Неизменно изменчивое время (гет)

— Ваше выздоровление протекает на удивление хорошо, мистер Снейп, — произнесла Поппи с теплотой в голосе. — Сегодня вы можете покинуть больничное крыло. Правда, с волшебной палочкой придется повременить — рука еще слишком слаба. Но в остальном вы вольны заниматься своими делами и наслаждаться рождественскими праздниками.

Поппи закончила очередной раунд тщательных диагностических тестов, за которыми Гермиона молча наблюдала, отчаянно пытаясь запечатлеть в памяти каждую деталь, чтобы потом занести ее в свой блокнот. Снейп спокойно сидел на кровати, одетый в простую темно-синюю пижаму, которая выглядела немного «не так», словно с чужого плеча. Это был верный признак того, что она подверглась трансфигурации. Гермиона решила, что это, скорее всего, стандартная пара из стопки, которую Поппи достала и подогнала по размеру. У нее сохранились смутные воспоминания о похожей пижаме, оставшиеся со времен памятного конфуза с оборотным зельем и кошачьей шерстью.

Снейп посмотрел на Гермиону. Она ободряюще улыбнулась.

— Значит… я просто могу вернуться в свою гостиную? — спросил он.

— Если хотите, — ответила Поппи. — Только не забудьте про обед.

— У нас сначала есть одно дело, — сказала Гермиона. — А потом уже обед.

Поппи кивнула и, достав из кармана небольшую коробочку, обернутую красной лентой, протянула ее Снейпу.

— Вот, возьмите, — сказала она с теплотой в голосе. — Счастливого Рождества, дорогой.

Снейп принял подарок, задержав на нем взгляд лишь на мгновение, и снова посмотрел на Поппи.

— Спасибо, мадам Помфри, — сдержанно произнес он.

Поппи взмахнула палочкой, и занавески вокруг кровати взметнулись вверх, скрывая Снейпа от посторонних глаз. Гермиона, воспользовавшись моментом, направилась к коробке с печеньем Поппи, зная, что перед этими шоколадными песочными коржиками ей не устоять. Расправившись с двумя с половиной (не оставлять же сломанное) восхитительно рассыпчатых печений, она услышала за спиной движение. Снейп, одетый в джинсы и простую футболку, как раз натягивал через голову толстый шерстяной свитер, борясь с его узким горлом.

— И куда мы идем? — спросил он, когда его голова наконец-то вынырнула из свитера. Гермиона с трудом сдержала улыбку, увидев его взъерошенные волосы. У людей с непослушными волосами есть негласный уговор -нельзя смеяться над чужими волосами, даже если они торчат во все стороны.

— Мне пришло в голову, — начала Гермиона немного неуверенно, опасаясь, что ее предложение может оказаться не совсем уместным. — Мне пришло в голову, что вы, возможно, захотите навестить свою маму сегодня. Ну, в такой день, как Рождество.

Снейп на мгновение стиснул зубы, но тут же кивнул, и Гермиона почувствовала облегчение.

— Отлично, — сказала она с улыбкой. — Профессор МакГонагалл будет сегодня утром в кабинете директора. Она откроет нам камин.

— Хорошо, — отозвался Снейп.

Гермиону немного встревожила тишина, которая воцарилась между ними во время пути к кабинету директора, путешествия через камин и, наконец, тяжелого подъема по длинной лестнице, ведущей в Сад. Стоящая у двери ведьма узнала их и с улыбкой пропустила внутрь.

Они шли молча, пока не достигли пруда и знакомого плоского камня. Гермиона опустилась на мягкую траву, а Снейп наклонился и осторожно коснулся пальцем зеркальной глади воды. От его прикосновения по воде пробежала легкая рябь, и на поверхности, словно по волшебству, возникло улыбающееся лицо его матери.

Безмолвие Сада на мгновение показалось Гермионе почти осязаемым, пока Снейп смотрел в воду. Она чувствовала себя неловко, словно вторгаясь в святая святых его души, но не знала, как поступить в этой ситуации.

— Счастливого Рождества, мама, — произнес он совсем тихо, словно боясь нарушить хрупкое волшебство момента.

