Путешествие на Восток (джен)

«…И когда лишится она самого дорогого, что имеет, тогда кровь окрасит творение ее рук, и погибель заберет братьев, идущих рядом с ней…», — монотонно бормотал чей-то голос в багровом тумане, окружавшем Гарри со всех сторон. Он сделал шаг вперед, и его нога увязла во влажном глинистом грунте, всколыхнув цепь воспоминаний, которые успели утратить яркость со времени их страшного спуска в Первый Источник под руинами Ураниборга. Вот сейчас выйдет гигантский голем и потребует слово-ключ для входа в покинутый подземный город Матерей…

Но никакого Стража не было, а красноватое сияние перед ним не исходило из обители падших ангелов, освещая только очертания простого каменного алтаря, где когда-то пробудился от вечного небытия и он сам. Он подошел ближе, с опаской глядя на ряды неподвижных глиняных тел на поверхности камня, но сдавленные рыдания за спиной заставили его оцепенеть. Гарри медленно обернулся. В густом тумане он с трудом разглядел фигуру девушки, облаченной в длинную мантию. Гермиона? Но голос не принадлежит ей.

— Ориор экс чинере, — всхлипнув, произнесла девушка. — Ориор экс претеритум. Инвоко ад те. Вока номен туум…

Гарри услышал тихий хруст за спиной и рывком повернулся к алтарю. Один из големов медленно вставал, опираясь на глиняные руки, которые с каждым мгновением становились все больше похожими на человеческие. Лишенное выражения лицо обратилось к нему, и Гарри невольно отшатнулся.

— Игнотус, — прошептала девушка.

Чьи-то пальцы вцепились ему в плечо, и, судорожно вдохнув, Гарри проснулся. Нашарив в темноте палочку, он пробормотал:

— Люмос минима!

Слабое голубоватое сияние высветило натянутую ткань палатки над головой. Где-то там, среди окружавших его временное жилище трав и деревьев раздавалось пение цикад, перемежавшееся глухим уханьем сов. Насекомые, завидев слабый свет палочки, с тихим стуком бились в натянутую пленку окна. Гарри обернулся к спящей Гермионе, которая свернулась калачиком, крепко сжав его плечо ладонью. Глазные яблоки под кожей век метались из стороны в сторону — Гермиона видела сон, и явно не самый приятный.

Он осторожно освободился и, наклонившись над девушкой, поцеловал ее в висок.

— Гарри… — выдохнула она, не просыпаясь, и перевернулась на спину.

В ее волосах запуталась сорванная ветром тонкая веточка бузины с почти облетевшим цветком. Гарри бережно извлек ее, не удержавшись, с нахлынувшей нежностью погладил мягкие пряди. Как хорошо, что они живут не в страшном тринадцатом столетии, что за их спиной — могущественный Орден иллюминатов, и не прячется в тени безумец, одержимый убийством, выбирая себе жертву из их числа.

Он перебрался в угол палатки, где лежала ветхая книга, написанная самим Игнотусом, и, стараясь не повредить тонкий пергамент, нашел место, где они прервали чтение, чтобы отправиться на ночлег. Осталось меньше половины, однако, если рассказанное бардом Бидлем хотя бы на треть правда, впереди — все самое страшное и тяжелое. «Утреннее солнце заполнило долину Шамбалы жгучим светом», — прочел он. Шамбала, легендарная страна, скрытая от человеческих глаз, путь к которой могут найти только чистые сердцем, — не так ли говорилось во всех этих мифах? Трудно поверить, что они сейчас в центре этого сказочного места.

— Не спится? — услышал он голос Гермионы и вздрогнул от неожиданности.

Она присела рядом и обняла его обеими руками, сомкнув пальцы у него на груди. От ее прикосновения гадкое предчувствие растаяло, как тяжелый дым от порыва теплого ветра, — Гермиона владела собственным видом магии, для которого не требовалось никаких палочек и артефактов.

— Опять странные сны, — вздохнув, ответил он. — Как тогда. Только… другие. Словно я вспоминаю что-то.

— Храм Творения?

— Да… Как ты узнала?

— Мне он тоже снился. Там было что-то плохое.

— Эйлин видела сны Игнотуса… Ты же не думаешь, что мы тоже?..

— Мне снился обряд у алтаря в Храме.

— Точно! И девушка, которая произносила слова…

— В моем сне это был мужчина. Гарри, я думаю, что мне приснился Кадм. Я запомнила слова. «Инвоко ад те» и так далее. Это на латыни. «Взываю к тебе. Взываю к твоему имени, Лия».

— Как это возможно? — пробормотал Гарри, покачав головой, но разгадка пришла к нему за мгновение до ответа Гермионы.

— Мы были в том месте, когда все это происходило. Два безжизненных голема среди лежавших на алтаре. Наверное, не столь уж безжизненных, если они… мы смогли это запомнить.

По его спине пробежали мурашки. Он до сих пор не мог свыкнуться с мыслью о том, что его тело — гораздо древнее, чем личность. Столетиями оно лежало на каменном алтаре Храма Творения мертвой грудой глины Эдема, которую культисты называли Прахом. Когда возводились и рушились империи, когда монгольские кочевники заполняли Азию подобно лесному пожару, быть может, даже когда Сократ подносил к губам напиток из цикуты, он все так же неподвижно смотрел в небеса из темных провалов на месте глаз. Холодный. Вечный. И, должно быть, помнящий каждое мгновение своего тысячелетнего летаргического сна.

Чему ужасному он стал свидетелем тогда, если смог вспомнить об этом даже в своем человеческом облике? И терзают ли те же вопросы Гермиону?

— Давай читать дальше, Гарри, — будто в ответ на его мысли сказала она. — Я все равно не смогу больше заснуть.