Огненный цветок (гет)

— Прошу... Прошу, — сухие губы произносили отчаянные слова очень тихо, но тот, кому они предназначались, мог бы и вовсе обойтись без звука.

Кончики заледеневших пальцев касались толстого гладкого стекла, под ними разгоралось сотнями алых прожилок жуткое огненное око, цепкое, манящее, такое властное, что отвести взгляд было невозможно.

— Прошу, — некогда твердый голос превращался во всхлип, горло сводило горьким спазмом, но безжалостный собеседник оставался немым.

Дэнетор произносил свою мольбу снова и снова, палантир пульсировал в такт ударам его сердца, но холодное пламя внутри лишь посмеивалось над его глупой просьбой. Но что могла значить насмешка врага, когда на кону стояла жизнь его сына? Дэнетор зажмурился и с силой сомкнул челюсти. Недостойно, он поступал недостойно! Он был жалким обезумевшим стариком, но разве жизнь Боромира не ценнее его чести?! "Трус! Трус!" — билась в голове мысль, но руки все сильнее сжимали проклятый камень, а глаза жадно взирали на огненное око.

— Всё... Всё, что угодно... Всё, что угодно! — проревел он и пламя внутри видящего камня вдруг вспыхнуло алой искрой и вырвалось за его пределы.

Дэнетор отбросил от себя палантир и неуклюже повалился на пол маленькой потайной комнаты на самом верху башни Эктелиона. Пламя разгоралось вокруг, но он не чувствовал жара, напротив, его будто бы окатило ледяной водой. Трясущимися руками прикрыл он глаза, но это не избавило его от видения огненной стены, сомкнувшейся кольцом вокруг его жалкой распластавшейся по полу фигуры. Огонь трещал, пожирая деревянный пол, и в треске этом Дэнетору ясно послышались шипящие тихие слова. "Принято... Твое обещание принято" — сказал огонь и его пробила крупная дрожь, — "исполнишь мою волю, получишь его живым".

— Х-хорошо, — запинаясь ответил Дэнетор и в тот же миг огонь погас.

Он провел своей мягкой ладонью по деревянному полу, только что трещавшему под натиском пламени, но доски были невредимы и на руке его осталась только серая пыль. Изумленно оглядевшись вокруг, он не заметил и следа произошедшей вспышки и лишь лежащий у ног видящий камень был немым свидетелем его сделки. Дэнетор подполз к палантиру и неуверенно взял его в руки. Блестящую поверхность рассекала глубокая трещина. Он встал с пола и аккуратно положил разбитый шар на стол. Медленно проведя рукой по волосам и оправив одежду, он сделал несколько глубоких вдохов и направился к лестнице.

Спустившись в маленькое светлое помещение под потайной комнатой, он прошел к окну, из которого открывался вид на широкое пространство перед городом. Сгущающаяся тьма почти поглотила солнце, но даже сквозь нее зоркие глаза Дэнетора видели огромные осадные машины врага и широкие огненные рвы.

— Напрасно, — прошептал он, — всё напрасно, — он вцепился руками в маленький подоконник и глухо рассмеялся.

Никто не придет к ним на помощь. Рохан давно предал старые союзы, а сил южных провинций не хватит, чтобы противостоять полчищам врага. У Гондора нет будущего, нет ни единого шанса! Отчаяние затопило его сердце. На нетвердых ногах он спустился вниз, в тронный зал, и велел страже позвать привратника.

Улрос явился весь взмыленный. Он стремительно пересек тронный зал и опустился перед сидящим в кресле наместником на одно колено.

— Мой господин, — начал он, тяжело дыша. — Отряд командира Фарамира вернулся в город.

— Говори, — повелел Дэнетор.

— Капитан Белой Башни, господин Фарамир, жив, но ранен, тяжело ранен, — Улрос нехотя поднял на наместника глаза и увидел как сжались в тонкую линию его губы.

— Продолжай, — проговорил Дэнетор, но Улрос больше ничего не сказал. — Боромир, — с придыханием выговорил он имя старшего сына.

— Он в Палатах Исцеления, рядом с господином Фарамиром. Невредим.

Дэнетор не смог сдержать облегченного вздоха. Он откинулся на спинку кресла и прикрыл веки. Данное ему обещание было исполнено, Боромир был жив. "Твоя очередь" — внезапно прозвучало в голове и Дэнетор вздрогнул. Его взгляд заметался по залу, перебегая от склонившего голову Улроса к статуям великих королей древности. Их строгий лик породил в его душе мучительное чувство стыда, удушающее сожаление. Что он сотворил? Он предал Гондор, постыдно отдался врагу... Трус! Жалкий трус!

Но у Гондора не было будущего, ведь так? Оборона города обречена, что мог он еще сделать в этот отчаянный миг?! "Боромир", — раздался приглушенный шепот. Боромир... Да... Да! Боромир! Его сын, его сильный смелый мальчик, он выжил и он будет жить! Боромир — вот то будущее, что есть у Гондора, он спасется, он возродит их цветущий край. А он, Дэнетор, — уже прошлое. Он уйдет, сгинет в огне этой войны, отправится к праотцам вместе с Фарамиром, выросшим — будто в насмешку над безутешным отцом! — таким похожим на мягкую мать. Да, они уйдут, они оказались слишком слабы.