Он отступил назад и опустился рядом с Гермионой на траву. Незаметно для нее он украдкой вытер глаза рукавом своего темно-коричневого свитера. Гермиона, словно почувствовав его состояние, полезла в свою сумочку и достала носовой платок. Она протянула его Снейпу, и он, немного поколебавшись, принял его, но так и не воспользовался, лишь сжимая в руке. В конце концов, он вернул платок Гермионе, и она убрала его обратно.

— Вашей маме нравилось Рождество? — тихо спросила Гермиона.

Снейп откинулся на траву рядом с ней, сорвал высокий стебель травы и, задумчиво жуя его кончик, устремил взгляд в небо.

— Да, — наконец ответил он, словно выныривая из воспоминаний. — В прошлое Рождество отец был в отъезде. Не знаю, где он пропадал. Он уехал всего за несколько дней до праздника и вернулся только через неделю. Это был хороший день.

Гермиона прилегла рядом с ним и посмотрела на зачарованную крышу Сада, которая так напоминала ей потолок Хогвартса, где вместо звезд и облаков простиралось бесконечное голубое небо. Сейчас оно было особенно ярким, с маленькими пушистыми облачками, лениво плывущими по балкам.

— Что вы делали? — спросила она, нарушая тишину.

— Мама приготовила картошку с ветчиной, — ответил Снейп, и в его голосе промелькнула тень улыбки. — А потом мы весь вечер слушали музыку. Я даже выпил немного светлого пива с добавлением черной смородины.

— Звучит здорово, — искренне сказала Гермиона. — Самое лучшее Рождество — это то, которое можно провести спонтанно. Вы слушали рождественские гимны?

Снейп тихо рассмеялся.

— Ни за что. Скорее Ramones, The Damned, The Clash. Все записи, которые у меня тогда были.

Гермиона рассмеялась вместе с ним.

— Я не удивлена, — сказала она. — Ваша мама явно была в душе панк.

— Вы думаете? — с любопытством спросил Снейп.

— Конечно, — ответила Гермиона. — Чистокровная ведьма, которая сбежала, чтобы выйти замуж за маггла? Она плевала на все эти глупости о превосходстве крови. А потом, когда ее сын вырос и стал волшебником, она просто взяла и отправила его в Хогвартс, несмотря на все протесты маггловского мира. Она играла по своим правилам, ваша мама.

Снейп глубоко вздохнул. С минуту он барабанил пальцами по своей груди. По потолку над ними проплывало все больше и больше облаков.

— Я никогда не думал о ней в таком ключе, — признался он спустя некоторое время.

— Уверена, ей больше всего нравились бунтарские песни, — предположила Гермиона. — Те, в которых люди свергают угнетение и восстают против власти.

— Нравились, — с усмешкой подтвердил Снейп. — Ей определенно очень нравились такие песни.

— Ну, вот, — заключила Гермиона. — Настоящий панк.

Снейп вынул травинку изо рта и, подняв руки, заложил их за голову.

— Ей бы это понравилось.

Гермиона, лежа на траве, закрыла глаза. Наконец тишина казалась умиротворяющей, а не гнетущей.

Через несколько минут, полчаса или час... кто знает? Гермиона открыла глаза.

— Нам, наверное, пора возвращаться, — сказала она.

— Хорошо, — согласился Снейп. — Спасибо, что привели меня сюда.

— Не стоит благодарности, — ответила Гермиона.

Они вернулись через камин, где в кабинете их уже ждала Минерва, облаченная в алую мантию с вышитыми елочками на зеленой кайме. Ее наряд был одновременно и праздничным, и поразительным.

— Все получилось? — с оживлением спросила она.

— Да, — ответила Гермиона. — Спасибо.

— Без проблем, — отозвалась Минерва. — Увидимся за обедом!

Гермиона и Снейп спустились по винтовой лестнице и прошли мимо горгульи, которая, казалось, подмигнула им вслед.

— Что-то мне не хочется обедать, такое чувство, будто я только что позавтракал, — пробормотал Снейп.

— Это было несколько часов назад, — напомнила ему Гермиона. — К тому же, Рождество — это праздник, когда можно позволить себе съесть немного лишнего, верно?

