Путешествие на Восток (джен)

Добрую минуту я не мог понять, где нахожусь. Обволакивающая мое тело мягкая перина, сотканная из чистого льна — откуда она на простом торговом коге? Я привстал, опершись на локоть, и окинул взглядом полутемную спальню. Тонкий луч утреннего солнца пробивался сквозь плотно задернутые шторы и преломлялся в массивной вазе из драгоценного пурпурного стекла, окрашивая все вокруг неземным светом. Если суждено мне после смерти попасть на небеса, там, наверное, меня ждет нечто подобное — долгожданный покой, тишина и красота в каждом лучике света, который видят мои глаза.

И все же чего-то не хватало в этом призрачном царстве благости, напоминая о недостижимости земного совершенства. Эйлин. Я так привык видеть ее спящей на соседней кровати, просыпаясь в тесной каюте «Святого Иакова», что на этот раз мною овладело заметное, хотя и беспричинное беспокойство. Будучи добрым христианином, Голем из Круи распорядился выделить ей отдельную спальню, дабы не подвергать никого из нас плотским соблазнам.

Я вздохнул, не без труда выбрался из цепкой перины и отдернул штору, поморщившись от жгучего солнечного света, бьющего мне в лицо. Сколько я проспал? В голове мелькали обрывки сна, который я видел этой ночью. Странно: обычно я хорошо помню свои сновидения, но в этот раз в моей памяти остались только несколько смутных образов: огромные горы, теряющиеся в облаках, море душистых белых цветов и странная женщина восточной наружности, чей пронизывающий взгляд был тяжел, как скала, и страшен, как бездна.

На заплетающихся ногах я подошел к резному столу красного дерева, на котором стояла большая бронзовая чаша со все еще прохладной водой для умывания, где плавали лепестки роз: должно быть, слуги неслышно внесли сосуд рано утром, пока я спал. Я зачерпнул воды в ладони, зажмурился и плеснул ее себе в лицо, поежившись от холодных струек, скользнувших за ворот. В голове прояснилось, и я проснулся окончательно, однако ощущение нереальности происходящего никуда не делось.

Весь последний месяц мы двигались к цели, непрестанно сражаясь с врагами, избегая смертельных ловушек и просто пытаясь выжить, — и вдруг внезапное затишье, а нас принимают при дворе Арберии как почетных гостей. Вот только это странное происшествие в тронном зале… Не будь недавних покушений на жизнь принца, можно было бы счесть это опасной случайностью: в конце концов, даже самые прочные здания порой рушатся без видимых причин.

В дверь осторожно постучали. За порогом оказалась пожилая служанка с большим серебряным подносом, который она ухитрялась удерживать одной рукой. Неловко поклонившись, она вошла в спальню и водрузила на стол искусно сделанную чашу из белого фарфора, наполненную вкусно пахнущей мясной похлебкой.

— Господин не явиться завтрак, — на ужасном греческом проговорила она, сняв с подноса небольшой глиняный кувшин, покрытый мелкими каплями воды, — Его Высочество распорядиться принести здесь.

— Передай Его Высочеству мою благодарность, — ответил я, усаживаясь за стол. Пока я не почуял запах пищи, мне и в голову не приходило, что я настолько голоден.

— Госпожа Эйлин передавать, что она ждать господин Игнотус в сад, — добавила служанка и не без труда переместила миску с водой для умывания на опустевший поднос.

— Что ж, тогда я скоро буду. Как мне туда добраться?

Она пустилась во многословные сбивчивые объяснения про коридоры и лестницы, из которых мне удалось понять едва половину. Устав все это слушать, я понимающе кивнул, и служанка, непрерывно кланяясь, удалилась. Желание как следует позавтракать у меня пропало: кто знает, сколько времени Эйлин ждет меня? В этом путешествии слишком мало возможностей спокойно прогуляться в саду, не ожидая каждое мгновение вражеской стрелы в спину.

Почти не чувствуя вкуса, я наскоро поел, выпил кубок холодного вина и покинул спальню. Следовать указаниям служанки оказалось нелегко: повороты, о которых она говорила, вели совсем в другом направлении, лестницы располагались не там, где можно было себе представить, поэтому, отчаявшись, я поймал за руку куда-то спешащего маленького человечка в перепачканном землей платье.

