Hydrargyrum (джен)

— Вы хотели меня видеть, профессор Люпин?

— Да, Джеймс, проходи, не стой в дверях. Нам есть, о чём поговорить.

Кайнетт медленно, и вроде бы несмело зашел в не слишком большой кабинет за классом ЗОТИ. К тому же всё тут было заставлено книжными шкафами, клетками и аквариумами с мелкими тварями, а массивный стол в центре, словно занимал треть всего свободного места. Маг постоянно оглядывался по сторонам, со стороны это вполне можно было принять за любопытство. В реальности он оценивал помещение на случай, если тут придётся вести бой. Когда в воскресенье за завтраком преподаватель защиты подошел и попросил заглянуть к нему после двух часов для разговора, Арчибальд пусть и не слишком сильно, однако всё-таки насторожился. Вроде бы ничего подозрительного в этом не было — такие же просьбы он передал ещё полудюжине первокурсников Рейвенкло и Слизерина, которых застал в тот момент, да и в субботу, судя по разговорам на факультете, он со многими учениками успел хотя бы коротко обсудить недавнее происшествие. Одни говорили, Римус это делает, чтобы перед всеми не смущать тех, кто проявил трусость и попытался сбежать в общей толпе, другие — что наоборот, профессор таким образом выясняет имена смутьянов, ослушавшихся его приказа на эвакуацию и полезших в драку. По пути к его кабинету Кайнетт встретил идущую навстречу Тейлор, и судя по спокойному лицу, она после общения с Люпином не получила отработок, снятия баллов или хотя бы хорошего выговора.

Но несмотря на всю безобидность ситуации, маг не терял бдительности, хотя она и начинала граничить с лёгкой паранойей. Арчибальд знал, что во время инцидента продемонстрировал владение магией куда выше, чем остальные, и точно выше, чем положено обычному первокурснику этой школы, тем более из первого поколения. Хотя он с самого начала собирался показать всем, что талантлив, но одновременно это могло привлечь и ненужное внимание, усилить подозрения, если они у кого-то на его счёт были раньше. Да, весьма маловероятно, что в той ситуации профессор мог заметить применение магии без мистического знака, напрямую с помощью цепей, как и нетипичное использование рун, однако исключать нельзя ничего. Вплоть до попыток раскрыть «самозванца» или попытаться его захватить. Потому к преподавателю он пришел, заранее подготовившись: часы со спрятанным копьём в кармане мантии, мистический знак для призыва осколка героической души — на шее под рубашкой. Накопитель в последнем он, чтобы не привлекать внимания, использовал слабый, действия которого хватит лишь на пятнадцать секунд реального времени, но даже с крайне урезанными возможностями Слуги — и этого будет более чем достаточно, особенно в тесном помещении.

— Прошу, Джеймс, присаживайся, — Люпин гостеприимно указал на один из деревянных потемневших от времени стульев. — Я не собираюсь тебя за что-то отчитывать или снимать баллы с факультета. Просто хочу обсудить то, что случилось в пятницу.

— Как скажете, профессор, — послушно ответил Арчибальд, садясь так, чтобы при необходимости можно было легко откатиться в сторону, ни во что не врезавшись. В крайнем случае, на призыв ему понадобится пару секунд, а копьё всегда можно будет достать и позже, уже двигаясь с нечеловеческой скоростью. — Я постараюсь ответить на ваши вопросы.

— О, не надо делать такое серьёзное лицо, как будто я следователь аврората, а тебя подозревают в применении тёмной магии, — улыбнувшись, ответил профессор и присел прямо на край своего массивного стола. — Чаю, может быть?

— Благодарю вас, но обед был совсем недавно.

— Дело твоё. Хотя если ты где-то наслушался, как волшебники любят подливать в чай и кофе дурманящие зелья или сыворотку правды… Сейчас уже совсем не те времена, и подобные средневековые методы давно вышли из моды, — добродушно заметил Люпин, поняв вежливый отказ по-своему. И не то чтобы он был не прав. — Но перейдем к тому, о чем я хотел поговорить. Джеймс, можешь объяснить, почему во время недавнего происшествия ты в первую очередь применил именно те заклинания? Я бы даже сказал, комбинацию заклинаний.

После короткого расследования сражение на уроке ЗОТИ было классифицировано именно как происшествие, несчастный случай из-за ошибки почтовой службы, перепутавшей две посылки. На самом деле это так, или руководство школы просто хочет замять инцидент, во время которого дети подверглись смертельной опасности — вопрос открытый. Вряд ли родители, попечительский совет и Министерство с пониманием отнесутся к тому, что студентов учит человек, который стал целью знаменитого не разбирающегося в средствах маньяка. С другой стороны, выгнать из школы Поттера, являющегося его целью даже с большей вероятностью, пока никто не требует. Возможно, это лишь до первых убитых и раненых учеников?

— Понимаете, профессор, когда я покупал свою палочку, то продавец сказал мне, что она хорошо подходит для магии, связанной с водой, — ответил Кайнетт сразу, этот вопрос был несложным и ожидаемым. — Не зря её сердцевина сделана из волос с хвоста речного единорога. Потому, когда я перед школой начал осваивать основы заклинаний, то выбирал по учебнику именно те, где задействована вода. Разумеется, делал это я на Косой аллее, а не дома — о том, что до семнадцати колдовать можно лишь на территории волшебников, меня предупредили сразу. Вот, в опасный момент, я те самые первые заклинания и вспомнил.

— И применил. Причем весьма успешно, — заметил Люпин, глянув в сторону раскрытого справочника на столе. — Я бы сказал, это как минимум уровень третьего курса по предмету вашего декана. А «Депульсо» вообще изучают на четвёртом. Однако ты достаточно уверенно всё это освоил, чтобы делать жесты быстро, почти не думая. И это буквально после поступления, до того, как у вас началась серьёзная практика с палочками. Ты приложил немало усилий, обучаясь магии до Хогвартса, не так ли?

