Необратимые (гет)

— Гр-р-рейндж-ж-жер…

Шипение Волдеморта обволакивает всю ее, даже самые недоступные участки кожи, и скользит, оставляя за собой липкий холодящий след. Голые кости, которые должны быть пальцами, сдавливают горло движением неизбежности, и хочется вывернуть себя наизнанку, лишь бы избавиться от этих отвратительных, тошнотворных ощущений. Гермиона слышит свой собственный стон и резко дергает рукой, когда кто-то пытается удержать ее за плечо.

Непроглядная тьма. Глаза не удается открыть никакими усилиями, словно она родилась со склеенными веками.

— Гр-р-рейндж-ж-жер…

Он никогда ее не звал, ему всегда нужен был Гарри — не какая-то грязнокровка.

Холодной волной вдруг наваливается осознание, где она находится — на полу Малфой-мэнора. Тело в спазматическом аду, болезненно подрагивает после очередного Круцио, а рана на предплечье пульсирующе жжет, но притрагиваться к ней нельзя — будет только хуже.

— Гермиона.

Это голос Гарри, но он звучит слишком глухо, пропадает слишком быстро, и от мысли о том, что им не удалось попрощаться, хочется кричать и плакать.

— Грейнджер.

Это не слово, а выдох, который — страх и боль, скорее даже — ужас, непреодолимый и отчаянный.

Уйди, Малфой. Не насмотрелся?

Она разучилась дышать.

Это очередное осознание, зародившееся в ужасающе горящих легких, проходит через мозг и дает толчок для пробуждения, решительного и окончательного.

Гермиона резко садится на постели, панически, с хрипами вдыхает и выдыхает ртом, с каждым разом стараясь делать это медленнее и основательнее, заново настраивая в себе систему поглощения кислорода. Грейнджер не в состоянии увидеть в своих действиях причину для мощного дежавю.

Но зато через несколько секунд она замечает, что, о Мерлин, слишком больно и быстро колотится сердце.

Проскочившая мысль ее поражает.

Это значит?..

Получилось.

У них получилось.

С полузадушенным вскриком, который посылает коту под хвост попытки настроить дыхание и отбрасывает прочь черные ошметки страшного сна, она прикладывает руку к груди и какое-то время в сокровенной тишине прислушивается к тому, как главный орган разгоняет кровь по всему ее организму.

Она жива. Жива! Жива!

Слезы непрерывным потоком катятся по щекам, пока она, едва ощущая время и пространство вокруг себя, пытается убедиться, что уже не спит.

Это удается гораздо легче, когда взгляд наконец начинает со вниманием перемещаться по комнате. Знакомые бежевые стены, пыльный комод с большой лампой и легкие шторы, сквозь которые пробивается красноватый свет закатного солнца. Любопытно! Как будто одновременно понизили яркость, резкость и контрастность.

Но это просто счастье — Гермиона рада, что так «плохо» видит впервые за последние месяцы.

Она еще раз глубоко вздыхает и решает проверить свою способность к передвижению.

Сносно. Гермиона встает медленно, с большими усилиями заставляя ноги удерживать ее, и немного кружится голова, позволяя тьме накрывать легкой ослабляющей волной, но вскоре можно даже сделать шаг. С усилием, по-человечески. И это просто прекрасно.

На ее лице появляется и застывает несмелая улыбка, пока тело лениво, но все-таки поддается, позволяя двигать ногами, руками и головой.

Хо-ро-шо.

Гермиона чувствует себя живой и совершенно точно не готова менять это обратно на всякие переоцененные вампирские привилегии.

Итак, первый пункт назначения — кухня. Хочется пить и верить, что вода подойдет как нельзя лучше.

Спустя пару минут выясняется, что да (спасибо!), вода прекрасная на вкус, вода — лучшее на свете, вода утоляет жажду. Снова хочется плакать от счастья, но Гермиона часто моргает, глядя в потолок, чтобы прогнать слезы, и с сомнением косится на запасы еды. Как мило: здесь даже несколько круассанов и банка хорошего кофе. Всегда очень соблазнительный набор для нее… но, пожалуй, не сейчас. Начинается неприятная тошнота, и волны тьмы снова накатывают после каждого относительно резкого движения головой, и очень, очень хочется спать. Это все-таки хороший, человеческий признак.

Гермиона крепко хватается пальцами за край стола, втягивает носом воздух, выгоняет его через рот, после чего по стенке добирается до спальни, чтобы снова лечь на мягкую кровать и глубоко заснуть.

Еда — потом.

