Макбет (гет)

Все трое сидели на полу в маленькой нише, сосредоточившись на приготовлении зелий: нарезали, добавляли, помешивали, читали и перечитывали инструкции — аккуратно изложенные в книге и спешно нацарапанные Драко на куске пергамента, запачканного чернилами.

Осталось совсем чуть-чуть. Несколько ингредиентов в один котёл, несколько минут на огне для второго, несколько помешиваний — и готово. Жизнь и смерть, растворённые в жидкой форме.

Никто не нарушал молчание. Вдалеке сквозь защитный барьер Гермиона могла различить негромкие разговоры актёров, реплики, доносившиеся со сцены, приготовления лордов, но громче всего звучало её собственное дыхание, горящий огонь и булькающее зелье.

Гермиона не знала, чего ей хотелось больше: заговорить или сохранить тишину. Она мечтала поговорить с Драко. С тем самым Драко, с которого будто бы срезали мягкие черты лица, оставив прямые заострённые линии. С тем самым Драко, который нёс на себе бремя убийства, которое навечно оставило на нём свой след. Драко, которого она любила, хоть и не знала как: не в привычном смысле этого слова, не как в романтичной сказке. Их положение меньше всего походило на сказку — скорее, на страшную историю.

Отчасти Драко до сих пор её ненавидел: для него Гермиона оставалась не человеком, а каким-то низшим существом — и это причиняло больше страданий, чем она ожидала. Какая же любовь могла вырасти из этого чувства? Но непостижимым образом между ними образовалась связь: Гермиона волновалась за Драко, заботилась о нём, и это беспокойство было гораздо сильнее, чем всё, что Гермиона могла испытывать к другому человеку, оказавшемуся в такой же ситуации, терзаемому теми же ужасами. Если любовь означает, что твоё собственное счастье зависит от счастья другого человека, то она любила Драко, каким бы извращённым и странным это ни казалось.

И да, она хотела поговорить с ним, хотела помочь. Но в воздухе висела тишина, которую Гермиона не смела нарушить — точно так же, как на сцене не смела нарушить паузу, записанную в сценарии.

Возможно, ей просто нечего было сказать. Ни одно слово не подходило этому месту, не могло сравниться с фатумом, который тяжело опустился на их плечи. Наверно, Шекспир мог бы написать для неё пару строк, но он писал пьесу, а не актёров, не реальную жизнь.

Вот только пьеса становилась реальностью. В это верил Драко. Почему бы и нет?

Гермиона помешала содержимое котла, мысленно отсчитывая время и наблюдая, как зелье меняет цвет. И тут же — голос.

— Гарри? — позвал кто-то. — Гарри, ты здесь?

Приближающиеся шаги. В любое мгновение их застанут в нише. Гермиона вскинула голову, встречаясь взглядом с Гарри.

— Иди, — прошептала она. Лишняя предосторожность, ведь Гермиону не могли услышать за защитным барьером, но густая тишина не позволяла повысить голос. — Никто не должен сюда зайти. Мы закончим зелье без тебя.

Гарри кивнул, окинув быстрым взглядом Драко и Гермиону.

— Хорошо. Удачи, — немного неловко проговорил он, а затем уже решительнее добавил: — Гермиона, ты…

— Гарри? — снова позвали снаружи.

— Иди, — настояла Гермиона — шаги звучали всё ближе, — и Гарри согласно кивнул. Он на краткий миг сжал её ладонь и выбрался из ниши.

— Гарри, вот ты где! Я тебя обыскалась. Давай ещё раз повторим нашу сцену? Я жутко волнуюсь, обязательно что-нибудь забуду…

Послышалось шуршание бумаги. Сценарий? Это наверняка был парень, исполнявший роль Малькольма.

— Эм… Я вообще-то немного занят… — начал было Гарри.

— А чем ты тут занимаешься? — с любопытством уточнил парень, и, судя по звуку шагов, вновь начал приближаться к нише.

— Ничего особенного, — быстро ответил Гарри. Гермиона разобрала его негромкий вздох. — Пойдём прорепетируем сцену.

Наконец шаги затихли вдалеке. Боязнь сцены? Забытые слова? Эти беспокойства были такими далёкими, такими невозможными и глупыми здесь, в окружении мерцающих бликов, которые отбрасывало пламя. Гермиона и Драко следили каждый за своим котлом, и оба зелья постепенно приближались к завершающей стадии. Зелье Гермионы будто сошло со страницы книги — настолько похожим оно получилось. Насколько правильно было сварено зелье Драко, можно было лишь догадываться. Гермионе почти хотелось, чтобы приготовление заняло больше времени. Чуть больше времени, пока не наступит ужасное мгновение, когда Драко придётся выпить оба зелья. Мгновение, когда они узнают, получилось ли у них нарушить планы Волдеморта и остановить его нападение. Мгновение, когда Гермиона узнает, выживет ли Драко.