— Я начал готовиться к школе заранее, — согласился маг. Всё вроде бы звучало так, будто профессор хвалит его способности, однако разговор явно сворачивал в опасное русло. Даже если у него были заготовлены объяснения и на этот счёт. Начал он издалека, по отработанной легенде: — Раньше я жил в приюте, и ещё когда мне было десять, в один день просто сбежал — как я теперь понимаю, стихийный выброс магии открыл или сломал замок на двери, когда я очень захотел оттуда выбраться. Долго бродил по городу, не зная, куда мне идти — проезжал на автобусах и в метро, не заплатив, крал еду и мелочь… Я всем этим не горжусь, но выбора тогда другого не было. В какой-то момент просто потерял сознание от голода, прямо на улице, но, к счастью, меня нашли и доставили в бесплатную больницу. Находилась она в центре города, и сбежав уже оттуда, чтобы не вернули в приют, я в какой-то момент вышел к Косой аллее. Не знаю, удача это или интуиция, но ноги сами туда привели. И уже там я встретил девушку, курсантку аврората, она и объяснила мне, что существует магия, а я — волшебник, и могу однажды попасть в эту школу, если всё сделаю правильно. Она же рассказала о законах, о секретности, о том, что и где потребуется купить для подготовки. Если бы не миледи Тонкс и её помощь, вряд ли я стоял бы здесь, профессор.

— Тонкс? — уточнил Римус. — Знакомая фамилия, где-то уже слышал раньше. А как её имя?

— Нимфадора.

— Племянница Бродяги? — его удивление было совершенно искренним. — Это она уже так выросла? Как время-то летит…

— Извините, сэр?

— Не обращай внимания, это я так, вспомнил кое-что. История с её матерью наделала шума, когда я учился в школе, ну и потом один приятель рассказывал, что у его кузины родилась дочь, и говорил, как её назвали, — Люпин вряд ли подумал, что его попытки умолчать об именах смотрятся весьма неубедительно. Любой справочник по генеалогии подскажет, как именно звали двоюродных братьев Андромеды Тонкс-Блэк, и его желание таким образом скрыть своё знакомство с Сириусом ни к чему не приведёт. Хотя, разумеется, не каждый первокурсник полезет в подобные книги, да и не каждый о них вообще знает. Профессор тем временем продолжал: — Курс третий был или четвёртый, уже и не помню. Ну да речь сейчас не о ней. Итак, ты узнал о магии, ещё до одиннадцатилетия?

— За полгода, даже чуть больше. Однако у меня всё ещё не было ни денег, ни дома. К счастью, когда я после этой встречи всё-таки решил вернуться обратно в приют, то через пару недель мне нашли семью.

— Удачное совпадение? — слегка наклонив голову, уточнил Люпин.

— Наверное. Или наш директор решил избавиться от головной боли и убрать побыстрее того, кто может сбежать снова и обеспечить ему проблемы, он так уже делал, — предложил версию маг. Все документы были оформлены идеально, хотя и задним числом, однако с «внезапностью» усыновления ничего поделать было нельзя. Срок пребывания в приюте можно было бы увеличить ещё на пару месяцев, до мая или июня, но для подтверждения этого свидетелями потребовалось бы слишком многим менять память, а весной девяносто второго у него ещё не было столько лишних сил, тогда речь шла о выживании и торопливом изучении нового мира. Потому в своей невиновности в чём-либо запрещённом приходилось убеждать через простую логику: — Я понимаю, о чем вы думаете, сэр. И я совру, если скажу, что не попытался бы применить магию к нему, чтобы убедить найти для меня семью, или к любым будущим родителям, чтобы они точно согласились меня взять к себе… Попытался бы, если бы умел, если бы у меня была волшебная палочка, если бы я знал, как накладывать «Конфундус». Но всё это не понадобилось.

— Ты удивительно честно рассказываешь о своих проступках и не слишком законных намерениях, не пытаешься скрыть их и сказать, что ничего плохого не делал или не хотел сделать.

— Любой из тех, с кем я жил в приюте, украл бы еду, чтобы не умереть с голоду, — в своих товарищах по несчастью маг был уверен на двести процентов, каждый там бы именно так и поступил. — Любой воспользовался бы магией, чтобы сменить то жуткое место на нормальный дом, если бы мог. Я думаю, что и вы поступили бы так же, окажись на нашем месте, профессор. Так какой смысл теперь об этом врать?

— Но мы вновь отвлеклись от темы, — последнее предположение Мерфи Римус никак не прокомментировал, хотя явно был с ним не согласен. — От магии.

— Когда я рассказал маме о школе волшебников и ведьм, то она согласилась, что помимо обычных учебников мне нужны и книги волшебного мира. Конечно, стоит всё это не слишком дешево, однако деньги у нас были. Так я начал изучать магический мир, сначала по справочникам, словарям и различным руководствам. Без палочки пытался сварить зелья или воспользоваться случайными выбросами, пробовал повторить начальные заклинания, но всё это было почти бесполезно. Оставалось читать, и читать много. Все книги за первый курс я изучил ещё до лета. Иногда задавал вопросы мисс Тонкс, она в какой-то мере за мной приглядывала, думаю, чтобы глупостей не наделал сразу, за что ей тоже спасибо. Позже познакомился с Грейнджер и Лавгуд, от них уже куда больше узнал о школе и разных предметах, которые изучают здесь. С Гермионой у нас первая встреча вышла так себе, она очень хорошо умеет произвести неправильное впечатление на незнакомых людей, — маг специально заострил внимание на ней. — Но потом понемногу отношения наладились, и я очень многому у неё научился за прошедшее время.

— Да, мисс Грейнджер успела создать себе определённую репутацию, даже не считая той прошлогодней истории с разгромленным коридором, — аккуратно сформулировал Римус, не став прямо упоминать своего предшественника и его судьбу. — Однако, Джеймс, ты всё ещё не дал ответа на мой вопрос.

— Приложил ли я усилия, обучаясь магии до школы? Да, разумеется, и много.

— А зачем? Ведь тебя здесь и так всему необходимому научат.

— Потому что я хочу остаться в магическом мире, — просто ответил Кайнетт. И в этот раз совершенно искренне. — Из книг я понял, что волшебники бывают сильные и слабые. Сильных помнят ещё долго, иногда даже веками. Слабые никому не интересны. Если я не буду достаточно знать и уметь, то после школы не найду себе работу в Министерстве или у мастеров волшебного мира, придётся возвращаться обратно к «магглам», устраиваться там без права использовать магию. А я этого не хочу.

— Ты ненавидишь магглов и их мир? — спросил Люпин, очень внимательно глядя на него. — После приюта, после всего остального?

— Нет. Хотя отдельных магглов — ненавижу, — Кайнетт решил, что эта часть в образ сироты Мерфи будет вписываться правильно и не вызовет вопросов, разве что желание перевоспитать и лишний раз почитать ему мораль. — Но в моё оправдание, лишь тех из них, что пытались меня убить или покалечить. Но ведь не всех. Моя приёмная мать — обычный человек, не ведьма и не сквиб. Репетиторы, которые помогали мне догнать школьную программу. Наши соседи. Просто люди на улицах и в метро, которых я видел каждый день. Почему я всех их должен ненавидеть? У них — своя жизнь, а у нас — своя. Тем более, странно ненавидеть весь мир магглов. Волшебникам бы оттуда стоило немало взять. Как по мне, мы сильно отстали от жизни.

