Smiles In The Mist (джен)

Это была настоящая катастрофа. Откуда в этой руке столько силищи? Генри изо всех сил удерживал дверь, упираясь ногами в старинное облезлое кресло из подсобки.

А всё началось с того, что, пока Горбин отлучился по делам, заперев своего новоиспечённого подмастерье в доме-магазине, Смит решил изучить торговый зал. Если хрустальный глаз и африканские маски оказались совершенно безвредными для восьмилетнего исследователя, то вот костлявая рука была явно с характером. А ведь Генри всего-то пощекотал её окровавленным Таро. И только для того, чтобы проверить, можно ли её трогать. Как выяснилось уже в следующую секунду — хорошо хоть голыми руками не хватанул. Осторожность не подвела. Ну, почти.

Рука упрямо таранила дверь, и явно не для того, чтобы заключить перемирие. Генри же пытался вести переговоры.

— Отстань, падла! На место пошла, кому говорят! — вопил Смит. — Чтоб у тебя на когтях грибок выскочил!

Генри уже приходило в голову, что можно было бы слегка приоткрыть дверь, а затем резко захлопнуть, ломая мерзкой лапе половину пальцев. Но он догадывался, что за порчу товара Горбин его по головке не погладит. Поэтому вся надежда опиралась на искусство дипломатии.

Внезапно, в комнате что-то с хлопком вспыхнуло, и всё затихло. Удары прекратились. Генри замер, продолжая подпирать дверь, на случай, если рука окажется хитрее, чем на первый взгляд.

С той стороны порога раздался тихий стук.

— Можешь вылезать. Рука Славы снова на витрине.

Генри выдохнул, сползая на пол. Не вставая, он дотянулся до ручки, впуская Горбина в подсобку. Наставник вошёл внутрь, перешагнув через вытянутые ноги Смита, и присел в кресло, которое Генри ранее выбрал в качестве точки опоры.

— Рука Славы? — переспросил мальчик. — Больше похоже на Чёрную Руку. Нам про неё Колобок рассказывал. Она прилетает ночью к тем, кто спит ногами к окну, и душит насмерть.

Горбин рассмеялся.

— А магглы весьма изобретательны в своей фантазии. Недалеко ушли от причуд обычных волшебников.

— Эх, вот здорово было бы притащить её остальным, — вздохнул Генри. — Представляю, что начнётся у нас в комнате! Сандерс сразу примется читать молитвы, хоть он все их выдумывает и не знает ни одной настоящей. А Ник явно захочет её поймать. А потом мы бы подкинули её девчонкам, или вообще Кочерге! Рука умеет щекотать?

Восторженную тираду прервал тяжёлый взгляд Горбина.

— Сам решил отказаться от прошлой жизни. Твоих прежних друзей это тоже касается. Будешь тут сопли распускать, сразу вылетишь обратно к твоим любимым магглам.

Генри потупил взгляд.

— Да, конечно, сэр. Я просто на минутку представил. И между прочим, сопли это от насморка. Посидели бы с моё в луже в такую холодину, посмотрел бы я, как вы их на кулак наматываете, — насупившись, добавил он.

— Следи за языком, мальчик, а то в следующий раз я просто открою дверь и буду смотреть, как ты сам договариваешься с очередным взбешившимся артефактом. И у тебя теперь полно работы, — накатившая болезнь Генри ни на грош не разжалобила владельца лавки. — Разбери весь бардак, который устроил на пару с Рукой. А я принесу тебе зелье от простуды.

Генри поспешно поднялся с пола и кинулся в торговый зал осматривать масштаб происшествия.

Вскоре Горбин вернулся со склянкой с жижей, совсем не напоминающей капли для носа.

— Зелье? Настоящее? — Генри с любопытством потянул руки, но затем одёрнул себя. — На вкус, наверное, как кошачье дерьмо. По крайней мере, запах точь в точь совпадает.

Горбин вздохнул, поморщившись.

— Ты либо пьёшь, либо продолжаешь истекать соплями. Выбирай, чего тебе больше хочется.

Генри зажмурился и быстро глотнул волшебное лекарство. Вкус был не такой уж и противный, и Смит скривился скорее из принципа, нежели из настоящего отвращения.

— Что-то пока ничего не поменялось, — хмуро прогнусавил Генри.

— А ты думал, оно действует мгновенно? — ехидно поинтересовался Горбин. — Думаю, если ты будешь тщательнее наводить порядок, то время исцеления наступит просто незаметно. А ну вернулся к работе!

