Необратимые (гет)

— Мы пойдем через телефонную будку?

Людовик, до этого читавший небольшой томик исторических сочинений Жюля Мишле рядом с одним из стеллажей библиотеки, оборачивается и ободряюще касается плеча Гермионы.

— Да, это ваш единственный вариант. Оденьтесь так, чтобы скрыть кожу. На закате солнце не несет большой опасности, но перестраховаться будет не лишним.

Гермиона сама понимает и знает все это: гостевой вход в Министерство, где уже распространились настырные слухи о ее пропаже, защита от солнца (длинный рукав, перчатки, очки… надо спросить у Петры очки. И широкополую шляпу), целый отряд авроров, которые с первого взгляда на Грейнджер определят, что слухи о превращении правдивы, — поэтому она просто кивает Людовику и раздумывает дальше.

Все утро прошло для нее как в тумане, несмотря на количество мыслей, копошащихся в голове, как обезумевшие осы в гнезде. Даже не так — именно из-за мыслей, порождаемых самой Гермионой с ее завидной работоспособностью. С идеи приходилось перепрыгивать на идею, но где-то на фоне все время маячило беспокойство — что все теории и планы по взаимодействию общины и аврората пойдут к чертям, если Гермиона не сможет себя сдержать.

— Вас сковывает страх, — говорит Людовик. Книга утрачивает для него былой интерес, в данный момент он читает не менее увлекательную Грейнджер. — Это не поможет. Раз уж вы решились…

В его словах явственно слышится недовольство решением, принятым большинством вампиров общины. Отпечаток несогласия присутствует и в выражении лица, в которое сейчас всматривается Гермиона с неприятным осознанием, что в ее мозгах ментально копаются.

— Да. Я постараюсь, — торопливо отвечает она, уже поворачиваясь, чтобы уйти, скрыться подальше от всех возмутительно талантливых легилиментов этого дома.

— Грейнджер? — Малфой перехватывает ее буквально на выходе из библиотеки, так что она автоматически бросает ему: «Давай отойдем» — и он без лишних вопросов подчиняется, следуя за Гермионой за ближайший угол по широкому пустующему коридору.

— Прости, я сейчас не настроена…

— На что? — удивляется Драко.

— Ни на что.

Она прислоняется к стене и прикрывает рукой глаза, чтобы дать им отдохнуть от болезненной четкости окружающего мира. Какое-то время Драко молча стоит рядом, и только шаги других вампиров тихо-тихо отдаются в ушах, словно ровное дыхание старого замка.

Потом Гермиона чувствует, как Малфой приближается и мягко целует ее в лоб, совсем рядом с тем местом, где начинаются ее волосы, гладко зачесанные назад.

Когда она открывает глаза, Драко уже нет рядом.

Гермионе кажется, что он сказал: «Ты ведь решишь все это, Грейнджер? Вернешься и скажешь мне, что я тоже справлюсь?» — но это неправда, Малфой ничего не произносил вслух.

Осмотрев коридор в последней попытке найти Драко, она наконец выпрямляется, поводит плечами, разминая спину, и отправляется искать очки и шляпу.

* * *

На столе в большой гостиной стоит миниатюрная лазурная шкатулка, отделанная золотом, — в нее может поместиться разве что колечко с каким-нибудь драгоценным камнем. Дрейвн Элмерс говорил Гермионе, что они зарегистрируют ради такого случая портал. Сейчас подобное решение вызывает у нее скептическую усмешку, потому что вампиры и правда делают все от них зависящее, чтобы вписаться в министерскую работу по четким правилам. В ином случае они бы трансгрессировали или просто сделали портал — и все. Гермиона знает, что им не нужно разрешение и особых усилий тоже не нужно, чтобы отвечать на ее вопросы — когда она еще являлась человеком, уполномоченным сотрудником, — отвечать, невинно хлопая глазками: «Мы не нарушаем ни одного закона, мисс Грейнджер».

— Готовы? — спрашивает Дрейвн, подойдя к Гермионе мимо нескольких провожающих, которые расступаются перед вожаком.

— Готова, — отвечает она, и это звучит убедительно и уверенно.

Чем неотвратимее подступает минута встречи с Гарри, тем больше Гермиона находит в себе сил и выдержки, потому что другого выхода нет и не предвидится, а она справлялась и с проблемами похуже.

