Шифр (редакция 2019 г) (джен)

Ведро.

Посредине небольшой комнатки на полу стояло ведро. И на нем была довольно небрежная с виду надпись: «2+2=0».

Наверняка это был очередной шифр. Как же мне они надоели. Ну сколько можно уже? Зачем? Сейчас я чувствовал себя таким дураком… И очень жалел, что со мной нет Сани. Он наверняка бы разобрался, что к чему. А я… Если бы шифровщик оказался Пироговой, то я совершенно этому бы не удивился. Слишком долго ведро преследует меня.

И все-таки, что хотел сказать шифровщик в очередной своей загадке? Где-то я уже о таком слышал. Хотя нет, там «2+2=5»…

А может быть, это вовсе не шифр, не загадка, и ведро здесь только ради одной цели: сбить меня с толку? Что ж, шифровщику это удалось с блеском. Я уже ни черта не понимал. Буду честен, с того самого момента, когда на моем столе оказалась первая шифровка.

— Ну и какого хуя? — проворчал я себе под нос.

— Паша? — внезапно спросил кто-то тихим голосом. Хотя почему кто-то, этот голос и его владельца я знал очень даже хорошо.

Под свет единственной лампочки в комнате, освещающей лишь небольшой участок вокруг ведра, из угла вышел мой отец. На своих двоих. Одного этого хватило, чтобы я разинул рот и не знал, что сказать и как вообще подобрать челюсть с пола.

— Так и думал, что сам Федотыч не пойдет, — произнес отец. — Но чтобы он тебя послал… Хреново дело. Хотя всяко лучше, чем Антошка, — отец махнул рукой куда-то в сторону, я с трудом проследил за ней взглядом и увидел сидевшего в углу Щукина. Мертвого. В его шее зияла рваная рана.

— Это ты его? — воскликнул я, судорожно вздохнув. На задний план отошло и ведро, и то, что мой отец ходит. Все мои мысли заняли остекленевшие глаза Щукина и медленный ручеек крови, стекающий по его шее.

— Возможно, и я, — пожав плечами неопределенно ответил отец. — Антошка был гнилым человечком, из него бы не вышел Пиноккио. Ты сам это признавал.

Это была шутка из моего детства. Я до сих помню, как мне отец в первый раз прочитал сказку про Пиноккио и как долго я с ним спорил после, что из него не должен был получиться настоящий мальчик.

— Что ты здесь делаешь? — вопрос был глупым, и я сам это понимал, но не задать его я не мог.

— Как оказалось… Ждал тебя, — усмехнулся отец. — Федотыч не должен был отправить тебя сюда. Он должен был прийти сам.

— Почему это? Это ведь я все это время вел дело шифровщика…

— Милое прозвище, но мне больше нравилось другое… — отцу хотелось немного поболтать, прежде чем… Отражение от лампы скользнуло по лезвию ножа… Во что я ввязался, и как мой отец с этим связан? — Думаю, у тебя много вопросов, Паша. Можешь спрашивать. Я попробую ответить. Не на все, конечно, но все же. Время у нас есть, немного…

— Что вообще происходит, пап? — еще один глупый вопрос. Видимо, пришел их час.

— А разве ты не понял? Финальный акт, сынку. Конец истории. Время загадок миновало, — усмехнулся отец.

— Да неужели? — я пнул жалобно звякнувшее ведро.

— А, это… Тебя смутила надпись, не так ли? Это не шифр, Паша, — покачал головой отец. — Знал бы ты, как мне было весело их сочинять, а потом смотреть на ваши потуги. Хотя признаюсь, Шиповалов меня удивил.

— Подожди, так это ты написал все эти записки? — удивленно воскликнул я.

— А кто же еще? — отец выглядел удивленным не меньше меня. Наверное, он и не догадывался, что его сын может так тупить. — Я ждал очень долго этого дня. Но ты слегка спутал мне карты. Ничего, когда ты все поймешь…

— Сейчас я понял одно. Ты — убийца, пап. Но какого хуя? — рявкнул я, резким движением выдернув пистолет из кобуры и направляя его на отца.

— Убьешь папку? — внимательно посмотрел на меня отец. — Или подождешь основные силы? Как я понимаю, ты всего лишь авангард… Иначе ты не был бы таким смелым… А может, лучше послушаешь меня и примешь правильное решение? — заорал он под конец.

