Принцип противодействия (джен)

— Ваше имя.

— Изабелла Фрайз.

— Год рождения?

— Две тысячи восемнадцатый.

— Род занятий?

— Домохозяйка. В прошлом — бухгалтер.

Следователь со скоростью пули набирал текст на ноутбуке, даже не глядя на клавиатуру. Идея, подкинутая Брассом, оказалась очень удачной: Рид сделал запрос в миграционную службу, и правительство Протокола А через два дня задержало и передало беглянку на родину. Изабелла Фрайз три дня давала показания разным офицерам, а теперь переносила величайшую пытку в своей жизни: участвовала в очной ставке, где ей составил компанию Уайт. Одетый в свой привычный костюм, он крутил в руке рукоять трости, с которой ему еще долго предстояло не расставаться, и глядел прямо перед собой. Изабелла Фрайз смотрела на Уайта диким взглядом, будто он представлял угрозу для ее жизни.

— Мистер Уайт, вы знакомы с миссис Фрайз? — спросил следователь.

— Первый раз вижу, — бесстрастно отозвался тот.

— Вы, миссис Фрайз, тоже не знакомы с мистером Уайтом?

— Естественно.

— Итак, мистер Уайт, еще раз озвучьте вкратце то, что вам сообщил МакИччин перед смертью.

Уайт тяжело вздохнул.

— Он сказал, что Фрайза заказал его собственный сын, который через него нашел исполнителя — Леонарда Рейслера, который якобы очень хорошо владел холодным оружием, и даже работал метателем ножей в цирке, а моя характеристика была схожа с некоторыми биографическими моментами моего брата, потому МакИччин и решил подставить меня.

— Миссис Фрайз? Прокомментируйте.

— Подставить Уайта предложила я, — ответила она, не глядя на соседа. — Специально искала по записям мужа клиента, которого удобней было бы подставить. На глаза попалось досье Уайта, и я решила — это то, что надо. Рейслера привел МакИччин, он же должен был доказать, что виновен именно Уайт.

— А убили вы его за то, что он проболтался?

— И за это тоже. Он решил выкрутиться и подставить нашего сына, который вообще ни о чем не должен был знать. Мне ничего не оставалось, как только его устранить.

Уайт еле сдержал саркастический смешок. Какое, однако, стечение обстоятельств! МакИччин ведь не был дураком и быстро понял, что ему эта игра боком, но, тем не менее, решил рискнуть. Возможно, риск был и оправданным, но если уж Вуд МакИччин так тесно был связан с Изабеллой, то должен был знать, какого сорта этот человек и что она может сделать. Уже то, что она без сожаления нажала на курок, убирав с дороги своего собственного мужа, которого, быть может, когда-то и любила, говорило о ее предельной жестокости и расчетливости. Примером женщины-убийцы с холодным сердцем никого теперь уже не удивишь, современный мир воспроизвел таких тысячи, а МакИччин, будто с луны свалился, прохлопав все важные аспекты дела. Или же он сделал это намеренно, затеяв собственную не менее жестокую кампанию, но немного запоздал с ее реализацией? Теперь уже никто этого не узнает.

— Как вы узнали, что МакИччин оказался в офисе и не один?

— Если вы хорошо обыскали кабинет, — к Изабелле на некоторое время вернулось ее самолюбие, и на лице мелькнуло надменное выражение, — то наверняка знаете, что там находился подслушивающий жучок, такой же, как на машине. Я четко следила за всеми передвижениями МакИччина, а как узнала, что он начал плести, позвонила Рейслеру. Он должен был устранить свидетелей, а я — МакИччина. У меня получилось, у него — нет.

— Но за что вы заказали мужа? — Уайт повернулся к ней всем корпусом, пристально глядя в глаза.

— Мы с ним поругались, и он решил отобрать пакет акций, который был у меня, и передать этому болвану МакИччину… если бы он получил контрольный пакет, то стал бы владельцем компании.

«Да, ради такой наживы можно было и рискнуть» — промелькнуло в голове Уайта.

— Но и так им стал, — заметил следователь.

— Нет, он был руководителем, входил в члены правления, но не имел права распоряжаться самой компанией. Будь у него такое право, давно бы вся компания полетела в тартарары. Мой отец не затем строил эту империю, чтобы какой-то идиот ее развалил!

