Рау. Проклятие Чёрного Леса (джен)

На пологом берегу реки полыхал костёр. Тонкие ветви низинных деревьев спускались до самой воды, как занавески, изредка колыхаясь от крыльев пролетающих птиц. Ветра не было уже три дня — с тех пор, как из двух солнц осталось одно. На равнину начали наползать туманы, пока ещё неплотные, тянущиеся у самой земли рваными слоями, и она стала похожа на Зимний Край. Небо постепенно покрылось дымкой, сквозь которую просвечивали звёзды, окружённые переливчатым ореолом и теперь почти неподвижные. Овал солнца потускнел, но по-прежнему дарил свет, и полосы тумана казались розовыми.

Рау пошевелил дрова той самой палкой, которой отбивался от разбойника. Одежда была ещё сыроватой после стирки, но он надел её, не дожидаясь, пока она полностью высохнет, и броню тоже надел — не для защиты, а чтобы согреться. Недостаток солнечного тепла начал сказываться на общей погоде, и эльфийское покрывало требовалось теперь постоянно.

Чёрный Лес был рядом, в полутора часах пути, и возвышался справа над горизонтом зловещей тёмной тучей, но Рау туда не смотрел. Все долги были розданы, он со всеми попрощался и теперь просто ждал, предоставив следующий ход судьбе. Круглую золотую монету часто держал в руке, сам не зная для чего, и любовался, как она блестит в закатных лучах.

Что-то странное происходило в его душе. Глаза стали смотреть по-другому, и это было не иносказание: он видел каждую травинку, каждый блик на воде так чётко, словно сейчас стояли не сумерки, а ясный день. Звуки обрели неведомую доселе глубину. Пришли воспоминания: он думал о своём беззаботном детстве, о путешествиях верхом на шестиноге, о своих близких и друзьях. С тех пор как он оборвал все связи, не прошло и месяца, но ему казалось, что между тем временем и сегодняшним днём пролегла столетняя пропасть.

Вся его жизнь словно лежала сейчас перед ним, как раскрытая книга, все события, что когда-либо с ним происходили, замерли в настоящем времени и были здесь, рядом. Он скользил взглядом по травяному ковру и видел себя двенадцатилетнего, размахивающего палкой на заднем дворе и мечтающего о военной карьере; маленькую Ликетту, впервые взявшую в руки бумагу и грифель; мать и отца с корзинами возле янтарного дерева; праздник в свете костров, Кайра с кантиэлем и танцующих девушек, счастливую смеющуюся Зетту среди них. Деревня стояла нетронутая, и все были живы.

Со звоном падала на пол монета. «Предатель!» — злобно кричал Нийр. В свете ползучих лишайников извивался и щёлкал зубами восьмилапый крокодил, летел в стремительном прыжке голодный крестовик. Страшный верёвочник со своими бесконечными щупальцами лез на дерево, всё туже обвивая стальной жгут вокруг шеи Рау, а из темноты, сотрясая землю тяжёлыми шагами, выдвигалась чудовищная и непостижимая рга — и всё это происходило прямо сейчас, на этом безлюдном берегу.

Тут же был и свирепый разбойник со сверкающим мечом, и грабители, избивающие Рау на задворках города, и бестолковый молодой вояка, распростёртый на земле, с которым Рау тогда не стал церемониться. Гордый и сильный Ве одним прыжком перелетал через кирпичную стену, унося хозяина прочь из города, где им так не повезло, и снова вставали картины из прошлого. Убитая своим никому не ведомым горем Белая Шита уходила по ночной дороге вдаль, заламывая руки, над отравленной деревней поднимался тонкий дымок, а сам Рау с мокрым от слёз лицом лежал у подножия хвойного шара, кутаясь в эльфийскую ткань, и вспоминал верного Ше, которого больше никогда не увидит.

— Не пригласишь к костру? — послышался знакомый голос.

Ветви ивы расступились, и вышел Мегаро. Учитель, или как его теперь следовало называть, тоже стал воспоминанием, и Рау даже не шелохнулся, лишь скосив глаза.

— Да присаживайся, — пригласил он, поворочал палкой в костре и спросил: — Солнце видел?

— Ага, — ответил аристократ, бросил свой чёрный скомканный плащ на землю и сел напротив Рау. — Только не говори мне, что это ты его сбил.

— Я думал, это твоя работа, — сказал Рау, и они оба расхохотались. Смех прозвучал странно и глухо в туманных сумерках.

