Знакомьтесь, Джо Блэк (гет)

День едва перевалил за полдень, и впереди было сколько угодно времени для того, чтобы сто раз пожалеть о каждом сказанном слове, о каждом жесте. Нет, наверняка был шанс все исправить. Будучи Джо, он научился просить прощения: для этого требовались всего лишь бутылка вина, конфеты, красивый букет и покаянное выражение лица. Но стоит ли просить прощения у Гермионы, когда впереди поединок с Уизли, и не факт, что получится его одолеть: со школы рыжий идиот вырос и стал шире в плечах, да и вряд ли в аврорате держат полных дебилов, значит, что-то Уизли может. К тому же, сколько не проси прощения, в глубине души живет уверенность: он снова все испортит, раньше или позже.

Северус навел порядок в доме и вышел в сад. Он мог бы провести время с Гермионой, а вместо этого… вместо этого стоило подумать о том, что делать дальше. Три месяца в Мунго, а потом относительная свобода. Надо всего лишь не попадать в истории, доказать свою благонадежность. И, конечно, самое лучшее — начать ее доказывать прямо сегодня, подравшись с бравым аврором Уизли. Но не отступать же? Интересно, притащит ли Уизли за собой Поттера, или явится один?

Чтобы отвлечься, Северус вернулся в дом и засел в кабинете: стоило освежить знания по сложным зельям.

Когда он почувствовал усталость и желание отвлечься, выяснилось, что прошло всего два часа. А раньше он мог просидеть над фолиантами чуть ли не до ночи, не замечая времени.

День был в разгаре, солнце припекало, можно было подумать, что на дворе еще лето, но ветер нес в себе острую прохладу еще далекой зимы. Если бы он был Джо, то в это время он как раз стал бы собираться в ресторан…

Он оставил книги и отправился на кухню.

Вот так. Он мог состряпать любое зелье, он мог бы сотворить любое сложное блюдо, но ни одно, ни другое не привлекало его так, как когда-то. Чего же он, новый, хотел?

Он хотел быть рядом с Гермионой. Но что если допустить — она права, и он ищет в ней спасение, вцепился в нее только из-за страха перед неясным будущим? Нет, чушь.

Он вернулся к книгам, раздосадованный тем, что так медленно тянется этот день. И надо было чем-то занять его, дотянуть до драки с Уизли, продержаться ночь, а утром явиться к Белинде. Уж она позаботится, чтобы он больше не скучал, чтобы не имел ни одной свободной минуты для пустых размышлений.

О чем бы он ни думал, все мысли были устремлены к Гермионе. Магловская жизнь, жизнь в магическом обществе, работа поваром или зельеваром, все это — мелочи. Он был готов стать кем угодно, жить где угодно, лишь бы не быть больше одному, без нее, но… и мысли снова понеслись по кругу. Он все испортил. Сам. А если бы не испортил сегодня, то натворил что-нибудь через день. Неделю. Однажды она бы все равно поняла, что не с тем связалась.

Он стянул с себя рубашку, отшвырнул ее в сторону. Проходя мимо зеркала, ему показалось, что он видит не свое отражение, а Джо.

— Ну, что скажешь?

Отражение хмуро молчало.

— Сам знаю, что мудак. Сам знаю, что…

Все это было ерундой. Все его размышления и попытки доказать, что однажды она его бросит, были самообманом. Самая большая чушь — страдать сейчас, чтобы не страдать потом. Кто его знает, что там будет? Не его ли жизнь доказательство того, что свое будущее не предскажешь?

Он натянул футболку, сменил брюки на джинсы и чуть ли не бегом бросился к камину.

Камин Гермионы не был заблокирован, и Северус одновременно и обрадовался этому (нет необходимости аппарировать на ее крыльцо и стоять там, как идиоту), и рассердился — она вообще о безопасности не думает?

Он сделал шаг.

Гермиона стояла посреди гостиной. Волосы подвязаны так, что кудряшки падают на лоб, топорщась в разные стороны. Подол юбки заткнут за пояс, в руках мокрая тряпка.

— Ты?

Он посмотрел на то, как она держит тряпку, и ощутил желание ретироваться обратно, но все-таки сделал еще один шаг к ней.

— Я вел себя как придурок. Я был неправ, — он протянул ей огромный букет. — Я сам себя накрутил и… ты можешь называть мои чувства к тебе как хочешь. Я просто не могу без тебя сейчас.

