Макбет (гет)

Драко её избегал.

Он не ответил на записку, которую Гермиона отправила ему за завтраком, как и на ту, которую она послала ему на следующий день и на день после. Разумеется, они пересекались на репетициях, но Драко не сказал ей ни слова помимо того, что требовал сценарий, а выражение его лица, когда он не играл, оставалось совершенно безразличным. Драко хорошо удавалось контролировать эмоции — ничего другого не следовало и ожидать.

Гермиона дважды пыталась перехватить его после репетиций, но оба раза он буквально срывался с места, не оставляя ей никаких шансов. Она даже не знала, что скажет ему, если догонит. Им нужно было договориться о дополнительных репетициях. Как минимум в этом Гермиона была уверена. Но всё, что выходило за рамки пьесы, за рамки простой необходимости отточить актёрское мастерство до премьеры…

Здесь Гермиона чувствовала себя слепым котёнком. Она постоянно прокручивала в голове проблему, но не видела выхода, не видела возможности найти оптимальный баланс между необходимостью остановить безумие Драко, разрушить его предрассудки, заставить отвернуться от Волдеморта и успокоить его.

И её собственными чувствами, разумеется, но Гермиона сказала себе, что они не имеют значения. Драко был в приоритете; её личные надежды и чаяния должны занять второе место. Это было необходимо.

Но прошли три дня, в которые Драко избегал даже смотреть на неё, намеренно стараясь вставать так, чтобы этого делать не приходилось. И несмотря на то, что Гермиона не знала, какие действия предпринять по решению многочисленных проблем Драко, она прекрасно осознавала более тривиальные вещи вроде стремительно приближающейся премьеры, к которой они оба должны были усиленно готовиться.

В каком-то смысле это упрощало задачу, давая простое и ясное решение в ответ на вопрос «что делать?», даже если это решение не избавляло от более сложных проблем. Организовать репетицию, убедить Драко, что им необходимо практиковаться — с этим Гермиона могла что-то сделать. Или, по крайней мере, попытаться что-то сделать, а это уже гораздо больше, чем её несуществующие планы по решению других задач.

Записки не работали, равно как и попытки перехватить Драко после общих репетиций. По большей части потому, что начинали оба с противоположных концов самодельной сцены, а Драко бегал гораздо быстрее. Ответ казался очевидным: если Гермиона сядет на места для зрителей, мимо которых он проходил по пути к выходу, будет несложно перегородить ему дорогу и заставить поговорить с ней. А потом можно и репетицию организовать.

У Драко имелось достаточно сцен, в которых Гермиона не участвовала; всё, что от неё требовалось — пойти на одну из его репетиций. С этой мыслью она в приподнятом настроении покинула спальню девочек субботним утром через четыре дня после поцелуя.

Несколько человек уже были на месте, дружелюбно переговариваясь между собой и, по всей видимости, ожидая друзей, чтобы пойти на завтрак. Джинни и Парвати казались поглощены разговором, расположившись на мягком диване, а Невилл с интересом их слушал. Рона поблизости не наблюдалось — должно быть, ещё не выбрался из постели — но Гарри уже был здесь. Выглядел он слегка помятым, заставляя Гермиону заподозрить, что спал друг не очень хорошо. Это объясняло и его ранний подъём.

После минутного раздумья она решила не поднимать эту тему. Состояние Гарри не выглядело плачевным, и он вполне нормально общался с Дином, так что Гермиона уселась на диван рядом с другом с бодрым пожеланием доброго утра, и Гарри улыбнулся в ответ.

— Доброго, — отозвался он. — Выспалась?

Гермиона кивнула, на мгновение ощутив лёгкое напряжение. Гарри едва заметно покраснел и уставился в пол, явно размышляя над своим ответом на встречный вопрос. Должно быть, сам он задал его машинально. Бедный Гарри. Совсем как в прошлый раз, когда он обучался окклюменции — Гермионе обо всём рассказал Рон — нарушения сна, кошмары и мучительные воспоминания.