— Могу я спросить, как мне попасть в сад? — спросил я, когда он, выпучив глаза, в испуге отпрянул от меня.

— Я… да… конечно, господин чародей, — проблеял он. Похоже, что о нас было известно уже решительно всем в замке. — Я покажу дорогу.

— Надеюсь, я не оторвал тебя ни от чего важного?

— Ни в коем случае, господин! По правде сказать, я как раз направлялся туда, — поспешно ответил он. — Я Кефеус, работаю здесь садовником… и еще немного травником. Почти десять лет здесь, с тех пор, как приехал с Кандии. Господину не случалось бывать в Кандии? Величественный город! Венецианское правление пошло ему на пользу, я всегда говорил…

Какое-то время я слушал говорливого садовника, но быстро потерял нить его рассуждений о благородных семействах Кандии и политике венецианских властей, поэтому при первой же возможности попытался переключить разговор на другую тему:

— Много ли работы в саду?

— Хватает, господин. Сад не очень большой, однако там произрастают лунные цветы — их сейчас мало где можно найти, особенно здесь. Они требуют очень тщательного ухода…

— Лунные цветы? Я читал об этих растениях в греческих трактатах, но мне никогда не доводилось видеть их.

— У меня на родине их часто высаживают в некрополях, — кивнул Кефеус, — только там они приживаются хорошо. Чтобы растить лунные цветы в обычном саду, нужно посвящать им очень много времени и сил. Я берегу их от чрезмерного солнечного света, поливаю особенными снадобьями собственного приготовления, взрыхляю землю несколько раз в день, чтобы корни могли дышать свободно… В самом центре сада, в тени кипарисов, им живется лучше всего. А как они прекрасны ночью, в свете полной луны!..

— Ты, верно, очень привязан к ним, Кефеус? Говоришь, как поэт.

— Не то слово, господин чародей, — кивнул садовник. — Только боюсь я за них, по правде сказать. Лет пять назад, когда была крестьянская смута, какой-то негодяй вломился в мой сад ночью. Потоптал землю, передавил множество растений — мне потом два дня пришлось устранять нанесенный ущерб. С тех пор я глаз не свожу с них, и цветы отвечают мне взаимностью. Не все знают это, но растения чувствуют заботу…

Я, махнув рукой, оставил всякие попытки поддерживать разговор и вполуха слушал разглагольствования Кефеуса об особенностях полива цветов, ужасных угрозах их существованию и героических усилиях садовника по поддержанию сада в идеальном состоянии. Мы спустились по узенькой лестнице, освещенной большой масляной лампой, и, миновав украшенную бронзовыми лилиями дверь, вышли на свежий воздух.

Кефеус сразу же с причитаниями захлопотал у ближайшей клумбы, цветы на которой показались ему слегка увядшими, а я, облегченно вздохнув, двинулся дальше по узкой тропинке между высоких зарослей кустовых роз и редких кипарисов. Здесь царил полумрак, а солнечные лучи, пробиваясь между ветвей, прочерчивали светлые полосы в воздухе, напоенном цветочной пыльцой и дымкой от влажной земли.

Первый ряд лунных цветов я обнаружил за ближайшим изгибом тропы и невольно замедлил шаг в восхищении. Одержимость Кефеуса стала мне чуточку понятней: чудесные цветы были по-настоящему восхитительны. Даже я, никогда не видевший их вживую, без труда узнал эти растения, описанные в трактате Андроса Неуязвимого. Пусть при свете дня они не имеют и половины своего очарования, но все же эти гордо вытянутые к небу массивные бутоны нежно-голубого цвета, окутанные ароматом, немного напоминающим лавандовый, с сеточкой тонких листьев вокруг притягивали к себе взгляд, будучи лучшим украшением сада. Я знал, что с наступлением сумерек бутоны раскрываются, широко раскидывая лепестки, излучающие голубовато-лунный свет, за что это великолепное растение и получило свое наименование.

