Атлантида (джен)

Нет, главный храм не устоял под напором воды и теперь возвышался огромным каменным когтем посреди закрытой хрустальным колпаком центральной площади старого города. Она была оставлена нетронутой как напоминание о том, что атланты не смирились с волей лживых богов. Лараш ещё помнил тот день, когда они обрушили на окруженный со всех сторон водой остров всю мощь своего гнева: волны вздыбились и тот океан, которым он с детства привык любоваться даже в штормы, превратился в отвратительное орудие убийства — нет, ни благородный меч, ни пущенная исподтишка стрела не могли сравниться с силой придонной грязи и воды. Атланты сделали всё, чтобы не забыть об этом преступлении...

Каждый раз проносясь по воздушной дороге, Лараш, как и многие другие его сверстники, переводил свой семифлаер на инерционное движение — магнитные подушки несли его, плавно покачивая, будто волны океана, который навсегда остался внизу, — и разглядывал картины давней трагедии. Новый город вырос над облаками, а там, внизу, они не тронули ничего — даже тела своих соплеменников. Впрочем, останки людей было сложно отделить от обломков, и все их усилия были всё равно обречены.

Прекрасные широкие каналы кристально-чистой воды — сейчас просто заболоченные провалы во вздыбившейся, показавшей изнанку почве… Большие колонны перед храмом устояли, но были расколоты посередине — поднимались заострёнными трезубцами к небу. Лараш уже не помнил, как назывались те фигуры, что украшали основания колонн, — они заросли вьюном и едва угадывались под зелёным покровом; как выглядели капители и какие статуи венчали вершины уходящих в небо столпов. Со времени трагедии прошло не одно десятилетие, и небесный город практически ничем не повторял прежний, земной.

Лараш видел в расположении колонн символ несмирившейся и непокоренной Атлантиды. Вся она была такой: ощетинившейся пиками новых зданий, громоотводами ловившей молнии, обращавшей направленное против неё оружие в свою пользу.

Малые и средние колонны, некогда украшавшие берега каналов, и вовсе не устояли — живописными обломками они усеивали старый город, а статуи казались с высоты мёртвыми телами. Лараш помнил, каким оружием в руках богов были эти обломки, и знал, что атланты, погребённые под ними, превратились в неузнаваемую мешанину костей, мышц и кожи, но, вглядываясь в лица статуй, видел погибших. Нет, отделаться от наваждения было сложно — умом Лараш понимал, что мёртвые там, внизу: глубоко под обломками, в чернеющих, обгоревших остовах некогда выбеленных домов под весёлыми красными крышами, в заполненных водой, поросших зелёным, красным и фиолетовым лишайником провалах в почве — просто прах и тлен, но воображение отказывалось смириться с тем, что он никогда их не увидит.

Лараш вывел свой семифлаер из инерционного режима — новый город поднимался ввысь остроконечными башнями из надёжно спаянного огнём в монолитную массу раствора песка и извести, стекла и металла. Прозрачные для солнечных лучей хрустальные окна позволяли разглядеть занятых делами соплеменников; мраморные статуи сменились выкованными из магнетрона флюгерами; небесное электричество играло в раскладке стеклянных крыш. Город кольцами прорезали хрустальные путепроводы, водопроводы, пищепроводы, средства полуавтоматической доставки сообщений. Новый город был гол, каждое растение — на вес золота, но Лараш верил, что рано или поздно силы старого мира выберутся из-под купола и Атлантида расцветёт.

Лараш перевёл семифлаер в инерционный режим и отпустил — рано или поздно он найдёт нового седока на огибавшей город по спиралям магнетронной дороге. Лараш вошёл в уходившее ввысь свечкой здание — здесь он работал. Помещение было небольшим, изнутри казалось цилиндрическим, округлым и уютным, несмотря на нагромождение мебели и приборов внутри. Лараш бегло оглядел заваленный бумагами стол и поднял взгляд: на закреплённых на стенах грифельных досках были записаны результаты недавнего обхода. Датчики измеряли плотность и коррозионную активность грунта, зависший в воздухе остров был стабилен. Лараш стал подниматься вверх по винтовой лестнице. Здесь, в строительном форуме, всегда находилось место для ожесточенных, но беззлобных споров о плотности почвы, устойчивости конструкций, способах крепления… Лараш миновал все уровни и поднялся на самый верх — небольшая площадка под прозрачной пирамидальной крышей была обиталищем Хёдра. Лараш был уверен, что Хёдр не покидает здания форума ни днём, ни ночью: он был здесь, когда Лараш приходил, и оставался, когда Лараш возвращался к жене и детям. Хёдр был обозлён последствиями трагедии, в которой он потерял всё, — часами простаивал перед окуляром наблюдателя, смотрел на Землю. Лараш и сам не раз проклинал тех, кто был признан достойными попечения богов и остался внизу, но он не помнил тех, кого потерял, а Хёдр был стар и не мог забыть.

— Поешь! — Лараш всегда так приветствовал Хёдра. В этот раз он застал его за тем же занятием, за которым оставил. — Ты спал?

Лараш практически вложил в руку Хёдра шарообразный пирожок из обёрнутого в овсяное тесто измельчённого мяса.

— Ты только посмотри на них!

— Я видел, — Лараш пытался разделить с Хёдром трапезу. — Они не вернулись к первобытности с нашим исчезновением и воюют друг с другом с не меньшим ожесточением.

— Они не только не вернулись к первобытности — они процветают! — Хёдр откусил большой кусок от принесенного Ларашем колобка, проглотил, почти не жуя, и брызнул слюной на корпус окуляра.

— Послушай, я бы тоже хотел, чтобы Гея раскололась в тот момент, когда боги пытались уничтожить нас, но... Ты же знаешь, что её сила поддерживает наш остров. — Лараш поморщился и вздрогнул — он был брезглив — вместе со слюной на корпус окуляра упали крошки еды. — Я тоже потерял мать и отца, но нельзя жить так, как ты... надо жить дальше.

— Много ты понимаешь, сосунок, — Хёдр огрызнулся в ответ на слова Лараша.

От наблюдения за поверхностью Земли его, как обычно, отвлекла какая-то идея. Он кинулся к заваленному чертежами столу и принялся ожесточенно разбирать беспорядок. Вместе с бумагами в собравшуюся на столе пыль покатился недоеденный колобок.

Лараш волновался за Хёдра, считая его вторым отцом, и уважал, отдавая должное тому, что тот принадлежал великому поколению, которое спасло и заново отстроило Атлантиду.

— Что ты задумал? — Лараш подошёл к Хёдру со спины и пытался заглянуть в его проекты.

— Тебе заняться нечем? — Лараш знал, что Хёдр только первое время будет огрызаться, а потом захочет поделиться своим размышлениями — всем дорого внимание. — Ты же пытался вывести растительность за пределы тепличных стояков.

— Если бы ты хоть изредка выходил погулять, то понял бы, как не хватает в городе деревьев, — Лараш пытался говорить примирительно, — хотя бы чахлых кустиков и лишайников...

— Я не понимаю, чем тебе не нравится тепличное хозяйство, в особенности, если ты так тщательно изучил законы верховной богини и понимаешь, что на нашей высоте она не питает даже лишайники, — в словах Хёдра слышался неприкрытый сарказм, Лараш старался его не замечать.

— Я видел растения с высоты — в старом городе их много: не только лишайники, там есть полноценные деревья.

— Старый город закрыт куполом — по сути, это теплица, — а твои деревья растут на плодородной почве из человеческих останков, — голос Хёдра прозвучал буднично и абсолютно равнодушно, а Лараш почувствовал, как к горлу поступает тошнота.

— Послушай… — начал было он, но, не сумев сдержать дрожь в руках, осёкся.

Впрочем, Хёдр уже потерял интерес к своему молодому сотруднику, выудил из пыли недоеденный колобок, затолкал в рот за два укуса и полностью погрузился в свои планы:

— Откуда в вас такая беспечность? — спрашивал он, обращаясь к пространству вокруг себя и не ожидая ответа. — Когда мы были молоды, мы осознавали, что живём по принципу: «либо мы их, либо они нас».