— Да, — ответила она на вопрос и поспешно сменила тему: — Слушай, Гарри, у тебя есть сегодня репетиции с Драко? Он снова решил поиграть в прятки, а мне нужно организовать дополнительную встречу…

— Он опять ведёт себя как придурок? — сочувственно поинтересовался Гарри. — Нет, прости, у нас с ним нет репетиций до понедельника. Или до вторника, надо будет проверить…

У Гермионы всё внутри опустилось. До понедельника оставалось слишком много времени, а ей требовалось поговорить с Драко как можно раньше. Она уже собиралась поблагодарить Гарри, когда в их разговор вмешалась Джинни.

— Ты про Малфоя спрашиваешь, Гермиона? — позвала она со своего места, и Грейнджер утвердительно кивнула. — Мы репетируем первую сцену четвёртого акта сегодня — ну, помнишь: «Взвейся ввысь, язык огня». Сразу после обеда.

Приятное, согревающее тепло назревающего плана разлилось по телу.

— Идеально, — улыбнулась Гермиона. — Спасибо, Джинни.

* * *

— Вам словами тайных чар мы приносим мрачный дар! — закончила Блейз, её глаза были расширены и зловеще сверкали.

— Взвейся ввысь, язык огня! Закипай, варись, стряпня! — выкрикнули все три ведьмы; они явно практиковались, потому что у Гермионы мурашки пошли по коже от их подачи. Казалось, будто голоса эхом отражались от стен тёмной, сырой пещеры, покрытой зелёным мхом и лишайником, словно еще сотни ведьм скрывались во мраке, невидимые глазу — или, быть может, в другом мире, мимолётными движениями касаясь ткани реальности. В знакомом кабинете на самодельной сцене зрелище казалось жутким — на настоящей сцене, освещаемой лишь слабым мерцанием свечей, оно должно было выглядеть просто ужасающим.

Джинни продолжила говорить нараспев, её глаза мрачно сверкали, пока она произносила своё «мясо трёх болотных змей, разварись и разопрей», и Гермиона снова поёжилась — на этот раз от тревожного чувства, что за ней наблюдают. Она краем глаза взглянула на Парвати — единственным человеком, помимо самой Гермионы, который следил за репетицией, но та склонилась над своим альбомом, поглощённая моделированием костюмов. Гермиона снова перевела взгляд на сцену — во время очередного «взвейся ввысь, язык огня» — и немедленно увидела, кто именно за ней наблюдал. Драко.

Он стоял на дальнем конце комнаты, прислонившись спиной к стене в пространстве, которое было призвано изображать закулисье, и смотрел на Гермиону. Он знал, почему она пришла, разумеется. С чего бы ещё ей появляться на чужой репетиции? Гермиона видела выражение его лица, когда она только зашла в класс; Драко выглядел напуганным. Загнанным в угол.

Теперь же его лицо не выражало никаких эмоций. Гермиона встретилась с ним взглядом, но ничего не увидела в его глазах. Он вообще осознавал, что смотрит на неё? Казалось, что нет. Гермиона огляделась, слегка покраснев. Она должна была попытаться вытащить его из того состояния, в которое он снова погружался. Что, если у него случится приступ прямо посреди репетиции?

Гермиона расширила глаза и одними губами прошептала его имя:

— Драко?

Он не пошевелился, а песня ведьм подходила к концу. Он же не мог пропустить свой выход.

— Драко, — снова попробовала Гермиона, и на этот раз он моргнул, осознал, что делает, и целый сонм эмоций на мгновение отразился на его лице, прежде чем он достаточно оправился, чтобы мрачно нахмуриться в её сторону. Гермиона сказала себе, что его взгляд не причинил ей боль, и откинулась на спинку стула, опустив взгляд в пол.

— У меня заныли кости: значит, жди дурного гостя! — вскрикнула Джинни, и замершие на мгновение ведьмы оживлено зашевелились. — Чей бы ни был стук, падай с двери крюк! — И это было знаком для Драко.

