Summertime Of Our Lives (гет)

— Наше будущее для нас — загадка, никогда не знаешь, что тебе пригодится. Сейчас ты думаешь, что это не имеет смысла, но одно простое действие может навсегда изменить твою жизнь. Это может быть самым важным шагом, который ты когда-либо сделаешь, но если струсишь сейчас и уйдешь — будешь жалеть об этом до конца своих лет.

Возвышенность ее высказывания заставляет меня улыбнуться, но Саммер смотрит на меня с самым серьезным видом, на который она только может быть способна. На секунду мне кажется, что она действительно в это верит, но, наверное, мое замешательство отражается на моем лице, потому что ее губы начинают подрагивать, а в глаза возвращается извечный хитрый блеск. И в этот момент она выглядит настолько очаровательной, что я почти соглашаюсь, но моя гордость уже достаточно пострадала на балу, чтобы пойти на это.

— Нет.

— Ну А-а-ал, — протягивает она, проводя ладонями по моей груди, и даже через рубашку я чувствую жар ее рук.

— Саммер, нет. Даже не проси.

— Слышал пословицу «Волков бояться — в лес не ходить»?

— Да, и она совершенно не подходит к этой ситуации. Вот вообще.

Саммер закатывает глаза и обиженно надувает губы, хотя я прекрасно знаю, что она притворяется.

— Какой ты скучный, — вздыхает она.

— И что? — я поднимаю брови. — Ты бросишь меня, если я не буду поддерживать каждую твою идею, и найдешь кого-то поинтереснее?

Я задаю этот вопрос скептическим тоном, но часть меня действительно боится, что это так. Саммер отстраняется, чтобы заглянуть мне в лицо, и смеется.

— Конечно, нет, глупый, — говорит она удивленно, после чего поднимается на носочки и легко касается губами моих губ. — Это же не для меня, это для тебя. Твоя замкнутость не дает тебе в полной мере ощутить окружающий мир, увидеть, насколько он прекрасен на самом деле. Пробуй все, когда у тебя есть шанс, разнообразь свою серую жизнь!

— Что, прости? У меня не серая жизнь! — я почти обижаюсь, потому что я и правда с ней не согласен. — У Поттеров в принципе не может быть серой жизни, чтобы ты знала. Мне кажется, у тебя сложилось абсолютно неправильное представление обо мне, когда я сказал, что я староста факультета.

Ей с таким надо к Розе, а не ко мне — у меня нет проблем с маленькой зоной комфорта.

— Это ты неправильно меня понял, — она мотает головой. — Я верю, что в твоей несерой жизни было много событий, но я говорю о твоих собственных решениях. Ты же староста Гриффиндора, так? Факультета бесстрашных авантюристов. Так вперед — собери волю в кулак и соверши смелый поступок!

Тут я все-таки захожусь смехом и не могу остановиться несколько минут, потому что это была одна их самых вдохновенных и побуждающих речей, которые я слышал. Никогда бы не подумал, что из-за этого она разведет такую длинную и содержательную дискуссию.

— Саммер, дорогая, — я заключаю ее лицо в ладони и целую, прежде чем продолжить, потому что слишком ей восхищен. — Я не думаю, что Годрик Гриффиндор, говоря о подвигах во славу факультета, имел в виду караоке. И не то чтобы я мечтал это сделать. Если ты хочешь, после смены поедем на какую-нибудь маггловскую базу и прыгнем с парашютом, без проблем! Но ты не заставишь меня петь.

Через десять минут я отдаю жетон сияющей, как новенький галлеон, Оливии, чтобы она внесла нас в список, и вслух интересуюсь, кто в здравом уме будет платить за то, чтобы опозориться перед всем лагерем. Она молча указывает на меня, но я это и так знаю. С той самой минуты, когда я увидел Саммер, я не уверен, что я в здравом уме, но мне как-то все равно.

За то время, что мы ждем в толпе перед импровизированной сценой, на которую друг за другом выходят атланты, чтобы под музыку прочитать появляющиеся на экране строчки — в большинстве случаев голосами, похожими на завывание Плаксы Миртл, — мне не удается отговорить Саммер от этой ужасной затеи. Когда Оливия объявляет наши имена, я не могу сдержать мучительный стон, потому что наряду с аплодисментами слышу знакомый свист.

— Давай, Ал, я верю в тебя! — выкрикивает Джеймс и даже показывает мне два поднятых больших пальца, но с такой мерзкой ухмылкой, что я отвечаю ему совсем другим жестом, когда прохожу мимо. — Как жаль, что мама и папа не видят начало твоей карьеры артиста.

— Главное, что они будут здесь во время спектакля, — отвечаю я, и его лицо вытягивается.

Один-один.

Остается только радоваться, что Скорпиус ушел искать Мелани.

Мне хочется пройти мимо сцены, но Саммер такая оживленная, довольная и красивая, что я встаю рядом с ней и жду, пока она выберет композицию. Не знаю, любит она петь или же просто рада, что вынудила меня. Очевидно, второе, решаю я, когда она останавливается на песне с названием «Dancing Queen». На такое даже Годрик бы не пошел.

Песня оказывается еще хуже, чем я представлял, и я оттягиваю момент, делая вид, что пытаюсь уловить ритм. Когда Саммер дергает меня за руку, мне все-таки приходится подхватить, и если вначале я чувствую на себе все взгляды, то под конец это становится даже весело. Конечно, караоке — это сущая пытка, и я никогда не захочу это повторить, но я бы соврал, если бы сказал, что мне категорически не понравилось ни на один процент. Саммер красиво поет, и смеется прямо во время пения, и дурачится на сцене, и качает нашими сцепленными руками в такт, и поднимает мою руку, чтобы покрутиться под ней вокруг своей оси, и каким-то неведомым образом заставляет зрителей присоединиться и запеть хором, и целует меня, как только заканчивается последний припев, и она слишком прекрасна, и я слишком в нее влюблен, чтобы не наслаждаться каждой минутой, проведенной с ней.