— Ты считаешь, что нам здесь что-то угрожает? — Лараш засуетился, чувствуя, что Хёдр готов к откровениям.

— Я изобрёл огромную линзу, чтобы поджигать их корабли и дома, собирая лучи, которые посылает Гелиос.

— Но Гелиос освещает своими лучами и наш город… — Лараш был настолько удивлён назначением изобретений, работу над которыми он наблюдал, что не сразу понял смысл произнесённой Хёдром фразы.

— Вот именно! — в восклицании Хёдра слышалось почти овладевшее им сумасшествие. — Ты понимаешь, что боги не могут нас оставить. Я вижу только два выхода: первый — уничтожить богов; второй — уничтожить людей под нами, чтобы богам было не с кем нас сравнивать.

— Ты не прав! — слова Хёдра заставили Лараша вздрогнуть и повысить голос. — Мы существуем здесь уже несколько десятилетий, и никто нам не угрожал.

— Не угрожал?! — Хёдр в свою очередь сорвался на крик. — Нас уничтожили и оставили умирать мучительной смертью. Всё вокруг убивает нас: разреженный воздух, холод и высота; почва под нашими ногами выхолощена и не может растить для нас пищу; вода отяжелена, а сбор её выматывает последние силы.

— И мы справляемся с этим: мы привыкли к высоте и низкому давлению; научились выращивать те же злаки в многоуровневых теплицах на пропитанных питательным раствором мягких тканях… Вода? Хёдр, мы очищаем и обогащаем её минеральными солями. Я видел твои проекты и то, что ты мне рассказывал… Я думал, что это поможет нам. Вот эти твои линзы… Мы можем концентрировать с их помощью солнечные лучи на нагревательные элементы и повысить температуру окружающего воздуха.

— Все эти силы, о которых ты говоришь, принадлежат богам! — Хёдр кричал в истерике. — Как ты не понимаешь?! Когда-то я вынес тебя ребёнком из рушащегося дома. Я поступил правильно, не заставляй меня пожалеть! Из-за таких, как ты, смирившихся, остановившихся и почивающих на лаврах, мы можем проиграть новую битву.

— Послушай, — Лараш попытался успокоить своего разбушевавшегося собеседника, — ты довёл себя до последней черты. Я думал, ты занят чем-то хорошим, но это… Эти мысли уничтожают тебя.

Его слова произвели эффект обратный ожидаемому:

— Уничтожают?! — Хёдр смотрел на Лараша горящим безумием взглядом. — Я спас тебя, неразумный! Моими силами… силами таких, как я, была спасена Атлантида!

— Я не отрицаю этого. Я благодарен и переживаю за тебя. Ты перестал есть и спать. Ты посмотри! — Лараш кинулся к столу. — Вот эти проекты… Их будет очень сложно реализовать, практически невозможно. Они отнимают все твои силы. Ты едва ли найдёшь кузню, которая изготовит такую линзу, а этот механизм… Ты планируешь спуститься вниз?

— Это способ хищения ресурсов у наших зажравшихся противников.

— Это устройство выглядит фантастически, но если уменьшить его в несколько раз и приспособить к сбору ресурсов здесь, то может оказаться полезным. Хёдр, все твои изобретения по-своему гениальны, я давно хотел тебе сказать. Я готов помочь тебе их исправить!

— Мальчишка! — чертежи, в которые Лараш едва начал вглядываться, были вырваны у него из рук, а в следующее мгновение Хёдр ударил его острым краем бумаг по лицу. — Атлантида погибнет из-за таких, как ты.

— Послушай! — Лараш попытался остановить Хёдра, но тот схватил свои чертежи и оттолкнул младшего сотрудника ударом локтя в живот.

Борьба в ограниченном пространстве была обречена. Хёдр, тяжело прихрамывая, спустился вниз по спиральной лестнице, а Лараш едва успел проводить взглядом уносящий его семифлаер.

— Ты напрасно так убиваешься. Этот старик точно не голодает.

Жена Лараша часто выражалась слишком цинично — он оглядел стол, за которым собралась его семья, в поиске того первого, кто решится противоречить женщине. Сыновья с интересом ответили на его взгляд и замерли в ожидании.

— Ингрена, Хёдр мне как второй отец. Он спас меня.

— И ты давно выплатил ему этот долг постоянной заботой. Ты же предлагал ему перебраться к нам, — Ингрена продолжала деловито расставлять тарелки на широком обеденном столе и не прониклась эмоциональным воззванием мужа, который в подтверждение важности сказанного даже приложил руку к сердцу.

— Ты не понимаешь, он потерял всё: дом, жену, детей.

— Здесь все всё потеряли, и все строили жизнь заново, — Ингрена осталась равнодушна к словам мужа.

— Ты бессердечна! — воскликнул Лараш.

— Нет, я прагматична.

Лараш не любил спорить с женой, но на этот раз предмет спора требовал доказать его правоту. Лараш сопровождал взглядом ловкие движения Ингрены и подбирал слова — оказавшаяся перед ним тарелка с запечённой на углях овощной смесью ненадолго отвлекла его от размышлений. Пища была скудной, но Ингрена умела сделать её вкусной. Ложка за ложкой еда попадала в рот, и мозг отказывался думать о чём-то другом.

— Ну и что ты собираешься делать? — Ингрена отвлекла Лараша этим вопросом, заставив вздрогнуть от неожиданности.

— Я? — Лараш тяжело вздохнул. — Поеду завтра к нему домой после работы, отнесу еду, если ты приготовишь, попытаюсь помириться.

Ингрена фыркнула в ответ и промолчала.

* * *

Следующий рабочий день Лараша прошёл в трудах и заботах — он по памяти пытался восстановить проекты Хёдра и связывался с теми, кто может помочь в реализации столь далеко идущих планов. Лараш представлял, как отреагирует Хёдр, когда увидит в действии одно из своих творений. Применение ему Лараш видел исключительно мирным.

Лараш помнил только основные детали — ни габаритные размеры, ни способы соединения составных частей не сохранились в его памяти, поэтому первый, к кому он обратился, просто высмеял его:

— Линзу хочешь? Диаметр, фокальное расстояние? Чтобы солнечные лучи собирать и направлять на нагревательный элемент? Да ты ошалел! Да, стекло есть, руки есть, как определишься с тем, что надо, приходи.

В результате бесплодных переговоров Лараш решил отказаться от системы полуавтоматической передачи сообщений и теперь объезжал удалённые сектора Атлантиды на семифлаере. После визита к стекольщику Лараш чувствовал себя заживо погребённым под спудом расчётов: стекло было не стеклом, а его прозрачность зависела от различных присадок; линза нуждалась в покрытии, которое также могло изменить её свойства, не говоря уже о расчёте угла падения солнечных лучей и эффективности нагрева ими чувствительного элемента, который Лараш представлял обычным куском металла.

В кузне Лараша встретили значительно радушней — здесь работал его давний друг — и, учитывая этот опыт, Лараш решил впредь обращаться только к близко знакомым. Аргил носился между горном и наковальней с жарко пылающим прутком в одной руке и молотом в другой, а когда он останавливался, вокруг него беспорядочно кружили выбиваемые из-под молота искры.

— Что? Принёс мне задачку? Я всё ждал, когда ты наконец разродишься, и вот…

Аргил был добрым малым, и это чувствовалась в каждом размашистом движении, в игре румянца на его пухлых щеках, в лёгкой полноте его налитого мужской силой тела. Лараш не мог найти себе места в полностью заполненным духом Аргила помещении — его пугали и выстреливающие в непредсказуемом направлении в воздух искры, и раскалённый пруток, с которым его друг не расставался.

— Взгляни! — Лараш вздрогнул, когда Аргил поднёс нагретый металл прямо к его лицу, и отстранился. — Да что ты?! — Аргил не сдержал усмешки. — Не бойся, я крепко держу. Тепло тебе?

— Жарко!

В ответ Аргил задумчиво поднёс пруток к своему лицу и почесал молотком спину:

— Совсем нет! Не жарко. Этак и лучи Гелиоса — совсем не греют! А теперь на мой горн посмотри — огонь видишь какой в нём бьётся? Вот такой огонь нужен, чтобы пруток разогреть — и лучи Гелиоса здесь не помогут!

