Summertime Of Our Lives (гет)

— Эй, Поттер! Сегодня ты проверяешь крышу.

Астрид даже на пляже не может угомониться и забыть о делах. Говорит, что ни один человек не приехал в этот лагерь прохлаждаться и, видимо, веселящиеся вовсю атланты и организаторы, делающие то же под шумок, ее не смущают. Мне всерьез кажется, что у этой девушки была какая-то психологическая травма в детстве, из-за которой она просто не может расслабиться. Может, ее в свое время не позвали на крышу, и теперь Астрид ненавидит всякого рода веселье? Иначе почему она так стремится его убить?

Я киваю так, чтобы помощница Матье заметила, а потом чуть наклоняюсь к сидящему слева Брюсу.

— Никто не сказал ей, что вечеринка уже была, да?

— Если у нее будет одним делом больше, у нас — одним меньше, — коротко замечает американец и делает глоток пива. Я хлопаю приятеля по плечу и оборачиваюсь к Джоанне.

— Джо, ты ведь сварганишь мне коктейль?

— Поттер, иди играй в свой квиддич, — бурчит девушка, явно не в настроении. Ее неловкое движение шейкером окатывает всех за барной стойкой брызгами чего-то сладкого, и я заинтересованно слизываю капельку со своей руки.

— Вот что-то такое вполне подойдет, — оценив, соглашаюсь я. — А в игре у нас перерыв, — обезоруживающе улыбаюсь я, пресекая попытку Джоанны избавиться от моего общества. Дело в том, что мне прекрасно известно, почему она это делает.

Не так давно мы все спорили, кто накроет тайную вечеринку на крыше, и я был тем, кто сказал, что обнаружить ее вообще не удастся. Конечно, как победителю, именно мне выпала честь придумывать участникам наказания, поэтому Нела сегодня каждый час должна повторять, какой я сообразительный и проницательный, Зак и Майкл проставились пивом, которое я тут же отдал в общий шкаф нашего домика, а Джоанна вынуждена готовить коктейли во время всей вечеринки на пляже. Злится главный организатор больше из-за того, что я постоянно подшучиваю над ней, а вовсе не потому, что торчать у стойки ей в тягость.

— Тогда займись виндсерфингом, — Робертс сдувает прядь с лица и переливает сине-зеленую жидкость в высокий стакан. Я подозрительно слежу за ее действиями, особенно, когда она ставит это нечто передо мной.

— Ээ, Джо, а что у тебя было по зельеварению?

— «А», — поджав губы в вымученной улыбке, отвечает девушка.

— Ну, тогда ладно, — я пожимаю плечами, осторожно отпивая яркий коктейль. Глаз дергает от кислоты напитка, но я благодарно киваю и делаю новый глоток. Теперь горько. Что она туда намешала? — Кхм… Отлично! Знаешь, в тебе умер великий бармен, — улыбаюсь я и, только через мгновение осознаю всю двусмысленность своих слов. Поспешно отставляю стакан и встаю, удаляясь от стойки.

— Нет, ну каков засранец!.. — восклицает Джо, а потом раздается громкий кашель, словно кто-то подавился, и еще одна раздраженная реплика девушки: — Знаете что, я вам не нанималась!..

Я смеюсь и иду в сторону воды, замечая компанию парней и девушек в десятке метров от берега. Они на мелководье, пытаются устоять на продолговатых одиночных досках, держась за мачту с парусом. Несколько человек бороздят волны вдалеке. Наверное, это те, о ком говорила Джо. Что они делают и как им пришло в голову так развлекаться, мне неизвестно, но смотреть на них занимательно, хотя я и предпочитаю участвовать, а не наблюдать. Какой-то девушке помогают встать на доску, пока она крепко держится за руки двоих парней, но, едва ее отпускают, — с негромким взвизгом срывается вниз, погружаясь под воду. Она выныривает, смеется и позволяет затащить себя обратно. Неожиданно атлантка поворачивается ко мне лицом, и я с изумлением узнаю Мелани. Серьезно? Так она развлекается? Я не могу сдержать смешка, а еще становится немного обидно, что летать она не согласилась, а заняться виндсерфингом — или как его назвала Джоанна? — запросто. Качнув головой, я еще некоторое время смотрю, как она снова летит в воду, а потом решаю, что мое присутствие там тоже не помешает. Учиться стоять на доске, выставляя себя на посмешище, я не собираюсь и вместо этого решаю зайти с воздуха.