Эйлин я нашел в самом сердце сада — именно там, где, по словам Кефеуса, лунные цветы росли лучше всего. Она сидела на мраморной скамье рядом с маленьким рукотворным прудом в тени кипарисов и, взмахивая палочкой, то обращала плавающие в воде кувшинки в бронзу и стекло, то возвращала им прежнюю форму.

— Трансфигурация дается мне все легче и легче, — сказала она, не оборачиваясь. — Да, в Хогвартсе меня считали одной из лучших, но сейчас… Мне почти не требуется усилий, и порой меня это пугает. Что со мной происходит, Игнотус?

— Ты просто талантливая волшебница, Эйлин, — сказал я, присаживаясь рядом. — У каждого есть свои сильные черты. Антиох, например, хорош в огненной магии и артефакторике, Кадм…

— Это не то, — покачала она головой. — Я знаю, что такое мастерство и какой ценой оно дается. Годы тяжелой работы над собой — ради того, чтобы сделать крохотный шажок вперед. А здесь — будто что-то поселилось внутри меня, могущественное и непонятное. Нет, не так. Оно всегда было там. Но после случая с… Лондонским мостом, — она с видимым усилием произнесла это наименование, — оно проснулось и с каждым днем становится все сильнее. Посмотри на меня!

Эйлин отложила палочку и встала в полный рост. Она уже сменила свое старое платье на простую и практичную темно-зеленую мантию, которая нашлась в гардеробе замка. И, должен признать, это новое одеяние подходило ей куда больше, нежели прежнее. Я видел перед собой не просто очаровательную девушку, но волшебницу — действительно сильную волшебницу, несмотря на юный возраст. Взгляд Эйлин на мгновение затуманился, и на зеленом бархате мантии выросли полыхающие червонным золотом лилии — в точности такие же, как на двери, ведущей в сад. Я потерял дар речи.

— Ты… Ты не использовала палочку, — вымолвил я после полуминуты молчания. — Трансфигурация без палочки — это…

— Это очень сложно, — кивнула она. — Я знаю. Никогда раньше у меня такое не получалось. Но после того случая на «Святом Иакове», когда пираты использовали катапульту, я вдруг поняла, что трансфигурация больше не требует от меня усилий. Иногда мне кажется, что сама реальность расплывается под моими пальцами, теряя форму, и тогда мне становится страшно. Я — будто пылающий факел, брошенный в ледяной дворец.

— У тебя великий дар, Эйлин, — сказал я, встав на ноги, и протянул ей палочку. — И тебе нечего бояться. Ты слишком добра, чтобы использовать свою силу во зло. До сих пор ты только и делала, что спасала меня. Всех нас.

— Шляпа отправила меня на Слизерин, помнишь? — со слабой улыбкой ответила она. — Ты просто не хочешь видеть во мне плохое, потому что…

Она умолкла, опустив глаза. Дыхание у меня отчего-то перехватило. Я сделал пару шагов к ней на внезапно ослабевших ногах и, взяв ее за руки, спросил:

— Так почему же?

Отчего так кружится голова? Аромат цветов тут ни при чем — скорей уж это запах ее волос, которые так близко к моему лицу, что я мог бы коснуться их губами, если б осмелился. Как жаль, что я не узнал ее раньше, до того, как мы отправились в это самоубийственное путешествие на Восток. Я даже не могу сделать ей предложение — сейчас, когда будущее так туманно и безрадостно. Да и могла ли бы она его принять со всей искренностью?

— Игнотус, — прошептала она, но договорить ей не дали.

— Вот где вы пропадаете! — раздался из-за ближайших зарослей бесцеремонный возглас Антиоха. — Я уже весь проклятый замок перерыл.

— А в чем дело, собственно? — обернулся я к нему, с сожалением выпустив запястья Эйлин. — Что-то еще случилось?

Кадм, вышедший из-за спины Антиоха, что-то хотел сказать, но старший брат не позволил тому и рта раскрыть.

— Шутишь, братишка? Позволь напомнить: мы сюда прибыли не цветочки нюхать. И сразу после нашего прибытия Голема чуть не прикончили на наших глазах. А ведь я отнюдь не уверен, что мы сможем обойтись без него. Теперь, Игнотус, у нас сразу две задачи: добраться до портала, а заодно выяснить, кто хочет убить принца. Нет, даже не из благодарности за его помощь. Я просто не уверен, что он проживет достаточно долго, чтобы оказаться полезным.

