Рау. Проклятие Чёрного Леса (джен)

В воротах Рау обернулся и бросил Нийру через плечо:

— Если бы я был предателем, эта монета давно бы уже лежала у тебя в кармане. Подумай головой на досуге.

— Да подавись ты своей монетой, — процедил Нийр, идущий следом. — Думаешь, я не знаю, кто всю деревню ядом залил? Хоть бы уж не появлялся после такого, землеройщик проклятый!

— Что? — Рау чуть не споткнулся на ровном месте. — Ты ошалел?

— Кроме тебя, некому, — с ехидцей произнёс Нийр. — Удрал, и сразу мор начался. А своих, видать, предупредил, чтобы тоже удрали. Вот только ума не приложу, где ты столько яду взял.

— Дурак ты.

— Я-то, может, и дурак, но ведь не я один так считаю, — прошептал Нийр прямо ему в лицо, криво ухмыляясь. — Если узнают про монету, то свяжут тебя, как миленького, и отправят в город на суд мудрецов. Заодно и за убийство ответишь. Потому что подружку свою ты сам и угробил, когда она отказалась с тобой подельничать, и подстроил, чтоб на разбойников подумали. Я сразу догадался.

Рау секунду смотрел на него, а потом резко выбросил кулак вперёд и уложил друга ударом в челюсть. Тот сдавленно ругнулся и начал подниматься с побагровевшей от ярости физиономией. Рау одной рукой перехватил его руку, а второй с силой двинул под дых, выбивая из лёгких воздух. Нийр скорчился, а Рау запрыгнул верхом на медведя и пустил его галопом. Он знал, что никогда не вернётся в эту деревню. Потасовку никто не видел, все толпились в низине у реки вокруг линяющего змея, чей сине-жёлтый хвост иногда поднимался из-за косогора.

Рау был в бешенстве. Хотелось отдубасить Нийра ещё сильнее, отколошматить его палкой, чтобы не болтал гадости, и в то же время хотелось остановить Ве, спрыгнуть на землю и реветь, уткнувшись лицом в лохматую медвежью шею. Верного Ше рядом больше нет, дом сгорел, семья неизвестно где, Зетта погибла… А единственный друг решил его добить. Да, Нийр, конечно, испугался за Ниту и ребёнка, но зачем же в преступлении-то обвинять? И так вся жизнь летит кувырком, а тут ещё вместо поддержки выслушивать такое. Между прочим, если вдуматься, то во всех бедах Рау виноватым выходил не Мегаро, а опять-таки Нийр. Если бы не те дурацкие семена, сидел бы Рау дома в тот день — глядишь, ничего бы и не случилось.

Медведь пошёл шагом. Рау оглянулся. Убедившись, что погони нет, медленно завёл руку за плечо и ослабил крепление на чехле. Спешился, отошёл подальше от медведя, выхватил палку и с размаху скосил траву перед собой, не хуже чем мечом. Ещё размахнулся… и опустил палку, опираясь на неё. Сил не было. Он осел на траву, скользя руками по древку, и начал смотреть, как ветер колышет цветы и листву. Даже шевелиться не хотелось, не то что ехать куда-то. Ссора с другом оборвала последнюю нить, связывающую его с прошлой жизнью, а тяжкое и нелепое обвинение отрезало от всех знакомых. И почему люди готовы поверить в любую глупость? Чтобы залить отравой целую деревню, нужно человек сто работников, да и отравы понадобится столько, что на своём горбу не унесёшь. А ведь поди ж ты — поверили, и возненавидели его, и от этого было так гадко, что хоть ложись и помирай.

Медведь топал вокруг и вынюхивал съестное. Рау сидел, прислонившись лбом к палке, и наблюдал за ним, перебирая в памяти всё, что сказал Нийр. Ну что ж, хоть за семью можно не переживать, и на том спасибо. Что-то подсказывало ему, что Нийр не врал о родных, да и вообще не врал — даже когда обмолвился, что о Рау судачили всякое. Нет, в эти края путь заказан. Рау впервые осознал, каково это — быть всеми ненавидимым.

Он бы просидел тут и час, и два, но после всего, что случилось, задерживаться было опасно: кто знает, что придёт в голову напуганным крестьянам. Короткая передышка закончилась, и он подозвал Ве. Зверь, наевшийся луговых ягод и вдоволь покатавшийся по траве, подошёл и ткнулся носом в его руки. Рау погладил его.

