A Single Whole (джен)

«Ну, не так уж всё плохо, — возразил Хмур. — Мы не в безопасности, мы умрём с голоду».

К. С. Льюис, «Хроники Нарнии. Серебряное кресло»

— Не могу поверить, что он всё ещё тут, — вслух размышлял Сэмюель, задумчиво рассматривая чудодейственный цветок.

Гарри лишь пожал плечами. Он сидел за столом в портике, устало положив голову на сложенные руки и прикрыв глаза. Около часа Сэмюель мучил его, заставляя раз за разом превращать подушечку с иголками в ежа — живого и негибридного, то и дело повторяя Reparifarge после каждой неудачной трансфигурации, возвращая подушечке её изначальный вид. Гарри не добился блестящих результатов, но всё же заметно преуспел: подушечка обзавелась мордочкой, хвостиком и лапками, но бедное животное всё никак не могло избавиться от железных иголок (что, с одной стороны, могло пойти на пользу самому ежу, но никак не его создателю, который рассчитывал вскоре благополучно сдать экзамен по трансфигурации). Сэмюель сам предложил Гарри помощь, возможно, сжалившись над наколдованным им существом или же над существом колдующим. Гарри не стал отказываться. Сэмюель же не нашёл лучшего места для занятий, чем так полюбившийся ему портик.

Поэтому приходилось теперь коротать время рядом с Pectus Levitas, которое щедро одаривало посетителей своим необоняемым благоуханием, мягко подталкивая к спокойствию и безмятежности, но на Гарри оно навевало лишь сонливость. Он недобро косился на цветок, борясь с желанием скрыться из-под поля его влияния как можно скорее.

Сэмюеля же не особенно заботило состояние его протеже. Вдоволь поиздевавшись над Гарри, он мгновенно переключил своё внимание на цветок, который за всё эти месяцы осени и зимы ни разу не сбросил лепестков, не свернулся в бутон, не завял и вообще словно навечно замер в своём развитии, что несказанно поражало старшекурсника.

«Ишь ты, корни-то как пустил…» — недовольно думал Гарри о настырном сорняке.

— Интересно, переживёт ли он это лето, — задумчиво сказал Сэмюель.

Гарри довольно фыркнул, немного взбодрившись.

— Очень маловероятно, — уверенно заявил он.

— Считаешь? — обернулся к нему Сэмюель.

— Как же иначе? — пожал плечами тот. — Всё лето в замке никого не будет. Это всё равно что оставить обычный комнатный цветок без воды на два месяца — у него нет шанса выжить. Без человеческих эмоций он пропадёт, — Гарри деланно печально покачал головой.

Сэмюель вздохнул и неторопливо присел на лавочку.

— Жаль. Этот цветок — настоящее чудо.

— Не может же он тут навечно поселиться, — довольно заметил Гарри.

Сэмюель взглянул на него.

— Я вижу, что тебе не нравится Pectus Levitas... — в ответ Гарри пожал плечами: что правда, то правда. — Но я не могу понять почему. Цветок создан только для положительного воздействия. Это его магия — располагать к себе людей. Испытывать негативные эмоции по отношению к этому цветку так же противоестественно, как… лгать при воздействии Сыворотки правды.

Гарри вздохнул. Да, эта его особенность должна была всплыть рано или поздно, и, хоть он и понимал, что имел в виду Сэмюель, сам он не хотел думать об этом.

— Ничего против него я не имею… — Гарри поморщился от странного ощущения, разлившегося, словно тёплый мёд, от макушки до кончиков пальцев на ногах, и укоризненно взглянул на цветок.

Сэмюель, наблюдавший за Гарри, понимающе кивнул.

— Он не любит ложь, — почти ласково сказал он. Сэмюель и «ласково» были плохо совместимыми понятиями. Но на что только не способно было Pectus Levitas своими бархатными щупальцами. Много нового люди узнавали о себе в его обществе. — И наказывает тебя за это.

«Наказывает» — это было слишком громко сказано. Скорее цветок «пожурил» Гарри, как бабуля укоризненно, но любовно шлёпает внучка по темечку за съеденную перед обедом конфету. Как уже было сказано, цветок был создан только для положительного влияния.

— Я не знаю, в чём тут дело, — только и сказал он.

А про себя он подумал, что цветок был похож на те наркотические вещества, которые употребляют люди, чтобы забыться или приглушить свои тревоги и волнения вместо того, чтобы решать проблемы и что-то изменить в жизни. Воздействие цветка казалось искусственным, навязчивым. Гарри считал, что истинное спокойствие и гармония должны исходить изнутри, а не извне. Тревоги и волнения были такими же симптомами неких внутренних проблем, как насморк или кашель — симптомами гриппа; нельзя было лечить симптомы, игнорируя сам вирус. Объяснив таким образом самому себе свою антипатию, Гарри успокоился. Исчерпывающая формулировка, правдоподобная, другой и не надо.

Глянув на цветок с превосходством, Гарри обратил свой взор на своего учителя-мучителя. Тот, казалось, глубоко о чём-то задумался, глядя куда-то в сад. Гарри неловко поёрзал на месте, не зная, куда себя деть. С Сэмюелем было сложно общаться — у них было мало тем для обсуждения. И Гарри каждый раз чувствовал некий подвох в таком внимании старшекурсника к нему и каждый раз задавался вопросом, что ему от него может понадобиться.

Благодаря «Истории Хогвартса» и лекции профессора Рьома о великом и ужасном Салазаре Слизерине, о котором слышали даже змеи, Гарри теперь знал о Тёмном колдуне всё, что о нём известно общественности. Теперь он знал, что не зря никому ни слова не говорил о своих хладнокровных друзьях, с которыми болтал время от времени. Благодаря Слизерину способность говорить на парселтанге в народе принято было относить к Тёмной магии, хотя по сути она таковой не являлась. Гарри подумать боялся, какой шум поднимут студенты, если узнают о его «странности». Но его маленький секрет уже знал Сэмюель, и, казалось, его нисколько не пугала возможность того, что Гарри мог быть или стать Тёмным магом. Однако он ни словом об этом не обмолвился, и Гарри мог только гадать, как он к этому относился.

— Я тут недавно встретил Делакур… — как бы между прочим сообщил Сэмюель.

Заканчивать предложение он не спешил. Гарри кисло ухмыльнулся.

— Не поверишь — я тоже. Ужас какой-то, и что ей понадобилось в Трапезной? — наигранно озадаченно сказал он.

— Обойдёмся без сарказма, — холодно отозвался Сэмюель, у которого на секунду пропало желание говорить дальше. Гарри скорчил виноватую мину, и тот продолжил бесстрастным тоном: — Я тут недавно встретил Делакур, — и, сделав паузу, добавил: — Она видела цветок.

— Хм… — Гарри подумал, что может быть в этом ужасного, но не нашёл ответа. — Ну, она имеет на это право. Что в этом плохого?

Сэмюель покачал головой.

— Ничего. Просто мне интересно, как она нашла это место.

Гарри пожал плечами.

— Не знаю. Она что-то тебе сказала?

— Нет, ничего, — после этих слов Сэмюель едва заметно вздрогнул и непроизвольно метнул взгляд на цветок, лепестки которого слегка колыхнулись, словно на ветру. Но от этого природного элемента он был укрыт массивной колонной.

«Солгал. Ну, это другое дело! А то чуть ли не лучшими друзьями стали. Нет уж, Сэмюель, нет к тебе доверия. Прикидываешься добреньким, помогаешь тут, а сам… Смотришь на меня взглядом Дарвина, оглядывающего шимпанзе как существо, в процессе эволюции могущее стать человеком». Гарри спрыгнул на землю и объявил:

— Ну, тогда и волноваться нечего. А не пора ли нам в гостиную?

* * *

— …море — горе, время — бремя, звук — с-стук, с-свет — омлет, добр — бобр, вода — беда… эм… — еда, хвос-ст — тос-ст, нет-нет, хвос-ст — пос-ст…

Вот и настал тот день, когда Ригель познала радости рифмы и вовсю ими наслаждалась, приводя в ужас ближних своих. Гарри помянул этот день недобрым словом. Но ему не приходилось жаловаться — он слушал эти чудеса поэзии тридцать минут от силы, а бедняга Антарес страдал уже не первый день. Но надо отдать ему должное — он молча терпел все эти муки, смиренно ожидая, когда Ригель переболеет своим новым увлечением.

— А! Вы только пос-слуш-шайте вот это… Мой свежайший ш-шедевр! Нет, вы только пос-слушайте, не превос-сходно ли? С-слушайте:

Непроглядное, необъятное море,

В нём бы утопить с-своё горе,

Забытьс-ся на долгое время,

С-скинуть с с-себя это тяш-шкое бремя.

С-слышать один лишь звук —

Бес-спрерывный с-сердца с-стук.

Видеть вдалеке яркий с-свет,

Есть нежнейш-ший омлет.

А будешь с-с нами добр,

И не с-сбежим, как бобр.

Заполнит всё вода,

С-сокроется беда,

И нужна лиш-шь одна она — еда!

Да рас-сечёт мой хвос-ст,

Да к чертям ваш пос-ст!

— А? Ну как? Не великолепно ли? Ш-шедевр! Ну ш-шедевр же! Я только с-сегодня это придумала. Я-я вос-ссхитительна! — умилённо восклицала переполненная энергией Ригель, упиваясь своей гениальностью. Если бы кто иной её увидел, то подумал бы, что у бедной змеи случились судороги, до того активно она извивалась, при этом умудряясь подлетать над землёй чуть ли не на дюйм.

Антарес в который раз вздохнул и устало прошипел:

— Выс-сш-ший класс… идеально… шедеврально.

Гарри ему вторил монотонным голосом:

— Угу-угу, ничего лучше в жизни не с-слышал. Волшебно.

Ригель, казалось, засветилась ещё ярче.

— Ой, будто я без вас-с не знала об этом. А как вам концовочка?

Гарри пробовал дружески намекнуть змее, что её… творения, мягко говоря, не тянут на гениальность. Да и среди поэтов он ни разу не встречал змей. Но Ригель гневно на него зашипела и приняла воинственную позу, подражая кобре: «Да что ты понимаеш-шь в искус-сстве, невежда?! Как такой чёрствый и панцирный человечек как ты, да к тому же ещё и детёныш, может понять такую тонкую, чувс-ственную, одухотворённую материю, из которой с-сотканы мои с-стихи? Ха-ха-ха — с-смеюсь я в лицо тебе! Но что поделаеш-шь — не дано так не дано. Я тебя прощаю». Тогда он примкнул к лагерю «соглашаемся и киваем», в который входил один лишь Антарес. Был ещё лагерь «выходим из себя и планируем убийство», в котором состояла остальная мало-мальски разумная живность, обитающая по соседству с Ригель. Впрочем, у Гарри были корыстные помыслы насчёт нового занятия Ригель. Он надеялся мирно урегулировать конфликт, вызванный её предыдущим «хобби». Всё бы ничего, когда её развлечения никому не приносили значительного вреда, но измывательство над стареньким садовником, которому она — не без помощи Антареса — безустанно устраивала проказы (как малый ребёнок, ей-богу) и на котором они тренировали свою фантазию по части фокусов, выходило за рамки невинных забав.

Таинственный вид двух змей, их скрытность, избегание общества Гарри — всё это наталкивало мальчика на мысль, что они снова проказничают, но он и помыслить не мог, что они способны на такое! Филлип Бурховец даже не подозревал, что у него в саду орудуют необычные шутники, ломая голову над различными странностями, творящимися с ним. Они прятали порошки, секаторы и другие мелкие инструменты садовника, заставляя того рыскать в их поисках по всему саду. Они потрошили его клумбы, ломали стебельки цветков, портили плоды. Когда Гарри помогал с поиском ножниц, он и не предполагал, что за этим кто-то стоит — Филлип мог просто где-то их забыть. Но когда через некоторое время растерянный садовник сообщил, что видел недавно в кладовке злобную змею-призрака — а старичку не было свойственно преувеличение, — Гарри внезапно захотелось проверить, как там поживают его скользкие друзья. Их он обнаружил недалеко от кладовой. Антарес страшно напугался внезапной встрече, а Ригель же, вся измазанная в чём-то белом, наоборот, радостно поприветствовала и попросила отчистить её от белил, в которые она якобы случайно упала. Гарри отчитал их, но те и ухом не повели. Филлип, кряхтя и ворча, исправлял все увечья, нанесённые его «детищу». Гарри, чувствуя свою вину и ответственность, помогал ему и при этом вёл поучительные беседы с непослушными змеями, надеясь направить их на путь истинный. Но никакие его доводы не могли смягчить их хладнокровных сердец. Единственным оправданием их внезапной войны против невинного садовника было то, что Ригель не нравился цвет старичка — слишком много серого, — она, видите ли, привыкла к цветистости.

