мог подобрать слова. Снейп признал, что ошибался на его счёт? С его слов выходило, что вроде бы да, но такой неподдельный гнев как-то не слишком соответствовал словам.

Гарри решил, что, пожалуй, ничего не стоит говорить. В целом ситуация казалась немного рискованной.

Снейп всё ещё смотрел на него, словно желал стереть в порошок, — и наконец направился к выходу. Почти сразу же он повернулся обратно, пробормотав какое-то проклятие; к смятению Гарри, прошагал к его школьному сундуку, поднял крышку, осторожно вытащил длинный осколок зеркала, лежавший сверху, — и снова направился к двери.

Гарри не смог промолчать:

— Подождите! Что вы хотите сделать?

Снейп не обернулся и не остановился:

— Избавиться от этого! По крайней мере, сколько-то смысла ещё осталось в этом мире, Поттер, хотя вы так глупы, что не задумались сразу о целесообразности таких действий.

Гарри кинулся следом; Снейп дошёл до лестницы и быстро стал спускаться.

— Это моё! Я не хочу это выбрасывать. Отдайте!

— Чтобы вы могли в следующий раз проколоть жизненно важный орган? Думаю, не стоит.

— Но это моё! — снова повторил он, начиная чувствовать, что впадает в панику. Снейп не мог уничтожить зеркало — просто не мог!

Они достигли кухни — к этому моменту Гарри был уже почти в панике: неужели он никогда больше не увидит зеркало Сириуса? Не задумываясь над глупостью такого поступка, он бросился к Снейпу, как только тот остановился, и потянулся к осколку. На лице захваченного врасплох Снейпа отразилось удивление. Но он немедленно поднял кусок стекла так, что Гарри не мог до него дотянуться, и оттолкнул его твёрдой, на удивление сильной рукой.

Гарри боролся, отчаянно пытаясь завладеть осколком.

— Поттер! Какого чёрта… Держите себя в руках! — И когда это не сработало: — ПОТТЕР, СИЮ МИНУТУ ПРЕКРАТИТЕ!

— Не выбрасывайте! Это моё! — было всё, на что хватило Гарри, когда он сделал последнюю попытку подпрыгнуть.

— Почему я не должен выбрасывать опасный и никчёмный хлам, понятия не имею! — Снейп толкнул Гарри к кухонному столу; раздражение сквозило в каждом его слоге: — Прекратите попытки порезать другую руку, и я воздержусь этим добром распорядиться, пока вы не объяснитесь!

Услышав это обещание, он осторожно попятился от Снейпа, не сводя глаз с руки, державшей зеркало Сириуса. Он весь напрягся, готовый броситься снова при малейших признаках того, что Снейп его обманул.

— Сядьте, — приказал Снейп тоном, не допускающим возражений.

Гарри сел у ближайшего конца стола, по-прежнему не сводя глаз с осколка, и увидел, как рука Снейпа кладёт его на другой край стола, вне пределов досягаемости.

Снейп уселся невдалеке и сухо выпрямился.

— Объяснитесь, — приказал он.

— Это моё, — только и повторил Гарри. — Моё, и вы не имеете права выбрасывать без спроса.

— Я имею полное право, Поттер, в качестве профессора, которого сегодня утром едва не довели до сердечного приступа, когда домовой эльф Добби явился ко мне с историей о том, что на вашей постели лежит ваш собственный окровавленный труп. Кто в здравом уме станет держать это никчёмное разбитое…

— Его дал мне Сириус, — поторопился Гарри, уже не пытаясь вилять. Куда ни шло. Или Снейп позволит ему забрать зеркало, или нет. У правды тоже есть шанс.

Он не глядел на Снейпа, а тот не ответил, поэтому Гарри продолжал:

— Сириус дал мне зеркало, чтоб я мог связаться с ним. У него было другое такое же, чтобы вызвать его, если будет надо. Я забыл о его подарке, понимаете? Забыл, перед Отделом Тайн, а потом он… После Завесы я разбил его — зеркало, то есть. Я знаю… знаю, вы ненавидели его, но он был моим крёстным, и я едва успел узнать его, а это одна из немногих вещей, которые он… Сириус когда-то мне дал, и… вы не можете выбросить его. Не можете…

Его голос дрогнул под унизительным напором не поддающихся определению эмоций. Он с трудом сглотнул и понадеялся, что Снейп тут же ответит: сам Гарри, кажется, не мог сейчас продолжать свой монолог без того, чтобы не разделить со своим профессором ещё более неловкого воспоминания.

Но Снейп ничего не говорил, и это напряжённое молчание побуждало Гарри кинуться к двери… захватив по пути зеркало Сириуса, конечно.

Наконец Снейп встал и приблизился к злополучному осколку. Гарри отвёл глаза от своего сокровища, чтобы встретиться взглядом с профессором.

Снейп медлил, с каким-то непонятным выражением в глазах, а затем извлёк палочку и направил её на зеркало. Гарри охватил страх. Снейп хочет его уничтожить. Хочет уничтожить, и Гарри больше никогда не увидит драгоценный подарок Сириуса.

— Пожалуйста, — успел шепнуть он, даже не заботясь о том, как жалобно это прозвучало. — Не надо…

Но Снейп направил палочку на осколок, произнеся заклинание так тихо, что Гарри чуть не принял его за невербальное. Вверх воспарило оранжевое облачко, и Гарри поник головой.

Всё это унижение перед Снейпом — всё напрасно. Теперь он потерял и зеркало, и свою гордость. Позже он позволит себе гнев. Сейчас надо взять себя в руки. Он не даст себе сломаться после всего, что уже сделал и сказал.

Но прежде чем он смог додумать эту мысль, чья-то рука положила перед ним на стол знакомый осколок. Гарри потянулся к нему, не смея поверить, что Снейп его не уничтожил. Он осторожно провёл пальцем по краю, который раньше был острым и режущим. Заклинание Снейпа сгладило сломанные края, не нарушив формы.

Гарри почувствовал себя ближе к слезам, чем был только что. Он поборол ребяческое желание заплакать и схватил зеркало здоровой рукой, прижав его к груди.

Он услышал, как Снейп идёт к двери, и на мгновение задумался, прежде чем позволил себе сделать то, что совсем недавно поклялся никогда не делать.

— Спасибо, — прошептал он; голова его всё ещё была опущена. Он услышал, что Снейп приостановился. — За это и… за то, что… гм, забрали меня. От Дурслей. Спасибо, что не оставили меня там.

Тишина в ответ. Он не слышал никакого движения, но не стал смотреть, чтобы проверить, здесь ли ещё Снейп, или чтобы увидеть, как тот принял его благодарность.

Через несколько секунд послышался звук отворяемой двери. Но прежде чем дверь захлопнулась за Снейпом, оставляя Гарри наедине с его ненаглядным зеркалом, он услышал фразу, произнесённую голосом его самого ненавистного хогвартского профессора, — услышать её было даже более невероятно, чем свои собственные изъявления благодарности:

— Пожалуйста, мистер Поттер.