Обнаружить серферов с этой стороны оказывается не сложно, однако приходится пролететь над ними раз или два, чтобы обнаружить тех, кто меня интересует. Держа метлу над самой водой, я огибаю другую девушку на доске, в которой не сразу узнаю Бренду. Судя по всему, здесь она чувствует себя так же уверенно, как и в воздухе: стоит на серфе как влитая, да еще и получает удовольствие от бьющего в лицо ветра. Она так хорошо смотрится, что я зависаю рядом, не пытаясь окликнуть, пока австралийка сама не замечает меня. Все-таки иногда люди настолько талантливы, что это завораживает.

— Час уже прошел? — громко спрашивает она, пытаясь перекричать ветер.

— Неа, все разошлись и вернутся нескоро, — отвечаю я.

— Мне понравилось играть без правил, но я бы предпочла настоящую тренировку! — она старается наблюдать одновременно за мной и поднявшимися волнами, крепко держась за изгиб мачты. — Почему бы не устроить одну вечером?

Я с сожалением качаю головой.

— Я обещал Лили появиться на сегодняшней репетиции театра.

— О, я наслышана! Тебе не кажется, прости за откровенность, что театр — это вообще не твое, Джеймс? — звонко смеется она.

— Не кажется. Я уверен в этом, — улыбаюсь я, заходя на новый круг возле Бренды. — Просто не хочу подводить Лили. Для нее это важно.

— Значит ты такой хороший брат?

Я хочу уже укорить ее за сомнения, но в голову почему-то приходит вовсе не Лили, а Роза, и я медлю с очевидным раньше ответом. Не то чтобы меня действительно терзали муки совести за то, что мы с кузиной мало общаемся, просто странно теперь осознавать, что я упускал из виду немалую деталь: Роза, пусть и дальше от меня, чем родная сестра, но должна была чувствовать, что мы рядом и готовы помочь, если потребуется. Она же все эти годы ходила тенью, считая, что нам на нее плевать. И за это мне действительно теперь стыдно.

— Нет, но я хотел бы быть, — не знаю, достаточно ли громко звучит мой ответ, потому что отвечаю скорее самому себе. Но теперь я повышаю голос: — Удачного плавания!

И уношусь прочь. Бренда что-то кричит мне вслед, но я только машу ей рукой, а потом снова снижаюсь к самой воде там, где скользит парусник Мелани. Она отплывает от помощников, что ставили ее на серф, на несколько метров, а потом от неловкого движения летит в воду. Два парня бросаются к ней на помощь, но я опережаю их, окидывая таким взглядом, что они останавливаются как вкопанные, не доплыв до девушки.

Нотт выплывает на поверхность, оглядываясь в поисках доски, но натыкается глазами на мою протянутую руку. Поднимает голову, щурясь от солнца, а потом фыркает. Я улыбаюсь. Почему-то мне всегда хочется улыбаться при виде нее.

— Разве тебе не нужна помощь? — интересуюсь я, провожая взглядом медленно сносимый волнами серф.

— Нет, — качает головой Мелани, не глядя на меня. — Спасибо, нет.

Она делает гребок руками, отплывая в сторону, но мне, конечно, двигаться в воздухе проще, поэтому я все равно оказываюсь возле доски раньше. Мел цепляется за край, поднимаясь над водой, а потом вновь встает, держась за мачту. Ветер здесь намного тише, чем на высоте, однако для паруса хватает и его: он начинает медленно двигаться параллельно берегу. Я не отстаю.

— И что же подвигло тебя заняться этим видом спорта? — спрашиваю я.

— Бренда, — девушка слишком сосредоточена, чтобы отвести взгляд от горизонта, поэтому отвечает почти равнодушно. — Предложила составить компанию. Сама она смотрится выгоднее на доске, — она замолкает, а потом как-то странно охает и едва не отпускает мачту.

Я не понимаю, что такого было в ее словах, но это кажется мне забавным. Она хотела бы смотреться на серфе так же профессионально, как подруга? Не для того ли, чтобы оценил я? Глупая мысль заставляет меня улыбнуться шире, а потом я задумываюсь о том, что те атланты, что помогали Мел, тоже крутились рядом не просто так. Я снова оборачиваюсь в сторону этих «везунчиков» и с удовлетворением замечаю, что они вовсе не пытаются следовать за нами. Должны понимать, что здесь им ловить нечего. И некого.

— Вот видишь, ты же не боишься учиться новому, — замечаю я, неспешно облетая вокруг Мелани. — Так почему бы не сесть на…

— Я не собираюсь учиться летать, Джеймс! — раздраженно выпаливает она. — Есть, знаешь ли, дела поинтереснее и побезо…

Девушка дергает мачту, оглядываясь в мою сторону, чем выводит ее из равновесия, и летит в воду. Я реагирую быстрее, чем думаю: подрезаю ее снизу, одним плавным движением взлетая вверх. Метла на миг проседает под тяжестью двух человек, но вскоре уверенно набирает высоту. Мелани тяжело дышит, похоже, не до конца сообразив, что произошло, потому что когда она открывает глаза…

— Джеймс, какого черта ты творишь?! — она так вцепляется в мое предплечье, что, кажется, сейчас оторвет. Вот уж не думал, что в ней столько силы. — Немедленно верни меня на землю!