С таким настроем она могла бы ударить Темного Лорда голым кулаком.

— Тридцать секунд, — сообщает Эмиль, при этом командирским, но доверительным жестом призывая двоих сделать шаг вперед.

Они подносят руки к шкатулке: Чарльз, высокий вампир, который всегда присутствовал на тренировках, а потом и высказывал недовольство по поводу излишней инициативности Гермионы, и еще один, кажется, его зовут Николас — бодрый и внимательный вампир, первое время постоянно пропадавший на дежурстве в особняке, где на нее напали. В собравшейся команде она — самый влиятельный представитель общины: все сошлись во мнении, что только так можно надеяться на четкий, деловой разговор без лишних споров и рассеивания внимания. А содержание беседы потом передадут вожаку в точности — можно не сомневаться.

В оставшиеся секунды с легкостью уместилась бы пара ободряющих фраз, но все молчат, и в комнате, конечно, даже не бьется ни единого сердца, кроме сердца старых часов. Драко наблюдает из своего угла за замершими у стола вампирами, среди которых и Гермиона, и от напряжения у него сводит скулы. Он знает: с этой минуты ему будет страшно ждать новостей.

* * *

От места, куда их перенес портал, до гостевой телефонной будки Министерства остается пара надежно скрытых от любого света переулков, но Гермиона на всякий случай подтягивает перчатки и опускает черную шляпу с полями пониже на лоб. Два вампира идут по обеим сторонам от нее, все время осматриваясь, словно телохранители звезды с мировым именем, а Грейнджер просто спешит вперед, не позволяя себе никаких сомнений.

Сломанный телефон, пропускная система, коридор, лифт (пустой, какая удача!) и еще один коридор.

Они остановливаются у большой арки — указатель недвусмысленно утверждает, что здесь работают авроры, да и Гермиона знает это место почти как собственный этаж.

— Заходим? — спрашивает Чарльз.

Грейнджер бросает на него быстрый нервный взгляд, и он улавливает намек.

Поблизости все равно много людей — ей уже очень нехорошо.

— Никаких вдохов, специальных, случайных или инстинктивных, поняла меня? Дыхание под запретом.

Это ясно как белый день еще с тренировок, но Гермиона благодарно и усиленно кивает в ответ на грубоватое, необходимое сейчас напоминание. Она сжимает зубы, усиливая давление клыков на десны, жадно ноющие от желания полакомиться свежей кровью.

— Уже пять минут седьмого. Сконцентрируйся. Лишний раз не смотри на людей.

Грейнджер сжимает кулаки, разжимает и снова сжимает.

— Вперед.

Она спиной чувствует близость обоих сопровождающих, когда идет через большую комнату, сфокусировав взгляд исключительно на двери кабинета Гарри. Авроры, заступающие на свою смену, которая сменится потом ночной, замирают один за другим, и туфли вампиров громко стучат по полированному полу.

Человеческий запах неотвратимо лезет в нос, заставляя автоматически сглатывать все чаще и чаще, но дверь уже совсем близко.

Гермиона стучит и зовет:

— Гарри?

Он открывает в ту же секунду. Смотрит на то, как Гермиона опускает очки, потом на двух других вампиров, кивающих ему в знак приветствия.

— Проходите.

Гарри пропускает их и плотно закрывает дверь, а потом как-то неловко отходит к столу.

— Обнимать ведь нельзя?

Еще до того, как он заканчивает вопрос, Гермиона качает головой, демонстрируя бесспорное отрицание.

— Ладно. Как ты?

Ее Гарри, лучший друг и в минуты радостей, и в дни несчастья, выглядит сейчас утомленным, помятым и сильно огорченным всем происходящим. Никто бы не заметил грусти в его взгляде, но она умеет отличать действительный слепой героизм Поттера от моментов, когда ему хотелось бы, но нельзя было показывать слабость.

Гермиона так соскучилась…

Но мысль прерывается.

Это был не вдох, она не вдыхала — Грейнджер готова поклясться в этом сейчас, и она будет уверена потом. Но запах крови наконец побеждает, отправив в нокаут всю концентрацию.

«Нет, нет, мне будет больно, мне будет больно…» — мысленно тараторит Гермиона, однако уголки губ обнажают острые зубы, а в горле что-то сжимается.