Если что-то пойдёт не так, он умрёт у неё на руках, и эта внезапная мысль ужаснула Гермиону. Видеть, как угасает жизнь Драко, видеть, как не сработало второе зелье, и понимать, что она ничего не может сделать, чтобы остановить это. Чем ближе к центру, тем сильнее становились охранные чары Хогвартса. По краям — там, где начнёт наступление Волдеморт, — они будут не смертельны, чары лишь остановят нападение Пожирателей Смерти, если, конечно, план сработает. Здесь, в Большом зале, чары атакуют любого, кто не имеет права находиться в школе, они устремятся к Драко, как только не смогут узнать в нём студента.

Как он умрёт? Будет ли это больно? Произойдёт ли быстро? Гермиона только теперь заметила, как дрожит рука, которой она добавляла последние ингредиенты в котёл. Что, если это будет медленная, мучительная смерть?.. Что, если ей придётся смотреть, как умирает Драко? Или ещё хуже — делать страшный выбор между милосердным убийством и жестоким созерцанием? Лишь подумав об этом, Гермиона невольно вздрогнула — даже в мыслях выбор казался невозможным. Но именно к нему всё могло прийти, причём очень скоро.

Прогремел взрыв. На одно долгое мгновение Гермионе показалось, что это конец, они опоздали и Волдеморт уже начал нападение. Но почти сразу она вспомнила, что так начинается сцена с ведьмами. Через пять минут Драко должен быть на сцене. Сейчас мысль об этом казалась нелепой.

— Осталось только добавить твою кровь, — нарушил тишину Драко. Его голос прозвучал тихо — не шёпотом, но низко и спокойно. Опустошённо.

Гермиона кивнула.

— Какое-то определённое количество? — уточнила она.

Драко отрицательно покачал головой. Он сидел на коленях склонив голову над котлом и наблюдая за поверхностью зелья. Всем своим видом он выражал смирение. Не перед Гермионой, но перед воображаемой судьбой, с которой, по мнению Драко, он должен был встретиться.

— Сэка, — негромко проговорила она, поднеся палочку к ладони. На коже появился неглубокий порез, отозвавшийся краткой болью, но Гермиона даже не обратила внимания. Она осторожно поднесла руку к котлу, и несколько капель крови упали в зелье. Вот и всё.

Очень медленно зелье стало наполняться багровым цветом, настолько тёмным, что почти отдавало чернотой, а затем вдруг посветлело.

— Надо подождать, — отстранённо произнёс Драко. — Кровь из жилы павиана, чтоб сильнее зелье стало, — негромко добавил он и посмотрел прямо на Гермиону.

— Павиана? — переспросила она, узнавая уже привычную тянущую боль в области сердца. Он всегда будет видеть в ней противоестественное существо, животное. Он никогда не будет считать её человеком.

— Это из пьесы, — только и сказал Драко. Он потянулся к Гермионе, сложил её ладонь так, чтобы пальцы закрыли свежую рану, и отодвинул от котла. — Достаточно. Надо подождать.

Гермиона положила ладонь на колено, наблюдая, как сворачивается кровь в зелье, как его цвет багровеет, становится насыщеннее. Поза Драко была зеркальным отражением её собственной, его ладонь была разжата, и Гермиона подумала, что на ней должен был остаться такой же шрам после событий, случившихся в начале вечера. Наверняка Драко залечил рану. Гермионе тоже стоило об этом позаботиться, но часть неё не хотела пока избавляться от шрама — они ещё не закончили.

Она бросила короткий взгляд на Драко — он был полностью поглощён зельем. Где-то вдали нараспев звучали голоса ведьм. Их зловещие, предвещающие беду слова жестоко отражали реальность, они будто вплетались в ткань бытия, управляя мыслями и действиями, как пьеса управляла смертью и безумием, словно сама судьба насмехалась над жалкими попытками предотвратить неизбежное.

— Тебе страшно? — неожиданно для самой себя спросила Гермиона.

— А ты как думаешь? — саркастично отозвался Драко, но Гермиона услышала дрожь в его голосе. Он закрыл глаза и вдохнул так, словно воздух комом встал у него в горле, словно ужас сковал его тело и проник в лёгкие, которыми Драко пытался дышать. — Да. Я не хочу умирать. Но я никак не могу этому помешать — что бы ни случилось, я всё равно умру, Гермиона, и…

— Всё будет хорошо, — прошептала она, с трудом подбирая слова. Разве могла Гермиона сказать, что он не погибнет? Такой исход был вполне возможен. А даже если и скажет, Драко всё равно не поверит; пьеса управляла им, диктовала свои правила, и в своём безумии Драко не видел возможности обмануть судьбу.

— Я буду рядом, — наконец произнесла она, а затем с полуиронией добавила: — Лишь натяни решимость, как струну, — и выйдет всё.

— Прекрати!