— Ты выполнил мои задания? — помолчав, спросил Мегаро.

— Угу, — беспечно отозвался Рау и снова стукнул палкой угли.

Аристократ заметно расслабился и, устроившись поудобнее, поинтересовался:

— Был в Книжном квартале?

— Не-а.

— Самое ценное, что есть в городах — это книжные кварталы. Там же не только книги. Там живут мудрецы.

— Это единственный квартал, где я не был.

— Ну, ещё побываешь.

— Побываю, — эхом откликнулся Рау, щурясь на огонь. — Но меня там могут арестовать — я же с военными поцапался. Так приложил одного… Долго рассказывать.

— А куда спешить? Теперь времени много. Сейчас подбросим дров в огонь, и расскажешь, а я послушаю. У меня ещё не было ученика, который поцапался с военными.

— Значит, кроме меня, были и другие ученики?

— Много будешь знать, скоро состаришься.

Мегаро принёс почерневшую корягу и кинул в костёр. Она пошипела, добавила дыма, но довольно скоро занялась пламенем. Стало жарко. Рау встал, чтобы отодвинуться подальше, и чуть не упал на ровном месте. Это показалось ему забавным, и он, покачиваясь, словно пьяный, оперся на палку.

— Твой подарок я, извини, посеял в городе. Вместе с деньгами, — с усмешкой сообщил он. — Жаль, что ты не видел, как я наподдал лысому и долговязому. Вот была потеха! Ну, сначала они мне тоже наподдали, не без этого.

— По порядку, — велел Мегаро, изучая его пристальным взглядом и не разделяя веселья.

— А что по порядку, — Рау оттащил покрывало от огня и снова сел. — Со своими я так и не увиделся. — Он погрустнел. — Деревни больше нет…

— Про деревню знаю, — кивнул Мегаро. — Видел. Что ещё?

— Ещё… Зетту убили.

— Кто?!

— Наверно, разбойники, — пожал плечами Рау. — Если так — то я отомстил. Кстати, спасибо тебе ещё раз за кинжал. И за звёздочки. — И, заметив вопросительный взгляд своего учителя, пояснил: — Я убил того, что за мной шлялся.

— Дела, — покачал головой Мегаро. — Потом подробно расскажешь. А что с девушкой-то?

— Я видел только могилу. На том месте, где мы расстались, у развилка. А грозовой цветок, что я подарил ей, был вместо надгробия. И убийца примотал к нему её отрезанные волосы. Я узнал крашеную прядь. — Рау умолк, глядя вдаль.

Мегаро захохотал. Рау очнулся от горьких мыслей и в недоумении уставился на него.

— Да жива она, успокойся. Жива и здорова, — веселясь, сказал аристократ. — Успела уйти до отравления деревни. Наверно, тоже в город подалась — думаю, что вы с ней чудом разминулись.

— Но я же видел её волосы. Кто их ей отрезал? — всполошился Рау.

— Сама же и отсадила. Ножницами. А на цветок прицепила назло тебе — знала ведь, что туда придёшь. Ты же послал её к чёрту — ни одной женщине такое не понравится. Молодец девчонка — отомстила! Может, ещё и свидитесь, как знать. Хотя я бы на её месте от тебя подальше держался.

Рау посмотрел на него, потом тоже рассмеялся.

— Ай да Зетта, — протянул он. — Я четыре дня ходил как пришибленный, а она, оказывается, жива… Точно? Ты не ошибаешься?

— Точно. Можешь мне поверить. У меня жизнь за плечами, — улыбнулся аристократ.

— Вот чёрт. А я всё ждал, что меня за убийство арестуют, от каждой тени шарахался. На меня же донесли властям.

— Кто?!

— Друг. Бывший, — ответил Рау. — За жену испугался. Я у них переночевал, ну и рассказал про… отрезанные волосы. Доверился. А он… Считает, что я не только убийца, но и деревню ядом залил. — О выпавшей из кармана монете он умолчал, надеясь, что Мегаро не умеет читать мысли.

— Пусть доносит. Его никто слушать не станет, военные не дураки.

«Да, только доносить он будет не об отраве, а о монете», — подумал Рау и поспешил сменить тему:

— Кстати, я попытался зайти на твой оружейный завод, но меня с лестницы спустили, вот смеху было!

