История другой семьи: Хроники Снейпа (джен)

Шок открытия был настолько велик, что реакция Расса оказалась физической. Сердце застучало так тяжело — не быстро, а тяжело, — что Расс почувствовал его биение. Стало трудно дышать. Голова закружилась, а руки задрожали. Всё, что он мог сделать, — сосредоточиться на задаче и что-нибудь писать, даже если решение было неправильным.

Во время обеда Расс наблюдал за Лили на школьном дворе. Он делал это украдкой: старался реже поворачивать голову в её сторону и часто отводил взгляд так, чтобы никто не мог обвинить его в том, что он таращится. Лили Эванс была одной из магглов, которых он так презирал; он ненавидел её за то, что у неё были лучшие друзья и вечеринки на день рождения, за то, что все любили с ней разговаривать, и за то, что она передавала записки в классе. За обедом она сидела с четырьмя девочками, которые всегда ели вместе и играли в дурацкие игры, правила которых оставались для Расса тайной.

Дорога из школы казалась бесконечной, а Рассу не терпелось добраться домой, так что как только он дошёл до той части города, где кончались аккуратные садики, а на окнах зданий появлялись доски, он побежал.

— Подзадержитесь-ка, молодой человек! — воскликнула Эйлин, когда Расс залетел в дом и кубарем ввалился в кухню. — У тебя что, пожар?

— Мам, — возбуждённо начал Расс, едва переводя дыхание, — какими бывают волшебники?

Эйлин нахмурилась.

— Разными, как и все люди. Все волшебники отличаются друг от друга.

— Нет, я имею в виду как я — половина на половину, маггл и волшебник.

— А, ты об этом, — вздохнула Эйлин, но нисколько не повеселела. — Ну, во-первых, есть чистокровки. У таких и мать, и отец — чистокровные волшебники. Некоторые из них любят думать, что у них на сто процентов магическая кровь, но я не верю, что так бывает. Считается, что если бабушки и дедушки с обеих сторон чистокровные, то и внук — чистокровка. Дальше второго поколения, как правило, не заглядывают. Затем полукровки. У настоящих полукровок, таких как ты, один из родителей носит магическую кровь, а второй — маггл. Полукровками принято считать также тех, чьи родители волшебники, но один из них чистокровный лишь наполовину. А ещё есть магглорождённые.

— Кто такие магглорождённые? — Расс пытался скрыть то, насколько важен ему был ответ.

— По какой-то причине иногда в немагических семьях рождаются волшебники. Оба родителя магглы, а потом — бах! — у них получается волшебник. Мы не знаем, почему это происходит. Случается и обратное. Бывает, в семье волшебников рождается ребёнок, лишённый магических способностей. Таких людей называют сквибами.

— Значит, может быть так, что ты считаешь кого-то магглом, а она оказывается ведьмой? — спросил Расс, надеясь подтвердить свои догадки.

— Почему ты спрашиваешь? — Эйлин повернулась к сыну, заглядывая ему в глаза.

— Да так, — ответил Расс, спокойно встречая её взгляд, пока все мысли о девочке и ручке были надёжно заперты там, где мама не могла их видеть. — Просто я сегодня размышлял об этом.

— Тогда ешь хлеб, вот тебе стакан воды, а потом отправляйся делать домашние задания.

Письменным столом в маленькой спальне Расса служил большой деревянный ящик, перевёрнутый на одну из стенок так, чтобы другая была столешницей и Расс мог писать на ней, засунув ноги внутрь. Сейчас он сидел за своим импровизированным столом и пинал деревянное дно, притворяясь, будто делает домашние задания, пока мама пекла что-то на ужин. Ему было над чем подумать.

Всю жизнь Расс считал себя единственным во всей округе ребёнком с магическими способностями, которому запрещалось рассказывать другим о своём волшебстве или показывать его. Это отличало его, делало чужим и мешало ему завести друзей — единственный ребёнок в городе, обречённый на одиночество среди сверстников до тех пор, пока ему не исполнится одиннадцать и он сможет уехать. Этого предстояло ждать ещё два года, но Расс не хотел ждать. Он хотел иметь друга сейчас. Пусть даже этот друг был бы девчонкой.

Но Расс оставил свои чувства, запер их в отдельной части разума, чтобы они не мешали, потому что ему предстояло тщательно всё обдумать. Что, если он ошибся? Что, если не было никакого волшебства, а просто игра света? В конце концов, они проучились в одном классе целых четыре года, но Расс никогда раньше не замечал в Лили способностей к магии. Как и остальные — иначе это стало бы большой новостью. У Расса не было причин радоваться тому, что ещё могло оказаться неправдой.

Но он так отчаянно хотел, чтобы это было правдой. До того самого утра дела у него шли неплохо: он принял свою судьбу и устремил все надежды на Хогвартс. Но теперь желание обрести друга — того, с кем можно было бы делиться всем на свете, — появившееся так внезапно, мучило Расса подобно голоду, скручивающему живот; Рассу было дурно от безумной нужды.

Он должен был во всём убедиться. Нельзя было действовать, полагаясь на информацию, которая могла оказаться ложной. Вместо того чтобы заниматься домашней работой, Расс разрабатывал план — план наблюдения за Лили, чтобы увидеть, как она снова творит магию. Если она это сделает, если она на самом деле магглорождённая ведьма, то Расс найдёт способ поговорить с ней, объяснить ей, кто она, и, быть может, показать ей какие-нибудь заклинания в подтверждение своих слов — и тогда они станут друзьями.

