Крестный для Альбуса (гет)

Прошло несколько минут или часов — Гермиона не смогла бы сказать. Ее руки словно зажили своей жизнью и принялись расстегивать многочисленные пуговицы. Ощущение кожи под пальцами стало достойным вознаграждением за нетерпеливость и настойчивость. Но прежде чем Гермиона начала ласкать Северуса, он сжал ее запястья с такой силой, что она вскрикнула. Он слегка отклонился, внимательно глядя на нее. Северус тяжело и быстро дышал, а в его обычно непроницаемых глазах горело желание. Но он по-прежнему крепко держал ее запястья.

Казалось, он хотел что-то спросить. Но, что бы то ни было, похоже, ответ он уже прочитал по ее лицу. Гермиона почувствовала, как он разжал пальцы, и сразу же потянулась к его груди.

Гладкая кожа словно притягивала, и Гермиона, затаив дыхание, выводила кончиками пальцев узоры.

Удивительно, какие разные чувства можно испытать, подумала она. Вместо того чтобы ощутить отвращение при виде старых шрамов, ей захотелось провести по ним пальцами. И бледная кожа не показалась отталкивающей — никакой другой оттенок не подошел бы Северусу.

Неожиданно она вспомнила, как, еще будучи ученицей, считала его лицо уродливым. Но теперь резко очерченные скулы и подбородок привлекали ее.

Гермиона стянула с его плеч мантию и расстегнула оставшиеся пуговицы на рубашке. И хотя она уже видела его обнаженную грудь, теперь ей пришло в голову, что под многочисленными слоями одежды Северус прячет красивое тело. Может быть, красивое не в классическом понимании, но сейчас Гермионе очень понравилось ощущать под пальцами плоский живот и твердые мускулы.

Их губы вновь встретились в медленном неуверенном поцелуе. Все это было еще таким новым и необычным, что казалось почти нереальным. Руки Северуса в ее волосах — так непривычно, но в то же время так правильно. Гермиона столько раз мысленно любовалась его пальцами, что могла бы с закрытыми глазами описать каждый из них. До этого мгновения она всегда представляла его руки во время приготовления зелий, но теперь внезапно поняла, что рисует себе совсем другие картинки, и невинными их нельзя было назвать.

Словно прочитав ее мысли, Северус начал гладить ее плечи так медленно, будто каждую секунду ожидал, что Гермиона оттолкнет его.

Может быть, когда ее разум вновь заработает, Гермиона спросит себя, что, ко всем чертям, она делала. Но сейчас ее тело вело свою игру, беззастенчиво льнуло к Северусу.

Ей казалось, что его руки повсюду, и ее еще секунды назад осторожные прикосновения стали лихорадочными, жадными. Гермиона внезапно поняла, что уже лежит, а Северус рядом с ней — целует ее и проникает руками под свитер. Она восторженно охнула.

Словно сквозь туман Гермиона заметила, что узкий диван расширился, но тут же об этом забыла и обняла Северуса.

Тяжесть его тела, его губы на чувствительной коже шеи — на грани между наслаждением и болью. Гермиона резко вдохнула. Северус продолжал ласкать ее, как вдруг внезапно замер: Гермиона раздвинула ноги и прижалась к нему бедрами. Он инстинктивно вжался в нее, а она качнулась навстречу.

С этого мгновения рассудок покинул ее окончательно, и желание возобладало безраздельно.

Северус и Гермиона срывали одежду друг с друга, пока между ними не осталось никаких препятствий.

Каждого прикосновения Северуса было слишком много и все же недостаточно. Мысли и чувства смешались в ней, пока Гермиона прижималась к нему, требуя и ясно показывая, чего же ей хочется. И он без колебаний подчинялся.

Их движения были несдержанными, и скоро все закончилось. Но даже минуты спустя в ушах все еще шумела кровь, и Гермиона осознала, что до сих пор довольно стонет.

* * *

Гермиона чувствовала быстрое биение сердца Северуса. Когда она погладила его по спине, он прижался лицом к ее шее.

Это было одно из тех мгновений, когда и боишься себя, но в то же время не испытываешь сомнений. Нереальный миг, который и смущает, и зачаровывает.

Гермиона хотела бы облечь в слова свои чувства, но побоялась прервать тишину, которую нарушало только их дыхание.

Они молча лежали на диване, но это продлилось недолго.

В этот раз Гермиона не торопилась. Она изучала его тело и быстро поняла, что Северус испытывает больший стыд, когда она прикасается к Метке, чем от самой интимной ласки.

Гермионе нравилось ощущать его тело — словно шелк, натянутый на твердый металл. А еще теперь Северус более доверчиво разрешал себя трогать и отвечал на прикосновения.

Она знала, что он стремится доказать ей и себе, что способен на большее, нежели быстрое неконтролируемое утоление телесной жажды в первый раз. И хотела убедить его, что ей нравится и ему нельзя останавливаться, но могла только стонать и вздыхать.

Северус держал глаза закрытыми, а в его чертах проступила неизвестная ей до сих пор мягкость. А когда он открыл глаза и поймал взгляд Гермионы, случилось нечто странное. Она увидела мысли и чувства Северуса.

Позволил он это нарочно или же просто не смог удержать щиты? Гермиона погрузилась в его сознание и оказалась окружена противоречивыми эмоциями.

Она видела саму себя в столь быстро сменяющихся картинках, что закружилась голова. И сквозь все видения то и дело пробивалось желание на грани сомнения.

Гермиона чувствовала, что ощущал Северус. Удивление, что она предпочла его общество, хотя могла бы провести время со своими друзьями — молодыми, красивыми и без сомнения более интересными.

Замешательство по поводу его собственных чувств... Как это произошло? И когда?

В тот миг, когда он осознал, что она взрослая женщина? О да, Северус прекрасно помнил его. Или когда она без колебаний обрезала волосы и бросила в котел?

Или же сегодня вечером, когда он в первый раз ощутил нежность ее кожи и аромат волос?

Когда женщина последний раз гладила его лицо и смотрела так, словно он не отвратителен, а... интересен, даже привлекателен?

И когда он последний раз слышал такой удовлетворенный вздох, прикасаясь к женщине?

Молодая, красивая, выдающаяся... во всех смыслах. И было ясно, что она хочет добиться своего в любом случае... и кто он такой, чтобы противиться?

Связь прервалась так же стремительно, как и возникла, и Гермиона от неожиданности вздохнула.

Она гладила его мокрую спину, пока они двигались в едином ритме, словно невидимый дирижер управлял музыкой, слышимой только им обоим.

Северус что-то прошептал ей на ухо, и Гермионе показалось, что она расслышала «Ты прекрасна». От слов, произнесенных хриплым, низким голосом она задрожала в оргазме, вцепившись ногтями в спину Северуса.

Она всегда наслаждалась сексом — удовлетворение без потери контроля, — однако в первый раз почувствовала себя страстной женщиной, полностью отдавшейся во власть примитивных инстинктов.

Гермиона слишком долго подавляла в подсознании истинные желания. И сейчас в голове промелькнула мысль, которая родилась давно — еще когда всплыла вся правда про Северуса.

Тот, кто так страстно ненавидит, умеет так же неистово любить...

И он любил... даже если в этот миг только телом.

Она перекатила их так, чтобы оказаться сверху, и Северус позволил. Его руки ласкали грудь и бедра Гермионы, а ей нравился его жадный взгляд и неприкрытое восхищение во взоре.

Все исчезло — остались только восхитительные движение и скольжение тел, расставание и встреча, снова и снова... Она потеряла саму себя и снова нашла... Рай и ад одновременно. И она не хотела возвращаться.