— Полагаю, речь идет о христианском празднике, посвященном рождению Иисуса Христа, который, вероятно, также ассоциировался с языческим праздником зимнего солнцестояния, — сухо заметил Снейп.

— О, вот это точно было лишним, — с улыбкой парировала Гермиона. — Ладно, идем. Зайдем в Большой зал и перехватим чего-нибудь вкусненького.

Столы факультетов в зале исчезли, как и главный стол, за которым обычно сидели преподаватели. Вместо них стоял один длинный сервированный стол.

— Что здесь творится? — с удивлением спросил Снейп.

— Это подготовка к рождественскому обеду, — объяснила Гермиона. — Все собираются за одним столом. Кто успел, тот и занял лучшее место!

Они выбрали места поближе к камину, достаточно близко, чтобы было уютно, но не слишком, чтобы вспотеть. Гермиона взяла хлопушку и, подмигнув Снейпу, который смотрел на нее с сомнением, предложила ему потянуть за другой конец. Как только хлопушка раскрылась, она тут же надела на голову выскочившую оттуда корону. Затем достала волшебную палочку и, постучав ею по короне, заставила ее заиграть "Jingle Bells".

— Вот теперь я чувствую себя по-настоящему празднично! — с удовольствием сказала она.

— С волшебной палочкой я бы тоже чувствовал себя гораздо более празднично, — кисло заметил Снейп.

— Сказал человек, который на самом деле мечтает попрактиковаться в беспалочковой магии, — поддела его Гермиона. — Минутку.

Она поставила сумку на пол и начала в ней рыться, пока не извлекла два предмета, которые торжественно положила на стол между собой и Снейпом. Он посмотрел на них, потом снова на Гермиону с очень смущенным выражением лица.

— Иголка с ниткой? — недоуменно произнес он.

— Да! — воскликнула Гермиона. — Идеально подходит для практики! Это игла для вышивки гобелена. Э-э-э... вы знаете, что такое гобелен?

— По сути, это Темные искусства мира рукоделия, — с невозмутимым видом заявил Снейп.

Гермиона рассмеялась.

— Возможно, это худшее изобретение человечества. Вы сами в этом убедитесь, как только попробуете.

Она откинулась на спинку стула. Игла, лежавшая на столе, взмыла в воздух, оказавшись почти на уровне глаз Снейпа. Его взгляд проследовал за клубком ниток, который, словно повинуясь невидимой воле, тоже поднялся в воздух. Развернувшись, кончик нити, словно змея, проскользнул сквозь игольное ушко. Затем, совершив изящный виток, они оба снова опустились на стол.

— Хм, — произнес Снейп. — Впечатляет.

— Это отличная тренировка для концентрации и точности, — пояснила Гермиона.

— Я никогда не видел, чтобы кто-то так практиковал беспалочковую магию, — заметил Снейп.

— С этого я и начинала, — поделилась Гермиона.

— И кто же был вашим наставником? — поинтересовался Снейп. Пока он говорил, его взгляд был прикован к иголке и нитке, которые, словно ожившие, поднялись в воздух и, немного покачиваясь, зависли над столом. Нитка слегка дрогнула, разматываясь, затем попыталась попасть в игольное ушко, но промахнулась. Предметы снова опустились на стол.

Гермиона улыбнулась.

— О, весьма неплохо! У вас определенно есть к этому талант. Нет, никто меня этому не учил. Я сама решила попробовать. Кажется, я говорила об этом только с одним учителем, — задумчиво закончила она.

Она задумалась.

Да. Только с одним учителем.

Гермиона сидела за кухонным столом, все еще ощущая отголоски бурной, хоть и немного пугающей перепалки между Сириусом и профессором Снейпом. Все домочадцы поспешили укрыться в своих комнатах, а миссис Уизли, заботливо поддерживая, повела еще не совсем оправившегося мистера Уизли в гостиную. Мистер Уизли, которого буквально подняли с больничной койки и бросили в пучину словесной баталии, был слегка дезориентирован, но его унесло бурным потоком рыжих волос, прежде чем он успел осознать произошедшее. Сириус и Гарри, уединившись в одной из темных, чудных комнат дома, погрузились в оживленную беседу, предоставив Гермионе возможность побыть наедине со своими мыслями.