— Тогда почему ты так цепляешься именно за магию? — уточнил профессор. — Судя по тому, как ты говоришь, и по отзывам других преподавателей о твоих ответах на уроках, у тебя явно хватит знаний, чтобы хорошо учиться в обычной школе, а потом поступить в колледж.

— У меня есть талант или, если угодно — дар. Насколько я понимаю, достаточно редкий, ведь волшебников очень мало. Зарывать его в землю было бы напрасной растратой. Как человеку, уже в пять лет умеющему играть на скрипке или рисовать пейзажи — стать адвокатом и отказаться от всего, чего он мог бы достичь. Талант надо развивать и использовать, иначе для чего он нужен? — опять ни слова лжи.

— Допустим. Немного наивно, но это твой взгляд на вещи, не хуже любого другого. Я понимаю, что ты изучал магию, чтобы не казаться слабым на фоне других. Однако, скажу честно, общее направление меня настораживает, — судя по всему, вот Римус и дошел до главной темы, которая его интересовала. — Та твоя комбинация: из воды замораживаются сосульки, которые затем летят, чтобы проткнуть цель — это боевая связка, причем созданная не с целью просто оглушить или отбросить. И ты говоришь, что начал работать над этим набором заклинаний вскоре после покупки палочки. А ведь у воды и льда куда больше мирных применений.

— Я читал книги по истории магического мира в самую первую очередь, чтобы быть в курсе всех событий. Так я узнал, что в год, когда я родился, закончилась настоящая гражданская война, где погибли сотни волшебников. А ещё есть самые разные магические твари, которых вы теперь показываете нам на уроках. Есть тёмные волшебники, как бы их ни ловили. А ещё я до самого конца опасался, несмотря на все рассказы, что Хогвартс будет походить на наш приют, и отношения тут будут такие же. У меня были причины опасаться за себя и готовить средства на крайний случай. Позавчера они впервые мне пригодились, да без толку. Надо было подобрать что-то помощнее.

— Хорошо, и последний вопрос, возможно, немного странный. Раз уж ты упомянул про войну, Джеймс, что ты думаешь о Волдеморте? Или как обычно говорят, Тот-кого-нельзя-называть. Ты ведь читал о нём, должно быть, составил впечатление.

— Сумасшедший. Опасный псих, который слишком долго оставался на свободе. При этом самое безумное — то, какой популярностью пользовались его больные идеи, — честно высказал Кайнетт своё мнение. — Если бы он победил, если бы ему дали победить, то магическая Британия была бы уничтожена. Сначала перебили или изгнали бы всех магглорождённых. Потом взялись бы за полукровок. И останется две или три тысячи волшебников, самых-самых чистокровных — это не страна, это пара деревень, даже на все посты в Министерстве вряд ли хватило бы людей. С такими методами, если бы у Волдеморта спросили, как решить проблему бедности, он, наверное, предложил бы просто перерезать или выгнать из страны всех бедняков… А уж про власть над миром магглов можно и не говорить всерьёз, даже в Великобритании — шансов у него на это не было, имея всего пару тысяч волшебников против почти шестидесяти миллионов магглов.

— Похоже, ты его сильно ненавидишь?

— Скорее это отвращение к человеку, который ради своего безумия подставляет всех нас и волшебников во всех остальных странах под серьёзные неприятности. Так что причин любить его или восхищаться нет.

— Прекрасно, — искренне ответил Люпин. Затем добавил, вставая с края стола и делая несколько шагов по кабинету: — Я рад, что мы вот так поговорили — думаю, подобные беседы помогают узнать своих учеников лучше. Что ж, я узнал всё, что хотел, Джеймс. Можешь идти — я и без того отнял слишком много времени в твой выходной день.

— Всё в порядке, профессор. Мне тоже интересно было с вами побеседовать. Доброго дня.

По пути к башне факультета маг непроизвольно коснулся лежащих в кармане часов. Он был рад, что оружие не пригодилось, и всё обошлось всего лишь разговором на общие темы. Неужели всё это было всего лишь проверкой, не собирается ли он присоединиться к остаткам банды того безмозглого террориста? К проигравшей стороне? Какой абсурд!

Между делом Кайнетт сделал мысленно заметку попросить у Грейнджер или кого-то из старшекурсников Рейвенкло конспекты по так называемому «маггловедению». Просто чтобы узнать, что же там такого рассказывают, раз двадцать лет назад наследники старых родов — как хочется надеяться, неглупые и разбирающиеся в магии люди, пошли вслед за безумцем, пообещавшим им власть над «обычным миром». Там хотя бы до изобретения «Дредноута» дошли или до сих пор рассказывают, что верхом прогресса магглов остаётся фитильная аркебуза, с какими за волшебниками охотились до принятия Статута?

В некоторых книгах о так называемой гражданской войне иногда попадалось весьма непопулярное и часто критикуемое другими авторами мнение, что в тот период определенная часть потерь волшебников (проценты разнились от источника к источнику) со всех сторон конфликта приходится не на проклятья и ручных чудовищ, а на банальные пули и даже картечь. Кто-то из пожирателей вломился в дом к обычным людям и сходу получил залп из ружья в лицо, где-то авроры и «темные» слишком увлеклись сражением и не заметили прибытия полицейских, пока те не начали стрелять по «террористам». Говорят, несколько раз в боях и вовсе пускали вперёд бандитов и даже солдат, взяв их под контроль с помощью «империо» или иных ментальных заклинаний и артефактов. О том, сколько во всех этих домыслах и рассказах правды, знают разве что в Министерстве — те, кто вел точный подсчет жертв, изучал тела убитых волшебников и устанавливал причины смерти, но подобных отчётов в открытом доступе нет, и едва ли когда-нибудь их опубликуют.

* * *

— Правильный подбор ингредиентов, точная дозировка, верный порядок действий, — весомо выговаривал каждое слово профессор Снейп, неторопливо расхаживая между котлами. В среду вторая половина двойного урока, как обычно, была посвящена практике. — Универсальное чистящее средство, также помпезно именуемое «кристальным отваром» — рецепт настолько простой, что его не сможет испортить даже однорукий контуженный тролль. Однако я верю в ваши способности, потому, ещё раз — подбор, дозировка, порядок действий. Вбейте это себе в головы и не вынимайте оттуда никогда. Больше я это повторять в следующие семь лет не буду.