На сцену он вышел собранным, лицо — непроницаемая мрачная маска, идеально отражавшая отсутствие совести и властолюбие с проблеском волнения и предвкушения. Не осталось и следа от парня, который пустым взглядом смотрел на Гермиону за считаные секунды до этого, и она невольно поразилась перемене.

— Ну, чёрные, полуночные ведьмы, — он скользнул взглядом по всем троим, они в ответ замерли, пристально за ним наблюдая, — чем заняты?

Голоса ведьм прозвучали всё с тем же зловещим мрачным эхом:

— Тем, что назвать нельзя.

Гермиона почти растворилась в происходящем на сцене, почти забыла следить за Драко и просто наблюдала за Макбетом, предвосхищая ответ ведьм на волновавший его вопрос. Но затем она начала обращать внимание на элегантные, выверенные движения рук или на то, как двигались губы Драко, как они кривились в усмешке, и это невольно заставляло вспомнить те самые руки и те самые губы, так что Гермиона быстро моргнула и с усилием отвела взгляд. Не время об этом думать. Только не сейчас.

— Гермиона?

Шёпот Парвати, раздавшийся у самого уха, заставил Гермиону подскочить от неожиданности.

— Прости. Что такое? — виновато спросила она, переводя взгляд на соседку по комнате. Парвати задумчиво нахмурилась, затем посмотрела на сцену, многозначительно вскинув брови.

— Просто хотела узнать твоё мнение, — быстро прошептала она, перекладывая несколько страниц с дизайном костюмов на колени Гермионе. Та подняла листы пергамента, стараясь не шуршать.

Дизайны оказались весьма впечатляющими; на скетчах Парвати три ведьмы были одеты в тщательно проработанные костюмы: тёмные изодранные мантии, украшенные различными предметами в случайном порядке — небольшими камушками, клочками шерсти, кольцами бечёвки, обрывками пергамента, перьями и, как показалось Гермионе, листьями. Она представила день премьеры и появление на сцене ведьм в их странных костюмах и решила, что в контексте пьесы они будут выглядеть идеально.

— Это чудесно, Парвати, — прошептала она, перемещая пергамент, чтобы получше рассмотреть кровожадную Джинни с лохмотьями её костюма, которые свисали, отзываясь на каждое движение. — Они идеально впишутся в постановку.

— Спасибо, — отозвалась Парвати, едва заметно краснея и забирая скетчи. — Я безумно рада, что мне позволили работать над костюмами.

— У тебя отлично получается, — с улыбкой заверила Гермиона. Свои собственные костюмы она примеряла всего несколькими днями ранее — всего их было три. Два платья: одно, когда она представала в образе королевы, второе — на более ранние эпизоды; и ночная рубашка для сцены хождения во сне. Все костюмы поражали красотой, Гермиона мгновенно ощущала себя леди Макбет — достаточно было надеть любой из них.

— Сердце честолюбца раньте и во тьму обратно каньте! — воскликнули ведьмы жутким хором, и внимание Гермионы вернулось к сцене, где Макбет в ужасе смотрел на исчезновение видений. Его актёрские способности впечатляли, и она спросила себя — уже не в первый раз — было ли это природным талантом или приобретённой способностью от необходимости постоянно прятать свои истинные чувства от Волдеморта. Вероятнее всего, и то и другое. Она с изумлением осознала, что понятия не имеет, как давно Драко стал Пожирателем смерти. Как долго ему пришлось так страдать, скрывать свои истинные чувства?

Он как раз приближался к окончанию сцены. Его голос звучал резко, глаза расширились, сверкающие и немного безумные, однако было ли это частью игры или настоящего безумия, Гермиона понять не могла.

— Чтоб делом мысль венчать без промедленья, я завладею Файфом и нагряну к Макдуфу в замок, где предам мечу его жену, детей, родню и челядь. Но хвастаются лишь глупцы. За дело, пока остыть решимость не успела!

Гермиона не удержалась от дрожи, дослушивая последние слова Драко уже с закрытыми глазами.