Она слепнет, и если бы оба вампира не схватили ее с ловкостью, достойной всяческих похвал, то случилось бы самое страшное.

Чарльз крепко держит ее за одну руку и обхватывает за живот, а Николас впивается пальцами в ее шею и другую руку.

Годами наработанные навыки и реакции заставляют Гарри вытащить палочку и направить ее на Гермиону. Когда секундная слепота пропадает, она видит, как Гарри опускает оружие, но без особой спешки, и все его тело готово к атаке, в которую он обычно идет против всяких преступников и монстров. Даже сквозь звериный приступ ей хочется разреветься — так сильно и надрывно, как не плакала раньше.

— Через заднюю дверь моего кабинета можно пройти в пустую комнату, — вдруг говорит Гарри. — Гермиона?

— Да, — отвечает она, и снова повторяет: — Да! — потому что Чарльз и Николас ведут ее туда слишком медленно.

Когда задняя дверь кабинета захлопывается, Гермиона встает лицом к противоположной стене, прислоняется к ней одной рукой, а второй растирает по лицу льющиеся из глаз слезы.

Это худшее начало из возможных.

Она до сих пор чувствовует запах крови Гарри, а упорно задвигаемая на задворки сознания вампирская сущность все еще мечтает полакомиться, хотя совсем недавно выпила больше стакана смеси.

Продуманные и разложенные по полочкам слова, приготовленные для важного разговора с Гарри, затопило горем, и по-другому назвать это чувство сложно.

— Гермиона, ты должна прийти в себя, — зовет ее Чарльз.

Он не позволяет себе сочувствия, потому что для этого нет времени.

— Следи за чертовым самоконтролем, даже если расчувствовалась!

Если он планировал вызвать в Гермионе злость, то ему это отлично удается; но прежде чем она накидывается на него с пощечиной или Петрификусом, Чарльз заковывает ее предплечья в свои железные руки.

— Сосредоточилась — и пошла, — шипит он, глядя прямо в блестящие от слез и раздражения черные глаза Грейнджер. — Кроме тебя, этого никто не сделает. Соберись, мать твою!

Пока Чарльз вот так нависает над ней, стремясь пробудить природное упрямство, Гарри сидит за столом, спрятав голову в ладонях, и приводит в порядок биение сердца. К нему почти возвращается самообладание к тому моменту, когда задняя дверь кабинета снова открывается.

Гермиона смотрит ему в лицо, а два вампира идут с ней так близко, что плечи их соприкасаются.

— Прости меня. Съела что-то не то.

Неловкая шутка и едва-едва дернувшиеся уголки ее губ заставяют Гарри выдохнуть с облегчением. Взмахнув рукой, он говорит:

— Сядешь подальше, да? Я поставил там у стены три стула. Прошу вас, — вежливо добавляет он для Чарльза и Николаса.

— Спасибо, Гарри, это отлично.

Гарри занимает свое место, вампиры — свое. Гермиона ощущает неприятную тошноту и отвратительные сигналы организма о близости и легкости жертвы. Она отыскивает в голове подготовленные ранее, а потом смытые волной отчаяния слова, хотя в этом нет необходимости. На самом деле Грейнджер знает, что должна сделать, сказать и решить. Когда она вспоминает об этом, а заодно избегает очередного спазма в горле, то наконец произносит:

— Гарри, из-за того, что дикие вампиры ставят под угрозу жизнь людей на окраине Лондона, мирной общине и аврорату надо решительно объединиться. Убийц нужно поймать и предать суду.

Гарри проводит ладонью по заросшему щетиной подбородку и кивает.

— Да, боюсь, поодиночке мы бессильны. Хотя многие из моих ребят не согласны.

Николас насмешливо хмыкает, Гарри оглядывается на него, но Гермиона игнорирует невольную провокацию.

— Чтобы сотрудничать, надо разделить права и обязанности, верно?

— Да, я согласен.

Желудок сводит от чувства голода, и голова у Гермионы начинает кружиться от боли в деснах. Поэтому она делает паузу, и Гарри терпеливо ждет. Теперь Грейнджер мысленно просит его не убирать палочку далеко. В конце концов, если Чарльз с Николасом не успеют остановить ее в очередной раз, пусть оглушит волшебная палочка главы аврората.

