Принцип противодействия (джен)

Еще никогда в простом изоляторе не было столько полиции. Офицеры были на каждом углу, количество надзирателей увеличили и состав их сменили. После случая с Рейслером регламент стал в десятки раз строже, и Грейс была крайне удивлена переменам. Ее не пустили в камеру к Уайту, а проводили в специально оборудованную для посетителей комнату, где можно было общаться с подозреваемым только через стекло.

Уайта вывели из камеры в наручниках два крепких офицера, будто он был каким-то опасным преступником, и повели в комнату. У изолятора толпились журналисты, столь вопиющий случай привлек такое внимание прессы, что количество писак у дверей участка было больше, чем горожан на вчерашнем празднике. С самого начала, после того, как стало известно об убийстве Фрайза, толпа журналистов торчала у этих самых дверей, но кроме окружного прокурора Ротта, любившего играть на зрителя, никто не отвечал на их вопросы. Когда страсти поутихли, а Уайт был выпущен, журналисты уже караулили Ротта у дверей его дома. Излюбленным их вопросом, который вскоре озаглавил одну из колонок местной газеты, стал: «Окружной прокурор Линфорд Ротт тоже ошибается?». Новая волна нахлынула уже и на Ротта, и на комиссара Рида: убийство МакИччина взбудоражило общество не меньше, чем смерть его предшественника. Уайт стал эдакой звездой: «Виновен или не виновен? Попробуй, разберись!». Здесь его знали только как одного из самых популярных начинающих журналистов Карантинной Зоны, и нападки со стороны его коллег внезоновой территории были предсказуемы. Это был двойной удар: с одной стороны журналисты любили вылить ушат грязи на своего коллегу, лишь бы выгородиться самим, с другой стороны — Карантинная Зона, славившаяся вне своих границ как «образец строгого соблюдения законов», вдруг породила преступника. Вопиющий случай!

Только немногие знали, как обстояло дело в реальности, но прессу эти детали не интересовали. А Уайта не интересовала пресса, ибо ничего, что происходило в соседних штатах, не просачивалось в Зону Протокола — изоляция была круче, чем в тюрьме. Немигающим взглядом он обвел безобразие, творившееся на улице и прекрасно видное через решетки на окне, и был втолкнут в комнату для посетителей. Дверь захлопнулась за ним сразу же, как он переступил порог, ее грохот еще долго звучал в его ушах. За стеклом сидела Грейс Китон — его верный друг и защитник, пожалуй, единственный, за исключением Брасса, видевший в нем невинного белого барашка. Уайту жутко хотелось опровергнуть эту ее мысль, потому что его невиновность здесь не снимала вины в другом. Так, по крайней мере, казалось ему.

На мгновение Уайту показалось, что Грейс плакала: под ее глазами были мешки, да и весь вид ее вызывал жалость. Только взгляд оставался твердым и ясным. Уайт бесшумно опустился на стул, Грейс непрерывно смотрела ему в глаза, как днем раньше смотрел на него Рейслер. Как дрогнул он тогда, так и теперь готов был дрогнуть уже перед Грейс. Но он дал себе обещание держать себя в руках, кто бы что ни сделал, кто бы что ни сказал.

— Как вы? — осипшим голосом спросила Грейс. Ее голос отдался гулким эхом по всей камере.

— Леонард Рейслер мертв.

Голос Уайта звучал настолько твердо и бесстрастно, что Грейс стало не по себе. Между ними было сплошное стекло с небольшими отверстиями, через которые на Уайта дул слабый ветерок: дверь со стороны Грейс была приоткрыта и качалась и стороны в сторону от сквозняка. Ее ярко-зеленые глаза будто остекленели, они неподвижно смотрели на Уайта, как будто чего-то ожидая.

— Грейс, что с вами?

— Вы позвали меня, чтобы сообщить эту новость? — спросила она, не обращая внимания на его вопрос.

— Не совсем, — замялся Уайт. Ему казалось, он начинает терять контроль над своими чувствами и сейчас вот-вот сломается.