— Да... да... — тихо проговорил Дэнетор и Улрос вопросительно посмотрел, но он не продолжил. Расфокусированным взглядом смотрел наместник сквозь пространство тронного зала и на лице его робко начала расползаться улыбка.

— Мой господин? — неуверенно переспросил привратник и Дэнетор, наконец, посмотрел на него.

— Поднимись. Вели собрать на Рат Динен погребальный костер и перенести к нему моего умирающего сына, — твердо заговорил он. — Мы с Фарамиром достойно покинем этот мир.

— Господин! — прервал было наместника Улрос, но получил в ответ строгий взгляд и не посмел продолжить.

— Далее. Распорядись накрыть стол для моего последнего обеда и позови ко мне Боромира, — Дэнетор замолчал и глубоко вздохнул, будто набираясь смелости перед прыжком в холодную воду. — И, наконец, — продолжил он спокойно, — передай мой приказ страже Цитадели и командованию гарнизона. Я велю им оставить посты и спасать свои жизни. Я освобождаю их от присяги.

На этих словах лицо Улроса побелело. Он неверяще уставился на наместника.

— Вы приказываете оставить позиции и сдать город? — тихо переспросил он.

— Именно, — бесстрастно ответил Дэнетор. — Исполняй.

Но Улрос не двинулся с места. Широко раскрытыми глазами смотрел он на наместника и остолбенело слушал стук собственного сердца.

— Исполняй! — прикрикнул на него Дэнетор.

Крик вывел Улроса из ступора, он опомнился, коротко поклонился и на негнущихся ногах покинул тронный зал.

* * *

Узкая дорога, ведущая с шестого яруса на седьмой, прямиком во Двор Фонтана, была необычайно тиха и безлюдна. Обычно высокую арку, от которой начиналась крутая лестница, охраняли двое стражей Цитадели, но в этот раз Искорка и Гендальф никого возле нее не встретили, что только подтвердило их самые худшие догадки. Спешно преодолев проход в скале, они вышли на широкую площадь. Пусто. На выдающемся вперед отроге скалы, во Дворе Фонтана и даже на входе в Белую Башню не было ни единого человека. Искорка и Гендальф переглянулись и быстро направились в Башенный зал.

— ...сбежать, когда мой город в огне! Безрассудная трусость! — донеслись до уха Искорки резкие слова Боромира, стоило Гендальфу аккуратно открыть дверь Белой Башни. — Предательство, отец, вот как это называется! Подлость!

Боромир уже вовсю кричал, стоя напротив наместника и опираясь руками на высокий темный стол. Позади него лежал перевернутый на бок стул. Стол, за противоположным концом которого сидел Дэнетор, был богато накрыт для трапезы: в хрустальном кувшине алело вино, по обоим концам стояла начищенная до блеска серебряная посуда, а в центре, будто вишенка на торте, красовалось большое блюдо с какой-то дичью и лежал длинный филейный нож.

— Не смей говорить мне о предательстве! — взревел в ответ Дэнетор, тоже поднявшийся со своего места. — А-а-а, — протянул он, завидев наконец в дверях Гендальфа и Искорку. — Явились к столу! — выплюнул он ядовитые слова.

— Воины должны оборонять крепость, а не строить погребальные ложа! — громогласно прозвучал в ответ голос Гендальфа. — Останови это безумие, Дэнетор!

— Погребальные ложа? — встрепеннулся Боромир. — О чем вы, Митрандир?

Широкими шагами направился Гендальф к столу и Искорка последовала за ними.

— Вы не рассказали сыну о своем плане, наместник? — вместо ответа проговорил Гендальф, приблизившись к ним вплотную.

Под вопрошающим взглядом Боромира Дэнетор растерялся. Гримаса злости оставила его черты и они сразу смягчились, а глаза словно прояснились и посветлели.

— Отец? — озвучил свое ожидание Боромир, но Дэнетор лишь посмотрел в сторону и опустился обратно в кресло.

— Мои дни сочтены, Боромир, — заговорил он, медленно подбирая слова. — Также как и дни твоего брата. Мы уйдем в прошлое, подобно великим предкам, очистительный огонь заберет нас и сотрет все наши ошибки.

Дэнетор замолчал, сложил руки в замок и, будто преодолевая безмерную усталость, закрыл глаза.

— Отец, — тихо заговорил Боромир. — Неужели надежда совсем оставила вас? — он замолчал, но наместник не откликнулся, только поднял веки и с сожалением посмотрел на сына. — Но ведь мы еще живы! Белый город не взять, пока за его стенами есть хоть один воин!

Боромир распалялся. Он говорил горячо и заразительно, и Искорке стало казаться, что еще немного и наместник послушает его.

— Это же дом, отец, наш дом! Мы не должны отдавать его без борьбы, — отчаянно закончил Боромир.

В зале повисла тягучая вязкая тишина.

— Твой сын мудр, наместник, — прервал молчание Гендальф. — Послушай его. Еще есть время отменить твой безумный приказ.

На этих словах затихший было Дэнетор резко поднял голову.

— Не тебе говорить мне о безумии, Митрандир, — прошипел он сквозь зубы и встал с кресла. — Подлец! Вознамерился не только отнять у меня трон, но и свести в могилу моего сына? Нет, я видел, я все видел! Я знаю обо всем... Обо всем... — он начал расхаживать вдоль стола, сложив руки у себя за спиной.