Генри подскочил на месте и кинулся в другой угол зала. Он решил смертельно обидеться на Горбина. Правда, обещанию своему он следовал всего пару минут, потому что научный интерес перевешивал чувство ущемлённого достоинства.

— Мистер Горбин, — с любопытством поинтересовался Смит, наклоняясь за сброшенной маской.

— Да? — владелец магазина спокойно наблюдал, как Генри честно пытается водрузить вытянутое лицо какого-то эфиопского божка на гвоздь, забитый ощутимо выше пределов досягаемости роста мальчика.

— Скажите, а как вы смогли приструнить эту бешеную руку?

Горбин отлеветировал кресло за прилавок, не вставая с него.

— Когда дело касается любой магии и особенно тёмных искусств, Генри, — он подкинул в воздух горстку небольших чёрных камушков. На лету они обратились в мелкий порошок и струйкой нырнули в узкое горлышко колбы. — Ты должен уважать то, что сильнее тебя. И вызывать уважение у всего остального. Это уже две причины, почему тебе не стоило дразнить Руку.

— Тёмных искусств? — Генри покачнулся на табуретке, которую подтащил к стене, чтобы всё-таки добраться до гвоздя. — Но это же явно что-то нехорошее или запрещённое. Или нет?

Горбин снисходительно перевернул всё-таки опрокинувшуюся табуретку, а затем, одних взмахом палочки вернул маску на место. Генри хмуро поднялся на ноги, потирая ушибленный локоть.

— Людям свойственно запрещать то, что они не понимают, — протянул Горбин.

— Но они же могут кого-то убить, — возразил Генри, покосившись на Руку, которая согласно хрустнула пальцами.

— Было ли у вас в приюте что-то запретное? — с прежней усмешкой спросил Горбин.

Смит задумчиво потёр горбинку на носу.

— Ну, нам нельзя было вылезать на балкон на чердаке. Оттуда как-то свалился один мальчик и сломал шею.

Горбин кивнул.

— Ты бывал на этом балконе?

Генри облизнул губы, раздумывая, стоит ли рассказывать правду.

— Я очень люблю туда залезать, — наконец, признался он. — Точнее любил раньше. Там очень красиво ночью. И тихо.

Смит помолчал немного, а затем добавил:

— Но вообще-то многие туда ходят, мне этот балкон Клэй показал. Так что вы не думайте ничего такого.

Горбин оскалился, обнажая жёлтые кривые зубы.

— И хоть кто-то из твоих друзей с него навернулся?

Генри помотал головой.

— Вот то-то и оно, — ответил Горбин, приглаживая жиденькие прядки на залысине. — Из-за того, что один дуралей в своё время влез на перила и спрыгнул оттуда вниз головой, теперь вам всем нельзя появляться на балконе. Неужели это справедливо?

— Нет! — воскликнул Генри.

— А с Тёмными Искусствами всё ещё хуже, — пояснил Горбин. — Они могут навредить не только тому, кто ими занимается, но любому другому человеку, который так или иначе не устроил мага, практикующего этот вид магии. То есть это такой балкон, с которого тот мальчик не только сам свалился, а перед этим ещё и скинул соседа. И никто не думает о том, что тёмные заклинания способны ещё и исцелять, проводить более глубокую диагностику и помогать в пути куда сильнее и надёжнее тех, к которым все привыкли прибегать.

Генри восторженно приподнялся на табуретке.

— А вы знаете эту магию?

Горбин фыркнул.

— Ишь какой прыткий мальчишка. Пока у тебя ещё даже волшебной палочки нет.

— Но я могу изучить какую-нибудь книжку, — возразил Генри. — Или сварить зелье. Вон у вас сколько всяких жуков засушенных. Волшебники ведь и этим тоже занимаются, да?

— Между прочим, далеко не каждый взрослый маг способен готовить качественные отвары, Генри. И для начала попытайся хотя бы закончить уборку, не покалечившись. Это будет солидным достижением.

Смит спрыгнул с табуретки, подбегая к рассыпанным статуэткам.

— Я точно справлюсь с зельями, мистер Горбин. Я иногда помогал Эрме чистить картошку в приюте, и у меня хорошо получалось.

На этот веский аргумент хозяин магазина лишь снова скрипуче рассмеялся, а затем сказал, что ему нужно срочно отправить сову, и скрылся в верхних комнатах, где Генри ещё не успел толком осмотреться. Смит честно принялся расставлять брошенные статуэтки, попутно размышляя, что Горбин подразумевал своей последней фразой.