— У тебя пруток толстый! — попытался возразить Лараш и тут же смущённо осёкся.

— Ну хорошо, сделаю я тебе тоненькую тарелочку, вогнутую, чтобы лучи ловить. Поглядим! И куда ты её поставишь? У нас и так не пройти! Или ты металлом дома обошьёшь, чтобы на улице потеплело?

— Не получится? — в вопросе Лараша явственно звучала надежда на отрицательный ответ.

— Ну знаешь… — Аргил фыркнул и отвернулся, напомнив Ларашу выражение лица Ингрены, когда та провожала его утром. — Я сдаюсь! Давай другую задачку.

— Хочу вниз спуститься!

— Интересно. Ты совсем страх потерял? — несмотря на явное неодобрение, которое слышалось в голосе Аргила, этот ответ больше воодушевил Лараша, чем все прежние результаты переговоров:

— Боги уже давно забыли о нас, — воспроизвёл он расхожее выражение.

— Ты хочешь им напомнить? — Аргил оставил своё занятие и теперь глядел на Лараша испытующе.

— Да, я надеялся на тебя, но, если ты не хочешь даже попытаться, — Лараш отвернулся и медленным шагом направился к выходу.

— Да ты что?! Я за! Выкладывай свои планы! — эмоциональная реакция Аргила заставила Лараша поверить в успех — четких планов у него не было.

— Боги лишили нас поддержки и попытались уничтожить, но мы их дети, — что если мы силой возьмём то, что принадлежит нам по праву? Мы опустим наши руки вниз и заставим Гею кормить нас наравне с остальными.

Аргил недоверчиво фыркнул в ответ на слова Лараша:

— Кто научил тебя этому, друг? Не узнаю тебя. С каких пор ты стал таким умным?

* * *

Лараш вернулся домой уставшим, замёрзшим, возбуждённым происшествиями насыщенного трудового дня и нуждался в утешении, но Ингрена едва пустила его на порог, вручила узелок с приготовленной пищей и заявила, что он должен почтить ужином приёмного отца. Ларашу ничего не оставалось, как только взять свободный семифлаер.

Украдкой съеденная по дороге пища стояла комом, когда Лараш топтался перед дверью своего спасителя, учителя и второго отца. Полукруглая в разрезе башенка притулилась сбоку к другой, повыше, срослась с ней одной стеной и от этого казалась ещё уже. Сил на то, чтобы войти внутрь, у Лараша не было, но и возвращаться обратно, чтобы врать жене, он не хотел.

После недолгого ожидания в сомнениях Лараш всё-таки постучал кованым молоточком по закреплённой на двери тарелочке сначала тихо, потом громче, а когда ему не открыли, дёрнул дверь — она была не заперта. В панике, ожидая худшего, Лараш почти ввалился в двухэтажную башенку — внутри было тесно, пространство было изломано предметами мебели, а темнота делала его недружелюбным. Лараш ударился коленом об какой-то угол, выронил узелок с прибереженными для Хёдра остатками еды, запнулся о первую ступень поднимавшейся на второй этаж лестницы и пополз вверх на четвереньках.

— Хёдр! Ты где?! — Лараш был уверен, что крик получился достаточно громким, чтобы разбудить спящего.

Спальня Хёдра была открыта в небо — Лараш в своё время удивлялся тому, что его учитель сделал прозрачную крышу — сейчас свет звёзд едва пробивался через покрытый слоями грязи толстый хрусталь.

— Хёдр!

Старик лежал на кровати и храпел настолько громко, что Лараш мог объяснить то, что не услышал этот звук снизу, только своим возбуждённым состоянием. Лараш уселся на кровать рядом с Хёдром, выдохнул и рассмеялся.

Лараш не знал, как Ингрена отреагирует на столь длительное его отсутствие, — точнее он об этом не думал. К тому времени, как Хёдр, всё-таки проснувшись, спустился вниз, он засветил лампадки, разгрёб завалы и убрал лежавшую слоями на поверхностях пыль, нашёл посуду и даже устроил чем-то напоминавший о семейном уюте ужин.

— Поешь! — Лараш привычно приветствовал Хёдра и улыбнулся.

Ответный взгляд сложно было назвать приветливым:

— Что ты здесь забыл?

— Я был у стекольщика и кузнеца — они завалили меня расчётами, а ты забрал все чертежи с собой. Вот, пришлось ехать к тебе после работы, Ингрена приготовила для нас ужин, но я съел половину, пока ты спал. Поэтому всё, что осталось на столе, — твоё.

Хёдр уселся за стол и недоверчиво поковырял разложенную на тарелке еду, прежде чем с жадностью вгрызться в кусок запечённой в сухарях птицы:

— Что сказал тебе стекольщик? — проговорил он, даже не прожевав.

Лараш тяжело вздохнул, прежде чем ответить:

— Стекольщик… считает твою идею практически не выполнимой, — Хёдр раздражённо фыркнул, и Лараш продолжал, не позволив ему перебить себя. — Гелиос путешествует по небу, и для того, чтобы поймать его лучи, придётся менять положение линзы в течение дня, а при таких размерах это практически невозможно. Нужно рассчитать угол падения, размеры линзы, фокальное расстояние. Нагревательный элемент, на который будет падать свет, должен быть…

Хёдр всё-таки перебил Лараша:

— Мне нужна была большая линза для того, чтобы поджигать проходящие внизу суда. Увидел, что внизу идёт судно, — нацелился и поджёг. Для этого не обязательно перемещать линзу, а для твоей задачи подойдёт и маленькая — разжигать огонь в печи. Только к чему это, когда огонь и так горит?

— Вот и Аргил меня раскритиковал. Мы с ним обсуждали другой твой проект. Тот, в котором ты придумал, как спуститься вниз.

— Да, этот мой проект гениален и прост — и ведь принцип тот же, что у складного стакана, который стоит у тебя на столе. Труба разбивается на кольца, каждое следующее входит в предыдущее как меньшее в большее. Мы скинем трубу вниз, и Гея притянет её к себе, как и всё остальное. А потом… Помнишь, как ты любил ребёнком кататься внутри трубопроводов? И вот, мы весело покатимся вниз.

— И Гея примет нас?

— Именно. Она ревнива и жадна до чужого внимания, — Хёдр вытер пальцы об одежду.

— Ты не делал никаких дополнительных расчетов?

— К чему? — Хёдр расслабился, видя, с каким вниманием выслушивает его Лараш, покопался среди кухонной утвари, извлёк небольшую амфору и вылил несколько капель янтарной жидкости в приготовленную Ларашем тёплую воду. — Я рассчитал начальный диаметр колец трубы, шаг, с которым они должны сужаться, и общее их количество.

— Этот способ не кажется тебе слишком затратным? Жестяные кольца, сложные крепления… Сколько руды понадобиться? Сколько усилий наших кузнецов?

Выражение лица Хёдра менялось по мере того, как слова Лараша доходили до сознания, — улыбка сменялась раздражением и гневом.

— Сосунок! Салага! Ты думаешь, мы силами богов отстроили наш мир из руин?! Ты думаешь, что те, кто построил островерхие здания форумов и коллегий, не справятся с какой-то трубой?!

Лараш скривил рот в усмешке:

— Им будет очень тяжело, но значительно тяжелее будет тем, кого примет Гея. Спускаясь вниз, они будут набирать скорость и разобьются, достигнув поверхности.

— Можно установить трубу…

— Нельзя всегда полагаться на верховных богов. Их силы велики, просты, убийственны и привлекают к себе излишнее внимание. Тем, кто задумал тайное, помогает Гермес. Послушай, мне кажется, я продумал всё! Мы наполним тёплыми ветрами сшитый из плотной ткани мешок, и он понесёт нас вниз, поможет спуститься медленно и осторожно.

— Значит, ты всё продумал? А чего ты от меня хочешь?

Лараш не обратил внимание на ледяные нотки в словах Хёдра:

— Я даже знаю, что мы будем делать там внизу — реализуем ещё один твой проект.