— Одумайся, наместник, — снова обратился к нему Гендальф, — ты внемлишь ядовитым речам врага! Сдашь Минас Тирит, и Гондору не нужны будут ни наместники, ни короли! Послушай меня, Дэнетор, Саурон манипулирует тобой. Не знаю, чем он тебя прельстил, но он не сдержит слова. Вспомни Нуменор!

На этих словах Дэнетор замер на месте и внезапно рассмеялся.

— Не сдержит слова? Он уже его сдержал! — торжествующе проговорил Дэнетор с искаженным кривой усмешкой лицом. — Мой мальчик жив, а ты предлагаешь послушать тебя? Старого интригана, ведущего на трон бродягу? Может еще послушать ее, — он кивком указал на Искорку, — сбежавшую из темницы чародейку?

— Открой же глаза, отец! — взмолился Боромир. — Она спасла мне жизнь!

— Я! — прогремел голос Дэнетора. — Это я спас тебе жизнь, неблагодарный мальчишка!

Искорка испуганно уставилась на Дэнетора. Облаченная в черные мягкие одежды фигура вселяла ужас. Удушливыми волнами расходилась от него надменная злоба, лютая ненависть. Не отличавшийся исполинским ростом, сейчас он показался ей непомерно высоким, а сама она чувствовала себя рядом жалкой букашкой. Ей захотелось сжаться и исчезнуть.

Но вот он повернул перекошенное в гримасе лицо и посмотрел прямо на нее своими безумными темными глазами. Искорка могла бы поклясться, они горели красным. Крупная дрожь пробила ее, но отвести глаз она не могла и как зачарованная смотрела в его лицо, пока наконец белым щитом перед ней не встала спина Гендальфа.

— Прозрей, Дэнетор! Сбрось наваждение! — Гендальф ударил посохом, и зал наполнил ослепительный белый свет, заставивший Искорку зажмуриться.

Но Дэнетор лишь вновь засмеялся.

— Как самонадеянно, — зазвучал холодный бесстрастный голос. — Никак не можешь смириться с поражением?

— Изыди, Саурон! — прогремел голос Гендальфа и в грудь Дэнетора ударил еще один белый луч.

Это отбросило его назад, но он устоял. Звон металла разрезал воздух — это рука Дэнетора вынула из ножен висящий на поясе меч. Искорка метнула на него испуганный взгляд и сделала несколько шагов назад. Из-под густых бровей смотрели яростные красно-желтые глаза, в которых не осталось и тени теплого каштанового отблеска. Теперь уже не было никаких сомнений — в обличии наместника Гондора перед ними стоит сам Саурон.

— Думаешь, тебе хватит сил одолеть меня, Олорин? — издевательски сказал Дэнетор и резко топнул ногой.

Волна сокрушительной силы всколыхнула воздух и сбила Искорку с ног. Она упала, больно ударилась о черную резную колонну и какое-то время не могла сориентироваться. В ушах стучала кровь, она подняла потяжелевшую голову и увидела, что Гендальфа также отбросило назад. Он лежал на полу, а посох его отлетел в сторону. Время словно замедлилось, и она заторможено наблюдала, как Дэнетор перехватывает обеими руками меч и идет вперед, на Гендальфа, который пытается подняться на ноги и вытащить из ножен Гламдринг.

— Отец! — раздался вдруг голос Боромира. Он поднялся на ноги и теперь стоял с обнаженным мечом в руках позади Дэнетора, возле накрытого для последней трапезы стола.

— О, это будет даже интересно, — сказал Дэнетор и в считанные мгновения преодолел разделявшее их расстояние.

— Ты можешь бороться с ним, — продолжал Боромир, но ответом ему стал только сильный удар, который он едва успел отразить.

— Глупый мальчишка, — Дэнетор играючи сделал несколько выпадов вперед. — Такой же глупец как его старый отец. Ох, он так молил меня пощадить твою жизнь!

Голос Дэнетора звучал издевательски и Искорка видела, как Боромир упрямо стискивал зубы. Он стойко отражал все более и более опасные удары, но не делал ответных выпадов.

— Отец, я знаю, ты слышишь меня! Еще ничего не кончено! — не унимался Боромир. — Нет!

Боромир взревел, когда холодная сталь прошлась по его не защищенному броней бедру. Боль пронзила ногу, он стал заваливаться назад и упал. Носок черного сапога выбил из его руки меч.

— Прошу, отец! Это твой сын, Боромир! — вскричал он, увидев над собой занесенный клинок, но лицо Дэнетора искажала безумная улыбка.

Искорка зажмурилась, не в силах смотреть как меч в руках Дэнетора опускается точно в сердце его сына, но тут по ушам ударил противный лязг и Дэнетор вскрикнул. Она резко открыла глаза и облегченно выдохнула, увидев, что вставший на ноги Гендальф выбил из рук Дэнетора меч. Он успел подобрать свой посох и теперь приставил его к груди наместника, вынужденного опираться на тяжелый стол за спиной.

— Изыди, Саурон! — прокричал Гендальф. — Я, Гендальф Белый, повелеваю тебе оставить разум Дэнетора!

Дэнетор вскрикнул. На лице его отражалась мука, но Гендальф только сильнее давил на посох.

— Ничего у тебя не выйдет, — сквозь зубы проговорил Дэнетор, опиравшийся руками на стол за спиной.