Сочинительство стихов стало гораздо более подходящим и, главное, безобидным для окружающих увлечением (хотя не вся живность в саду с этим бы согласилась), благодаря которому у месье Бурховца наконец все инструменты вновь лежали на своих местах, а цветы распускались и тянулись навстречу солнцу.

Гарри не вслушивался в слова Ригель, поглощенный более важным делом — практическим экзаменом по магической экологии. Последним в этом учебном году. Студентам факультета Алхимии приходилось два часа ползать по лесу «Эдем» в поисках растений, хитрых насекомых, птиц и мелких зверьков — кому что попалось. Гарри нужно было найти гриб-ползун, который кочевал от одного дерева к другому, если чуял опасность, изменение погоды или по некоторым другим причинам. Обычно они предпочитали размножаться под молодым дубом, в дождь прятались под кипарисом, а в тёплую погоду росли у корней остролистного клёна, который сейчас и разыскивал Гарри. Но, как назло, кругом были одни берёзы да липы. Преуспевающей в учёбе однокурснице Жени повезло куда меньше: ей нужно было найти белку-беглянку, которая любила маячить рядом с человеком на безопасном расстоянии, но в руки не давалась. Трудность её поисков заключалась в том, что размерами она была раза в два меньше обычной белки из отряда грызунов и в два раза её шустрее. Бедняга Жени чуть не разрыдалась, получив задание.

— …река — века, кус-ст — пус-ст, зал — вал, — продолжала Ригель, воодушевленно ползая вокруг Гарри, — золото — болото, конь — вонь, лес-с — бес-с, крошка — мошка, поле — доля…

— Нескладно, — рассеянно поправил Гарри.

— Вот ещё! — возмущённо возразила Ригель. — Изумительная рифма. Поле — доля.

Пред нами рас-сстилается безграничное поле,

И нам выпадает великая доля…

— Я неспособна на нес-складные рифмы, — высокомерно заявила змея.

«Ригель, рождённые ползать, как говорится, летать не умеют», — подумал Гарри про себя и с раздражением глянул на змею.

— Ну конечно, — язвительно прошипел он. — Что ж это я? Подумать только, а ты-то с-считала меня другом. Видно, во всём виновата твоя творчес-ская натура: с вами, говорят, трудно найти общий язык. Но ты-то, Ригель, не такая, как другие, ты же у нас уникум…

— Эй! Вот только обзыватьс-ся не надо, — тут же отреагировала Ригель. — И вообще, ес-сли у тебя нет нас-строения, не порти его другим.

Гарри закатил глаза. Эту фразу Ригель употребляла в последнее время слишком часто. Особенно когда он пытался заставить её прекратить эти их шутки над садовником. Хотя была тут львиная доля правды: в последнее время его настроение можно было охарактеризовать как стабильно паршивое. И да, порой Гарри даже портил его и другим, что раньше за собой не замечал. Всё чаще он кидался резкими фразами и, казалось, разучился говорить без сарказма. А всё из-за того, что необъяснимое беспокойство снедало его изнутри и не давало покоя ни днём ни ночью.

Этьен обычно понимающе кивал и со словами «ох уж эти экзамены!» оставлял его в покое. Гарри не спорил, но, однако, знал, что дело было не только в экзаменах. За экзамены он несколько переживал, но был почти уверен, что по крайней мере проходные балы по всем предметам он наберёт, а большего ему и не было нужно — ведь никто не будет его ругать за недостаточное старание, как никто не заметит и его блестящего табеля. Поэтому ему было всё равно на оценки. Но что же беспокоило его так сильно, он понять не мог. Ощущение надвигающейся катастрофы не покидало ни с началом экзаменов, ни под конец — и, казалось, даже усиливалось.

Что касается Этьена, то много воды утекло с тех пор, как академию взбудоражило его отравление. Новость о покушении на жизнь студента Шармбатона взрывной волной распространилась по всему магическому миру Франции. Гарри довелось узнать о такой профессии, как аврор. Десятки сосредоточенных лиц в красных мантиях маячили то тут, то там по коридорам замка. Они провели беседы с преподавателями и некоторыми студентами, а Гарри же трижды вызывали в кабинет директора, где они установили свой штаб на время «расследования». Тут всплыло на поверхность и его случайное падение с лестницы в сентябре и инцидент с метлой в октябре, в чём также заподозрили злой умысел. Вспомнилась и таинственная пропажа древних реликвий замка. И даже шуточное отравление Флёр Делакур в декабре. Хотя, что уж там, спрашивали о каждом, даже о самом незначительном происшествии. А вспомнить было о чём — в подобного рода учебных заведениях студенты не одними только уроками занимаются каждый божий день.

Гарри замирал всякий раз, когда видел одного из стражей порядка рядом с коридором, ведущим в ОВВ, хоть и знал, что его неначатое зелье — то бишь часть ингредиентов, которые больше негде было хранить, кроме как в Обители, — было в полной безопасности: тщательно припрятано в нише за портретом Бертрана и охраняемо горсткой Великих Волшебников в разнообразных воплощениях, но обладающих одинаковой способностью отталкивать от себя живых людей. Уж если кто и решит обследовать их жилище, они быстро отвадят этого бедолагу. Вот неловко было бы, если бы эти ингредиенты обнаружили при подобных-то обстоятельствах. Нет, Гарри, конечно же, не признал бы их за свои, а ОВВцы точно не сдали бы его, но с таким трудом добытые ингредиенты были бы изъяты, а это стало бы трагедией для Гарри. К счастью, надолго они не задержались.

Многое пришлось пережить и самому Этьену. Он был главным пострадавшим в этой истории. У Гарри не было возможности застать страшный момент, когда мадам Жизо узнала о несчастье, приключившимся с её сыном, и даже не видел её, когда она была в замке. Он и с Этьеном-то попрощаться не успел, только через несколько часов узнав, что мать забрала обоих сыновей из академии. Ну, по крайней мере, он знал, что она пережила этот удар.

На следующий день после этого инцидента занятия отменили; студенты были напуганы и взволнованы. Родители посчитали своим долгом посетить замок или, по крайней мере, написать встревоженные письма руководству школы — почтовые совы и голуби так и облепили замок. Но, поддавшись уверениям авроров, что ситуация под их тщательным контролем (это, надо заметить, было сказано лишь для успокоения людей, в самом же деле информации у них было не намного больше той, что они имели изначально), успокаивались, доверившись компетентности стражей порядка.

Гарри не мог понять, кто мог отравить Этьена. У него не было не то что врагов, но даже и просто недругов. Небольшие разногласия с Ирвином в счёт явно не брались. Гарри вдруг вспомнил, как Этьен сказал тогда: «Я сяду на твоё место», — и в голову закралась мысль, что отравить пытались его. «Может, Делакур решила-таки от меня избавиться, — размышлял Гарри, ловя на себе её колючие взгляды. — Решила, что хватит мне мозолить её нежные глазки. Да, должно быть, всё никак не забудет тот случай с зельем Крабица — она отчего-то уверена, что это был я. Хоть я и варил то зелье, но подлить кому бы то ни было эту гадость мне бы и в голову не пришло, дурак я, что ли?»

«Или, может, это был Сэмюель, — думал он позже, косясь на бесстрастного старшекурсника. — Я, конечно, понятия не имею, какие у него могут быть мотивы, но что вообще я о нём знаю?» И? Кто оставался? «Кто осмелился на такое?» — раздавалось тут и там по всей академии. У Гарри было одно совершенно дикое предположение, которое всё маячило на краю его сознания, но он торопливо его отгонял.

Постепенно жизнь в академии вернулась в прежнее русло. Замок очистился от посторонних, которые так и не нашли виновника случившегося, студенты вернулись к своим делам, а Гарри наконец на свой страх и риск установил в Обители котёл, зажег огонь и торжественно объявил о начале первого этапа варки зелья Поиска. Конечно же, он понимал, что его действия имели не совсем дозволенный характер. Варить подозрительное зелье для подозрительных целей в ОВВ, куда не заходит никто живой, под чётким руководством статуй и портретов, да ещё и в то время, когда в замке происходят подозрительные вещи. Ох как подозрительно всё это было!

Гарри чувствовал себя преступником, торопливо срезая с дерева кусок коры во время уроков Магической экологии, или когда, крадучись и оглядываясь, пробирался к Обители вечерами. Заговорщицкий шёпот Великих Волшебников, обступивших котёл со всех сторон, не придавал оптимизма.

Зелье Поиска требовало большого внимания: каждый ингредиент должен был быть добавлен в соответствии с рецептом и порезан определённым образом, определённым приспособлением и в определённое время, мешать надо было определённое количество раз. Гарри изворачивался как мог, отпрашивался с уроков, проводил бессонные ночи на пыльном ковре Обители под беспрерывную болтовню её обитателей. Не то чтобы они не спали вообще, но делали это скорее от безделья, чем по необходимости. А спать, когда рядом с ними человек, — всё равно что есть постную кашу, когда рядом накрыт праздничный стол. Гарри приходилось заимствовать у мадам Эйтл серебряные ножечки, медные блюдца, железные ступки и кое-что из ингредиентов, коих у медика было в обилии и исчезновение которых оставалось незамеченным.

Вся эта возня с зельем сделала Гарри раздражительным и нервным. Он боялся, что из-за одной маленькой ошибки вся его работа будет пригодна лишь для чистки унитаза. И его опасения не были высосаны из воздуха. Он уже перестал считать, сколько раз собственными руками чуть не загубил весь свой труд: путал последовательность, забывал о времени и сбивался со счёта. Но несколько пар учёных глаз внимательно следили за его манипуляциями и вовремя вмешивались в процесс приготовления.

Но радовало то, что не было никаких непредвиденных обстоятельств, которые могли помешать закончить зелье к концу учебного года, хотя Гарри не был уверен и в этом. Время от времени он замечал Флёр Делакур в тех местах, где ходил сам: в саду, в библиотеке, в больничном отделении. К счастью, в гостиную алхимиков она не имела доступа, и Гарри в который раз порадовался, что не выбрал факультет Чар.

«Ну что ей неймётся? — раздражённо думал Гарри о докучающей ему Делакур. — Ведь и так достаточно мне насолила». Гарри давно ждал от неё большой мести, но у благородной особы оказалось туго с фантазией, поэтому всё, к чему она пришла, — это раскрыть его маленький секрет, ставший ей известным ещё в начале года.

Она долгое время хранила эту тайну, но в конце концов душа её не выдержала. Она всё же пришла к выводу, что коли Гарри сам не распространяется об этом, значит, не хочет, чтобы знали остальные, и будет не рад, когда это станет известно всем. Таким образом вскоре после драмы с Этьеном Гарри стал центром внимания — все, от мала до велика, косились на него в Трапезной, а особенно настырные начинали выспрашивать его о его семье. Гарри сам слышал множество версий своего сиротства, но не считал нужным что-либо опровергать или объяснять, он лишь смотрел на любопытных вопрошаек, как на умственно неполноценных, что они и сами начинали стыдиться своего длинного носа и отчаливали.

Слухи, сплетни обсуждались ещё некоторое время, но вскоре и они исчерпали себя, затмеваемые новыми поводами для пересудов и разговоров, а через месяц после отъезда в замок вернулся Ноэль Жизо, тем самым освежив в памяти таинственный эпизод. Он-то и поведал любопытным о положении дел в семье. Из-за отравления Этьен неделю провёл в магической части больницы Отель-Дье в Париже до тех пор, пока его здоровье не улучшилось, и беспокойная мать не забрала его домой, отдавая предпочтение народным средствам. Алиса Жизо и сама была недалека от того, чтобы лежать на соседней с сыном койке, и из страха, что с её детьми случится ещё что-либо, когда они так от неё далеко, она перевела обоих на домашнее обучение. Если Этьен, у которого в академии и друзей-то не было — Гарри скорее был товарищем, нежели другом, — ничего не имел против домашнего обучения, то Ноэль, для которого академия стала почти домом, терпел это целый месяц только ради спокойствия матери, после чего яро взбунтовался. И мать сдалась. Этьен вернулся в академию вслед за братом всего на неделю позже — немного похудевший, но довольный. «Ну, мама всегда пыталась избежать разделения нас с братом, — смущённо объяснял Этьен, — и хотела, чтобы мы всегда были как можно ближе друг к другу. Возвращение Ноэля в академию далось ей нелегко. Меня она тоже не хотела отпускать, но мы её уговорили», — при слове «мы» Этьен счастливо засветился. Казалось, несчастье несколько улучшило отношения братьев. Или мадам Жизо просто-напросто ставила вопрос ребром: либо оба дома, либо оба в академии.