Гермиона выпустила тряпку из рук.

— Я сейчас! — метнулась в ванную. Полилась вода.

— Я не ожидала, что ты… что ты умеешь извиняться, — наспех высушив руки полотенцем, Гермиона вернулась и приняла цветы.

— Научился.

— Я тоже не во всем была права. И не стоило вспоминать Лили. Это не мое дело. Прости.

— За все и на сто лет вперед.

Они замолчали.

— Ты моешь пол руками? — наконец спросил он, чтобы хоть что-то сказать.

— Мама всегда говорила, что, когда хочется кого-то убить, лучше всего заняться уборкой. Очень помогает. Успокаивает.

Он усмехнулся.

— Все еще требуется… трудотерапия?

Гермиона сделала серьезное лицо.

— Пожалуй… уже в меньшей степени, — она достала палочку, взмахнула ею пару раз, и тряпка принялась сама тщательно вытирать пол, полоскаться в ведре и отжиматься. — Вот так лучше…

— У меня сегодня последний день свободы. Завтра начнется… работа в Мунго.

— А у меня еще несколько выходных, — Гермиона искренне вздохнула. — У тебя есть планы?

— До вечера — нет. Потом надо все-таки подготовиться к первому рабочему дню. Ты же понимаешь, Белинда не даст мне спуску…

— Тогда… — Гермиона на секунду задумалась, — я хочу показать тебе одно место. Когда-то ты, то есть Джо, показал мне Лондон, а я… Впрочем, лучше увидеть. Погоди минутку, — она ушла в спальню и вернулась через несколько минут, одетая, как и он, в футболку и джинсы, с небольшой сумочкой в руках.

Они аппарировали на песчаный берег какой-то бухты. Справа возвышались скалы, слева была тропинка, но, чтобы взобраться по ней на крутой берег, определенно требовалась сноровка. Море было спокойным, и Северус на мгновение засомневался, что они все еще в Англии.

— Это юг Англии, Сассекс. Я нашла это место случайно… То есть я искала что-то такое… — Гермиона вытащила из своей маленькой сумочки то, что поначалу можно было принять за большой носовой платок, на деле оказавшимся удобным мягким пледом.

— Та самая сумочка, о которой упоминается в «Истории второй магической»? — он сел на плед, Гермиона устроилась рядом, опять опираясь на его плечо.

— Нет, та пропала... Эту я собрала после войны. Мне все время казалось, что ничего не кончилось, что война не может закончится вот так, разом. То есть, я понимала умом, но с такой походной сумочкой мне было спокойнее. Я тогда была… потерянная. Знаешь… когда мы скрывались, чаще всего аппарировала я. В те места, которые были связны у меня с чем-то хорошим. В лесу Дин мы были с родителями, а, впрочем, неважно. Просто я думала, что эти воспоминания если и не защитят, то поддержат. Но все вышло иначе, страх был сильнее, и когда я после войны оказалась в Девоншире, а потом в лесу Дин и… от хороших, довоенных воспоминаний ничего не осталось. Страх, голод, холод, растерянность, злость, отчаянье. Мы словно эти места отравили всем вот этим. А я… — она закрыла глаза и сглотнула, — я не знала, что делать дальше. И почему-то не выходило опереться на других. Нет, было ясно, что надо сдать экзамены. А дальше? Вся эта мирная жизнь казалась чем-то таким несерьезным по сравнению с войной. Чем-то поверхностным, чем-то бессмысленным, совершенно бессмысленным…

— Я знаю, что это значит, — Северус поцеловал Гермиону в висок, она прижалась к нему теснее. — Очень хорошо знаю.

Он прекрасно понимал, о чем она. Страдая по навсегда потерянной для него Лили, он мечтал умереть, ненавидя Дамблдора за то, что тот его же собственными обещаниями пригвоздил его к миру живых до поры до времени. Тогда ему казалось, что ничто не имеет смысла. Он чуть не умер от голода, просто перестав есть, и если бы не домашние эльфы, вездесущие шпионы-сплетники, возможно, он себя бы уморил, но Дамблдор напомнил о том, что Северус поклялся быть рабом, что сам пообещал все, что угодно, и подтвердил свои клятвы, пообещав защищать сына Лили, и теперь должен был жить...