— В Городе Сиреневых Башен — с лестницы? — изумился Мегаро. — Это почище, чем история с солнцем. Завод, правда, не мой, но всё равно интересно. Расскажи-ка.

И Рау не торопясь выложил всё, что произошло с ним в городе. После того как он узнал, что Зетта не погибла, его охватила буйная радость, и он пересыпал шутками свой рассказ. Не забыл и про скандальную торговку, и про мамашу с ребёнком, которая говорила: «Эльфы плохие», и про дёрганого юнца-военного, оставившего мечом царапину на его шее. Теперь все эти мелочи казались не обидными, а потешными. Не выпив ни капли вина, он был словно во хмелю, тяжкий и вязкий страх последних двух недель отпустил его, и он от души развлекался, изображая в ролях то одного, то другого.

Мегаро слушал с каменным лицом. Когда дошло до драки в закоулке, Рау до того увлёкся, что вскочил и отстегнул цепь — хотел показать, как разгонял грабителей, но вдруг у него перед глазами всё пошло кругом, пальцы разжались, и цепь, как пригоршня монет, ссыпалась на землю. Янтарное небо с бусинками звёзд словно надвинулось на него, он зашатался, потерял равновесие и чуть не упал головой в костёр — к счастью, Мегаро, молнией сорвавшийся с места, успел подхватить его.

— Это я ещё не рассказал, как твой медведь прыгал через стену, когда мы убегали из города, — склонив голову, бормотал Рау. Ему казалось, что он проваливается в бездонную пропасть. Руки и ноги не слушались.

— Скажи мне одно. Кому ты отдал Ве? — со сдержанной яростью спросил аристократ, уложив его на покрывало.

— Медведице. Она за ним будет хорошо присматривать, можешь не сомневаться. Лучше, чем тот лопух, который держал его на привязи в сарае.

— А кому ты отдал монету?

— Никому, — сонно проговорил Рау. — Я их даже из рюкзака не вынимал, так и лежат в футляре. Можешь взять обратно — вдруг пригодятся.

— У меня огромное желание тебя придушить, — сообщил Мегаро, мрачно глядя ему в глаза.

— Да пожалуйста.

— Чёрт.

Мир так кружился и плясал, что Рау судорожно попытался ухватиться за траву.

— Ниже земли не упадёшь, — проворчал аристократ и встал. Видно было, что он с трудом подавляет припадок бешенства. — Или ты мне сейчас объяснишь, почему никому не отдал монету, или…

— Не отдал, потому что не хочу.

— Решил чистеньким остаться?

— Нет. Просто не хочу, понимаешь? Не хочу, и всё. И мне плевать, что сделает со мной Лес.

— Он тебя сожрёт, — пообещал Мегаро и вернулся на своё место. — Ты хоть знаешь, с чем связался?

— Я ни с чем не связывался. Это ты меня втянул.

— И что собираешься делать?

— А ничего. Буду ждать, когда придёт Зов. А потом мне станет всё равно.

— Зов начался в тот момент, когда тебя прогнали со ступенек завода, — угрюмо сказал Мегаро. — Горожане обычно так себя не ведут. А уж чтобы на шпану нарваться — это надо вообще везунчиком быть. В городах порядки строгие. Шпана сама по себе не заводится, ею разбойники из Леса управляют, чтоб ты знал.

Головокружение слегка уменьшилось, но встать Рау пока не мог. Он лежал, поглядывая на огонь и осмысливая услышанное, а Мегаро продолжал:

— Видел я таких упрямых, среди эльфов особенно. Мёрли пачками. Но они не были моими учениками… Значит, так. Я сейчас уйду, а ты остаёшься здесь на свой страх и риск. Если вдруг ослепнешь, или оглохнешь, или у тебя отнимутся ноги — терпи. Это только поначалу Лес пугает тоской, а когда доходит до передачи монет, он может всякое выкинуть. Может просто взять и скрутить болью. Не знал?

Это было новостью. Страх снова закрался в душу Рау, но он не подал виду, лишь сердито спросил:

— Что ты затеял, Мегаро? Если хочешь поймать кого-то и притащить на аркане, чтобы я передал ему монету, то не трать время. Я просто перережу себе горло.

— С тебя станется, — сверкнув глазами, сказал Мегаро. — Не вздумай. Я не собираюсь никого ловить и тащить на аркане. Есть у меня один козырь, и, похоже, пришла пора его выложить.

— Что за козырь? Можешь объяснить?