Я вижу ужас в ее глазах, когда она оборачивается, но вместо того, чтобы последовать ее требованию, осторожно продолжаю лететь, больше не набирая высоты.

— Это вовсе не страшно, Мел. Просто смотри мне в глаза, — негромко произношу я, стараясь не улыбаться. Но, правда, ее вид — одно удовольствие. Она даже не заметила, что я прижимаю ее за талию, чтобы не уронить.

— Не собираюсь я смотреть тебе в глаза! — восклицает девушка, а потом неожиданно дергается и зажмуривается, медленно и размеренно выдыхая. — Спусти меня вниз.

— Не могу. Я, знаешь ли, потерял ориентацию в пространстве и теперь не соображу, где земля, — притворно хмурюсь я. — Но если ты поцелуешь меня, может, я и вспомню! — неожиданно предлагаю я.

Если раньше Мел не хватало воздуха от страха, то теперь явно от возмущения.

— Ты — идиот! — выдыхает она едва слышно, посильнее обхватывая пальцами мое предплечье. Выглядит девушка так, словно готова ухватиться за меня руками и ногами: что же, стоит признать, — на такой высоте выбирать не приходится. Чувствую ли я хоть каплю угрызений совести за то, что так поступаю? Черта с два!

— Опусти меня! — повторяет Мелани, повышая голос. — Поттер, я прокляну тебя так, что тебе будет больно от одной мысли о метле! — она распаляется, но я только посмеиваюсь, неторопливо облетая тех атлантов, что перебрасывают мяч в воздухе.

— Серьезно хочешь, чтобы я отпустил тебя? Ладно, — просто соглашаюсь я и убираю руку, которой придерживал девушку. Конечно, я делаю это, только чтобы обнять ее поудобнее, но Мел явно не понимает, потому что выглядит все так, будто я действительно отпускаю ее с десятка метров высоты.

Она взвизгивает и, резко оборачиваясь, утыкается мне в плечо. Потом, наверное, осознает, что все еще сидит боком на метле, потому что горячее дыхание выравнивается и теперь едва щекочет кожу. Я стараюсь убрать с лица идиотскую улыбку, хотя, конечно же, Мел не может ее видеть.

— Только не мешай мне управлять метлой, это чревато, — предупреждаю я и намеренно дергаю древко, чтобы летательный инструмент вильнул.

Девушка ослабляет хватку, но пальцы не разжимает.

— Опусти меня, пожалуйста, — просит она сквозь зубы.

— Занимательный у нас диалог, — говорю я. — Я уже предложил тебе честный обмен: если ты поцелуешь меня, я быстро доставлю тебя на землю.

Вранье. Конечно, если она поцелует меня, я просто не смогу моментально вернуть ее вниз. Это будет выше моих сил. Скажем так, я выполню свое обещание через некоторый промежуток времени. Недолгий. Скорее всего. Как пойдет.

— Занимательная у тебя тактика, — почти спокойно произносит Мелани. — Шантажировать, зная, что я боюсь высоты. Очень по-джентльменски.

Я не слышу в ее голосе злобы или раздражения, но она произносит эти слова так, что с меня мигом сдувает все веселье. Сам того не замечая, я направляю метлу к земле.

— Хотел развлечь тебя, извини, — убито произношу я, только сейчас глядя на свой поступок со стороны. Я-то рассчитывал развеселить ее, растормошить, оказаться ближе, чем она обычно подпускает меня, но, кажется, только испортил все.

Задерживаю метлу у самой земли и осторожно убираю руку с ее талии. Она, наверное, чувствует спокойствие, которым в воздухе и не пахнет, а еще песок под ногами, потому что спрыгивает и, не уходя прочь, трет лицо руками. Потом проводит пальцами по волосам и вздыхает. Я слышу каждое ее движение просто потому, что слушаю. Потому что я только что уничтожил все хорошее, что она успела обо мне подумать, и теперь не чувствую ничего кроме вины. И не свожу взгляда с ее спины, когда она удаляется. Я — чертов идиот.

Некоторое время я плетусь следом за ней: мы приземлились в той части пляжа, где почти никого нет — достаточно далеко от бара. Но когда становится оживленнее, Мелани направляется в сторону своего покрывала, а потом неожиданно оборачивается.

— Не забудь, что сегодня репетиция. Я надеюсь, что ты уже выучил слова, — произносит она невозмутимо, а потом задерживает взгляд на моем лице. — И никогда больше так не делай.

