Чёрное или белое? (гет)

И я всё мечтаю, что выйду на волю, и я всё рисую

На стенах тюремных.

Я помню отлично — чудес не бывает,

Я притворяюсь, что неживая.⁽¹⁾

Темнота пульсирует и клокочет. Она подбирается со всех сторон и живёт своей собственной чавкающей, шуршащей жизнью. Джинни кажется, то, что обитает в темноте, скоро залезет ей в уши, горло, полезет по ногам и рукам. Временами ей хочется кричать, но, когда темнота ненадолго замолкает, крики кажутся неуместными, и из горла вырываются только беспомощные всхлипы. В каменном мешке, куда её бросили, нет даже крошечных окон, а дверь — толстая и сплошь металлическая. Сложно точно сказать, сколько она уже так сидит.

Без палочки любой маг чувствует себя беспомощнее котёнка, и Джинни, не будучи уверенной, что на камере есть глушащие магию чары, повторяет раз за разом:

— Люмос, — дрожащим шёпотом, до боли тараща глаза в темноту, туда, где предположительно располагаются её сложенные «ковшиком» ладони. Палочка — только сильнейший проводник — гласит первый постулат любой магической науки. Это знает каждый родитель, наблюдающий стихийные выбросы своего ребенка. И каждый дошкольник, у которого эти выбросы случаются.

Однако даже Мерлин не мог обходиться без магического проводника, которым выступал его посох, который ещё тогда довольно широко заменял собой волшебную палочку. Основным минусом является психологический эффект, словно палочка даёт ощущение самой «возможности» колдовства. Чтобы обойти его, требуется чудовищная концентрация.

Но выбора нет. Джинни подключает характерные движения рукой и повторяет — до боли в суставах. И, если удастся наколдовать хотя бы «Люмос»… Это позволяет ей обрести цель и не сойти с ума.

Должно быть, еду приносят раз в день. Джинни понимает это по сосущему чувству голода, появляющемуся между недолгими вспышками света и скрипу миски по каменному полу у входа. Глаза, привыкшие к темноте, не в силах разглядеть человека, открывающего дверь, из-за резкого контраста между чернотой камеры и светом коридора. Джинни обещает себе подобраться ближе, когда придёт новый черёд двери распахнуться. Но, как назло, в эти моменты забывается тревожным сном, продрогнув до костей на каменном полу, покрытом толстым слоем пыли.

По прошествии недели (если сосчитать все приёмы пищи) Джинни начинает казаться, что к ногам её подбираются мягкие полуматериальные бока смеркута⁽²⁾. Она подтягивает ноги всё ближе и ближе, но готова признать, что от смеркута на голом полу не спрятаться. В минуты озарения осознавая, что никаких чудовищ здесь быть не может, Джинни думает, что испытание темнотой не лучше, чем «Круциатусом». Сил почти нет, но время от времени она заставляет себя вставать на затёкшие дрожащие ноги и что есть мочи колотить в закрытую дверь.

В один из дней Джинни вновь просыпается от скрежета железной двери. Скрипа миски не слышно, а дверь тем временем захлопывается.

— Кто здесь? — спрашивает девушка, чувствуя лёгкие, на самом краю слышимости, шаги. Когда никто не откликается, Джинни срывающимся на грани истерики голосом снова задаёт вопрос. А потом в отчаянии вскрикивает:

— Люмос! — огонёк, вспыхнувший на самых кончиках пальцев, освещает вертикальные змеиные зрачки на оказавшемся неожиданно так близко лице, больше напоминающем череп. Джинни снова вскрикивает, на этот раз от ужаса, ведь это явно не смеркут, чья засасывающая утроба может быть в разы милосерднее извращённой фантазии Волдеморта. Огонёк немедленно гаснет, снова погружая всё во мрак.

— Ну-ну. Что тут у нас? Беспалочковая магия? Как интересно, — насмешливый тихий голос — шелест змеи среди тростника. Должно быть, Лорд может видеть в темноте, как рептилия, различая тепловые пятна.