Но в тот же миг будто против собственной воли, словно преодолевая сопротивление повернул он голову в сторону и посмотрел вниз, на лежащего у его ног раненого Боромира. Его лицо скривила судорога, по щекам потекли слезы. Гримаса боли искажала его черты и сквозь стиснутые зубы стали вырываться приглушенные всхлипы.

— Вернись, Дэнетор! — снова прогремел голос Гендальфа.

— Поздно, — тихо прошипел он в ответ и в следующий миг сделал быстрое и резкое движение.

Искорка не сразу смогла понять, что произошло. Лишь мгновением позже, когда Гендальф отступил на несколько шагов назад и она увидела уродливую красную линию, пересекшую обрюзгшую шею наместника, пришло осознание. Дэнетор, в миг растерявший свою устрашающую мощь, стал грузно опускаться вниз, словно тяжелый мешок. Свободной левой рукой старался он зажать жуткую рану на шее. Но ничего уже не могло помочь: с мерзким хлюпающим звуком из нее вырывалась кровь, алая, горячая, почти огненная. Искорка закрыла себе рот обеими руками, силясь сдержать рвущийся из глотки крик, но никак не могла оторвать глаз и все смотрела, и смотрела, как жизнь пульсирующей струей покидает тело наместника, как расслабляется его рука с зажатым в ней филейным ножом, как расползается красным цветком пятно на белом мраморном полу Башенного зала.

Где-то далеко, будто под толщей воды, кричал что-то Боромир, но она не разбирала слов и все смотрела, и смотрела на тело Дэнетора, пока на ее плечи не опустились теплые руки и возле самого уха не прозвучал глубокий успокаивающий голос.

— Пойдем, — говорил Гендальф, — пойдем отсюда, дитя, — но Искорка все не вставала, рассматривая фигуру Боромира, сидевшего у тела отца и прижимавшего к груди его голову.

Наконец, что-то потянуло ее вверх. Она встала и покорно пошла с Гендальфом к выходу из Башни Эктелиона, оставив за спиной безутешно рыдающего нового наместника Гондора.

* * *

Руки дрожали. В Палатах Исцеления, где ее оставил тревожный и молчаливый Гендальф, Искорка выпила две больших пузатых чашки какого-то горячего отвара, но это не согрело. Ее узкие ладони, всегда сухие и горячие, сейчас совсем заледенели и она пыталась отогреть их под мышками.

Холодно, как же было холодно. Минас Тирит был безумно холодным городом, пожалуй, самым холодным местом во всем Средиземье. Скажи Искорка об этом кому-нибудь, ее, верно, подняли бы на смех. Столица Гондора, южного королевства людей, славилась своим мягким теплым климатом. Снег выпадал здесь только в самые суровые и долгие зимы, а яркое солнце начинало ощутимо прогревать воздух уже в марте. Искорка понимала это, и разум так и подсовывал ей сравнение с далекой страной, название которой непривычным сочетанием звуков ложилось на язык, страной, оставшейся где-то во сне. Но солнечная Италия, несмотря на внешнюю схожесть, была совсем другой. Там было светло и беззаботно, там пахло морем и солью. Здесь же она чувствовала себя словно замурованной в холодный могильный камень.

Гладкий и безмолвный, город словно сдавливал ее в своих белокаменных тисках, лишая всякой возможности сделать вдох полной грудью. На узкой мостовой, ведущей из Палат Исцеления к жилым постройкам, сквозь которую не пробивался ни один даже самый упорный цветок, она тоскливо вспоминала лес. В Росгобеле, где зимой толстой белой подушкой лежал снег, а на тропах могли повстречаться темные твари, ей всегда было тепло. Жизнь, горячая и сильная, ощущалась там очень остро.

В Минас Тирите же единственным по-настоящему живым местом был сад у Палат Исцеления. Она свернула туда почти неосознанно, выбрав, вопреки здравому смыслу, длинную дорогу к своим покоям. В саду было темно и тихо. По узким гравийным дорожкам она подошла к крепостной стене шестого яруса и посмотрела вдаль. Был уже поздний вечер, на землю давно опустилась тьма, но Искорка знала — она не рассеется к утру. Солнце не взойдет над городом, не прогреет толстые стены, пока вражеское войско не будет обращено в бегство.

Она отвела глаза от Пелленорских полей, где уже ярко горели костры, и снова углубилась в сад. Среди тонконогих устремленных вверх кипарисов и узловатых седых можжевельников маленькими всполыхами оранжевых солнц выделялись кроны цитрусовых деревьев. Искорка подошла ближе. Тонкий, едва различимый аромат апельсинового цвета разливался в воздухе. Найдя глазами низкую ветку с маленькими белыми звездочками, она поднялась на носочки и коснулась носом нежных лепестков. Порывом свежего ветра ворвался в ее грудь резкий цветочный запах и она закрыла глаза, хватаясь за мимолетное наслаждение.

Немногим позже, уже в своей постели, лежа под двумя одеялами и своим лориенским плащом, Искорка все также не могла согреться. Сон не шел. Стоило ей опустить веки, перед глазами возникало перекошенное от боли лицо Дэнетора и жуткая рана на его шее. Она вновь и вновь видела, как с чавкающим звуком выплескивается алая кровь, как она струится сквозь белые пальцы, как расползается пятном на полу. Кровь, кровь, кровь — она была везде, она словно въелась в глаза, словно растеклась под веками. Как, должно быть, это было сложно! Каким мучительно тяжелым должно было быть это резкое движение и сколько же мужества понадобилось для этого Дэнетору!

