Ее Королевское Высочество (джен)

Сижу за столом у себя дома. Стены кружатся, но мне плевать. Протягиваю руку к почти пустой бутылке и наливаю себе еще.

— Мадам, вам хватит, — заявляет Донни, пытаясь выхватить у меня бутылку, но я лишь досадливо дергаю рукой, и домовичку сносит в сторону невербальной магией.

Черт... ненавижу.

Делаю глоток, и обжигающий ком скатывается по пищеводу. Ненавижу.

«...после продолжительной болезни 28 мая 1972 года скончался Его Королевское Высочество принц Эдуард, герцог Виндзорский...»

Отец.

Если бы не эта маггловская газета, я так бы и жила в блаженном неведении...

Плюю на все, зажимаю в руках портключ до виллы родителей.

* * *

Сижу у окна, гляжу на ухоженный двор. Гадость это — ваше Протрезвляющее зелье... Зато, в отличие от аналогичных чар, протрезвляет не временно.

За спиной скрипит дверь, и я слышу мамины шаги.

— Алекс...

— Как давно прошла церемония прощания? — ледяным голосом интересуюсь.

— Четыре дня назад.

— И пригласить меня оказалось сложным делом? Я недостойна? Я, его дочь?

— Алекс! — а это уже голос дяди Джона.

Оборачиваюсь, смотрю на мать и дядю злыми глазами.

— Тебе нельзя появляться на публике, Алекс! Ты знаешь, сколько «невыразимцев» было на похоронах?! Восемь! Тебя бы распознали моментально! Ты понимаешь, как отреагировало бы ваше Министерство, узнав, что ты в Англии?!

— Оборотное еще никто не отменял!

— И долго ты сможешь находиться под Оборотным? — рявкает дядя. — С твоей аллергией?!

— Три часа...

— А церемония прощания шла восемь часов! Если бы ты пошла, Алекс, легла бы там рядом, и никто ничего не нашел бы, как с вашим Ходжем!

— Он. Мой. Отец, — произношу сквозь зубы. — Дядюшка, если ты так заботишься обо мне, то мог бы предупредить, а уж как я бы там побывала, мое дело.

Учитывая, что сейчас Глава Отдела Тайн — Руквуд.

— И что бы ты сделала?! Паранджу натянула? Гений маскировки!

— Алекс, Джон! — на маму жалко смотреть. — Не ссорьтесь, пожалуйста! Вы ведь знаете... мне тяжело...

Опоминаемся одновременно. Мама — слабая ведьма, и сильные потоки магии плохо переносит. Например, которые возникают в моменты наших с дядей стычек.

Дядя одаряет меня злым взглядом и выходит из комнаты, хлопнув дверью. Я же бессильно опускаюсь на стул, с которого неосознанно вскочила, когда началась ругань.

— Алекс...

Молчу. Мама прикасается к моим щекам мокрыми ладонями, поднимает мое лицо и смотрит мне в глаза.

— Алекс... моя девочка...

Прижимаюсь к самому родному мне человеку.

Очень хочется плакать, но слез нет. Совсем.

* * *

Пишу письмо Дамблдору, что десятого и одиннадцатого июня — а это как раз суббота и воскресенье — буду отсутствовать в Хогвартсе по семейным обстоятельствам. Плевать, что он там подумает. Заодно напрямую шлю указания Рудольфусу Лестрейнджу позаботиться о Северусе. Если что, то скажу, что Лестрейндж — самый адекватный из моих студентов...

Тьфу. Вот что значит — привычка. Даже сейчас, в такой ситуации, я просчитываю запасные варианты и обходные пути.

— Алекс... — дядя, как обычно, подходит тихо. — Алекс... Я хочу извиниться.

Что-то новое... дядя обычно никогда не извиняется.

— Да, ты его дочь... и теперь уже ты будешь королевой Британии. И я должен был сообщить тебе о смерти Дэвида.

Откладываю в сторону перо.

— Почему же вы умолчали?