— Ладно. Поехали, — сказал он, хлебнул воды из фляжки, спрятал палку в чехол и залез медведю на спину.

Весь день они постепенно двигались в сторону города, делая маленькие остановки возле плодовых деревьев. Один раз их обогнал всадник на шестиноге, и Рау от греха подальше спрятался в кустах вместе с медведем. Поклажи у всадника не было, и он вполне мог оказаться гонцом с донесением. «Такой-то, с эльфийскими ушами и на красном медведе, а у медведя нет половины хвоста и одного глаза». Нет, с Ве придётся расстаться до въезда в город, а то слишком много особых примет. Чем чёрт не шутит, ещё действительно придётся отвечать за чужое зло. Дурак Нийр очень хорошо сделал, что выболтал все подозрения, теперь хоть ясно, чего ждать от добрых людей.

На ночлег Рау остановился под зелёным треугольником, длинные ветви которого, покрытые мягкой хвоей и круглыми шишками, полными орехов, спускались до земли и образовывали настоящий шалаш. Завернулся в эльфийское покрывало, положил голову на медведя, как на подушку и, вместо того чтоб спать, задумался. Ну, убережётся он от каталажки, и что? Не сегодня-завтра его накроет Зовом. Лес потребует свою законную добычу и, не получив её, станет изводить нерадивого служителя, пока не изведёт до смерти. Счёт идёт на дни — даже не на месяцы. Не лучше ли перестать прятаться? Какая разница, где умереть — в зубах у верёвочника или на полу в каталажке? В каталажке-то, пожалуй, даже спокойней будет.

Он вынул из кармана минералы. С наступлением темноты они засияли на его ладони ещё ярче. Полюбовавшись с минуту, он положил их на землю и сказал:

— Вот ваш дом. Нечего вам в городе делать.

Не веря в свою свободу, шарики сначала не двигались. Потом зелёный робко откатился на шаг — туда, где в густой траве сверкали их разноцветные собратья, и затерялся среди них. Сиреневый немного помедлил, то удаляясь, то возвращаясь, словно не мог решиться.

— Они живы? Ведь правда, живы? — спросил Рау, и сиреневый шарик ярко вспыхнул. Рау подтолкнул его пальцем, и минерал стремительно укатился в траву.

«Хоть кто-то счастлив», — подумал Рау. Ему вдруг со страшной силой захотелось к эльфам. Он достал монету, посмотрел, как на ней играют цветные блики от минералов, и перепрятал её на дно рюкзака.

* * *

В середине следующего дня ему начали встречаться другие всадники и пешие путники. На его приветствия они не отвечали, и тогда он тоже перестал здороваться. Видимо, городские обычаи отличались от деревенских. За последний час он проехал пять перекрёстков и перешёл один мост. Природа слегка изменилась: деревьев и кустов стало больше, и сами они выглядели более ухоженными. Чем ближе к городу, тем меньше валялось сухих веток. Пару раз он увидел невдалеке от обочины разноцветные палатки.

Было прохладно. На небе то и дело появлялись облака, но быстро таяли, не успев образовать дождевую тучу. Мимо прогрохотала тяжёлая телега сборщика металла, запряженная парой шестиногов. В деревнях многие зарабатывали, собирая старую посуду и железные растения и отвозя на переплавку в город. Рау и сам когда-то помогал родителям в таких сборах.

Дорога шла параллельно реке и была утрамбована до твёрдости камня. Рау свернул и спустился к воде, чтобы напоить медведя, а поднимаясь обратно, увидел, что навстречу едет небольшой отряд военных.

Первая мысль была — спрятаться и переждать. А потом созрело шальное решение сдаться самому, раз уж всё равно деваться некуда, только не стоять покорно, пока свяжут, а махнуть палкой раз-другой. Военные не будут с ним церемониться. «Преступник оказал сопротивление»… Пусть убьют на месте, и закончится этот кошмар. А медведь без хозяев не останется, авось подберёт кто-нибудь. Но даже если и не подберёт — здесь не Чёрный Лес, прожить можно. И Рау выехал на дорогу, толком не решив, что собирается делать. В голове у него шумело, как после чарки вина.