— И какой же? — Хёдр перестал есть, и настроение, судя по виду, испортилось у него окончательно.

Лараш не понял сарказм:

— Нам не хватает тепла, воды и... Мы заставим тех, кто остался внизу, поделиться так, что они сами не заметят.

— Я ещё раз повторяю, зачем тебе я, если ты всё продумал?

Лараш вздрогнул, встретив взгляд Хёдра, — злоба, владевшая стариком, явственно читалась в этом взгляде.

— Я не уверен в своих выводах, мне нужны твои чертежи и… ты мне нужен, я стараюсь для тебя.

— Тебе нужны мои чертежи?! — Хёдр прорычал эти слова сквозь плотно сжатые в ярости зубы, заставив расслабившегося было Лараша вздрогнуть. — Зачем тебе сдались эти…

— Послушай, — Лараш подался вперёд, — нам предстоит большая работа. Ты поможешь мне? Я хочу увидеть, как ты обрадуешься своему изобретению. Я справлюсь, найду других помощников, но неужели ты не хочешь поучаствовать?

— Ты справишься?! — Хёрд вскочил на ноги и ударил по столу кулаком, сбив на пол с таким старанием расставленную Ларашем посуду. — Вы сосунки! Забыли гордость! Выжили и радуетесь? Мы готовились завоевать весь свет и были близки к победе, а вы согласны довольствоваться малым?!

Лараш с трудом сохранил спокойствие — он не любил, когда на него повышали голос:

— Мы всё потеряли. Надо же с чего-то начинать заново? Так ты мне поможешь?

— Помогу! Пройти между Сциллой и Харибдой помогу! Чтобы они тебя пополам разорвали!

Лараш криво усмехнулся:

— Это только в случае успеха, но считай, что я уже в пути, — угол его губы дёргался.

* * *

Лараш возвращался от Хёдра далеко за полночь, оказавшись единственным пассажиром воздушной дороги. Луна светила слишком тускло, чтобы разогнать темноту близкого космоса, холод показался Ларашу нестерпимым, а попытка увеличить скорость семифлаера только ухудшила его положение, вызвав ветер. Лараш торопливо открыл дверь своего дома, забежал внутрь и остановился на пороге, подпрыгивая и охлопывая своё замёрзшее тело.

— Пришёл?! — в ответ на эти слова жены Лараш огляделся — взгляд Ингрены не сулил ничего хорошего. — Не шуми, все уже спят, — Лараш дрожал молча, не отводя взгляд от рассерженного лица, и выражение его медленно, но менялось: расслабились будто судорогой сведённые брови, взгляд потеплел, поднялись опущенные уголки губ. — Выпей горячего! Ты с ума сошёл возвращаться за полночь!

Лараш стучал зубами по краешку чашки:

— Хёдр…

— Кто же ещё! — Ингрена фыркнула и отвернулась. — Раздевайся! Переоденься в домашнее. Ты хоть знаешь, сколько раз я разогревала воду, пока ждала тебя?

Лараш глотнул воды, обжёгся и принялся торопливо скидывать одежду:

— Тёплая… ты нагрела, — произнёс он, подхватил со стула плотную хламиду и натянул её через голову прямо на голое тело.

— Конечно, я сидела на ней! — Ингрена ещё злилась, но уже притворно.

— Тёплая, — повторил Лараш, не находя других слов, осушил чашку и стал подниматься по лестнице вслед за женой.

В кровати тоже оказалась грелка — Ингрена осторожно вытащила её, прежде чем, демонстративно не обращая внимание на провинившегося супруга, улечься на взбитые перины. Лараш усмехнулся, забрался под общее одеяло с другого края, посапывая от недавнего холода, заворочался, нащупал Ингрену, приобнял за талию и притянул к себе.

— Ты чего? — неудовольствие в голосе Ингрены тоже было притворным — за годы, проведённые вместе, Лараш научился понимать настоящие эмоции и желания жены. Для них, детей, не знавших родительской ласки, не было никого ближе.

— Я должен был помириться с Хёдром, — проговорил он на ухо Ингрене, прижавшись щекой к её виску.

— Вы помирились? — Ингрена перевернулась на другой бок, легла лицом к мужу и прижалась к нему, вцепившись в его рубашку.

— Скорее нет, чем да, но завтрашний день расставит всё по своим местам. Лучше расскажи мне, как прошёл день.

Лараш прекрасно понимал, что, как и он, Ингрена больше всего хотела выговориться.

— Я с трудом справляюсь с сыновьями, если бы ты не заставлял их подниматься каждый раз, когда уходишь на работу, они бы и вовсе меня не слушались.

Лараш прижал жену крепче и улыбнулся, согреваясь. Она была в чём-то права — после постигшей их мир трагедии оставшихся в живых разрывало от противоречий: помнившее былое могущество старшее поколение требовало мести; среднее довольствовалось малым; а поднимавшее голову младшее, пренебрегая опытом и тех, и других, больше всего хотело показать свою силу. Лараш считал своих сыновей счастливым исключением в этом списке.

— Ты любишь на себя наговаривать и воображать то, чего нет, — в подтверждение своих слов Лараш тихо рассмеялся и погладил Ингрену по спине. — Вистан и Альберих — оба любят мать, они привыкли к тому, что любое твоё слово в этом доме весомо и ценно.

Ингрена с каждым словом всё больше расслаблялась в объятиях Лараша, оттаивала, цеплялась за глубокий ворот рубашки, тихонько выдыхала своё тепло под плотную ткань, приятно волнуя дыханием его кожу.

— Что ещё беспокоит тебя, жена?!

В ответ на эти слова лежавшая сейчас в коконе между Ларашем и одеялом Ингрена подняла голову и посмотрела в лицо мужу наивно, открыто и доверчиво. Лараш глубоко вздохнул. За годы семейной жизни его чувства не остыли, а Ингрена, хоть и измученная бытом, сохраняла привлекательность. В полутьме ночи, чистоте свежего, нагретого белья будто и не было этих лет, двух сыновей.

— Твои сыновья растут, — Ингрена произнесла это спокойно и тихо.

— Да! — Лараш вложил в этот короткий ответ больше чувства, чем ждал от себя после тяжёлого рабочего дня. — Я хочу, чтобы они пошли по моим стопам. В строительном форуме им всегда найдётся работа, которой они смогут гордиться.

— Возможно, им не подойдёт такая работа.

— Жена! — Лараш в открытую рассмеялся. — Тебе нравится беспокоиться обо всём на свете.

Ингрена в этот раз тоже рассмеялась, прижалась лицом к груди Лараша, потёрлась носом, отодвинув ткань рубашки, и нежно поцеловала в плечо. Лараш ответил на ласку, сперва нежно погладил жену по плечам, потом настойчивее расширил её хламиду в вороте и запустил руки под ткань.

— Идём сюда!

Завязки уже не держали рубашку на плечах, Лараш массировал спину жены от плеч к бёдрам — каждое прикосновение к плотному, упругому, но податливому его ласкам телу причиняло ему острое удовольствие. Ингрена выпуталась из хламиды и прижималась к нему уже обнажённая:

— Что ты делаешь? — повторяла она, прикрывая глаза от удовольствия и постанывая. Лараш двигался чаще, надавливал сильнее и голос Ингрены таял, превращаясь в возбуждённый шёпот и стоны.

Ей уже было жарко под одеялом в нагретой угольной грелкой кровати — Лараш перевернулся на спину и уложил жену на себя. Ингрена расслабленно растеклась по его телу, разомлела и только изредка поглядывала томным взглядом, мысленно благодаря его. Лараш положил руки ей на ягодицы и сжал, заставив вскрикнуть. В следующее мгновение его руки скользнули вниз по бёдрам, он подхватил Ингрену под колени и усадил верхом на себя. Одежда, которой он так радовался несколько мгновений назад, теперь мешала ему, он рванул хламиду к подбородку, заставив Ингрену приподняться на коленях, и резко вошёл в неё снизу. Она запрокинула голову, выдохнула, а теперь приподнималась на коленях в такт его движениям и падала обратно, как будто не совсем осознавая происходящее.