Меган, как обычно, заговорила первой:

— Отлично, — радостно похвалила она и кивнула ведьмам, которые маячили за сценой. — Особенно вы трое, ваши совместные слова получились идеально. Гораздо лучше, чем в прошлый раз.

— Мы практиковались целую вечность, — сообщила Джинни с широкой улыбкой.

— Это видно, — ответила Меган, улыбнувшись в ответ, что случалось довольно редко. — У кого-то есть какие-то предложения?

Рут выглядела задумчивой.

— Мне показалось, что ведьмы могли бы быть немного… не знаю… — она на мгновение замолчала. — Меньше похожими на людей?

— По-моему, они и без того достаточно зловещие, — вставил Стэн. Режиссёры находились спиной к зрителям, но Гермиона могла с лёгкостью представить его добродушную сияющую улыбку, которая не очень вязалась со следующей фразой Стэна: — Вы были нереально жуткими. Ещё страшнее — и мы обречём бедных детей на кошмары.

— Но стоит всё равно попробовать, — вступила в разговор Оливия, сидевшая между ним и Рут. — Такое прочтение хорошо впишется в елизаветинскую концепцию Великой цепи бытия. Тогда люди верили, что все существа занимают своё место в иерархи цепи: король на самом верху, а внизу самые нищие крестьяне. Ведьмы находились за пределами цепи, что делало их… — Оливия на мгновение замолчала, и Гермиона могла бы поклясться, что она неуютно поёжилась. — Что делало их злыми, лишёнными человеческой природы… противоестественными…

Она замолкла; Стэн накрыл её ладонь своей в успокаивающем жесте. Оливия сделала глубокий вдох (Гермиона нахмурилась, жалея, что не может видеть лица режиссёров) и взяла себя в руки.

— Всё в порядке, — сказала она.

Последовала короткая пауза, после которой Меган взяла контроль над ситуацией.

— Хорошо, — произнесла она. — Вы можете попробовать? Только до того момента, когда ведьмы исчезают, этого будет достаточно. Попытайтесь быть менее человечными.

Обыкновенно обсуждение подобных предложений занимало гораздо больше времени, но, казалось, Меган хотела отвести внимание от Оливии. Стэн по-дружески приобнял девушку за плечи, Рут склонилась ближе к ней, даже Адриан задумчиво сдвинул брови. Ведьмы поспешно кивнули и заняли свои позиции на сцене; Драко последовал их примеру, ожидая своего выхода за кулисами.

— Бедная Оливия, — пробормотала Парвати, когда Блейз начала говорить, застав Гермиону врасплох — она уже и забыла, что Патил сидела рядом. Гермиона нахмурилась и склонилась ближе, не желая мешать актёрам или режиссёрам.

— А что с ней? — спросила она.

Парвати выглядела изумлённой.

— Ты не знаешь? В прошлом году все об этом говорили.

Гермиона задумалась, но не смогла припомнить ничего, кроме отдаленных воспоминаний о том, что кто-то умер. Она никогда не обращала особого внимания на школьные сплетни.

— Ну, — Парвати пожала плечами, — это случилось незадолго до экзаменов, так что ты, наверно, всё время проводила за книгами.

— Кто-то умер? — спросила Гермиона. — Я помню об этом, но не совсем понимаю, что могло её так расстроить сейчас…

Парвати откинулась на спинку стула и закусила щёку, взвешивая слова.

— Её отец погиб, — наконец сказала она, — но как раз из-за этого слухи и просочились. Ты что-нибудь знаешь о её семье? Оливия полукровка: отец-магл и чистокровная мать. Короче говоря, её мама не сказала отцу, что она ведьма, а он был немного… ну знаешь, — Парвати закатила глаза, — впечатлительный. Не любил странные вещи или необычных людей, так что мама Оливии молчала о своём происхождении.

У Гермионы появилось нехорошее предчувствие относительно окончания истории.

— И что произошло? — спросила она.