— Какой же это «кристальный» отвар, если в рецепте нет никаких кристаллов, даже соли? Одна слизь да корешки.

— Он так называется, потому что после применения всё становится «кристально чистым», мисс Эдвардс. Стоило бы снять баллы за глупый вопрос, но я сегодня удивительно добрый, потому пока только минус пять десятых с вашей оценки. То есть, если хотите высший балл, то вам теперь нужно сварить это зелье на «Превосходно с плюсом». Рекомендую постараться, сделать это весьма непросто.

Кайнетт, занятый работой, не слишком внимательно прислушивался к его словам. У них было задание, рецепт и все материалы, отдельные нюансы профессор объяснил заранее, а сейчас он, в основном, давал общие рекомендации, попутно распекая тех, кто не способен осилить даже настолько элементарную задачу. За дело, разумеется — Арчибальду, как потомственному алхимику, тоже больно было видеть, как из-за абсолютно невероятных по своей нелепости ошибок недоваренные зелья превращались в яд, в пар, в кипящую щелочь или, иногда, даже в дистиллированную воду. А ведь каждый раз это ещё и напрасная трата обычных и магических ингредиентов, некоторые из которых в Часовой башне ценились бы если не на вес золота, то уж точно серебра, за их редкость. Вот что значит, отсутствие полноценной домашней подготовки, даже у многих детей из магических семей.

— Джим, а что там насчёт всей этой истории с Малфоем? — спросил Макэвой, помешивая зелье. В этот раз ученики работали парами, и сейчас была очередь Чарльза контролировать процесс. — А то ты спрашивал ещё на той неделе, согласен ли я поучаствовать, и с тех пор — тишина.

— Сегодня, за час до полуночи, — ответил маг, отвлекаясь от расчётов в тетради. Лекции, раз уж здесь так принято, он писал на пергаменте, однако параллельно каждый урок для себя пересчитывал выдаваемые им преподавателем рецепты, а также составлял схему реакции компонентов в зависимости от затраченной магической силы, то есть от жеста на последней стадии обработки состава. Усмехнувшись, он добавил: — Хотел сказать после занятий, но раз тебе так не терпится посмотреть, как меня будет поджаривать или швырять об стены третьекурсник…

— Во-первых, ты сам в это влез из-за своей лохматой заучки. А во-вторых, что-то не думаю я, что всё будет так просто.

— Грейнджер? — удержавшись, чтобы не фыркнуть, переспросил Кайнетт. — Она к этому вообще отношения не имеет.

— Но тогда, зачем оно тебе надо?

— Это эксперимент. Очень важный эксперимент.

— Знаешь, у нас в роду хватало легиллементов, порой очень сильных, но не думаю, что даже мой прадед сумел бы понять, что у тебя творится в голове.

— Всё может быть, — риторически заметил Арчибальд, пожав плечами и вернувшись к расчётам. На самом деле за эти три недели он несколько раз чувствовал попытки прочесть его мысли, но не слишком упорные, не преодолевшие естественное сопротивление и его собственную защиту. Явно не работа профессоров — скорее кто-то со старших курсов родного факультета. Либо тоже с наследственными способностями, которые не всегда можно контролировать, либо только осваивает это направление и пока тренируется на всех подряд. После дементоров это не впечатляло, однако их механизм работы с памятью и эмоциями явно имел иную природу, нежели человеческая ментальная магия, потому и защита практически не помогала.

— Как я посмотрю, у вас слишком много свободного времени на моём уроке, мистер Мерфи, — произнёс рядом негромкий голос. Повернувшись, маг увидел стоящего рядом профессора. Снейп требовательно протянул руку, и Кайнетт отдал ему тетрадь. Всё равно формулы и обозначения он там использовал исключительно местные, просто из учебников старших курсов. — И, похоже, вы сомневаетесь в моих познаниях в зельеварении, если каждый раз перепроверяете выданные рецепты?

В классе стало тихо, мгновенно пропали все перешёптывания, стук ножей по доскам, разве что бульканье котлов никуда не делось. Все ученики понимали, что стоит Мерфи согласиться с этим заявлением, и ничего выше «тролля» он за все задания не увидит, как минимум, до конца года. Пример Виллина, которому после конфуза на первом занятии профессор после каждого вопроса теперь задавал ещё по два дополнительных, был у всех перед глазами.

— Как раз напротив, сэр. Я уверен в точности тех составов, которые вы нам поручаете, именно поэтому по ним, как по образцу, я пытаюсь вывести общие закономерности и понять единые принципы подбора компонентов для зелий.

— Занятно. И как, вы уже знаете общую закономерность составления зелий, мистер Мерфи?

— Пока нет, сэр, не знаю.

— Прекрасно. Можно сказать, что сегодня я вижу реальный прогресс, мои бесталанные студенты, — добавил зельевар, окинув взглядом класс. — Человек хотя бы знает, чего именно он не знает. Увы, но девять из десяти посетителей этого подземелья до пятого курса даже не знают, что они не знают. Я бы сказал, это достижение. Продолжайте в том же духе, и когда-нибудь и до знаний доберётесь. Нескоро, но ведь жизнь — это движение, — философски заметил он, возвращая тетрадь и направляясь дальше.

— Разрешите задать вопрос, сэр? — спросил Кайнетт, прежде чем Снейп отошел слишком далеко.

— Можете попробовать.

— На факультете мне говорили, что на шестой курс вы берёте в свою группу лишь тех, кто сдаст экзамен на «Превосходно». Однако на первом и втором курсе учебник и лекции по зельеварению почти не содержат теории — как именно выбираются компоненты, время варки и настаивания, каким образом всего один ингредиент и небольшая разница в жесте меняют рецепт с зелья идеального скольжения на зелье дополнительной выносливости. А без теории экзамен на «выше ожидаемого» не сдать. Вопрос в том, должны ли ученики самостоятельно искать материалы и книги, чтобы понять все эти механизмы действия, или просто ждать более поздних курсов, и там очень быстро осваивать этот материал, сопоставляя с ранними занятиями?