И вот, в тот момент, когда Ригель, надувшись и приняв оскорблённый вид, сделала перерыв в сочинительстве, Антарес увлёкся каким-то жуком, а раздражённый Гарри размышлял о змеиной психологии, Этьен, весь красный и вспотевший, выбрался из соседних кустов шиповника, недовольно хмуря брови. Заметив Гарри, он остановился.

— Вот скажи мне, они здесь вообще обитают?

Этьену досталось непростое задание: он должен был найти яйцо так называемой «няньки» — птички, размером чуть больше обычного воробья, с комплексом наседки. Их яйца были маленькими, эластичными, словно из резины, и птенцы обретали способность передвигаться ещё до вылупления. По неизвестным причинам они стремились укатиться подальше от своих матерей, и тем редко удавалось с ними совладать. После потери яиц птички всю оставшуюся жизнь посвящали их поискам, которые чаще всего приводили к тому, что они находили и высиживали чужие брошенные яйца.

— Наверняка, — безразлично пожал плечами Гарри. — Тут кто только не водится… хм, разве что Йети*.

Этьен содрогнулся и опасливо огляделся.

— Ну, — быстро добавил Гарри, — и драконов тут, думаю, тоже нет.

— Ну да, — вытерев со лба пот, неуверенно отозвался Этьен. — Ничего опасного здесь не водится. Тут же нимфы всё охраняют.

Гарри пожал плечами, мол, «не будь в этом так уверен». Этьен стоял на месте, внимательно оглядывая землю в поисках яйца. Гарри не мог двинуться, поскольку Ригель пряталась за его ногой, куда юркнула при появлении Этьена, и если он отойдёт, то она будет рассекречена. Антарес возился где-то в кустах.

— Ты, случаем, не замечал?..

— Нет, — поспешно отозвался Гарри. — «Нянек» я поблизости не видел. А ты ползунов не находил?

— Не-а, — вздохнул Этьен. — Я только что Ирвина встретил. Представь себе, он уже успел насобирать букет Argutus. Недовольный такой, букетик его такими эпитетами наградил.

Гарри кивнул, вспомнив забавные цветочки Argutus, которые были способны произнести огромное количество бессмыслицы, вроде: «бу-ка-мя-ка», «би-ки-пы», «шир-му-ши» (они так и произносили — по слогам, но с чувством); никакие нормальные слова не имели для них ценности.

— Чего он языком чеш-шет? Гони его уже, — недовольно проворчала Ригель. Тихое её шипение не могло насторожить на фоне звуков прочей живности. — Вид твоих ног не дос-ставляет мне удовольс-ствия… уж с-скорее жалос-сть.

Он бы ответил наглой змее, если бы не Этьен. Чем ей его кеды не угодили? Ну да, немного порваны…

— А, кстати, Гарри, — обратился Этьен, обследуя подножие соседней берёзы. — Ты как зелье-то сварил? Я, кажется, переборщил с листьями бадьяна…

Два дня назад у них был практический экзамен по Алхимии. Профессор Мерле недвусмысленно предупредил тех, у кого были шансы не сдать этот предмет, что, мол, вы посрамите весь факультет, если провалите свой профильный предмет.

— М-м, думаю, что нормально. Но я не уверен, что вовремя добавил сок календулы… — протянул Гарри. Он не был уверен ни в одном экзамене. Если с теорией можно легко справиться, перечитав учебники, то практику он сдавал с натягом. Особенно это касалось тех наук, где требовалась волшебная палочка: чары, трансфигурация, защитная магия. Ну не было у него к этому предрасположенности. И ежу понятно, что не было (тому самому, который когда-то был подушечкой с иголками).

— Угу, — промычал Этьен, заглядывая за следующее дерево. Гарри пяткой слегка подтолкнул Ригель в сторону кустов, но это было излишним. Змея и так собиралась ретироваться, а толчок Гарри показался ей верхом неуважения. Зло зашипев, она отползла от Гарри и примостилась с противоположной от него стороны, ближе к Этьену. Уповая на траву повыше и неброский окрас змеи, Гарри предупреждающе покачал головой. Ригель пренебрежительно махнула кончиком хвоста.

— Вот нечего пинатьс-ся. И потом, мне, может, интерес-сно понаблюдать за пареньком. Вдруг он мне понравитс-ся больш-ше тебя? Может, он будет повежливее некоторых.

Гарри сердито фыркнул. Что за вредное существо! Из-за кустов мерцали любопытные глазки Антареса. Гарри торопливо подошёл к Этьену.

— А знаешь, я, кажется, видел тут неподалёку гнездо «няньки». Яйца видно не было, но я-то и не искал. Пошли, покажу…

И он повёл Этьена вперёд. Ригель, впрочем, не собиралась так просто сдаваться.

— Врёш-шь, не уйдёш-шь! — прошипела она и последовала за мальчиками.

«До чего смелая стала», — недовольно подумал Гарри, подталкивая Этьена в спину.

* * *

— Нашёл! — раздался громкий возглас Этьена откуда-то сбоку. Потревоженная стайка птичек с криком спорхнула с ветки и, продолжая возмущаться, улетела вглубь леса. Через несколько секунд показался и сам Этьен, донельзя довольный и что-то бережно держащий в сложенных вместе ладонях. — Шалунишка, пытался и от меня скрыться. Но он на странность медленный, — ласково сказал он.

Гарри, который тоже уже отыскал своё задание — гриб-ползун, — взглянул на нечто у Этьена в руках — маленькое круглое яйцо правильной формы, которое имело полупрозрачную скорлупу, на вид весьма тонкую и ненадёжную.

— Поздравляю, — кисло отозвался Гарри. Время, отведенное на экзамен, уже подходило к концу, и надо было спешить обратно.

— …прекрас-сен мир,

Прекрас-сная мечта,

Прекрас-сен сыр,

Прекрас-сна колбаса… — голосила Ригель из-за кустов. Антарес, разумеется, скитался где-то неподалёку, то и дело предлагая сестрице вернуться в родной сад. Но той и так было весело: нервировать Гарри или наблюдать, как Этьен в страхе посматривает себе под ноги, улавливая едва различимое шипение.

— Пора возвращаться, Этьен. Мы уже далеко зашли, — заметил Гарри, отвлекая соседа от восхищённого созерцания яйца «няньки».

— Ага, — рассеянно отозвался Этьен, не отрывая взгляда от яйца. — Ой, смотри, там кто-то двигается!

— Конечно, двигается, — пробурчал Гарри, поворачивая в ту сторону, откуда они, как он полагал, вышли. — Должны же они как-то сбегать из своих гнёзд.

Этьен поспешил за Гарри, продолжая бессвязно бормотать что-то о яйце. Ригель ползла неподалёку, дразняще распевая:

— Такой белый-белый белок,

А внутри жёлтый-жёлтый желток…

С-сверху тонкий хитин,

И мы это с-съедим!

— Что б тебе с-собственным языком подавитьс-ся, — тихо пробормотал Гарри, переходя на язык Салазара Слизерина.

Около десяти минут они пробирались сквозь кусты, а те всё не редели. В лесу, казалось, стало тише и темнее.

— Гарри, — робко позвал Этьен, — мне кажется, мы не туда идём.

Гарри сделал ещё пару шагов и остановился, с удивлением заметив, что и Ригель замолкла. Он недоверчиво огляделся, рассчитывая на то, что обе змеи уже отстали от них. Но нет, брат и сестра притаились неподалёку. Заметив взгляд Гарри, Ригель с воодушевлением, но чересчур наигранно и без особого энтузиазма зашипела:

— Мыло душ-шистое —

Наша отрада,

Верёвка пуш-шистая —

Всегда мы ей рады… — голос её становился всё тише, и, закончив свой незамысловатый стишок, она совсем замолчала.

— Мне тоже так кажется, — вполголоса признал Гарри слова Этьена. Тот громко сглотнул, что прозвучало весьма отчётливо в тишине, и боязливо огляделся.

— Между прош-шим, вы идёте прямо в глубь лес-са, — подал голос Антарес. — К границе.

«Раньше сказать не могли», — хотелось возмутиться Гарри, но, если бы он сказал это на нормальном человеческом языке — змеи не поняли бы, а сказать на парселтанге — не понял бы Этьен.

— Ой, Гарри! — тонко воскликнул Этьен, в страхе прижимая к груди яйцо. — Снова это шипение… Ты слышишь?

— Какое шипение, Этьен? — махнул рукой Гарри. — Это всего лишь ветер.

— Да нет же, я…

— Ветер, Этьен, ветер, — с нажимом повторил Гарри. — А нам лучше повернуть назад.

— Мамочки, только б не змеи… — пробормотал Этьен. — Терпеть не могу змей…

Гарри двинулся в обратную сторону. Но сделав несколько шагов, приминая сухие листья и ломая мелкие веточки, он так и не услышал других шагов.

— Этьен?

Тот столбом стоял всё на том же месте, смотря куда-то вперёд.

— Г-Гарри, — дрогнувшим голосом сказал он и, пересилив себя, медленно продолжил: — Мне к-кажется… за тем деревом к-кто-то есть.

Гарри посмотрел туда, куда показывал Этьен, но никого не увидел — только высокий старый дуб с высохшими ветками у основания, окружённый густыми соснами, которые отбрасывали тёмную тень.

— Кто? — осторожно спросил он, тоже шёпотом.

— Я думаю, — едва слышно проговорил Этьен, — что это ч-человек.

Только Гарри хотел поспорить, как сам увидел этого «человека». Тёмный силуэт промелькнул неподалёку, заставляя Этьена вздрогнуть и чуть ли не вскрикнуть. А на Гарри этот силуэт, вкупе с длинными тёмными волосами и светлыми бликами кожи, произвёл другое впечатление. В голове промелькнули слова: «Ты — Pars pro toto» — «ты — часть одного целого». Гарри тут же решил, что это был тот же самый мужчина, которого он встретил, впервые побывав в лесу «Эдем». Последующие события произошли весьма неожиданно для всех.

Силуэт мелькнул снова. У Гарри в голове что-то щёлкнуло, и, плохо понимая, что делает, он кинулся в сторону дуба, прокричав:

— Месье! Подождите…

Мужчина замер и удивлённо уставился на Гарри. Но в следующую секунду он сорвался с места и, словно тень, скользнул в темноту леса.

— Стойте! Я не… я же… я просто хотел спросить… — не долго думая, Гарри бросился за ним. В голове осталась одна-единственная мысль — догнать.

— Гарри! — послышался испуганный возглас Этьена позади. — Стой! Что же ты делаешь?.. Там ведь… Ты… Подожди… — нимало не медля, он побежал за Гарри, предварительно выбросив в кусты то самое яйцо, которое так бережно сжимал в руках до этого.

И только две маленькие змейки остались на прежнем месте, наблюдая за двумя силуэтами, постепенно скрывающимися среди кустов.

— Иш-шь ты, как рванули! Никогда не видела, чтоб так с-спеш-шили пересечь границу, — воскликнула Ригель.

— Думаеш-шь, они скоро вернутс-ся? — задумчиво спросил Антарес.

— Хо-хо, чует моё нутро, неладное с-с ними приключитс-ся…

— Потеряютс-ся…

— Ещё бы… Ввек с-сами дорогу не найдут.

— С-с голоду помрут…

— Да что б им? Там же полно еды — мошки всякие, жучки, птички...

— Теперь ещё больше с-станет…

— Да нет, человечина ж не вкус-с-сная…

— Ты пробовала?

— Ещё бы! Ну ладно, не пробовала, но я с-слышала из верных источников… Не вкус-сная, человечина-то.

— И не говори…

— Имею право!

— Может, прос-следовать за ними?

— Глупос-сти не болтай, балбес-с… Мне, в отличие от них, жизнь ещё дорога.

— Мы-то не потеряемс-ся…

— Кто знает, братес-с, кто знает, — вздохнула Ригель и, тихонько напевая, поползла к выброшенному Этьеном яйцу, которое пыталось выбраться из ямки, в которую угодило. — Верёвка пуш-шистая и мыло душ-шистое… Гляди, у нас-с сегодня деликатес-с на обед! Повез-зло так повез-зло!