Гермиона вздрогнула от неожиданности. Уже тише, дрожащим голосом Драко продолжил:

— Прекрати, не цитируй пьесу, не вспоминай. Достаточно того, что она убьёт меня, ты не должна попасть в эту ловушку, прошу, Гермиона, ты должна освободиться от неё.

Он был абсолютно серьёзен.

— Освободиться?

— Не позволяй ей управлять и тобой тоже, — прошептал Драко, потянувшись через котёл к ладони Гермионы, и крепко ухватился за неё. — Только не ты. Обещай мне.

И хотя Гермиона не вполне понимала, что он имеет в виду, она кивнула.

— Обещаю.

Драко одобрительно кивнул в ответ и отпустил её ладонь.

— Готово.

Зелье приобрело кроваво-красный оттенок, и хотя огонь под ним продолжал пылать, оно перестало кипеть в то короткое время, пока Гермиона и Драко разговаривали, — поверхность приняла спокойный и невозмутимый вид.

— Выглядит похоже? — спросила Гермиона.

— Да, — отозвался Драко, — но это ничего не значит.

Она кивнула, избегая его взгляда. Им не из чего было пить. Гермиона взяла потрёпанный пергамент, который уже успел побыть запиской Драко и инструкцией по приготовлению зелья — одновременно и проблемой, и решением, — и разорвала его пополам.

— Каликс, — произнесла она, коснувшись по очереди каждого кусочка, трансфигурируя их в две некрупные деревянные чаши.

С предельной осторожностью Гермиона зачерпнула зелье из каждого котла, доверху наполняя чаши. Драко пристально следил за её движениями, но она не могла найти в себе сил, чтобы посмотреть на него. Безмолвно Гермиона протянула ему первое зелье. То самое, которое лишит его всякой защиты против чар замка. Со сцены всё громче доносились напевные голоса ведьм.

Драко принял чашу, мгновение подержал её в руке, а затем медленно поднёс к губам и начал пить.

Отсрочка в долю секунды, во время которой их взгляды пересеклись, и в то же мгновение Драко закричал.

О да, зелье сработало. Сработало так хорошо, что фатум обрушился на них со всей своей сокрушительной силой.

— Драко! — вскрикнула Гермиона, бросаясь к нему с антидотом. Котёл с первым зельем опрокинулся, но ей было плевать, потому что Драко должен был выжить, должен, но как это возможно, когда пьеса управляет реальностью, когда сама судьба настроена против него? Гермиона поднесла чашу к его губам, широко раскрытым в нечеловеческом крике — ох, как же кстати пришёлся звуковой щит, — и влила столько зелья ему в горло, сколько смогла. Он не мог проглотить — боль перекрывала любые рациональные мысли, каждый мускул в теле был напряжён от жуткой боли, и Гермиона вновь наполнила чашу, помогая Драко выпить зелье, придерживая его свободной рукой, но он всё не переставал кричать…

Второе зелье не работало.

Это конец. Пьеса сделала своё дело, забрала свою жертву, убила его, потому что именно так она должна была завершиться. Макбет погиб — должен был погибнуть и Драко, вот и развязка, и Гермиона не могла ничего сделать — лишь смотреть…

Всё не должно так закончиться! Из глубины сознания всплыло обещание, которое Драко потребовал дать всего несколько минут назад — Гермиона не поддастся влиянию пьесы, не угодит в ловушку, освободится от её влияния. А это значит, она не должна верить, что пьеса может управлять реальностью.

Гермиона схватила Драко за плечи.

— Ты не умрёшь! — в отчаянии воскликнула она, пытаясь прорваться сквозь его крик. Слёзы застилали глаза, и теперь лицо Драко казалось далёким и размытым. Гермиона смахнула их порывистым движением. — Она не управляет тобой! Это всего лишь пьеса, плод воображения — она не имеет власти над реальным миром! Ты не умрёшь из-за какой-то дурацкой пьесы, она ненастоящая, судьбы нет, а это — есть!

Она притянула Драко ближе — импульсивно, почти не понимая, что делает, — сжала его в объятиях, поцеловала в лоб, и постепенно, словно по волшебству, он перестал кричать. Драко часто дышал, жадно хватая ртом воздух, опираясь на Гермиону. Лицо его побледнело и было покрыто каплями зелья и пота, но Драко дышал, дышал!

Гермионе хотелось засмеяться или заплакать, но она могла лишь сидеть и глубоко дышать. Она крепко держала Драко, словно отпустить его значило позволить судьбе его украсть, но он и сам никуда не торопился, наконец расслабившись в её объятиях.

Тем временем на сцене ведьмы закончили варить своё зелье, и Драко, пошатываясь, поднялся на ноги, убеждая Гермиону, что с ним всё в порядке и что ему пора выходить на сцену.

После всего, через что они прошли, сама мысль о выступлении казалась нелепой. Но спектакль должен продолжаться.

Примечания:

Все новости по текстам в группе ВК: https://vk.com/mars_peasant.