Ее буквально снедала ревность, когда она прочла письмо, оставленное на столе. И, кстати, если люди не хотят, чтобы их письма читали, им не следует оставлять их так соблазнительно раскрытыми на общем обеденном столе. Гарри собирался изучать окклюменцию у профессора Снейпа.

Гермиона жаждала узнать что-то настолько же интересное, да еще и от такой пугающей и могущественной фигуры, как профессор Снейп! Гарри иногда был просто невероятно удачлив. Хотя Гермиона-подросток точно знала, что это за тип удачи, поскольку читала об этом в книге, которую подарила ей мать. Это было кумовство, не иначе. Как еще можно было объяснить, что именно Гарри удостаивался чести участвовать во всех этих захватывающих мероприятиях? Он ведь даже в школе не отличался особыми успехами. Она вполне могла бы сама овладеть этим искусством и затем научить Гарри. Это был гораздо более разумный план, чем пытаться вдолбить знания в голову Гарри, мальчика, который никогда не отличался тягой к учебе.

Пытаясь успокоить бурю эмоций, Гермиона достала иглу и нитки. Рукоделие было одним из немногих занятий, которое приносило ей истинное удовольствие. Они с мамой часто занимались этим на каникулах. Но сейчас, в доме на площади Гриммо, она занималась вовсе не созданием гобеленов. Она использовала иглу для тайной практики беспалочковой магии. Вроде как для того, чтобы стать лучше, но, в основном, для того, чтобы стать лучше всех остальных, и как можно быстрее.

Она изо всех сил старалась сосредоточиться на игле, когда дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вошел профессор Снейп с очень сердитым видом. Он направился прямо к кухонной стойке и схватил сумку, которую, по-видимому, оставил там. Возможно, столь драматический уход из дома сильно повлиял на его когнитивные функции, подумала Гермиона. Иначе чем можно было объяснить эту небольшую, но столь нехарактерную для него рассеянность.

— Здравствуйте, профессор, — вежливо поздоровалась Гермиона.

Он повернулся к ней с лицом, похожим на грозовую тучу, и увидел ее сидящей там с парящими иглой и ниткой. Он закрыл глаза. В тот момент Гермиона подумала, что он был так разочарован, увидев ее на кухне, что закрыл глаза в отчаянной безмолвной мольбе, что она исчезнет к тому времени, как он снова их откроет.

— Я... э-э... практикую беспалочковую магию, — немного жалко пролепетала Гермиона. Ей очень хотелось, чтобы ее объяснение не прозвучало так глупо и неубедительно.

— К счастью, мисс Грейнджер, — профессор Снейп произнес это с непривычной для него резкостью и язвительностью в голосе, — световые рецепторы в моих глазах функционируют вполне исправно, позволяя мне наблюдать за происходящим без лишних слов и описаний.

— Здесь на кухне довольно темно, — не подумав, заметила Гермиона. — Может быть, дело в этих решетках на окнах?

Инстинкт самосохранения тут же заставил ее похолодеть от ужаса, но внутренняя потребность в интеллектуальном общении оказалась сильнее. Это был шанс поговорить о науке, и она не могла его упустить, даже если это означало риск предстать перед профессором Снейпом в невыгодном — или даже самом худшем — свете.

Профессор Снейп открыл глаза и посмотрел на нее с каким-то странным, трудночитаемым выражением.

— Да. Вы правы.

Она была настолько шокирована тем, что он сразу же не осыпал ее градом колких замечаний и язвительных оскорблений в духе «Невыносимая Всезнайка», что больше не произнесла ни слова.

Он некоторое время молча наблюдал за ней, затем задумчиво постучал пальцем по своей верхней губе.

— И вы считаете это эффективным методом практики беспалочковой магии? — наконец спросил он.

— Возможно, это не самый эффективный метод, — сказала Гермиона. — Но если кто-нибудь спросит, чем я занимаюсь, я просто скажу, что делаю гобелен. Пятиминутная лекция о гобеленах, как правило, отпугивает даже самых настойчивых вопрошающих.