* * *

Проснувшись на рассвете, она топает в ванную, чтобы насладиться долгим горячим душем. Гермиона решает не мелочиться, так что спустя некоторое время, терпеливо потраченное на приготовление пищи, она сидит за кухонным столом и с удовольствием вгрызается в сочный кусок курицы. Еда оказывается почти такой же прекрасной составляющей жизни, как вода, но все-таки чуть прекраснее. А бытовые заклинания, послушно вытекающие из волшебной палочки, позволяют вычеркнуть из ментального списка опасений самое первое: обратное превращение не разрушило ее магию.

На краю сознания бесперебойно мелькают колючие мысли. Она ведь вернулась сюда не просто так. Не прохлаждаться. Но все же — только пять минут на кофе — что они значат в глобальной повестке? Песчинка. Но необходимая, исцеляющая песчинка для Гермионы.

Ее красивая коричневая сова Тильда, которую она разглядывала и кормила после долгой разлуки, пока готовилась еда, тихо ухает из своего угла.

Гермиона наконец отставляет опустевшую чашку и идет в гостиную за письменными принадлежностями. Мышцы всё еще отзываются безобидной слабостью, как после простуды, но тело слушается, благодарное за вновь запущенные жизненные процессы. Ее чернила слегка подсохли, и Гермиона задумчиво глядит на новую баночку необычной изящной формы — такую же, какие были в вампирском замке.

Вампиры ко многому готовы заранее. И ей придется сильно постараться, чтобы успевать за событиями в их (в их) мире и параллельно усиленно думать.

«Дрейвн,

На данном этапе обратное превращение кажется мне успешным. Вода утоляет жажду, пища утоляет голод, я в состоянии получить удовольствие и от того, и от другого. Тело и все органы чувств вернулись примерно в исходное состояние. Я буду следить за изменениями и сообщу, если замечу что-то странное или неблагоприятное. Как и договаривались, через двое суток после первого пробуждения я попробую подобраться ближе к людям, чтобы проверить свое восприятие запаха крови.

Пожалуйста, передайте общине мое сердечное приветствие и благодарность каждому, кто приложил усилия для того, чтобы я смогла вернуться домой.

Гермиона Грейнджер».

Ответ приходит скорее, чем она ожидала. Гермиона лежит на кровати после дневной дремы, которую потребовал для восстановления организм, и глядит в окно, наконец позволяя себе закопаться в размышления, когда Тильда с довольным уханьем влетает в комнату.

«Гермиона,

От лица всей общины поздравляю Вас с частично пройденным обратным превращением. Многие из нас искренне переживают.

Из-за постоянного мысленного напряжения я как-то упустил, что, конечно, для возвращения к людям Вам понадобятся сопровождающие. Думаю, я догадываюсь, почему Вы сами об этом не просили: вряд ли кто-то на Вашем месте захотел бы снова оказаться под охраной, как опасный преступник. Но также верю в Ваше благоразумие. Чарльз и Николас зайдут завтра вечером, чтобы подстраховать.

Дрейвн Элмерс».

Какой-то непривычно добродушный тон письма на фоне происходящего в вампирском мире беспорядка лишь укрепляет в Гермионе ощущение, будто замка с холодными стенами, стаканов со смесью и всего остального в реальности никогда не было. По крайней мере, в ее реальности. Может, где-то далеко…

Сопровождение так сопровождение, от этого становится даже спокойнее. Но вот интересно, спрашивает она себя, кто эти «многие», искренне за нее переживающие?..

Ладно, саркастичные вопросы в никуда — это лишь детская попытка замаскировать истинные тревоги. Она напишет личное письмо Драко. Когда хоть немного приблизится к пониманию, что нужно сказать. И когда почувствует, что сможет с мудростью и без надлома перенести отсутствие ответа.

* * *

— Готова?

От внимания Гермионы не ускользает, как с плохо скрываемым любопытством и Чарльз, и Николас втягивают носом воздух, прочувствовав запах ее крови.

— А мне не надо на всякий случай вызывать авроров? Ну, знаете, для собственной безопасности.

Николас реагирует на это каменным выражением лица, а вот Чарльз закатывает глаза.

— Девочка, авроры тебе не помогут, если мы с Николя соблазнимся.

Они стоят на пороге ее дома в тихом зеленом районе Лондона, скрытые магглоотталкивающими чарами. В дверь постучали, как только опустились сумерки, — и Гермиона сразу открыла, одетая в простую черную мантию, готовая к «тестированию» и даже слегка в приключенческом настроении. Все идет хорошо, и она надеется, что маленькое путешествие к людям станет только очередным доказательством успешного превращения.

— Пытаюсь вспомнить, всегда ли вы разговаривали со мной таким пренебрежительным тоном, — беззлобно замечает Гермиона.

И пока Чарльз уверяет, что так было всегда, она выходит, накладывая на дверь запирающие чары.

— Ричмонд-парк, — говорит Николас. — Может, еще на оленях станет ясно, что надо сворачивать наш поход.

