Месть Фарката Бона (гет)

Утром подгулявших собут… сотрапезниц разбудил колокол, сзывающий месм к утренней службе. Дарнейла с непоняток и глаз продрать не успела, а выспавшаяся на непривычной пуховой постели Крозенца, со стыда головы не поднимая, принесла ей умывальный набор, горячей воды и сразу засуетилась Имнейю кормить да обихаживать.

Не в том дело, что устав обители суров был — молитв или канонов не случалось, а вот наказания водились, и строгие. Каждая сестра свое задание знала, старшие младшим на день обычно учение задавали или работы, коли те еще посвящения не заслужили. По рангам неукоснительно полагали: Дарнейле назначили двух временных послушниц — рыжую престарелую месму Уклюту и смешливую тринадцатилетнюю Рутку. Те одели и причесали важную гостью.

— А погулять мне нельзя ли по замку? — спросила Гейсарнейская владычица, смекнув, что она теперь, вроде как, госпожа. — Или библиотека только у Матери-настоятельницы имеется? Уж больно любопытно на древности какие взглянуть, сказывали, чудес в Обители Дум немерено.

— Да! Знатные у нас аркады для размышлений, ветром теплым там дышать на утре хорошо, — с удовольствием затрещала малолетняя послушница. — Читальня и палаты тихих раздумий. Сады с мостиками для прогулок, залы для лечебной ворожбы и травен — целые пять покоев проходных. Да еще подземные пещеры имеются, запретные... А для ночных наук есть Северная башня. Только вот мне туда ходу нету. — Вздохнула Рутта Монья.

— А что так? — будто небрежно поинтересовалась Килла, пока молчаливая Уклюта ей косы на здешний лад с жемчугами плела.

— Родом не вышла, — вдруг буркнула та, — даже имени не дали, так с урожденным и бегает. Она и летать никогда не сподобится да на серьезное ведоство негодна.

— А сколько ж имен положено? — Месму давно эта неразбериха мучила. Ведь и эфеты разные по званию были.

— Материнское, то есть урожденное; тайное — ежели дар имеется; и владетельное — когда власть наставница добровольно над землей дает, — как по писанному оттарабанила старшая, гордящаяся своим рождением от колдуньи Уклюта Мавей. — Нечто вам сие не ведомо, госпожа?

— Ведомо, это я так. — Кивнула ей в зеркале Дарнейла. — Жалко, что не всем дано…

— А вдруг меня сестра какая в учение возьмет! — Не унывала маленькая гмыженка, одним ухом прислушиваясь к разговору и споро при том на стол накрывая. — Или я, может, еще… Дар, например, у меня откроется, как пророчицы говорить стану из-под земли гулким голосом: «У-у-у!»… Ой! — перепугала дурочка сама себя, и кувшин узорный об пол грякнула.

— Ступай, только полы подтирать и годна, — без гнева отослала ее Уклюта. — Я сама госпожу Гейсарней по Обители провожу.

* * *

Так и жилось Дарнейле Килле в замке — несложно и праздно.

Прошло семь коло, когда Мать месм ее снова к себе в комнаты позвала. Да разговор всё, вроде, ни о чем был: по нраву ли еда, как почивается, всего ли довольно, как дочь растет?.. Всё отдохнуть уговаривала, будто немощной или больной месма из Воксхолла была.

— Ну и хорошо, что ладно всё — значит, решила остаться, милая. В ученье сама тебя возьму. Пора тебе, дитя, принимать обет. Нынче же! — Внезапно как из ватного сна услышала Дарнейла строгий голос Анарды Никтогии.

— Не готова я, Повелительница! — покаянно и скромно возразила гейсарнейская гостья — и как очнуться-то ей удалось, так сердце у горла то трепетало, то молотом бухало! — Позвольте еще седьмицу попривыкнуть, красиво у вас и славно, но домом обитель мне еще не стала.

— Разумно. — Оломей повернулась спиной от свету, но на лице ее Дарнейла успела увидать странную волну — будто вода по чертам волшебницы прошла, вид страшного, старческого, древнего и, вроде, даже… неживого лица являя. — Не думай, что я сержусь, — снова ласково сказала настоятельница. Но Килла поняла, что именно так и было — не понравилось Великой месме, что её чары не подействовали.

«Друзей надо тут было искать! Защитники мои далеко, да казармы не пусты! Что ж это я как спала, глупая! Всё гуляла да дивилась на чудеса и прелести здешние! Сего дня и берусь!» — обругала она себя, когда госпожа настоятельница, рукою махнув, отпустила ее. Но даже в мыслях имени Брая Килла не помянула. Крепок получился заговор-то, надежно укрыл все воспоминания зачарованный малахитовый кладенец. И, вроде как, чужую ворожбу (даже сильную таку!) отводил…

* * *

Вечерело. Синие сумерки на чужом месмочке юге были хороши и томны. Душистый воздух, полный песнями фонтанных струй и шелестом листвы, будоражил ее чувства и не давал уснуть.