Несмотря на мое абсолютное безразличие к караоке, я возмущаюсь, когда побеждает Карла Диес.

— Несправедливо, — бормочу я.

— Прости, Ал, но ты отходил от текста, — смеется Оливия, услышав меня. — Не припомню, чтобы ABBA пели «Young and sweet, only — пошел к черту, Джеймс!».

— Не злись, — говорит Саммер, целуя меня в щеку, и тянет к соседней палатке.

В тире мое уязвленное самолюбие немного восстанавливается, когда я заклинаниями сбиваю все мишени и выигрываю огромного плюшевого морщерогого кизляка, которого тут же вручаю девушке, несмотря на мысль отвезти его домой и подарить тете Гермионе.

После этого мы застреваем у палатки со сладостями, где Саммер заставляет меня пробовать все с закрытыми глазами и угадывать, затем она посещает гадалку и выходит оттуда с наигранно таинственным видом, хотя вряд ли поверила той чуши, что ей наплели (со мной не делится, потому что «нельзя рассказывать»), и потом находим Скорпиуса и Мелани в компании нашей команды по квиддичу. Ребята возмущаются по поводу внеплановой тренировки и спорят, возможно ли уговорить Джеймса одуматься, и, как только они решают найти его, Мел наотрез отказывается идти. Саммер присоединяется к своим друзьям, и мы остаемся втроем. Обойдя напоследок все поле, мы неторопливо направляемся на ужин.

Никто не удивлен, когда там выясняется, что попытка Сато и Жака провалилась.

На тренировке Джеймс отыгрывается на всех, кроме Бренды, и на мне в большей степени — за наш спор у караоке. Все равно, пока у него есть копия фотографии с бала, у него преимущество. Выкрасть ее что ли? Хах, только если привлечь Мел, но я не представляю, что ей предложить, чтобы она согласилась занять его на время. Да и хранит он ее наверняка рядом с метлой, под всеми возможными защитными заклинаниями.

— Отчего такие кислые лица? — беспечным голосом спрашивает он, когда мы, потные и уставшие, плетемся в раздевалку, гадая, доживем ли до вечеринки.

— Отвали, Джеймс, сам знаешь, — вяло откликается Сато.

— Чем больше мы практикуемся, тем больше у нас шансов обставить Митча.

— Ага, либо к матчу мы все просто умрем от переутомления, — заявляю я. — Тем более, мы все знаем, что ты поставил тренировку, чтобы не пойти на репетицию к Лили, хотя ты знаешь, как для нее важен спектакль. Очень заботливо с твоей стороны, Джим. Ты просто Брат Года.

На этот раз я действительно бью по больному месту — ведь никто не смеет усомниться в силе его братских чувств по отношению к Лили! Его взгляд не предвещает ничего хорошего, но он не успевает ответить, потому что вмешивается Диего:

— Как будто тебя можно так назвать, Ал.

Мы с Джеймсом, забыв о разговоре, поворачиваемся к нему.

— Что, прости?

Я абсолютно не понимаю, что он имеет в виду и почему смотрит на меня с такой неприязнью. Обычно бразилец бы влез, чтобы предотвратить ссору и перевести все в шутку, но сейчас он настроен серьезно.

— Ничего, — он мотает головой. — Меня просто поражает, насколько выборочно вы заботитесь о своих родственниках.

— Так, — хмурится Джим, скрещивая руки на груди. — Все в раздевалку, а мы тут поболтаем.

Ребята смотрят на нас со смесью тревоги и любопытства, но все-таки слушаются и покидают поле. Бренда успокаивающе проводит рукой по его предплечью. Скорпиус остается на месте.

— Теперь будь добр, поясни, почему ты думаешь, что можешь вот так высказываться об отношениях внутри нашей семьи, — угрожающе говорит брат ловцу.

Диего, ничуть не испугавшись тренера, закатывает глаза.

— Не смог сдержаться. Надоело слушать, как вы каждый раз воспеваете всеобщую любовь и круговую поруку в вашем клане Поттеров и Уизли, когда сами постоянно пренебрегаете лучшей из ваших сестер.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, пока Джеймс не начал драку, потому что мне важно добраться до сути. Что такого Диего мог увидеть, чтобы прийти к таким выводам?

Ловец усмехается.

— Вот об этом я и говорю, — он пожимает плечами. — Ты даже не понимаешь. А на самом деле, Роза стоит вас всех вместе взятых.

Роза? Это последнее, чего я ожидал. Откуда Диего знает нашу Розу? И почему она его так волнует, если весь МАЛ в курсе ее романа с Крамом? И тут я вспоминаю, что буквально пару дней назад почти те же слова мне сказала Мелани.

— Что вообще тебя связывает с Розой? — повторяя мои мысли, спрашивает Джеймс.

— Я всего лишь оказался рядом, когда ваша любимица Лили довела ее до истерики, — презрительным тоном объясняет бразилец, и, переглянувшись с братом, я понимаю, что он тоже слышит об этом впервые. — Но вы, конечно, этого не знали. Конечно, ваша сестра не придала этому большого значения, и, конечно, вам слишком наплевать на кузину, чтобы заметить, что с ней что-то не так.