— А разве это важно? — спросил профессор, обернувшись и сложив руки в широких рукавах на груди, словно летучая мышь — крылья. — Ночевать в библиотеке или дожидаться моих уроков и потом читать записанные лекции десятки раз, пока содержимое не пробьётся сквозь толстую черепную кость? Это ваше дело, а никак не моё. Я хочу, чтобы вы досконально знали, что вы делаете, и понимали, почему вы это делаете, а не просто раз за разом повторяли написанное, пусть даже и мной. Только и всего. А как именно вы этого добьётесь, и добьётесь ли вообще — уже ваши проблемы. В конце концов, есть немало способов провести время, и не рискуя жизнями окружающих, если рецепт из четырёх строк для кого-то слишком сложен.

— Спасибо, сэр, вы ответили на все мои вопросы.

— Да, я знаю. Сказал бы, десять баллов Слизерину, но жаль, что так нельзя делать.

— Но ведь у нас будут экзамены… — слабо попыталась возмутиться Тейлор со своего места.

— Да, но ведь это вы их сдаёте, а не я. Я очень добрый человек, мисс Тейлор. Я никого не бью розгами и никого не заставляю учиться. Зельеварение — это искусство, а сделать из человека художника или поэта одной лишь поркой невозможно. Нужно искреннее желание, которого я, увы, практически не наблюдаю, если судить по вашим результатам. Кстати, до конца занятия осталось двадцать минут, а всех, кто не получит «удовлетворительно», ждёт место на отработке, — добавил он, вновь оглядев класс. — Я достаточно талантлив, чтобы одновременно работать и философствовать на отвлеченные темы. Но не уверен, что все из вас уже освоили это искусство в должной мере. Итак, на чем мы остановились? Ах да, на искреннем желании учиться…

* * *

— Значит, это не шутка? Вы и в самом деле решили вызвать меня на дуэль? — наследник семьи Малфоев снисходительно, если не сказать, с презрением оглядел стоящих напротив первокурсников.

Зал наград, традиционное место в школе для нелегальных дуэлей и выяснения отношений между студентами, освещали несколько неярких шаров света у потолка, и видно всех присутствующих было вполне отчетливо. А отблески от начищенных кубков, медалей и стеклянных витрин даже создавали какую-то торжественную атмосферу этой встрече. Кайнетт считал, что руководству давно следовало бы повесить в подобном месте следящий артефакт или пару «живых» портретов, но, возможно директор думал, что подобные стычки тоже — часть обучения, и потому они необходимы. Малфой был в чёрной мантии, но не школьной, а ручной работы и неярко, но явно дорого украшенной серебряным шитьём. Два его подручных, имён которых Кайнетт не знал, тоже были в мантиях, но попроще. Чарльз и даже Ирвин, напротив, оделись по-маггловски, а сам Арчибальд был просто в брюках и рубашке, без свитера или мантии сверху.

— Я решил бросить вызов, — поправил маг, выходя на пару шагов вперёд. — Мои товарищи лишь проследят, чтобы всё прошло честно, мистер Малфой. Как и ваши, — добавил он, кивнув на двух рослых (для тринадцати лет) слизеринцев за спиной Драко. — К тому же, не дуэль, а поединок. Вы ничем не оскорбляли меня, чтобы мне пришлось защищать свою честь. Всего лишь хочется прояснить небольшой момент, потому ставкой будет одна просьба, обязательная к выполнению, но не способная причинить вред здоровью или унизить достоинство оппонента. Условие — только магия в качестве оружия, как и было сказано в моём письме.

— Последнее можно было и не добавлять, это и так очевидно, — пренебрежительно отозвался Малфой, махнув здоровой рукой. — Однако, как вызванная сторона, я могу вносить поправки. Если выиграю я — «просьбы» будет две.

— Справедливо, я принимаю это условие.

— Так уверен в своих силах? Или, думаешь, что я с тобой даже раненый не справлюсь? — поинтересовался волшебник, левой рукой немного неловко доставая палочку. Правая до сих пор была забинтована и висела на перевязи, однако он явно был уверен, что с первокурсником разберётся и так. — Кстати, я вспомнил, где видел тебя раньше. Новый ручной пёсик этой жалкой грязнокровки… Теперь даже и не грязнокровки, а их дворняги тоже, сюда уже берут всех подряд. Кто будет дальше, магглы? Может ли эта школа упасть ещё ниже? Эй, собака, это она тебя решила на меня натравить, или сам спешишь выслужиться за кость? Хотите отмазать своего пропахшего навозом великана от поездки в Азкабан, не так ли, чтобы я отказался от своих слов?

«Ты задаёшь вопрос Мне? Жалкая шавка что-то спрашивает у Короля?» — поневоле Кайнетту вспомнился тот золотой Слуга, призванный семьёй Тосака, героическая душа, чьего имени он так и не узнал. Манера речи была похожа, но на фоне почти божественной харизмы и мощи того героя, расшвыривающего дюжинами сильнейшие фантазмы, словно они для него ничего не стоят, наследник Малфоев не то что терялся, он просто не существовал. Без сомнения, лорд Эль-Меллой не стерпел бы подобных оскорблений, и вместо джентльменского поединка вызвал наглеца на дуэль до смерти. Магглорождённый Джеймс Мерфи пока не мог себе этого позволить, он просто ответил всё с той же вежливостью, даже с уважением в голосе. К тому же, никто, кроме него, пока не понимал, что Малфой лишь делает своё положение хуже.

— Вовсе нет. Пока он у нас ничего не преподаёт, какое мне до него дело? Разумеется, я слышал об этой ужасной истории, и о кошмарных ранах, которые вы получили от жестокого чудовища. Но понимаете ли в чём дело, мистер Малфой… — риторически произнёс маг, расстегивая пуговицу и закатывая рукав рубашки до локтя, не зря он пришел на встречу без мантии. Затем взмахнул руками, словно доставая из левого рукава небольшой изогнутый кинжал (на самом деле, «градация воздуха», а не ловкость рук), прежде, чем кто-то успел среагировать, дважды ударил себя по правому предплечью, оставляя глубокие раны. По сравнению с полной активацией магических цепей или фамильного герба при работе с Volumen Hydragyrum, боль была совсем не сильной, да и созданный проекцией нож был не таким острым, как настоящий. Однако Кайнетт быстро уронил кинжал на пол, извлек из кармана брюк пару небольших флаконов, легко сбил пробки и вылил содержимое на раны. Затем быстро убрал опустевшие ёмкости обратно и достал из футляра на поясе мистический знак, сразу использовав несколько лечебных заклинаний: — Эпискей, Нэреум Вулнере. Так вот, мистер Малфой, мне кажется, вы слегка преувеличиваете серьёзность полученных вами увечий, — отметил он, несколько раз демонстративно сжимая в кулак правую руку, на которой осталась лишь пара едва заметных шрамов. На самом деле, Арчибальд немного схитрил, применив под прикрытием местных чар ещё и духовное исцеление для лучшей демонстрации, однако и без него всех использованных мер было бы достаточно, чтобы полностью восстановить боеспособность, вернув полную подвижность. Просто следы остались бы более заметные. Прежде, чем вновь застегнуть рубашку, маг применил ещё одно заклинание (пришлось подготовиться заранее, он его прежде не отрабатывал), убирая следы крови со своей руки и с пола: — Экскуро.