— А кто ж у вас… у нас тут всем ведает, окромя колдовства? Все разумно да умно’ устроено, будто само делается? — Уставшая Дарнейла сидела у окна в удобном кресле. А на полу в парчовых подушках, несмотря на поздний час, резвилась, громко смеясь и кусая свою кроткую няньку, ее доченька. Шалунья!..

Но взгустнулось внезапно Килле. Аж в груди кольнуло — так стиснуло: уж очень девочка показалась ей на любимого похожей, и вообще последние дни были неспокойны. Аки хитрая куна (1), сбросив наведенную мару (2), стала Килла: ластива да осторожна с приветливостью — со многими насельницами задруживалась, а коли не слаживалось со старшими спесивицами, так уважение свое покорное выказывала.

— Что?

Она так задумалась, что и не услышала, как отозвалась Крозенца:

— Ой, да я неумная, нашла кого спрашивать! Вон Рутка твои башмаки от травы очистит — ее пытай. Даром без магии почти, а про всех всё в обители знает!

— Так уж и про всех? — Дарнейла вдруг вскочила, подбежала к няньке, схватила малышку Имнею на руки и закружила по комнате, дунула ей в личико.

— А мы любим мальчиков, ой-ля-люшеньки ля-ля. А не старых дедушек и не дряхлых бабушек — всяких месм неведомых… Да, любимая моя? Сладость сладкая моя! Дочка милая моя! — Замурлыкала, будто себе удивлялась, что молоденька така — а уж и дите своё есть… дети, и… Об остальном думать было нельзя — опасно!

— Пошли ко мне Рутту, да прямо сейчас, раз так. Про’йду эту маленькую-удаленькую, — велела она — вся улыбка, отчудивши и падая на расстеленную кровать. Дочку, в мгновение заснувшую, положила на подушку.

— Ой, погоди-погоди! Пс-с-с! — Дарнейла громко зашептала, руками маша, и снова вскочила. — Я передумала. Это уж потом, завтра, а пока, если спать не хочешь… Вот ты сказывала, что матери завсегда сынов знают. Сядь, расскажи!

— Ну, экая ты памятливая, госпожа-хозяйка. — Нянька с удовольствием от двери вернулась: редко с ней, незаметной молчальницей, в разговоры пускались. — Будто б я такое сболтнула… Ошибилася.

— Я и про Борка твоего помню. — Дарнейла усадила старушку на мягкую скамью. — В Гейсарнее моя власть — быть ему рыцарем, коли хочется тебе.

Крозенца улыбнулась беззубым ртом:

— А что тебе неймётся, любопытница?

— Кто, например, лону Аркаю родительница? Или архонту Тинери? — спросила Дарнейла Килла, слегка закусив губу.

— А, так про этих знаю! Сама роды принимала у властительниц…

* * *

— Плюшка, иди сюда! — Поманили из неприметной ниши Монью, натирающую воском паркет в боковом коридоре. Она, узнав голос, радостно бросила щетку и, убирая со лба растрепанные волосы, подскочила:

— Куда сегодня? Не увидел бы кто — день белый.

— Так днем не страшно! Лопай быстрей! Я полы магией закончу — блеску больше. — Килла сунула девчонке в руки ее любимую сырную пурну и, быстро перебирая пальцами, взялась переплетать ей тощенькую светлую коску. — Сама боюсь, но надо — последний флэт остался.

— Сяс! — Жующая Рутка утирала рукавом сочную подливку. — Ты тока сой… свой фонарик, — она икнула, — не забудь! Там лестницы скользкие, камень водой течет. Что-то жуткое раз было, как ходила я туда по осени, а потом, вроде кошка — сливки, память слизало! Вот ничегошеньки не помню, но аж какать хочется как пробую что вспоминать!.. И писать, — добавила, не стесняясь, но морща нос. — Я одна дальше девятого уровня (там еще лестница обрывается), пока Усма не убили — не угодил хозяйке на ложе, так сестры говорили — не ходила; даже когда маленькая была…

— Ага, а теперь ты у нас большая, степенная дама, — поддразнила хвастушку Дарнейла, скорее, чтобы от страхов отвлечь, чем, чтобы рассмешить. — И толстая! Не бойся, Рутка! Я тебя буду крепко за руку держать, хочешь, даже к поясу привяжу. И у нас нож есть, мне Бра… брат дал, даггер называется. И смотри, что я еще прихватила! — Она подняла с полу лежащий позади себя, легкий на вид мешок.

— Идем, — непочтительно перебила Рутка. — Я тебе и без всего верю. Верю, что с собой меня в Гейсарней твой красивый заберешь. Но я не за выгоду, а просто так, в дружбу. — И решительно засопела.

Рутта Монья, несчастливая дочь рано умершего деревенского музыканта, гмыженка, коей никогда не суждено будет стать месмой, повела Дарнейлу Киллу вниз по потайной лестнице, открывшейся прямо тут, в пустой нише, мимо которой трижды в тень сестры ходили в трапезную… Не зная, что идет она в страшное подземелье замковое последний раз в своей короткой сиротской жизни…

_______

(1)— маленький хищный зверь

(2)— чары погружение во внешнее, бездумье, морок