Необратимые (гет)

— Не предложил тебе кофе, — говорит Броук, когда они усаживаются друг напротив друга. — Будешь?

Гермиона качает головой.

— Я, конечно, соскучилась по маленьким человеческим радостям, но уже выпила утром, так что…

Она наблюдает за тем, как Стенли глубоко вздыхает и массирует пальцами лоб. Этот разговор обоим дается нелегко с самого начала. Что и неудивительно: вряд ли хоть в одном пособии по корпоративной культуре или деловой коммуникации есть глава про то, как обсуждать двойной метаморфоз подчиненного из человека в вампира и обратно.

— Я ведь теперь советник… — осторожно произносит Гермиона, решив зайти с другой стороны. — Видела в моем кабинете новую сотрудницу.

— Да, — отвечает Броук. Брови у него нахмурены, по глазам видно, что он думает сразу о многом. — Бриджетина Фоукс. Она взяла на себя твои стандартные обязанности.

— Как много она знает?

— Как будто я много знаю, — с легкой иронией замечает Стенли.

— Я сказала тебе главное, — отзывается Гермиона, стараясь миролюбиво улыбнуться. — Максимум, что мне позволили. Не то чтобы я всё решала сама.

— Бриджетина догадалась, — признается Стенли спокойнее. — Но мы не говорили о превращении прямо. Тут ей и так работы по горло: пока тебя не было, мы сильно завалились.

— Да, я представляю.

— Могу я рассчитывать на какую-то новую информацию?

Вопрос звучит по-деловому, и Гермиона честно перебирает в голове всё произошедшее, все теории, опасения и предположения, которые когда-либо возникали, чтобы выдать Броуку необходимое.

— Про само обратное превращение — немного. В общих чертах… — она делает паузу, формулируя мысль. — Есть один «инструмент», который позволяет вампиру вернуть человеческое обличье. Мне кажется, на столетних это не сработает, но, ты удивишься, у меня порой не было настроения расспрашивать общину слишком подробно. Опишу тебе, как это выглядело для меня: я прошла через все этапы, переключилась на режим «мирного» вампира, и вскоре ситуация с нападениями, которая и раньше была не самой приятной, обострилась. Убили одного из мирных вампиров. А потом, довольно скоро после происшествия, так сказочно удачно сложились обстоятельства, что я могла… использовать «инструмент» и вернуться на работу, чтобы что-то с этим вышедшим из-под контроля конфликтом решить. В последний раз из вампира превращались обратно пятьсот двенадцать лет назад.

Стенли внимательно слушает, сцепив руки в замок на столе перед тобой.

— Продолжай.

— Я подозреваю, что община поддерживает связь с древними.

Броук прикрывает глаза и качает головой. По всему его виду ясно, как он относится к этой новости, даже не надо говорить:

— Дерьмо. Если это так, нам сильно не везет.

— Уже довольно давно не везет, — тихо добавляет Гермиона.

Какое-то время они молчат.

— С ними ведь ничего не поменялось? — спрашивает Броук, морщась. — С древними. Всё такие же неуправляемые, непредсказуемые и ужасно раздражающие? Ну то есть всё то же, что с нашей общиной, только в сто раз хуже?

— Я не знаю, Стенли, — отвечает Гермиона. — Но не стала бы питать на их счет ложные надежды.

— Ладно. Надо искать контакты.

— Давай не пробовать через общину?

Броук бросает на нее задумчивый взгляд.

— Это будет рискованная игра, — говорит он. — Если Элмерс узнает, что мы шушукаемся за его спиной, на нас ополчатся сразу с нескольких сторон.

— Если община узнает, до древних мы можем никогда не добраться.

— У тебя там совсем нет доверенных лиц?

Гермиона хочет сказать «нет», но вместо этого собирается с силами и сообщает:

— Стенли, там Малфой.

Броук с подозрением хмурится.

— Говорят, Люциус Малфой иногда появляется в министерстве… — неуверенно вспоминает он.

Гермиона качает головой.

— Младший. Драко.

Броук позволяет себе выругаться. Потом задумывается и уточняет:

— Это доверенное лицо?

— Доверенное, пожалуй, — без особого энтузиазма отвечает Гермиона. — Но он пешка. С древними не поможет.

Стенли, который, кажется, и так уже догадался о низком статусе «новичка», отмахивается.