— В общем, я решила, что надо найти такое место, где я могу набраться сил и подумать обо всем спокойно. Я увидела этот берег на какой-то фотографии, Семь Сестер в Сассексе⁽¹⁾. Потрясающе, правда? Я… всегда приходила сюда одна.

Он вспомнил, как уходил в Запретный Лес, куда, кроме Хагрида, оказавшимся на удивление тактичным, никто бы и не вздумал соваться. Там он проводил дни в полном оцепенении, глядя в небо, или разглядывая какой-нибудь цветок. Мысли мчались по кругу, шло время и — он сам не знал, почему — становилось немного легче, ровно настолько, чтобы подняться на ноги и вернуться в замок….

— Я именно тут решила, что обязательно верну родителей и вымолю у них прощение. Я не должна была стирать им память.

— Ты боялась за них.

— Да, боялась, но… я сделала это еще потому, что была уверена — я погибну. Нет, я хотела жить, я не мечтала совершить подвиги, мне было ужасно страшно и… я просто рационально просчитала шансы. Я понимала, что скорее всего не выживу. Маглорожденная, подруга Гарри…

В ее словах он слышал свою историю. Он точно так же бы уверен, что не выживет в этой войне. Точно так же рационально просчитал все шансы. Кто бы ни победил, его бы не пощадили. Он смирился с этим, хотя — как и Гермиона — питал иррациональную надежду на счастливый финал.

— А еще я так мало знала о ментальной магии. Знай я вполовину больше — не рискнула бы. Вот. Неудивительно, что, когда я решила вернуть родителям память, выяснилось, — она невесело усмехнулась, — что стирать, как и ломать, проще, чем восстанавливать и строить. У меня ничего не вышло в первый раз. Мистер Бруствер тогда смог сделать так, чтобы они приехали сюда на какой-то конгресс стоматологов. В общем, времени было в обрез, и я еще испугалась, что сделаю хуже.

— И Кингсли отправил тебя к Белинде?

— Ага, отправил к Белинде. И она помогла, предварительно отчитав, а потом сказала, что у меня есть определенные задатки целителя. Правда, она добавила, что задатки не ахти какие, но я тогда подумала: «Вот оно! Эврика! Исцелять — что может быть лучше, что может быть более… настоящим? Не оценивать, не решать — хороший или плохой человек перед тобой, — а просто помогать…» В этом был смысл.

Он подумал о том, что главная разница между ними в том, что он когда-то сдался, а она — нет. Он сразу поставил крест на своей жизни после смерти Лили, а Гермиона, опустошенная войной и смертью друзей, собрала волю в кулак и стала сама создавать новый мир вокруг себя. Он был уверен, даже если бы погибли все, кого она любила, Гермиона нашла бы в себе силы стать счастливой самой и помочь обрести радость другим…

— Сейчас ты так не думаешь?

— Думаю, — она открыла глаза, приставила руку ко лубу на манер козырька и посмотрела на него, — просто я часто действую, как слон в посудной лавке… Мне кажется, что я плохой целитель.

— Сомневаешься в выборе?

Когда утром она говорила, что растеряна и не знает, что чувствует к нему, он слышал только одно: «Не люблю!». Он не мог представить, что она сомневается не только в своих чувствах. Может, не так и не права была Гермиона, говоря, что он любит не ее, а какой-то образ? Думать об этом не хотелось, по крайней мере, сейчас, и он только крепче прижал ее к себе.

— Белинда… она видит меня насквозь. Я злилась, что она дала мне эту неделю, а сейчас… время идет, и я остываю, и все чаще думаю, что может быть Малфой был прав?

— Малфой — прав? Не думаю. Что тебе это павлин общипанный наговорил?

— Он сказал, что в целители идут не для того, чтобы помогать другим, а чтобы доказать что-то; что это своего рода тщеславие: «смотрите, как я могу!» Может, это действительно так?

— Кроме тебя никто не скажет, как на самом деле.

Она ничего не ответила, села, обхватив колени руками и пристально вглядываясь в море.

— Возможно, в тот момент целительство было лучшим выбором, — продолжил он. — Но кто сказал, что выбор остается правильным в течение всей жизни? Мне когда-то хотелось возродить род Принцев, — он усмехнулся. — Потом… потом почти ничего не хотелось, только подохнуть побыстрее…

— А теперь? — спросила Гермиона тихо. — Что тебе хочется теперь? Ни за что не поверю, что зельевар в Мунго — предел твоих мечтаний.