— Только не говорите мне, что это вы убили его.

— Не скажу, — заверил ее Уайт, облокачиваясь на стол. — Он повесился.

— И вы дали ему это сделать? — с еле заметной нотой злости спросила Грейс. Эта нота не ускользнула от внимания Уайта, лицо которого сделалось неприятным, будто он лицезрел что-то до ужаса отвратительное.

— Я уже сказал вам, Грейс, — произнес с легким раздражением Уайт, — вы многого обо мне не знаете, и лучше будет, если никогда и не узнаете. У него был выбор, я не стал лишать его этого единственного, что у него осталось.

— Вы дали собственному брату себя убить! — повторила она.

— Он тоже предложил мне последовать за ним. Я решил не делать сей глупости.

— Он предложил вам покончить жизнь самоубийством? — переспросила потрясенная Грейс.

— Для чего еще, по-вашему, может пригодиться острый кусок стекла заключенному? Уж если не себе резать глотку, так другим, но я не убийца. Я сказал вам о смерти брата, чтобы вы просто знали. Но позвал я вас не за этим.

— Какой еще сюрприз вы мне преподнесете, мистер Уайт?

— Вы можете счесть то, что я вам скажу, за что угодно. Человеческая натура непредсказуема, даже когда кажется, что слишком хорошо знаешь человека и не можешь не предугадать его реакции, — Уайт откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. — Эта комната прослушивается?

— Скорее всего, — отозвалась Грейс.

— Что же… пусть так. Сказать я все равно обязан…

— Не тяните кота за хвост, — прервала его Грейс. Ее глаза как-то странно сверкали, и Уайт подумал, что теперь она бы придушила его на месте, не будь между ними стекла.

— Видите ли, — осторожно начал Уайт, — этот чертов модуль — не первопричина моей поездки в Мемфис. Вы не знаете, но в Карантинной Зоне не все так хорошо, как кажется. Наше правительство давит на население со всех сторон, стараясь контролировать все сферы жизни, дабы не потерять так тяжело доставшуюся власть. Наша «прекрасная» история последних десятилетий показала полную несостоятельность и будущий крах идеи вооруженной революции. Одно правительство сменит другое, но положение останется прежним. К власти рвутся люди с совершенно одинаковыми целями, лишь средства их достижения различаются. Они стали очень умны: их соперников убирают другие, а сами они под шумок берут бразды правления. Кому говорить «спасибо»? Нам, дуракам.

Уайт глубоко вдохнул, отметив, что лицо Грейс совсем не меняется, и продолжил:

— Но мы, дураки, за все это время изрядно поумнели. Все знают, что власть Протокола А держится на авторитете. Самого физически разрушительного оружия нас лишили, но вот другого, не материального, но оттого не менее разрушительного у нас никогда не смогут отобрать. Догадываетесь, что это?

Грейс покачала головой.

— Это ложь, Грейс. Ложь. На лжи держится наше правительство. Знаете, как это работает? В вашем и других штатах, в других странах, да и внутри самой Карантинной Зоны распространено мнение, эдакая абсолютная истина, что зона Протокола А — исключительный порядок и контроль. С одной стороны, так оно и есть. Но с другой… вы просто не представляете, насколько жестоко правительство расправляется с теми, кто нарушает покой. Так вот, люди уже давно поняли, что на правительство не стоит идти с оружием. Не многие знают, какое беззаконие творится на самом деле, Протокол четко скрывает свои преступления. Население считает, что протоколисты поддерживают порядок, вне стен Зоны тоже так считают. На этом мнимом авторитете и строится власть Протокола А. Возникает вопрос: как свергнуть эту власть, если к ней никак не подобраться? Самые умные уже знают ответ. Самые умные уже начали действовать.

— Какое отношение все это имеет к вашей поездке? — прервала его Грейс. Недовольное выражение ее лица до сих пор не изменилось, только глаза уже не смотрели с раздражением.

— Не торопитесь, а внимательно слушайте меня, иначе, упустите хоть деталь, и мой рассказ потеряет всякий смысл.