— Нет, Джим, убеждай меня в чём угодно, но ты точно сумасшедший… — негромко произнёс Макэвой, глядя на это представление.

— И что означает весь этот цирк? — спросил Малфой, с трудом сдерживая ярость. Конечно, показанный «намёк» был настолько толстым, что, должно быть, всё поняли даже его не блещущие интеллектом подручные, однако признать свои ошибки волшебник не мог и не хотел.

— Что в этом и будет состоять моя просьба. Всего лишь снять бесполезную повязку и прекратить изображать умирающего. Как видите, это не угрожает вашему здоровью, и ничуть вас не унижает, как раз наоборот, вы хоть прекратите позориться на всю школу. То, что вы уже почти месяц лелеете свои царапины вместо того, чтобы всё обработать и затянуть минут за пять у целителя, говорит о том, что вы либо трус, который боится лечиться, либо лентяй, который пользуется привилегиями «пострадавшего», чтобы ничего не делать, — не дав разозлённому волшебнику ничего сказать, маг неожиданно произнёс, меняя тему: — Знаете, я уважаю вашего отца, мистер Малфой. Пускай он не слишком прославился своей научной работой, да и сражался на стороне сумасшедшего, но делал последнее мастерски. Его имени боялись, он, судя по показаниям «коллег», лично возглавлял рейды для «вразумления» грязнокровок, не боясь вступать в бой с силами «фениксов» и аврорами. О, всё это под действием «Империо», разумеется, но его таланта сие не отменяет. Что бы он сказал, глядя на такое «тяжкое увечье»? Или ваша уважаемая тётушка? Я читал в мемуарах, что однажды в бою Беллатрикс Лестрейдж заклинанием сломали правую руку в нескольких местах, чтобы не могла колдовать, но вместо того, чтобы сдаться, она убила аврора одним ножом, а после прямо так, не тратя времени на лечение, продолжила погоню за их жертвой. И что бы она сказала, узнав, что последний наследник Блэков и Малфоев — либо лентяй, либо трус, поцарапанный птичкой, которая даже не считается опасной? А ваша прекрасная кузина…

— Хватит с меня этого бреда! Ты теперь до конца года будешь в туалете жить и питаться объедками после домовиков — ведь эта «просьба» ничуть не способна унизить собаку грязнокровки, ниже падать всё равно уже некуда.

— Разумеется. Теперь осталось вам только победить. Коллеги, прошу, давайте отсчёт, — попросил Кайнетт растерявшихся «секундантов», одновременно перебрасывая мистический знак в правую руку и слегка выставляя левую ладонь перед собой.

— Крэбб, Гойл, отсчёт! — крикнул Малфой, принимая дуэльную стойку с палочкой в левой руке.

— Три.

— Три.

— Два.

— Два.

— Один.

— Один…

— Кантис!

— Speculum.

Они оба начали до счета ноль. Малфой использовал многими считающееся неопасным и несерьёзным заклинание, заставляющее жертву петь. Вот только под его действием нельзя произносить арии (только исполнять, и совсем другие), как и после «Силенцио», так что недооценивают его зря. Кайнетт же слегка присел и выставил левую ладонь перед собой, словно держа щит, а затем арией активировал недавно подготовленный мистический знак. Кольцо на его пальце за счёт энергии из магических цепей создало заклинание «Протего», формируя перед магом почти прозрачный овальный щит в четыре фута высотой. С тусклой белой вспышкой маломощное заклинание отразилось в сторону, заставив подручных волшебника пригибаться и пытаться найти себе укрытие — создать защиту они и пытаться не стали.

— Фурункулус, Каллошио, Конъюктивитус, Вомитаре Виридис.

Стоило отдать Малфою должное — он пока не пытался поджечь, заморозить или парализовать первокурсника, только унизить посильнее. Заклинания, приклеивающие к полу, ослепляющие, вызывающие нарывы и рвоту. Выглядела бы жертва подобной комбинации фантастически — возможно, кто-то из слизеринцев даже заранее ради этого захватил с собой фотоаппарат в магическом исполнении. Особенно интересно, как бы последние чары сочетались с пением? Однако узнать это собравшимся было не суждено — щит, созданный кольцом, поглощал или отражал все атаки. Сам Кайнетт тем временем побежал вперёд через зал, чтобы не стоять под обстрелом и не тратить энергию зря — без палочки у него силы закончатся раз в пять или шесть раньше, чем у противника.

— Орбис, Петрификус, Брахиабиндо.

Поняв, что слишком слабые заклинания не работают, волшебник перешел на более мощные, решив унизить грязнокровку потом, когда собьёт защиту. Это по-прежнему не помогало, однако расход энергии на щит возрос — каждое попадание требовало дополнительных сил на поддержание и стабилизацию барьера, иначе он просто растает в воздухе через пару секунд, как обычное «Протего». Кайнетт тем временем перебросил палочку в левую руку и произнёс после небольшой паузы:

— Теллум Дуэлис.

В правой руке Арчибальда возникла шпага. На самом деле, это снова была обычная «градация воздуха», просто с другой арией, из-за чего пришлось дополнительно сосредоточиться. Правда, энергию всё-таки сэкономил — он давно уже приспособил это заклинание под местный мистический знак, в ходе опытов выведя длину жеста в зависимости от размера создаваемого предмета.

— Серпенсортиа!

— Ступефай, — мгновенно убрав щит, взмахом палочки маг отшвырнул возникшую под ногами змею куда-то в коридор. Что ни говори, а в дуэлях он чувствовал себя куда увереннее, чем в сражениях без правил. Да и опыт сказывался.

— Локомотор Виббли.

— Speculum.