— А-а-ах! — звуки, выходившие из её горла вместе с нагретым страстью воздухом, сложно было назвать человеческими.

Лараш гладил бёдра жены, ласкал колени, прижимался мошонкой к влагалищу, двигался внутри, преодолевая сопротивление мышц и используя его, чтобы доставить себе удовольствие. Звуки его возбуждения и учащенное дыхание смешивались с её стонами. Она податливо раскрывалась ему навстречу и покорно двигалась вслед. Лараш разглядывал обнажённое тело жены: округлые мягкие груди с широкими тёмными пятнами сосков подрагивали в такт его движениям, приподнимался уже явственно обозначившийся живот. Сам не свой от нежности Лараш прикоснулся ладонью к складочке, согревая, провёл пальцами под животом, увеличивая темп и заставляя Ингрену выдыхать чаще и громче, поднялся к грудям, накрыл ладонями…

Лараш увеличивал темп, пока Ингрена, полностью истомленная, не легла ему на грудь. Лараш перевернулся, придавил собой обнажённое тело, согревая. Теперь он двигался резче, Ингрена беспомощно скользила спиной по белью, с каждым разом всё ближе приближаясь макушкой к изголовью кровати и ничуть не сопротивляясь этому. Лараш кончил и обессиленно повалился на бок.

Пылкие ласки и глубокий здоровый сон привели Лараша в деятельное настроение к утру. Он быстро справился с домашними делами, приготовил нехитрый завтрак из недоеденного, чем заставил кривиться сыновей и порадовал разоспавшуюся жену. Заставленный снедью стол быстро опустел, а Лараш, подрастеряв запал, погрузился в раздумья.

— Возможно, мне понабится твоя помощь, — обратился он к жене, и Ингрена посмотрела на него в предвосхищении. — Для нашей затеи придётся сшить огромный и очень прочный мешок для тёплого воздуха. — Ингрена с готовностью покивала головой, улыбнулась и подперла рукой щеку, ожидая дальнейших подробностей, но Лараш не был готов их озвучить: — Мы решили спуститься вниз, — добавил он. Эти его слова вызвали большее возбуждение на лицах его сыновей, которые дружно присоединились к матери: — Да что там говорить — всем дело найдётся! — обнадёжил он и их.

Негромкий хлопок, донёсшийся из угла кухни, заставил его вздрогнуть. Лараш подошёл к входивший в дом стеклянной трубе, извлёк оттуда запечатанный цилиндр, вскрыл и прочитал записку — Аргил тоже хотел подробностей, которых не было. Единственная надежда была на Хёдра, и Лараш засобирался в строительный форум.

По дороге Лараш раздумывал только о том, какую ответственность он возложил на себя и теперь не может подвести доверившихся ему людей. К счастью, Хёдр ждал его на прежнем месте — и, хотя выражение его лица не предвещало ничего хорошего, Лараш был рад ему.

— Ты пришёл! Ты покажешь мне свои чертежи?

Хёдр не удостоил Лараша словесным ответом — просто кивнул, а теперь нависал сзади, мешая. Лараш разглядывал небрежные рисунки, намётки полусумасшедшего, ни единого рационального зерна в них не было, не было и расчётов. Чертежи представляли собой именно то, что отложилось в голове Лараша, — незаконченный образ. Хёдр не изобретал — он рисовал и был по-настоящему хорошим художником. Огромная линза роняла лучи с края летающего острова, воспламеняя лежащие под ним города, — в рисунке явственно читался испытываемый художником гнев, но не была прописана ни единая пропорция. Прочие чертежи были немногим удачней, но и они содержали вопиющие провалы в логике. Лараш рассматривал огромное колесо, частично погружённое под воду океана, и идущие от него к зависшему в воздухе острову магнетронные дуги.

— Ты всё-таки решил придерживаться варианта с хищением ресурсов? — Хёдр не выдержал и обратился с вопросом, но Ларашу было очень сложно скрыть своё разочарование:

— Ты уверен, что магнетронные дуги в случае жёсткого крепления не утянут нас вниз? — ответил он вопросом на вопрос.

— Кто тебе сказал, что оно должно быть жёстким — нет, подзарядились маленько и дальше плывём.

— Здесь этого не написано, — Лараш раздражённо ткнул пальцем в чертёж и тяжело вздохнул, пытаясь успокоиться. — Магнетрон будешь на магнит ловить или крюком силовые контакты подцеплять?

— Я не понимаю тебя. Что тебя не устраивает?

Лараш оставил вопрос Хёдра без ответа — он отчаянно жалел, что заинтересовал и обнадёжил близких.

— Да, я придерживаюсь идеи с хищением ресурсов. Мне нужен самый качественный и плотный шёлк, из которого прежде делали паруса для наших кораблей.

* * *

Лараш не любил тепличных помещений — огромными непрозрачными в отличие от прочих зданий ступами они высились над окружающими их островерхими башенками, уродуя прекрасный город своим существованием. Внутри было влажно и очень жарко — влага конденсировалась на стенах ступы, спускалась вниз и всякий раз норовила залезть за шиворот. Недолгого времени, проведённого в теплице, было достаточно, чтобы Лараш чувствовал себя больным, а вид растений вокруг и почвы, в которой они росли, только укреплял его чувства. Лараш искренне сочувствовал тем, кому приходилось здесь работать, но они не разделяли его убеждений, будучи настоящими энтузиастами своего дела. Их строгие взгляды сопровождали каждый шаг Лараша и даже каждое дыхание, которое грозило нарушить внутренний микроклимат.

— Мне нужно полторы сотни оргий шёлка.

Росшие в высоких цилиндрических стойках, наполовину заполненных пропитанной питательными веществами ватой, кусты были самыми высокими растениями, которые Ларашу приходилось наблюдать вблизи, и оттого было вдвойне больнее видеть их увядание. Тонкие хрупкие черные веточки прижимались к стеклу, а редкие миниатюрные листочки мгновенно уничтожались паразитами, чьи коконы висели на ветвях неподъёмной тяжестью. Лараш собирался ухудшить мучения тутовых деревьев.

— Весь шёлк распределяется в соответствии с планом, — произнес хранитель заранее заготовленную фразу и только после этого переспросил: — Сколько?!

— Мне вне плана! Полторы сотни оргий под нужды строительного форума.

Слова Лараша медленно доходили до сознания хранителя:

— Кто санкционировал? — Лараш набрал воздуха в грудь, чтобы назваться, но хранитель остановил его: — Неважно, кто санкционировал, такого количества шёлка нет и не будет.

* * *

Лараш чувствовал, что день не задался с самого утра и ничего неожиданного не было в том, что из теплицы он ушёл с головной болью вместо шёлка. Крик хранителя, грудью защищавшего своё детище от посягательств, стоял в ушах.

Лараш успокоено выдохнул, миновав порог своего дома, — здесь было тепло, пахло свежеприготовленной едой, — он услышал голоса родных:

— Вы дома так рано… — воскликнул Лараш, не ожидая увидеть сыновей, — он привык встречать их позже.

— Ты тоже сегодня вернулся раньше. Не хотел пропустить обед? Вот и мы, — Альберих привычно ответил за двоих.

Мысли о том, что Лараш мало внимания уделяет сыновьям, иногда посещали его. К счастью, дела быстро вытесняли переживания, но на этот раз Лараш внезапно вспомнил слова жены. Вистан и Альберих прекратили оживлённый разговор при его появлении, а сейчас то ли заигрывали с ним, то ли насмехались.

— После завтрака нас мучило любопытство, — Вистан улыбнулся отцу.

— Мы очень хотели узнать, что будет на обед, — Альберих перебил брата.

— Нет, мы хотели узнать, как продвигается твой многообещающий проект.

— Это было слишком прямолинейно, — пошутил Альберих с тяжелым вздохом, и Лараш в свою очередь рассмеялся — сыновья пытались поддержать его.

Весёлость Лараша быстро улетучилась:

— Мне нечем вас порадовать. Я не смог достать достаточно шёлка для воздушного шара и думаю, что даже если я оставлю всех нас без одежды, это не поможет.

— Матушка будет против, она хочет новое платье, — Альберих привычно насмешничал.