Кадм недоверчиво покачал головой. Он прислонился к старому кипарису и сложил руки на груди, как часто делал в задумчивости.

— Честно говоря, братья мои, я не знаю, какую помощь Голем способен оказать, — сказал он. — Да, я помню, что Амар называл его имя. Но зачем слепо следовать его словам, даже не понимая их значения? Вы же сами все слышали. Принц знает, что портал в Храме Творения, но не знает, где именно и как в него войти. Значит, его помощь нам может понадобиться только в том случае, если культисты наотрез откажутся впустить нас: тогда нам придется брать Храм штурмом, и военная помощь властей нам не помешает. Однако я не имею ничего против того, чтобы найти того, кто покушается на жизнь принца. Он радушный хозяин и, судя по всему, хороший человек.

— Я согласен, — поспешил я поддержать его. — Служитель Ордена Матерей с самого начала приглашал нас в Храм, помните? Думаю, самое лучшее — просто договориться с ними, а не воевать. Они должны знать, где расположен портал, ведущий в дом их богини.

— Не нравятся мне эти культисты, — фыркнул Антиох и направился к замку, очевидно, даже не сомневаясь, что мы беспрекословно последуем за ним. — Такие святоши всегда держат камень за пазухой. Будь уверен, Игнотус, за свою помощь они потребуют такую цену, что ты десять раз пожалеешь, что заговорил с ними.

— Мне они тоже не нравятся, — неожиданно заговорила Эйлин. — Но лучше уж они, чем Темное Братство.

— Темные не так уж плохи, — пожал плечами Кадм. — У меня сложилось впечатление, что они здесь лучше всех владеют ситуацией, причем их влияние неоспоримо. Быть может, нам следовало бы…

— Ну уж нет! — повысила голос Эйлин, заработав от нас удивленные взгляды. — Кто угодно, хоть демон из ада, только не они.

Наступило неловкое молчание. Я поспешил развеять возникшую напряженность и потому обратился к Антиоху:

— А что с покушением на Голема? Удалось уже что-нибудь обнаружить?

— Стража обыскала замок, — отозвался тот. — Ничего интересного не нашли, конечно: для этого нужно знать, что они ищут. А я не думаю, что это был заурядный убийца. Без магии тут не обошлось.

— Какие-то следы?

— Никаких, в том-то и дело. Я сам видел этот разлом в потолке и поврежденные стропила. Клянусь, они выдержали бы втрое больший вес, а тут вдруг сломались, как тростинки. И никаких следов! Никто их не подпиливал, не выворачивал несущих камней — ничего такого.

Разговаривая, мы неспешно пробирались сквозь цветущий сад ко входу в замок. Рассеянный в воздухе легкий запах лунных цветов странно действовал на меня, вызывая какое-то блаженное состояние непоколебимой уверенности в лучшем. Опасный убийца в замке? Мы уже вывели на чистую воду одного такого, пусть даже едва не заплатив за это высокую цену.

— А что говорит Голем? Он должен знать своих врагов. Кто может желать ему смерти? — спросил я.

— В точку, братец, — хмыкнул Кадм. — Я первым делом подумал о том же. Вот только, судя по тому, что сегодня утром нам поведал принц, таких желающих — море. Если хочешь, узнай подробности у него самого, но из того, что я услышал… Во-первых, собственно Орден Матерей. После отбытия Амара культисты вообразили, что Голем — их собственность, коль скоро они создали его новое тело. Поначалу отношения с властями у них были, пусть и натянутые, но все же не враждебные. Они постоянно требовали правительственной поддержки, золота, лезли в придворные — словом, наглости этим смиренным служителям было не занимать. В конце концов, у принца кончилось терпение и он в резких выражениях прекратил с ними всякие связи. Их это не обрадовало, и какое-то время они слали ему письма с завуалированными угрозами. Не исключено, что они затаили обиду и решили расправиться с несговорчивым правителем.

— Это все со слов самого Голема?

— Да, конечно, — признал Кадм. — Но очень похоже на правду, по крайней мере, в главном. Конечно, культистами дело не ограничивается.