— Раз так вышло, что мы оба на перепутье… — он был рад, что она смотрит на море, — то можно придумать что-то такое, где нужен мой опыт и трезвость мышления, твои знания и оптимизм.

— Ты серьезно? — она снова повернулась к нему.

— Ну, — он посмотрел на чистое небо, — например, фонд по защите, эм… кого у нас сейчас притесняют?

— Или можно уехать в экспедицию с Луной и ее мужем, он классный парень. Между прочим, потомок того самого Скамандера, который написал «Волшебных существ».

— Главное, не учителем.

— Это точно, боюсь из меня учитель хуже, чем из тебя! — она рассмеялась.

— Не думаю, что может быть хуже. Я ненавидел преподавание, — он содрогнулся, вспоминая первые уроки, после которых ему хотелось броситься вниз с астрономической башни! Будучи студентом-семикурсником, он мечтал покинуть Хогвартс, оказавшийся отнюдь не тем волшебным местом, о котором он грезил ребенком. Что ж могло быть хуже, чем оказаться запертым в замке, словно джин в лампе?

— Тогда исследования?

— Нужен спонсор, то есть кто-то будет диктовать, что ты должен исследовать. Опять хозяин. Правда, если у тебя в заначке есть средства, чтобы оборудовать лабораторию, закупить все, что требуется... И да — еще должно остаться на хлеб насущный.

— Что-то не слишком большой у нас выбор. Я думала когда-то, что волшебство дает больше возможностей, но, кажется, в плане профессиональной реализации это не так.

— Мир несовершенен… — он вытянулся на песке и закрыл глаза. — Я на досуге, кстати, перечитывал Статут. Он, как «Маасдам» — почти на девяносто процентов состоит из дырок. Заметь, я читал расширенную версию. Там столько исключений, исключений из исключений…

— Ты думаешь, нам надо заняться переработкой Статута?

— Не обязательно. Можно, например, заняться контрабандой на магловскую сторону какого-нибудь зелья. Думаю, чиновники это и так проделывают, почему бы нам не составить им конкуренцию?

— Ты серьезно? — она нависла над ним, загораживая солнце. Он открыл глаза, улыбнулся и схватил ее в охапку. В ее обществе время шло удручающе быстро, и он не хотел его терять.

— Не знаю. Может, и серьезно. Я, как и ты, растерян, — и не давая возможности ответить, поцеловал ее.

Когда они попрощались, прежде чем Гермиона шагнула через каминную сеть из его гостиной в свою, часы показывали восемь.

Они провели чудесный день: составили пару планов по захвату волшебного мира — на берегу; отказались от них в пользу побега в магловский мир — выбирая продукты на рынке в Лондоне; обсудили несколько идей по созданию различных фондов — после обеда на кухне Северуса; передумали и решили послать сову Луне, чтобы узнать можно ли присоединиться к экспедиции — только что, в спальне. И после этого всего не было ни сил, ни желания думать о поединке с Уизли. Северус поразмыслил немного и аппарировал к воротам Хогвартса.

Он стоял перед громадой замка и не мог заставить себя сделать последние шаги. С этим местом его связывало множество воспоминаний, и только малая толика из них была радостная. Он так рвался сюда ребенком и так горько разочаровался. Уже к пятому курсу он мечтал скорее сдать экзамены, веря, что сможет всем доказать, и, в первую очередь, Лили, что чего-то стоит. Ирония — он оказался прикован к этому месту на долгие восемнадцать лет… Он поднялся к замку, прошел по холлу к лестницам: в это время коридоры должны быть пусты, студенты — сидеть по гостиным, а директор — у себя в кабинете.

Он шел, узнавая и не узнавая замок. После войны многое изменилось, пару раз он оказывался в тупике, и хорошо, что портреты подсказали правильный путь и, по всей видимости, донесли Минерве, которая вышла встречать его самолично.

— Северус… Ты все-таки пришел. Я рада, — она скупо улыбнулась.

— Минерва… — он церемонно поклонился.

— Я рада, что ты здесь, и рада, что с этим глупым заседанием все так удачно вышло. Сомневаюсь, что ты пришел посплетничать, но, надеюсь, от чашки чая ты не откажешься?