Да уж, Джим, шантажирующий меня дурацкой фотографией, в сто раз лучше постороннего человека, отчитывающего меня за невнимание к сестре. Мне становится не по себе. Мелани рассказала, что у Лили случился срыв из-за ссоры с Розой, и я чуть с ума не сошел, когда услышал, что она поранила себя, но я ни разу не подумал о самой Розе. И вот, мне, ее кузену, напоминает об этом какой-то Диего из Бразильской школы колдовства, который знаком с нами меньше двух недель.

— Послушайте, она не так много мне рассказала, но я понял достаточно. Что бы там ни произошло на первом курсе, это произошло на первом курсе.

— Видимо, ты все-таки понял недостаточно, — говорю я. — Потому что мы давно уже забыли об этом.

— Неужели? — усмехается он. — Она этого не знает, по крайней мере. Роза уверена, что вы все ее ненавидите и до сих пор во всем вините, и Лили только с радостью это подтвердила. Ладно, черт, — он раздосадовано поднимает руки, — я не собирался во все это лезть. Общайтесь с ней, не общайтесь — дело ваше. Но просто признайте, что вы относитесь к ней несправедливо, — она заслуживает хотя бы этого.

И, больше ничего не говоря, он уходит в раздевалку.

Мы молчим.

Джим рассматривает траву под своими ногами.

Скорпиусу наплевать, но он терпеливо ждет, не отвлекая нас.

Я чувствую себя подонком.

Поначалу слова Диего вызвали у меня желание протестовать и оправдываться: я нормально с ней общаюсь, никогда не ругаюсь, провожаю до башни Равенкло после каждого собрания старост, интересуюсь ее делами и вообще делаю все, что должен делать двоюродный брат. Но ведь в этом и суть — я делаю то, что должен, но не больше. Я хочу, чтобы у Розы все было хорошо, но наши отношения едва ли можно назвать теплыми. Так сложилось с детства, и мне было удобнее верить, что кузина сама предпочитает одиночество и не хочет проводить с нами время. Мы радовались, когда она отказывалась с нами играть раз за разом, а потом и вовсе перестали ее приглашать. Мы считали, что ее все устраивает. Не мы — я. Я считал, что ей нравится быть одной. Конечно. Конечно, черт возьми, ей нравилось наблюдать за толпой веселящихся кузин и кузенов и оставаться в стороне. Конечно, ей нравилось читать учебники, пока мы бегали по саду бабушки и дедушки или играли прятки в нашем доме на Гриммо, 12. Конечно, она сама захотела уйти с Посвящения и вовсе не потому, что ей просто не с кем было его провести. Вот вам и всеобщая любовь в клане Поттер-Уизли…

Испытывая приступ отвращения к самому себе, я снова смотрю на Джеймса.

— Ты ей что-нибудь говорил? — спрашиваю я, чтобы понять, стоит ли за этим кто-нибудь, кроме Лили.

Он неловко ерошит волосы на затылке.

— Ну, мы с ней недавно повздорили из-за Крама, а кроме этого… Наверное. Я мог. Да, говорил… Даже не спрашивай, — он морщится. — Но я не подумал, что она обидится.

— Молодец, Джим. Класс. Зачем было ей напоминать про первый курс, если тебя это даже не коснулось?

— Эй, вот такого точно не было!

— Кажется, это был я, — сообщает Скорпиус недовольным тоном. В ответ на мой взгляд он только поднимает брови. — Просто к слову пришлось.

Джеймс делает шаг по направлению к нему.

— Ты расстроил нашу сестру, потому что к слову пришлось?!

Малфой совершенно не впечатлен.

— Теперь я понимаю Диего. Вы бы себя видели, бросаетесь на каждого, а сами не лучше. Я не подумал, что она обидится, — произносит он, издевательски копируя интонацию Джима.

— Это не смешно, Скорп, — говорю я. Мне не хочется с ним ссориться, но оставить это я не могу. — Она же прикрыла нас на экскурсии!

— Я знал, вот знал, что вы не просто так пропали! И где вы были?

— Помолчи, Джеймс.

— Мерлин, Ал, ну хочешь, я перед ней извинюсь?

— А ты сам считаешь, что должен извиниться?

Скорпиус просто передергивает плечами — ответ и так очевиден.

— Тогда не надо, — я качаю головой. — Черт, давайте уже просто уйдем отсюда.

Не дожидаясь их, я торопливым шагом ухожу с поля и иду прямо в корпус, минуя раздевалку, но мне не удается уйти от своих мыслей. От отличного настроения, созданного ярмаркой и Саммер, не остается и следа. Я не уверен, что все еще хочу пойти на вечеринку, но она начнется только после отбоя, и у меня есть время решить. Скорпиус так не возвращается, а я после душа падаю на кровать и вырубаюсь.

— Ал.

Я просыпаюсь, чувствуя прикосновение к своей щеке, и открываю глаза. Саммер сидит на коленях около кровати.

— Привет, — она мягко улыбается.

— Что ты здесь делаешь? — сонно спрашиваю я.

— Скорпиус меня впустил, — объясняет она. — Он не хотел тебя будить, но вечеринка уже началась. Ты пойдешь или останешься здесь?

— Пойду, — я снова закрываю глаза. — Через полчаса.

— Хорошо. Я тебя разбужу.

Я подвигаюсь к стене, и Саммер ложится рядом со мной. Она теплая, и маленькая, и не по-саммеровски заботливая, и ко мне сразу возвращается хорошее расположение духа. Я найду Розу и все исправлю. Лучше поздно, чем никогда, верно?

Я обнимаю ее одной рукой и почти сразу отключаюсь, прижимая ее ближе к себе.