Искорка зажмуривалась, силясь сбросить видение, но ничего не выходило. Было страшно, до безумия страшно. Ей чудилось, что за ее спиной неуловимой тенью лежит сама смерть и до ее появления остался лишь краткий миг. Ужасная кончина Дэнетора казалась ей сейчас пророческой предвестницей ее собственной гибели. А она так не хотела умирать! Не сейчас, не завтра, не в этой битве. Не после произошедшего в Эдорасе. Но завтрашний день обещал только тьму и страдания, оборона города казалась делом обреченным. Сможет ли Боромир, принявший командование, вернуть надежду своим воинам? Да и есть ли у них еще надежда? В сердце Искорки ее почти не осталось.

Она перевернулась на правый бок и посмотрела перед собой. На тумбочке лежала маленькая веточка с пучком белых нежных цветов, которую она, не устояв перед соблазном, сорвала в саду. Внезапно ей вспомнился Лориен и тихие слова Владычицы, почти забытые в суматохе последовавших событий. Осененная воспоминанием, она резко свесилась с кровати и потянула рукой задвинутый под тумбочку вещевой мешок.

— Да где же, — тихо проговорила она, роясь внутри.

Рука нащупала так ни разу и не пригодившийся кинжал, нашла склянки и мешочки с травами, запуталась в рукавах сменной рубашки, но никак не могла выискать маленький шелковый мешочек. Но вот наконец на самом дне она отыскала его и, ухватив за длинные завязки, вытащила из груды других вещей. Закинув вещевой мешок обратно, Искорка полусидя устроилась на кровати и начала рассматривать зеленую гладкую ткань с красивым растительным орнаментом. "В самый темный час нужно лишь сыграть", — прозвучали у нее в голове слова Галадриэли, сказанные на причале, — "и твой голос будет услышан". Она потянула завязки и холодными пальцами достала из мешочка маленькую резную флейту. "Она сделана мастером моего народа из ветки дерева, растущего в садах Оромэ", — говорила ей Владычица. "Но я не умею играть", — сконфуженно отвечала тогда Искорка, но Владычица лишь загадочно улыбалась. "Твое сердце знает мелодию", — сказала она напоследок и невесомой поступью двинулась дальше, к следующему члену братства.

Видно, самый темный час настал. Искорка неумело расположила пальцы на маленьких отверстиях и поднесла флейту к губам. Набрав воздуха в грудь, она сделала долгий протяжный выдох и флейта отозвалась сиплым звуком. Искорка дунула еще раз, но обещанной магии не произошло.

— Кажется, мое сердце не знает никаких мелодий, — понуро сказала она сама себе, крутя флейту в руках.

Искорка тихо усмехнулась. Отчаяние снова затопило сердце, она откинулась назад, уперлась головой в стену и глубоко вздохнула. Зажмурившись, она стала искать в своей памяти осколки радости, мгновения счастья и тепла, чтобы спрятаться в них от тяжелых мыслей. Память услужливо воскресила воспоминание о дне ее отъезда из Эдораса.

Тем утром в королевской конюшне стояла непривычная для военного времени умиротворяющая тишина, нарушаемая лишь редким перестуком копыт. Рассветные лучи, свободно проникавшие сквозь открытые ворота, мягко подсвечивали каждую летавшую вокруг пылинку. В воздухе разлился запах прелого сена, было еще по-зимнему свежо, но рано пробудившееся солнце уже звало весну и обещало воскрешение всяких надежд. В то ранее морозное утро она размазывала по горячим щекам слезы, которые никак не получалось остановить, а он лишь глупо и светло улыбался. Она прижималась к его плечу, давая тяжелой шерстяной ткани впитать всю влагу со своего лица, и глубоко вдыхала дегтярный запах его одежды, до нелепости не подходящий ему. Там они были безумно близки, настолько, что казалось еще немного — и его руки проникнут ей под кожу, его губы поглотят ее, а сама она целиком растворится в нем. В тишине конюшни пронзительно звонко звучало ее обещание. Тогда не было сомнений — она встретит его в Минас Тирите, дождется за стенами белой крепости.

Не открывая глаз, повинуясь какому-то внутреннему порыву, она поднесла к губам резное дерево. Легко выдохнув согретый легкими воздух, она начала поднимать и опускать тонкие пальцы, выбирая единственно правильную последовательность. Тишину разрезала прекрасная мелодия и Искорка погрузилась в нее. Прозрачной дымкой вырывался звук из-под пальцев и растворялся в пустоте, пронизывал само пространство и время. Она все играла, и играла, и музыка словно меняла мир вокруг нее. Ей чудилось, что на лице мелкими росинками оседает вода, а волосы треплет озорной речной ветер. В очередной раз втянув носом воздух она вдруг отчетливо уловила соленый свежий аромат. Так пахло далекое море. Она все играла, и играла, и сквозь гулкий звон флейты до ушей ее начал доноситься крик чайки, а под закрытыми веками проступали мокрое темное дерево и белый лен паруса. Снова вдохнув полной грудью, она потрясенно уловила запах дегтя, смешавшийся с ароматом горькой травы, дыма и еще чего-то неуловимого, не имеющего строго названия, но ясно принадлежавшего лишь ему одному. Сердце ее наполнилось торжеством и радостью и будто расширилось и заняло все пространство в груди. И когда уже стало казаться, что еще чуть-чуть и оно разорвется, музыка смолкла.