— Хорошо, продолжайте.

— Редакция, с которой я сотрудничаю, связана с оппозицией, которая потихоньку стягивается в одну точку, чтобы создать свое правительство. Задача состоит в том, чтобы бить по авторитету Протокола А через его знаменитых персон, повышающих рейтинг нашего правительства. Одним из таких персон был Фрайз. Он продвинул рынок электроники Зоны, и правительство, взявшее под контроль весь сектор экономики, здорово подзаработало на этом. Но когда стали известны его финансовые махинации и убийства, Протокол пожелал избавиться от Фрайза, но тот успел исчезнуть из Зоны. А как известно та половина штатов, что состоит в независимости от Карантинной Зоны, не экстрадирует преступников в страны или государственные образования, где обвиняемому грозит смертная казнь. А в протокольной зоне действует смертная казнь за достаточно обширный ряд тяжких преступлений. Правительство не сильно расстраивалось по поводу побега Фрайза: только сумасшедший стал бы рассказывать о своих преступлениях. Как вывод: рот у Фрайза заклеен крепко, можно и закрыть на него глаза. Но для оппозиции это был реальный шанс.

Уайт сделал многозначительную паузу, ожидая хоть какой-то реакции от Грейс, но она, видимо, заразилась от него напускным безразличием. Уайт тяжело вздохнул и продолжил:

— Я прибыл в Мемфис с целью сбора материала по преступлениям Фрайза с последующей публикацией данных. Это был бы масштабный скандал, но вмешался случай, и я сам чуть не спровоцировал скандал со своим же участием.

— Вы приехали похитить Фрайза?

Уайт рассмеялся, чем вызвал удивление Грейс.

— Грейс, за похищение человека — наказание в виде десяти лет содержания в Котловане. Помните, что я сказал про ту тюрьму? Она находится под землей и контролируется террористами, которые работают на правительство. Получают огромные деньги за то, что отлавливают нерадивых бизнесменов и политиков. А на досуге и простых граждан. Как думаете, стал бы я подвергать себя риску, чтобы только привезти Фрайза в Зону? Меня бы похвалили, да, но от наказания не освободили бы. Мне просто нужна была информация, которую можно было бы пустить в ход. А добраться до Фрайза лично можно было только одним путем: стать его клиентом. Что я и сделал. Остальное вы знаете.

Уайт замолчал и удовлетворенно поглядел на Грейс, которая пребывала в каком-то оцепенении.

— С чем же вы теперь приедете к себе? — наконец, спросила она.

— Я получил всю информацию, Грейс. Брасс здесь очень пригодился.

— Так вы его использовали? — с негодованием воскликнула она.

— И да и нет, — уклончиво ответил Уайт. — Я помог ему, он помог мне. Мы оба живем в Карантинной Зоне, я намерен и дальше работать с Брассом. Хочу привлечь как можно больше помощников, — Уайт усмехнулся, — так что, я еще тот политический преступник, как вы однажды меня назвали! Если в Карантинной Зоне свершится революция, знайте: без меня не обошлось.

— Почему вы не хотите жить нормально? Без вас найдутся люди, которым ничего не жалко, чтобы пожертвовать своей жизнью ради других.

Уайт широко улыбнулся, обнажая не первой белизны зубы. Взгляд Грейс скользнул по его рту, и она заметила весьма заметную щель между двумя его передними зубами.

— Знаете, почему у нас до сих пор не свершилась бархатная революция? — вкрадчиво спросил он, перестав улыбаться, и тут же ответил, не дожидаясь Грейс: — Потому что все, кто способен ее совершить, думают так же, как сейчас сказали вы. Они думают: «да, я могу сделать это, но зачем мне портить жизнь? Без меня найдутся безумцы». Каждый думает так, и оттого и не появится все один смельчак, способный запустить весь механизм.

— Думаете, что сможете совершить переворот? Таких, как вы, обыкновенно используют.