Гарри между тем мчался сквозь лес, царапая руки и ноги о колючие кусты, состоящие преимущественно из веток, чем из листьев, напряжённо вглядываясь вдаль, где изредка мелькала фигура незнакомца, который постоянно уходил то влево, то вправо, то исчезал на некоторое время, но расстояние между ними значительно увеличилось. Далеко позади пыхтел Этьен, что-то невнятно крича Гарри. Но тот этого не замечал. Не замечал и того, как стремительно темнело кругом, как чётко стали слышны его и Этьена шаги, как всё замерло и как внезапно явственно похолодало в лесу. Чтобы понять, что именно произошло, не нужно было быть гением. Они пересекли границу Трёх дубов.

«Мне нужно знать… Я должен узнать. Ну почему он убегает?» — только и крутилось у Гарри в голове. Вскоре человек, которого он преследовал, окончательно скрылся из виду. Гарри споткнулся, но не упал. Он остановился перевести дух, суетливо огляделся кругом. Вскоре его догнал Этьен, тяжело дыша.

— Ты… ж… ч…то… во… оп… ще, — хватая ртом воздух, пытался выговорить он, согнувшись и тяжело опираясь ладонями о колени. — Ты за… за… чем… сюда… О, нет!

Слева от них что-то мелькнуло, и Гарри бросился в ту сторону. Этьен же теперь готов был бежать хоть весь день, лишь бы не оставаться одному. Но сей факт не означал, что ему это нравилось.

Густые заросли преграждали дорогу, и Гарри, не видя ничего на расстоянии вытянутой руки, пробирался сквозь них. Неожиданно всё это закончилось, и он оказался у глубокого оврага, успев затормозить у самого его края, балансируя руками, чтобы не упасть. Сзади послышалось шуршание, и, прежде чем Гарри что-то предпринял, резкий толчок в спину заставил его полететь вниз. Спешно сгруппировавшись (пригодились-таки навыки полётов), он кубарем покатился с кручи, больно ударяясь о камни и собирая одеждой песок. Что-то хрустнуло, собственная нога пнула по собственному лицу, грозя выбить зуб, а песок забился в нос, в рот и в уши.

Скатившись на самый низ оврага, Гарри осторожно перевернулся на спину. Неподалёку послышались болезненные стоны и чертыханье товарища по несчастью. Прокашлявшись и проморгавшись, Гарри сел и осмотрел себя. С первого взгляда никаких страшных повреждений он не заметил. Их падение подняло столб пыли. Этьен плашмя развалился в двух-трёх шагах, тяжело дыша и не говоря ни слова. Гарри торопливо подполз к нему и подёргал за плечо. Ещё один болезненный стон давал надежду, что обладатель этого плеча в относительном сознании. Гарри помог ему перевернуться на спину.

— Ох, я умер, — слабым голосом простонал Этьен, приоткрыв один глаз — второй уже начал опухать. И забормотал словно в бреду: — Я у-умер…. А ты со мной… Это хорошо… Как жарко… А ты холодный, — он закашлялся, вздрагивая всем телом. Гарри приподнял ему голову, чтобы легче было дышать. Этьен снова застонал: — Ой… Я умер, я в аду…

— Эй, Этьен, прекрати. Ты не умер… — Гарри чуть встряхнул его за плечи, с его волос посыпался песок. — Да ты даже ничего не сломал.

Этьен пошевелил кончиками пальцем правой руки, лежавшей у него на груди.

— Ой, они двигаются, — болезненным голосом сказал он, взглядом одного глаза указывая на пальцы. — Ау!

Без предупреждения Гарри убрал опору из-под его головы, которая тут же снова очутилась на земле.

— Без представлений, пожалуйста, — сухо сказал Гарри, деловито отряхиваясь. — Пока ты тут разыгрываешь умирающего, Этьен, мы можем оказаться на прицеле какого-нибудь хищника.

Его слова оказались чудодейственными: некогда умирающий снова зашевелил конечностями и мигом установился в вертикальном положении. Этьен не совсем притворялся, просто сам немного переоценил силу своей боли. Ладонями вытерев лицо и стряхнув с волос часть песка, он потерянно огляделся, отползая в сторону. Руки у него сильно дрожали, а брови сошлись на переносице, как у ребёнка, собирающегося заплакать.

— Г-где мы? — едва проговорил он.

Гарри посмотрел по сторонам и внятно резюмировал:

— Мы в лесу. Упали в овраг. Довольно глубокий.

Этьен всхлипнул, но решил на этом ограничиться. Взгляд его бегло бродил по окрестностям, вскоре замерев на лице Гарри.

— У тебя кровь. На губе, — тихо и отрывисто сказал он.

Гарри кивнул. У него и во рту, и на губах был прилипчивый песок. От глотка воды не отказался бы сейчас никто из них двоих.

— А у тебя синяк под глазом, — оказал он ответную любезность.

Этьен коснулся века и, вздрогнув, сразу же отдёрнул руку.

— И щека поцарапана, — надув губы, сказал он.

Гарри прищурился.

— Ты весь чумазый.

— А ты…

— Ладно, всё, хватит, — перебил Гарри и тихо пробормотал: — Это глупо.

Некоторое время они сидели молча, приходя в себя и оглядываясь. Кругом царила зловещая тишина. Между густыми кронами извилистых деревьев пробивалась полоса бледной лазури неба, которая отбрасывала на землю яркую полосу света, разделяющую овраг на две половины.

— Надо подняться наверх, — сказал Гарри, оглядывая кручу. — Не помнишь, с какой стороны мы… прикатились?

— Э-э… я столько раз перекувырнулся, что не понял сразу — на земле я или на небе. Так что… — Этьен развёл руками, при этом болезненно поморщившись.

— Не беда, — вздохнул Гарри и подтянул к себе валяющийся неподалёку мешочек, который ему выдали перед экзаменом. — Я в книге вычитал одно очень полезное заклятье. Оно показывает направление и… о, чёрт.

— Что? — испуганно воззрился на него Этьен.

Гарри продемонстрировал свою волшебную палочку. Впрочем, не такую уж уже и волшебную. Теперь она стала пригодна лишь для разжигания каминов. Почти посередине отполированная палочка разламывалась, являя миру острые, как колючки, зазубрины.

«Так вот что за хруст я услышал при падении».

— О, мне жаль, — сочувственно сказал Этьен.

— А вот мне не очень — капризная деревяшка была. Вот только не вовремя она как-то… — Гарри уныло покрутил «подругу жизни» — как выражались изготовители волшебных палочек — в руках и на пробу пробормотал:

— Aguamenti.

Палочка одарила его реденьким брызгами воды, да так это сделала, словно презрительно сплюнула, прежде чем величественно удалиться в палочковый рай. Гарри не прочь был бы сейчас же и захоронить её поглубже, но счёл разумным вернуть её обратно в сумку.

— Без палочки направление определить весьма непросто. Ты не… — обратился он к Этьену, но договаривать не пришлось: по виноватому и напуганному лицу Этьена и так было понятно. — У тебя что, нет палочки? — медленно проговорил Гарри.

Этьен оправдательно забормотал:

— Я же не мог знать, что… На экзамене она всё равно не нужна. В поисках магических существ и растений моя магия не поможет. Я ею и пользоваться толком не умею. И я подумал: зачем брать палочку? Ещё потеряю или сломаю ненароком…

— Этьен, ты волшебник или маггл? — недоверчиво спросил Гарри, смотря в простодушное лицо товарища.

— Я-я? В-волшебник, — неуверенно протянул тот. Выглядел он до того напуганным и жалким, что Гарри расхотелось его отчитывать. Он сделал глубокий вздох, собираясь с мыслями.

— Ладно, будем как магглы. Но ты прав, от палочек мало толку. Разве что можно было бы узнать точное направление, — он не удержался и бросил на Этьена колючий взгляд, от которого тот втянул голову в плечи.

Гарри огляделся и предпринял попытку подняться. Сперва его повело в сторону, а в руке отдалось болью, когда он на неё опёрся — скорее всего, растяжение. Также во время падения он болезненно ушиб коленку, и какой-то проворный камень заехал ему прямо в ребро. Но, казалось, в целом он был в порядке.

— Тебе помочь? — Этьен уже был на ногах и выглядел даже благополучнее своего товарища.

— Справлюсь, — проворчал Гарри.

Встав, он повторно оглядел крутой склон, по которому им предстояло подняться.

«Высоко, однако», — пришла в голову обоим одна и та же мысль. Они переглянулись. Этьен решил первым попытать счастье. Выбрав наиболее удобное для подъёма местечко, он схватился за небольшое углубление, зафиксировал ногу на торчащем камне и начал подтягиваться. Потревоженные камни шумно скатились вниз, но первый шаг Этьена удался. Несмело взглянув на Гарри через плечо, он принялся карабкаться дальше, но тут уж камень не выдержал, и Этьен скатился вниз вместе с новой порцией мелких камней и песка.

— Слишком круто, — прохныкал он.

В иной раз эта задача не представлялась бы для мальчишек особенно трудной, но падение вышибло из них дух, у них всё ещё дрожали конечности.

— Ладно, — вздохнул Гарри после неудачной попытки самому взобраться наверх по осыпающейся поверхности. — Если это и в самом деле овраг — а овраги образуются временными водотоками, которые стекают сверху вниз, а в нашем случае в речку, — значит, что, двигаясь вниз, можно дойти до реки. А там — вдоль неё против течения, и мы дойдём до замка, — предложил он.

Этьен поморгал здоровым глазом.

— Что? — переспросил он.

— Пойдём вперёд, Этьен. Может, найдём место, где склон пониже.

Они спешно потопали вперёд и вскоре в самом деле наткнулись на резкий поворот, где с одной стороны обвал намного увеличивался, а с другой же, наоборот, уменьшался. Совместными усилиями им удалось вытащить друг друга на ровную поверхность. Этьен как ребёнок домашний, выросший в городе, дрожал не то от усталости, не то от страха, а скорее всего, от того и другого.

— Нужно скорее добраться до границы, — упрямо сказал он, отказываясь от передышки.

Несколько минут он шёл с угрюмо-озабоченным выражением лица, изредка бросая на Гарри нерешительные взгляды.

— Нет, и всё-таки я спрошу, — твёрдо сказал Этьен, внезапно останавливаясь. Гарри обернулся и выжидающе посмотрел на него. Тот глубоко вздохнул и начал: — Ты знаешь, Гарри, что я стараюсь не вмешиваться в чужие дела и не надоедать своим «дружеским» участием. Я не задавал тебе личных вопросов, которые ты не очень любишь, — я это понимаю, поскольку сам не люблю. Но в данном случае я считаю, что мой вопрос уже не будет «личным», — он перевёл дыхание и, не смотря на Гарри, торопливо продолжил упрямым тоном, словно тот собирался его перебить. — Мне просто интересно… Из-за чего или из-за кого я нахожусь сейчас за — чёрт, поверить в это не могу — нахожусь за… за границей Трёх дубов?

— Вероятно, из-за того, — бесстрастно отозвался Гарри, смотря в лицо отводящего взгляд Этьена, — что, несмотря на то, что ты «стараешься не вмешиваться в чужие дела», ты бездумно бросился вслед за мной, прекрасно осознавая, куда именно попадёшь.

Этьен в замешательстве посмотрел на приятеля: он не ожидал, что тот станет оспаривать факт, что происходящее — вина Гарри.

— О чём… Что? Но… э-э… Появился этот человек, а ты так внезапно бросился за ним, что я и осознать-то ничего не успел! И вообще, что мне ещё оставалось делать? Ты на моих глазах… пересёк границу!

Гарри скрестил руки на груди в защитном жесте.

— Да, и ты не придумал ничего умнее, как самому сделать то же самое? У тебя есть своя голова на плечах, ей-то и нужно было думать.

Этьен покраснел, возмущённый реакцией Гарри и упрёком в его голосе.

— Как ты можешь так говорить? Я… я… С тобой могло что-нибудь случиться! — отчаянно воскликнул он, не скрывая своей обиды.

— Могло, — усмехнулся Гарри. — Этьен, вот скажи: если бы я бросился со скалы, ты также последовал бы за мной? Ведь со мной могло что-нибудь случиться, — иронично проговорил он.

«Мог бы оставить меня… как это сделали те, которые действительно считались моими друзьями, — Гарри метнул взгляд себе под ноги, обнаружив там только уныло-коричневые веточки, отдалённо напоминающие чешуйчатые тельца змей. — Вот ведь… уж у них-то нет сердобольных родителей да разномастных родственников различных степеней родства». Гарри понимал, что его поступок был в крайней мере безрассуден — броситься через границу Трёх дубов, которую строго-настрого запрещено пересекать и где он вполне может лишиться жизни. Но у него были на то веские причины и… Как он мог поступить иначе? Как бы он потом спал спокойно ночами, зная, что упустил шанс? А Этьен — это другое дело. Его поступок был глупым.