— А кто еще?

— Да почти вся местная аристократия, — вмешался Антиох. — По сути, безоговорочно поддерживают Голема только родственники, да и тех… неприятно удивило его перерождение.

— Точно, — кивнул Кадм. — Конечно, его никто в открытую не называет самозванцем — за это можно и головы лишиться. Но когда вместо стройного молодого красавца вдруг возвращается бесформенная гора мышц, и вам предлагают поверить в то, что это тот же самый человек, любому простительны сомнения. Самым ретивым рассказали правду и предложили помалкивать, но кого это может удержать? Тем более что с престолонаследием тут дело сложное: так уж получилось, что претендовать на трон могли многие выходцы из благородных семей. Бывший регент, Крешник из рода Захария…

— Кстати! — перебил я. — Не мог ли регент вспомнить прежние амбиции? Если подумать, крестьянское восстание, в котором едва не погиб юный Тануш, вспыхнуло по его вине.

— Крешник — родной брат его матери, — пожал плечами Кадм. — В среде аристократии это частенько не имеет особого значения, конечно. Однако он уже старик. В его возрасте рваться к власти — зачем? Он и вкусить-то ее плодов не успеет.

— Плохо ты знаешь людей, братишка, — снисходительно хлопнул его по спине Антиох. — Но в этом я с тобой соглашусь. Ты видел этого Крешника? Старик или нет, но он до мозга костей вояка. А я уже сказал, что без магии тут не обошлось.

— Может, придворный маг… — предположил я.

— Здесь таких нет, — покачал головой Кадм, открывая дверь, ведущую в замок. — Но почему обязательно придворный? Тануш едва не погиб от рук деревенского чародея, помнишь?

— Круэнто! — воскликнул я, загоревшись новой идеей. — Когда принц рассказывал нам о восстании, я так и не понял, что случилось с этим магом? Он был убит?

— Кто бы оставил его в живых после такого? — хмыкнул Антиох.

— Да, но Голем не сказал этого, не правда ли? Я думаю, что…

Я умолк на полуслове, почти врезавшись в могучую тушу Голема, который вырос у нас на пути с невообразимым для его телосложения проворством: я так и не услышал его приближения. Принц смерил нас тяжелым взглядом, где-то в недрах которого угнездилось веселье, и проговорил:

— Ты прав, чародей. Тело Круэнто так и не нашли. Никто не беспокоился по этому поводу: слишком много мертвых нам принес тот день, а среди истерзанных, окровавленных трупов найти одного колдуна было непросто. Все решили тогда, что если даже он бежал, то вряд ли вернется. И в самом деле: с тех пор ни одна живая душа его не видела. Но после твоих слов… Не знаю. Все может быть. Однако довольно о нем. Приглашаю вас к обеду: у меня есть что рассказать. Заодно обсудим план действий, если, конечно, вы не передумали искать жилище Матери Кали.

* * *

Тронный зал, где проходило застолье, на этот раз уже не пустовал: здесь собрался, похоже, весь цвет арберианской аристократии. Чтобы места хватило всем, слуги установили козлы, на которые положили еще две тяжелые столешницы, однако даже после этого свободного места за столами почти не осталось.

Мы, разместившиеся рядом с принцем, с первой же минуты стали предметом откровенно холодных и даже враждебных взглядов. Мое внимание привлек прямой, как шест, тощий старик с пышными седыми усами. В его глубоко посаженных глазах время от времени вспыхивало что-то дьявольское, отчего очень хотелось отодвинуться от старика подальше. Антиох, наклонившись ко мне, шепнул, что это и есть тот самый Крешник, бывший регент и дядя принца.

Напротив него сидела леди с крупными чертами лица: в отличие от Крешника, она казалось, интересовалась исключительно содержимым своего блюда. Нас она удостоила коротким безразличным взором, прежде чем полностью углубиться в насыщение желудка. Я было принялся рассматривать остальных, но тут принц заговорил:

— Я попросил собраться всех вас, потому что мне понадобится ваши поддержка и понимание.

Он замолчал и неторопливо обвел взглядом всех присутствующих, хранивших настороженное молчание.