— Не откажусь… — он поднялся за ней следом мимо горгульи и остановился перед кабинетом.

Он был уверен, глядя на каменную кладку замка, на озеро вдали, на ступени знакомых лестниц, что сумеет сохранить самообладание, что ничего, кроме досады за потерянные годы не осталось, что он уже ничего не чувствует и дела ему нет до Хогвартса, но для того, чтобы переступить порог директорского кабинета, который он занимал год — самый жуткий и тяжелый год в его и так непростой жизни — ему пришлось сделать над собой усилие.

Все было почти так, как когда-то: стол с бумагами, конторка для ведения бухгалтерских записей, книжный шкаф, окна с цветными витражами и портреты бывших директоров.

— Северус, мальчик мой, — услышал он и, словно преодолевая усилие, обернулся. Дамблдор смотрел на него с парадного портрета с интересом и участием. — Как радостно видеть тебя. Говорили, что ты погиб…

— Теперь говорят, что я мечтаю занять пустующее место Темного Лорда. Добрый вечер, Альбус.

Альбус на портрете улыбнулся:

— Уверен, они ошибаются.

— Слава Мерлину, все уже позади. Белинда Кэррол поручилась вчера за Северуса, — вмешалась Минерва, — так что с завтрашнего дня, если я правильно поняла, Северус будет работать в Святом Мунго. Присаживайся, Северус. Альбус, прости, но я обещала напоить Северуса чаем.

— Я надеюсь, Северус, ты еще придешь сюда. Поболтать? — и Альбус снова немного приторно улыбнулся.

— Всенепременно, — Северус поклонился, с горечью осознавая, что портрет никогда не сможет даже частично заменить умершего. Во всем этом разговоре, как и в улыбке Альбуса, чувствовалась какая-то фальшь.

Каждый директор привносил что-то свое в убранство кабинета. При Альбусе обстановка была призвана удивлять и отвлекать. В свое время Северус убрал все, на его взгляд, лишнее и оставил только необходимое: кабинет стал казаться больше и строже. Минерва сделала его комфортным для работы и приема посетителей, поставив маленький чайный столик и пару кресел в алькове, добавив милые безделушки и колдографии.

— У тебя до сих пор самый лучший чай во всей Британии, — сказал Северус, сделав первый глоток. Минерва совсем по кошачьи фыркнула и дернула плечом, словно он только что заявил, что дважды два — четыре, но Северус знал, что ей приятно это слышать. Минерва всегда гордилась тем, что превосходно разбирается в сортах чая и умеет каждый заваривать так, чтобы лучше раскрыть букет.

— Ты пожаловал не мой чай хвалить, так ведь? Я, если честно, ждала тебя значительно раньше, несколько недель назад.

— Я не знал. Нельзя сказать, что мы расстались друзьями.

— Да уж… Я только потом поняла, почему ты не выпустил в меня ни одно боевое. Только защищался. Как же я была слепа в тот год, — она покачала головой. — Но мы оба были не в силах действовать иначе, ведь так?

Он коротко кивнул. Он даже мысленно не хотел возвращать те дни. Воспоминания о них потускнели, и это его вполне устраивало.

— Я хотел узнать, что стало с моими вещами? Записями и книгами.

Минерва сделала глоток, будто хотела скрыть смущение.

— Слава Мерлину, книги и записи хранятся в кладовых, и если тебе они нужны, то я могу отдать их тебе хоть сегодня.

— А все прочее? — на самом деле он и не собирался спрашивать, заранее смирившись, что все было уничтожено. Ну, кому могли понадобиться его вещи? Но когда Минерва нехотя сказала, что личные вещи в один момент были уничтожены Филчем… он почувствовал одновременно злость, обиду, досаду и множество других чувств, которые были так знакомы Снейпу. Хорошо, что Джо, как обычно вовремя, предложил не париться — потому что ему нынешнему те вещи, даже самые ценные, такие как клочок письма с подписью Лили, ее тонкий шарф и прочие «сокровища» были уже ни к чему.

Северус откинулся на спинку стула.

— Отлично, — сказал он к облегчению Минервы, — меньше хлопот. Книги и записи я заберу.

— Я попрошу Киси, он доставит.

Тотчас же появился эльф. Минерва дала распоряжения, Северус сказал адрес. Эльф, поклонившись, исчез.