Уайт усмехнулся. Причиной всего дела стала какая-то банальщина, а развели столько грязи, сколько не разводят в политике. Оставалась только гадать, какими правдами и неправдами Фрайз получил равный с Изабеллой пакет акций, и чем бы, в конце концов, закончилась его очередная махинация. Возможно, ему бы пришлось снова бежать, ведь неосторожных шагов он сделал в десятки раз больше: одно дело — финансовые махинации, другое — убийства шантажистов, которых сподручней было бы отправить гулять более мягким способом.

Изабелла вцепилась костлявыми пальцами в колени и стала мять брюки на них. Следователь ожидал чего-то большего, как и Рид, стоявший за спинами Уайта и миссис Фрайз, но скоро понял, что ничего от нее не добьется. Это было неудивительно: три дня повторять одно и то же — как приговор. Все равно, если бы она каждый день говорила: «я умру». От такого давления было впору свихнуться даже ей, но вот будь Уайт на ее месте, он бы наверняка выдержал, не зависимо от того, убивал он кого-либо, или нет.

Следователь захлопнул массивную папку с делом, и отодвинул ее от себя, как будто не хотел ее видеть. Один из офицеров полиции еле надел на Изабеллу Фрайз наручники, но не смог заставить ее подняться с места, женщина сидела, как Авраам Линкольн в Вашингтоне[1], которого не отдерешь от своего места. Она поднялась только в тот момент, когда Уайт, опершись о трость, встал и двинулся в проход между ними. В ее руке блеснул осколок стекла, один в один как тот, что отдал Уайту Рейслер, и Уайт понял, что ее держали там же, где его и его покойного брата.

Она нанесла такой внезапный удар, какого не ожидал от нее Уайт, но он все же успел перехватить ее руку. Сделал Уайт это не вовремя, и лезвие вонзилось ему между ребер на какие-то миллиметры, однако, достаточные, чтобы Уайт почувствовал резкую боль. Приложив немало усилий, он отвел ее руку, крайне удивившись, с какой свирепостью и силой, вызванной потоком адреналина в крови, она сопротивлялась. Он будто был для нее опаснейшим из зол, от которого нужно избавиться во что бы то ни стало. Уайт попытался схватить женщину, но та увернулась, оттолкнула от себя офицера полиции, кинувшегося на помощь, и прижалась спиной к двери, угрожая всякому, кто намеревался подойти, окровавленным осколком. Уайт прижал ладонь к ране, из которой сочилась кровь, и сжал зубы не то от ярости, которая, казалось, передалась ему от Изабеллы, не то от боли.

— Ты еще пожалеешь, что полез не в свои дела! — прошипела Изабелла в адрес Уайта.

Ситуация казалась нелепой: только безумец мог осмелиться на такой безнадежный шаг. В полицейской конторе, против не одного десятка сильных мужчин, она была загнанным зверем, но очень хитрым зверем. Сыграв на внезапности, она нащупала свободной рукой ручку двери, что упиралась ей в спину, и с силой рванула дверь, тут же бросившись прочь.

Рид, Уайт и офицер кинулись за ней, но в этом не было нужды: в коридоре было слишком много полицейских, чтобы бороться с ними в одиночку. Вот только они недооценили человека, который с легкостью убил другого и был готов убить Уайта. Когда один из офицеров попытался схватить ее, Изабелла увернулась от него так же, как от Уайта минутами раньше, полоснула его по бедру и бросилась по коридору, ища выхода. На себя Уайт уже не надеялся, потому что хорошо себе представлял, чем могут закончиться гонки с колотой раной в боку, а вот полиция, о которой он и так не был высокого мнения, и вовсе его разочаровала: дать преступнице, столь легко вооруженной, сбежать было бы просто нелепостью. Но хитрость, как правило, бывает эффективней силы.

Изабелла очень умело сыграла на заторможенной реакции: не успели дежурные и прочие полицейские понять, в чем дело, как она уже проскочила мимо целой толпы офицеров и бросилась на совершенно пустую и свободную от людей лестницу. Рид со своим напарником не сразу растолкали толпу, которая уже инстинктивно начинала двигаться в сторону движущегося объекта, и уже не увидели беглянку на лестнице.

Что произошло дальше, никто не мог понять. Рид взял на себя обязательство догнать беглянку, но когда он оказался у диспетчерской, Изабелла оказалась зажатой со всех сторон, кое-кто из офицеров даже нацелил на нее дуло пистолета, но вот стрелять никто не решался. Она крутилась вокруг своей оси как бешеный волчок, и размахивала лезвием, будто оно могло ей помочь. Уайт, не без труда, но все же догнавший Рида, стоял, зажав кровоточащую рану, и глядел ей прямо в глаза. Они бешено сверкали и бегали по лицам окруживших ее офицером. Всем своим видом Изабелла напоминала разъяренного тигра, в окружении ярких вспышек света и острых копий. Это было безумие чистого вида, Уайт не сомневался в этом.