Малфой допустил ошибку, выбрав для контратаки столь длинное заклинание. Да, произнёс он его быстро, явно долго практиковался, однако маг успел не только активировать щит, но и выставить его вертикально, так что на расстоянии пяти шагов луч отразился почти без отклонения, попав обратно в волшебника и заставив того рухнуть на пол. Кайнетт даже остановился на пару секунд, осознавая произошедшее. Заклинание, временно парализующее ноги — попади оно в него, и кто знает, что было бы дальше? Если бы просто парализовало от страха, то это кончилось бы всего лишь проигранным поединком, а вот если бы он от неожиданности запаниковал, то мог бы на рефлексе применить что-нибудь, чего противостоящий ему подросток, вероятно, и не пережил бы. Стоит быть осторожнее, если не хочет разрушить всю легенду…

— Мобилипоцилум! — крикнул с пола Малфой, резко взмахнув палочкой. Судя по торопливости жеста, лицо Мерфи в этот момент ему очень не понравилось.

Со звоном разбив витрину, один из тяжелых серебряных кубков полетел в голову магу. Впрочем, в атаке был не только страх, но и расчёт — материальный объект «Протего» не задержит, да и летит он сбоку.

— Silentium, — очень быстро произнёс маг, поднимая правую руку со шпагой. Кубок замер в воздухе, не долетев примерно фута. Затем Кайнетт убрал щит от магии, направил палочку на растерявшегося волшебника и произнёс простую арию: — Инкарцеро.

Когда созданные из магической энергии черные жгуты притянули руки Малфоя к телу, Арчибальд подошел к нему, держа левую руку перед собой, на случай применения противником какого-нибудь мистического знака или умения, однако без возможности делать жесты палочкой волшебник был беззащитен. Ему бы стоило попробовать освободиться с помощью «Финиты» — жест там короткий, хватит и движения запястья, но снять все путы он на таком расстоянии всё равно уже не успел бы. Опустив шпагу к шее волшебника, Кайнетт спросил, не обращая внимания на «отмерший» и загремевший по полу где-то за спиной кубок:

— Признаёте своё поражение, мистер Малфой?

— Условием было — только магия.

— Я создал этот клинок магией у вас на глазах, и все свидетели мои слова подтвердят. Итак?

— Я… признаю поражение. Хотя мне интересно, сколько же ты потратил на эту игрушку всего лишь ради глупого спора, грязнокровка? Все свои деньги за год?

— Кольцо? Сделал уже в школе, на истории всё равно заняться нечем. Поделка, не более, — сняв мистический знак, маг положил его на ладонь, направил палочку и произнёс: — Тикси.

Металл растекся небольшой лужицей, но маг быстро сжал кулак, а когда раскрыл вновь, на ладони остался лежать застывший гладкий шарик серебра. Бросив его в карман, Кайнетт убрал палочку в футляр и пошел к однокурсникам. На самом деле, от заклинания плавления он запомнил только арию, в основном, потому что она была на базе греческого, а не обычной латыни — он его не отрабатывал и даже жест сделал какой-то случайный, всё равно едва ли кто-то из присутствующих будет проверять. Кольцо же он расплавил с помощью собственных цепей, как обычно пользуясь элементом воды для преобразования металла из твёрдого состояния в жидкое.

На полпути маг обернулся и сказал:

— Что ж, я надеюсь, что джентльмен привык держать данное слово. Одна просьба — это совсем немного, не правда ли? А вообще, скажу честно, ты изрядно меня разочаровал, Малфой. Вот это и всё, на что способен наследник древнего рода? Знаешь, когда-то я хотел оказаться на твоём месте, думал, что на тебя стоит равняться таким, как я, из первого поколения. Теперь понимаю, что ошибался, что надеялся зря. Очень жаль. Доброй ночи, господа. Проигравшая сторона убирает за собой поле боя… Ирвин, Чарли, нам пора к себе.

— Может, лучше бегом? Вы там сильно нашумели.

— Не волнуйся, дальше этого зала никто и ничего не слышал. Я подготовился заранее, всё-таки.

— Даже спрашивать не буду, как именно. Куда интереснее, что за фокус был с кубком? Не беспалочковая же магия.

— «Импедимента», наложенная на браслет — вы же его видели, когда я резал руку. Над нашим с Саймоном пари я начал работать уже сейчас, а это сойдет за полевые испытания.

* * *

— Знаешь, Джеймс, как-то ты с размахом принялся за дело, — заметил Райан Виллин по пути в библиотеку. Кайнетт согласился помочь ему с теорией трансфигурации, как сделал это в своё время для Грейнджер — число ровесников Мерфи, понимающих, как работает магия, следовало увеличивать. Тем более, что в понедельник у них в расписании всего шесть уроков, и времени до ужина ещё было достаточно. — Пока всё идёт гладко, но если тебя всё-таки поймают, то мы потеряем кучу баллов сразу.

— Ты настолько серьёзно относишься к этой гонке за кубком?

— Так обидно же! Вороны последний раз выигрывали, ещё когда отец тут учился, а ведь Хогвартс — это не спортивная школа, чтобы всё решалось на стадионе. Мы же, вроде бы, самые умные, так почему кубок постоянно уходит тем, кто выигрывает в квиддич?

— Конечно, надо было устраивать викторины между факультетами, кто-то мне такое уже говорил. А насчёт того, что меня поймают — а на чём?

— Да слухи, знаешь ли, ходят всякие. Про Малфоя, например. Вроде и доказательств нет, и никто ничего не знает, а слухи всё-таки ходят… И когда-нибудь одними слухами всё может не ограничиться. Спалит кто-нибудь, доложит декану, чтобы выслужиться, а на утро — минус сто баллов. Или сто пятьдесят — говорят, два года назад кто-то прямо на первом курсе так отличился.

— Слухи пока ещё в суде не принимают, — равнодушно ответил маг, пожимая плечами. Баллы и соревнование факультетов его интересовали в самую последнюю очередь. Что же касается Малфоя, слово тот сдержал, хотя и тут не смог не сделать всё по-своему. Уже в пятницу он явился на завтрак без бинтов, вертя палочку в правой руке. А всем, кто готов был слушать, рассказывал, как вчера всю ночь изучал фолианты по исцеляющей магии, и только к утру нашел ужасно сложное и невообразимо болезненное заклинание, которое только и смогло вылечить его ужасные раны, оставленные той мерзкой тварью. На невинную просьбу Грейнджер поделиться столь полезным заклинанием с товарищами Драко только прошипел что-то угрожающее, но вслух назвать её «грязнокровкой» в присутствии преподавателей всё-таки не посмел. В любом случае, Арчибальд сомневался, что хоть что-нибудь из слов, сказанных о чести наследника рода, Малфой принял к сведению, но кто знает? Оставалось надеяться, что этот пример всё-таки не эталонный, и среди старых родов хоть кто-то занимается воспитанием детей всерьёз. Однако и отрицательный результат эксперимента — тоже результат.

