Месть Фарката Бона (гет)

Фаркат, по поводу смрадного духу от шести… нетрезвых рыцарей прикорнувший на лавке у настежь открытого окна, вздрогнул и проснулся от оглушительного раската грома — как будто в самом деле ожил великан Астар и рубанул медным кулачищем по щиту небес.

— Вот и пропустили переделок (1), — не особо таясь, прошептал он, однако, себе под нос. — Всё «погодим, да погодим», — передразнил храпящих товарищей. — То погоды, видишь ли, стоят хорошие, то жамка сладкая да девки пухлые… Проворонили времечко! Все перевалы теперь селевыми речками пойдут. Эх, не стоило обоза с севера ждать!

Эт, милы люди, я со второго краю к событиям в нашей истории подхожу, коли не поняли… Короче, выехать-то выехали, уже, считай, третью седьмицу как, да застряли наши путешественники совсем недалече от Захрута в предгорной деревеньке Забеня. Места там были опасные, не только народец лихой на окраине квитарстского баронства озорничал, но особо погода непостоянная случалась — за осьмушку тени могло и снегом завалить или на открытом планте (2), как на сковородке, изжарить незадачливого путника.

Разозлился, короче, Бон… Иржика в походной качке проверил и вышел в стойло животинок, если потребуется, утишить: не весь их отряд на боевых конях ехал, были еще простые вьючные, которые возок и багаж тащили, и для забавы госпоже купленные лошадки мирные, да низенькие осляты, пять штучек… Ну просто за симпатию брали. Пузы их белые, да ноги с очесами, уж очень смешные, Коту понравились… И уши косматые!

Лило во дворе — что твой потоп! Фаркат, утопая в мигом раскисшей грязищи, мелкими перебежками доскакал до конюшни. Только внутрь попялся, а дверь вроде как изнутри кто припер. Но наш парень настырный был, плечом приналег, да так, полотнище чуть с петель не своротя, на застеленный соломой пол с разгону и свалился.

— Что тут чумные сиде мешков каких-то у входа понавесили?! Дурни! — потирая побитые колени, Бон было всерьез разошелся на бестолковую гостиничную прислугу, уж больно задержка его досадовала. Но когда дверной проем осветился молнией, так и остался на боку лежать — прямо на дверной балке, на короткой веревке покачивался… повешенный!

— Здрасьте вам, трупень! — Фаркат покойников не боялся, но… брезговал. — Сейчас всю скотину выпугает, да дрянью из нутра своего негожего чистые подстилки зальет, когда кишка-то расслабится. — Размышляя так, он поднялся и попнулся было к голенищу сапога за ножом: «А может, и не снимать, вдруг не самоубился молодчик, а злодеяние тут случи…» — Да не додумал — громом так жахнуло, что уши заложило и тут же пучком молний всё окрест добела заслепило.

Бона чуть снова на пол не опрокинуло. Животные в стойлах волновались и шумели. Да что тут поделаешь, и не до них стало.

— Ого! Разбуянилась небесная стая! Играют боги, не иначе — стрелы мечут! — сказал, криво улыбнувшись, бесстрашный рыцарь Ольхольмерский в кромешную водяную стену и, прислонившись к загородке, глянул на мертвеца.

И тут висельник… дернулся! То ли судорога последняя по телу грешному прошла, то ли прямо в него молнией попало. Фаркат сам не знал, зачем, но рванул навстречу — подумал под ноги тому колено подставить, но нет, в прыжке веревку вмиг ножом чиркнул, и принял показавшееся просто тяжеленным тело на грудь.

Так вместе в денник и завалились…

* * *

— Ах ты ж, гадость какая! — выползая из-под мерзко пахнущего мужского тела, истинно котом шипел Фаркат. — Откуда ты, тварь, тут взялся? Тут фарронов сто (3) от ваших мест…

Полумертвый Хедике Мерейю так и лежал, хрипя, но не шевелясь. Бон заметил, что из-под его закрытых век текли слезы. Он наконец-то смог встать и от досады несильно пихнул подонка носком сапога:

— Либо ты мои последние слова позабыл, кобелина?

— Х-р-р-р. — Тот покачал головой из стороны в сторону — говорить-то не мог…

— А теперь слушай меня, красавец-удалец, насильник-убивец. — Фаркат безбоязненно спустился в подвал (наверху лестницы стоял, поигрывая мечом, Гийом Гайярский) и присел на корточки рядом с лежащим на мешке с рожью Мерейю. Одет тот был в дорогой камзол, да незашнурованный и без пояса. Волоса нечесаны, и рукава камизы несвежие… Видать, в чём из отцовского дому гнали, в том и остался.

— Да. — Дернулся Хедике, оперся на стенку, взгляда не поднял.

— Хочу, чтоб ты понял — это малая вира тебе за мертвую девочку, что в лесу воксхоллском оставил. Пусть она тебе, гаду, вечно снится!..

Мерейю, казалось, и не дышал, пытался телом своим видным да статным в незаметный комок сжаться и даже, вроде, действительно уменьшился рядом с совсем некрупным Боном.

— Тьфу… — Фаркату стало вовсе досадливо. — Тварь трусливая! Пока в Захруте сидишь — живи… С Луткой, если не прогонит. А Барата тоже ты убил?

— Нет, клянусь! — Мерейю даже осмелел, в глаза своему непонятному мстителю глянул, головой затряс. — Страшное что-то забрало… темное.

— А, значит, видел. — Фаркат хмыкнул. — Это я был… Бу! — Потом посерьезнел и сказал, ставя ногу на первую ступеньку лестницы и вынимая из скобы принесенный с собой факел: — Помни, перстенек-то у меня, забалуешь — я в камне увижу…

— Выходит, забыл! Сбежать вздумал! Не впрок тебе пошел урок… Зло, оно такое — живучее… — Бон вдруг почувствовал, что как-то тиско ему и гадко сделалось, уйти сильно захотелось. Такова природа человека… и всё, что задумал, что лелеял тайно, показалось такой насмешкой, делом ненужным… далеким.

Совсем уж собрался махнуть Гиойму, как через плечо только промельк движения Мерейиного не зрением, даже, а, вроде, затылком, что ли, ухватил — тот, беззвучно шевеля губами, пальцем показывал себе на шею. И в свете ударившей молнии Фаркат Бон увидел, как там, поверх лохмотьев разорванной веревкой кожи, серпом блеснул рабский ошейник…

_______

(1)— переделок — межпогодье, циклон.

(2)— плоскогорье

(3)— мера длины, расстояние приблизительно равное 100 км.