— Значит, опять зельеварение, но теперь в Мунго? — спросила Минерва.

— И новый хозяин. Вернее, хозяйка, — сказал Северус с усмешкой.

— Я думаю, ты справишься. Я смотрю на тебя и вижу, как сильно ты изменился. Надеюсь, ты не наделаешь новых ошибок… Ко мне приходила Гермиона, совсем недавно…

Он был готов к тому, что Минерва начнет читать проповедь на тему: «Не порть жизнь девочке», и очень удивился, услышав:

— Ты уверен, что ты не повторяешь старые ошибки и не обрекаешь себя на новые страдания?

— Нет, Минерва, не уверен. Но я и правда сильно изменился, — он посмотрел на часы за спиной МакГонагалл. — Прости, у меня назначена еще одна встреча. Я должен идти.

— Я рада, что ты пришел к нам, пусть даже и из-за нужных тебе записей, — они встали, и Минерва порывисто пожала ему руку. — Приходи просто так.

Как будто ветер подул, сметая прочь мусор, освобождая другие воспоминания: как однажды они вдвоем с Минервой искали ученика, умудрившегося потеряться по дороге из деревни в замок, промерзли, решили отогреваться виски и перебрали так, что на следующий день голова гудела, как котел. Или каким азартным игроком в магический преферанс была Хуч, и как Флитвик подбивал других слегка жулить, чтобы позлить ее. Он вспомнил заботу добрейшей Помфри, которая все время подсовывала ему какие-то удивительные бальзамы, о которых он, профессор зельеварения, знать не знал… Он чуть не забыл, что в этом замке долгие годы многие его принимали, а некоторые любили на свой лад. Его факультет…

— Я приду, — голос прозвучал как чужой, но Минерва тепло улыбнулась.

— Ну вот и славно...

Альбус на протрете спал (или делал вид), в любом случае не пришлось прощаться и снова досадовать на то, что Альбус нарисованный только слабое подобие себя настоящего. Северус легко прошел через холл, поборов желание спуститься в подземелья и посмотреть, как и чем нынче живет Слизерин. Не стоит. Тогда уж надо было расспросить обо всем Минерву. Он и так помнил — читал в «Пророке» — что Гораций Слизнорт умер, что на его место пришла Кэтрин МакДауэл, спокойная, полная внутреннего достоинства девушка. Когда-то он бы уверен, что Кэтрин повторит судьбу Нарциссы, став превосходной женой какому-нибудь надутому индюку. Похоже, эмансипация добралась даже до отсталых аристократов. Но… все это его уже не касалось.

Он ускорил шаг. Не оглядываясь, дошел до ворот и аппарировал сразу, даже не бросив прощального взгляда назад. Хорошие воспоминания и плохие — все это уже не имело над ним власти, и менять это он не собирался.

В следующую секунду он стоял у калитки своего сада. Рыжая макушка Уизли маячила за зарослями боярышника. Подумать только, Уизли пришел не просто вовремя, а на пять минут раньше!

— Осматриваетесь? — спросил Северус с насмешкой.

Уизли тут же развернулся и наставил на него палочку. Северус вытащил свою, оценивая почти молниеносную реакцию противника.

— Значит, никаких магловских драк?

— Руки марать не хочется, — ответил Уизли сквозь зубы.

— Ну что ж, начнем.

Они встали друг напротив друга, подняли палочки.

— Дуэль или драка? — спросил Северус.

— Драка, — предсказуемо ответил Уизли.

Перед дуэлью заключался своего рода обет, по которому обе стороны обязывались не использовать заклинания, способные убить противника. Магия сама выступала секундантом, ослабляя любое мало-мальски опасное заклинание. При драке никаких ограничений не было.

Уизли напал первым. Невербальный Экспеллиармус. Словно хотел напомнить о том случае на третьем курсе, когда троица весьма эффектно вырубила его. Потом были и Левикорпус, и Сектупсемпра. Уизли не просто хотел одолеть его, он хотел унизить. Дрался он ловко и умело, чувствовалась школа. Никаких лишних движений, полная сосредоточенность. Покажи Уизли в Хогвартсе хоть половину такой целеустремленности, как сейчас, ходил бы в круглых отличниках. Северус только успевал отбиваться и наносить ответные удары.