Этьен снова всхлипнул и, опустив голову, быстро побрёл дальше.

— Я просто хотел знать, что это был за человек, — вскоре пробормотал он. Он уже не чувствовал ни обиды, ни злости, а молча признавал, что должен идти той тропой, на которую ступил, не обвиняя в своём выборе других.

«Слишком впечатлительный», — мысленно вздохнул Гарри, всматриваясь вперёд в надежде на лучик света, который должен появиться за пределами границы.

— Сам не знаю, был ли это человек, — ответил он всё же. — Я видел его в прошлом году. Тогда он говорил мне странные слова… И я лишь хотел узнать, что они означали.

— А-а, — удивлённо протянул Этьен и замолчал. Гнетущая тишина установилась в лесу. Ни одна птица не давала знать о своём пребывании в этом месте, ни одна белка не промелькнула мимо; никого не было поблизости. — Странно, что он так резво убежал, — только и сказал Этьен.

Гарри не мог не согласиться.

* * *

— Хм, — глубокомысленно изрёк Гарри, нагнувшись над чем-то, поблескивающим в кустах.

— Э-э, Гарри, ты же не собираешься это подби… ты уже это сделал, — сказал Этьен, опасливо покосившись на клочок серебристой шерсти в руках товарища.

— Очень напоминает шёлковые нитки. Думаю, что существо, сбросившее эту шерсть, было магическим. А если магическим, то это может быть весьма полезным, — прагматично заметил Гарри.

— Ладно-ладно, бери. Только давай пойдём быстрее, — со страхом оглядываясь, пробормотал Этьен.

Идти прямой дорогой у них не вышло. На пути попадались непроходимые заросли кустов, которые приходилось огибать, а также овраги и канавы. Оба мальчика не могли не почувствовать враждебность тех сил, которые пронизывали лес, покрытый зловещим мраком, словно сейчас и не разгар дня вовсе, а сумрачный вечер. Гарри считал, что они шли уже около часа; Этьену же это время представлялось в виде не менее чем четырёх часов. Оба знали, что так быть не должно. Но ни один не решался озвучить свои предположения вслух. Пока Этьен вдруг не сорвался.

— Этого не может быть, — захныкал он. — Мы идём уже… бесконечно! За это время мы успели бы и до замка дойти, и экзамен по экологии провалить, и выговор получить, если бы… — он шмыгнул носом и повысил голос. — …если бы мы шли в правильном направлении!

Гарри остановился.

— Ты прав, мы заблудились, — признал он.

Этьен посмотрел на него круглыми от ужаса глазами.

— Что? — выдохнул он. — З-заблудились? Да нет же, не шути так, — нервно засмеялся он, смотря на Гарри молящим взглядом, мол, «смотри, до чего ты меня довёл; ну же, пора прекращать эту шутку».

— Ты сам только что признал, что мы идём в неправильном направлении, — пожал плечами Гарри.

Этьен подозрительно часто задышал, глаза его заблестели.

— Нет-нет, Этьен, только не вздумай плакать, — предупредил Гарри. — Ты многое сегодня пережил, ты устал и напуган. Нужно отдохнуть. Присядь.

Он подтолкнул оцепеневшего товарища в сторону поваленного неподалёку дерева.

— Ш-ш, — подскочил тот, сев на колючий сучок. Он подвинулся. — Я в порядке. Правда, в порядке, — улыбнулся он, но в этой улыбке не было ни капли успокоения. Так, ироническая ухмылка, всё не угасающая и не угасающая. — Нет, серьёзно, что такого-то? Мы всего-то потерялись в лесу… Всё бы ничего, если бы это было не за границей… Там как-то приятнее было бы потеряться. Ха-ха, а я-то думал, чёрт возьми… Нет, серьёзно, можно было… — говорил он, не прекращая улыбаться, голосом, предвещающим истерику.

Гарри предложил:

— Может, лучше поплачешь?

Но тот не обратил внимания на его слова, продолжая бормотать:

— Мы всего лишь в тёмном-тёмном лесу, о котором рассказывают в детских страшилках, которого боятся и взрослые, и старики, и обходят за километр. Разве есть в этом что-нибудь ужасающее? Пробирающее до костей? Заставляющее пальцы на ногах сжиматься, а чему-то там в животе нервно ёкать…

Нет бы подивиться такому изложению своих чувств одиннадцатилетним товарищем, Гарри вместо этого несильно, но ощутимо залепил ему пощечину. Этьен сразу же умолк, рассеянно заморгав.

— Эм… — то ли он хотел возмутиться, то ли поблагодарить — неизвестно, он просто замолчал, нахмурился и погрузился в размышления.

— Ноэль будет волноваться, — изрёк он таким странным тоном, что Гарри недоумённо на него оглянулся. Тот сидел с отрешённым видом, глаза остекленели. Гарри покоробило.

— Ладно уж, — прочистив горло, сказал он. — Нечего и переживать. Этот лес только кажется таким страшным, а на самом-то деле здесь даже никого нет. Ты прислушайся… Тишина. Атмосфера тут такая, что и живность бежит от этого места подальше.

Этьен уныло прислушался, сам не осознавая, чего он хочет: услышать хоть какой-нибудь звук, напоминающий, что они находятся в лесу, а не в долине мёртвых, или наоборот — боялся что-то услышать, поскольку в таком месте это «что-то» могло быть не слишком дружелюбным и несколько голодным. Во всяком случае, вне зависимости от его желаний внезапно где-то вдалеке послышался шорох. Послышался и умолк. Оба мальчика так и замерли, обратившись в слух, не уверенные, взаправду ли был этот звук. Но вскоре шорох прозвучал снова, уже немного ближе, и мальчишки синхронно повернули головы в ту сторону, откуда он раздавался. У Этьена, казалось, вся кровь схлынула с лица. Долгое время ничего не было слышно, они не двигались. Когда лёгкое шуршание раздалось из-за дерева почти в семи шагах от них, Этьен подскочил и раскрыл рот, готовый закричать в случае чего. Гарри замер, напряжённо смотря на дерево. Шорох — такой тихий и аккуратный, словно это было не страшное существо, питающееся мясом, а просто курица, разыскивающая зерно в листве, — не прекращался, но тот, кто создавал этот шум, не спешил показываться из-за скрывающего его дерева.

Внезапно всё прекратилось. Слышно было только постукивание зубов Этьена друг о друга. И тут напряжённое ожидание достигло своей кульминации. Неторопливо и безмятежно из-за выступающего сухого корня высунулось маленькое существо. До того маленькое, что на таком расстоянии, что разделяло его и мальчиков, разглядеть его было нелегко. Тем не менее, это была небольшая птичка размером с ладонь с пушистым и весьма ярким, как у попугая, оперением, что придавало ей форму шара, с коротким оранжевым клювом, маленькими чёрными глазками-бусинками, короткими ножками, едва выглядывающими из-под перьев, походивших на пух. На её спине виднелись маленькие ярко-зелёные крылышки. Двигалась птичка медленно, вразвалочку, как пингвин, нагибаясь до земли, и, шурша сухими листьями и ветками, что-то выискивала. Людей она не замечала, полностью поглощенная своим делом.

Этьен шумно выдохнул. Птичка мигом отпрыгнула от дерева, уставившись на источник шума. И сразу же повернула маленькую головку на другого. И снова на Этьена. Пару секунд те могли наблюдать за растерянностью птицы. После чего она необычайно проворно крутанулась вокруг себя, а в следующую секунду на её месте осталась только парочка коротеньких пёрышек, взметнувшихся вверх и медленно оседавших на землю. Через мгновение пташка появилась в нескольких шагах влево от предыдущего места пребывания. Мальчики уставились на неё, раскрыв рот. Некоторое время она копошилась в листве и только после заметила, что те, от кого она скрывалась, были всё на том же от неё расстоянии, но с другой стороны. С возмущённым вскриком (или, скорее, писком) она снова крутанулась, более не появившись поблизости.

— Вау, — восхищённо присвистнул Этьен. — Это было что-то…

— Не «что-то», а дириколь*, — со знанием дела произнёс Гарри.

— А, точно. Я как-то читал о них. Исчезают при опасности, так?

— Угу… глупая птица, оказывается, — пробормотал Гарри. Он подошёл к дереву и осторожно подобрал маленькие пёрышки, оставленные дириколем.

— Хочешь оставить на память? — предложил он Этьену. Тот замотал головой.

— Я и так ввек не забуду об этом.

— Как хочешь, — Гарри аккуратно спрятал перья в сумке. Будучи алхимиком, он не мог не прикарманить ценный ингредиент.

— Говоришь, никто не водится? — уныло спросил Этьен через минуту, разглядывая место последнего пребывания дириколя.

— Ошибся, — пожал плечами Гарри, присаживаясь обратно на засохшую древесину.

Этьен шмыгнул носом и, вздохнув, заговорил отстранённым голосом:

— Я читал в учебнике «Академия Шармбатон: всё, что нужно знать юным студентам», что за границей Трёх дубов несколько сотен лет назад жила группа Тёмных колдунов. Они ставили различные эксперименты, опыты и… тёмно-магические ритуалы. Жестокие и кровавые… Чаще — на животных, но, когда сюда забредали потерянные путники… их потом так и не находили. Оттого эта местность столь отталкивающая — слишком много Тёмной магии она в себе носила. Столько, что и по сей день она не развеялась. Существуют различные версии того, что же стало с этими колдунами. Первая, и самая правдоподобная, — это то, что однажды один из экспериментов пошёл не так, и произошёл сильный взрыв магии, уничтоживший всё в округе — самих волшебников в том числе. На этом месте был огромный пустырь, словно сгоревший при пожаре. Долгое время и деревья здесь не росли, а обычные животные не появляются и сейчас. Зато здесь обитают те, которых Министерство магии относит в разряд «магические твари» — не обычные магические животные, а те, которые обладают какими-то способностями и чем-то ценным. Вроде того же дириколя… Второй вариант произошедшего — это конфликт колдунов с лесными нимфами. Известно, что эти существа обитают здесь с незапамятных времён. С людьми они никогда не связывались. И даже тогда, когда в их лесу появились эти колдуны. Они не препятствовали путникам, когда те появлялись в лесу, а скорее помогали им, как существам беспомощным, неразумным. Не вмешивались, если люди не причиняли вреда их Природе. Но вот пришли эти колдуны, принося в их дом «грязь». Миролюбивые существа, эти нимфы, они хоть и были недовольны, но не мешали, пока Тёмные колдуны не использовали одну из них в своих «грязных» делах. Для них это было что-то… небывалое, немыслимое. Нимфы умирают вместе с породившим их деревом или другой составляющей природы, которая их создала. Смерть от руки человека, колдуна… и такая ужасная смерть... Они были поражены тем бездушием, жестокостью, которые присутствовали в тех магах. Весь лес — это их владения, и они за ним присматривают. Смерть одной из них заставила нимф принять радикальные меры по отношению к колдунам. Неизвестно точно, что стало с этими людьми, как неизвестно и то, что сделали с ними нимфы, — либо убили, либо просто изгнали. Но колдуны не сдавались так легко. Перед этим они использовали все свои тёмные… изобретения и прокляли это место. И третья версия — это то, что колдуны всё ещё обитают в этих лесах. Ведь и по сей день известны случаи пропажи людей...

Всё это Гарри тоже читал в той же книге, и Этьен это знал. Но сейчас ему нужно было отвлечься, только и всего. Гарри мог бы назвать ещё не одну версию случившегося. К примеру, также предполагали, что в лесу появилась ещё одна компания Тёмных колдунов, и эти две группки были непримиримыми врагами — вот и уничтожили друг друга, оставив после себя немалые сгустки Тёмной магии.

— Слушай, мы не заблудились, — как бы между прочим сказал Гарри. Этьен обернулся, выражая удивление. — Ну да, невелико дело — отклонились от курса. Я могу сейчас пройтись кругом — может...

— Нет-нет-нет, — поспешно воскликнул Этьен, не дав ему договорить. — Нет, правда, не стоит. Не думаю, что ты увидишь отсюда замок… Что? — испуганно спросил он, заметив, как Гарри изменился в лице.

