Месть Фарката Бона (гет)

На девятую тень Дарнейле стало казаться, что не побег они опасный совершили, а просто едут припеваючи все вместе, честной компанией, в увеселительное да приятное путешествие… И места всё больше прекрасные попадаются, дорога отменная, по обочинам цветы красивые— что у нас только у лойдов в садах— сами по себе растут; лошадки резвые, еды всяческой хватает.

Уж больно быстро всё страшное по таким теплым погодам забываться стало… А было так:

Они и договорить не успели, как Обитель Дум жутко трясти начало; метнулась Килла с криком к дочери, а вот Астокля вроде как готова к такому была — успокоить всех сумела, распоряжаясь с толком и хладным умом. Кругом крик стоял и гомон: сестры, месмы и гмыженки, служанки, мужская челядь бежали, кто в чем был, без добра, а кто и без одежды вовсе. Эфеты выводить в поля насельников замковых помогали — строем у выходов многочисленных отлавливали обезумевших от страха людей. Знать, геризого хорошо своих солдат учил — никто в той беде не погиб!

Замок дышал, будто дед припадочный (Дарнейла видела такого, когда со своей старой наставницей в Воксхолл лечить ходила), и этажи с каждым таким разом оседали, рушились лестницы и переходы. Полы, складываясь, прямо как вафли хрустели под ногами, когда гонта влекла их тайными ходами, и всех — своих и тех, которые следом пристали, — тоже целехонькими во дворы дальние вывела. Вот так! А как бежали-то, как боялись, да, слава Модене, ночь темной была, иначе от ужаса ей-ей померли бы!

Набралось в их отряд двенадцать душ: сама, значит, Симмерай, Дарнейла с Имнеей Целатой на руках, ну, Рутка с Дарнейлиным веником, понятное дело, Крозенца и Уклюта — та все мешки тащила (прям ломовая лошадь, право слово!), трое мальчишек, тоже по самые глаза груженные скарбом, что гонта взять в последнюю минуту приказала. И была ею же карета приготовлена заранее — за пределами обители в лесу, под чарами охранными припрятана. Дарнейла как увидала этакую страхотень, так от смеха наземь и осела.

— Ой, да где ж такой-то сарай выискался?— запричитала она по-деревенски в голос, прижимая к груди безмятежно спящую Имнейю. — Либо что дом на колесах, да окошек маловато-о-о! Я такие только в хронике бабушки Оренны вида-а-ала. И нам надоть волов впрягать цугом штук двадцать, нет, сорок, сорок надобно, чтобы энту махину размалеванную с места сдвин-у-у-уть! — И… заплакала. А тут разом и Рутта рядом плюхнулась, за месмочку клещом схватилась и тоже заголосила — вот так страх-то пережитой из них выходил.

А тут как бухнет в последний раз! Будто кто бочку с перебродившей кахиурой в теплом чулане позабыл… И стало тихо.

* * *

По прошествии седьмицы догнала их карету легкая повозка.

— Эй, сестры, кто живой-способный? — закричали с облучка, не обращая внимания на правящих лошадьми постельных мальчишек (бывших, правда, а презрение-то осталось… за людей не числили).

Оказалось, это Голунья — повариха самая главная, с дочерью своей месмой Олостой Кадой, тоже заводной бабенкой. Поехали вместе, еще веселей стало! И покуда до внутренней границы не подъезжали, совсем в такой компании разбаловались — дни жаркие стояли и путешественницы в одних сорочках исподних ехали, оконца малеханькие позакрывав для прохлады, а Дарнейла с Руткой и новой товаркой Олой — так вообще на крыше кареты ночевали; всё песни на стоянках пели, вокруг костра бегали, да с возничими шутковали. Парнишки-то отходить от старых привычек начали, уже глаза долу не опускали, за одним столом с месмами сидели на ровнях. Ну какой там стол — на траве ведь трапезничали, когда беженцы устраивали привалы и лошадям отдых. Инэ хорошим охотником оказался, а уж какое лакомство госпожа Голунья из кролей и крапаток подстреленных готовила — и не рассказать — слюнёй зальешься!

Места в Класте уже несколько сот коло были безопасными, даже если в лесах лихие люди и случались, так Орден как раз в гемины рейдом по всем павликанским землям ходил, так что ехали покойно.