— Говори, сука, — мне тяжело дались эти слова. Мой отец всегда был для меня примером, и я бы никогда не подумал, что могу такое сказать ему. — Я примерно представляю, зачем ты убил Нежданова… Но Лысенко, Щукин… Их-то какого хуя?

— Нежданов… — неожиданно засмеялся отец. — Ты тоже знаешь эту слезливую историю, как один мелкий утырок, что никогда и не думал выбиться в люди, едва не замочил самого крутого опера нашего района? Поверил в это, да? А хочешь, я расскажу настоящую правду?

— Что?! — выдохнул я.

— Щукин был тем уебком, что выстрелил мне в спину. Представляешь? Лучший следак не поделил с лучшим опером зоны контроля… Как будто что опер, что следак могли хоть что-то решать. Щукин подстрелил меня, и я на долгие восемь лет оказался прикован к гребанному креслу. Вот она, правда, сынок.

— Щукин? Зоны контроля? Что это за хуйня? Что ты несешь? — моему удивлению и глупости не было предела. Я до сих пор не мог осознать, что мой мир рухнул и мне придется склеивать его по осколкам.

— Паш, не будь дебилом. Не позорь меня, — покачал головой отец. — Что из того, что я сейчас сказал, тебе не понятно? Я не был никогда крутым опером, если бы не держал всех бандюков в районе за мошонку. Так мы на самом деле работали тогда. Если кто-то начинал беспределить, мне сдавали его быстро. Все понимали, что нужно вести свои дела тихо. Думаешь, почему ты никогда до четырнадцати лет не знал, что такое голод, хуевые игрушки и прочее? Я делал все для тебя.

— Не пытайся выгораживаться мной. Ты не так меня учил.

— Справедливо, — кивнул отец. — Щукин занимал место немного ниже в нашей иерархии, и ему это очень не нравилось. Поэтому, когда в районе объявился очередной беспредельщик, не знавший законов этих мест, я отправился к нему на встречу. Конечно, это был Нежданов. Тогда он успел обокрасть всего пару магазинов, что были под моей «крышей»… И он нихуя не мог мне противопоставить. Слишком был жалок. А вот Щукин… Тогда он напросился вместе со мной, да и мне было спокойно с напарником за спиной. А Антошка… Ну, ты уже знаешь… Он ранил меня, а потом подставил Нежданова. Тому ничего не оставалось, как добавить себе несколько лет срока за преступление, которого он не совершал.

— Тогда зачем ты убил Нежданова? Это ведь ты сделал? — спросил я.

— Да, я, — не стал отмазываться мой отец, и я сразу как-то поник. Я все еще хотел верить в своего отца, но он не давал мне ни единого шанса. — Я хотел напомнить Щукину о себе, — продолжил говорить мой отец. — Но план пошел к чертям, после того, как ты вцепился в записку едва ли не клещами…

— Но это ты ведь меня направил на Советскую! — воскликнул я.

— Да, — кивнул отец. — Я не знал, что все заявления попадают через дежурку к тебе. Раньше было по-другому. Когда я понял свою ошибку, я решил действовать немного иначе. И опять ошибся. Не ожидал, что вы так быстро разберетесь со второй запиской. Хотя сознаюсь, делал я ее впопыхах. Поэтому шифр был очень простым. Убийство Лысенко не входило в мои планы, но почему бы и нет? Я отвел подозрения от тебя, заставил тебя сомневаться в собственных друзьях… Они того были достойны. Когда я узнал, какую шутку они с тобой проделали… Я ведь следил за всеми вами через камеры, которые напихал везде, где смог. А еще я вновь хотел подать знак своим старым товарищам. Мурат, он призадумался. И испугался. Не мудрено. Если бы патологоанатом был бы дотошным, то могло всплыть то, что Лысенко умер девственником…

— Что?!

— Ага, — засмеялся отец. — Бедняга отсидел за изнасилование и убийство малолетки, но никогда не был с женщиной. Насчет мужчин не уверен, но это уже проблемы Лысенко. А Мурат всерьез обосрался, когда опознал труп. Он хорошо знал, кто именно так делал раньше. Это было моей фишкой. Как и «милостивый государь»…

— А при чем тут Мурат? — спросил я, уже заранее зная ответ.