— Вампиры быстрее, сильнее и относительно легко отличают своих от диких, — говорит Гермиона.

— Если дикий вампир начнет убегать, пусть его преследуют другие вампиры, — соглашается Гарри. — До этого момента привилегия активных действий остается у авроров. Я не могу по-другому, — добавляет он более мирным голосом, потому что вдруг перешел на приказной тон, а теперь как будто вспоминает, что перед ним лучшая подруга.

Гермиона кивает.

— Если начнется погоня, вам надо оцепить территорию.

— Представители общины должны будут послать сноп красных искр… — по привычке проговаривает Гарри, но замолкает. — Или они не смогут сделать такое без волшебных палочек?

— Смогут.

— Хорошо.

Нос снова щекочет. Гермиона останавливает взгляд на глянцевом полу, молчит, сжимая зубы, пока снова не чувствует, что может говорить.

— Вампиры будут двигаться по ограниченной вами зоне, Гарри. Как только станет понятно, что рядом чужак, они постараются показать жестами или, в крайнем случае, тем же сигнальным огнем. Нам надо избежать жертв в собственных рядах.

— Я сделаю для этого все возможное, Гермиона. Еще раз проведу беседу с аврорами и дам прямой приказ не нападать на мирных.

— Давай обсудим последний важный вопрос.

Она немного торопится, поэтому Чарльз прищуривается, с ястребиной внимательностью наблюдая за любыми проявлениями ее слабостей.

— Кто забирает дикого вампира, если его удастся поймать?

— Мы, — без раздумий отвечает Гарри.

Гермиона качает головой.

— Община не согласится.

— Но ты знаешь, что это правильно.

— Знаю, — говорит Гермиона тихо, решившись заглянуть Гарри в глаза. — Но община не отдаст дикаря, не проведя допрос. Они понимают, что это не просто настырная охота, это подлог и подстава.

— Я тоже не отдам дикаря, убивающего людей, Гермиона. Я не допущу самосуда.

— Тогда они украдут. И я ничего не смогу сделать для тебя. Гарри, самосуда не будет, но допрос…

Он тяжело вздыхает, еле удержавшись от того, чтобы стукнуть кулаком по столу.

— И что ты предлагаешь? Значит, я пойду с ними, в замок.

— Ты сошел с ума?

Гермионе кажется, что в этот момент Гарри смотрит на нее с мольбой и надеждой, что она предложит верный вариант. Такое с ними частенько случалось. Они дополняют друг друга умами, как элементы мозаики: когда не соображает один, другой приходит на помощь с блестящей идеей. Здесь не хватает третьего пазла, Рона, но они умеют найти правильный выход и не в самых идеальных условиях.

— Я верну тебе дикаря, Гарри, — обещает Гермиона, слегка наклонившись вперед. Чарльз дергается, но сидит на месте. — Ты мне веришь?

Гарри думает над вопросом слишком долго для верного друга, прошедшего с Гермионой всю войну, огонь, воду и медные трубы. Теперь она не прошла бы огонь. Поэтому… доверяет ли он?

— Скажи мне, что ты справляешься, — искренне просит он, нервно облизнув губы. — Скажи, что ты в порядке. Я тут с ума схожу.

Гермиона моргает, прогоняя мигом объявившиеся слезы, и тихо произносит:

— Да. Куда же я денусь, а? — когда тишина становится невыносимо давящей, она добавляет: — Дикарь будет у тебя через двенадцать часов после поимки. Клянусь всем, что у меня осталось.

Гарри кивает, устало прикрыв глаза.

— Ладно. Не знаю, как я объясню это министру и своим аврорам… но ладно. Тогда все правила начинают действовать с сегодняшней ночи. Я проведу инструктаж здесь, ты — там.

Гермиона встает, и оба вампира быстро следуют ее примеру. Жажда душит все сильнее, пора срочно убираться.

— Мы уходим, Гарри, — голос ее срывается.

— Хорошо. Я рад был тебя увидеть.

С трудом соображая, она отвечает тем же и быстрым шагом, придерживаемая с двух сторон сопровождающими, пересекает комнату, коридор, потом еще один коридор на нижнем этаже. Перед глазами все расплывается от слабости, боли, жажды, сухости во рту, покалываний в желудке.

Гарри больше не занимает ее мыслей. Хочется только кровяного зелья.