Горе мне, горе! (джен)

Я вошёл под сень вечно шумящих, зеленых деревьев Лориэна закатным вечером и с тяжестью в душе. Моя память, исколотая иглами вины и страдания, не отпускала меня и безо всякого Палантира заставляла снова и снова переживать трагические моменты прошлого. Умом я понимал, что сейчас не время для этих воспоминаний, но был не в силах остановить их. Я шёл по лесу, и моё детство в Дориате оживало перед моими глазами: вот я, еще совсем мальчик, прибываю в эльфийское королевство, вот мои наставники, которые учат меня языкам эльфов, синдарину и квенья, охоте и войне. Мой первый наставник среди людей, суровый воин, имя которого я позабыл, не мог меня научить столькому, сколькому меня обучила Неллас, наставница моя, вечно юная и мудрая не по годам, и Белег Куталион, великий воин Дориата, советник короля Тингола и королевы Мелиан.

Пытаясь отвлечься от тягостных мыслей, всё еще скрытый Пологом, я опустился на траву под деревом. По моим расчетам завтра наступит двадцать шестое июня 3018 года. Зачем я продолжал в уме считать дни, прошедшие с момента пробуждения, я и сам не до конца понимал. Вероятно это стало привычкой после того, как я дважды пережил Почти-Смертный-Сон, и я стал бояться заснуть ещё раз на пару тысяч лет. Разум мне подсказывал, что я больше не засну таким сном, ведь чары Мелиан были сняты с меня исполнением обетов, но беспокойное сердце твердило другое.

Эльфов действительно было много в лесу, я миновал их стражу, они ходили вокруг меня, не обращая на меня внимания, а я любовался ими как некими диковинными драгоценностями, которые умелая рука резца рассыпала случайно на траве. Они были все разные, среди них я видел и лесолюбивых серых эльфов, и воинственных эльфов Нолдор, и даже тихих эльфов Нандор, эльфов, чьи глаза никогда не видели Валинора и света двух Дерев в предначальную Эпоху. Все они были красивы, красивы особой красотой бессмертных, которая всегда очаровывала меня и заставляла стремиться к невозможному. Может я никогда и не вступил бы на путь воина ещё подростком, если бы не эта красота. В юношестве мне так хотелось доказать эльфам Дориата, что и я, смертный, сын смертного, чего-то стою в бою и в жизни.

Но размышлениями сыт не будешь, я нашёл укромный уголок, вдали ото всех и позавтракал. Ведь Пологом завтрак не укрыть, а зрелище ягод и орехов, которые двигаются в воздухе и исчезают, могло привести эльфов к неверным выводам. Я же пока не хотел, чтобы меня видели, надеясь найти Зеркало сам. Но я не знал, как оно выглядит и поразмыслив, понял, что мне надо открываться. Сняв с себя Полог и приготовившись к неизбежному, я пошёл вперёд. Тут же присутствие смертного стало известно, эльфы, ранее спокойно ходившие по лесу, скрылись из моих глаз. Я спокойно сел у всех на виду и стал ожидать стражников.

Мне не пришлось долго ждать и пятерка эльфов, спрыгнувшая с деревьев с боевыми луками наперевес, окружила меня со всех сторон. Я не шевелился и лицо моё было бесстрастно. Один из эльфов, самый высокий из пяти, выступил вперёд и повелительным голосом произнёс:

— Я — Галдор, Длинный меч. Кто ты такой, смертный, и что делаешь в нашем запретном лесу? Разве ты не знаешь, что появление здесь означает смерть?

— Я тот, кто несёт вести от Митрандира владычице леса Галадриэль, — ответил я спокойным тоном. — Имя моё вам ничего не скажет, я — Турин.

— Докажи, что ты от Митрандира, человек, иначе умрёшь на месте! — строго сказал высокий эльф.

— Я не могу вам этого доказать. Но я могу отдать вам свой меч, а вы посмотрите на него и сами решите, может ли этим мечом обладать простой человек.

С этими словами, я отцепил с пояса меч и рукоятью вперед протянул его высокому. Когда эльфийский стражник взял меч, посмотрев на него, лезвие неожиданно озарилось внутренним светом и стражники прикрыли глаза.

— Вы убедились? — спросил я безучастным тоном.

— Мы отведём тебя к владычице и пусть она решит твою судьбу, смертный с необычным мечом. Меч мы оставим пока у себя.