Потом мотает головой, и, может быть, я не прав и мне померещилось, но она едва слышно фыркает и уходит с пляжа, подхватив свои вещи.

Наверное, я идиот, но, кажется, меня только что простили. И мне как никогда хочется за это выпить.

Едва я возвращаюсь к бару, чтобы Джоанна налила мне чего-то из организаторских запасов, надежно скрытых от чужих глаз в одном из ящиков, как меня догонят Лили: веселая и воодушевленная, как и всегда.

— Жду тебя в семь в зале, не забудь свой текст, хотя, по-хорошему, ты уже должен знать его наизусть! — тараторит она, глядя на меня, а потом переводит дух. — О, это твой коктейль? — сестра протягивает руку за бокалом, но я оказываюсь быстрее и осторожно увожу нечто, назойливо отдающее текилой, из-под ее носа. — Эй, ну я же много не выпью!

— Очень на это надеюсь, — усмехаюсь я и окликаю Джоанну: — Джо, ты не сделаешь что-нибудь с соком и льдом?

Робертс, болтающая с Майклом, выдает что-то нечленораздельное, а потом кидает мне апельсин.

— А вот лед! — я уворачиваюсь, слыша как врезается кубик в какую-то деревяшку, а потом со смехом вручаю Лили фрукт, пока та с округлившимися глазами наблюдает за происходящим.

— Ты что, только появилась на пляже? — спрашиваю я удивленно.

— Вносила правки в сценарий пьесы, — отвечает она, пожимая плечами. — А чем ты тут развлекался целый день?

— Устраивал небольшую тренировку в свободной форме. Ты же заняла мой вечер, — с легким укором говорю я, глядя на сестру. — Скоро снова начнем играть. Не хочешь к нам присоединиться?

Лили на секунду задумывается, а потом качает головой.

— Я пришла сюда, чтобы забрать девочек.

— Я думал, ты все это время была с ними, — чуть удивляюсь я, но тут же отвлекаюсь. — О, наконец-то появился Малфой. Странно, что еще нет Альбуса, я думал, эти пропадают вместе.

Лили как-то резко оборачивается, но вовсе не в ту сторону, куда смотрю я.

— О, там Свити, я пошла.

— Эй, Лил, ты забыла апельсин! — кричу я ей вслед.

— Ага, — она схватывает его на лету и мгновенно исчезает. Это кажется мне немного странным, но у меня нет времени обдумывать ее девчачье поведение, потому что рядом со мной за стойкой приземляется Митчелл.

— Видел твой воздушный балаганчик, — достаточно миролюбиво усмехается он, но меня все равно это задевает. Пусть я и знаю, что он делает это специально.

— Мой хотя бы видят, значит — он существует, — с ухмылкой парирую я.

Пол качает головой, принимая мое замечание.

— Моя команда — это сюрприз. Не хочу, чтобы они напугали вас раньше времени.

— Ой, да перестаньте вы скалиться! — бросает нам Джоанна, выставляя перед каждым по стакану чего-то прохладительного. — Никто не мешает вам за пределами поля быть приятелями.

Повисает пауза, за время которой мы с Митчем коротко переглядываемся и не удостаиваем организаторшу ответом. Как же она далека от квиддича.

— Спасибо, Джо, — улыбается американке Пол, забирая свой напиток, а потом уходит со словами: — У меня сегодня вечером еще тренировка. Надеюсь, Поттер, твои ребята оставили моим хотя бы немножко Бодрящего зелья.

Я кривлюсь в улыбке, не отрывая глаз от деревянной столешницы. На ней воображение рисует квиддичное поле, где моя команда в пух и прах разбивает игроков Митчелла. Я не двигаюсь до тех пор, пока судья не дает победный свисток в нашу честь, а потом тоже поднимаюсь из-за стойки.

— Эй, Джеймс! — доносится до меня голос Нелы. — Ты самый сообразительный и проницательный!

— Спасибо, милая! В который раз, но так приятно!

Когда я прихожу в зал, репетиция уже идет полным ходом. Если, конечно, все это вообще можно назвать репетицией. Странно, что я не услышал крики, пока шел сюда от своего домика.

— Артур, ты похож на дальнего родственника! — возмущается Лили. — Она твоя дочь, в конце концов! Не самая любимая, конечно…

Мелани выдает негромкое «Ха», но с режиссером не спорит, как, впрочем, и не идет на выручку партнеру по сцене. Сам же парень явно недоволен.

— А что мне сделать, Лили? У меня в листе написано «опасается, что в него запустят вазой». Лезть обниматься?

— Ты шарахаешься от нее, как будто она террористка.