Очень быстро стало ясно, что силы примерно равны и исход поединка в большей степени зависит от удачи, чем от умения. Оставался еще шанс обоим рухнуть от усталости и истощения в какой-то момент: кто продержится дольше, тот и победил.

Уизли кинул каким-то мощным, но неизвестным заклятием, Северус огородился щитом, от которого заклятье срикошетило с такой силой, что Уизли с трудом устоял на ногах, в последнюю минуту успев прикрыться Протего.

— Да ты ж, сучий потрох, — выругался Уизли, и из его палочки вытянулся и хлестнул по воздуху огненный хлыст, кончик задел левую руку Северуса, обжигая болью. Лицо Уизли было искажено злобой, он был готов убить без раздумий. А вот Северус убивать был не готов.

— Если ты даже убьешь, — уходя от очередного заклятия, выкрикнул Северус, — это не поможет!

— Мне уже плевать! — заорал Уизли, — я всю жизнь мечтал надрать тебе задницу, и я не упущу шанс!

Можно было бы аппарировать — умирать совсем не хотелось, но убежать с поля боя означало бы признать полную победу Уизли.

— Что ты скажешь Гермионе, если убьешь меня? — он ударил простым, но действенным заклинанием помех и получил возможность подойти к Уизли чуть ближе. — Что ты ей скажешь? И что ты услышишь от нее?

— Я тебя ненавижу! — в этом крике было столько боли, что Северусу стало на мгновение жаль его, но в следующую секунду Уизли ударил с новой силой и стало не до сентиментальных чувств.

— Ладно, — Северус окружил себя сияющей оболочкой защитной сферы, — выслушай! — Это было чистой воды безумие, но кто-то, как пить дать — Джо, подзуживал рискнуть. — Я сейчас положу палочку и, если хочешь, можешь меня убить. — Он кинул палочку на землю. Сфера, словно огромный мыльный пузырь, с негромким хлопком исчезла. Северус развел руки в сторону.

Он был уверен, что каким бы классным парнем ни был — по рассказам — Рон Уизли, но он не удержится от соблазна прикончить соперника. Северусу захотелось взлететь. Сколько раз это умение спасало ему жизнь. Когда-то он ненавидел полеты, особенно на метле, но Лорд требовал, чтобы слуга время от времени сопровождал его, а на метле было «слишком медленно», и Волдеморт научил его летать, а если точнее — потребовал, чтобы Северус стал летать, и он стал, ибо кто бы мог ослушаться Лорда?

Толчок, заклинание, еще одно и еще одно, и вот ты паришь. Первый раз у него зашлось сердце, и он чуть не умер от страха, но потом, убедившись, что держится в воздухе, как хороший пловец в воде, научился получать удовольствие от полетов. В принципе, его репутация «летучей мыши» сложилась в том числе и благодаря его любви к полетам по ночам.

— Чтоб тебя… — Уизли сплюнул под ноги и опустил палочку. — Ты, выродок, думаешь, что я убью безоружного? Кретин! Из-за тебя я в Азкабан точно не сяду! — он сделал шаг к Северусу, засучивая рукава, хоть и качался от усталости.

— Послушай, Уизли, — стоять прямо было тяжело, и Северусу очень хотелось опереться хоть обо что-то, — если ты хочешь продолжить в магловском стиле, милости прошу завтра. Сегодня это будет бесславное зрелище. Позор для нас обоих. В это же время завтра?

— Я сам решу, когда тебе харю начистить, — Уизли развернулся и аппарировал.

Северус тяжело осел на траву, а потом лег. Летать! Доползти бы до дома! Он глухо рассмеялся и смеялся, пока слезы не потекли из глаз.

1) Википедия говорит, что Севен-Систерс (Семь Сестер; англ. Seven Sisters) — группа меловых утесов в Великобритании, государственный парк. Расположены вдоль побережья Ла-Манша в Восточном Суссексе между городами Сифорд и Истборн, они составляют часть территории меловых образований Саут-Даунс. Юго-восточнее утесов расположен мыс Бичи-Хед — высочайшая (162 м) меловая скала Великобритании. Интересно, что несмотря на название, пиков в группе скал не 7, а 8.

Побережье вдоль утесов Севен-Систерс менее подвержено влиянию человека, и съемки Дуврских скал в исторических фильмах иногда проходили именно в этой местности («Робин Гуд: Принц воров», «Искупление» и пр.).

Вернуться к тексту