— Ладно, может, будет полезным в каких-то других вопросах.

— Я бы предпочла привлекать его только в самых крайних случаях. Это опасно. Элмерс вряд ли прощает шпионов.

Впервые за весь разговор Гермиона торопится что-то сказать, боясь упустить момент. В глубине души, где она прячет ту горячность, которая мешает думать во время подобных бесед — тонких, как весенний лед, и настолько же решающих для дальнейших тактик и настроений, — она боится. Конечно, за своих людей, особенно за Гарри, который бросится на амбразуру, как только авроров снова вызовут в бой. Но еще она неконтролируемо волнуется за Малфоя.

Черт знает, что с ним станет в этой мясорубке. Он уже достаточно «часть общины», чтобы его в случае опасности защищали ценой собственного существования, или, когда дело касается глобальных противостояний, положение его ближе к «расходному материалу»?

Одно радует — он зельевар и за навыки его действительно ценят. Вопрос, опять же, в степени незаменимости и приоритетах.

Стенли Броук замечает особую энергичность, с которой Гермиона высказывается о Малфое, но решает отложить эту тему на потом.

— Какие у тебя ближайшие планы? — спрашивает он. — Будешь заниматься древними? Я не хочу забросить дело об укусах в Лондоне. Наверняка еще будут спектакли, надо сохранять бдительность.

— Спектакли будут обязательно, — отвечает Гермиона, устало откинувшись на спинку стула. — Думаю, попрошусь на дежурства с аврорами.

Броук, который принялся было расхаживать по кабинету, резко останавливается и упирается кулаком в угол стола, усиленно размышляя.

— Только если решишь точно, — говорит он строго. — И вообще… Ты нормально? Как себя чувствуешь?

Гермиона с легкой улыбкой кивает.

— Нормально, только… Как будто хаос в голове, и его никак не удается упорядочить. Но такое уже не первый день, так что почти норма.

— Да, конечно. Слушай, я бы сдурел.

Стенли вдруг как будто обмякает, с искренним сочувствием кривится и снова всматривается в Гермиону внимательным взглядом. Наверняка у него тоже мысли скачут, как дикие, и картина произошедшего еле-еле собирается, местами искаженная, где-то мутноватая и совершенно точно не законченная.

— Да я, мне кажется, уже того… — усмехается Грейнджер.

— Насчет кабинета, — собравшись, говорит после паузы Броук. — У меня же тут вторая комната. Я попрошу кого-нибудь прибраться, сделаем тебе быстренько укромный уголок. Подойдет? А то не хочется выгонять Бридж, она нас сильно выручила.

— Конечно подойдет, — отвечает Гермиона, поднимаясь. — Я сама приберусь, не переживай. Физическая работа сейчас будет к месту: разгрузит мозг, глядишь, гениальные идеи придут… Я в два встречаюсь с Гарри, — добавляет она, спрятав руки в карманы мантии. — А потом устроим полноценное межведомственное совещание, договорились?

Броук кивает.

— Значит, днем — дело древних вампиров, — рассуждает он, — ночью — вахты с аврорами и охота на диких? Запишем тебе в отчете двадцатичетырехчасовые рабочие дни.

— Мне кажется, я и раньше иногда работала в таком режиме, — пожимая плечами, говорит Гермиона.

— Но ты больше не пытайся привлечь мое внимание к переработкам, превращаясь в очередных наших… друзей. В домашнего эльфа там. Не вздумай.

— Ладно, — смеется Гермиона и вслед за Броуком, вытянувшим руку в приглашающем жесте, направляется к своему новому кабинету, настроившись, что первая битва после воскрешения у нее будет, как ни удивительно, с пылью и хламом.

* * *

Перерыв в уборке как-то сам собой случается через час усиленной работы. Сдув с лица прядь, выпавшую из заплетенной утром косы, Гермиона взмахивает палочкой, левитирует на стол чистый пергамент и останавливает на нем задумчивый взгляд.

Она уже не знает, а скорее чувствует, необъяснимым образом четко, что должна отправить Малфою весточку. Иначе сама будет на себя зла, потому что трусила и скрывалась.

Гермиона усаживается, как будто приноравливаясь к новому рабочему месту, и открывает чернила.