Я бы так и остался рядом с ней, но я знаю, что Саммер хочет пойти на вечеринку, к тому же, она должна на нее пойти — это традиция и это нарушение правил. Поэтому через полчаса мы честно собираемся и поднимаемся на крышу. Веселье там в самом разгаре, кто-то настроил музыку, в воздухе над головами плавают фонарики. Я окончательно просыпаюсь, а Саммер приходит в совершеннейший восторг. Она смеется, и она совершенно обворожительна, и я следую за ней прямо в гущу танцующих.

Когда у меня пересыхает горло, я тяну ее к столу в конце крыши, где нам вручают по стакану содовой, разбавленной ромом. Когда существует заклинание незримого расширения, ни для кого не проблема провезти в лагерь алкоголь. На Посвящении чего только не было, как и у американцев, и я не знаю точно, сколько бутылок водки вылили в пунш, но запас все-таки не бесконечен, и на этой вечеринке свободного доступа к выпивке мы уже не имеем.

— Алкоголь просто раскрепощает, — говорит Саммер, когда я замечаю, что все прекрасно развлекаются и без него. — Можно делать все, что хочешь, и свалить на опьянение. А еще все становятся очень смешными. Обожаю смотреть, как мои друзья напиваются, серьезно. Это весело.

По этому участку крыши разбросаны подушки, на которых можно отдохнуть, и в углу мы замечаем Скорпиуса, Мелани и Бренду. Саммер сразу же утаскивает девочек обратно на танцпол, а я занимаю их место.

— Слушай, Ал, — помедлив, начинает Скорпиус, но я не даю ему договорить.

— Давай не будем, ладно? Это моя проблема. Я уверен, что как раз на тебя Розе наплевать, это мы все напортачили.

Он фыркает и качает головой.

— Как тебе вечеринка?

— Неплохо. В Хогвартсе такое не устроишь.

— Да уж. Не знаю, кто это придумал, но последние лет пять ее точно проводят. Крыша — идеальное место. Мы не покидаем корпус, и из-за барьера никого не видно. Обычно сюда все бегали на свидания.

Скорпиус, сделавший глоток именно в этот момент, давится содовой и заходится кашлем.

— Ты чего?

— Ничего, — он прочищает горло. — Только не надо снова вспоминать о Беттани, ладно?

— Да я и не собирался, — удивляюсь я.

Он пожимает плечами и ничего не говорит. Я нахожу глазами Саммер. Мне нравится смотреть, как она танцует, — она как будто вообще забывает обо всем. Ее совершенно не волнует, как она выглядит (хотя выглядит она потрясающе), она кажется такой свободной. Такой красивой. Черт.

Я поворачиваюсь к Скорпиусу, но он с отсутствующим выражением наблюдает за танцующими. Проследив за направлением его взгляда, я обнаруживаю Лили и ее подругу. Надо будет спросить ее насчет Розы, обязательно. Ей не стоило говорить такое кузине, если это правда, и ей уж точно стоило рассказать мне об этой ссоре, тем более если она настолько ее расстроила, что вызвала всплеск магии.

— Лили тебя убьет, — лениво замечаю я.

— Что? — он смотрит на меня недоуменно и подозрительно. — Почему?

— Если ты начнешь клеить ее подружку, — уточняю я. — Свити, не знаю, какое у нее настоящее имя.

— При чем здесь Свити? — он хмурится.

Малфой сам на себя не похож, не знаю почему, но зрелище крайне забавное.

— При том, что ты смотришь в ее сторону последние несколько минут, — объясняю я, хотя по его реакции уже понимаю, что ошибся. — Конечно, она в твоем вкусе, но…

— Не в моем. Подожди, что? Я не смотрел на нее, просто задумался.

Ясно… С ним определенно что-то не так. Но по лицу видно, что он не собирается рассказывать, по крайней мере, сейчас. Утром мне показалось, что они повздорили с Мел.

— Пойду поговорю с Лили, — сообщаю я, готовясь подняться.

— О чем? — спрашивает он, хотя обычно ему наплевать. — О Розе?

Я киваю.

— Думаешь, это хорошая идея? Учитывая, как она отреагировала на саму ссору, может, не стоит ей об этом напоминать?

Да, дело определенно в Мелани, и теперь он проецирует свои отношения с ней на мои отношения с сестрами — это единственное возможное объяснение его заинтересованности.

— А ты переживаешь за Лили? — поддеваю я. — Мне начинает нравиться это ваше политическое перемирие.

Малфой закатывает глаза.

— Да просто представил, что будет, если все фонари над нами взорвутся от ее негодования.

— Эй! — обрываю я его. — Проблемы Лили — не повод для смеха.

— Я и не думал смеяться, — он качает головой, и его лицо принимает серьезное выражение. — Прости. И я, кстати, не знал об этом.

— Потому что я тебе не говорил, — я пожимаю плечами. — И не сказал бы. Хотя отчасти поэтому я и просил тебя не ругаться с ней.

Он поднимает бровь, но молчит.

— Я не имею в виду, что ее нужно бояться или что-то вроде того, — быстро исправляюсь я, потому что я не считаю это каким-либо недостатком или отклонением от нормы, просто особенностью характера. — Лили чувствует все гораздо сильнее, чем мы. Настолько сильно, что это может вылиться в всплеск магии, и это пугает в первую очередь ее саму. Поэтому мы стараемся ее не расстраивать лишний раз — ради нее, а не ради себя.

Только произнеся это, я снова чувствую себя не очень хорошо. Раз у Розы нет проблем с контролем, ее можно расстраивать сколько угодно?