— Стихийная магия Оливии. Заставила их — как называется эта магловская штука? — их телевизор летать по комнате. Так что её маме пришлось признаться, и… ну, можешь представить, чем всё закончилось. — Парвати разочарованно покачала головой.

— Он не слишком хорошо принял новость? — предположила Гермиона, бросив короткий взгляд в сторону режиссёров и ощутив, как скручивается тугой комок в груди. Ей повезло: родители, убедившись, что это не затянувшаяся шутка, восприняли магию как что-то новое и совершенно поразительное. Если бы они отреагировали, как отец Оливии…

— Они развелись, когда ей было семь, — вздохнула Парвати рядом. — И это так глупо на самом деле. В смысле, ненавидеть людей просто потому, что они чем-то отличаются.

В это время на сцене ведьмы как раз заканчивали варить зелье, их жуткие завывания заставили кожу Гермионы покрыться мурашками. Драко снова наблюдал за ней; она встретилась взглядом с его серебряными глазами лишь на мгновение, прежде чем он отвернулся.

— Да, — задумчиво согласилась Гермиона. — Так и есть.

Пришло время появления Драко, и он большими шагами пересёк сцену. Гермиона намеревалась не спускать с него глаз, уверенная, что в какой-то момент он посмотрит в её сторону или неосторожным жестом выдаст свои мысли. Но сцена была слишком драматичной, и к тому времени, когда Драко произносил последние строки, Гермиона осознала, что оказалась совершенно поглощена пьесой. Она нахмурилась и потёрла ладони, только теперь замечая, что невесть как умудрилась замёрзнуть.

— Мне показалось, что так лучше, — сказала Меган, улыбнувшись и бросив взгляд в сторону. Оливия, казалось, уже пришла в себя, но Меган всё равно продолжила: — Думаю, на этом можно остановиться. Не забывайте практиковаться, и увидимся на следующей репетиции.

Режиссёры начали складывать вещи — обыкновенно вальяжный Адриан, как ни странно, собрался быстрее остальных — и Гермиона немедленно поднялась на ноги, не сводя глаз с Драко. Она не могла позволить ему уйти не поговорив, поэтому встала посреди прохода, перекрывая ему путь к двери.

Остальные не торопясь проходили мимо, разбившись на небольшие, переговаривающиеся между собой группы, пока не покинули кабинет. Гермиона была удивлена: она ожидала, что Драко попытается сбежать и даже приготовилась к сопротивлению. Но, казалось, он намеренно задержался. А ещё он избегал смотреть ей в глаза, бросая быстрые косые взгляды, прежде чем вновь уставиться на свою сумку, в пол или на сцену.

Гермиона первой нарушила молчание:

— Мы можем поговорить?

Получилось именно так нелепо, как она и предполагала; воспоминания о случившемся почти осязаемо присутствовали в комнате, сворачиваясь в воздухе кольцом, но Гермиона не могла придумать, что ещё сказать. Она открыла было рот, но волна воспоминаний захлестнула её, заставив вздрогнуть и вышибая воздух из лёгких.

Так не пойдёт. Гермиона должна была помочь Драко, а это представлялось совершенно невозможным, если она будет трусить, как глупая школьница, всякий раз, когда разговаривает с ним.

— Нам нужно репетировать, — уверенно произнесла она. — Когда ты свободен?

Драко пожал плечами, водя ладонью по поверхности стола и не встречаясь с ней взглядом.

— Сегодня, — тихо отозвался он. — Только не сразу после ужина — у меня другая репетиция. И после неё я тоже буду занят.

Последние слова он произнёс обыденным тоном, но Гермиона неотрывно смотрела на его руки и заметила, как они сжали край стола, как побелели костяшки пальцев на фоне тёмного дерева.

— Занят чем? — она всё-таки нашла в себе силы спросить.

Он почти встретился с ней взглядом, и Гермиона смогла на миг увидеть его тёмно-серые глаза за поволокой внутреннего конфликта и страха, прежде чем Драко резко повернулся к ней спиной. Его плечи устало опустились, и Гермиона только теперь осознала, насколько он был напряжён до этого.