Отряд приближался. Рау насчитал семерых. До сих пор он видел военных только на картинке и знал, что они не носят специальную форму, но эти, судя по серебряному шнуру на рукаве, принадлежали ко второму рангу — важнее их был только сам генерал и его окружение. Это были дворяне, хозяева города. Власть. Выше военного сословия здесь не стоял никто. Ехали они верхом на самых неуязвимых животных — единорогих броненосцах, покрытых стальной чешуёй, с длинными когтями на всех шести лапах и устрашающим рогом на носу.

Все воины напоминали Мегаро — не столько внешне, сколько выправкой и надменным взглядом. Как и он, все были смуглы, черноглазы и темноволосы, тоже носили чёрное и были обвешаны оружием. У каждого висел длинный меч на перевязи. Ехали один за другим, вереницей, и отряд растянулся на полёт стрелы.

Когда первый воин оказался в нескольких шагах, Рау слез с медведя, но всадники даже не удостоили его взглядом. Рау вытащил палку, словно это была трость, и стоял, хлопая глазами, а они ехали и ехали мимо, совершенно не собираясь его арестовывать. Железные когти броненосцев стучали по земле, и раздавалось их тяжкое дыхание. Вот и замыкающий собрался проехать мимо.

И тут Рау вышел на середину дороги, пересекая ему путь. Всадник, крепкий воин лет пятидесяти с проседью в чёрных волосах, придержал броненосца, невзначай вынул меч и добродушно поинтересовался:

— Малый, ты что, от балагана отстал?

— Я из сгоревшей деревни, — объявил Рау, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Из той, которую залили ядом.

— Вот как. А мы как раз едем расследовать это дело, — сказал замыкающий.

— Долго запрягали, — не удержался Рау.

Он сжал крепче палку, представив себе, как остальные всадники сейчас вернутся, и семь железных рогов окружат его со всех сторон.

— Мы — второй отряд, — сдержанно пояснил воин. — А первый был там на следующий день после донесения мудреца. Ты бы помнил своё место, дольше проживёшь.

— Извини, рео, я глупость сказал, — ответил Рау, готовый провалиться со стыда. — Я не знал, что это расследуют. Рассказать хотел.

— Говори, что тебе известно.

— Мой дом сгорел. И другие тоже. Я за день до беды ушёл… на заработки, а позавчера вернулся и увидел, что от деревни осталось. Зашёл в соседнюю, и мне рассказали про отраву. Вот и всё, что знаю.

— Когда уходил на заработки, видел в небе что-нибудь странное?

— Нет.

— У кого-то из твоих соседей были враги? — продолжал допрос воин.

— Не знаю. Наверно, да. Мою невесту убили в тот же день.

— Об убийстве не докладывали, — нахмурился воин. — Имя девушки, кто и как ее убил?

— Зетта. А кто убил, не знаю. Позавчера был там и увидел… В общем, кто-то отрезал ей волосы и привязал к стальному цветку. И в землю воткнул, как на могиле. И всё…

— Так ты не видел мёртвого тела?

— Нет. Но и так всё ясно. Я рассказал, а меня же и обвинили. И сказали, что ядом деревню тоже я залил. Потому что ушёл, и сразу мор начался. Я думал, вы меня арестовывать едете, — выпалил Рау и почувствовал, что краснеет.

Уж на что воин был суров и серьёзен, но тут рассмеялся.

— На этот счёт не беспокойся. Те, кто расследует, поумнее твоих односельчан.

— Так меня не посадят?

— Нет, если не украдёшь чего-нибудь. Имя твоё как?

— Рау.

Всадник тронул поводья, подъехал ближе и, наклонившись, сказал:

— Не болтай лишнего о сгоревшей деревне, а про яд вообще молчи. Но если увидишь что-то необычное в небе, найди военных и доложи. Это важно.

И, отъезжая, отсалютовал ему мечом. Рау в ответ чуть склонил голову и поднёс ко лбу палку, держа её обеими руками. Воин пришпорил броненосца и быстро догнал своих, а Рау, почесав затылок, посмотрел ему вслед. Ничего нового он не услышал, в то время как военный вытянул из него всё, что хотел знать.

Подошёл медведь и потёрся головой об его руку. Рау посмотрел на небо — ничего необычного, зелёное, как всегда, — сел верхом и поехал дальше. До городских ворот оставалось, по его расчётам, менее часа пути. Обзавестись картой возможности пока не представилось, но он видел рисунок Летнего Края в книге Мегаро и более-менее помнил расположение ближайших городов и дорог.