Вечером он отправился спать, планируя то, как сложится будущее.

Расс стал шпионом. Он был секретным агентом Дрейком, он был как Джон Стид и Эмма Пил⁽¹⁾. Он выдумывал разные способы подойти к Лили Эванс и её друзьям, чтобы подслушивать их разговоры, но не привлекать к себе внимания. Он начал часто опускаться, чтобы завязать шнурки. Ронял ручки. Ходил повсюду, полностью погружённый в книгу, и останавливался всякий раз, когда натыкался на «интересные места».

Ему удалось узнать, что у Лили была старшая сестра Петуния, которая готовилась в этом году сдавать экзамен «Одиннадцать плюс»⁽²⁾. Он также узнал, что у Лили был лёгкий нрав и что она была приветлива и дружелюбна. Так же, как и Расс, Лили родилась в январе, только он был козерогом, а она — водолеем.

Расс расспросил маму об этих знаках, не забывая интересоваться и о других, чтобы она ничего не заподозрила. Эйлин сказала, что козероги и водолеи не слишком друг другу подходят. Козерог всегда собран, а водолей — нет. Козерог завидует беззаботности водолея. Этим знакам лучше быть друзьями, чем искать друг в друге спутника жизни.

Расса такой прогноз вполне устраивал. Ему не нужна была спутница жизни, только друг.

Расс выяснил, что Лили и Петуния жили в восточной части их маленького городка, далеко от места, где жил он сам. Вокруг домов там было принято разбивать аккуратные садики, а на подъездных дорожках ставить красивые автомобили последних моделей. Расс не мог следовать за девочками после занятий, поскольку боялся, что его заметят и прогонят. Ему нужно было, как во время тренировок говорила мама, осмотреться и изучить местность.

Наступил июнь, учебный год приближался к концу. Световые дни летом длились дольше. Расса это не могло не радовать, так как значило, что не нужно было ходить по улицам в одно время с остальными. Он мог выходить раньше и ждать, а вечерами возвращаться домой позднее. Теперь ему хотелось наблюдать за Лили не только в школе. Слежка не приносила никаких результатов, и с каждым днём отчаяние Расса становилось всё острее. Он до сих пор ни разу не увидел, как Лили колдует.

В последнюю неделю перед каникулами Расс выходил из дома ещё на рассвете. В понедельник он ждал на углу улицы, за которым всегда скрывалась Лили. С этого места он смог увидеть, с какой стороны она ходила в школу. На следующее утро он спрятался немного дальше и узнал о её ежедневном маршруте немного больше. К четвергу Расс уже знал, где находится её дом. Ему приходилось ждать, пока другие ученики удаляются к зданию школы, и только затем следовать за ними, так что всю неделю Расс опаздывал на занятия, но его это не заботило.

Вечером последнего учебного дня Расс лежал у себя в комнате, додумывая детали своего плана. Всё было готово. Он собирался выждать, когда снова увидит магию, а затем подойти к Лили и рассказать ей, что она волшебница. Расс не сомневался, что она непременно придёт в восторг и захочет узнать больше, и тогда он станет её учить, а также расскажет ей о Хогвартсе. Хогвартс! Может, Лили тоже сможет туда отправиться.

Следующим утром Расс вышел из дома, когда ещё не пробило семь. Он спрятался за мусорными баками неподалёку от места, где жила Лили, и принялся ждать. Он понимал, что в ближайшие дни ему придётся много времени провести в ожидании, но к тому моменту донимавший Расса голод был уже неукротим. Теперь Расс даже не рассматривал возможность, что Лили могла и не оказаться волшебницей. Горькое разочарование, последовавшее за этим осознанием, полностью сломило бы Расса.

Лили и Петуния часто проводили время на детской площадке, располагавшейся почти рядом с их домом. Иногда там были и другие дети, а иногда девочки играли одни. Расс начал ходить к этой площадке, вместо того чтобы стоять около их дома, опасаясь, что его могли заметить болтающимся на улице. Вокруг площадки росли кусты, а местами даже живые изгороди, в которых Расс мог прятаться без риска, что его обнаружат.

Прошло уже полторы недели с начала каникул, когда он в очередной раз наблюдал за девочками, которые остались одни на площадке. Петуния лениво крутилась на карусели, а Лили качалась на качелях. Она поднималась всё выше и выше, и теперь Петуния остановилась, чтобы следить за сестрой.

— Ты слишком сильно раскачалась, это может быть опасно, — предостерегла она её.

— Нет, это весело, — радостно кричала Лили. — Как будто летишь по воздуху. Готова поспорить, что если постараюсь — я на самом деле смогу взлететь!

— Лили! — взвизгнула Петуния. — Не смей!

Но Лили посмела. Она достигла крайней точки дуги и запустила себя в небо. Вместо того чтобы упасть, чего так боялась Петуния, Лили на долю секунды зависла в воздухе, а потом плавно опустилась на землю.

— Видишь, — сказала она сестре, — я умею летать.

Это был момент Расса. Это был момент, которого он так долго ждал — который он так тщательно планировал с начала мая. Он поднялся на ноги и хотел было подойти к девочкам, но храбрость вдруг покинула его. Он не двинулся с места, невидимый и несчастный в своём укрытии за пышным кустом.

Петуния направилась к дому.

— Я расскажу маме, что ты снова делала плохие вещи, — бросила она по пути. — Они с папой тебе такое устроят!

Лили побежала за сестрой.

— Но я не сделала ничего плохого. Смотри, я ведь даже не ушиблась. Ничего не произошло. Тунья, вернись!