— Ты знаешь чем, — отозвался он. — Ты же умная. Можешь догадаться.

— Собрание Пожирателей, — осторожно произнесла она, и Драко поморщился, сильнее упираясь ладонями в деревянную поверхность стола. Гермиона почувствовала, как её пальцы дрогнули в ответ от внезапного, неестественного желания дотронуться до него, успокоить его…

Она не должна.

В тот момент это казалось самым худшим во всей ситуации. Никакие слова не могли помочь Драко, никакие заверения не могли избавить его от страха, растерянности и чувства вины — а Гермиона знала, что они терзали его, потому что эмоции легко прочитывались в напряжённых плечах Драко, в его опущенной голове. И теперь, когда слова её предательски покинули, она не могла даже прикоснуться к нему, не могла предложить хотя бы этого крошечного утешения, потому что оно только нарушит хрупкое равновесие.

Гермиона не помнила, как находилась в окаменевшем состоянии на втором курсе — лишь отражение глаз василиска и пробуждение в Больничном крыле — но, если бы её заставили описать это состояние, она бы сказала, что ощущала то же самое, стоя рядом с Драко. Онемевшая, не способная говорить или двигаться, пойманная в ловушку собственного сознания, не в состоянии повлиять на события внешнего мира. Только теперь она попала в ловушку не из-за взгляда василиска, а из-за мрачного понимания, что от неё ничего не зависит.

К счастью, на этот раз молчание нарушил Драко.

— Снейп знает, — сообщил он, и Гермиона резко вскинула голову. Он ведь не мог догадаться, что это она рассказала обо всём профессору, верно? Тон Драко не казался обвинительным, как и его вид, но в его состоянии всё было возможно.

— Как он узнал? — спросила она, так непринуждённо, как только могла.

На этот раз Драко посмотрел на неё через плечо, и, к удивлению Гермионы, на его лице отразилось любопытство. Вот только пальцы не перестали сжимать край стола.

— Я ожидал, что ты спросишь, о чём именно он узнал, — заметил Драко, и Гермиона ощутила горячую волну стыда.

— Я, эм… — начала она, пытаясь собраться с мыслями. — Я подумала, что должна сама догадаться. Надеялась выяснить из продолжения разговора, — выкрутилась она, стараясь, чтобы в голосе звучало раскаяние, а не ложь. Казалось, Драко принял её объяснение — по крайней мере, он снова отвернулся.

— Сказал, что догадался, когда наблюдал за мной на собраниях, — небрежно бросил он, касаясь пальцами выбоин в деревянной поверхности стола. Гермионе пришлось с усилием закрыть глаза, чтобы контролировать свои порывы. — Можешь догадаться, о чём именно он узнал. И ты уже в курсе, что он шпионил на вас. — Последняя фраза прозвучала как утверждение. Гермиона кивнула, прежде чем поняла, что Драко не может её видеть.

— Я знала, — согласилась она. Рот был непривычно сухим, язык прилипал к зубам. — Что… что он сказал об этом?

— Мы виделись несколько раз, — сообщил Драко пустым голосом. — Он пытается помочь. — Снова взгляд через плечо на Гермиону, и Драко повернулся, усаживаясь на край стола. Его голова была опущена, но несколько мгновений он наблюдал за Гермионой исподлобья, серые глаза казались темнее обычного.

— И он помогает? — спросила Гермиона, чувствуя, как маленький шарик надежды поднимается к сердцу. Если Драко оказался под присмотром, если её предательство было не напрасным…

— Иногда, — ответил он, уставившись на свои ступни. Драко покачивал ногами под столом, как пятилетний ребёнок. Запятнанный ужасными преступлениями, раздираемый противоречивыми чувствами ребёнок с кровью невинных жертв на ладонях и тяжестью Чёрной метки на руке.