— И часто это происходит? — спрашивает Скорп, задумчиво глядя в сторону Лили и Свити, к которым уже присоединилась Доминик с подругами.

— Нет, очень редко. Первый раз она так сорвалась, когда умер Мистер Флаффи. Это ее кот, — поясняю я в ответ на его вопросительный взгляд. — Потом еще несколько раз такое случалось, по разным причинам. Признаюсь, я боялся этого, когда мы поссорились из-за Мел и Летучемышиного сглаза. Что такого могло произойти у них с Розой, что так на нее повлияло?

— Лучше узнай у самой Розы. Вон она, кстати.

И действительно, я замечаю в толпе кузину в компании Крама и Софии Полански и внимательно наблюдаю за ней пару минут. Любой незнакомый человек сказал бы, что она выглядит более чем нормально. Но я ее знаю — думал, что знаю? — поэтому мне танцующая прямо со стаканом в руке Роза кажется странной, слишком такой, как все, слишком не собой. Я был бы очень рад, если бы верил ей.

Когда я подхожу, первым меня замечает Александр и кивает.

— Привет, Ал, — говорит кузина, тоже повернувшись ко мне.

— Как вам вечеринка? — спрашиваю я.

— Отлично, — она демонстрирует мне свой стакан и делает глоток (она никогда не пьет). — Я сделала фонарики. Вряд ли мама представляла такое, когда изобрела это заклинание.

— Выглядит красиво, — говорю я.

— Спасибо, — дежурно отвечает она, а потом оглядывает пространство за моей спиной. — Где твои друзья?

— Я хотел поговорить с тобой.

Роза недоуменно хмурится, потом кивает, целует Крама (она никогда не показывает чувства на публике) и уверенно направляется к тихой части крыши. Я замечаю, что Скорпиуса нет на прежнем месте, и веду кузину к той же подушке. Она садится рядом со мной и кладет руки на колени, обтянутые джинсами (она никогда не носит джинсы).

— Что-то случилось? — спрашивает она.

— Да, — говорю я. — Только я хотел спросить это у тебя. Что-то случилось с тобой и Лили.

Кузина смотрит на меня несколько секунд и цокает языком.

— Мерлин, ты даже претензии за нее предъявляешь. Лили совсем за себя постоять не может? — протягивает она недовольным тоном (она никогда не говорит плохо о Лили за ее спиной).

— Она мне ничего не говорила, — заверяю ее я. — Я услышал об этом от… кого-то другого. Хотел узнать, как ты себя чувствуешь.

— Оу, — она поднимает брови и мотает головой. — Нормально.

— Роза, послушай, — я нервно сглатываю, потому что не знаю, с чего начать и что ей сказать. — Я не знаю, что произошло, но я уверен, что это можно исправить. Но сначала я хотел бы исправить все с нами, а не с Лили.

Она молчит. Я бы тоже молчал на ее месте.

— Я знаю, что вел себя как дерьмовый брат, и мне очень, очень жаль. Я надеюсь, что мы сможем все наладить.

И Роза улыбается. Спокойно, мягко, но почти равнодушно. От ее улыбки мне становится неуютно.

— Ты не представляешь, как давно я мечтала услышать от тебя что-то подобное. И вот теперь, когда ты наконец сказал это… Мне все равно.

— Рози, — я смотрю на нее широко раскрытыми глазами и не могу подобрать слова.

— Прости, — произносит она извиняющимся тоном, кажется, ей искренне жаль. — Я очень ценю твою попытку, но вряд ли у нас получится.

— Хорошо, — тупо говорю я, хотя мой мозг отказывается это воспринимать. Ни черта не хорошо. — Если тебе так хочется, я не буду настаивать. Но знай, что ты можешь обратиться ко мне, если тебя что-то беспокоит. И я хотел бы помочь вам с Лили.

— Ал, не стоит. Та ссора была… Да, мы обе перешли границу, но я уверена, что это не повторится.

— Роза, мы уже давно не виним тебя в том, что произошло на первом курсе, — я вдруг вспоминаю, что это было самым важным, что я хотел до нее донести.

Ее мягкая улыбка становится больше похожей на ухмылку (она никогда не ухмыляется).

— Вот спасибо, Ал. Только вы изначально не должны были меня в этом винить.

Мне нечего ей возразить.

— Прости.

— Я уже говорила, мне все равно. Правда. Мы по-прежнему брат и сестра, и это никогда не изменится, но мы не сможем стать друзьями. Конечно, грустно, что мне так и не удалось установить более близкие отношения с родственниками, но у меня есть другие друзья. Мне это больше не нужно.

Она смотрит на Алекса и Софию.

(Ей всегда нужны были более близкие отношения с родственниками).

— Ребята меня ждут, я пойду. Удачи тебе.

Роза хлопает меня по ноге, поднимается с подушки и уходит, даже не оборачиваясь. По пути она сталкивается с Диего (откуда, черт возьми, они вообще друг друга знают?), и дальше они идут вместе, шутливо споря о чем-то. Он хозяйским жестом закидывает ей руку на плечо, она отвечает ему тычком под ребра, они смеются, а потом Диего передает ее Алексу. Роза прислоняется спиной к груди своего парня, опуская свои руки на его, переговаривается с соседкой, и у нее действительно есть друзья, и ей действительно больше не нужны мы.

Я слишком долго пренебрегал ей, и теперь она пренебрегла мной. Все справедливо.

— Ал, вот ты где! — я вздрагиваю, когда Саммер возникает прямо передо мной. — Что, уже соскучился по танцам? Эй, что с тобой?

Она приподнимается на носочки, обеспокоенно заглядывая мне в лицо, и у меня не сразу получается сфокусировать на ней взгляд.