Расс потащился домой, сломленный и поверженный своей же застенчивостью. Его шанс был прямо у него перед носом — только руку протяни, а Расс его упустил. Вдруг ему больше не представится такая возможность?

Дома Рассу предстояло узнать, что ещё одна возможность ускользнула от него, словно вода сквозь пальцы.

— В эти и следующие выходные тебе придётся остаться дома, — сказала мама, занимаясь ужином. — Миссис Хэнсон уезжает на две недели к сестре в Манчестер.

Расс едва не выпустил из рук стакан с водой.

— Нет! — воскликнул он. — Только не сейчас! Американцы на следующей неделе отправятся на Луну. Как я это увижу, если она будет в Манчестере?

Через неделю весь мир, кроме Расса, наблюдал за посадкой космического корабля «Аполлон-11» на поверхность Луны. Весь мир, кроме Расса, услышал легендарные слова Нила Армстронга: «Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества». Горечь разочарования усилилась новостью о том, что миссис Хэнсон останется в Манчестере со своей сестрой ещё на несколько месяцев, а за её домом будут присматривать квартиранты. Никакой посадки на Луну, никакого телевидения, никаких ванн… Радости в жизни Расса сокращались до нуля.

Пятница, 25 июля 1969 (четыре дня до полной луны)

— Нельзя ему носить эту куртку и дальше, — сказала Эйлин Тоби на следующий день после того, как «Аполлон-11» приводнился в Тихом океане, а Рассу не удалось этого увидеть. Он был замкнут и подавлен, так что сначала даже не понял, что мать говорила о нём. — Она уже слишком коротка, а на локтях сплошь дыры. Ещё ему нужны новые рубашки.

— Мальцу нужно лучше заботиться о своих одёжках, а не транжирить кровно заработанные гроши отца, — ворчал Тоби. — Ты же мне вчера сказала, что ему нужна только форма? Знаешь ведь, что с деньгами у нас туго.

— Не ходить же ему голым.

— Но не рядиться же ему как маркизу Куинсберри! Ладно форма — чёрт с ней, но разве у нас нет какого-нибудь тряпья, чтобы он ходил в нём дома?

До Расса дошло, что они говорили о его одежде. Новая форма — это хорошо. Она, конечно, будет на пару размеров больше, чем следует, и он дорастёт до неё лишь через пару лет, но всё равно будет лучше той, что Расс носил с первого класса. Вопрос домашней одежды его почти не заботил.

Мама отправилась наверх и начала вытаскивать из маленькой импровизированной кладовки старые вещи. Их было немного — в семье Снейпов было принято донашивать вещи до того состояния, когда они не годились ни для чего, кроме мойки полов, — но всё-таки ей удалось кое-что найти. Некоторые из вещей раньше принадлежали Венни. Большинство из них были попросту огромными.

— Как насчёт этого? — мама продемонстрировала им какую-то то ли блузу, то ли сорочку с пышным воротником и широкими рукавами. И на воротнике, и на рукавах красовалась цветная вышивка. Тоби и Расс хором запротестовали:

— Мой сын не станет расхаживать как девчонка!

— Я не могу это носить, мам, меня засмеют!

— Не болтайте чепухи, — отмахнулась мама. — Венсли не покупал бы себе женскую одежду. Наверное, привёз это из какой-нибудь страны, куда плавал. Из Китая, быть может, или России. К тому же у нас нет ничего другого. Либо это — либо ходить голым. Что, если мы уберём эти вышивки, а, Расс? Что скажешь? Тогда она не будет выглядеть такой девчачьей.

Они достали ему две странных блузы — белую и синюю, — чтобы Расс мог ходить в одной, пока вторая в стирке. Проблему со штанами решить не удалось, так что Рассу предстояло и дальше носить свои изрядно короткие джинсы, но зато мама нашла ему что-то вроде куртки.

Это был старый морской бушлат — матросская куртка из тёмно-синей шерсти, кое-где уже потёртая и даже тронутая молью. Взрослому мужчине она доходила до середины бедра, но на Рассе сидела так, что полностью закрывала колени. Плечи были слишком широки, а рукава — непомерно длинными для ребёнка. Мама подвернула манжеты, стараясь придать куртке приличный вид.

— Может, мне удастся немного их подрубить, — сказала она.

— Не обрезай, — возразил Тоби. — Когда он подрастёт, длина ему понадобится. Хорошее пальто. Сойдёт и так.

По крайней мере, это была мужская куртка, подумал Расс, и под ней смешная блуза будет не так заметна.

Остаток июля и начало августа Расс провёл, следя за детьми на детской площадке рядом с домом Лили Эванс. После его первой неудачной попытки прошло уже больше месяца, и вот наконец Лили и Петуния снова были одни, на этот раз уже вдвоём качаясь на качелях.

Лили принялась раскачиваться как можно выше, и Расс задержал дыхание: он знал, что она снова собирается взлететь.

— Лили, не делай этого! — воскликнула Петуния, но Лили только рассмеялась и прыгнула в воздух, совсем как в первый раз, а затем легко и мягко опустилась на землю недалеко от куста, за которым прятался Расс.

— Мама запретила тебе так делать! — закричала на неё Петуния. — Мама говорила, что так делать нельзя, Лили! — Она остановила качели и сейчас пыталась отчитать сестру, пользуясь авторитетом старшей.

Лили продолжала смеяться:

— Но я ведь в порядке, — сказала она так, будто проблема была только в опасном прыжке. Она подняла с земли цветок. — Тунья, подойди. Смотри, что я умею. — В руках Лили увядший цветок ожил и начал собирать и распускать свои лепестки подобно диковинному космическому созданию из какого-нибудь мультфильма. Петунью это нисколько не успокоило.