— Ничего иного я не желаю, — ответил я. — вот, заберите еще походный нож и я останусь полностью безоружен.

С этими словами я протянул им нож и его взял один из эльфов позади меня. После этого меня связали, завязали мне глаза и куда-то повели. Мы шли не очень долго, эльфам отчего-то казалось необходимым и полезным постоянно водить меня кругами, я же усмехался этому в душе.

Наконец меня привели к возвышению. Я оказался перед странным сооружением, прямо в лесу было построено нечто вроде широкого трона с подножием, на котором на серебристо-белых креслах сидели двое эльфов, коронованные коронами из листьев и митрила. Один из них, печальноликий и среброволосый, высокий, с длинными, тонкими руками и изящными пальцами, лицом напомнил мне Тингола и, вероятно, был его потомком. Другая была высокой сероглазой эльфийской невиданной красоты с золото-серебристыми волосами. Глаза её, мудрые, вечно пытливые и вечно жаждущие знания, впивались в душу глядящего на неё как острые осы. Не избежал и я этого взгляда. Я стоял связанный перед ними, они молчали и лишь глядели на меня, а мне казалось, что тысячелетия медленно проходят передо мною и я старею с каждым мгновением на целое столетие.

Наконец, леди на серебристо-белом престоле поднялась и негромко произнесла и голос её был подобен утреннему ручью, журчащему в полутьме молодого леса:

— Поведай нам, путник, кто ты и зачем пришёл в наш лес? Я — леди Галадриэль, дочь Финарфина из народа Нолдор, а это мой муж и консорт лорд Келеборн, владыка серых эльфов.

— О, владычица, твой народ должен знать и меня, ибо мой отец, Хурин Талион, служил некогда брату твоему, королю Гондолина Тургону. Я — несчастный Турин из рода Хурина и моё проклятие известно и тебе, владыка Келеборн, ибо в твоих глазах я читаю родство с королем Дориата, Тинголом.

В доказательство моих слов я обнажил клеймо, поставленное мне на суде Тингола. В это мгновение стражник подошёл к леди и передал ей меч, который в её руках вновь засиял тихим светом.

— Это Гуртанг, меч Белега Куталиона, — произнёс я, указывая на меч. — Он был очищен мной от проклятия и вселившегося в него тёмного Майя, Махраттара, и отныне более не черный, а светлый меч. Митрандир, которого я встретил на пути к тебе, о, владычица Лотлориэна, был тем, кто вручил мне этот меч через Кирдана Корабела в знак того, что часть моих обетов исполнена и искупление моих преступлений близится. Он же освободил меня от остальных обетов, и отныне я стою перед вами свободный от совершенного мной в прошлом зла.

Какое-то время владыки леса молчали, а потом Галадриэль произнесла:

— Твои уста сказали правду, смертный, ибо я обладаю умением чувствовать скрытую ложь. Ты — постине Турин, некогда безродный по воле людей, а теперь вновь обретший родство. Но прошу тебя о малой услуге, поведай же, что произошло с тобою после того, как состоялся суд, о котором знаю давно я от мужа моего, Келеборна, являющимся внучатым племянником Тингола.

— Я присоединяюсь к просьбе жены моей и владычицы леса, — промолвил Келеборн и его речь текла как расплавленный митрил, в котором чувствовалась горечь утрат и мудрость веков. — Я хотел бы выслушать твою повесть, ибо теперь мы редко получаем вести из внешнего мира, по ту сторону Андуина от нас — орки и их армии, мы отрезаны даже от Рохана на юге, а Фангорн молчит.

И я снова отверз уста свои и перечислил злоключения мои, не умолчав ни о чём, ни о безумстве моём в лесу, ни о встрече с Древовидом, ни о первом обретении Палантира Феанора, ни о погоне за отцом, ни о его кончине, ни о путешествии на остров, событиях на острове и путешествии обратно на восток, ни о встрече с Бомбадилом и Гэндальфом.

Потрясенное молчание долго было уделом всей стражи и знатных эльфов, выслушавших мою странную повесть. Наконец я услышал голос владычицы:

— Ты сказал, что прибыл с вестями от Митрандира. Это правда? Зачем ты прибыл в этот лес, о, смертный, обладающий сном бессмертного?

— Это часть правды, — отвечал я. — На словах Митрандир ничего не велел передать тебе, о, владычица. Но он послал меня сюда в надежде на истолкование моего будущего и посоветовал мне просить у тебя дозволения посмотреть в Зеркало.

