Принцип противодействия (джен)

Город встретил вновь прибывших промозглой пасмурной погодой. На вокзале не было привычной толкучки, встречающие рассредоточились по перрону, образовав жиденькую цепочку. Кто-то стоял, сунув руки в карманы, и уныло глядел в ту сторону, откуда вот-вот должен был появиться экспресс. Кто-то ходил взад-вперед, поглядывая то на часы, то на пути. Кто-то уселся на скамьи у здания вокзала и пытался скрыть дрожь. Поднялся холодный ветер, заставив летать по всему перрону бумажки и листки брошенных газет.

Новенький белый в синюю полосу поезд подъехал очень тихо, принеся с собой поток холодного воздуха. Пассажиры, кое-то сонный, кто-то бодрый, лениво вылезли из экспресса, волоча за собой скудный багаж. Молодой человек с растрепанной челкой и вихрами на затылке запахнул посильней пальто и, подхватив совсем маленький чемоданчик, быстро вырвался из собравшейся кучи встречающих, которые начали собираться у дверей словно муравьи у входа в муравейник. Он шел по направлению к главным дверям вокзала, где стояли угрюмые полицейские, всем своим видом выражавшие крайнюю степень недовольства и неприязни, и ежеминутно оглядывался, будто за ним следом кто-то шел. Миновав «караульных», парень оказался в просторном зале ожидания, в котором стояла такая тишина, что стук каблуков его туфель звучал как-то слишком громко и отдавался эхом по всему помещению. Провожаемый подозрительными взглядами исподлобья, он поспешил выбраться наружу, чтобы уже не волноваться о том, как на него все смотрят.

От входа на вокзал тянулась длинная аллея, вымощенная узорной плиткой, а по бокам от дорожки росли деревья в кадках, укрывавшие в жаркие солнечные дни скамьи, точь-в-точь как те, что были на перроне. Молодой человек небрежным движением головы убрал челку, упрямо лезшую в глаза, со лба и прищурился, стараясь рассмотреть единственного сидящего, что примостился в самом конце аллеи. Мужчина, несмотря на то, что солнца не было и в помине, да и навряд ли оно появилось бы даже к обеду, сидел в круглых солнцезащитных очках, обеими руками опираясь на трость. Убедившись, что это тот, кто ему нужен, парень ускорил шаг и очень скоро оказался у скамьи.

— Было бы намного проще добраться самолетом, — заметил Уайт, поднимаясь навстречу. Он оперся на трость так, что одно плечо стало заметно ниже другого.

— Но не для меня, — ответил Лекс, ставя свой чемодан к себе под ноги. — Не темно ли на улице для очков?

— Темно только ночью, — Уайт поднял брови и поглядел поверх стекол на Лекса. Тот выглядел каким-то измученным, будто все три ночи, что был в поезде, не сомкнул глаз. — Пожалуй, теперь, когда все в сборе, можно и отправиться к адресату сего художества, — Уайт достал из внутреннего кармана пальто листок, что выдрал из тюремной книги, и поднял его на уровень глаз Брасса. Тот внимательно поглядел сначала на название и автора книги и только потом заметил символ, нарисованный маркером. — Узнаешь ли ты этот значок?

— Я его каждый день где-нибудь да вижу, — совсем невесело отозвался Брасс, отвернувшись, и принялся оглядывать совсем пустынные улицы. — Я думал, приключения закончились. Хотя бы временно.

— Нет, Лекс, они только начинаются.

Уайт сложил бумагу конвертом и отправил обратно в свое безрадостное обиталище. Подняв на уровень глаз коммуникатор, Уайт еще долго смотрел на экран, при этом не воспроизводя никаких движений, а затем сунул его в компанию к выдранному листу и повторил:

— Только начинаются.

Схватив засмотревшегося на местность Брасса за лацкан, Уайт повел его прочь от вокзала туда, где только появлялись первые горожане, которым, по-видимому, не спалось. Утро только началось, и город стал понемногу отходить ото сна. Это был последний день, когда город мог спокойно спать и так же спокойно просыпаться.

[1] Мемориальный комплекс, расположенный на Национальной аллее в центре Вашингтона — здание с 36 колоннами (в соответствии с количеством объединившихся к смерти Линкольна штатов) и статуя сидящего Авраама Линкольна.