Прорваться на свободу ей уже не удалось: здесь ее хитрость, казалось, утратила силу, но Уайт не спешил сбрасывать ее со счетов, подозревая, что Изабелла вот-вот устроит им всем шоу. Долгое бездействие стало порядком раздражать, и один из самых инициативных бросился на женщину, каким-то странным чудом смогшую покалечить двух человек осколком, находясь при этом в наручниках, но получил сильный отпор, успев увернуться от острого окровавленного осколка. Уайт видел, как Изабелла сильно сжала этот осколок, на нем была уже не только его кровь, но и ее. Она капала на пол, образовав уже приличную лужицу, на которой женщина уже поскальзывалась.

В какой-то момент беглянка дернулась как от удара током, и встретилась взглядом с Уайтом. Она одними губами проговорила: «ты пожалеешь», но только адресат понял каждое слово. Она поднесла лезвие к лицу в тот самый момент, когда напавший на нее мгновением раньше офицер снова бросился к ней. Женщина ударила его локтем в нос и, воспользовавшись представившимся случаем, сунула осколок в горло.

Уайт не видел, что произошло дальше. Шум голосов почти заглушил ее крик, а когда Уайт подбежал к толпе, еле протиснувшись сквозь нее, увидел омерзительную картину. На обеих ладонях Изабеллы были глубокие порезы, а изо рта капала густая темно-алая кровь, растекаясь по паркету огромным озером, в котором отражались пораженные лица. Кто-то из самых слабонервных тут же отвернулся, прикрывая рукой рот, кто-то просто не мог шевельнуться, завороженно глядя на труп. Темно-рыжие волосы женщины слиплись от крови, а безумные глаза были так широко распахнуты, что выглядели ужасающе неестественными.

Уайт медленно попятился назад, пропуская вперед тех, кто еще не был в курсе свершившегося, и чуть было не упал, споткнувшись о собственную ногу. Он не был впечатлительным, но столь ужасных смертей, еще и принятых осознанно, он еще не наблюдал. Ему страшно было представить, как Изабелла собственными руками сунула огромный осколок себе в горло, как он проскользил вниз, разрезая мышцы, непроизвольно сжавшимися, почувствовав инородный предмет, как кровь мгновенно хлынула, наполняя желудок и рвясь наружу. Уайт мотнул головой, чтобы прогнать видение, и увидел, как бездыханное тело женщины поднимают на руки офицеры. Ее лицо залито кровью, струйками текущей по подбородку и ниже, капающей со слипшихся волос.

— Уайт, вас как будто прокляли! — воскликнул Рид, отрывая Уайта от созерцания самоубийцы.

— Что, простите? — переспросил Уайт, переводя напряженный взгляд на морщинистое лицо комиссара.

— Все преступники вокруг вас норовят покончить жизнь самоубийством! Надеюсь, вы мне ничего не выкинете?

Уайт не слушал комиссара. Он лишь молча наблюдал, как выносят бездыханное окровавленное тело женщины, и чувствовал, как сквозь его пальцы сочится кровь. На маленький промежуток времени он и думать забыл о том, что он был в отличие от Изабеллы еще жив и нуждался в помощи. Рана кровоточила не хуже той, что нанесла себе самой женщина, и у Уайта в глазах уже начинало плыть. Он оперся о косяк двойных дверей, что вели на лестницу и начал судорожно глотать воздух.

— Это вы выкинете меня в катафалк, комиссар, — произнес он, — если не поможете.

Уайт поднял голову, но Рида уже не было рядом. Он появился спустя мгновение и схватил Уайта за предплечье:

— Сейчас вас обработаем и вызовем скорую. Держитесь.

Но Уайт уже не мог держаться. Он навалился на Рида всем корпусом, и комиссару пришлось уже волоком тащить его в один из кабинетов, где на Уайта нашлось маленькое местечко на полу. Его положили на довольно грязный паркет, и помощник Рида, что несколько минут назад пытался вывести Изабеллу Фрайз из кабинета следователя, начал деятельность полевого врача. Он попытался добиться ответа от Уайта, но тот уже не открывал глаз и не шевелился: только его грудь вздымалась в такт дыханию, свидетельствуя, что раненый не отошел в мир иной. Рид подумал, что если бы так случилось, то он бы точно схлопотал инфаркт: две нелепые смерти в собственном участке — это слишком.