— Прекрати! — завизжала она.

Лили бросила цветок и с ноткой обиды в голосе сказала:

— Это ведь не причиняет тебе вреда.

— Это неправильно, — ответила Петуния, а затем, неспособная скрыть своё восхищение до конца, спросила: — Как ты это делаешь?

Это был он. Момент, которого Расс ждал и к которому готовился почти три месяца. Если он сейчас струсит, то никогда больше не осмелится. Он собрался с духом и заставил себя выйти из своего укрытия, отвечая на вопрос Петунии.

— Всё ведь ясно, да? — сказал он и тут же пожалел об этом, потому что Петуния дёрнулась от него как бешеная собака и побежала к качелям. Лили за ней не последовала, но выражение у неё было такое, будто она только что выпила противное лекарство. Расс чувствовал, как краска заливает его лицо, и мечтал провалиться под землю. «Идиот! Глупец! Это с самого начала было плохой идеей!»

Спустя пару секунд Лили спросила:

— Что ясно?

Сердце Расса снова тяжело забилось: она была не против поговорить. Он не хотел, чтобы Петуния их слышала, так что снизил голос почти до шёпота, когда ответил:

— Я знаю… я знаю, кто ты.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты… ведьма.

— Не очень-то вежливо говорить такое людям!

Она задрала нос и направилась к сестре — такая же заносчивая, как все остальные. Расс пустился за ней вслед; в куртке Венни было жарко, она была тяжёлая и неудобная, рукава болтались, но Рассу было всё равно, как он выглядит.

— Нет! — настаивал он, и девочки позволили ему подойти поближе к качелям, чтобы послушать, что он скажет. — Ты и правда. Ты правда… ведьма. Я наблюдал за тобой… какое-то время. В этом нет… ничего плохого. Моя мама… тоже ведьма, а я волшебник.

Лили ничего не ответила, зато Петуния разразилась оглушительным хохотом.

— Волшебник! Знаю я, кто ты такой. Ты сын этих Снейпов! — она произнесла его фамилию так, будто это было чем-то скверным и мерзким, а затем повернулась к сестре: — Они живут в Паучьем тупике, по ту сторону реки. — Петуния подошла к Рассу вплотную, и он вдруг понял, насколько она была выше. — Зачем ты шпионил за нами?

Расс опустил глаза, избегая её обвиняющего взгляда.

— Я не… шпионил. За тобой точно… не стал бы. Ты — маггл.

Тогда-то Расс и осознал, как он выглядит: старый бушлат Венни, непомерно широкий в плечах и тяжело свисающий ниже колен, дурацкая чудаковатая блуза, джинсы, из которых он уже давно вырос, и сальные волосы, спадающие на вспотевшее лицо. Как клоун.

— Лили, идём. Мы уходим, — объявила Петуния, и Расс не без злорадства отметил, какой писклявый и неприятный у неё был голос. Девочки удалились, оставив Расса стоять на площадке — одинокого и разбитого.

Расс пытался понять, что он сделал не так. Лили знала, что может творить необычные вещи. Она должна была обрадоваться, узнав, что у неё есть магические способности. Она должна была захотеть узнать о них больше.

Это всё из-за Петунии. Петуния повела себя так, будто он опасен, Петуния своими издёвками и презрительными усмешками подняла на смех бедность, в которой жила его семья. Должно быть, она и сейчас смеётся над ним вместе с Лили. Петуния назвала безобидное и искреннее желание Расса обрести друга «шпионством», выставив его отъявленным преступником. Теперь ещё и разболтает это всей школе, и все будут насмехаться над ним ещё больше. Нилу это понравится. Вместо того чтобы наладиться, жизнь Расса стала в разы хуже; ему хотелось умереть.

Тем вечером он немного поковырялся в тарелке за ужином, а затем сразу отправился к себе и просто лежал на кровати, отвернувшись к стене. Он не хотел никого видеть, не хотел ни с кем разговаривать и не хотел никуда идти… Он просто хотел лежать так всю оставшуюся жизнь.

Самым худшим было то, что теперь его ожидали два долгих и пустых года вынужденного одиночества и молчания, даже мысль о которых была невыносима.

— Ты не заболел? — спросил папа, появившись в дверях его в комнаты.

— Нет, просто устал. На улице жарко, мне голову напекло.

— Вот и хорошо. Не смей мне тут болеть! Врача мы не потянем.

И отец ушёл. Расс горько подумал, что у них всё равно не было врача, способного понять, в чём дело. Голод, который не имел никакого отношения к пище, скрутил Рассу все внутренности, и ни одно лекарство не в силах было ему помочь. Рассу нужен был человек, с которым он мог бы поговорить, человек, который дал бы ему совет, — такой совет, чтобы Расс мог ему последовать…

Боль внутри была настолько сильная, что Рассу казалось, будто его разорвёт, но вдруг произошло нечто странное: болезненные чувства начали уходить. Не боль, а чувства, которые эту боль вызывали. Одно за другим — одиночество, горечь, унижение и стыд — они начали отступать, как будто мозг сказал им: «Вы мне больше не нужны». Они отправились — Расс не мог объяснить это иначе — в самый низ, подполье его разума, нашли дверь, о существовании которой Расс даже не подозревал, и крепко захлопнули её за собой.