«Наверное, — подумал Генри, — он продаёт ещё и учёных птиц».

Как раз в то время, когда Смит принялся размышлять на тему того, умеют ли совы говорить, как попугаи, или нет, входная дверь бесшумно отворилась, и внутрь зашёл высокий рыжеволосый юноша в светло-коричневом плаще. Он выглядел старше самых взрослых приютских мальчишек, но не слишком. Хотя, наверное, возраста и солидности ему добавляли очки. Он двигался медленным неторопливым шагом, как будто очень похоже изображал мистера Бешами, который ежегодно приезжал проверять, как они живут. Кочерга тогда заставляла их до блеска начищать башмаки и наряжаться в накрахмаленные рубашки и дурацкие пиджаки, в которых всё тело начинало чесаться. Но зато в такие дни Эрма готовила жаркое, а сладкое всем раздавали мороженое. Потом все дети выстраивались во внутреннем дворе, а мистер Бешами проводил с ними воспитательные беседы, прохаживаясь туда-сюда, как престарелый индюк. И он однозначно был уже пожилой, потому что молодые не бывают седыми и лысыми. А этот ярко—рыжий паренёк уж точно не может быть его ровесником.

«Впрочем, — предположил Генри, — откуда мне знать, как мистер Бешами ходил лет двадцать назад. Может, он и тогда был такой же, как этот посетитель».

Тем временем юноша, кажется, заметил Смита, и двинулся к полке со статуэтками, за которой тот притаился. Генри неуверенно выпрямился, коря себя за резко всколыхнувшееся волнение.

— Добрый день, молодой человек, — улыбнулся юноша. — Вы здесь работаете?

— Нет, — мотнул головой Генри. — Точнее, я тут всего второй день. И не очень-то разбираюсь во всех этих странных штуках. Вам лучше подождать мистера Горбина. Он наверху посылает кому-то сову. Кстати, это не вы её заказывали?

— Нет, — покачал головой посетитель. — У меня уже есть несколько.

Затем он замолчал, но продолжил заинтересованно смотреть прямо на Генри своими голубыми глазами. У Смита зашевелились волосы на голове. Нужно было придумать, как потянуть время до возвращения Горбина.

— Может, вас интересуют… вот эти фигурки? — Генри протянул ему статуэтку, изображающую женщину с круглым диском, зажатым между рогов на её голове. — Они явно бывают… чем-то очень полезны.

— Спасибо, но можешь поставить её на место. Она мне не пригодится, — юноша отодвинулся от Смита и медленно отошёл к прилавку. — Скажи мне, Генри, ты сирота?

— Наверное. Я совсем не помню своих родителей, — Смит недоверчиво нахмурился. — Откуда вы знаете моё имя?

— А почему ты думаешь, что оно твоё? — юноша обернулся с улыбкой, которая немного походила на улыбку Горбина, когда тот пытался показать, что знает, что творится в голове у Генри.

— Наверное потому, что меня так зовут всю жизнь, — Генри смотрел на незнакомца исподлобья.

— Ну что же, тогда я полагаю, сейчас у тебя началась совсем иная, — незнакомец аккуратно поправил очки. — Можешь снять вон ту маску со стены? Я хочу поближе на неё посмотреть.

Генри кивнул и торопливо перетащил кривоногую табуретку обратно к стене. Маска изображала лицо, с одной стороны искажённое гневом и улыбающееся с другой.

— Вот она, держите! — воскликнул Смит, спрыгивая с табуретки. Но возле прилавка уже никого не было.

Ночью Генри снова долго не мог заснуть. Не хватало посапывания Сандерса и храпа Ника, у которого вечно был заложен нос. А сейчас он был совсем один в крохотной комнатушке вместо прежней просторной спальни. Старые звуки заменили подозрительные поскрипывания, к тому же, то тут, то там раздавались странные шорохи, а часы на стене в виде жуткой морды с рогами и вовсе хотелось чем-нибудь завесить. У рожи вместо стрелок туда-сюда дрыгались зрачки и язык. А с утра она и вовсе начинала издавать дикие шепелявые вопли. От миролюбивого "Вшштавай, паршшивец! Шшшолнце вышшоко!" до ругательств на неизвестном Генри языке.

— Што уштавилша? — неожиданно прошамкала рожа. — Шпи давай!

Генри приподнялся на кровати.

— А ты говоришь не только по утрам?

Часы фыркнули.

— Нет, конешшно! Только было бы ш кем трепатша. Жил тут когда-то один, до тшшего хорошший шабешедник был! А книшшки какие тшитал!