— Ты в порядке?

— Не совсем. Эм… Я не знаю. Кажется, я только что поссорился с Розой. Не знаю.

Саммер не говорит больше ничего, только порывисто обнимает меня, прижимаясь горячими губами к месту где-то между плечом и шеей.

— Уже лучше, — тихо говорю я, и чувствую, как она улыбается.

— Хочешь, уйдем отсюда? — спрашивает она, и я киваю.

Здесь я находиться точно не могу.

Саммер переплетает наши пальцы и ведет меня к лестнице. Я не думаю, что стоит предупредить кого-то, что я ухожу, но Мелани сама едва не врезается в меня.

— Ты не видела Скорпиуса? — спрашиваю я.

Она морщится.

— Бегает от Селины, наверное. Кому-то из француженок пришло в голову ее позвать.

— А Лили?

— За ней я не слежу, она твоя сестра, — вскидывается она.

Кажется, не у меня одного нет настроения развлекаться.

— Мел, все хорошо?

Она смотрит на меня долго и задумчиво и вздыхает.

— Да, — отвечает она, тряхнув головой. — Извини, я просто… Прости. Вы уходите?

Я киваю.

— Ладно, я передам. Увидимся завтра.

Сегодня день такой, что все ведут себя очень странно?

В холле мы останавливаемся.

— Куда?

Она смеряет меня оценивающим взглядом.

— Ты выглядишь так, как будто тебе не помешает выпить.

— Неужели у вас все еще что-то есть?

— Нет, но у меня есть заначка. Правда, она не в корпусе. Понадобится твоя метла.

Да, сегодня определенно особый день, и я мысленно добавляю еще один пункт в список неадекватных поступков, когда вылезаю из окна, помогаю ей сесть на метлу передо мной и позволяю указывать направление. Мы пролетаем над непривычно тихой территорией лагеря, пока не останавливаемся у…

— Саммер, это что, дом Матье?

— Это окно в его кабинет, живет он в другой части здания.

— Ты издеваешься надо мной?!

Но она, пока я возмущаюсь, деловито открывает окно палочкой и проскальзывает внутрь. Разумеется, оставить ее тут я не могу, поэтому мне приходится последовать за ней. Я накладываю на дверь заглушающее заклинание.

— Саммер, какого черта мы здесь делаем? Это кабинет директора! Если нас здесь поймают…

— Не поймают.

— … нас выгонят!

— Не выгонят, — она уверенно мотает головой и фыркает. — Меня отсюда никогда не выгонят. Тебя — тем более, ты сын Гарри Поттера! Мы с тобой фактически неуязвимы, мы можем делать все, что захотим.

Я в шоке. Просто — у меня даже слов нет. Она меня с ума сведет.

— Откуда у тебя вообще заначка в директорском кабинете? Подожди. Это ведь даже не твоя заначка?

Саммер пропускает мой вопрос мимо ушей и приподнимается на носочки, чтобы открыть один из настенных шкафов. На двух полках там расставлено точно больше двадцати различных бутылок.

— Видишь? У Матье тут целый мини-бар, а он даже не пьет. А это, — она дотягивается до одной из бутылок в глубине, — бурбон, который Бриттани подарила ему, когда приезжала по поводу взрыва лабораторий. А взяла она это из запасов моего отца. Так что, технически, да, это моя заначка.

На секунду я задумываюсь, не является ли это какой-то извращенной попыткой насолить будущей мачехе, но мои мысли тут же возвращаются к тому, что ночью я нахожусь не просто вне корпуса, а в кабинете директора, у которого моя девушка собирается позаимствовать — украсть — выпивку. А я еще возмущался по поводу караоке…

— Саммер, — твердо произношу я, не представляя, как достучаться до нее и убедить, что это переходит все границы.

— Ал, — она пытается повторить мою интонацию, но ее хитрая улыбка все портит. — Ну Ал, я тебя уверяю, он даже не заметит. Он не пьет, а спонсоры постоянно дарят ему дорогущий алкоголь. Он просто привезет это все домой, где в итоге все бутылки по одной растащат Селина и ее друзья. Какая разница, мы или они?

— Такая, что мы находимся после отбоя в его чертовом кабинете!

— Он не узнает, — она качает головой, ставя бутылку на стол и опуская ладони мне на плечи. — Ну что он может здесь забыть в такое время?

— Даже не знаю, бурбон Бриттани?

Саммер утыкается лбом мне в грудь и сжимает пальцами рубашку, и ее плечи трясутся от смеха. Да она наслаждается этим! На что еще она планирует меня подбить?

— Ал, я тебе обещаю, ничего с нами не будет, — убедительно произносит она, заглядывая мне в глаза. — Пока есть шанс, пользуйся им.

— Знаешь ли, в мой список желаний не входила кража алкоголя у директора летнего лагеря, — возражаю я, но уже чувствую, что начинаю сдаваться (она тоже это чувствует, а значит — мы определено будем пить бурбон в директорском кабинете). — Как и караоке, кстати.

— Ну когда еще у тебя будет такая возможность? Ты запомнишь этот момент на всю жизнь, — ее голос едва громче шепота, и она самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. — Ты запомнишь меня на всю жизнь…

— Зачем мне запоминать тебя, когда ты и так со мной? — спрашиваю я, прежде чем прижаться губами к ее губам.

И мы остаемся.