Расс просто лежал на кровати и дал этому случиться, а когда все плохие чувства оказались под замком, стал странно спокоен и отстранён, как будто всё происходящее было обыкновенной телепередачей и не стоило того, чтобы слишком расстраиваться. Он ничего не ощущал — и это было куда лучше, чем чувствовать боль.

Холодное спокойствие и отстранённость не покинули Расса и на следующий день. Он проснулся, позавтракал чаем и парой ломтиков подсушенного хлеба и отправился на свои исследования; отец поехал на шахту, а мама — на поиски дневной работы. Расс направился в пустоши. У него не было никакого желания идти к детской площадке и наблюдать за сёстрами. Казалось, что это желание принадлежало кому-то другому — тому мальчику, который вчера был так горько расстроен.

Вместо этого Расс брёл, всё дальше и дальше удаляясь от дома. Вересковые пустоши отнюдь не были бескрайними, через какое-то время их сменили фермы, пастбища, небольшие пролески, между которыми тут и там мелькали крохотные деревушки и хиреющие фабричные города. В Колне и Барроуфорде было много фабрик — большинство из них были закрыты; в некоторых городах ещё действовали шахты и каменоломни, но Расс обычно держался на приличном расстоянии от всех населённых пунктов, что видел. Он был уже достаточно взрослым и провёл свои исследования так тщательно, что теперь знал все окрестности, а также расположение ближайших графств. Он знал, что Пендл Хилл находился на западе, а до Йоркшира отсюда было рукой подать хоть на север, хоть на восток.

Во время прогулки Рассу пришло в голову, что неплохо было бы подрядиться кому-то в помощники, и тогда он начал размышлять, чем именно мог быть полезен. Для настоящей работы он был ещё слишком мал; лавочники на фабричной стороне реки не могли позволить себе наёмных помощников, а владельцы магазинов на школьной стороне даже не стали бы смотреть в сторону Расса, разве только проследить, как бы он чего не стянул. Странно, как люди считали одежду показателем добропорядочности.

Была уже середина утра, когда Расс нашёл большой камень, торчащий из земли, и присел отдохнуть. Он просто сидел на нём, не думая ни о чём конкретном, а затем вдруг понял, что пока он остаётся неподвижным, вокруг него происходит масса движений. Самыми заметными были птицы, но, если приглядеться, можно было увидеть и животных, например, лису, которая испуганно подскочила с места, где отдыхала, и тут же исчезла в траве, или кролика, чей нос легонько подрагивал, собирая запахи, принесённые мягким ветром, или… куропатку.

«Какой сегодня день?» — первым делом спросил себя Расс, потому что прекрасно помнил о «Славном двенадцатом». В этот день августа мужчины выходили в пустоши, открывая сезон охоты на куропаток. По пути домой Расс думал только об этом.

Стакан воды, кусок хлеба, и Расс уже сидел на кухне, наблюдая за матерью так, словно она была незнакомым человеком, а он был учёным, изучающим её поведение. Ощущение было для Расса новым. Он знал о матери всё — помнил всё, о чём ему следовало помнить, — но теперь отложил все чувства в сторону. Так было интереснее, потому что Расс вдруг обнаружил, что, отделив их, он замечает больше деталей, например, то, как она держит в руке нож, пока режет, или выбивающиеся пряди её тонких волос, спадающие на воротник платья.

Когда отец вернулся с работы, Расс терпеливо подождал, пока тот поужинает, и лишь затем отправился к нему в гостиную.

— Пап, ты умеешь метать?

— Что метать, сын?

— Ну камни.

Тоби пристально посмотрел на сына.

— В кого ты собрался их метать?

— Во вторник начинается сезон охоты. Я видел в пустошах куропатку.

Тоби усмехнулся.

— Слыхала, Лин? Парень решил, что сможет подбить куропатку камнем. Во даёт!

— Ты ведь всегда хотел, чтобы он был честолюбивым, Тоби, — отозвалась из кухни мама.

Они начали в тот же день. В долгом августовском закате Тоби учил Расса выбирать камни и показывал, как их нужно бросать: никаких замахов и подкидывания — только прямой и резкий бросок c пол-оборота. Расс понял, что новое чувство холодной отстранённости оказалось полезным. Он отметил про себя каждую деталь отцовской стойки и движений и повторил их с неукоснительной точностью. Когда пришло время отправляться спать, Расс бросал камешки в невысокую ограду их дворика почти не промахиваясь. Тоби светился от гордости за сына.

На следующих выходных Эйлин повела Расса в пустоши, чтобы упражняться, и была поражена. «А ты времени зря не терял, да? — сказала она. — Я ни разу не смогла тебя прочесть. Подойди-ка. Давай поглядим».

Она заглянула ему в глаза, и Расс показал ей вересковую пустошь, приятную усталость после тренировки, а также желание отправиться домой ужинать. Другие же чувства — страхи, горечь поражений — были надёжно заперты, и Эйлин, ничего не подозревавшая об их существовании, даже не подумала их искать.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Схватываешь на лету. Завтра будем учить тебя настоящей магии.

В воскресенье Расс выучил два заклинания: Экспеллиармус и Протего. И для первого, и для второго палочку следовало держать и направлять особым образом, так что Рассу потребовалось немного времени, чтобы их освоить, зато теперь он мог выполнять целых три палочковых заклинания, потому что он не забыл о Репаро. Ему было жаль, что колдовать разрешалось только в пустошах, потому что в городе кругом жили магглы. Теперь Расс всегда думал о соседях как о магглах.