— Вы правы, — согласился Уайт с легким смешком. — Я вот что вам скажу: революции вершат два типа людей: те, кто может что-то сделать, но не знает, чего он хочет добиться, и те, кто знает, чего добиться, но не может этого сделать. Первые — безвольные марионетки, которые рады любой идее, кинутой как кусок мяса изголодавшейся стае гиен. Вторые — идеальные махинаторы и кукловоды, что рады любому средству. Первые своим авторитетом завоевывают доверие других, толкают их на действие. Вторые пользуются этим авторитетом и его плодами, чтобы совершить задуманное. Так вот я не хочу быть ни первым, ни вторым. Не хочу быть ведомым, не хочу управлять. А наша оппозиция строится на партнерстве, поэтому-то я и ввязался в эту игру. Я ее создал, и я же в ней участвую.

Грейс не могла не согласиться с мыслью, что идеи Уайта имеют под собой реальную почву. Уайт умел говорить и, без сомнения, толкнул бы на действие кого угодно. Грейс была уверена, что и сама бы ему поверила, если бы он предложил ей участие. Раздался стук в дверь, и в комнату зашел дежурный.

— Мисс Китон, время закончилось, — сообщил он.

Грейс кивнула и поднялась из-за стола.

— Это все, что вы хотели, Освальд? — спросила она.

— Пока все, — улыбнулся Уайт. — Остальное приберегу до лучших времен. И да, кстати, как там с расследованием?

— Сандерс уверен, что вы уже скоро выйдете, — сказала она уже на выходе.

— Передайте ему от меня тысячу благодарностей!

Уайт поднялся из-за стола, потирая сдавленные наручниками запястья, и прошествовал мимо своих дозорных в коридор. Оказавшись около окошка, в котором он полчаса назад видел толпу журналистов, Уайт подошел ближе. Толпа не схлынула, напротив, все выжидающе глядели на двери изолятора и перебрасывались друг с другом словами. Стоило Грейс появиться, как все они разом оживились и набросились с фотоаппаратами и микрофонами на нее, напоминая бешеный рой пчел, заметивший, что кто-то покушается на сохранность их улья. Уайт продолжил наблюдать за действом, чуть щурясь, и увидел Эрла и Рида, которые, как оказалось, все это время дежурили у машины Грейс. Они обступили коллегу с двух сторон, отпихивая, кто как может, назойливых журналистов, и провели ее к машине. Все трое уселись в автомобиль, даже не обратив внимания ни на одно слово, что огромным потоком лилось на них со всех сторон, и поспешили убраться из этого безумия. Журналисты с плохо скрываемыми раздражением и досадой начали разбредаться по своим машинам, ибо ждать больше уже было нечего.

Полицейские оттащили Уайта от окна, и только тогда он очнулся. Он и не заметил, сколько так простоял, наблюдая за Грейс. Его провели обратно в камеру, но уже не в ту, в которой повесился Рейслер, а в соседнюю одиночку. Уайт уселся на койку и долгое время смотрел в потолок, пока не опустил уставшие глаза и не обнаружил на полу, в самом темном углу камеры потрепанную книгу. Он нагнулся и достал ее из пыли. Она вся была в паутине и грязи, и Уайт долго оттирал ее рукавом тюремной робы, превратив край ткани в черную тряпку. Уайт внимательно оглядел находку и понял, что держит в руках ту самую книгу, что составляла ему компанию двумя неделями раньше, когда его только привели в этот участок. Он открыл форзац книги и замер: поверх автора и названия синим маркером был начерчен фирменный значок Протокола А, точь-в-точь копировавший печать с конверта, что Уайт достал со дна своей сумки. Уайт пролистал все страницы, но больше не нашел подобных значков. Проведя длинными пальцами по печати, Уайт смял лист и с чувством вырвал его из книги. Он поднялся с места и хотел, было, швырнуть комок бумаги, как швырнул днем раньше осколок стекла, доставшийся ему от Рейслера, но вдруг передумал.

Он вернулся на место, разгладил на коленях лист, аккуратно сложил его в несколько раз и положил в карман, где хранил конверт из Карантинной Зоны.