— Мне хорошо известно, что большинство из вас не питает ко мне теплых чувств…

— Это совсем не так, Тануш! — негромко заявил Крешник, поджал губы и продолжил: — Виноват, Ваше Высочество… И все же я уверен, что среди всех этих почтеннейших гостей нет ни одного изменника. Кто-то может иметь свое мнение о… некоторых вопросах правления, но все мы — верные подданные, готовые пойти на смерть ради своего принца!

— И все же кто-то в третий раз пытается убить меня, и этот кто-то — из моего окружения. Поэтому я попрошу вас о двух вещах: как бы вы ни относились ко мне, вряд ли кому-то из присутствующих хочется быть под подозрением в покушении на правителя. Поэтому на протяжении следующих трех дней вы должны оставаться в стенах замка: я надеюсь, что за это время мы обнаружим врага. До истечения этого срока никто не будет входить или выходить за его пределы. Конечно, всех вас устроят с подобающими удобствами…

— Ваше Высочество, это возмутительно! — вскочил молодой полноватый аристократ. — Я с радостью принял приглашение и готов оказать любую посильную помощь, как и мой отец, но не имею возможности на такой срок покидать поместье…

Я перевел взгляд на возмущенного гостя. Его пышная и яркая одежда, представлявшая собой невообразимое переплетение тканей, окрашенных во все цвета радуги, золотых украшений и сверкающих самоцветов, полностью соответствовала его вызывающему поведению. Желает привлечь к себе внимание?

— Сядь, Аджим, — поморщился Крешник. — Ваше Высочество, прошу простить моего сына. Он молод и невоздержан. Несомненно, мы с радостью проведем здесь эти три дня… Однако я не понимаю: как это поможет найти изменника?

Ах, вот оно что! Этот Аджим — оказывается, сынок бывшего регента. Всю жизнь в тени своего жесткого и сильного отца, который не упускает возможности прилюдно щелкнуть своего отпрыска по носу. Да тут, похоже, все куда сложнее, чем могло показаться поначалу. Родственные чувства способны внести сумятицу в любой конфликт.

— Позвольте мне воздержаться от объяснений: вы все узнаете в свое время. — Принц повернулся к нам. — Я также прошу прощения у своих чужеземных гостей за эту вынужденую задержку. Мое решение таково: через три дня мы отправим войска к Храму Творения, и вы, чародеи, пойдете с ними. Давно пора приструнить этих язычников.

Я едва удержался от возгласа: Голем из Круи, похоже, имел талант выводить людей из себя своими внезапными решениями. Отправиться войной на культистов? Но, пресвятой Иисус, почему не попытаться вначале договориться с ними миром? Хуже того: в ближайшие три дня нам не дозволено выбираться за пределы замка, а значит, мы не сможем заняться переговорами сами. Все наши споры о том, с кем стоит заключить союз и чьей помощью воспользоваться, пошли прахом: выбор сделали за нас. Принц навязал нам войну.

Только сейчас я вспомнил предостережение Берима. «Поговорите вначале с главой нашего ордена», — сказал он в день нашего прибытия в Арберию. Если бы вняли его совету, то сейчас знали бы, что делать. Да что там: культисты могли бы просто провести нас к порталу… Да вот только Берим всем своим видом меньше всего располагал к доверию. Теперь же, когда мы явимся к ним в окружении правительственного войска, адепты Ордена вряд ли пожелают помогать нам. Возможно, откажутся выдавать местоположение портала даже под страхом смерти. Я в смятении бросил взгляд на братьев, и лица их выражали такую же растерянность. Такого поворота не предвидел даже Кадм. Он вздохнул и тихо сказал:

— Ваше Высочество, вряд ли это нам поможет. Лучше оставить применение силы на крайний…

— Таково мое решение, почтенный маг, — сказал Голем, и его непроницаемое лицо не отражало ни единой мысли из блуждавших в глубине огромного черепа. — Мы покончим с изменником и через три дня выступим против Ордена Матерей.

В мертвом молчании, наступившем после заявления принца, до меня донесся негромкий голос той самой леди, что сидела напротив Крешника, хмуро глядя в опустевшее блюдо:

— Когда же подадут десерт?