— Так именно наш Дон Жуан и соблазнился телом красивой девчульки… Старшая, кстати, тоже выросла в ого-го какую красавицу…

— Скажи, все, что ты сейчас мне говоришь, это правда? — произнес я.

— Конечно, — усмехнулся Федор Томин. Я не мог этого ублюдка, так легко вновь разрушившего мой мир, больше называть отцом. — Что-то твои товарищи не торопятся, не так ли? — спросил Федор. — А мне еще много нужно тебе рассказать…

— Как ты вновь начал ходить? — я больше не хотел знать, сколько грязного, окровавленного белья есть за душой у моих товарищей.

— Хороший вопрос, — задумчиво ответил Федор. — Восемь лет я провел в коляске. При ранении один из позвонков сместился, и мне защемило какой-то нерв. Меня частично парализовало. А пару лет назад я не смог правильно спуститься с кровати и сесть в кресло. Вместо этого брякнулся об пол. Хорошенько так, смачно. Я не знаю, что произошло тогда, но я вновь начал чувствовать свои ноги. Но прошли месяцы упорных тренировок, прежде чем я смог встать и пойти самостоятельно.

— А почему ты об этом знаменательном событии не сказал мне… никому? — спросил я.

— А смысл? Я был уже вне игры. Даже тебе я был нужен постольку-поскольку. А мои друзья меня кинули… И мне захотелось отомстить.

— В третий раз ты вообще подкинул записку не тому, — усмехнулся я.

— Как бы не так, — покачал головой Федор. — Или ты думаешь, что Федотыч — святой?

— А разве не так? — воскликнул я.

— Ты ебанутый, Паша. Федотыч был и остается королем. Он главный среди нас. А мы его полевые командиры, всего лишь бугры, пешки и все остальное. Думаешь, зачем я это все устроил? Мне надоело быть съеденным ферзем, я метил выше. Поэтому я и подбросил последнюю записку Федотычу. О, он прекрасно знал, что в ней написано. Ведь именно он нас научил Плейферу. Это он. Преступный Бог местного пошиба. Федотыч. Тот, кто на самом деле и был моей истинной целью. И все пошло наперекосяк только потому, что ты не побежал с первой запиской к нему сразу. Пришлось начать игру без него. И, как оказалось, закончить тоже.

— Скажи, хоть кто-нибудь в РУВД знал о том, что ты вновь не сброшенная с доски пешка, а игрок? — спросил я.

— Да.

— Давай, я угадаю? Это был Архипов, так? — с невольным чувством превосходства взглянул я на Федора. Я точно был уверен, что на этот раз угадал правильно.

— Нет, — ответ Федора одной единственной фразой меня огорошил. — Костя… Такой же, как ты. И твои друзья. Он единственный из старого поколения, кто не хотел играть по правилам Федотыча. Поэтому и ушел в особисты. Правда, и оттуда он ничем не мог помешать Федотычу. Слишком много власти было и есть у этого старого хрыча.

— Ладно, хуй с ним, с Федотычем. Так кто же? — спросил я.

— О, этот человек почти так же вечен, как и Федотыч, — несколько туманно ответил мне Федор, но я сделал еще одну попытку отгадать:

— Толик? — этот вариант был нелеп, но все же…

— Паша, — вздохнул Федор. — Конечно же, нет! Клавдия. Кстати, ей понравилось, как изящно вы уперли у нее ведро. Я показывал ей записи… Понимаешь, у меня, конечно, оставались дубликаты ключей от некоторых кабинетов, но слишком многое поменялось за восемь лет. Без Клавдии Семеновны, моей наставницы, мне не удалось бы провернуть столько.

— Ладно, Федор, — думаю, это обращение хоть немного, но удивило моего бывшего отца. И хоть последняя фраза Федора довольно сильно меня обескуражила — я никогда бы не подумал на Клавдию Семеновну, — все-таки я должен был задать последний вопрос. — Скажи, а случайно не ты ли упер ведро у Индиры Анатольевны Пироговой?

— Что?! — Федор наверняка поначалу не понял, о чем речь. Зато когда до него дошло, он захохотал так, что мне показалось — стены вздрогнули.

Подождав пару секунд, я вновь направил пистолет на своего отца и выстрелил…