— Могу. Ты как-то спрашивал, кто я такой. Так вот, я — исследователь. Я в Лес пришёл сам, шестнадцати лет от роду, и ещё два года к монетам не притрагивался. Первую взял из любопытства. Мне всегда интересно было, что это за Лес такой и как он устроен. И оказалось, что я не один. Встретил там других любопытных, они показали мне Лачугу… Долго рассказывать. Был у меня друг — из книжников, тоже рвался в Лес, чтобы на своей шкуре его изучать. Прямо скажем, воин никудышный. Его бы первый же хищник задрал, ну а у меня свои дела были, кроме как его защищать. И я взял с него слово, что он не явится в Лес, пока я сам его не приглашу.

— И ты хочешь, чтобы я передал проклятие твоему другу? — холодно спросил Рау.

— Я ему обещал, что однажды он получит монету. Но просил не спешить — как чуял, что однажды попадётся толковый, но упрямый ученик. Он долго ждал, очень долго.

— Пусть и дальше ждёт. Я не буду ломать ничью жизнь.

— А у него выбор небольшой. Это для меня годы остановились, а для него шли по-прежнему. Помнишь книгу о чудовищах? Это он её написал. Не без моей помощи, конечно. Если Лес не изучать, он всех приберёт к рукам. Мой старый друг получит монету в любом случае. Не от тебя, так от меня, либо сам подберёт. Это его решение, понимаешь? И он, к твоему сведению, мудрец, а мудрецов судьба хранит. Согласен на такой расклад?

— С… согласен, — неуверенно ответил Рау. — Но это будет только отсрочка. Ничего же не изменится.

— Как знать, — загадочно произнёс Мегаро. — Он твёрдо намерен найти управу на монеты. Не натворишь ерунды?

— Не натворю, — заверил его Рау и кое-как сел, опираясь руками о землю. Силы возвращались к нему, и голова больше не кружилась — будто кто-то невидимой рукой отвёл ворожбу Чёрного Леса.

— Не знаю, сколько дней меня не будет. Придётся ехать в город Серых Камней. — Мегаро встал и потянулся. — Где медведя бросил?

— Вон за тем лесом. Будешь идти — не споткнись о труп разбойника.

— Вернусь — расскажешь, как ты его одолел. Это мне интересно больше всего на свете, — и Мегаро собрался уходить, но Рау окликнул его.

— Забыл сказать. На медведе нельзя ехать, он приметный. Его ищут. Мой приятель, Нийр, случайно узнал о монете и донёс властям, что человек на одноглазом и бесхвостом медведе прислуживает Лесу.

Мегаро снова сел, пригвоздив его ледяным взглядом.

— Случайно — это как? — вкрадчиво спросил он.

— Ну… — Рау растерялся и отвёл глаза. — Она у меня из кармана плаща выпала, когда я утром собирался. И покатилась по полу.

— То есть, ты уронил монету, когда вытрясал свои шмотки?

— Ну… примерно так, — Рау вздохнул.

— Сам-то понимаешь, что натворил? Имя хоть своё никому не называл в городе?

— Военному назвал на въезде. И ребятам, которые стену строят. А что?

— Ничего. Потом поговорим. Ты действительно толковый, но проблем от тебя пока гораздо больше, чем пользы — вот пусть судьба и решает, нужен мне такой ученик или нет. Если застану тебя живым — значит, нужен. Да, и о кострах забудь.

Он встал, вытащил из-за спины один из мечей, воткнул его в землю и без прощания ушёл в туман. Рау почесал затылок.

* * *

Толстая коряга превратилась в угли. Рау спрятал оставленный меч под ивой, перебрался под дерево сам, завернулся в покрывало и стал думать. А думать было о чём. Если Мегаро не врал, то смерть опять откладывалась, но, вручив монету мудрецу, Рау невольно становился ответственным за всех, кому тот в свою очередь передаст проклятье. Но неясный намёк аристократа давал надежду, что мудрец отыщет способ избавить мир от власти Чёрного Леса. В это, конечно, слабо верилось, но лучше такая надежда, чем никакой.

Разноцветные минералы, раскатившиеся было от огня, снова начали собираться, выстраиваясь в причудливые узоры и то вспыхивая, то угасая. Рау где-то слышал, что их можно приручить, и протянул к земле ладонь, подзывая:

— Идите сюда.