На всякий случай, я запираю дверь еще несколькими заклинаниями, чтобы ее нельзя было открыть мгновенно и у нас было время сбежать. Саммер тем временем (ее вообще ничего не смущает, она чувствует себя как дома) ставит одну из пластинок и включает граммофон. Играет что-то французское, и я, не задумываюсь, протягиваю ей руку. Она сжимает мои пальцы и подходит ближе, и у меня в голове что-то щелкает. Я начинаю видеть это все глазами Саммер. Сейчас три часа ночи, а мы танцуем посреди директорского кабинета, просто так, потому что сейчас лето, и мы можем делать все, что угодно, и нас никогда не поймают, и в следующем году я вообще закончу школу, и там уж точно придется быть взрослым, и это последний шанс сделать что-то безумное, и я буду ценить эти воспоминания и эти сумасшедшие истории, и Саммер Холл — самое важное событие, которое происходило со мной за всю жизнь.

Когда песня сменяется на более медленную, мы садимся на пол. Я прислоняюсь спиной к стене, а Саммер кладет голову мне на колени и закидывает ноги на край стола Матье, случайно смахнув какой-то документ. Бурбон обжигает горло — мне уже не нужна выпивка, а тяжесть от разговора с Розой ушла еще раньше, но атмосфера располагает.

— Хочешь поговорить о том, что так тебя расстроило? — спрашивает Саммер.

— А тебе будет интересно?

— Конечно. Мне интересно все.

И я рассказываю ей о Розе. Все, с самого начала. Это помогает мне структурировать мысли, и меня удивляет, насколько хорошо я понимаю историю с ее стороны. Наверное, я всегда знал, что на самом деле чувствовала кузина, но меня устраивало простое объяснение нашей отдаленности: «Мы просто слишком разные». Это помогало мне избежать чувства вины, а сближаться с ней я и не хотел. Самое забавное — и самое грустное — что вот сейчас, когда она четко дала понять, что не хочет иметь со мной дело, я вдруг осознаю, что мне хочется с ней поговорить. Не обо всей этой ситуации, а о чем-то другом, о чем угодно, Роза же знает столько всего. Мне было бы действительно интересно узнать ее мнение о многих вещах (она очень умная), поучиться у нее некоторым заклинаниям (она чертовски хорошо в этом разбирается), просто провести с ней время и увидеть то особенное, что увидели в ней победитель Турнира Трех Волшебников, спортсмен, который ничего не воспринимает всерьез, и сама Мелани Нотт.

Саммер выслушивает меня очень внимательно. Я благодарен ей за то, что она не выказывает никакого осуждения, хотя я его заслуживаю.

— Роза молодец, — задумчиво произносит она. — Честно, я ей даже восхищена. Ей нужно научиться жить не ради вашего одобрения, а ради себя. А потом все обязательно будет хорошо.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что я тебя знаю, — она улыбается. — И я знаю, что ты этого так не оставишь, что ты сделаешь все правильно. И когда у нее все наладится, она пойдет тебе навстречу. Потому что ты, Альбус Северус, один из лучших людей, которых я встречала, а Роза не дура. Так что просто дай ей время.

Каким-то образом она подбирает именно те слова, которые меня успокаивают. Меня удивляет то, как серьезно она к этому подошла и как быстро во всем разобралась. У Саммер слишком много сторон, и, наверное, я никогда не узнаю их все.

— Спасибо.

Она снова улыбается и приподнимается, чтобы сделать глоток, а потом опять ложится на мои ноги. Я неосознанно запускаю пальцы в ее волосы.

— У тебя классная семья, — говорит она, без зависти или грусти, но ее голос все равно звучит по-другому. — И история с Розой этого не меняет. Что бы там ни происходило, вы все равно друг у друга есть. Это здорово.

— Ты редко говоришь о своей семье, — замечаю я.

Она берет мою руку в свои.

— Да просто нечего рассказывать, у меня все по-другому. Не плохо, просто по-другому. Довольно скучно, — Саммер пожимает плечами, насколько это возможно в таком положении, и начинает рисовать узоры на моей ладони. — Хотя, если бы ты смотрел американское телевидение, мог бы увидеть там мою мать. Брук Шеридан — среди магглов она довольно известна. Шоу-бизнес — ее жизнь, так что она ушла сразу после моего рождения и даже не узнала, что мой отец волшебник. Это просто смехотворно — она думает, что я учусь в обычном интернате. Присылает дорогие подарки, иногда берет с собой на премьеры, на этом наше общение заканчивается.

— А твой отец? — спрашиваю я.

— Мм… На самом деле, его можно назвать волшебной версией моей матери. В Америке нет такого культа чистой крови, как у вас, — у нас балом правят те, у кого есть деньги. А у моего папы куча денег. Мы живем в огромном особняке с бесконечным бассейном, горничной и всей этой фигней. А Бриттани он подцепил на благотворительной вечеринке, — она морщится. — Бриттани. Ох. Она не злая мачеха, ничего такого, но, черт, Бриттани! У нее даже имя тупое. Хуже только Беттани.

— Мою бывшую девушку зовут Беттани, — сообщаю я.

Почему-то этот факт ее ужасно веселит, и она заходится смехом.

— Не удивительно, что она бывшая.

Мне кажется забавным, что она верит в характеристику имен. Это на нее не похоже.

— Давно они познакомились? — интересуюсь я.

— Прошлой весной, — говорит она. — Ей тогда даже тридцати не было, а моему отцу сорок пять! Нелепость. Чего я только ни делала, чтобы избавиться от нее, но нет, у них свадьба через месяц. Ну и ладно. Они вроде счастливы вместе, так что я смирилась. А еще у нее крутая мама.

— У Бриттани?

— Ага. Я редко с ней вижусь, но мне она нравится. Она играла в рок-группе в молодости, все время пьет бренди и, в отличие от своей дочери, помнит, что мне не двенадцать лет. Хотя ее разговоры о мужчинах просто уморительны.