— Ты собираешься сделать воздушный шар? Тебе нужна парусина для купола? Почему ты не сказал? — взгляд Вистана загорелся живым любопытством.

— К чему говорить, когда у меня нет ни единого шанса получить то, что требуется?

— Батюшка слишком категоричен. Тебе не кажется?

Вистан не ответил на вопрос Альбериха:

— Зачем тебе воздушный шар? — он обращался к отцу. — Ты собираешься спуститься вниз?

— Да, собираюсь. Внизу можно достать то, чего нам не хватает.

— Я давно говорил, что это следует сделать, — Вистан сжал кулаки.

— Братец хочет сказать, что мы знаем, где достать парусину, — в очередной раз насмешливо пояснил слова брата Альберих.

— И где же? — спросил Лараш.

— Внизу, конечно, — Альберих отчетливо фыркнул, удивляясь отцовской непонятливости.

— Вниз ещё надо спуститься, — возразил ему Лараш.

— Немного выше, чем ты думаешь. Парусина есть в старом городе, и там её много.

Лараш шокировано оглядывал сыновей, мысленно ругая себя за то, что уделял им так мало внимания. Он ждал, пока они вырастут и будут готовы пойти по его стопам, но сыновья выросли раньше, чем он ожидал, а интересы у них оказались свои.

— Вы были под куполом?! — воскликнул он и ударил кулаком по столу, надеясь гневом устыдить детей, но только привлёк внимание занятой приготовлением пищи Ингрены.

— Что происходит? — спросила она озадаченно и поставила перед мужем тарелку с лепёшками.

— Да, были! Туда не так сложно попасть, как ты думаешь! — прежде казавшийся абсолютно спокойным Вистан внезапно бросился защищать брата. — И пока такие, как ты, взирают с тихой грустью на останки былого величия, мы спускаемся и пытаемся использовать плоды их трудов.

— В подвалах есть не разбитые амфоры, наполненные маслом, да и вино в некоторых не прокисло, — Альберих не оставил разговор под рассерженным взглядом отца.

— Вы пробовали вино? Ты знала об этом?! — Лараш обратился к Ингрене, но она только покачала головой.

— Там же всё сгнило, и воздух отравлен трупным ядом, и вода… — начала было она увещевать сыновей, но Лараш перебил её, обратившись к более высоким материям:

— Боги наказали дедов. Что если они заметят и возьмутся за нас?

Лараш был возбуждён и раздосадован, у Ингрены дрожали руки, а их сын, казалось, обладал ледяным спокойствием:

— Матушка правильно сказала, что под куполом сгнило всё. Оно сгнило очень давно и больше гнить там нечему, — Альберих вальяжно развалился на стуле и взял приготовленную матерью лепёшку.

— Я не ожидал от тебя таких слов, — Вистан обращался к отцу, обжигая его осуждающим взглядом. — Такого лицемерия. Ты сам считаешь, что боги забыли про нас!

— Батюшка всегда говорит о высоком, когда волнуется или боится. Он очень испугался за нас, Вистан, — Альберих пытался успокоить брата, пока Лараш с Ингреной растерянно переглядывались.

— Боится батюшка или нет, а он должен понимать, что мы, пусть и рискуя, приносим домой то, что он никогда бы не смог достать. Мы обмениваем масло и вино на ткани для матушки. Найдём и для него парусину.

— В затопленных подвалах, среди нечистот… — Ингрена попыталась отреагировать на слова сыновей истерикой, но быстро замолчала под их осуждающими взглядами.

— Я иду с вами! — воскликнул Лараш, взял с тарелки последнюю лепёшку и отдал Вистану — Альберих уминал их с невероятной скоростью.

* * *

Жизнь атланта была долгой, но Лараш впервые за прошедшие со времени трагедии годы спускался в старый город. Он был слишком мал, чтобы участвовать в строительстве купола — сейчас он думал о том, что вовсе не помнил, как тот был возведён. Форумы и остроконечные башни из стекла и металла, магнетронная дорога — всё, что было его миром.

Сейчас, крадучись, как вор, и вздрагивая от малейшего шороха, Лараш в компании сыновей миновал квартал за кварталом, подбираясь к хрустальному куполу. Он знал, что каждый рассвет атланты обходят купол, проверяя целостность хрустальной оболочки и устойчивость почвы зависшего в небе острова, и недоумевал, как они могли пропустить лаз, по которому проникают внутрь его сыновья.

Через несколько шагов ему пришлось поверить своим глазам — трещина была широкой и подходила вплотную к одной из опор магнетронной дороги. Просочиться между опорой и куполом было сложно, а вот под купол — легко. Изнутри тянуло теплом и… прокисшей сдобой.

— Не волнуйся, отец, — своды, поддерживающие купол, надёжны. Здесь просто хрусталь лопнул, — Лараш какое-то время размышлял о том, чего больше в этом шёпоте Альбериха: издёвки или искреннего беспокойства.

Он вслед за сыновьями вошёл в проход, ощупал срез хрусталя, проверяя его толщину, и огляделся.

— Не дыши так глубоко, здесь пыльца. Я первый раз, когда зашёл, потом полдня чихал, — Вистан толкнул отца под локоть, но Лараш не отреагировал на предупреждение сына — он совсем не так представлял себе старую Атлантиду.

Всё, что сверху казалось последствиями катастрофы и хранило на себе следы разрушений, отсюда представлялось новым миром: целым, гармоничным и живописным. Вистан и Альберих засветили переносные лампадки, и их свет вспугнул крупную птицу.

— Здесь есть птицы?! — Лараш сделал шаг в полутьме и повёл головой, оглядываясь, — свет лампадки выхватывал одну за другой детали нового мира.

То, что он принимал сверху за заросли лишайника, при ближайшем рассмотрении оказалось невысоким кустарником с разноцветной мелкой, но сочной листвой.

— Ага, есть птицы… непуганые, мясные, — слова Альбериха звучали почти плотоядно, но Лараш не обратил на это внимание. Он сорвал несколько разноцветных листов с ближайшего кустарника и теперь растирал пряный сок меж пальцев.

— Эй, за отцом смотри! — окрикнул Вистан Альбериха, и Лараш получил от сына по рукам:

— Здесь так нельзя! И под ноги смотри!

Лараш был настолько очарован видом, что не мог поверить в затаившуюся опасность. Они находились возле того, что некогда было одним из каналов, ведущих к центральному храму, а провалы в земле с застоявшейся мутной водой, которые Лараш видел с высоты, оказались небольшими, соединявшимися друг с другом озёрами с проточной водой и заросшими высокой травой берегами.

— Я не ожидал такое здесь увидеть! — воскликнул Лараш, расплываясь в улыбке и не обращая внимание на предупреждение сыновей. — А там прежде был храм! — добавил он, указывая вперёд, и поспешил сделать шаг с невысокого берега. Дно озера было илистым, а возле ног Лараша сразу же что-то завозилось: — Здесь есть рыба?! — вскрикнул Лараш, но сыновья не оценили его восторгов и испуганно вытянули обратно на берег.

— Переступать надо! — сделал внушение отцу Вистан.

— Рыба есть хищная! — в очередной раз съязвил Альберих. — Храм нам не нужен! Ты лучше скажи, где твоя парусина лежала?

Лараш, недоумённо моргая, оглядывал сыновей, и Вистан попытался подбодрить его, скрасив грубость брата:

— Твои рассказы о старом городе очень помогают нам, отец. Жаль, что ты редко балуешь нас ими.

— Где мы сейчас находимся? — Лараш в равной степени не обратил внимание на слова сыновей. — Я должен сориентироваться. Верфи были…

— На берегу океана, — продолжил фразу за отцом Альберих, — и их смыло в первую очередь. Я думаю, бесполезно искать подвальные помещения в прибрежной части города. Твоя парусина лежала на виду, и несло её, и рвало до самого…

В попытке утихомирить зарвавшегося брата Вистан ткнул Альбериха локтем под рёбра.

— Подумай, отец, парусину должны были где-то делать.