Галадриэль рассмеялась густым, грудным смехом, подобным звону тысяч серебряных колокольчиков.

— Этого ты мог бы и не просить, смертный. Все, кто пришёл в мой лес с добром, удостаиваются от меня такой милости, зачастую даже независимо от того, хотят они того или нет.

Владычица леса дала знак страже и подданным и те удалились. Галадриэль приблизилась ко мне, и, достав кинжал, перерезала верёвки, связавшие меня.

— Я сама отведу тебя к зеркалу, — промолвила она тихим голосом.

Я немного повёл руками и ногами в стороны, чувствуя как избавляется моё тело от последствий наложенных на него пут, а затем последовал за Галадриэль. Мы прошли по каменным ступеням холма немного вниз, на ровную площадку из травы и листьев. Наверху, над площадкой струился небольшой ручей, вода падала сверху и наполняла большую чашу из чистого серебра в середине опушки.

— Узри же Зеркало Галадриэли, смертный, которое показывает то, что было, есть и может случиться, — произнесла эльфийка и сделала знак рукой. — Только не касайся воды в Зеркале и ничего не бойся. Подойди же, наклонись и посмотри на то, что Зеркало покажет тебе.

На ногах, подкашивающихся от непонятной тревоги, я подошёл к Зеркалу, наклонился и заглянул. Туман рассеялся на мгновение и я увидел себя очень маленьким и едва родившимся, но потом Зеркало заволокли тучи и вот я уже ничего не мог увидеть в нём. Разочарованный, я выпрямился и посмотрел в глаза владычицы леса.

Галадриэль, которая с заметным волнением наблюдала за мной, прочитав на моём лице разочарование, истолковала его по-своему:

— Не печалься, Турин. Не всегда зеркало показывает нам то, что мы хотим увидеть.

— Не в этом дело, о, леди лесов, — ответствовал я ей, — Зеркало ничего не показало мне, кроме дня моего рождения в Хитлуме, в области Дортонион.

— Это весьма странно, — сказала Галадриэль, — хотя, я кажется понимаю. Это Зеркало было когда-то сделано мною в Предначальные дни, из воды, которой я омыла последний и Великий Палантир Феанора. Он отчего-то скрыл его от всех, даже родственники и жена не видели его, только я. Возможно, Зеркало ничего не показывает тебе, ибо оно злиться, что по твоей вине с Палантиром случилась беда. Предметы, созданные эльфийским волшебством, никогда не обладают разумом, но зачастую обретают чувства, подобно животным.

— Есть и другое объяснение, госпожа. Возможно, Эру не хочет открыть мне большего о моём будущем, хотя я так надеялся на это, но я благодарен вам за попытку, — и я учтиво поклонился, попрощался с Галадриэлью и отошёл в лес к дереву, где осталась лежать моя котомка с накидкой.

Там я провёл еще одну ночь. На следующий день я на коленях упросил Келеборна и Галадриэль оставить меня в Лотлориэне, как сами эльфы называли лес Лориэн, чтобы отличить его от одноименного леса в Валиноре. Я объяснил это тем, что хочу еще однажды попытаться заглянуть в Зеркало. Галадриэль дала на это согласие, но сказала, что должно пройти не менее семи месяцев с первой попытки, чтобы она вообще оказалась удачной.

— Зеркало очень своенравно, о, смертный, и ему не нравится встречать одного и того же человека. Но оно так же способно забывать людей, которые не увидели в нём своей судьбы. В таком случае примерно семь месяцев длится память Зеркала, ибо семь дней потребовалось Феанору, чтобы создать Великий Палантир, и семь недель я создавала в Валиноре это Зеркало, хотя оно и было помещено тогда не в чашу, а в кувшин.

И я жил с эльфами и пил по капле бессмертную красоту вечно юного леса. Оставив попытки скрываться, я жил как все и эльфы понемногу привыкли ко мне. Когда орки пытались напасть на лес, я сражался со всеми и мой меч поразил уже более тридцати орков насмерть. Тогда эльфы стали уважать меня, узнав меня как опытного воина, умелого в бою. Вскоре владычица дала мне отряд под командование и назначила меня капитаном, дело неслыханное у эльфов. Однако они приняли это решение с радостью, так как Галадриэль сказала:

— Турин станет капитаном, если хотя бы пять человек будут согласны сражаться под его началом.