— Может, мы закончим с этой сценой? Все уже, кажется, поняли, что здесь делать, — замечает кто-то, и Лили раздраженно оборачивается, явно намереваясь припечатать его своим аргументом. Но тут она замечает меня, и ее лицо немного светлеет.

— Джеймс, наконец-то! Мне нужно посмотреть, как вы с Мелани сыграетесь: пробы пробами, но, как видно, на сцене все получается совершенно не так! — она устало всплескивает руками, на что некоторые актеры реагируют с недовольством. Не знаю, то ли у нее не получается совладать со всеми ними, то ли они что-то не поделили. Не желая создавать ей дополнительных проблем, я быстро присоединяюсь к собравшимся.

— Ты взял текст? — уточняет Лили, и я показываю ей свернутый в трубочку сценарий. Кто-то рядом прыскает со смеху. — Отлично, замени вот эти страницы.

— Лили, ты же дала мне его только вчера, — напоминаю я. — Ты что, уже изменила там половину?

— Вот именно, — чуть улыбается сестра. — Только вчера. Сомневаюсь, что ты уже выучил.

Я киваю, принимая ее победу, и переставляю нужные страницы. По правде сказать, вечером я из любопытства пролистал содержание, в поисках пикантных сцен, но остался немного разочарован: Шекспир, может, и был великим драматургом, но в этой пьесе явно не хватало чего-то жизненного.

— Четвертая страница, — командует Лили. — С монолога Питера перед дверью Кэтрин.

Все начинают шуршать бумагой, отыскивая нужную сцену, а Мелани невозмутимо уходит куда—то в угол, где полно всякого хлама, который, впрочем, может оказаться театральным реквизитом. Я поднимаюсь на помост, и пробегаю глазами по тексту. Придется читать, я вижу его впервые.

— Начнет беситься — скажу, что слаще соловья поет. Нахмурится… скажу, что смотрит ясно, как роза, окропленная росой. А замолчит, надувшись, похвалю за разговорчивость и удивлюсь, что можно быть такой красноречивой, — я качаю головой, усмехаясь. Кто-нибудь еще в этом зале видит, что Шекспир писал конкретно про Мелани? — Прогонит вон — примусь благодарить, как будто просит погостить недельку! — я с интересом вчитываюсь в следующие строчки. — В руке своей откажет… Откажет мне? — бросаю насмешливый взгляд на девушку. Та слушает мои слова равнодушно, но внимательно. Я продолжаю: — Потребую назначить день помолвки!

Увидев ремарку, что Питер закатывает рукава, я делаю подобный жест, поправляю невидимый галстук и откашливаюсь, ожидая продолжения от Мелани. Она секунду смотрит на меня, а потом берет в руки какой-то глиняный горшок и с непроницаемым лицом бьет его прямо на сцене. Я открываю рот, собираясь спросить, что на нее нашло, но остальные в зале воспринимают все как должное, и я понимаю, что это по сценарию.

— Мелани, больше негодования! — просит Лили, и Нотт, коротко оглянувшись на соседку, качает головой. Еще несколько секунд собирается с мыслями, а потом усмехается и начинает откровенно крушить все вокруг, кидая хламом возле нее во все, что видит. К счастью, актеров она бережет. Причем ломает девушка с нарастающим упоением, видимо, не заботясь о том, что все придется убирать.

Я заглядываю в свой текст.

— День добрый, Кэт, — улыбаюсь я. — Я слышал, вас так зовут?

— Со слухом у вас явные проблемы, — цедит Мелани. — Меня зовут Кэтрин, — она отбрасывает поломанный подсвечник и отворачивается.

— Я так же знаю, вас считают скромной, покладистой и нежной, — мне приходится неоднократно сверяться с репликами, но общую мысль речи Питера я улавливаю: говорить все, чтобы выбесить и без того раздраженную Кэтрин. В моем случае — Мелани. — Пришел сюда я, чтоб на вас жениться! — с удовольствием добавляю я, согласно тексту.

— Что же, как пришли, так же и уйдете! — отмахивается Мел.

— А вы оса! Но жалите неметко. Я буду мужем вашим, так и знайте!

— Глупец! — громко смеется девушка, и почему-то мне кажется, что это ее настоящая эмоция.

— Клянусь той магией, что позволила мне увидеть и полюбить вашу красоту… — распаляюсь я. — Ни за кого другого ты не выйдешь!

Мелани давится смешком, а потом как-то неловко оглядывается на Лили, не продолжая играть. Она хмурится, наверное, подбирая какие-то слова, а потом говорит:

— Думаю, что более чем достаточно.