Всё ещё державший Лараша за рукав рубашки Альберих не унимался:

— Маленький отец был и ничего не помнит! Как по гнилым ямам нырять не маленький, а как сказки рассказывать — маленький и не помнит. А парусину могли привозить, а не делать.

— Тогда она должна была где-то храниться, — Вистан возразил Альбериху.

Лараш пришёл в себя, наблюдая за тем, как ссорятся его сыновья:

— Не могли парусину привозить! Чтобы для кораблей атлантов привозили парусину?! Нам нужно квартал ткачей найти!

— Квартал ткачей, значит… — Альберих выдохнул и устало присел на корточки. — И где он был?

— Наверное там же, где сейчас. Мы пытались сохранить общую планировку старого города, когда строили новый, — Лараш посмотрел в глаза сыновьям и осёкся: — То есть не мы, а такие, как Хёдр.

— Мы уверены, что ты приложил руку, отец, и даже более, чем было в твоих силах, — Вистан помог Ларашу справиться с неловкостью, а Альберих в подтверждение этих слов кивнул на этот раз без тени иронии.

— Погодите, дайте мне сориентироваться. Мы вошли со стороны спальных кварталов, значит, мы стоим сейчас лицом к центральному храму.

— Мы всегда стоим лицом к центральному храму, с какой стороны бы ни вошли.

— Альб, не мешай отцу! — Вистан на этот раз урезонил в очередной раз разнервничавшегося Альбериха.

— По правую руку у нас сейчас форумы, а по левую — ремесленные мастерские.

— Ты же знаешь, что нам туда! — Альберих указал направление, и Лараш утвердительно закивал.

— Мы куда-нибудь торопимся? — переспросил брата Вистан, делая шаг, но за Альбериха ответил Лараш:

— Нет, но хотелось бы вернуться к рассвету. Ваша матушка места сейчас себе не находит.

— Хорошо, переступай только воду, я тебя прошу.

Вистан с Альберихом то и дело подволакивали отца за одежду. Лараш прятал улыбку, чувствуя себя абсолютно счастливым.

— Ты не находишь, что в случае деления города на сектора, глупо посвящать каждый из них одному виду деятельности? Я бы всё смешал.

Альберих язвительно хмыкнул в ответ на эти слова брата, а Лараш улыбнулся сыну, радуясь в душе тому, что тот заинтересован градостроительством.

* * *

Лараш под чутким взглядом сыновей с запасом перемахивал заполненные водой провалы в почве, надёжно обходил шаткие остовы будто пропоротых насквозь стихией домов.

— Не трогай! Перешагивай! Под ноги смотри, а не по верхам, — одёргивал Лараша Альберих, и тот с трудом удерживался от того, чтобы в благодарность похлопать беспокойного сына по плечу.

Разрушения становились менее значительными. Ларашу встретилась уцелевшая колоннада, потом его едва удержали от того, чтобы войти в стоявший практически нетронутым дом с сохранившемся портиком и замершими по обе стороны от него кариатидами.

— Это же всё можно использовать! — восклицал Лараш, то и дело оглядываясь и оступаясь.

— Ну а я о чём?! — отвечал ему Альберих, Вистан усмехался.

К несчастью, полоса уцелевших домов была узкой, по мере приближения к храму они становились проще и теперь представляли собой простые кубы с плоскими крышами.

— Похоже на ткацкую мастерскую? — спросил Вистан и сделал шаг внутрь прежде, чем Лараш успел ответить.

— Подожди! — Альберих попытался остановить Лараша, но он на этот раз уверенно оттолкнул руку сына и пересёк порог.

Внутри его встретила мешанина обломков, в которой невозможно было узнать предметы, которые некогда составляли основу существовавшего здесь ремесленного производства.

— Похоже это на ткацкий станок, отец? — Альберих пнул скопившийся под ногой мусор: пыль, щепки, шестерёнки, мелкие детали, проволока.

Лараш огляделся — представлявшийся снаружи абсолютно целым дом внутри был практически полностью разрушен: составлявшие перекрытие между этажами брусья были расколоты посередине; потолок сложился вниз, перегородив часть помещения.

— Здесь точно есть верёвки, отец, это уже неплохо, — голос Вистана заставил сосредоточившегося на созерцании разрушений Лараша вздрогнуть. — Забираем всё, что можем унести, отец. Возможно, сохранились какие-то инструменты, тоже пригодятся.

Лараш пропустил сказанное сыном мимо ушей, он рассматривал припорошенную пылью поверхность упавшего потолка — практически незаметные в темноте на ней были аккуратно сложены плотные тюки тканей.

Лараш смахнул пыль с тюков, не обращая внимание на царапающие его руки осколки, и закричал:

— Парусина!

Лараш не был готов к столь бурной и разнообразной реакции на своё начинание. Нет, он не пытался привлечь к себе внимание, но и скрываться ему было негде.

Никто не спрашивал его, откуда он достал парусину, такелажные верёвки и гибкие прутья для широкой, предназначенной к перевозке тяжестей гондолы. И те, кто оценивал его начинание с точки зрения требуемых от города ресурсов, были самыми приятными людьми в его компании. Следующими были те, кто относился к проекту Лараша как к приключению — его сыновья и Аргил, — но хуже были те, у кого он вызывал суеверный ужас. Ларашу было больно и обидно наблюдать его на лице жены, но больше всего мешали ему те, кто видел в воздушном шаре вызов богам и попытку восстановления былого величия Атлантиды. Лараш устал доказывать всем, что желает лишь найти дополнительный источник необходимых городу ресурсов, а о первоначальной цели своего предприятия и сам забыл.

Хёдр принимал активное участие в проекте, только совсем не так, как того ожидал Лараш. Он постоянно кружил вокруг и увещевал тех, кого пугали перспективы затеи Лараша так, что у них и вправду появлялись весомые поводы для опасений. Лараш днями пропадал в здании форума, разъезжал по городу — он похудел, освоил рабочую специальность, его руки были вечно в порезах и занозах, а просыпался он от звуков тихих рыданий, которыми заходилась по ночам его жена.

— Что вы собираетесь делать внизу? — этот вопрос со временем стал интересовать Аргила значительно больше, чем Лараша.

Огромные лопасти наподобие тех, которыми были оснащены двигатели, что держали в воздухе Атлантиду, занимали большую часть помещения небольшой кузни, и Лараш предпочитал не думать о том, что придётся возвести ему с сыновьями на Земле, чтобы привести в действие этот механизм. В конце концов поколение Хёдра как-то преодолело проклятие богов, подняло в воздух этот остров и восстановило из руин. А значит, и он справится с задуманным.

День, когда Лараш стоял рядом с сыновьями внутри сплетённой руками жены и её добровольных помощниц гондолы и наблюдал трепещущее пламя, наполнявшее тёплым воздухом грязно-серый купол, не был счастливым. Продиктованная чувством долга попытка воплощения чужой одержимости потребовала столько усилий, что заранее независимо от результата уже не могла принести удовлетворения.

Лараш смотрел в глаза Ингрене и слушал пламенную, казавшуюся теперь такой фальшивой речь Хёдра. Лараш окончательно разочаровался в учителе и теперь был рад тому, что тот был слишком стар, чтобы полететь с ним вниз и увидеть воплощение своей идеи. К удивлению Лараша, Хёдр к этому и не стремился. Единственным, что поддерживало Лараша продолжать это предприятие, был энтузиазм его сыновей, которые и сейчас были настолько заняты приготовлениями, что не обращали внимание на слёзы в глазах своей матери.

Несмотря на все эти многочисленные обстоятельства и технические сложности, купол воздушного шара был поднят нагретым воздухом, общими усилиями гондола оторвалась от поверхности парящего в воздухе острова и камнем полетела вниз.

Лараш упал на дно гондолы, поднял взгляд в небо и подавил приступ паники — падение было слишком быстрым. Лишь на мгновение показалась изнанка зависшего в воздухе острова, поддерживающие его лопасти турбин отбросили воздушный шар в сторону, и падение стало неконтролируемым.

— Продолжай греть воздух, Вистан, следи за горелкой! — усилием воли Лараш заставил себя отдать этот приказ.