— Вы про Бэркеса? — предположил Генри. — На магазине указана вторая фамилия.

— Кх-ха х-ха, — закашляла морда, сотрясая торчащим языком. — Глупый маленький тшшеловетшек. Беркэшшш — это я.

— Да ладно! — Генри откинул одеяло и подбежал к часам. — Вас Горбин превратил в эти уродливые часы?

— Шам ты урод! — обиженно рявкнул Бэркес и снова прикинулся безмолвной вещью.

— Простите, пожалуйста, мистер Бэркес, — Генри виновато погладил изогнутые козлиные рога. — Я просто не присмотрелся.

Но совладелец лавки больше не реагировал на человеческую речь, и Смит вернулся обратно в кровать.

— Ешшли завешишь — прокляну так, што мама родная не ужнает, — быстро вставил Бэркес, стоило Генри отвернуться к стене.

— Как вы догадались? — изумлённо вытаращился Смит. — Я же этого не говорил.

— Думаешшь громко! — ехидно скривилась рожа. — Шпи уже!

Но с Генри уже слетел весь сон.

— Скажите, а вам, наверное, тяжело вот так вот висеть круглые сутки, — Смит развернулся обратно к роже. — Вы можете двигаться?

— Как ты это шебе предштавляешь? — проворчал Бэркес. — Жачепишь-ка жа гвождь в штене и попробуй прогулятша.

— Хотите, я вас сниму ненадолго? — вежливо предложил Генри.

— Нет! — почти испуганно воскликнула рожа, а затем уже более мягко добавила:

— Только подымить хотшетша, штрашть. Может, тшеловетшек дашт милому, тихххому Бэркешшу одну трубощщку?

Генри задумчиво присел.

— Курить — вредно, — аккуратно заметил Смит.

— Кха-ха, — покряхтел Бэркес. — Это ваш, людишшек, ветром убить может. Мне не штрашшно. Доштавай уже. Иж нижшнего ящщика штола.

Генри, всё ещё сомневаясь, поднялся с кровати и подошёл с столу.

— Ну же! Быштрее! — шикала рожа, раскачиваясь из стороны в сторону от нетерпения.

Выдвигаясь, ящик загремел, как молодой паровоз. Глаза рожи задвигались с удвоенной скоростью.

— Тишше, рашштяпа! Горбина ражбудишь!

— Давайте-ка повежливее, — грозно прошептал Генри. — А то я могу и передумать.

Он достал из выемки узкую длинную курительную трубку с перевёрнутой пирамидой на конце.

— Тшеперь зашыпь туда порошок иж шеребряной короботшки и ташщи шуда, — торопливо отдавал команды Беркэс.

— А зажечь её разве не надо? — удивлённо спросил Генри.

— Ташщи! Шам жажгу! — рожа затрясла языком, как частенько делал Рекси — вечно голодный дворняга Кочерги, которого сбил автобус прошлым летом.

Смит аккуратно вставил кончик трубки в раскрытый рот Беркэса. Глаза рожи сверкнули, и от них отделились две крохотные искорки. В воздухе они слепились между собой и нырнули в отверстие в основании пирамиды.

С шумом и свистом Беркэс вдохнул, а затем, из его рта, широких крыльев ноздрей и даже ушей повалил дым. Столько дыма, словно рожа перед этим высосала из комнаты весь воздух.

Генри, закашлявшись, кинулся к окну. Вскарабкавшись на подоконник, он повернул обшарпанную ручку и навалился на тяжёлую раму, чтобы её отворить.

— Хххорошшоооо, — прошипела рожа. — шшшпашибо, тшеловетшек.

— Можно дымить поменьше? — прохрипел Генри, утирая выступившие слёзы.

Но рожа не отвечала, ещё сильнее погружая комнату в вонючее едкое облако. Зрачки Бэркеса завращались по кругу, то увеличиваясь, то сужаясь до точек.

Смит перекинул ногу на улицу и принялся вытаскивать защёлку, которая удерживала вторую половину окна. С трудом отворив раму, Генри свесил с подоконника уже обе ноги и снова закашлялся, пытаясь отдышаться.

Дым, вопреки ожиданиям Смита, не вылетал из комнаты, а только зависал на границе с окном, образуя плотную завесу. Генри уже собрался было выпрыгнуть на улицу, как вдруг вся эта серая стена резко повалила наружу. Рамы максимально распахнулись, дребезжа стёклами. Генри пригнулся, утыкаясь носом в колени и изо всех сил вцепился в край подоконника. Уши заложило, а футболка задралась до подмышек и пыталась сорваться под напором ветра.