В конце августа Расс подбил свою первую и единственную куропатку. Ему ещё не приходилось убивать кого-то крупнее пауков, так что он внимательно изучил мёртвую птицу, а затем невозмутимо сунул её в сумку, которую теперь повсюду носил с собой, и отнёс домой, чтобы мама приготовила ужин. В конце концов, для этого он и учился бросать камни.

Понедельник, 1 сентября 1969 (два дня до последней четверти)

Ещё перед началом сентября Расс готов был поспорить, что первый день его пятого года в школе будет отличаться от предыдущих. Не потому, что он стал старше. Не потому, что ему впервые предстояло появиться на людях в новой форме, которая не была клоунски большой, убого потрёпанной или маленькой. Нет. Расс был уверен, что в этом году всё будет иначе из-за двух важных перемен. Во-первых, он ожидал, что Петуния Эванс уже разболтала всем слух о том, что он называет себя волшебником, — ребята обязательно сочтут это нелепым и станут его дразнить. Во-вторых, теперь он знал два боевых заклинания, что придавало ему больше уверенности, так же, как и вошедшее в привычку полное эмоциональное отчуждение от всего, что было связано со школой.

Однако первого сентября, уже пересекая мост через реку, Расс кое-что вспомнил — кое-что, полностью изменившее его ожидания о первом дне. Ему захотелось отвесить себе подзатыльник за то, что он не подумал об этом раньше: Петуния Эванс больше не появится в его школе! Она ещё весной сдала экзамен «Одиннадцать плюс» и, в зависимости от того, насколько успешно, теперь должна была отправиться либо в среднюю школу для одарённых, либо в школу с профессиональным уклоном в Колне, или же, если её результаты оказались ниже среднего, в обычную среднюю школу. Петуния просто не сможет распускать о нём сплетни, потому что перешла в другую школу.

Зато Лили осталась, но Расс надеялся, что ей захочется не дразнить его за те выдумки о ведьмах, а расспросить о них подробнее.

Поначалу казалось, что надежды Расса не оправдаются. Когда Лили заметила его на школьном дворе перед занятиями, она вздрогнула и долго смотрела в его сторону, но подходить не стала. Хорошей новостью было то, что над Рассом никто не смеялся и не пытался его дразнить. Нил Филипс зажал было нос и начать бормотать что-то про вонь от тухлой речки, но Брайан, его брат, перешёл в среднюю школу, так что у Нила теперь не было поддержки старших учеников. Расс не обращал на него внимания.

Очень важное событие произошло во время обеда.

— Здесь не занято? — спросила Лили, указывая на дальний конец скамьи, на которой сидел Расс.

— Нет, — ответил Расс, — присаживайся.

Они несколько минут молча жевали свои сэндвичи, а когда завязался разговор, делали длинные паузы между фразами, чтобы никто не заметил, что они общаются.

— То, что ты тогда сказал обо мне на площадке, — это правда? — спросила Лили.

— Конечно. Ты ведь знаешь, что большинство не умеют делать то, что делала ты, — спокойно ответил Расс. Голод был надёжно заперт на замок.

— А ты умеешь?

— Летать с качелей? Не-а. По ту сторону реки качелей нет. Я умею делать другие вещи.

— Какие?

— У тебя есть какая-нибудь сломанная штука? Я могу починить её одним махом, даже не касаясь.

— Ты меня дурачишь!

— Думай что хочешь.

Возникла долгая пауза, после которой Лили сказала:

— Ты можешь доказать? Почини что-нибудь сейчас.

— Мне нельзя колдовать в присутствии магглов.

— Ты просто не можешь, вот и всё.

Расс задумался. Ему очень хотелось доказать, но все чувства были крепко заперты и потому не помешали ему оценить ситуацию.

— Нет. Я могу, но мне нельзя. Я покажу, если хочешь. Только не здесь и не сейчас.

— Где и когда?

— Можешь после школы подойти к деревьям, что растут к северу от моста, и подождать меня под ними? Там я покажу.

— Мне не разрешают ходить к реке.

— Ну нет, так нет.

— Ладно. Я постараюсь.

— Подождёшь меня несколько минут. Мне нужно будет сбегать за палочкой.

Остаток занятий прошёл будто в дымке. Если всё сложится удачно, Расс встретит Лили у деревьев к северу от моста на школьном берегу реки почти сразу после школы. Там он покажет ей, что имел в виду, когда назвал себя волшебником. И всё-таки даже сейчас Расс оставался заинтригованно-отстранённым: он ждал встречи с Лили так, словно это происходило с кем-то другим.

После школы Расс ни секунды не медля побежал домой. Перескакивая через две ступеньки за раз, он взлетел по лестнице в свою комнатку, достал из-под подушки дедушкину палочку и осторожно спрятал её в рукав, чтобы скрыть от недостойных глаз, после чего побежал обратно к мосту и, как он надеялся, к Лили, в глубине души всё так же оставаясь холодным и собранным.

Расс не сразу заметил Лили, хотя она пришла раньше него. По тому, как она согнувшись сидела у дерева, было ясно, что ей не хотелось, чтобы её видели, — так же, как и Рассу. Он негромко покашлял, перед тем как опуститься рядом с ней на траву, не желая напугать её своим внезапным появлением.

— Это моя палочка, — сказал он, достав палочку из рукава. — Она принадлежала моему деду, но он умер, так что бабушка отдала её мне.

— Ну, давай. Почини что-нибудь. — Лили была настроена скептически.

Вытащив маленькую бутылку из огромного кармана — когда-то он выудил её из мусорного бака и теперь хранил, чтобы упражняться, — Расс дал её Лили и сказал:

— Разбей её.