— Накинем на нас дезиллюминационные? — спрашивает Гермиона. — Я не собиралась это делать, когда думала, что пойду одна, — чтобы меня хотя бы видели и поймали в случае чего… А с вами можно.

Вампиры без лишних вопросов кивают, и она снова взмахивает палочкой, чтобы создать над ними общий купол невидимости.

— Я рулю, — бросает Чарльз за мгновение до того, как руки соединяются и всех троих засасывает в себя пространственная воронка.

Прохладный вечерний воздух облегчает аппарацию, и Гермиона с удовольствием вздыхает.

— Да, горьковато, — кряхтит Чарльз.

Он с недовольством косится на грациозного оленя, жующего траву в нескольких ярдах от них. Николас молча кивает и ожидает реакцию Грейнджер.

— Свежо! — улыбаясь, восклицает она.

Вампиры со спокойным удовлетворением переглядываются.

Пока они не торопясь передвигаются по парку, повинуясь вампирскому слуху, различающему редкие голоса сторожей со стороны прудов, Гермиона полностью отдается ощущениям. От запаха крови, как его воспринимали обостренные органы чувств, осталось только смутное воспоминание — его сложно воспроизвести в памяти, когда так жадно впитываешь простые запахи зелени, воды и чистого воздуха.

— Я уже чувствую, — сообщает Николас.

— Да, человеческим душком несет, — соглашается Чарльз. — Ты как?

— Мерлин, вы и правда всегда так относились к людям, — качает головой Гермиона. — А со мной все отлично.

Задорная радость сливается в ней с умиротворением и покоем, отражающимися на лице, — она и не пытается скрывать. Еще минут десять они бродят кругами, понемногу уменьшая диаметр, чтобы убедиться, что Гермиона не покусится на двух коренастых мужчин в зеленых кепках, осматривающих берега озера, и Грейнджер приходится следить за своей походкой, чтобы не производить лишнего шума. Чарльз в конце концов останавливается и протягивает им руку.

— Думаю, все хорошо. Давайте обратно.

Тихий хлопок аппарации, едва слышный скрип двери, обновленные охранные чары и взмах палочки, снимающий дезиллюминационный купол. Вампиры с легким интересом осматриваются в квартире Грейнджер, но их радость по поводу успешного теста не слишком яркая. Гермиона решает, что они, конечно, довольны, но напряжены из-за кучи других нерешенных общинных проблем.

— Там укрепляющее зелье в каком-то из шкафчиков, видела? — бросает Чарльз, вытянув шею, чтобы взглянуть на передовицу «Пророка», брошенного на кофейном столике несколько недель назад.

— Видела.

— Пей. Раз в день. Малфой решил, что пригодится, — наварил и попросил тебе напомнить.

Гермиона внутренне вздрагивает, но никто из гостей не замечает или оба делают вид. Можно допустить, что Драко лишь выслуживался перед Элмерсом, и даже легко это представить: взять какое-нибудь из школьных воспоминаний, как он общался с Амбридж и вообще с подавляющим большинством преподавателей, подставить туда звуковую дорожку из других слов — и готово. «Дрейвн, я подумал, возможно, пригодится укрепляющее зелье. Мы же хотим, чтобы организм восстановился быстро и успешно, в наших интересах, чтобы Грейнджер как можно быстрее заступила на пост в Министерстве…»

Но она знает, что это было не так. Малфой сварил и молча выдал тем, кто доставлял в квартиру запасы, максимум — отчитался перед вожаком, чтобы потом не обвинили в самодеятельности. Гермионе становится как-то нехорошо.

— Передайте ему спасибо, — наконец выдавливает она.

— Как ты вообще себя чувствуешь? Что-то болит? Сердцебиение не ускоренное, дыхание ровное? Из нас целители никакие, будь готова, что тебя затащат в Мунго, как только кто-нибудь кроме доверенных лиц сообразит, что случилось. Поэтому, если что-то не так, говори сразу.

— С сердцем и дыханием все в порядке, — отвечает Гермиона, привирая: но она знает, что утром было все в порядке. Это лишние размышления делают ее дерганной, вампирам беспокоиться ни к чему. — Слабость, сейчас немного кружится голова после дозы свежего воздуха. Но укрепляющее с этим и правда справится. Все в порядке.

Чарльз кивает, и они собираются уходить.

— Пишите, если что, — напоследок говорит Николас. — Дрейвн хочет быть в курсе всего, что происходит с вами. Как минимум с вашим физическим превращением.

— Безусловно. После первых рабочих встреч я отчитаюсь.

Гермиона прощается с вампирами и закрывает дверь, а потом прислоняется к ней горячим лбом. Праздничное веселье по поводу вернувшихся человеческих ощущений приглушается едким беспокойством. Малфой наварил ей зелья, вампиры ждут от нее выхода в Министерство… Пора прекращать внутреннюю вечеринку и браться за дела земные.