«Драко, — не торопясь выводит она, просидев над пустым листом с полминуты, — тебя мучил вопрос про кудри. Они вернулись. Не знаю, что там с влиянием «вампирской привлекательности» на качество волос, но одно знаю точно: когда у меня нет в запасе бессонной вечности, я не могу заставить себя тратить время на укладки. Напиши мне, как ты там. Гермиона»

Она решает наложить на послание простенькое заклятие, чтобы содержимое видел только Малфой. Конечно, не стоит всерьез рассчитывать, что письмо передадут прямо в руки, не разрушив маскировку, но хотя бы условности — для собственного успокоения — она соблюдет.

Главное, чтобы Малфой открыл.

* * *

Она бродит кругами по неуютной переговорной с грязно-бежевыми стенами, когда дверь распахивается и с минутным опозданием появляется Гарри. Быстро окинув Гермиону взглядом, он пересекает комнату и заключает подругу в крепкие объятия.

Гермиона обнимает его в ответ, выдыхает, только сейчас осознав, в каком внутреннем напряжении находится каждую минуту жизни, и тихо говорит:

— А вдруг ловушка, аврор Поттер? Вдруг я все еще вампир?

— Слухи уже ходят, — пробубнил он ей в плечо, — что ты полдня тут и никого не съела.

— Ну всё, получается? Я популярнее тебя?

— Забирай всю славу себе.

— Ты всегда так говоришь, — с улыбкой поддевает Гермиона.

Он отпускает ее, чуть отстраняется и кивает, сверкая глазами за линзами очков.

— Рад, что ты тут.

— Я тоже.

Они садятся на соседние стулья. Гарри какое-то время засыпает ее вопросами о делах, самочувствии, возвращении домой и на работу, а Гермиона отвечает, отвечает и не устает говорить. Потому что Поттер слушает жадно, внимательно и заботливо, и этим его образом так хорошо получается перекрывать прошлый — когда он был дерганым и напряженным и когда направлял на нее палочку.

— Ты сразу взялась за дела?

— Только за вампиров, — качает головой Гермиона. — Остальное пусть пока остается на Бриджетине.

— Только, — передразнивает Гарри. — Хлопот невпроворот с вампирами. Вчера опять пропал человек, но мы пока не уверены, что это связано с дикарями. Может, хотя бы на первых порах себя побережешь? Надо следить за здоровьем… мало ли что.

— Если снова почувствую запах чужой крови, тут же скроюсь в бункере, — шутит Гермиона.

— Я не об этом, знаешь же, — качает головой Гарри.

Она тихо откашливается.

— Я так понимаю, следующая просьба тебе не понравится.

Гарри подозрительно щурится.

— Мне надо с вами на ночные дежурства. Возобновим связь с общиной. Они подумают, где можно затаиться.

Гарри с недовольным видом молчит, а потом немного язвит: спрашивает, сколько там у Гермионы есть еще нерастраченного энтузиазма, чтобы, может, отсыпать своим аврорам, и ей бы стало попроще жить.

— Ладно, серьезно, — мягко говорит Гермиона, накрыв его руку своей. — Давай устроим? Продолжу быть связующим звеном и координатором. Неужели не хочешь уже поймать их и раскрыть дело?

— Да я не рассчитываю, что могу остановить тебя, если ты что-то замыслишь, — честно выдает Гарри. — В этом мы похожи. Просто я не думаю и решаюсь без промедлений, а ты думаешь и решаешься. Так что кому-кому, но не мне лезть с советами, — он вздыхает. — Но только у нас ведь уже есть один дикий. Сидит пока под стражей, не знаем, что с ним делать. Абсолютно бесполезный.

— Другой может быть полезным, — говорит Гермиона. — Кроме того, у меня появились новые вопросы… Может, даже есть смысл поболтать с вашим пойманным.

— О чем? — заинтригованно спрашивает Гарри.

— О древних.

Она пересказывает ему свою теорию, всё так же избегая подробностей о камне и уже не до конца понимая, ради чьей безопасности так юлит. Гарри делает пару записей.

— Думаешь, дикие вампиры тоже могут действовать по приказам древних? — интересуется он.

— Они в любом случае связаны родовыми отношениями и, несмотря на кажущийся беспорядок, древние остаются главными. Хотя бы потому, что они начали превращения, а укушенный навсегда остается верен своему… переродителю. Я предполагаю, древние просто пользуются влиянием, только когда им самим интересно, а в остальное время пускают все на самотек. Гарри, — добавляет она задумчиво, — я даже до сих пор не уверена, что не замешан кто-то из общины.

