Атлантида (джен)

Лараш не знал, как Ингрена отреагирует на столь длительное его отсутствие, — точнее он об этом не думал. К тому времени, как Хёдр, всё-таки проснувшись, спустился вниз, он засветил лампадки, разгрёб завалы и убрал лежавшую слоями на поверхностях пыль, нашёл посуду и даже устроил чем-то напоминавший о семейном уюте ужин.

— Поешь! — Лараш привычно приветствовал Хёдра и улыбнулся.

Ответный взгляд сложно было назвать приветливым:

— Что ты здесь забыл?

— Я был у стекольщика и кузнеца — они завалили меня расчётами, а ты забрал все чертежи с собой. Вот, пришлось ехать к тебе после работы, Ингрена приготовила для нас ужин, но я съел половину, пока ты спал. Поэтому всё, что осталось на столе, — твоё.

Хёдр уселся за стол и недоверчиво поковырял разложенную на тарелке еду, прежде чем с жадностью вгрызться в кусок запечённой в сухарях птицы:

— Что сказал тебе стекольщик? — проговорил он, даже не прожевав.

Лараш тяжело вздохнул, прежде чем ответить:

— Стекольщик… считает твою идею практически не выполнимой, — Хёдр раздражённо фыркнул, и Лараш продолжал, не позволив ему перебить себя. — Гелиос путешествует по небу, и для того, чтобы поймать его лучи, придётся менять положение линзы в течение дня, а при таких размерах это практически невозможно. Нужно рассчитать угол падения, размеры линзы, фокальное расстояние. Нагревательный элемент, на который будет падать свет, должен быть…

Хёдр всё-таки перебил Лараша:

— Мне нужна была большая линза для того, чтобы поджигать проходящие внизу суда. Увидел, что внизу идёт судно, — нацелился и поджёг. Для этого не обязательно перемещать линзу, а для твоей задачи подойдёт и маленькая — разжигать огонь в печи. Только к чему это, когда огонь и так горит?

— Вот и Аргил меня раскритиковал. Мы с ним обсуждали другой твой проект. Тот, в котором ты придумал, как спуститься вниз.

— Да, этот мой проект гениален и прост — и ведь принцип тот же, что у складного стакана, который стоит у тебя на столе. Труба разбивается на кольца, каждое следующее входит в предыдущее как меньшее в большее. Мы скинем трубу вниз, и Гея притянет её к себе, как и всё остальное. А потом… Помнишь, как ты любил ребёнком кататься внутри трубопроводов? И вот, мы весело покатимся вниз.

— И Гея примет нас?

— Именно. Она ревнива и жадна до чужого внимания, — Хёдр вытер пальцы об одежду.

— Ты не делал никаких дополнительных расчетов?

— К чему? — Хёдр расслабился, видя, с каким вниманием выслушивает его Лараш, покопался среди кухонной утвари, извлёк небольшую амфору и вылил несколько капель янтарной жидкости в приготовленную Ларашем тёплую воду. — Я рассчитал начальный диаметр колец трубы, шаг, с которым они должны сужаться, и общее их количество.

— Этот способ не кажется тебе слишком затратным? Жестяные кольца, сложные крепления… Сколько руды понадобиться? Сколько усилий наших кузнецов?

Выражение лица Хёдра менялось по мере того, как слова Лараша доходили до сознания, — улыбка сменялась раздражением и гневом.

— Сосунок! Салага! Ты думаешь, мы силами богов отстроили наш мир из руин?! Ты думаешь, что те, кто построил островерхие здания форумов и коллегий, не справятся с какой-то трубой?!

Лараш скривил рот в усмешке:

— Им будет очень тяжело, но значительно тяжелее будет тем, кого примет Гея. Спускаясь вниз, они будут набирать скорость и разобьются, достигнув поверхности.

— Можно установить трубу…

— Нельзя всегда полагаться на верховных богов. Их силы велики, просты, убийственны и привлекают к себе излишнее внимание. Тем, кто задумал тайное, помогает Гермес. Послушай, мне кажется, я продумал всё! Мы наполним тёплыми ветрами сшитый из плотной ткани мешок, и он понесёт нас вниз, поможет спуститься медленно и осторожно.

— Значит, ты всё продумал? А чего ты от меня хочешь?

Лараш не обратил внимание на ледяные нотки в словах Хёдра:

— Я даже знаю, что мы будем делать там внизу — реализуем ещё один твой проект.

— И какой же? — Хёдр перестал есть, и настроение, судя по виду, испортилось у него окончательно.

Лараш не понял сарказм:

— Нам не хватает тепла, воды и... Мы заставим тех, кто остался внизу, поделиться так, что они сами не заметят.