И вновь становится непроницаемой. Все еще живо представляя ее поведение на сцене, я сохраняю улыбку. Лили долгое время с скептически смотрит на нас, а потом заявляет:

— Вот вам я верю. Джим, тебе, конечно, нужно выучить все реплики и действия, но для начала… Хорошо, — она одобрительно кивает. Я усмехаюсь: похоже, сестрице понравилось командовать мной. — Мира была права, ваши склоки можно перенести на сцену.

— Кстати, где она сама? — спрашиваю я, заметив, что театралки в зале нет.

— Она помогает кому-то из организаторов и будет позже. А вы все, — она снова обводит взглядом собравшихся. — Должны выглядеть не как незнакомцы на улице. Берите пример с Джеймса и Мелани.

— Судя по твоим словам, они-то как раз неплохо знакомы, — подает голос какая-то девушка.

— Вот именно! Мы-то вообще друг друга не знаем!

— Лили, я думаю, они правы… — начинает Свити, но сестра заставляет всех умолкнуть.

— Тише! — зарождается новая волна негодования, но Лили прекращает и ее. Какое-то время она стоит, закусив губы, и хмуро оглядывает всех, а потом снова говорит: — Ладно, вы правы. Вы действительно почти не знаете друг друга: это рождает массу проблем. Между вами нет… свободы в движениях! Это нужно как-то поправить…

— Я, кажется, вовремя? — в дверях появляется Мира, которая явно слышала последнюю часть разговора, потому что она уверенно идет к нам. — О, Джеймс, мне жаль, что я пропустила твой дебют! — она притворно сокрушается, а потом поворачивается к остальным, когда я закатываю глаза. — Думаю, вам нужно лучше узнать друг друга, чтобы продолжать дальше. Чем больше люди знакомы, тем проще им подстраиваться друг под друга на сцене! Поверьте моему опыту, — добавляет она, заметив скептицизм на лицах. — Тащите стулья в круг.

Все атланты, а их здесь порядка пятнадцати человек, усаживаются на сцене, ожидая дальнейших инструкций от театралки. Я тоже опускаюсь на стул, оказываясь справа от сестры и на два места левее Мелани. Рядом со мной садится Мира.

— Сыграем в игру, которая называется «Две правды, одна ложь». Правила простые: каждый из круга по очереди называет три факта о себе, таких, чтобы два оказались истинными, а один — ложным. Задача остальных — угадать, о чем соврал человек. Думаю, можно начать с меня, — она на мгновение задумывается, а потом кивает своим мыслям. — Хорошо. Я ненавижу морепродукты, у меня есть собака по кличке Динго, и я попала в этот лагерь на спор.

Мира выжидающе смотрит на атлантов, но они медлят, и потому голос подаю я.

— Про собаку вранье, — взгляды обращаются ко мне.

— Пояснишь? — довольно улыбается девушка.

— Ты вечно жалуешься, если за наш стол кто-то приносит креветки или рыбу, а Нела говорила, что ты заядлая кошатница. Про спор я не в курсе, — подозрительно смотрю я на Миру, но она поспешно отмахивается:

— Я потом расскажу эту историю, она не стоит того. В любом случае, ты прав, давайте… — голос у нее немного нервный, поэтому я перебиваю:

— Предлагаю новое правило: если нас интересует факт, водящий должен пояснить его происхождение! — и широко улыбаюсь организаторше. — У нас тут игра на сближение, дорогая.

Мира кривится, словно ее заставили прожевать лимон, а потом бросает взгляд на всех остальных. На лице ребят написан интерес, но никто не настаивает. Видимо, она некоторое время еще раздумывает, поддаваться на мою провокацию или нет, а потом соглашается.

— Пять лет назад мой старший брат, который вернулся из МАЛа, заявил, что мне никогда сюда не попасть. Как атланту мне не удалось, зато я уже второй год возглавляю таких как вы, входя в команду организаторов.

— Это не так пикантно, как мы надеялись, — разочарованно говорит какой-то парень.

— Я пообещала повесить трусы брата на флагшток, если выиграю, — Мира смеряет его острым взглядом, но не выдерживает и начинает смеяться вместе со всеми.

— Отличная игра, — хохочу я. — Предлагаю дать нашему руководителю еще одну попытку.

— Ну, уж нет, — тычет меня в бок девушка. — Твоя очередь.

Я задумываюсь.

— Я классный, я умею летать на метле с трех лет, и я был на вашей тайной вечеринке на крыше, — усмехаюсь я, откидываясь на спинку стула.

Очень интересно послушать, что они скажут.

— Первое — ложь, — замечает Мелани, качая головой и совершенно не глядя в мою сторону.

— Хорошая попытка, — улыбаюсь я.

Мира точно знает, что меня на вечеринке не было, но молчит, предоставляя атлантам возможность угадать самостоятельно. Но те, похоже, встревожены фактом, что я знаю об их общем проступке. Я с удовольствием жду ответа.