Вместо ответа дядя протягивает мне несколько бумажных листов, исписанных почерком отца.

«...я понимаю, Алекс упрямая, вся в тебя. Поэтому, я тебя очень прошу, сбереги ее. Мне уже не вернуться на престол, но она сможет...»

— Он знал, — утвердительно произношу. — Знал, что не доживет.

— Да, — дядя кивает и садится рядом. — Он знал это уже два года. И очень хорошо это понимал.

— Именно поэтому он согласился на то, чтобы я уехала в Британию, — говорю, ощущая жжение в глазах.

— Да.

— Зачем?

— Потому что престол Британии твой по закону.

— Мой отец был законным королем! — вскакиваю и с размаху влепляю в стену чернильницу. — Он — король Эдуард VIII!

— А ты — его дочь, — спокойно произносит дядя Джон, не обращая внимания на темные брызги.

— Я...

— А ты — королева Британии Александра I. Алекс, ты не поняла, что Дэвид согласился на вторую попытку вернуть престол только ради тебя?

И слова дяди словно опустошают меня изнутри. Я опускаюсь на стул, снова беру в руки письмо.

«...Я никогда не забуду сияющее лицо Альберта, когда он держал в руках подписанное отречение. Тогда я был уверен, что поступаю верным образом... Джон, пусть сияет лицо моей дочери, когда она займет единственное подобающее ей место. Алекс...»

— Дэвид не хотел тебя расстраивать, — тихо говорит дядя. — И именно поэтому не говорил, насколько серьезно болен. И... Алекс. Я поддержу тебя. Всегда. Ты — моя королева.

Странно... почему расплываются чернильные строчки?

* * *

В понедельник появляюсь в Хогвартсе к завтраку.

— Альбус сказал, что у вас что-то случилось дома, — в глазах Минервы МакГонагалл — сочувственное выражение.

— Отец... болен, — слова даются мне с трудом.

— Ничего серьезного, надеюсь?

— Да... Я тоже на это надеюсь, — опускаю голову и, собравшись с силами, добавляю: — Мама нашла хороших колдомедиков.

— Дай Мерлин, чтобы он поправился.

Смотрю на стол Слизерина. Северус сидит между Малфоем и Лестрейнджем. Рудольфус ловит мой взгляд и едва заметно мне кивает.

Склоняю голову в ответ.

После завтрака Лестрейндж отчитывается мне о прошедших днях. За время моего отсутствия Дамблдор вызывал зачем-то к себе Снейпа, пытался накормить лимонными дольками. Причем его одного. При этом я дала прямые указания Лестрейнджу не оставлять Северуса наедине с какими-либо преподавателями, и семикурсник здраво рассудил, что и с Дамблдором тоже нельзя. Когда перед ним встала дилемма — послушаться директора Хогвартса или повиноваться своей Леди — Лестрейндж рассудил еще более здраво: он семикурсник, учиться ему осталось еще две недели. А Метка у него на всю жизнь. Поэтому он сделал «морду кирпичом» и отказался оставлять Северуса Снейпа вдвоем с директором Хогвартса, сославшись на меня. Дамблдор пытался возмутиться, но, видимо вспомнив мой «ход конем», то есть «ход оборотнем», оставил обоих студентов в покое, опасаясь, как бы я еще что не учудила.

Северус же признается, что Дамблдор пытался читать в его мыслях. Причем ощущения были не из приятных.

— Словно он прошелся по болоту, а потом весь в этой грязи лезет ко мне в голову, — описывает мой ученик.

«...Ломился ко мне в голову, как фермер в коровник...» — вспоминаю слова дяди.

— Вы смогли сдержать его вторжение?

— Да, профессор, — кивает Северус. — Как учил меня... мистер Джонсон. Я не смотрел ему в глаза и думал о всякой ерунде.

— Молодец, — хвалю ребенка.

* * *

Риддл выражает мне соболезнования. А так же заверения, что контракт остается прежним... ну, если только я не хочу его изменить.

Я не хочу.

В память об отце.