Левая бровь профессора Снейпа приподнялась.

— Весьма коварно, — усмехнулся он.

— Коварно? — переспросила Гермиона. — Я думаю это разумно.

— Иногда мыслить коварно может быть самым разумным решением, — сказал профессор Снейп. Он скрестил руки на груди и отвернулся от нее.

Гермиона, которая уже проигнорировала большинство советов своего мозга относительно текущей ситуации, рванулась вперед.

— Может вы дадите мне какой-нибудь совет, профессор? — спросила Гермиона. — По беспалочковой магии?

— Самое приятное в моем нынешнем положении, мисс Грейнджер, — с легкой иронией в голосе ответил профессор Снейп, — это то, что мне не нужно преподавать.

— О, простите, сэр, — смущенно пробормотала Гермиона. — Просто вы кажетесь настолько... сведущим в этом вопросе. Вы ведь сами осваивали беспалочковую магию?

Профессор Снейп ненадолго замолчал и облокотился на кухонную столешницу.

— У меня был хороший учитель, — наконец сказал он.

— Он до сих пор преподает в Хогвартсе? — с надеждой в голосе спросила Гермиона.

“Пожалуйста, скажите "да", — мысленно взмолилась она, уже строя планы, как только вернется в замок, она непременно найдет этого человека и выведает у него все секреты мастерства. Она собиралась стать лучшей из лучших.

Он резко выпрямился, словно отбросив наваждение воспоминаний.

— Нет, — отрезал он. — Она уехала давным-давно.

Прежде чем Гермиона успела что-либо спросить, дверь кухни распахнулась, и в комнату вошла миссис Уизли.

— Северус, ты еще здесь! — с теплотой в голосе воскликнула она.

— Нет, я уже ушел, — отрезал он и, быстро повернувшись, скрылся за задней дверью.

— Ох, и несносный же он человек, — вздохнула миссис Уизли, покачав головой. Затем она повернулась к Гермионе с любопытством в глазах. — О чем вы беседовали?

— О гобеленах, — с невинным видом ответила Гермиона-подросток, и ее сердце наполнилось тихим удовлетворением, когда она заметила легкую тень скуки, скользнувшую по лицу миссис Уизли при этих словах.

Хм-м-м-м.

Взрослая Гермиона задумчиво посмотрела на иголку и нитку, лежащие перед ней на столе. Внутри нее зарождалось смутное чувство тревоги, которое постепенно перерастало в настоящий страх.

Выражение лица профессора Снейпа, когда он увидел ее сидящей за столом с разложенными перед ней предметами для рукоделия.

Тот факт, что он даже поговорил с ней несколько мгновений без своего обычного язвительного тона.

Его загадочное упоминание об учительнице.

Неужели это была она?

Все это складывалось в единую картину, подтверждая ее самые страшные подозрения о том, что она уже была частью своей собственной временной линии. Что было, мягко говоря, весьма запутанным и тревожным открытием.

Но, с другой стороны, менее уверенная часть ее шептала, что все это было лишь совпадением, не так ли? И, возможно, немного самонадеянно думать, что он имел в виду именно ее. В конце концов, существовало огромное множество талантливых ведьм, которые могли бы учить его, и, возможно, она слишком многое додумывала, анализируя свои воспоминания. Просмотр их через призму ее нынешнего положения лишь искажал истинную картину.

И к тому же. В школе профессор Снейп был с ней довольно груб.

Она посмотрела на мистера Снейпа, который был полностью поглощен своим занятием с иголкой и ниткой. На этот раз нить почти достигла цели, прежде чем игла и нить снова упали на стол. Он поднял глаза и, заметив ее взгляд, одарил ее легкой улыбкой. Она ответила ему своей улыбкой и увидела, как краска смущения заливает его шею и щеки. Неловкая тишина повисла в воздухе, пока корона внезапно снова не запела “Jingle Bells”. Их глаза встретились, и они оба невольно рассмеялись.

Да ну, нет.

Этого просто не могло быть.