Искорка открыла глаза и потрясенно посмотрела на флейту у себя в руках. Она и не заметила, как могильный холод отступил и пальцы ее снова наполнились теплом. Под одеялом ей вдруг стало жарко, она скинула его и широко улыбнулась. Еще не кончено, еще не потеряно! Надежда снова окрылила ее, пробудила жажду действия, и когда за дверью раздались торопливые шаги и мерный стук, она была полностью готова к новому дню.

— Искорка, — обратился к ней с порога Гендальф. — Осада началась. Пора.

* * *

Пот застилал глаза, в колючем подшлемнике было жарко, и Искорка в который раз пожалела, что согласилась на уговоры Гендальфа и надела полный доспех. Стеганная поддоспешная одежда была не только излишне теплой, но и делала ее неповоротливой, кольчуга натирала у шеи, а латная кираса тяжело давила на плечи. Радость приносило лишь то, что кольчуга была подогнана по фигуре еще в Эдорасе и ей не приходилось постоянно одергивать слишком длинные рукава.

Сегодня на рассвете, когда Гендальф пришел к ней, чтобы сообщить об осаде и отвести в Цитадель, она со спокойной решимостью заявила, что хочет быть полезной и знает, чем помочь обороне.

— Они не прорвутся на третий ярус, Рохан придет раньше, — отвечала она Гендальфу, который устало убеждал ее укрыться. Он говорил с ней тихо и ласково, словно доказывал неразумному ребенку, что десерт никак нельзя съесть раньше супа. Но Искорка стояла на своем. — Послушай! В южной части третьего яруса стоят метательные орудия. Большой требушет — как раз над воротами второго яруса.

— В гарнизоне есть кому заряжать орудия, справятся и без тебя.

— Да, но я могу поджигать заряды, — Искорка старалась звучать убедительно, но Гендальф сидел рядом поджав губы и сложив руки на груди. — Все лучше, чем прятаться за толстыми стенами и трястись от страха и неизвестности!

На этом Гендальф прекратил спор. Он заставил ее надеть полный доспех и взял обещание, что как только враг прорвется на первый уровень, она скроется в Цитадели.

Обороной третьего яруса командовал лорд Хермунд — грузный невысокий мужчина с покрытым щетиной красным лицом. Гендальф представил ему Искорку и кратко рассказал о плане.

— Искорка? Та чародейка, что вчера сбежала из темницы? — переспросил лорд Хермунд, и Искорка сконфуженно опустила глаза. Он усмехнулся. — Можете не волноваться. Наместник Боромир отменил приказ о вашем заключении под стражу. Колдовство нам тут не помешает... — добавил он тихо, переведя взгляд на горизонт.

И вот теперь она стояла у крепостной стены в ряду гондорских воинов и с замирающим сердцем следила за движением вражеского войска. Оно было еще слишком далеко, и даже большой требушет не позволял нанести удар, но орудийный расчет под командованием юркого гондорца с красивым именем Фелатир, уже зарядил и прицелил машину. От вида вражеских осадных башен, обшитых спереди металлом, по спине Искорки пробегали мурашки, но леденящий душу ужас, что сковывал ее ночью, отступил, да так и не вернулся. Она была спокойна и собрана.

Защитники крепости выжидали. До их ушей доносился звук орочьего рога и топот многих тысяч ног, но все еще было слишком далеко для удара.

— Страшно? — тихо прозвучал где-то справа голос, и Искорка было подумала, что обращаются к ней. Она немного скосила глаза, пытаясь опознать говорившего, но тут услышала такой же тихий ответ.

— Вовсе нет, — едва слышно прошептал стоявший рядом с ней человек.

Искорка снова устремила взгляд вперед. На первом уровне, обороной которого командовал сам Боромир, началось какое-то движение.

— А вчера вечером ты едва ли не дрожал, — ехидно проговорил первый, но потом, словно извиняясь, продолжил: — нет ничего в этом постыдного.

Двое справа так и продолжали свой тихий разговор, но Искорка перестала прислушиваться. Движение на первом уровне все больше привлекало ее внимание. Из-за отрога скалы показались несколько всадников и она напрягла зрение. На гнедом коне, облаченный в блестящий доспех, сидел верно Боромир, а рядом с ним белым пятном выделялся Гендальф. Были и другие всадники, но Искорка никого из них не знала настолько хорошо, чтобы определить с такого расстояния. Но вот они остановились. Кажется, Боромир что-то говорил, по крайней мере, все движение на первом уровне прекратилось. Вот он поднял что-то в правой руке и поднес к губам — город огласил гулкий звук рога Гондора, которому вторили воодушевленные воины. Окружавшие ее люди тоже пронзительно закричали.

— Вот и начало, — сказала Искорка себе под нос.

На первом ярусе продолжилось движение. Лучники, стоявшие на стене, наложили стрелы и стали обрушивать лавину на врага. Значит уже близко! Еще чуть-чуть, и вступит в бой их расчет. Искорка оглянулась на Фелатира, который не отрываясь смотрел на Пелленорские поля. Он должен был дать ей команду.