Не лучший пример для подражания.

Саммер садится, разворачивается ко мне лицом и снова дотягивается до бутылки.

— Эй, Ал?

— Мм?

— Я рада, что меня сюда отослали.

— Я тоже.

Я не вслушивался в музыку, которая играла фоном, но сразу же замечаю, когда она сменяется тихим шипением. Она поднимается с пола, чтобы сменить пластинку, и через полминуты кабинет наполняют звуки рок-н-ролла. Идеальный выбор.

Саммер любит рок-н-ролл, а я люблю Саммер.

Она снова тянет меня танцевать, и я поднимаюсь без возражений. Песня заканчивается, и начинается следующая, и она кружится, держась за мои руки, и спотыкается, и я ловлю ее, прижимая к себе за талию. Я не могу точно отметить момент, когда все меняется, — просто в одну секунду мы все еще танцуем, а в следующую она уже сидит на директорском столе, обвивая меня ногами и притягивая к себе за воротник. Где-то на задворках сознания возникает мысль, что я должен остановиться, что это точно не должно произойти вот так, но я не могу перестать целовать ее. Она как воздух.

Я честно не знаю, что бы случилось, если бы не голоса на улице. Я обращаю на них внимание не сразу, но, когда ко мне возвращается способность хоть немного соображать, я через силу отрываюсь от Саммер и выглядываю в окно. Организаторы. Не просто организаторы, не Джоанна и Зак — Астрид и охранники. Идут к жилому корпусу. В котором никого нет, внутри которого никого нет, потому что все на крыше.

— Облава? — произносит Саммер, оказываясь рядом; она все еще тяжело дышит, как и я.

— Да.

— Кто устраивает нелегальные вечеринки в субботу?

— В этом и была суть, — я пожимаю плечами. — Суббота слишком очевидна.

— Не сработала ваша логика.

— Сам вижу.

— Ал?

— М?

— И чего ты ждешь?

— Что?

Она щелкает пальцами перед моим лицом и выдергивает меня из оцепенения.

— Вперед, мы успеем!

Пока Саммер выключает музыку и возвращает на место пластинки, я снимаю заклятия с двери, торопливо подбираю с пола упавшие вещи и возвращаю их на стол, не заботясь о том, где именно они лежали. Она не забывает забрать полупустую бутылку, я накладываю на нас дезиллюминационное заклинание, и мы покидаем дом Матье. Из-за барьера мы не можем приземлиться сразу на крышу, и я залетаю на балкон, отдаю метлу Саммер и бегом поднимаюсь наверх. Вечеринка продолжается, хотя народу заметно поубавилось. Я пробираюсь к столу диджея, в роли которого выступает Лиам, и заставляю его выключить музыку.

— ОРГАНИЗАТОРЫ! — кричит он, усилив голос заклинанием. — РАСХОДИМСЯ, БЫСТРО!

Надо отдать всем должное, после его объявления не начинается давка и беготня. Атланты быстро, но без паники, покидают крышу, пока Оливия и еще несколько человек заставляют исчезнуть столы, подушки и валяющиеся везде пустые стаканы. Я слежу за главным входом, и когда организаторы приближаются к дверям, здесь не остается никаких следов. Я спускаюсь вниз, хватаю ждущую меня в холле Саммер, и мы бежим по опустевшему коридору в ее комнату. В ней никого нет, потому что Оливия иногда ночует на месте Ребекки.

Я оставляю дверь приоткрытой и слежу за тем, как организаторы появляются в холле и покидают его через пять минут, не найдя ничего подозрительного.

— Не хочу даже представлять разбирательство, которое бы нас всех ждало завтра, — говорю я, прислоняясь спиной к двери.

— А оно бы было, если бы нас не оказалось «после отбоя в чертовом кабинете Матье», — Саммер довольно ухмыляется.

В комнате повисает тишина, и я знаю, что мы думаем об одном и том же. И при всем моем желании продолжить все с того момента, где мы прервались, я не уверен, что это хорошая идея. После такого количества выпитого алкоголя это не будет ее обдуманным решением.

— Я должен идти.

— Не должен.

Я не сдвигаюсь с места, и Саммер сама подходит ко мне, мягко ступая и глядя мне в глаза.

— Останься.

Обычно уверенная и напористая, она кажется слишком нерешительной, и ее поведение вызывает у меня очевидный вопрос, который я не могу озвучить.

— Саммер, ты… — я прочищаю горло. Я не знаю, можно ли об этом вот так спрашивать, и не уверен, на какой ответ я больше надеюсь. — Ты уже…

Она поднимает брови.

— Если я скажу, что нет, ты включишь режим джентльмена и уйдешь?

— Я не знаю. Может быть.

— Тогда я не буду ничего говорить.

Она прижимается губами к моим губам, и я, уже не вполне себя контролируя, поднимаю ее и подхватываю под бедра, чтобы ее лицо было на одном уровне с моим. Я несу ее к кровати, стараясь не врезаться ни во что по пути, а она, оторвавшись от меня на секунду, стаскивает с себя майку и бросает ее на пол.

— Саммер, — выдыхаю я, не знаю зачем: то ли чтобы ее остановить, то ли чтобы убедиться, что она уверена в этом, то ли потому что это лучшее слово во всех языках.

— Не надо, — произносит она, сражаясь с моими пуговицами. — Я этого хочу. Именно с тобой. Сейчас.

Я осторожно касаюсь губами ее ключицы, потому что она самое ценное, что существует на земле.

Она была права, когда сказала, что я запомню это на всю жизнь.