— Иногда он помогает. Мне кажется, он понимает меня. Он знает… знает, как это тяжело. А иногда он только сильнее всё запутывает. — Драко вздохнул, сжав ладони в кулаки и подняв их ко лбу. — Я мечтаю, чтобы всё стало, как раньше. Когда жизнь была проще. Мы были правы, а вы — нет, и всё казалось так легко, а сейчас…? — Драко поднял голову, глядя прямо Гермионе в глаза, его лицо отражало битву между любопытством и отчаянием. — Только посмотри на меня. Я доверился грязнокровке.

Гермиона поморщилась в ответ на ругательство. Как будто Драко воткнул ледяную иглу в самое сердце — такой холодной и острой была боль.

— Неужели действительно имеет значение, что я маглорождённая? — резко спросила она.

— Да, — честно ответил Драко. Он смотрел ей в глаза, но его плечи безнадёжно поникли; он не отрывал взгляда от её глаз, словно хватался за соломинку, словно боялся утонуть, если отвернётся. — И нет. Я не знаю, могу ли видеть в тебе человека. Я не… Я…

— Драко... — прервала Гермиона, вновь почувствовав, как дрогнули пальцы в желании дотронуться до него. — Драко, посмотри на меня. Конечно, я человек. Ты же знаешь. Ты должен знать, иначе ты бы не л…

Она осеклась на полуслове, оставляя за собой звенящую тишину, которая словно ожидала, что её заполнят, но оставалась почти осязаемо пустой.

— Или я просто ненормальный, — на удивление спокойно заметил Драко. — Больной дурак. Может, со мной что-то не так.

— С тобой всё в порядке, — отчаянно произнесла Гермиона.

Драко вскинул бровь.

— Я схожу с ума.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Кроме этого, — ответила Гермиона. — Я хотела сказать, что нет ничего неправильного в том, что ты… испытываешь какие-то чувства. Ко мне. — Горло пережало тугим узлом; Гермиона нервно сглотнула. — Драко…

— Но как мне узнать, что это так? — спросил он, изучая Гермиону ищущим взглядом. — Как мне понять, что со мной всё в порядке? Как мне понять, что ты человек, что другие тоже люди, откуда мне знать, что вообще значит «быть человеком»? Потому что никто не может мне ответить! Все просто… просто говорят, кого они сами считают людьми, а кого — нет, и никто не может согласиться, и я уже не знаю, кто прав….

Он прервал поток слов рваным вдохом, глаза Драко расширились и теперь смотрели умоляюще, отчаяние поселилось в каждой линии на его лице, и в эту секунду самообладание Гермионы дало сбой. Она не могла не дотронуться до него, только не сейчас, когда Драко выглядел так несчастно, когда он так нуждался в ней, и, прежде чем Гермиона успела хотя бы задуматься о своих действиях или его реакции, она оказалась рядом с ним, положив одну руку ему на спину, а второй коснувшись его щеки.

— Драко, пожалуйста… — выговорила она, прежде чем осознание реальности нагнало её, и она замерла. — Драко?

Его глаза были закрыты — так крепко, словно он пытался отгородиться от всего мира — а дыхание казалось слишком неровным. Физический контакт между ними — нежное прикосновение ладони к мягкой коже, тепло напряженной спины — только это имело значение сейчас, став на короткое время центром головокружительной, дикой вселенной, быстро выходящей из-под контроля.

Не открывая глаз, Драко потянулся, слепо хватаясь за ладонь на своей щеке. Гермиона без сопротивления позволила ему убрать её, но вмиг охладившийся воздух жёг кожу в том месте, которое мгновение назад было единым целым с Драко. Она сделала глубокий вдох, чувствуя лёгкое головокружение и нехватку кислорода. Глаза Драко оставались закрыты.

— О звезды, с неба не струите света, — прошептал он так тихо, что Гермиона с трудом его расслышала, — во мрак бездонный замыслов Макбета.

Слова резко выдернули её назад в реальность. Гермиона разорвала их прикосновение и, пошатываясь, отстранилась.