Когда всё закончилось, Смит с несколько секунд ещё просидел также, а затем осторожно выпрямился. Над крышами домов сгустилась огромная чёрная туча. Неторопливо ворочаясь, как ленивец в мешке, она поползла куда-то на восток.

Генри влез обратно в комнату.

— Какого чёрта ты не предупредил, что будет твориться?

Морда расслабленно покачивала языком, уронив зрачки на нижнюю границу глаз. Трубка валялась рядом на полу.

Генри постучал по стене рядом с часами. Зрачки Бэркеса нехотя всколыхнулись, фокусируясь на Смите.

— А тогда ты бы ражрешшил мне выкурить трубощщку?

— Нет, конечно! — горячо воскликнул Генри, пряча её, от греха подальше, обратно в ящик.

— Ты шам отшветил на швой вопрош, — беззлобно прошамкала рожа. — Тридшать лет не дымил. Ты меня ощщашливил, добрый тшеловетшек.

— Можешь называть меня Генри, — попросил мальчик. — Ну или Смит.

— Шмидт? — встрепенулся Бэркес. — А што, можно.

— Лучше, конечно, Генри, — вздохнул юный попаданец. — Но, вижу, тебя уже не переубедить.

Утром Смиту вместо привычного "паршшивца" досталась всё та же гордая немецкая фамилия. В сущности, это была скорее положительная тенденция. Но затем, Бэркес понизил тон и почти неразборчиво прошипел:

— Пока ты прохлажждалша, ждешь был Штарик.

— Какой старик? Ты о чём вообще? — заспанный Генри с трудом соображал.

Рожа недовольно качнулась.

— Он вшё говорил, мол "Это он. Тощщно".

— Кто "он"? — зевнул Смит.

— Ты, конешшно! Мерржкий чиштоплюй! — возмущённо воскликнул Бэркес. — Горбин идёт!

Рожа застыла, принявшись старательно двигать зрачками. Дверь комнаты открылась и на пороге действительно появился Горбин.

— Уже проснулся? Давай, одевайся и спускайся в подвал. У меня к тебе задание, — уже шагнув за порог, Горбин принюхался, развернувшись. — Бэркес, ты что опять дымил?

Рожа вытаращилась на совладельца.

— Да ты што! Тридшать лет, как брошшил! — с негодованием пробурчал Беркэс.

— Смотри у меня, — погрозил пальцем Горбин. — Будет у магглов какой внезапный катаклизм — сразу пойму, откуда ноги растут.

Часы с невинным видом продолжили своё дело.

— Генри, вставай! — Горбин вспомнил о воспитаннике. — Чтоб через минуту был на месте!

— Ох, нешпрошта, — запричитали часы, стоило Горбину скрыться на лестнице. — Вшё нешпрошта!

— А ну цыц! — отмахнулся Генри, нашаривая под кроватью штаны. — Лучше бы помог понять, куда твой вчерашний ураган закинул мои ботинки.

— Жа шкафом пошмотри, — уязвлённо подсказал Бэркес.

Генри торопливо завязал шнурки и помчался к лестнице в подвал. Внизу было темно, хоть глаз выколи, но Смит просто ухватился за перила и, не сбавляя темп, бодро поскакал по ступенькам. Уже в следующую секунду Генри врезался переносицей во что-то твёрдое. На лицо выплеснулась мерзкая холодная жижа.

— Чёрт! — выругался Генри, пытаясь вытереть глаза. Заляпалась чёлка, и капли бежали по щекам прямо на чистую футболку.

— А ну не трожь! Бегом на свет! — раздался раздраженный голос Горбина. — Сейчас сам всё уберу!

Глаза жутко защипало, как если бы Смит намеренно залил их шампунем. Генри заскулил, сжимая кулаки, чтобы не прикасаться к лицу.

— Эванеско! — воскликнул Горбин. — Ты хоть знаешь, что на себя пролил, неуклюжий идиот?

Генри, жмурясь, замотал загудевшей головой. Зелье пропало, но слёзы из глаз всё ещё текли.

— Я, кажется, нос сломал! — всхлипнул мальчик, ощупывая место удара.

— Безмозглый маленький пикси! — Горбин продолжал разъярённую тираду. — Глаза открыл, быстро!

Отлепив трясущиеся пальцы от лица, Генри слегка приподнял веки. Но перед ним была всё та же чернота. Мальчик в ужасе закричал.