Однако, к моему удивлению ко мне в отряд выстроилась целая очередь. Я не считал возможным набирать большой отряд, думая обойтись обычным размером полевого отряда в две дюжины⁽¹⁾, одна из которых была бы дюжиной мечников, а другая лучников. И я получил их, причем мои мечники были достаточно странными: они носили в своих ножнах мечи-полукинжалы, которые были примерно наполовину короче обычного эльфийского меча. Зато они владели приёмами двуручного боя, которым пытались научить и меня, но мне был дорог мой меч, а биться с мечом и кинжалом одновременно я умел и без них. Потом мне пояснили, что это оружие эльфов-нандор, а среди них лучники столь же обычны, сколь и мечники. Лучниками же моими стали синдар, серые эльфы, которые знали о моей славе от их отцов, заставших Первую эпоху.

Постепенно шло время, но никаких вестей ни от Гэндальфа, ни от Бомбадила, ни от Древоборода не было. Мы не знали, что стало с королевствами людей, стоит ли еще Бри или Шир — родина странных мохнатых невеличков или все страны уже поглотила густая волна орков Саурона, бесконечные вылазки которых нам пришлось отражать весь июль, август и сентябрь. Потом наступил некоторый перерыв и в октябре и ноябре мы наслаждались покоем. Наступал новый, 3019 год Третьей Эпохи.

В начале декабря к нам приехал вестник от Эльронда, владыки Ривенделла, поселения эльфов, которое я видел в Палантире возле восточных гор. Ныне я знал, что эти горы называются Туманными горами, теперь они для меня были скорее западными, так как на западе Лотлориэн граничил с ними, а на востоке — с великой рекой Андуин. Вестник сообщил владычице и лорду о Совете Эльронда, а она любезно поделилась этим с капитанами. По её словам, Единое Кольцо, проклятый амулет Саурона, дающий Темному Властелину великую силу, было действительно обретено в Шире и один из хоббитов взялся доставить его в Ривенделл, к Эльронду. Там, на совете у Эльронда, собрались владыка Эльронд, четыре невеличка, прибывший с севера дунадан Арагорн, друг Гэндальфа Серого, сам Гэндальф Серый, гном Гимли из рода Дурина, посланник гномов Средиземья, эльф Леголас, посланник владыки Трандуила, эльфийского властителя северного Чернолесья, и Боромир, сын Наместника Гондора Денетора. На Совете было открыта истина об обретении кольца существом по имени Голлум, о том, как дядя Фродо, Бильбо, нашёл это кольцо в пещере Голлума и сбежал с ним, а потом о том, как именно было обнаружено, что это кольцо принадлежало Саурону, темному Майе, Врагу Средиземья. Также было установлено, что кольцо нельзя уничтожить ничем — ни водой, ни огнём, ни магией, но только расплавить его в огне Роковой горы в сердце Мордора. И вот отряд из девяти хранителей Кольца, включая и самого кольценосца, неясно нового или старого, отправится в поход из Ривенделла к Мордору двадцать пятого декабря.

Я слушал весь этот рассказ с немалым изумлением, понимая, что на моих глазах творится то, о чем барды и певцы будут распевать столетия спустя. Да, если этот отчаянный поход девятерых храбрецов удастся, то это будет невероятное деяние, достойное деяния Берена, сына Барахира, похитившего Сильмарил из короны Моргота в Первую Эпоху, а возможно и превосходящее этот подвиг. Ибо я слышал от Галадриэли, что кольцо извращает мысли каждого, кто его касается и искушает его властью и славой, чтобы совратить и толкнуть на путь тьмы и зла. Кем бы ни был этот кольценосец, его уже сейчас можно было бы пожалеть.

Но я вскоре выкинул эти мысли из головы, ведь мне надо было тренировать стражников, изнывавших от безделья и клявших своё ремесло, назначать солдат в патрули и дальние поиски, ставить в лесу ловушки на орков, в общем работа капитана настоятельно призывала меня к действию.

Что странно, я практически не вспоминал о Пологе и даже не упомянул о нём в рассказе Галадриэли, сказал лишь, что получил от Бомбадила один ценный артефакт, позволяющий скрываться от посторонних глаз. Зато и грусть-тоска меня тревожила и терзала не так сильно, я уже не часто видел кошмарные сны и только однажды, в ноябре, увидев, как Финдуилас жалобно зовёт меня на помощь, проснулся среди ночи, обливаясь холодным потом.

1) здесь: отряд из двенадцати воинов

Вернуться к тексту