— Я ещё раз повторяю, зачем тебе я, если ты всё продумал?

Лараш вздрогнул, встретив взгляд Хёдра, — злоба, владевшая стариком, явственно читалась в этом взгляде.

— Я не уверен в своих выводах, мне нужны твои чертежи и… ты мне нужен, я стараюсь для тебя.

— Тебе нужны мои чертежи?! — Хёдр прорычал эти слова сквозь плотно сжатые в ярости зубы, заставив расслабившегося было Лараша вздрогнуть. — Зачем тебе сдались эти…

— Послушай, — Лараш подался вперёд, — нам предстоит большая работа. Ты поможешь мне? Я хочу увидеть, как ты обрадуешься своему изобретению. Я справлюсь, найду других помощников, но неужели ты не хочешь поучаствовать?

— Ты справишься?! — Хёрд вскочил на ноги и ударил по столу кулаком, сбив на пол с таким старанием расставленную Ларашем посуду. — Вы сосунки! Забыли гордость! Выжили и радуетесь? Мы готовились завоевать весь свет и были близки к победе, а вы согласны довольствоваться малым?!

Лараш с трудом сохранил спокойствие — он не любил, когда на него повышали голос:

— Мы всё потеряли. Надо же с чего-то начинать заново? Так ты мне поможешь?

— Помогу! Пройти между Сциллой и Харибдой помогу! Чтобы они тебя пополам разорвали!

Лараш криво усмехнулся:

— Это только в случае успеха, но считай, что я уже в пути, — угол его губы дёргался.

* * *

Лараш возвращался от Хёдра далеко за полночь, оказавшись единственным пассажиром воздушной дороги. Луна светила слишком тускло, чтобы разогнать темноту близкого космоса, холод показался Ларашу нестерпимым, а попытка увеличить скорость семифлаера только ухудшила его положение, вызвав ветер. Лараш торопливо открыл дверь своего дома, забежал внутрь и остановился на пороге, подпрыгивая и охлопывая своё замёрзшее тело.

— Пришёл?! — в ответ на эти слова жены Лараш огляделся — взгляд Ингрены не сулил ничего хорошего. — Не шуми, все уже спят, — Лараш дрожал молча, не отводя взгляд от рассерженного лица, и выражение его медленно, но менялось: расслабились будто судорогой сведённые брови, взгляд потеплел, поднялись опущенные уголки губ. — Выпей горячего! Ты с ума сошёл возвращаться за полночь!

Лараш стучал зубами по краешку чашки:

— Хёдр…

— Кто же ещё! — Ингрена фыркнула и отвернулась. — Раздевайся! Переоденься в домашнее. Ты хоть знаешь, сколько раз я разогревала воду, пока ждала тебя?

Лараш глотнул воды, обжёгся и принялся торопливо скидывать одежду:

— Тёплая… ты нагрела, — произнёс он, подхватил со стула плотную хламиду и натянул её через голову прямо на голое тело.

— Конечно, я сидела на ней! — Ингрена ещё злилась, но уже притворно.

— Тёплая, — повторил Лараш, не находя других слов, осушил чашку и стал подниматься по лестнице вслед за женой.

В кровати тоже оказалась грелка — Ингрена осторожно вытащила её, прежде чем, демонстративно не обращая внимание на провинившегося супруга, улечься на взбитые перины. Лараш усмехнулся, забрался под общее одеяло с другого края, посапывая от недавнего холода, заворочался, нащупал Ингрену, приобнял за талию и притянул к себе.

— Ты чего? — неудовольствие в голосе Ингрены тоже было притворным — за годы, проведённые вместе, Лараш научился понимать настоящие эмоции и желания жены. Для них, детей, не знавших родительской ласки, не было никого ближе.

— Я должен был помириться с Хёдром, — проговорил он на ухо Ингрене, прижавшись щекой к её виску.

— Вы помирились? — Ингрена перевернулась на другой бок, легла лицом к мужу и прижалась к нему, вцепившись в его рубашку.

— Скорее нет, чем да, но завтрашний день расставит всё по своим местам. Лучше расскажи мне, как прошёл день.

Лараш прекрасно понимал, что, как и он, Ингрена больше всего хотела выговориться.

— Я с трудом справляюсь с сыновьями, если бы ты не заставлял их подниматься каждый раз, когда уходишь на работу, они бы и вовсе меня не слушались.

Лараш прижал жену крепче и улыбнулся, согреваясь. Она была в чём-то права — после постигшей их мир трагедии оставшихся в живых разрывало от противоречий: помнившее былое могущество старшее поколение требовало мести; среднее довольствовалось малым; а поднимавшее голову младшее, пренебрегая опытом и тех, и других, больше всего хотело показать свою силу. Лараш считал своих сыновей счастливым исключением в этом списке.