— Действительно, — кивнул он. — Ты подал мне идею: отсюда мы замок не увидим, а вот если взобраться повыше… — он иным взглядом посмотрел на ветвистых великанов кругом. Этьен же посмотрел на них с ужасом.

— Ты же не собираешься?.. — тревожно спросил он.

— Почему нет? Этьен, замок находится на возвышенности. Если залезть на дерево, то сразу станет понятно, куда надо идти.

Гарри осмотрел ближайшие деревья, выбирая то, на которое будет проще всего забраться и какое из них будет повыше. Но задача предстояла не из лёгких. Более-менее крепкие ветки росли высоко, а стволы были покрыты мхом и лишайниками.

— Обычно с северной стороны кора темнее и мох растёт гуще, — заметил Гарри.

— О!.. Откуда ты знаешь? — удивился Этьен.

— Да так. В детстве я не был домашним ребёнком. Иногда мне приходилось лазить по деревьям.

«Чаще — не приходилось, но я всё равно лазил, — вздохнул Гарри. — Вот было времечко…»

— Да? А я, наоборот, был ниже воды, тише травы… э-э… то есть тише воды, ниже травы, — нервно засмеялся Этьен. — Ноэль же перелазил через забор, если мама не отпускала его гулять… Эй, только осторожнее.

— Угу, — пробурчал Гарри, хватаясь одной рукой за выступающий сучок, а другой… Как он мог забыть, что повредил её? Запястье побаливало и немного опухло — он решил, что это было небольшое растяжение. Но сейчас он попытался игнорировать острую боль, мгновенно распространившуюся от кончиков пальцев до позвонков.

Медленно Гарри начал взбираться на дерево, обхватив его руками. Ногами он выискивал неровности и выступы, от которых отталкивался. Он почти добрался до ближайшей ветки, когда что-то, словно тонкая иголка, вонзилось ему в ладонь здоровой руки. Не ожидая такого подвоха от недвижимого дерева, Гарри инстинктивно отдёрнул руку, чем вызвал своё незамедлительное падение. Расстояние до земли было ещё небольшим, а ворох сухих листьев смягчил приземление, но всё равно приятного было мало.

— Гарри! Гарри! — испуганно восклицал Этьен.

— Я в порядке, — поморщившись, отозвался Гарри, попутно отдирая от своих плеч ручонки до чёртиков напуганного товарища.

— Как это «в порядке»? Как «в порядке»! Ты всегда так говоришь, но это неправда! Не нужно было туда лезть, это безнадёжно! Всё равно до верха не долезть! — причитал Этьен. — А если б ты с верхушки упал, что б я с тобой делал?! Ты подумал об этом?

Гарри опёрся спиной о не желающее покоряться дерево и посмотрел на ладонь неповреждённой руки — лишь пара неглубоких царапин, ничего страшного.

— Что ты так волнуешься? В самом деле, я же не стеклянный.

Этьен стушевался.

— Э-э… прости. Просто ты выглядишь… эм, как это сказать — на тебя когда смотришь, кажется, что тебя легко поранить…

— Нет. Вовсе нет, не легко, — сухо отозвался Гарри.

— Знаю-знаю, — поспешно исправился Этьен. — Прости, я… глупости говорю, не слушай меня. Просто когда я переживаю, то начинаю много болтать.

— Этьен, — Гарри взглянул на оборванного, осунувшегося, с припухшим глазом товарища и серьёзно сказал: — Я думаю, что на дерево нужно обязательно залезть. Так мы сможем определить направление.

Этьен побледнел и, громко сглотнув, зашептал молящим голосом:

— Гарри… ты ведь не полезешь снова? Ты не сможешь. А я никогда не умел и никогда не смогу, даже если за мной погонится о-оборотень. Даже в экстренных ситуациях я не способен на подобное. Прошу тебя, давай… давай придумаем что-нибудь другое?

Гарри нахмурился — Этьен выглядел на грани, жалко было на него смотреть. А его собственная рука выглядела не лучшим образом. Гарри принялся обдумывать иные варианты.

— Ладно, — в конце концов сказал он. Этьен с надеждой взглянул на него, не прекращая заламывать руки. — Попробуем повернуть обратно. Дойдем до того оврага. А там — напрямую и… Будем у замка ещё до ужина.

Этьен страстно закивал, но затем нахмурился.

— А если мы идём по нужной дороге? Ну, может, надо только взять немного вправо или влево. А может, это всё магия — что, если лес не хочет нас отпускать... Или колдуны не хотят… — озабоченно забормотал он.

— Не трусь, скоро мы будем в замке. Нас наверняка уже ищут, — махнул здоровой рукой Гарри.

Этьен мялся и сомневался до тех пор, пока Гарри не предложил научить его лазить по деревьям. Обратно они пошли ещё медленнее, а по дороге у них завязался весьма познавательный, если не сказать интересный, разговор, в ходе которого Гарри узнал много нового и о «товарище», и о себе самом.

* * *

— Не молчи, — продолжая идти, с мольбой попросил Этьен.

Ненадолго же его хватило. Вся эта гнетущая тишина леса и безучастность попутчика не обнадёживали его. Выражение лица Гарри сейчас не отличалось от того выражения, с которым он помогал Этьену искать яйцо «няньки» некоторое время назад.

— Меня коробит от этого места, — пожаловался Этьен. — Если я не разговариваю, то я думаю. А думать я сейчас могу только об одном — о том, что мы тут заблудились и что никто нас не найдёт. Я в красках представляю, как мы умрём: либо нас сожрут здешние обитатели — а это самая предпочтительная смерть, несмотря на то, что мне становится тошно, когда я думаю о том, как какая-нибудь тварь с мощной челюстью будет похрустывать мной, как деликатесной жареной лягушкой, и как мои кости будут ломаться внутри, протыкая внутренние органы, и так далее в том же духе, бр-р. Либо мы умрём в страшных муках, не имея ни воды, ни еды, поскольку среди всех этих деревьев нет ни одной яблони, и даже грибы нормальные не растут! Либо… У меня ещё много вариантов, озвучить все?

— Да ты пессимист, Этьен, — Гарри мельком взглянул на него из-за плеча, аккуратно отодвигая в сторону колючую ветку какого-то куста.

— Не пессимист, — возразил Этьен. — Просто мне страшно. К тому же я привык, что какие-то события происходят не так, как я их себе представляю. Поэтому стараюсь представить все самые… неблагоприятные варианты.

Гарри ничего не ответил. У него в голове творилось нечто странное — он не чувствовал страха и сомневался в том, что кто-то здесь действительно захочет ими закусить, как и в том, что их никто не найдёт, — это у них не было волшебных палочек, а у преподавателей были, и с их помощью они наверняка отыщут пропавших учеников. Но всё же некое беспокойство не покидало его, и исходило оно, казалось, извне.

— Если не хочешь говорить, я сам начну, — упрямо сказал Этьен. — В общем, так, Гарри, я многого о тебе не знаю. И тебя самого я тоже почти не знаю. И, раз уж нам суждено умереть вместе, так давай узнаем друг друга получше, а? Ведь в шаге от смерти начинаешь больше ценить жизнь. А особенно тех, кто находится с тобой рядом в этот момент. И этот человек — последний, кого ты увидишь в жизни. И ты понимаешь, что этот человек… он такой же, как ты сам. В этот момент ты осознаёшь, что не так уж вы и различны, как ты когда-то думал. У вас одинаково по две руки и две ноги, у вас один и тот же набор органов — и все они работают одинаково, — и вы оба в одном и том же положении. А те различия, что между вами, — они в голове. В восприятии. В понимании вещей… — он ненадолго замолчал, усиленно размышляя о том, что собирался сказать.

Гарри вздохнул.

— Этьен, ты что, в самом деле собрался здесь умирать?

— Просто стараюсь рассмотреть всякие варианты, — надулся Этьен. — Если не хочешь рассказывать, то я, пожалуй, начну первым. Чужой пример, как говорится, заразителен, — он прочистил горло и, подумав немного, начал: — Так вот, я человек не слишком общительный… Э-э, кхм… да… В жизни у меня было мало друзей. Всего трое. Причём только одного из них я могу назвать хорошим другом — я его плохо помню, поскольку был тогда очень маленьким. Мы жили по соседству и были одногодками. У него тоже был старший брат — примерно того же возраста, что и Ноэль. Я помню, как однажды я и Эван — так звали моего друга — поссорились, а наши братья нас мирили, угрожая поднять за уши. Нас это смешило, и мы уже не сердились друг на друга, но всё равно продолжали говорить, что мириться не будем, — взгляд Этьена затуманился, и он не прекращал улыбаться, медленно следуя за Гарри. — Я помню, что мы тогда дружили. Все вчетвером. Помню, как Эван учил меня раскрашивать картинки, а Ноэль помогал их оживлять. Только потом семья Эвана уехала из нашего города. Они были магглами, — добавил он. — Наша семья, в общем-то, отчасти маггловская: наши предки — да и нынешнее поколение от них не отстаёт — не избегали браков с магглами, и мы как бы смешанные. Мы живём в маггловском городе, в маггловском доме и, как большинство колдунов, живущих среди немагического населения, скрываем нашу магию, но не пытаемся стать магглами на самом деле. С детства мы с братом знали, что мы не такие, как все вокруг, и что в одиннадцать лет мы пойдем в особенную школу, где не нужно будет скрывать, кто мы есть. На меня эта скрытность несколько давила, и я мало с кем дружил. У Ноэля же всегда было полно друзей. Как-то он дружил с одной девчонкой по соседству. Я постоянно ходил с этими двоими и даже подружился с Ташей — её так звали, — но она порой сильно мне не нравилась. Я даже помню, что первое моё слово, за которое родители обычно дают подзатыльники, я сказал именно ей. Помню, как я был зол и в бессильной ярости назвал её дурой. Да, кстати, она тоже потом уехала. Если честно, мне нисколько не жаль, что у меня было так мало друзей. Я с детства был очень тихим и спокойным, и мне хватало одной игрушки, чтобы занять себя на весь день. Я считал, что моя семья — это мой мир. Остальные — лишь неизбежность, с которой мне приходится периодически сталкиваться. И все люди были для меня, как… «другие люди». Все были такими далёкими и чужими, я представить не мог, что кто-то из них сможет меня понять… Так было до тех пор, пока я не встретил тебя… Рядом с тобой мне спокойно, будто только ты меня понимаешь. Глупо звучит, да? — поспешно спросил он, со страхом заглядывая Гарри в лицо. Тот что-то невнятно промычал, не подтверждая, но и не отрицая.

— Этьен, я не думаю, что дело во мне, — медленно начал он. — Ты просто взрослеешь и учишься общаться с окружающими. В детском возрасте люди вызывали у тебя отторжение, потому что они не были похожи на твою семью. И ты, возможно, в силу своего характера, не мог с этим смириться. А сейчас… ты начинаешь понимать, что «другие люди» такие же, как и ты, каждый имеет свою жизнь, у каждого из них есть свой мир, который крутится вокруг них. Это люди со своими проблемами и мечтами, мыслями и взглядами. Каждый из них — уникален и необычен: разве это не интересно? И ты... я думаю, что ты просто начинаешь отвыкать от семьи.

Этьен поразмыслил над его словами и серьёзно ответил:

— Я очень привязан к своей семье, не отрицаю, но и окружающих меня людей я вижу ясно. Они живут своими жизнями. У них есть родители, братья, сёстры. Они ездят в горы и на море летом. Одни мечтают о деньгах, о счастье, о славе. У кого-то год назад умерла бабушка, у кого-то — любимая жаба. Кто-то съехал в учёбе и скрывает это от родителей, кто-то на «отлично» сдал экзамены, но не может похвастаться, потому что именно это он обязан был сделать. Кто-то страдает от излишнего внимания, а кого-то никто не замечает. У всех у них свои жизни, свои особенности, свои проблемы, но мне нет до них дела. А с тобой по-другому, Гарри. И мне в самом деле интересно, какой ты и чем живёшь… Я хочу узнать тебя получше.

Гарри передёрнул плечами.

— Ничего интересного, в самом деле.

— Ну а мне интересно, я хочу узнать тебя поближе, — убеждённо повторил Этьен.

Гарри тяжко вздохнул.

— Я такой же, как и все. Во мне нет ничего необычного, — Гарри говорил тоном, каким матери обычно пытаются объяснить своим любопытным малышам сложные вещи доступным языком. — Я думаю, что ты читаешь слишком много маггловских романов.

Этьен покраснел.

— Может, и читаю, но, знаешь ли, отличаю романы от реальности, — упрямо покачал головой он. — Ты, возможно, действительно так думаешь. Но я не верю. Когда я впервые увидел тебя на станции, я сразу понял, что ты не такой, как все.