— Это все матушка, — до ушей Искорки долетел продолжавшийся справа тихий разговор. — Она явилась мне сегодня ночью и забрала мой страх.

Прозвучал смешок.

— Не смейся! — чуть громче, чем до этого, продолжил говоривший и сразу понизил голос, так что Искорка разобрала только середину фразы: — ...музыка, тонкая и светлая, и головы коснулась матушкина рука, совсем без язв, какой была до болезни. И страха больше не было, и сейчас нет! — он снова стал говорить слишком громко и это заметил командир.

— Прекратить разговоры! — прикрикнул сосредоточенный Фелатир, и говорившие разом замолчали.

Он снова посмотрел вперед. Атака лучников первого уровня продолжалась, начали стрелять орудия.

— Приготовиться! — крикнул Фелатир и все стоявшие у стены задвигались.

Искорка переместилась к требушету и уставилась на снаряд в кожаной "сумке", как она назвала ее про себя. От концов "сумки" к рычагу шли веревки, уложенные под требушетом. Она осмотрела всю конструкцию и стала буравить взглядом снаряд, пока не услышала команду "пли!".

— Вспыхни! — переполненная волнением, она сказала это вслух, и снаряд загорелся.

Стоявший у спускового рычага воин резко опустил его и снаряд полетел далеко за стены города. Искорка проводила его взглядом. Обернувшись обратно она увидела, что трое воинов с помощью лебедки уже успели взвести рычаг.

— Пли! — снова раздалась команда, и Искорка не мешкая подожгла очередной снаряд.

Команда звучала снова и снова, и Искорка все поджигала и поджигала снаряды. Вокруг постоянно что-то грохотало, но она не могла отойти от орудия и посмотреть, что происходит внизу. Внезапно недалеко от их позиции раздался жуткий шум. Она посмотрела в сторону ближней к горе части третьего яруса, где было еще несколько позиций, и увидела, что крепостную стену пробил вражеский снаряд.

— Нижний, короче на два! — прозвучала непонятная Искорке команда и расчет задвигался, перевязывая веревки на кожаной "сумке". — Пли! — опять прозвучала команда и все закрутилось снова.

Один за одним отправлялись за стену снаряды, но она даже и не видела, наносят ли они урон врагу. Вокруг все кружилось и звенело, еще несколько раз совсем рядом с их позицией рушились стены, но их расчет был невредим. Сколько времени прошло? Небо застилала огромная тяжелая туча, солнца не было видно. Кажется, был еще день? Серый сумрачный свет ложился на лица ее товарищей и она впервые за все время осады решилась внимательнее их рассмотреть. Без нее в расчете было пятеро, по имени она знала только командующего Фелатира. Кроме него был еще толстый мужчина, на котором не сходился до конца его доспех, с виду старый, но очень бойкий воин, да двое молодых парней, за чьим разговором она украдкой наблюдала в самом начале осады. Рассмотрев их внимательнее, она поняла, что они совсем еще юнцы, гладкокожие подростки. Но рассуждать о судьбе защитников Минас Тирита не было времени, Фелатир снова прокричал "пли!" и Искорка зажгла следующий снаряд. В этот раз ей понадобилось больше усилий, он загорался как-то медленно и словно неохотно.

— Что-то не так? — распознав ее напряжение, спросил сероглазый парнишка.

— Мана кончилась, — ответила она ему, вытирая пот с глаз. Он смотрел непонимающе. — Устала, — разъяснила она. — Надо отдохнуть. Стреляйте пока не подожженными.

На этих словах Искорка села прямо на пол и привалилась спиной к неподвижному основанию требушета. По лбу струился пот, голова кружилась. Она сняла шлем и стянула с потной головы ненавистный стеганный подшлемник. Свежий воздух коснулся лба и стало словно легче дышать. Звуки битвы сразу стали ярче: она начала слышать не только громоподобные удары орудий, но и крики, и стоны, доносившиеся со всех сторон.

Вдруг послышался звук копыт. Искорка увидела, как в их строну продвигается лорд Хермунд. Он уже в третий раз объезжал позиции, но теперь на его лице красовался огромный красный порез. Его лошадь резво взобралась по ступеням к их требушету и он оказался прямо перед Искоркой.

— Фелатир, — не спешиваясь, окликнул он командующего и тот мигом оказался рядом. — На южной стороне вы остались единственным орудийным расчетом. Направьте все силы на оборону ворот. Я пришлю вам подкрепление, — на это Фелатир коротко кивнул и лорд Хермунд перевел взгляд на Искорку. — Вы все еще можете укрыться, — проговорил он ей.

— Нет, я в порядке, — ответила она, поднимаясь с места. — Правда.

— В таком случае, наденьте шлем, — он показал указательным пальцем себе на голову и вдруг замер.

Воздух пронзил резкий писклявый звук, и сердце сразу словно сжалось в груди.

— На-а-згул! — крикнул лорд Хермунд. — Все в укрытие!