— Ты любишь на себя наговаривать и воображать то, чего нет, — в подтверждение своих слов Лараш тихо рассмеялся и погладил Ингрену по спине. — Вистан и Альберих — оба любят мать, они привыкли к тому, что любое твоё слово в этом доме весомо и ценно.

Ингрена с каждым словом всё больше расслаблялась в объятиях Лараша, оттаивала, цеплялась за глубокий ворот рубашки, тихонько выдыхала своё тепло под плотную ткань, приятно волнуя дыханием его кожу.

— Что ещё беспокоит тебя, жена?!

В ответ на эти слова лежавшая сейчас в коконе между Ларашем и одеялом Ингрена подняла голову и посмотрела в лицо мужу наивно, открыто и доверчиво. Лараш глубоко вздохнул. За годы семейной жизни его чувства не остыли, а Ингрена, хоть и измученная бытом, сохраняла привлекательность. В полутьме ночи, чистоте свежего, нагретого белья будто и не было этих лет, двух сыновей.

— Твои сыновья растут, — Ингрена произнесла это спокойно и тихо.

— Да! — Лараш вложил в этот короткий ответ больше чувства, чем ждал от себя после тяжёлого рабочего дня. — Я хочу, чтобы они пошли по моим стопам. В строительном форуме им всегда найдётся работа, которой они смогут гордиться.

— Возможно, им не подойдёт такая работа.

— Жена! — Лараш в открытую рассмеялся. — Тебе нравится беспокоиться обо всём на свете.

Ингрена в этот раз тоже рассмеялась, прижалась лицом к груди Лараша, потёрлась носом, отодвинув ткань рубашки, и нежно поцеловала в плечо. Лараш ответил на ласку, сперва нежно погладил жену по плечам, потом настойчивее расширил её хламиду в вороте и запустил руки под ткань.

— Идём сюда!

Завязки уже не держали рубашку на плечах, Лараш массировал спину жены от плеч к бёдрам — каждое прикосновение к плотному, упругому, но податливому его ласкам телу причиняло ему острое удовольствие. Ингрена выпуталась из хламиды и прижималась к нему уже обнажённая:

— Что ты делаешь? — повторяла она, прикрывая глаза от удовольствия и постанывая. Лараш двигался чаще, надавливал сильнее и голос Ингрены таял, превращаясь в возбуждённый шёпот и стоны.

Ей уже было жарко под одеялом в нагретой угольной грелкой кровати — Лараш перевернулся на спину и уложил жену на себя. Ингрена расслабленно растеклась по его телу, разомлела и только изредка поглядывала томным взглядом, мысленно благодаря его. Лараш положил руки ей на ягодицы и сжал, заставив вскрикнуть. В следующее мгновение его руки скользнули вниз по бёдрам, он подхватил Ингрену под колени и усадил верхом на себя. Одежда, которой он так радовался несколько мгновений назад, теперь мешала ему, он рванул хламиду к подбородку, заставив Ингрену приподняться на коленях, и резко вошёл в неё снизу. Она запрокинула голову, выдохнула, а теперь приподнималась на коленях в такт его движениям и падала обратно, как будто не совсем осознавая происходящее.

— А-а-ах! — звуки, выходившие из её горла вместе с нагретым страстью воздухом, сложно было назвать человеческими.

Лараш гладил бёдра жены, ласкал колени, прижимался мошонкой к влагалищу, двигался внутри, преодолевая сопротивление мышц и используя его, чтобы доставить себе удовольствие. Звуки его возбуждения и учащенное дыхание смешивались с её стонами. Она податливо раскрывалась ему навстречу и покорно двигалась вслед. Лараш разглядывал обнажённое тело жены: округлые мягкие груди с широкими тёмными пятнами сосков подрагивали в такт его движениям, приподнимался уже явственно обозначившийся живот. Сам не свой от нежности Лараш прикоснулся ладонью к складочке, согревая, провёл пальцами под животом, увеличивая темп и заставляя Ингрену выдыхать чаще и громче, поднялся к грудям, накрыл ладонями…

Лараш увеличивал темп, пока Ингрена, полностью истомленная, не легла ему на грудь. Лараш перевернулся, придавил собой обнажённое тело, согревая. Теперь он двигался резче, Ингрена беспомощно скользила спиной по белью, с каждым разом всё ближе приближаясь макушкой к изголовью кровати и ничуть не сопротивляясь этому. Лараш кончил и обессиленно повалился на бок.