— И чем же я такой «особенный»? — насмешливо поинтересовался Гарри.

— Чем? — задумался Этьен. — Ну, ты странный во всех отношениях. Ты выглядишь слишком маленьким, а ведёшь себя слишком взросло, и это сбивает с толку. Ты обращаешь на себя внимание всем своим видом — сложно сказать, чем конкретно. Что уж говорить, даже Флёр Делакур тебя заприметила! Или взять хотя бы Сэмюеля де Амьена: он аристократ до мозга костей, в академии он славится своей отшельнической жизнью, ни с кем не дружит, ни во что не вмешивается, а разговаривает так, что у собеседника сразу отпадает желание поговорить. Рядом с ним чувствуешь себя жалким червяком — ничтожным человечком. Ко всему он относится с презрением и так величественно держит себя, словно он король, посетивший своих подданных в их убогих хибарах. Ни у кого не возникает желания ни подружиться с ним, ни придраться. От него хочется держаться подальше. А вот к тебе он относится дружелюбно — разговаривает с тобой по-человечески и даже помогает. Ты на него чем-то похож: тоже постоянно в сторонке, ни с кем не общаешься и даже не выказываешь такого желания. Но это только на первый взгляд. Амьен ведёт себя высокомерно, а у тебя этого нет. Ты не смотришь на людей презрительно, ты вообще на них не смотришь. Да сам Амьен будто прячется за маской равнодушия, а ты… естественный, что ли, тебе словно действительно безразлично, что о тебе думают и как к тебе относятся, и выражение лица у тебя всё время такое отстранённое, словно ты находишься где-то не здесь, а в своём мирке. А ещё, если честно, мне сначала казалось, что ты не человек, — выпалил Этьен и смущённо покраснел.

— И кто же я, по-твоему? — фыркнул Гарри.

— Нет, серьёзно, — запальчиво продолжил Этьен. — Ты мало ешь, мало отдыхаешь, и я никогда не видел, как ты спишь. Да-да, когда я ложусь спать, ты обычно ещё сидишь в гостиной, а если ты в спальне, то полог твоей кровати уже тщательно задёрнут, но непонятно, спишь ты или нет. А когда я просыпаюсь, ты уже на ногах. Я никогда не видел, как ты получаешь почту. На выходные и на каникулы ты никуда не ездишь. А после учёбы ты всё время куда-то внезапно пропадаешь. Ты слишком часто бываешь в больничном отделении, но при этом выглядишь больным и утомлённым. Обычные забавы ребят тебя не прельщают, ты даже к конфетам равнодушен. Но вопреки всему этому и несмотря на то, в каком настроении ты находишься — а в этом семестре ты какой-то нервный, не находишь? — и всё же мне хочется находиться с тобой рядом. Кажется, словно от тебя исходят волны спокойствия. Такие свежие и прохладные, как осенний ветерок. И не только я тянусь к тебе… Ты располагаешь к себе людей, заставляя их бессознательно тянуться ближе к тебе.

«…Располагаешь к себе людей».

Гарри возвёл глаза к небу: где-то он уже слышал нечто подобное. Вспомнить бы только, где именно.

— Этьен, у тебя богатое воображение, — вклинился он в речь товарища, пока ещё тот не начал его обожествлять. — Во-первых, в том, что я провожу день вне гостиной, нет ничего странного — я провожу это время в библиотеке. Я просто люблю читать, а в гостиной шумно. А то, что я часто болею, уж точно не говорит о моей исключительности. Это, кстати, и служит причиной моего унылого состояния. У меня просто слабое здоровье, только и всего. И во-вторых, я не считаю Сэмюеля «аристократом до мозга костей», как ты выразился. Он просто высокомерный подросток, — «и сволочь корыстная», — которого воспитали как главу древнего рода чистокровных магов, это типичное поведение чистоплюев… то есть чистокровок.

Этьен интенсивно помотал головой.

— Нет-нет, ты можешь не признавать: если тебе приятнее считать себя обычным — считай, но не старайся меня переубедить. Возможно, я и преувеличиваю, но по-иному объяснить те ощущения, возникающие рядом с тобой, я не могу, — не терпящим возражений тоном сказал он. — Даже де Амьен отметил тебя, а ты говоришь...

— Этьен, ты сегодня такой разговорчивый! — вздохнул Гарри.

— Это всё стресс. Он виноват… — пробормотал тот и, помолчав, робко спросил, готовый сей же час получить отказ. — Так ты не расскажешь… о себе? О своей семье?

Гарри пожал плечами.

— По-моему, об этом все знают.

Этьен удивлённо моргнул и даже споткнулся.

— Подожди, не хочешь же ты сказать… То есть это всё правда?

Гарри взглянул на ошарашенного товарища.

— Чему ты так удивляешься? Разве это такая редкость?

— Ты в самом деле из приюта? — ахнул Этьен.

— Это странно? — приподнял брови Гарри.

— Э-э, в каком-то роде, — пробормотал Этьен, смутившись. — В академии есть сироты, кажется, но они все… — он понизил голос. — …магглорождённые!

— Почему?

— Ну, даже не знаю, так уж принято считать. Наверное, потому что смертность среди магов намного ниже маггловской, и магов в несколько раз меньше магглов. Они не погибают от обычных болезней вроде гриппа, у нас медицина куда более эффективная. Реже погибают маги и от простых случайностей вроде автомобильных аварий. Маги понимают, что их и так мало, чтобы убивать друг друга без причин или, например, по пьяни — ведь есть отрезвляющее заклятье, зелье, да и алкоголь действует на нас иначе. И, если подумать, отношение к детям у магов немного другое. Как ни странно, в мире магии не существует приютов и детских домов, волшебники ответственно относятся к образованию семьи и не отказываются от своих детей. Исключения наверняка есть, но они весьма редки. Есть ещё полукровки — даже если такого ребёнка родит маггла, для магических его родственников это не пройдёт незамеченным. У вполне устоявшихся магических семей есть «Семейное древо», где этот ребёнок обязательно появится. Маги не могут относиться безучастно к членам своей семьи, каким бы дальним родством они не были соединены. И если у ребёнка-волшебника погибнут оба родителя, то у него обычно остаются хоть какие-нибудь родственники. Если всё же нет, то какие-нибудь небезучастные знакомые заберут его к себе. Вообще, магическое сообщество — это довольно сплочённая, хоть и разношерстная семья. А магглорожденные — это приёмные дети. Разумеется, в каждой семье есть и отщепенцы, и «белые вороны», и враждующие. Мы хоть разные, но нас объединяет магия. Но я бы никогда и не подумал, что ты…

— Магглорождённый?

— Нет-нет, — торопливо пробормотал Этьен, опасаясь, как бы Гарри не заподозрил его в чём-то неладном, — я не думал, что ты… ну, сирота. Я недавно слышал, что ребята болтают, но… они постоянно глупости говорят. Сирота, это… Мерлин, так странно!

— Я бы не хотел об этом говорить, Этьен, — сухо сказал Гарри.

— Конечно-конечно, я понимаю! — воскликнул этот тактичный ребёнок и виновато умолк. Через какое-то время он угрюмо пробормотал: — Кстати, я прочёл не так уж и много романов.

* * *

По подсчётам Гарри, овраг мог встретиться на их пути в любую минуту. А если верить другим подсчётам, Этьен мог до него не дойти. С каждой минутой он становился всё мрачнее и мрачнее, постепенно впадая в отчаяние. Он невнятно бормотал что-то о безнадёжности их попытки выбраться из леса, о тварях, которые следуют за ними по пятам и рано или поздно проглотят их вместе с одеждой и зубами, жаловался, что проголодался, устал и хочет пить. Гарри попытался было успокоить его, но тот словно бы и не слышал ничего, смотря себе под ноги, но всё равно спотыкаясь и часто оглядываясь назад. Когда на их пути неожиданно возникло вязкое болото, сплошь заросшее мхом, Этьен не выдержал.

— Мы умрём, — безжизненным голосом изрёк он, резко остановившись. — Умрём в страшных мучениях, а наши разлагающиеся тела будут пожирать черви и насекомые, если этого не сделают хищники. Я так часто думал о будущем; а ведь я немногого хотел! Я мечтал о тихой спокойной жизни в маленьком городке, о скромной работе в министерстве. У меня не было желания путешествовать, сделать что-то выдающееся, стать знаменитым. Я просто хотел быть обычным человеком. А сейчас… у меня нет будущего. Я никогда не увижу Колизей Рима, пирамиду Хеопса, Большого Бена, статую Свободы, статую Христа-Искупителя; не побываю в Лувре или в музее Прадо; не увижу ни кенгуру, ни носорога, ни слона… Но поделом мне. Я это заслужил. Это моя карма, я сделал плохо, и меня наказывают… Ясное дело. Я поступил ужасно, — взволнованно ходя из стороны в сторону, бормотал Этьен. — Ужасно поступил. О, мама… как она это переживёт? А… Ноэль… он… Мерлин, как же он отреагирует? Он… погрустит, наверное, но забудет… да-да, как же… Он возненавидит меня ещё больше. Я ведь… заставлю маму страдать. Сделаю ей больно… А папа? Папа будет рядом, но он же такой… тихий-тихий, сначала с работы возвращаться не будет, чтобы не смотреть на мамины слёзы, потом… тихо-тихо, да поселится в маггловских барах… А Ноэль… он потом отдалится от семьи. Будет своей жизнью жить… Ведь только этого он и хотел бы, только об этом и мечтает — отделаться от нас…

Гарри со стороны наблюдал за истерикой Этьена, размышляя, как к нему подступиться, чтобы залепить очередную пощёчину. Но больной буйно махал руками и метался из стороны в сторону. Поэтому Гарри принялся оглядываться в поисках чего-нибудь твёрдого, чтобы зашвырнуть в Этьена. Неподалёку в листьях валялся увесистый камень с гладкой поверхностью. Гарри внимательно пригляделся — что-то в нём было странное. Он покосился на Этьена и снова глянул на булыжник. Взяв камешек поменьше, он тщательно прицелился и запустил его в Этьена. Тот охнул и схватился за голову. Гарри же поднял ещё один камень и со всей силы кинул его в подозрительный булыжник с гладкой поверхностью, что вызвало странный эффект.

Булыжник резко подскочил, словно отпружинившись, а из-под него быстро выросло небольшое мохнатое туловище: на поверхности «камня» засияли блестящие глазки. Гарри тут же пнул существо ногой, после чего оно, быстро перебирая длинными лапками, без единого звука скрылось в кустах.

Этьен, стоявший спиной к Гарри, медленно обернулся, непонимающе моргая.

— Ты кинул в меня камнем? — недоверчиво спросил он.

— Да. Этьен, сядь, отдохни, — хмуро велел Гарри. Но тот не двинулся, всё ещё не придя в себя. — Ладно, ты только что имел возможность «пообщаться» с демоном, которого называют «Погребин»*. Ты знаешь такого?

— Э-э… Он преследует человека в виде камня, внушая чувство обречённости, а потом пожирает его? — наморщив лоб, вспоминал Этьен. — От него на его родине отказалась организация НУИ ДОСТАЛИ*, а академики НИИЧАВО* бросили его на произвол судьбы, позволяя нападать на иностранцев?

— Он самый. А теперь присядь уже наконец, — устало сказал Гарри. Этьен недоумённо на него посмотрел, но послушно присел на поваленное дерево, коих в этом лесу было предостаточно.

— А почему он пристал ко мне, а ты даже не почувствовал?

— Откуда мне знать? — раздражённо ответил Гарри. — Может, он воздействует только на эмоционально неустойчивых.

— А-а, наверное, — не зная, о чём сейчас думает Гарри, Этьен, радостный, что его не сожрал какой-то там демон с головой в виде камня, простодушно говорил: — А всё-таки в этом лесу полно нехороших тварей, просто они умеют скрываться и живут поодиночке. Этот Погребин — жуткое создание. Я столько глупостей наговорил. Но я как бы вовсе не имел в виду всего того… Хотя я переживаю за маму — я ведь помню, какой она была после моего отравления. Ведь мне всего-навсего нездоровилось, и моей жизни ничего не угрожало. Она каждую ночь рыдала, а рано утром, даже до того, как я просыпался, она уже была у моей кровати с красными от слёз и недосыпа глазами. Она пила успокоительные, отчего делалась странной, и заменяла еду питательным зельем. Мне тогда было очень стыдно, что это всё из-за меня… Я ведь не думал, что… Я не хотел…

— Не хотел он, — пробурчал Гарри. — Кстати, если уж ты заговорил про отравление… Этьен, ты думал о том, кто мог тебя отравить? — спросил он деланно небрежным тоном.