— Мы должны что-то сбросить, какой-то груз! Шар слишком тяжёлый, — Альберих в панике бросился отвязывать выкованные Аргилом лопасти.

— Терпи! — Лараш привалился к сыну со спины и перехватил его за локти. — Мы не можем сбросить их сейчас — слишком высоко. Воздух в куполе нагреется, и мы успеем замедлить падение — высоты достаточно.

Альберих отпустил крепившие лопасти верёвки, повернулся к отцу лицом, прижался к груди и по-детски разревелся. Лараш обнимал и успокаивал одного сына, радуясь про себя, что другой более выдержан. На то, чтобы ободрить обоих, у него сил не было.

Падение в действительности замедлилось, хотя время, которое на это потребовалось, и показалось напуганным воздухоплавателям вечностью. Альберих, обессилев от рыданий, привалился к борту гондолы, Вистан тоже уселся, сначала только его руки дрожали от напряжения, потом запрыгал подбородок, и через несколько мгновений оба сына Лараша под дружные всхлипы размазывали влагу по своим лицам.

— Поднимайтесь! — Лараш приложил определённые усилия, чтобы поставить обоих на ноги. — Держишься? — спросил он Альбериха, заставив того уцепиться за канат. — Держись крепко и посмотри вниз.

Лараш надеялся на то, что виды Земли произведут впечатление на его детей. Воздушный шар теперь спокойно летел по ветру — под ним проплывали горы, припорошенные инеем каменистые склоны с пробивающимися между камней островками травы. Трава имела необычный оттенок — фиолетово-бурый. Когда-то такие горы защищали Атлантиду со всех сторон от недружелюбных морских течений, открывая океану лишь один неширокий проход. Ларашу было больно вспоминать, как они были полностью смыты волной, — впрочем, его детская память и не сохранила таких воспоминаний: он думал о некогда пробитых в скалах широких, тенистых гротах, в которых он так любил бывать с матерью.

Воздушный шар теперь двигался плавно, позволяя рассмотреть поверхность под собой в подробностях. Падение замедлилось или даже прекратилось. Воздух стал значительно теплее, растительность здесь была гуще и имела естественный оттенок, между зеленью и камнями тонкими ручейками собиралась и сбегала вниз влага.

— Смотри внимательно, Альб! Нам надо выбрать подходящее место для посадки: достаточно открытое, чтобы можно было расстелить купол; поближе к морю, чтобы не надо было далеко тащить тяжеленые лопасти; и подальше от человеческого жилья, чтобы не привлекать к себе внимание.

Наконец Лараш мог выдохнуть и заняться привычным для него созерцанием, ни о чём не беспокоясь. Под его взглядом стекавшие с горы ручейки крепли, собирались в реку и вскоре уже с весёлым шумом низвергались с небольших уступов, набирая силу.

Растительность тоже менялась, среди разнотравья показались невысокие изогнутые деревца с тонкими веточками, через несколько мгновений полёта они уже жались к воде, опускали в реку длинные корни. Вскоре река побежала между высоких, поросших влажным густым лесом берегов.

Лараш мог наблюдать эти картины вечно, он поел вместе с сыновьями и опять вернулся к своему занятию. Даже приближающаяся ночь его не пугала, а о возможной перемене ветра он не думал.

— Отец! — только прикосновение к плечу и тихий голос сына за спиной заставил его отвлечься.

— Ещё рано думать о посадке, Вистан, здесь негде развернуться, — произнёс Лараш в задумчивости.

— Отец, мы выпали из воздушного потока, зависли, практически не двигаемся.

Лараш подошёл, пощёлкал горелкой, усмехаясь про себя тому, что она когда-то служила жене нагревательным прибором на кухне, — за время, пока он занимался созерцанием, воздух в куполе остыл, их несло создаваемым рекой ветром, и гондола уже вот-вот грозила зацепиться плетёным боком за ветки деревьев. Воздушный шар с задержкой отреагировал на его действия, плавно поднялся выше и вскоре на горизонте показалось море, а к закату их вынесло на каменистый пляж.

Место было не самым удачным, но приземление, которого так боялся Лараш, прошло штатно. Он сытно поужинал разогретой на костре едой и вскоре, сидя рядом с сыновьями на разогретых за день камнях, любовался мерцающей на волнах лунной дорожкой.

— Здесь красиво! — Вистан с Альберихом долго не могли справиться с пережитым напряжением, и это была первая фраза, которую Лараш услышал от Вистана после посадки.

— И просторно! — Альберих вторил Вистану, впервые на памяти Лараша будучи полностью серьёзен и согласен с братом. — Так много земли…

— Камня, — поправил сына Лараш и рассмеялся.

Через несколько мгновений сыновья, окончательно сбросив с себя напряжение, к нему присоединились.

* * *

— На расстоянии не меньше двадцати пасов от берега мы должны построить плотину, полностью отгородив берег залива от океана, — Лараш, присев на корточки, собирал план будущей постройки из крупной гальки и инструктировал сыновей.

— Мне кажется, что нам легче кого-то обокрасть или убить, — в этих словах Альбериха не было обычной для него язвительности, и Лараш ответил сыну столь же серьёзно:

— Послушай, всё не так сложно, как тебе представляется. Я уже сплавал, пока вы с братом спали… Дно здесь вулканическое… Знаешь, такой лёгкий пористый камень, блоки практически правильной формы. Нам придётся часто нырять. Мы установим домкраты, чтобы поднять камни на нужную высоту, закрепим их друг на друге при помощи кронштейнов и…

Вистан отреагировал на слова отца молчанием, Альберих закатил глаза, и Лараш, прежде чем приступить к выполнению своего плана, решил устроить сыновьям второй завтрак.

После завтрака Лараш велел сыновьям разобрать закреплённые в гондоле вещи, пока он, наблюдая за катившим волны к берегу морем, обдумывал, как упростить предстоявшую им работу. Возможно, Альберих был прав, а он повёл себя слишком самонадеянно. Вистан, обречённо подчиняясь отцовскому приказу, катил по гальке к линии прилива выкованные Аргилом лопасти.

Да, Аргил легко справился с заказом Лараша, и это сейчас не казалось удивительным — именно такие лопасти держали в воздухе Атлантиду, именно их Лараш видел краем глаза, когда лежал на дне гондолы и боролся со страхом смерти. Лараш задумался: лопасти должны были быть установлены до катастрофы, иначе никакие силы не могли бы поднять вырванный Геей из своего чрева остров, в особенности, если удар богов был неожиданным. Что если самый проработанный из проектов Хёдра вовсе не был проектом? Перед мысленным взглядом Лараша возник прекрасный остров, черпавший энергию из морских глубин, — в один ужасный день приливные электростанции, окружавшие его, стали причиной катастрофы.

Лараш вскочил на ноги:

— Я возвращаюсь в Атлантиду. Вы остаётесь здесь! — бросил он сыновьям и почти бегом направился к воздушному шару.

— Что случилось? — тихий вопрос Вистана остался без ответа.

Лараш преодолел расстояние до воздушного шара, расправил купол на земле, впустил в него воздух и уже разжигал горелку.

— Отец! — крик Альбериха заставил его оглянуться, а дёргающийся подбородок сына — опуститься до объяснений.

— Смотри, — произнёс Лараш, выдохнув и совладав с отчаянно бьющимся сердцем, приобнял сыновей и подвёл к сделанному им из гальки макету — тонкие веточки заменяли в нём лопасти, которые должны были быть установлены под водой в центре плотины. — Все заливы, окружавшие Атлантиду, когда она ещё стояла на Земле, были перегорожены плотинами, отчего уровень воды возле берега всегда был выше, а лопасти, установленные в центре плотин под водой, затягивали океан внутрь образованного берегом и плотиной бассейна всё больше и больше. Однажды частота вращения этих лопастей стала слишком высокой, и вода, которой некуда было выйти из бассейнов, уничтожила Атлантиду…

* * *

Лараш торопился — его сыновья, обнявшись, провожали его. Оставленные им запасы позволяли продержаться немногим больше недели — Лараш был уверен, что не задержится дольше. Он должен был сказать жене, что богов нет, а они могут вернуться на Землю.