«Гарри,

Я вернулась и завтра выхожу на работу. Знаю, что неожиданно. Прости, предупредить тебя заранее у меня не было никакой возможности. До сегодняшнего дня я не была уверена, что тебе будет безопасно об этом узнать. Мне удалось обратное превращение, и да, это фантастика, вот так взяло — и случилось. Давай встретимся в переговорке на твоем этаже завтра в два? Поговорю с Броуком, и, думаю, нужно будет запланировать общее собрание отделов: нашего, магического правопорядка и аврората. Но сначала только мы с тобой.

Представляю, какое у тебя сейчас лицо. Мне тоже не терпится тебя обнять.

Гермиона».

«Стенли,

Прости, что пишу так поздно. Дело в том, что сотни звезд сложились необычайно правильно и мне удалось обратное превращение в человека. Пишу это и сама не верю. Но все тесты пройдены, я в порядке и не представляю угрозы. Я буду завтра на работе. Ситуация требует решительных действий и движения умов.

Спасибо тебе за здравую поддержку. Увидимся на обычном месте.

Гермиона Грейнджер».

Стенли не отвечает, хотя и письмо обратно Тильда не приносит. Зато Гарри отправляет свою собственную сову, которая, лавируя, влетает в квартиру сразу после звона будильника.

«Мы с Джинни перечитали три раза, а потом еще пару раз, попытались уснуть, а проснулись все еще в глубоком шоке.

Я счастлив, Гермиона.

В переговорке в два».

* * *

Оказывается, чтобы представить себя василиском, много фантазии не надо.

Все начинается еще со служебного входа в Министерство. Несколько косых взглядов, нерешительные приветствия и пропускной пункт, на котором палочку Гермионы проверяют дольше обычного, сверяясь то с одним, то с другим списком.

— Вас перевели на должность внешнего советника…

— Я знаю.

— Тем не менее вы планируете каждый рабочий день проводить в Министерстве?

— Этот вопрос пока не решен. Какие-то проблемы с палочкой?

— Нет. Хорошего дня.

В лифте она тоже чувствует напряжение, волнами исходящее от едва знакомых коллег из соседних отделов. Как там сказал Чарльз? «…затащат в Мунго, как только кто-нибудь кроме доверенных лиц сообразит, что случилось». Под доверенными лицами ведь не имелась в виду половина Министерства? Черт. Надо ускоряться с расследованием, пока ее не пустили на эксперименты. Может, самое время подружиться с министром? Гермиона никогда не признавалась себе, сколько привилегий на самом деле получали они трое от Кингсли. Но сейчас было бы особенно удобно попросить защиты.

Лифт притормаживает на ее этаже, и Грейнджер почти незаметно медлит, прежде чем сделать шаг.

И вот оно — как будто действие желтых глаз огромного змея. Стажер Синистра Ливингстон застывает первой. На ее губах расцветает беззвучное «о», пачка пергаментов перед ней опасно качается в воздухе. Потом Гермиону замечает Макс и резко останавливается в проходе, не решаясь выступить в коридор.

— Привет, — бросает Гермиона, надеясь, что ей удается спокойный дружелюбный тон.

Макс героически кивает, провожая ее взглядом, но все еще не двигаясь с места. Еще трое замирают, пропуская бывшую замглавы Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними Гермиону Грейнджер к кабинету начальника. За соседней стеклянной дверью она замечает высокую блондинку в очках с ярко-красной оправой. Новый заместитель, тут же соображает Гермиона. Кажется, Бриджетина… Раньше она работала в Отделе магического правопорядка. Гарри о ней рассказывал — впечатляющая биография.

Вздохнув, Грейнджер надавливает на ручку двери. Броук тут же поднимает глаза, отвлекаясь от неаккуратной кипы документов перед ним, и сидит так несколько долгих секунд. Гермиона прикрывает за собой дверь, тихо здоровается, а потом, пораздумав, протягивает перед собой руку.

Стенли медленно поднимается, обходит внушительного вида деревянный стол и останавливается перед Гермионой на расстоянии, достаточном, чтобы тоже вытянуть руку и обхватить пальцами ее запястье. Видно, как его грудь поднимается от тяжелого нервного дыхания, но Броук заставляет себя сконцентрироваться, и под пальцами чувствуется настоящий человеческий пульс. Раз, два, три… Чуть ускорен. В конце концов руки разъединяются — в полной тишине.

Броук устало улыбается.

— Добро пожаловать обратно. Садись. Поговорим.

Он дважды ловко взмахивает палочкой, накладывая на дверь за спиной Гермионы запирающее и заглушающее.