Лили внимательно осмотрела бутылку: стекло выглядело обычным, без трещин и сколов.

— Как? — спросила она.

— Ударь её обо что-нибудь. Ударь об дерево.

Лили понадобилось несколько попыток, чтобы понять, с какой силой нужно ударить, чтобы бутылка разбилась на несколько частей. Было бы драматичнее, если бы стекло разбилось вдребезги, но Расс готов был работать с тем, что есть.

— Теперь убедись, что она действительно разбита.

— Ты говоришь как один из тех фокусников по телевизору.

Это значило, что у семьи Лили был телевизор, но Расс не стал задерживаться на этой мысли. «Я просто не хочу, чтобы ты решила, будто я тебя разыгрываю», — сказал он и для верности сначала вывернул карманы, а затем и вовсе снял свою огромную матросскую куртку и похлопал по широким рукавам блузы, чтобы доказать, что нигде не припрятал другую бутылку. Затем он направил палочку на осколки и сказал: «Ампуллам Репаро».

Стекляшки резво притянулись друг к другу, и бутылка вмиг оказалась целой. Лили не хотелось её трогать. Вместо этого она долго изучала лежащую на траве бутылку с близкого расстояния.

— Это было здорово, — наконец сказала она. — Как ты это сделал?

— Так же, как ты тогда заставила лепестки раскрываться и закрываться — с помощью магии. Потому я и сказал, что ты ведьма. Я не хотел тебя обзывать, просто так называют девочек, которые обладают магическими способностями.

— У твоих родителей тоже есть магические способности?

— Только у мамы. Мой папа — маггл, то есть обычный человек.

— Тогда почему вы бедные? Если вы умеете делать такие вещи, то почему не сделаете себя богатыми?

Расс думал об этом. Он и сам иногда спрашивал себя, хотя всегда знал ответ.

— Магия не создаёт, — ответил он. — Если я наколдую деньги или еду, они не будут настоящими. Долго не продержатся. Если у меня есть что-то — я могу сломать это, починить или заставить двигаться — как только научусь, конечно, — но я не могу создавать вещи, которых нет.

Лили кивнула. Очевидно, объяснение показалось ей логичным. Она посмотрела ему в глаза и спросила:

— Что ещё ты умеешь делать? Ты можешь починить мои часы?

У Лили были зелёные глаза. Расс не замечал этого раньше. Зелёные и, казалось бы, круглые, они слегка заострялись к внешним уголкам... Ветер в голове Расса резко распахнул запертые двери настежь, и мысли, которым было положено оставаться под замком, теперь свободно носились туда-сюда, и Расс вдруг смутился… Он быстро отвернулся, суетливо захлопывая двери.

— Я не знаю, — ответил он. — Не знаю, как будет слово «часы» на языке магии.

Вдруг Расс увидел фигуру на фабричном берегу реки, которая быстро двигалась мимо домов в сторону моста. Его охватила паника: это была его мама!

— Пригнись! — прошептал он Лили. — Нас не должны видеть вместе.

— Расс! — звала мама, и по её голосу было ясно, что она рассержена. — Ричард Северус Снейп, выходи оттуда сейчас же!

Расс вскочил и побежал к мосту, надеясь, что Лили не станет высовывать голову.

— Я здесь, мам!

— С кем ты там разговаривал? — спросила Эйлин. — Ты взял из дома то, что тебе брать не полагается?

— Нет, мам, я…

Но Эйлин уже отняла у него куртку и нашла в кармане палочку.

— Ты взял! Ты знаешь, что мне только что пришла сова из Министерства? Ты использовал это там, где тебя могли увидеть магглы! Магглы! А ну-ка живо домой, молодой человек, в этот раз я тебе покажу, как не слушаться!

Эйлин схватила Расса за руку и потащила прочь с моста. Оглянувшись украдкой, Расс понял, что Лили либо ушла, либо прячется. Он знал, что нажил себе серьёзные неприятности, но двери снова были надёжно заперты, так что он не слишком беспокоился. Всё так, как говорила Нана: иногда следует быть готовым к боли, чтобы обрести желаемое. Всё зависит от того, насколько сильной будет боль и как сильно ты хочешь этим обладать.

Тем вечером Эйлин в первый раз в жизни выпорола сына и выпорола хорошенько. В этом она оказалась гораздо лучше, чем Тоби.

Вторник, 2 сентября 1969 (один день до последней четверти)

На следующий день в школе Лили вела себя так же, как и обычно. Она ни разу не повернулась к Рассу во время уроков. Все перемены и обед проводила с друзьями. Хихикала вместе с остальными над тем, как Расс заикался у доски во время ответа. А ещё ей удалось обронить крошечную записку, когда она проходила мимо. В ней Лили едва разборчиво нацарапала всего одно слово: «Деревья».

Расс не стал ждать её у деревьев, расположившись вместо этого в надёжном укрытии под мостом. Когда появилась Лили и села на траву в том месте, где они сидели за день до этого, Расс вышел из своего укрытия и сел рядом.

— У тебя вчера были неприятности? — спросила Лили.

— Ага. Мне нельзя колдовать… палочкой, потому что я… ещё маленький, а делать это там… где могут увидеть магглы… в сто раз хуже. Министерство отправило… сову.

— Сову? Министерство?

— Мы используем сов для… передачи писем. Есть Министерство… Магии, которое принимает законы и… правила, и они наказывают тебя, если… нарушаешь их. Я нарушил… правило, а так как мне всего только… девять, наказали моих… родителей. Мама была очень… рассержена.