Голос подает Свити, подруга Лили.

— Не думаю, что ты и правда был на вечеринке, — негромко произносит она.

— Поясни, — киваю я, не подтверждая ее мнения.

— Ты бы видел, как развлекалась там Лили! — улыбается дурмстранговка, и я мгновенно напрягаюсь.

— Лили?..

— Ты о чем? — пораженная сестра оборачивается к подруге. Она выглядит сбитой с толку.

— Ну, ладно, я обманула его! — смеется Свити. — Если бы он и правда был там, так бы не тревожился.

По нашей компании проходят смешки, а потом все расслабляются. Лили качает головой, укоряюще глядя на подругу, а потом бросает взгляд в мою сторону:

— А ты поверил, да? — в глазах ее опасные огоньки.

— Ладно, Свити угадала, — поспешно говорит Мира. — Лили, три факта.

Сестрица фыркает, но я вижу, что она не обижена по-настоящему, скорее, для вида. Потом Лили произносит:

— У меня четверо родственников в этом лагере, я брала интервью у ста сорока двух живых портретов, а на спортивной игре в прошлый понедельник я выбила одного противника.

Я задумываюсь. Про родственников и думать нечего — я, Ал, Роза и Дом. О ее успехах на игре мне ничего неизвестно, так что остаются портреты — вряд ли она сама помнит точно число, так что, скорее всего, соврала навскидку.

— Про игру — выдумка, — улыбается один из парней.

Лили сдерживает улыбку, а потом неопределенно ведет плечом.

— Пояснишь?

— Ты носишь жетон с полигона с цифрой шесть. Там ведь отмечается число побежденных?

Сестра открывает рот, чтобы что-то сказать, а потом немного теряется, поджимает губы и нащупывает металлическую пластину, что носит на цепочке. Медлит секунду, а потом фыркает.

— Да, ты прав. Про игру я соврала, — она зачем-то проверяет жетон, убеждаясь, что на нем шестерка, а потом весело смотрит на собравшихся: — Кто следующий?

Свити предлагает на выбор умение ходить по канату, балет и присутствие на боях медведей, на что мы категорично выступаем против последнего. Девушка смеется и говорит, что канаты — было бы слишком, и пока все в красках представляют бои медведей, почти незаметно заканчивается круг. К моменту, когда очередь доходит до Мелани, мы уже подшучиваем друг над другом, заранее предсказывая, в чем признается тот или иной человек.

— У меня дома живут белые павлины, в детстве я выпила склянку Напитка Живой Смерти, а после школы я буду учиться в Академии Колдовских Наук, в Мадриде.

Она замолкает и чуть улыбается, ожидая вариантов. Я так внимательно смотрю на нее, что она, кажется, чувствует это, потому что поднимает на меня глаза, а потом быстро отводит их.

— Павлины — это же смешно! — предполагает кто-то.

— Напиток Живой Смерти? Ты серьезно? Перепутала с какао? — округляет глаза какая-то девушка, наклоняясь к Мелани.

— Да, я тоже думаю, что с зельем неправда, — говорит Свити.

Мел продолжает молчать, не выражая никаких признаком одобрения или несогласия. Я не знаю, почему, но мне кажется, что ответ очевиден. Пускай из всех он и кажется самым правдоподобным.

— Это ведь Академия? — повышаю голос я, чтобы она услышала. — Ты не поедешь в Мадрид после школы.

Наступает тишина. Все ждут ответа. Девушка, спрашивавшая о зелье, нервно хрустит костяшками пальцев. Мелани молчит. Потом коротко улыбается и кивает.

— Никакой Академии, — соглашается она.

И не спрашивает, как я догадался, почему выбрал этот вариант: из всего круга она единственная не требует пояснить. Остальным же не интересно знать, почему у девушки перед ними самый обыкновенный вариант оказался ложью: они наперебой просят рассказать про Напиток Живой Смерти и посмеиваются над аристократическими причудами, вроде павлинов. Мелани достаточно охотно говорит о том, как в девять лет попробовала какую-то жидкость из кабинета своего дяди Магнуса, как это оказалось злополучное зелье сна и как ее потом приводили в чувство. Я вижу, что ей нравится вспоминать об этом, о своем жутковатом приключении, но все еще не могу выкинуть из головы тот факт, что оказался ложью. Почему столь талантливая зельеварка не собирается в Мадрид после седьмого курса? И если у нее есть другой, лучший альтернативный вариант, почему ее голос упал, когда Мел говорила об этом?

Я пропускаю конец игры, а потом просто сажусь на зрительские места, пока Лили и Мира руководят репетицией какой-то сцены, где я не задействован. Мелани и Свити обмениваются репликами, слушая поправки, потом идет какая-то общая сцена, во время которой я пытаюсь снова прочитать сценарий, но из головы не выходит «ложь», которую преподнесла Мел.