— Э-э… я… не… — Этьен покраснел и опустил голову. — Н-не знаю даже.

— Не знаешь, — повторил Гарри и, помолчав, сказал: — Мне тут только что в голову пришло… Мне кажется, что я знаю, кто это сделал.

Этьен вскинул голову, жадно вглядываясь Гарри в глаза, пытаясь понять, насколько он был серьёзен.

— Д-да? — напряжённо спросил он.

Гарри прямо смотрел в его побелевшее лицо, открыто и пристально, и тому казалось, словно ему заглядывают прямо в душу.

Иногда, когда Гарри одолевало странное беспокойство, он старался отвлечь себя, думая о происходящем вокруг, а не в его голове. Он часто думал о братьях Жизо, поскольку они постоянно были у него перед глазами, и об их странных отношениях. Ему хотелось верить, что, несмотря на разногласия, братья любили друг друга. По крайней мере в Этьене сомневаться не приходилось — он был внимательным к брату, понимал его, старался чем-то радовать, поднять настроение. Но ничего этого Ноэль не замечал. Он вел себя поразительно равнодушно по отношению к родному брату. Он мог веселиться и без умолку болтать со всеми подряд, но стоило ему увидеть младшего брата, он строил гримасы и никогда не разговаривал с ним по доброй воле — только по-деловому. Было сложно не заметить, что Ноэль терпеть не мог брата, и даже сам Этьен не мог притворяться, что это неправда, — не от этого ли он время от времени рыдал в подушку?

— Да, — сказал Гарри, и прозвучало это как приговор. — Я знаю его. И ты его знаешь, — многозначительно сказал он.

На лице Этьена отразилась сильнейшая мука.

— Не пон-нимаю, о ч-м-ты, — проскрежетал он сквозь плотно стиснутые зубы.

— Этьен, эта академия такая же, как и большинство средних школ мира, — снисходительно объяснял Гарри. — Здесь люди учатся, живут, веселятся, расстраиваются, заводят друзей и неприятелей. Студенты могут обзывать друг друга или устраивать магические дуэли. Могут подшутить или поиздеваться. Но это же просто школа! Никто не пытается никого убить, разве что среди нас есть сумасшедшие... — Даже Флёр Делакур не могла ненавидеть Гарри так, чтобы попытаться его убить. А Сэмюель, насколько мог судить Гарри, не был психом. — У тебя довольно непростые отношения с братом, не находишь? Кажется, у тебя появилось нервное расстройство на этой почве…

Этьен всхлипнул и закрыл лицо ладонями, сползая с бревна на землю, он уткнулся в колени. Гарри отвел взгляд. Ноэль Жизо, быть может, не мог любить своего младшего брата, как положено, но психика его от этого не страдала. В отличие от его брата.

— Я… п-п-правда не хотел, чтобы так по-получилось, — через некоторое время раздался приглушённый голос Этьена. Он приподнял голову и, обхватив себя руками и раскачиваясь взад-вперёд, начал рассказывать, как он до такого докатился. — П-помнишь, тогда, когда ты упал с метлы? А-Амьен… Я слышал, как он спрашивал потом о твоём здоровье. Он, казалось, в самом деле беспокоился… Амьен-то! А вы ведь д-даже не родственники и н-не друзья… А он т-так беспокоился, п-переживал, начал к тебе по-доброму относиться. И тогда… тогда я и подумал: а что, если?.. Что, если и Ноэля напугать? Он с-станет ко мне добрее? Будет переживать за меня? Глупость, но эта мысль не выходила у меня из головы. Перед Рождеством мы всей с-семьёй ездили на площадь Моди. Мама разрешила нам ходить по одному. Я-я случайно забрёл в какой-то проулок и наткнулся на магазинчик с зельями. Там было темно и полно всяких ядов и противоядий к ним. И я… я купил этот яд и… противоядие тоже купил. Я подумал, что… что, если Ноэль испугается того, что он может потерять меня, он вспомнит, что я его брат, в конце концов, а не чужой человек. Будет лучше… относиться к-ко мне. И продавец сказал, что яд довольно слабый. И противоядие я купил. Когда мы вернулись в академию, у меня не хватало смелости… выпить. А позже… в тот день… всё так сошлось. Сначала Ирвин ткнул носом в то, что моему б-брату плевать на меня. По дороге на завтрак какая-то старшекурсница случайно толкнула меня, а её подружка — сокурсница Ноэля — посмотрела на меня снисходительно и сказала подруге, немало меня не стесняясь, будто я пустое место: «Посмотри-ка, братик Ноэля, с которым его заставляют возиться. Он его еле терпит…». А п-потом я встретил Н-Ноэля, он сказал, что у него п-появились дела и с чарами он мне помогать не будет. Причём когда он говорил это, то даже ни разу не взглянул на меня. А яд был у меня в сумке. Я был расстроен. И, не успев подумать… выпил, — Этьен вытер выступившие слёзы, размазывая грязь по лицу. — Я думал, что мне станет плохо, схожу в больничное отделение. Ноэль будет волноваться, переживать. Я думал, что... что до мамы это не дойдёт. У-у меня в запасе было больше недели… то есть я думал, что больше недели, — так продавец говорил. А медики потом сказали, что яд был давно сварен и успел настояться, что укрепило его свойства, и доза была слишком большая… В общем, я думал, что, если что-то пойдёт не так, я выпью противоядие — и всё. Я не знал, что будет… так. Я вдруг отключился, а когда очнулся — всё уже прошло. И противоядие мне дали и маме сказали. Я не хотел, чтобы так… Т-ты презираешь меня? — с жалким видом спросил вдруг он, с отчаянием глянув на Гарри.

Тот пожал плечами.

— Нет.

До чего только не доводит людей отчаяние.

Этьен внезапно вскинул голову и сказал более твёрдым голосом и с упрямым видом:

— Но я не жалею! Да, мне стыдно. Я виню себя за то, что моей маме пришлось пережить из-за меня… Но если бы мне сказали, что всё выйдет именно так, и дали шанс исправить это, я бы всё равно поступил так же! Потому что… потому что… Он улыбается мне, представляешь? — всхлипнув, умилённо прошептал Этьен. — Он помогает мне с учёбой. Спрашивает, как у меня дела. Шутит. Даже конфеты приносит. Это… это… Ты не знаешь, каково мне было — видеть презрение на лице дорогого человека, чувствовать, что ты только мешаешь ему, что он хотел бы, чтобы тебя не было. Смотреть на него и… понимать, что без тебя он был бы счастливее…

— Это ужасно… — невольно выдохнул Гарри. По спине пробежали мурашки, когда он представил… Он старался не задумываться о том, как к нему отнесётся его собственный брат, нужен ли он ему. А сейчас он так живо представил себя на месте Этьена, что внутри всё застыло, сердце сжалось до размеров грецкого ореха, а противный голосок в голове тут же проснулся: «Думаешь, найдёшь брата, и заживёте вы душа в душу? Как бы не так! Подумай только — зачем ты ему нужен? Он понятия не имеет о твоём существовании! Ох, какой же ты наивный и жалкий».

Этьен поднял на него удивлённый взгляд, уловив в его голосе не сочувствие, а настоящую боль. Гарри поймал этот взгляд. Подобные страхи всплывали в его голове не впервые — если быть точнее, то они маячили на краю его сознания каждый раз, когда он становился свидетелем перебранки братьев Жизо. Но эти страхи были столь глубокими и пугающими, что он научился спешно загонять их обратно в дальний уголок своего сознания, стоило им только мелькнуть на горизонте. Справившись с собой и в этот раз, он продолжил, не меняя выражения лица и интонаций голоса:

— Это ужасно. Этьен, хочешь, в следующий раз я запущу в тебя Смертельным проклятьем? Прямо на глазах твоего брата. Может, он даже сам купит венок на твою могилку…

Этьен обиженно надулся.

— Я же говорю, я не собирался убивать себя. И я не какой-нибудь Мальчик-Который-Выжил, чтобы ловить смертельные проклятья.

— Мальчик-Который-Выжил? — тут же подхватил Гарри, воспользовавшись шансом поменять тему разговора, тем самым давая Этьену понять, что он в общем-то понимает его позицию (хотя, надо признать, у товарища не всё было в порядке с психикой).

Этьен облегчённо выдохнул, глянув на него с благодарностью.

— Ты не слышал? О нём все маги знают.

— Ну, я же магглорождённый, забыл?

— А, ну да. В общем, говорят, что этот мальчик выжил после того, как его проклял могущественный Тёмный маг. Говорят даже, что это было Смертельное проклятье. Оттого его и стали называть Мальчик-Который-Выжил. Проклятие отразилось от него и убило злого колдуна.

— Убило? Бедный ребёнок, не успел вырасти, а уже стал убийцей, — рассеянно заметил Гарри.

— Ну почему убийцей? Это произошло случайно — говорят, он сильный волшебник, — к тому же Тёмный колдун был тираном и не жалел ни врагов, ни сторонников.

— Всё равно, жаль парня. Что с ним теперь?

— Не знаю точно. Вроде как его прячут от доступа общественности.

— Наверное, люди бы хотели на него поглаз…

Гарри умолк на полуслове, перед глазами внезапно всё поплыло, он схватился за ветку дерева, чтобы не упасть. Но мир быстро обрёл чёткость.

— Что такое? — заволновался Этьен.

Тут только Гарри заметил, что у него дрожат руки. Он вдруг подумал, что они в этом лесу уже целую вечность, и только сейчас он почувствовал, как устал. У него кружилась голова и накатила слабость.

— Да так, что-то я услал, — ответил он негромко.

— И я, — кивнул Этьен. — Гарри, а мы… — начал было он, но замолчал.

Внезапно из леса послышались странные звуки. То ли бормотание, то ли хрюканье. Гарри медленно поднялся с дерева, прислушиваясь. Этьен нервно сглотнул и встал рядом. Идущий явно не заботился о тишине: фыркал, хрюкал, чавкал и топал.

— Может… — тихо начал Этьен.

— Да, думаю, лучше не ждать.

Бочком они принялись отходить в сторону. Но не успели они отдалиться от болота, как увидели того, кто был причиной неприятных звуков. То был крупный кабан или бородавочник пепельного цвета с крупными мутно-серыми клыками, грязным рылом, который копошился в листве достаточно далеко от них.

Этьен весь сжался и паническим голосом прошептал:

— Это же Тембу*! Мамочки, что он тут делает. Он же должен быть в Африке!

Существо остановилось и повело волосатыми ушами. Этьен задышал быстрее. А у Гарри голова шла кругом. Он плохо осознавал, что столкнулся с опасным хищником (не совсем хищником, но тем не менее опасным), его штормило, и перед глазами мелькали тёмные пятна. Тембу тем временем резко поднял голову, посмотрел прямо на застывших людей и тоже замер.

Так, не двигаясь, они стояли некоторое время, пока нервы Этьена не выдержали. Он быстро повернулся и бросился наутёк, толкнув по пути Гарри, чтобы тот следовал за ним. Он лишь покачнулся. Кабан, то есть Тембу, воинственно хрюкнул и пошёл прямо на Гарри, постепенно ускоряясь. Тот же лишь отстранённо наблюдал, как существо бежит на него: тёмные копытца мелькали под мощным телом, жалкое подобие гривы вздыбливалось при каждом прыжке, короткий хвост мотылялся из стороны в сторону и изредка выглядывал из-за спины. И вдруг черты животного потускнели, и вскоре оно совсем растворилось в воздухе. Однако злое хрюканье не умолкало, звук ломающихся веток не прекращался, а кусты странным образом раздвигались. Ах, да — существо было способно становиться невидимым.

Гарри сделал шаг назад и споткнулся. Падая, он рефлекторно выставил руки, смягчая падение, но в многострадальную ладонь опять что-то сильно впилось, и Гарри готов был обнаружить не только иголку, но целого ёжика. Но не успел он оглянуться, как голова его взорвалась болью, краем сознание он ещё слышал хрюканье неподалёку. Из глаз чуть ли не сыпались искры, в ушах зазвенело, затрещало, застучало. Болел старый шрам на лбу. В ту же секунду Гарри потерял сознание.

___________________________________

* Существа и понятия, помеченные звёздочкой, заимствованы из книги «Волшебные твари и где их искать» всё той же Дж. К. Роулинг в переводе «Росмэн».