Шарики не послушались, но многие из них насторожились и прекратили движение. Он выискивал в стайке минералов изумрудные и фиолетовые, напоминавшие ему об эльфах, которых он видел всего-то несколько минут. Когда его толкнули в плечо, он от неожиданности подскочил, но, при виде красной одноглазой морды очень обрадовался и крепко обнял медведя за лохматую шею. А потом встревожился: если Ве пришёл один, то где Мегаро? Что, если и ждать-то уже некого? В задумчивости он вынул из рюкзака сладкую булку и дал зверю.

Дважды вдоль берега проезжали крестьянские телеги, гружёные синими и жёлтыми речными тыквами, и никому не было дела до одинокого путника, отдыхающего под ивой, а может, его просто не заметили за густой занавесью ветвей. Рау потерял счёт времени. Слова Мегаро о том, что Лес может ослепить или причинить боль, добавили ему страхов, и он жалел, что сейчас нет под рукой ни одной книги — не научной про чудовищ или оружие, а какой-нибудь сказки про эльфов.

Открыть бы сейчас книгу с картинками, интересную, волшебную и страшную, про другой, неизвестный мир, странный и красивый, не похожий на этот. Книгу, в которой можно утонуть, спрятаться, погрузиться в неё с головой и обо всём забыть, чтобы в ней были такие герои, с которыми хочется подружиться и пойти за ними в огонь и в воду, чтобы приключения, путешествия, битвы с чудовищами и обязательно эльфы! Без эльфов мир был бы хуже и скучнее. Хоть книжку бы про них почитать, раз уж нет их рядом… Но и книжки тоже не было. Рау прислонился спиной к дереву и незаметно для себя задремал.

Проснулся от холода. Вокруг стояла темень, и он в ужасе протёр глаза, думая, что ослеп, но присмотревшись, понял, что пока он спал, солнце окончательно закатилось, а слабый свет ночных растений не проникал под густые ветви. Жажда была такая, словно он проспал целые сутки, если не больше. Он нашарил на земле палку и выбрался из-под ивы. Небо было чёрно-серым, а над рекой зависла густая пелена тумана. Помня о предостережениях Мегаро, он медленно спустился к реке и напился. Вода показалась ему тёплой. Медведь шёл за ним по пятам.

Белый, как сок янтарника, и непроглядный как дым туман укрыл всю равнину, спрятав редкие островки леса. Ночные маки превратились в шары света, подкрашенные розовым и оранжевым, искрянка тоже светилась тут и там, как рассыпанный бисер. Стояла ночь, но темноты не было, Рау видел зелень травы у себя под ногами. Восходящая Луна угадывалась над второй четвертью неба, превратившись в едва различимый расплывчатый завиток. Почти месяц прошёл с тех пор, как для Рау закончилась спокойная жизнь. Когда он впервые входил в Чёрный Лес, Луна была прямой, как стрела, а теперь почти круглая, как сахарное колечко. Редко она изгибалась так сильно. Если совсем сомкнётся — то произойдёт полнолуние.

На веку Рау случалось два полнолуния, и оба раза он запомнил навсегда: зрелище, когда Луна смыкается в широкое кольцо и его изнутри начинает заливать сияющее золото, пока не заполнит до краёв, было неописуемым. Становилось очень светло, Луна висела в центре неба трое суток, и днём казалось, что солнц не два, а три. Крестьяне старались использовать редкое небесное явление как только могли: во время полнолуния принято было загадывать желания, делать свадебные предложения, уезжать в долгие путешествия, начинать что-то важное… Вот бы тот мудрец, за которым отправился Мегаро, начал свои исследования в полнолуние!

Луна поднялась выше, её лучи пронизали белое облако, укрывшее равнину, и заставили его светиться изнутри. Рау прошёл немного в сторону леса, прочь от реки. Туман притягивал и манил его. На расстоянии полёта стрелы не было видно уже ничего. Тёмные силуэты шарохвоек, ив, плодовых деревьев и кустов, растущих на равнине, казались живыми существами, замершими в белой дымке. В траве, у самой земли, кроме цветных минералов повсюду вылезли чуть светящиеся жёлтые грибы, похожие на те, что он видел в Чёрном Лесу.

А потом он заметил, что кусты двигаются, и подумал, что Лес насылает на него видения, но приглядевшись, понял, что из тумана к нему приближаются три человеческие фигуры. Он упал в траву и шёпотом скомандовал медведю «лежать». Сообразить пока ничего не успел, но рука уже сама нащупала рукоять кинжала.