— А то, что вы с этой гриффиндоркой вчера устроили?

— Но разве мы в чём-то нарушили дисциплину? Или в школе уже ввели правило — больше трёх человек в одном месте не собираться?

На самом деле в воскресенье Кайнетт решил, как и было обещано, показать Грейнджер, что при определённом применении маховик времени может быть крайне опасной вещью, даже против волшебника. В заранее выбранном заброшенном классе, каких в школе в нынешние времена немало, собрались полторы дюжины человек. Помимо них двоих и выбранного Гермионой «добровольца», маг пригласил с десяток первокурсников с разных факультетов, кому такой эксперимент может быть интересен, плюс было несколько человек со старших курсов Гриффиндора и Лавгуд, которая там вообще появилась, будто сама по себе.

— Тогда почему не собраться во дворе или в каком-нибудь зале, зачем прятаться?

— Если бы профессора, особенно МакГонагалл, увидели, что Грейнджер «играется» с маховиком, используя не для учебы, то могла бы отобрать его и снять баллы. Заметь, с её факультета, а не с нашего. Ну а мы лишились бы ценного предмета для опытов.

— И почему ты не стал соревноваться с самой этой заучкой? «Нельзя бить девочек, они слабее» и всё такое?

— Нет, разумеется. Она слишком умная, подобрала бы заранее пару заклинаний, которые накроют весь класс — не удержалась бы. И никакое ускорение времени бы тогда не помогло. А для чистоты эксперимента требовался кто-то более… «среднего» уровня. И её выбор от меня совершенно не зависел.

Суть задуманного опыта была предельно проста: с одной стороны, выходил третьекурсник с палочкой и всеми своими знаниями, с другой — первокурсник, единственным магическим предметом у которого был маховик времени. Волшебник, которым по удачной случайности, оказался младший из братьев Уизли, имел право применять любые несмертельные заклинания, Кайнетт же мог уклоняться за счёт превосходства в скорости, а также использовать любые подручные средства, дабы вывести оппонента из боя. Правда перед началом испытания два старших брата Рональда, близнецы, имеющие странную привычку словно эхо заканчивать друг за другом фразы, заявили, что пусть и дурной, а младший брат им ещё нужен относительно целым. Потому они трансфигурировали все стулья в кабинете в подушки, правда, честно предупредив, что каждая третья превращена лишь частично и сохраняет вес и твёрдость дерева — так интереснее, да и что за жизнь без нежданных сюрпризов?

Дальнейшее иначе как избиением назвать было нельзя. Нет, никаких увечий, переломов и тяжелых травм, даже «жесткие» снаряды маг использовал аккуратно. Однако со стороны всё это выглядело крайне унизительно, когда старший волшебник использует все заклинания, что только знает, а второй, на два года его младше, словно бы без усилий уклоняется от вспышек и лучей, либо закрывается ближайшими предметами. Не забывая при этом швырять в оппонента вроде как неопасными подушками, но при трёхкратном ускорении даже те, что были лёгкими, били с неплохой силой — спасибо природе и сэру Ньютону за его второй закон. Хотя чувство бессилия, когда ничего не можешь сделать противнику и не можешь уйти от его ударов, даже пользуясь всем доступным арсеналом заклинаний — это, наверняка, было куда больнее самих ударов. Арчибальд понимал, что подобная «месть» выглядит несерьёзно, и даже по-детски. Но, во-первых, надо же с чего-то начинать. А во-вторых, он даже не исключал, что сделать нечто подобное его подталкивало Начало этого тела, которое могло проявляться и подобным образом. А значит, его действие следует изучить экспериментально.

В любом случае, главная цель всё равно была достигнута — Грейнджер осознала, что постоянно носит при себе не только удобный инструмент для учебы и лишенный предохранителей артефакт, который при неосторожном обращении может её убить, но вдобавок ещё и опасное оружие, которое способно дать значительное преимущество в любой дуэли. Маловероятно, что она когда-нибудь воспользуется им в данном качестве, однако лишний шанс в опасной ситуации ей дать стоит. Вдобавок остальным было продемонстрировано, что с одной лишь палочкой волшебник, по крайней мере со средними способностями, ещё отнюдь не становится неуязвимым и всемогущим. А кроме того, во время применения этого мистического знака у Арчибальда появилась пара идей, которые стоит попытаться применить в собственных разработках…

— И что это за заклинание такое, «Time alter — triple accel»? — продолжал тем временем говорить Виллин. — Оно даже как заклинание не звучит, да и включал ты ту штуку всё равно ручкой сбоку, а не словами.

— Но я ведь должен был любезно предупредить противника, с какой скоростью буду двигаться. Кроме того, это показалось мне крайне забавным.

— У тебя очень странное чувство юмора, Джеймс.

— Ты полагаешь? — удивился маг. Затем посмотрел на небольшую толпу, преграждающую им путь, и спросил: — Так, а здесь что за шум?

Четвёртый курс Рейвенкло стоял у дверей кабинета ЗОТИ, дожидаясь преподавателя. Судя по гаму, они тут уже достаточно давно, некоторые даже начали прикидывать, не отменили ли у них занятия, и не пора ли расходиться. Однако разговоры ненадолго смолкли при виде старосты-пятикурсника, быстрыми шагами идущего по коридору.

— Урока не будет, — произнёс он резко, едва приблизился к группе. — Повторяйте пройденный материал, изучайте следующую тему самостоятельно. Очередное занятие, если его вообще не отменят, вероятно, будет замещать другой преподаватель.

— В чём дело? — спросил кто-то.

— Я видел профессора Люпина за обедом, и не похоже было, что он болеет или куда-то срочно собирается уехать, — заметил ещё один волшебник.

— Во время урока у Слизерина на границе Запретного леса, — начал староста неохотно, решив, что остальные всё равно узнают, чуть раньше или чуть позже, — Маркус Флинт, тот, которого второй раз оставили на седьмом курсе, капитан слизеринской команды, атаковал профессора заклинанием. А потом попытался… покончить с собой. Ему помешали, все остались живы, но они оба сейчас в лазарете под охраной профессоров. У Флинта при себе нашли записку, какая-то чушь про то, что Люпин без причин травит и унижает чистокровных и особенно слизеринцев, но это выглядит уже как полный бред. Однако разбирательства, в любом случае, затянутся теперь надолго, всё это слишком серьёзно. Да и когда вылечат их травмы — ещё неизвестно. Так что в октябре мы профессора можем не увидеть на уроках, а то и дольше.