Взгляд Искорки заметался по их позиции. На полукруглом пятачке, возвышающимся над общей линией крепостной стены, не было ни единого места для укрытия. Она оглянулась. Двое из их расчета забрались под требушет, толстый мужчина просто сел у края стены и зажал уши руками. Лестница! Она кинулась вниз, куда уже спустился лорд Хермунд на своем коне. Забившись в нишу позади лестницы, она наспех надела зажатый в руках шлем и сжалась в комок. Темная тень промелькнула над ними и по ее плечам пробежала крупная дрожь. Перед ее глазами была удалявшаяся спина лорда Хермунда, который с криком "назгул" гнал коня дальше по стене. И тут он порывисто обернулся и его лицо перекосило от ужаса. Огромная тварь с черными перепончатыми крыльями настигла его и подхватила своими сильными лапами вместе с лошадью. Он громко и жутко закричал, а Искорка только и смогла, что уставиться на удаляющуюся черную тень.

На негнущихся ногах поднялась она обратно на позицию. Фелатир сам заряжал орудие, прикрикивая на старика и молодого парня, которые возились с лебедкой. Возле требушета сидел тот сероглазый и тихо всхлипывал.

— Что случилось? — спросила Искорка, осмотрев расчет.

— Он... Он спрыгнул, — проговорил парень. — Не выдержал.

И тут Искорка заметила, что не хватает толстого мужчины. Она растеряно поджала губы.

— Мы думали, ты не вернешься, — говорил парень дальше.

— Еще чего! — возмутилась Искорка. — Как тебя зовут?

— Малборн.

— Ну и чего ты расселся, Малборн? Вставай, надо держать ворота!

И все снова закрутилось. Фелатир стал прицеливаться и отдавать команды от стены, Малборн, продолжая всхлипывать, загружал снаряды в "сумку". Искорка старалась выглядеть бодрой, хотя видение лорда Хермунда, висящего в черных лапах, так и преследовало ее.

Пли! Пли! Пли! Искорка почти перестала разбирать другие звуки и замечать, что происходит вокруг. Она не отходила от орудия, перед глазами бегали мелкие мушки, а руки тряслись. Малборн, стоявший все время напротив нее, с другой стороны требушета, обливался потом, но загружал на кожаную "сумку" очередной снаряд в одиночку. Снова огненный залп — и Фелатир дал команду "верхний, короче на три". Она уже знала: это значит, нужно укоротить верхнюю веревку на три узла, чтобы сместить направление атаки. Малборн попытался развязать узел трясущимися руками, но у него все никак не выходило и Искорка бросилась ему на помощь. Готово.

Она присела на пол у орудия, чтобы перевести дух и снова посмотрела на небо. Кажется, стало темнее. Наверное, все же наступила ночь. Значит продержаться надо еще совсем чуть-чуть, уже на рассвете должен прибыть Рохан! На рассвете... Она встала и подошла к краю стены и посмотрела вниз. На втором уровне все орудия были выведены из строя, стена тоже пострадала, но ворота были целы. На первом шли ожесточенные бои за крепостную стену. Из осадных башен нескончаемым потоком, словно черная саранча, расползались вражеские воины. Двор первого яруса горел. Искорка перевела взгляд дальше, на простор Пелленорских полей и сердце ухнуло в пятки. Все пространство, которое только мог охватить ее глаз, было заполнено движущимися темными фигурами.

Из-за ее спины полетел очередной снаряд. Он попал за стену и придавил много орков, но не разбил осадную башню. Она вернулась к требушету, который теперь заряжал Фелатир.

— На втором не осталось действующих орудий, — сказала она ему и он сосредоточенно кивнул.

— Знаю. Уже давно. Мы последние на первых трех ярусах.

Вернулась прежняя монотонность, но у орудия их оставалось только четверо: старый мужчина совсем ослаб и сидел теперь, привалившись спиной к стене. Очередной снаряд занял свое место и Искорка уставилась на него, чтобы поджечь, но ничего не выходило. "Вспыхни", — говорила она про себя, — "Вспыхни! Вспыхни!", — но результата не было.

— Вспыхни! — прокричала она, наконец, но ничего не произошло. Фелатир отправил снаряд не подожженным.

У нее опустились руки. Вдруг стало очень страшно и тоскливо, она посмотрела в глаза Фелатира, замершего у требушета, и увидела в них отражение своих мыслей. Тоска нарастала и она совсем не удивилась, когда воздух снова пронзил мерзкий писк. Теперь никто уже не крикнул "назгул", но все, кроме старика, пришли в движение. Черная тень была совсем рядом, когда Искорка бросилась к лестнице. Стоило ей опустить ногу на первую ступеньку, сзади раздался грохот и что-то ударило в спину и сбило ее с ног. Она кубарем покатилась вниз. Из легких выбило воздух. Остановившись внизу, она посмотрела наверх и увидела свесившуюся с лестницы руку. Чья это была рука, она не знала — не видела, кто бежал за ней.

С трудом поднявшись на ноги, Искорка огляделась вокруг. Наверху кто-то истошно кричал и от этого звука замутило. Она прикрыла рот тыльной стороной ладони. Сглотнула комок в горле. В ушах снова раздался невыносимый писк, и она резко подняла голову вверх. Назгул, улетевший после атаки на их позицию куда-то вдаль, возвращался с огромным куском стены. В груди похолодело. Он решил разрушить все еще стоявший на месте требушет, он был совсем близко. Она развернулась спиной и попыталась убежать, превозмогая боль в колене. Сзади снова закричала черная тварь, раздался чудовищный грохот, Искорка запнулась и упала. Обернувшись, она увидела мелкие раздробленные камни, летящие в ее сторону, и затем все померкло.