На помост меня вызывают еще дважды: для сцены с «Бенедиктом» — отцом Кэтрин и Бьянки, а потом для одной с кем-то еще. Я немного рассеянно читаю с листа, да и остальные, похоже, устали, потому что через полчаса театралка объявляет конец репетиции, просит всех ознакомиться с новыми правками в сценарии, а потом уходит с группой атлантов, обсуждая костюмы и декорации. Зал постепенно пустеет, и я понимаю, что могу быть свободен. Поднимаясь, я слышу какой-то шорох за бархатными шторами, возле груды хлама, который била «Кэтрин».

Присмотревшись, я замечаю, что это Мелани. Она раз за разом произносит заклинание починки, расставляя все вещи на свои места. Я направляюсь к ней, чтобы помочь.

 — Репаро! — говорю я, поднимая глиняный горшок, собравшийся из осколков.

— Спасибо, — благодарит Мелани, кивая.

— Почему ты не поедешь в Испанию? — спрашиваю я, полагая, что честный вопрос будет лучше разговоров вокруг да около.

Девушка берется за канделябр, направляет на него волшебную палочку и останавливается, не произнося заклинания.

— Потому что это была ложь, — просто отвечает она.

Я усмехаюсь тому, как она все закрутила.

— Ты сказала это с сожалением, — делюсь наблюдением я. — Хочешь там учиться?

— Слушай, я просто придумала ложь ради игры, хорошо? — пожимает она плечами. — Все так делали.

— Хорошо, но ты не ответила на вопрос: ты действительно хочешь там учиться?

— Возможно, — резко отвечает Мелани. — Я просто соврала, что такого? Я сказала, что буду там учиться, — это не так, — она делает нервный взмах палочкой, и свеча из канделябра отваливается на пол. — Чего ты от меня добиваешься?

Я делаю пару шагов вперед, забираю у девушки подсвечник и, приведя его в порядок, ставлю поверх старого комода. Потом снова оборачиваюсь к ней. Мел, не двигаясь, смотрит на свои руки, все еще не разжав напряженных пальцев. Я не хочу портить вечер нашей обыкновенной ссорой или даже саркастической перепалкой, но в то же время не представляю, что сделать. Если она не хочет говорить об этом — какая разница? Не исключено, что мне послышалось, и я просто угадал в этой глупой игре. Я, неожиданно для себя, подхожу ближе и забираю ее руки в свои ладони. Выкатываю волшебную палочку из неподвижных пальцев и опускаю ее на ближайший стол.

— Не знаю, — негромко отвечаю я, глядя на ее опущенное лицо. — Понятия не имею, если честно. Ты тоже ведешь себя странно: то отталкиваешь меня, то подпускаешь близко. Я не знаю, чего ждать от тебя в следующий раз.

Мне кажется, что сейчас она одернет руки, отскочит и, как всегда, скажет что-нибудь резкое, но она молчит, и я замечаю, чуть мотает головой.

— Ничего. Тебе вообще не стоит ничего ждать от меня, — глухо произносит она, ставя меня в тупик. — Если тебя раздражает то, как я веду себя, я постараюсь пересекаться с тобой как можно меньше…

— Эй, Мел, — перебиваю я, наклоняясь, чтобы заглянуть ей в лицо. — Разве я такое говорил? Я просто сказал, что не понимаю…

— И не поймешь! — она вскидывается, распахивая глаза так, что я могу различить узор на радужке поразительно яркого, голубого оттенка.

— Тогда я не буду спрашивать, — я сдерживаю улыбку, чтобы преждевременно не выдать свое намерение. Наклоняюсь к ее губам, вновь видя удивление на хорошеньком лице, а потом…

— Мелани, ты здесь?

Девушка отскакивает от меня, словно от огня, я вижу, как чудесные голубые глаза гаснут, и она хмурится.

— Бренда?

Мел быстро подхватывает свою палочку, выходит из-за кулисы, что так хорошо скрывала нас от зала, и спускается по лестнице к зрительским местам.

— Ребята уже закончили, а тебя все не было, я пошла искать, — весело говорит Ривера, и это первый раз, когда у меня вызывает неприязнь ее вечно хорошее настроение. Знала бы австралийка, какой момент испортила. — Сегодня у меня это хорошо выходит: представляешь, я нашла клад, который спрятали организаторы!

— Да, я задержалась с реквизитом: в процессе репетиции мне пришлось немного покидаться хрупкими предметами, — преувеличенно бодро отвечает Мелани и смеется. — И что это за клад?..

Их голоса удаляются, и вскоре я остаюсь в зале один.