* * *

— Стой! — команда прозвучала так внезапно, что правящий в свой черед и слегка закемаривший в мягких объятиях наступающих сумерек Атакса чуть кубарем не сверзся с места возничего, прямо под ноги лошадям. — Ой, эфеты!

На большак из придорожных зарослей бесшумно вышли четверо всадников.

— Конным спешиться, путешествующим в повозках — выйти. Приказываю властью Ордена и Замка. — Традиционная формула была хорошо знакома несчастному лону.

«Да неужели же старые порядки так быстро вернулись? — промелькнула мысль в черноволосой голове раба месм. — Или гадюкино гнездо уцелело? Вроде, сам видел — рухнула Обитель…» — лихорадкой опалила догадка.

— Кого везешь, волоп (1)? Слазь сам, и всех выводи…

— Синей, отставить! — Красивый глубокий баритон показался Атаксе знакомым — да это же…

— Геризог-о-о! — вырвалось стоном. — Слава Астарлингам, счастье-то какое! Просыпайтесь, просыпайтесь! — как ужаленный уже орал бывший наложник. Откуда только смелости взялось — месмами, госпожами — командовать:

— Быстро, сони, сэйр Брай это!

В карете засуетились, заохали, завозились. И выглянула заспанная Рутка, приоткрыв задвижку на оконце:

— Что, что… Где? (От скуки дорожной повадились путешественницы после сытного полдника почивать-полеживать, на духоту и жару ссылаясь. А так, честно если, то от лени попросту…)

— Бр-а-ай?! — Без оглядки (а надо бы — вдруг обман или засада вражеская кака?) из странной, похожей на домовину (2) великана повозки выскочила простоволосая Дарнейла. — Брай! — И остановилась как вкопанная. — Брай.

Тот наклонился, суженую свою милую одной рукой поднял и в седло к себе взял. Тут уж они ничего не замечали — друг на друга глядели… А кругом ведь шум стоял — радовались эфетам беглецы несказанно, будто все их тревоги позади; даже те встречу праздновали, кому в кводах родных не было.

Чуть попритихло веселье, сначала смешавшиеся воины и месмы разбились по группкам — кто с друзьями сидел, кто с родичами.

Ужин накрыли прямо на поляне, народу получилось много, но все друг дружку хорошо знали.

— Где Гийом, наш Иржик как? — опомнилась Дарнейла, встрепенувшись в объятиях Брая (они под кусточком сидели, ото всех в тишке). — Ой я и ма-ать!

— Не волнуйся, любая моя, в обозе он с Зулом. Благополучен сынок наш. А вот Имнейка прям барышня, на голову братца-то переросла! Дивно, не замечал я, что месмы быстрей нас росли... Или кажется? — глуповато отвечал расслабленный от бурной встречи Тинери.

— Да где же Фаркатка? Что сам не идет? — Дарнейла улыбнулась любимому.

— Вот и богатырь ваш, сохранил я дитё, глядите, госпожа! — Нарушая уединение, в их "тайное укрытие" просунулась голова Аркая.

— Где Фаркат? — тихо повторила Килла, принимая спящего Иржика на руки от оруженосца-няньки.

— Так пропал, сгинул... Можно сказать, конец! — не подумав, брякнул Зул...

* * *

— Пойдем, не пялься, не про нас благость та! — Хмурый Дакий потянул из гомонящей толпы разулыбавшегося друга. — Думаешь, Рыжик, нас с тобой теперь воины презирать перестанут или за стол вместе с месмами посадят? Глаза в пол, наше место известное... Всё, кончился праздничек!

— Ты никак бежать задумал? — охнул Инэ и, вздрогнув, обернулся.

— Эй, отроки. — Перед ними стоял сам знаменитый Лон Иммер Рейдент. — Архонт зовет, — и рукой парней поманил...

___________

(1) — презрительная кличка, ею молодые Сыны Месм, которых отбирали в воинство из отпрысков мужеска пола знатных, сильных колдуний, дразнили лонов, чьи матери умирали, или не просто отказались от сыновей, а передавали тех в постельные рабы. Таких было видно по выбритым вискам и татуировке на губе.

(1) — гроб, сделанный их цельного ствола дерева.