— Мне лучше уйти, — прошептала она, не ощущая ничего, кроме тёмной пустоты в сердце, и развернулась, чтобы выйти.

— Постой.

Слово было произнесено тем же едва слышным шёпотом — так тихо, что Гермиона почти поверила, что это подсознание, отчаянно мечтающее, чтобы Драко остановил её, сыграло с ней жестокую шутку, превратив тихое дыхание или порыв ветра в желанное слово. Но когда она оглянулась через плечо, глаза Драко были открыты, и он неуверенно смотрел ей в спину. В выражении его лица читался страх — в том, как он поднялся на ноги, как нервно хватался пальцами за рукава мантии.

Гермиона ждала.

Драко двинулся к ней и, прежде чем она успела среагировать, оказался близко — очень близко — обхватив её за талию и сжав в ладонях ткань мантии на спине. Гермиона замерла от удивления и вдохнула запах его кожи — опьяняющий, неожиданный. Её собственные руки обхватили Драко — больше чтобы не упасть, чем по любой другой причине.

Причин могло быть целое множество, но Гермиона предпочитала о них не задумываться. Не хотела задумываться. Она закрыла глаза, ощущая покалывание на коже от тепла, исходившего от его тела, отчётливо осознавая, как руки Драко прижимают её ближе, чувствуя его дыхание и твёрдое прикосновение ладоней, сжатых в кулаки у основания её шеи.

— Мне страшно, — прошептал он, и Гермиона с трудом удержалась от дрожи. — Мне страшно идти туда. Я не хочу… не хочу причинять боль. Я не хочу убивать. Я не… эти крики, Гермиона.

— Не ходи, — отозвалась она таким же тихим шёпотом, потому что просто не могла говорить громче. — Ты можешь остаться здесь. Дамблдор поможет тебе…

От этих слов он отстранился, и тело Гермионы заныло, лишённое его прикосновения, но Драко положил ладони ей на плечи.

— Ты знаешь, что я не могу, — ответил он. — Ты знаешь, что он сделает со мной, если я… Ты ведь помнишь, что он сделал со Снейпом. Со мной он поступит так же. Я не хочу… Мне страшно… — Драко закрыл глаза, выравнивая дыхание. — Я причинил боль слишком многим, Гермиона; я не хочу, чтобы пытали меня. А он будет пытать меня, он захочет причинить боль. Я не могу…

— Мы защитим тебя, — снова повторила Гермиона. — Дамблдор защитит. И неужели не лучше рискнуть собственным благополучием, чем продолжать причинять боль другим людям?

Драко поморщился.

— Не задавай мне таких вопросов, — грубо ответил он, отступая на шаг, разрывая контакт между ними. — Я не могу… Я не храбрец, Гермиона. И, кто знает, может, это правильно — пытать их. В конце концов, они же грязнокровки…

— Как и я, — заметила Гермиона. Драко промолчал — лишь на мгновение прикрыл глаза, после чего вновь посмотрел на неё. Она вздохнула. — Подумай об этом, — попросила Гермиона. — Ты знаешь, где кабинет Дамблдора. Или можешь пойти к Снейпу. Или ко мне, если захочешь. Мы можем защитить тебя, Драко.

— Я знаю, — прошептал он и развернулся, чтобы уйти, оставляя Гермиону одну в пустой комнате.

* * *

На следующее утро она проснулась со смутным воспоминанием, не в силах понять, было ли оно красочным сном или реальностью.

Туманные часы перед рассветом. Пробуждение от прикосновения тёплой руки, обхватившей её за талию, почти неосязаемое присутствие чужого тела в жалких дюймах от её собственного, устроившегося параллельно ей, почти прижавшись к спине.

Шёпот Драко, отчаянный, безрассудный:

— Сегодня он заставил меня убить двоих.

Повернуться, обхватить руками в ответ и провалиться назад в сон в водовороте одеяла, подушек, простыни и прикосновения тёплой кожи.

К тому моменту, когда Гермиона приняла душ и оделась, воспоминание окончательно растворилось в заботах нового дня.