Цели у него не было. Было только смутное желание увидеть эльфов, да ещё требовалось найти хозяина для Ве, а потом как повезёт. В лучшем случае — пешком обратно. К верёвочникам.

Он выбрал момент, когда на дороге было пусто, и взял из кошелька несколько монет. Прежде чем разложить по карманам, помял пальцами — не подделка ли из штамповки. Мегаро тот ещё хитрец, от него всего можно ожидать: вдруг усомнился в своём ученике да подсунул маскированную монету среди обычных денег, чтобы Рау по любому выполнил задачу.

Те две монеты, что хранились в футляре, так и остались на дне рюкзака. Он сначала хотел обломать глину по краям и избавиться от них, бросив на дно реки или зарыв в землю, но поразмыслив, решил отнести обратно в Лес. А если его вдруг схватят военные и обнаружат лесные монеты — тем лучше. План сдаться с повинной отпал — Рау не знал, как поступают власти с разносчиками монет, и внутреннее чутьё подсказывало, что о своей тайне лучше помалкивать. После встречи на дороге он понял, что у военных много других забот. Уничтожение целой деревни, да ещё с помощью яда — дело неслыханное, и Рау догадывался, что простым расследованием оно не ограничится.

Разговор с воином на многое пролил свет. Ну конечно, дурацкое обвинение Нийра было продиктовано страхом — ему же там тоже несладко пришлось, но легче от этого не становилось. Теперь, когда можно было не беспокоиться по поводу возможного ареста, Рау снова припомнил все обидные слова, которые услышал от бывшего друга. От гнева не осталось и следа, наоборот, его охватило тупое безразличие. В руках и ногах появилась странная слабость, и он порадовался, что медведь пока с ним — идти сейчас пешком было бы тяжеловато. Но медведя придётся отдать, и тогда он останется вообще один. И город его сожрёт.

А ещё он подспудно всё время думал о беде, постигшей деревню, и эти мысли тоже обессиливали. По сравнению с гибелью односельчан предательство Нийра было мелочью, не стоящей внимания. Кто это сделал? Никогда Рау не слышал, чтобы людей травили ядом, да ещё целыми деревнями. Он пытался увязать в единое целое всё, что слышал от Нийра и военного, но никак не мог сложить общую картину. Вопрос, не видел ли он в небесах странных явлений, был задан неспроста: военные что-то знали. Либо догадывались о чём-то, о чём простым смертным знать не положено.

Он проехал ещё два перекрёстка. Дорога стала вдвое шире, на ней появились разные повозки и телеги, но были и одинокие всадники вроде Рау. У обочины росли высокие цветочные кусты, сказочно красивые, тут и там стояли раскидистые плодовые деревья, с которых прохожие изредка срывали то хлебец, то каштан, то горсть сладостей. Рау понял, что запрета нет и деревья растут для всех.

Иногда он видел под деревьями родники, огороженные камнем, и один раз даже напился сам и напоил медведя. Вода выливалась из маленького колодезного кольца и ручейком утекала в реку. За кустами Рау различил белую палаточную крышу. Здесь можно было просто жить — и многие, судя по всему, жили. Парк вокруг города казался бесконечным и напоминал лес, но был чище и ухоженнее: весь сухостой, видимо, уходил на дрова.

Ворота Рау заметил издалека: красно-бело-жёлтая высокая арка поднималась над дорогой почти на пять человеческих ростов, а над ней реяли в небесах два летающих дома, привязанные верёвкой. Их делали из созревших коробок воздушных цветов, удаляя семена и снабжая механизмом для управления, и приобрести такой дом считал своим долгом каждый богатый человек. На таких устройствах летали к эльфам за облака, в праздничные дни катали детей, а власти использовали их для наблюдения за порядком. В этих двух наверняка сидели наблюдатели с подзорными трубами и смотрели, кто едет в город, а кто покидает его.

Рау в своё время так и не довелось покататься на летающем доме, он лишь видел однажды, как такой пролетает над деревней, и сейчас, перед воротами, детские мечты снова ожили на миг, прогнав печаль. Приближаясь, он во все глаза смотрел на белые с жёлтым летающие дома, похожие на огромные тюльпаны, гирлянды светильников вдоль дороги и реющие на ветру длинные разноцветные флажки на фонарных столбах. За несколько шагов до арки он заметил приделанную к двум стальным палкам неприметную табличку с надписью: «Город Сиреневых Башен. Население 682 тыс. человек».