— Люмос Максима!

С палочки Волдеморта срывается световой шар, намного больше, чем когда-либо получавшийся у Джинни. Шар взмывает под самый потолок и там зависает, освещая камеру жутковатым холодным светом. Наконец Джинни может осмотреть своё узилище, и это её совсем не радует. У противоположной стены, подтянув выступающие белыми суставами колени к такому же костяному подбородку, лежит чей-то скелет. Пол тоже в изобилии усеян костяными останками, очень похожими на человеческие, но кое-какие косточки явно принадлежали грызунам. Джинни зажимает себе рот, чтобы не кричать, осознавая, что, когда маг уйдёт, камера снова погрузится во мрак, но теперь у неё останется эта картина, что не покинет воображения.

— Расскажи мне что-нибудь интересное, — почти доверительным тоном просит Лорд Волдеморт.

— Прошу, прошу. Я ничего не знаю, — холодная стена царапает выступающие вершины лопаток, когда она пытается встать, чтобы не уподобляться жалкому ползающему насекомому. Страшно, ей так страшно. Только Гарри удавалось раз за разом уходить от Тёмного Лорда живым. Джинни знает, что далеко не так удачлива.

— Круцио, — это то, зачем он пришёл — развлечь гнетущую тревогу и тоску.

— Пожалуйста, оставь меня, я ничего не знаю, — повторяет она, когда заклятие прерывается, больше не в состоянии это терпеть. Целый год её то подвешивали за запястья, то прикладывали заклятием пытки, то выгоняли ночью в Запретный лес, то заставляли драить бесконечные лестничные пролёты.

— Где же твоя отвага? Ты же, наверное, с Гриффиндора? — Джинни Уизли смотрит на него затравленными, красными от потрескавшихся в напряжении сосудиков глазами.

— Какое теперь это имеет значение? — прокушенная губа натягивается и тоже кровоточит.

— Мне больше по душе, когда я спрашиваю, а ты отвечаешь. Поняла? — он отходит на пару шагов, отбрасывая длинную чёрную тень. — Веселье от «Круциатуса» длится ровно три мгновения, а потом вновь становится скучно. Смертельно скучно.

Джинни не сомневается, что Тот-кого-нельзя-называть знает ещё кучу видов подобного «веселья».

— Посмотри мне в глаза, — Джинни Уизли знает, что смотреть нельзя.

Это знал Том, а теперь знает и она. Но не подчиниться невозможно, кроме того, она действительно не имела доступа к чему-то важному.

— Легиллименс!

Если Джинни когда-нибудь спасётся, то сможет написать энциклопедию пыток. И лучше бы она родилась магглой, чем, словно издалека, смотреть на то, как кто-то переворачивает страницы её жизни — небрежно, грязными руками, ничуть не смущаясь неловких и унизительных сцен. Проникнув сквозь многие пласты воспоминаний, Лорд вдруг упирается в блок, будто воздвигнутый чужими руками извне, похожий на бетонную стену, заклеенную «обоями» мелких детских воспоминаний, и даже выныривает из её головы от изумления.

Затем вторгается снова, и блок разлетается в крошку, погружаясь в водоворот красок и зашкаливающих эмоций.

— Оставь, оставь, — одними губами шепчет девушка, а по щекам непрестанно текут слёзы, обжигающе горячие в холодной камере. Она затихает на полуслове и заваливается на спину, закатив глаза. Перед тем, как провалиться в гулкую темноту, Джинни чувствует, что её ловят за плечи, аккуратно опускают на пол.

— Моргана тебя подери, Уизли, — дверь скрипит, когда Тёмный Лорд покидает камеру, а в вышине медленно тускнея, гаснет заклятие света.

1) © Flёur.

Вернуться к тексту

2) Смеркут или Живой саван — животное очень редкое, встречается только в тропических странах. С виду похоже на чёрный плащ в полдюйма толщиной (бывает толще, если оно только что поймало и еще переваривает жертву). Ведёт ночной образ жизни, во время охоты стелется над самой землей.

Вернуться к тексту