— Серьезно? — хмурится он. — Я рассчитывал, что с принесенной тобой информацией «изнутри» станет легче.

— Разве что чуть-чуть, — неохотно признается Гермиона. — В остальном… Они так любят тайны и ощущение замкнутости, что даже между собой не вполне искренни.

— Дела-а…

Через несколько секунд ему явно приходит в голову какая-то важная идея, и он аккуратно говорит:

— Гермиона, а ты до сих пор не знаешь, кто укусил тебя?

— Я понимаю, о чем ты, — отзывается она.

— Наверное, после обратного превращения ты не станешь… слушаться того вампира, если встретишь его и он что-то прикажет?

Она тоскливо пожимает плечами.

— Можно, конечно, составить Элмерсу список вопросов, которые меня интересуют после этого веселого двойного перерождения, но я как-то не рассчитываю на четкие ответы… Я не знаю.

— Ладно, — примирительно отвечает Гарри. — Слушай, хочешь дежурить с нами — пойдем. Свяжешься с общиной. Буду тебя прикрывать. Надо составить план.

— Соберем к вечеру совещание с Отделом магического правопорядка, твоим и моим. Сообщу тебе время. И, Гарри… — Гермиона снова собирается с силами, прежде чем завернуть разговор в нужное русло, — Люциус Малфой бывает в министерстве?

— Бывает, — подтверждает Гарри. — Кстати, несколько чаще, чем того требуют стандартные проверки. Хочешь, чтобы я за ним последил?

— Подожди пока. Ты видел Драко в лесу?

— Мне доложили.

— Ясно. В общем…

— Все эти загадочные два года, на которые он пропал из газет?

— Да.

— Его можно вытащить?

Гермиона вдруг поддается одолевающей ее усталости и опускается лбом на плечо Гарри. Сердце, как будто еще не привыкшее качать кровь, бьется быстрее нормального, и она молча прислушивается к совсем человеческим ощущениям, прежде чем сказать:

— Гарри, давай попробуем.

— Давай. Вносим в список дел.

Она не сдерживает немного странный смешок, а Гарри покрепче обхватывает ее рукой, позволяя хотя бы две минуты посидеть, представив, что все хорошо.

* * *

С первого этажа замка доносятся привычные звуки открывающихся и закрывающихся дверей, когда кто-то возвращается с пробежки. Драко, спрятав руки в карманы брюк, всматривается в серое небо за окном, почти не моргая, пока оно не разверзается оглушающим ливнем. Тогда он закрывает глаза и погружается, как под воду, в этот шум с головой: чтобы вытеснить все мысли, создать в сознании вакуум, перезагрузиться, перезапуститься и заново ожить.

Последнее, правда, в буквальном смысле совершенно не удается, но оно и немудрено.

Малфой отходит к столу и снова берет в руки короткое письмо. Проводит по нему пальцами, чтобы прочувствовать текстуру, как будто так найдет нечто большее: какой-то контекст, какое-то междустрочие, но кроме написанного ничего нового так и не появляется.

Грейнджер пишет про кудри. Юмористка.

Драко тут изводил себя опасениями, что она вполне может умереть в первые пять минут после превращения в человека. Никто конкретно не знает, что нужно организму, чтобы перенести всю эту чертовщину на себе, все как один таинственно молчат, только говорят ему, что с зельем он вроде бы справился. Вот и все гарантии. А она… пишет про кудри.

Но хоть очевидно, что жива. И Драко — сквозь боль собственного затворничества, страх вечного существования наедине со звериной жаждой крови, сквозь обжигающий холод вдруг охватившего его одиночества — рад за нее.

Жги там, Грейнджер. Думай, как умеешь. Четко, как никто другой, взмахивай палочкой. И поставь всех творцов хаоса перед собой на колени.

«Привет.

Сижу, хожу, не дышу и не сплю. У меня время на укладки есть, вот и завидуй.

Все ждут от тебя писем по поводу дальнейших планов, а ты строчишь лично мне, что, конечно, лестно — и очень приятно смотреть, как бесятся особенно нетерпеливые.

Здорово, что у тебя все хорошо — буду знать, что зелье работает. Вдруг, знаешь, пригодится… Лет через триста.

Зови, если что, в гости.

Драко».