— Она тебя отлупила?

— Всего лишь расчёской. Папа использует… ремень.

— Это ужасно!

— Да нет… Они могут придумать… чего похуже.

Лили не стала отвечать. Вместо этого она решила сменить тему.

— Она звала тебя другим именем. Ты поэтому в первом классе путался и не знал, как тебя зовут?

— Не думал, что… люди до сих пор… помнят.

— Нил очень долго шутил насчёт этого. Казалось, будто ты ему в чём-то сильно насолил.

— Мама говорит, мы… играли вместе, когда были… детьми. Ещё перед тем, как… фабрика закрылась.

— Так значит, Нил жил по ту сторону реки? — Лили засмеялась. — Наверное, в этом всё дело. Не хочет, чтобы люди думали, будто вы с ним друзья.

— Ты собираешься… всем рассказать?

— Зачем подличать? Так как тебя зовут на самом деле?

— Северус. Родители зовут меня… Расс.

— Северус, — повторила Лили, прокатив его имя на языке так, что оно прозвучало очень важно. — А что делают волшебники, когда вырастают?

— Не знаю. Когда мне будет одиннадцать, я… поеду в школу… волшебников. Она называется… Хогвартс. Там я научусь колдовать… по-настоящему. Мама сказала, что на шестом курсе… они начинают говорить с тобой… о карьере. К тому времени я… уже буду знать, в чём я хорош.

— Наверное, это здорово — отправиться в магическую школу.

— Но ты ведь тоже… волшебница. Значит, тоже можешь… поехать. Дьявол, они, наверное, уже знают о тебе… с того раза, когда ты… впервые показала магию.

— Ты думаешь? — кажется, Лили понравилась мысль о том, что она может учиться в школе волшебства. — Хотя, родители мне всё равно не позволят.

— Просто подожди, пока они… узнают. Они станут тобой… гордиться, — Расс подумал о Петунии. — Не знаю насчёт… твоей сестры.

— Тунья? О, она тоже порадуется. Просто ей не нравится, что я делаю вещи, которые мама с папой мне запрещают. Она — командирша. Любит мною командовать.

— Тогда хорошо, что она… теперь в другой школе.

— Точно. Если бы она продолжала ходить в школу с нами — меня бы сейчас тут не было, — Лили посмотрела на Расса. — Расскажешь мне о волшебниках?

— Конечно. Прямо сейчас?

Лили посмотрела на свои часы.

— Уже поздно, — сказала она. — Нужно возвращаться, а то они будут беспокоиться, да и Тунья начнёт что-то подозревать. Думаю, нам не стоит видеться каждый день.

Лили поднялась, отряхнула юбку, сказала: «До завтра, Северус» и ушла. Расс отправился домой, пребывая на седьмом небе от счастья.

Тем же вечером, закончив делать домашние задания, он поднялся к себе в комнату и достал из-под кровати мамины учебники. Там же были книги Венни о тёмных существах и сглазах, которые Расс тоже решил вытащить. Всё это обрело для него новую значимость, потому что теперь не только Рассу нужно было готовиться к Хогвартсу, но и Лили тоже. У них было всего два года, нельзя было терять ни дня.

Все мамины учебники были куплены у кого-то с рук. Некоторые были даже подписаны предыдущими хозяевами, например, «Стандартная книга заклинаний: 1 курс». Порою Расс гадал над тем, кем же были Аттикус Фрингилла и Кассиус Варв, но в целом его, конечно, интересовал сам предмет.

Следующие несколько дней Расс провёл, читая «Историю магии», изучая страницы «Астрономических карт для начинающих», а также жадно поглощая «Фантастических тварей и места их обитания» и «Тёмные силы: Пособие по самозащите». В пятницу Лили подбросила ему записку: «Завтра, 2».

Расс понял, что она хотела встретиться в два часа, так что в час сорок пять уже был на мосту.

— Не думаю, что это хорошее место для встреч, — первым делом сказала Лили, придя в два десять. — По крайней мере, не в выходные. Слишком много прохожих.

Расс согласился и предложил место за городом у реки, чуть выше старой фабрики — там был небольшой перелесок, кусты которого прекрасно подходили для того, чтобы скрыться от любопытных глаз. Они тут же разделились и отправились вверх по течению: Расс по западному берегу реки, а Лили — по восточному. Чтобы добраться к самому перелеску, Рассу пришлось перейти реку вброд, благо что в том месте было мелко.

— Ты ведь не сказал им обо мне? — спросила Лили, когда они устроились.

— Нет. Мама не хотела бы, чтоб я… общался с кем-то… в чьих способностях она не уверена… В магии, — ответил Расс. — Ей не нужна ещё одна… сова из Министерства.

— Я тоже не могу рассказать своим о тебе. Мой папа когда-то работал начальником на фабрике. Он не доверяет рабочим, которые живут по ту сторону реки. Они друг с другом не ладили.

— Как зовут… твоего отца?

— Гарри Эванс. А твоего — Тобиас Снейп, да?

— Твой папа… говорит о моём? Мой никогда… не упоминал твоего.

— Не говорит. Просто Тунья как-то спросила папу, знает ли он семьи учеников, которые учатся с нами в школе. Мне кажется, она хотела узнать о твоей, но не стала спрашивать напрямую. Она назвала несколько фамилий, и папа рассказал нам немного о каждой. — Лили замолчала, явно чувствуя себя неловко. Затем сделала глубокий вдох и спросила: — Это правда, что твой папа всё время проводит в кабаке?

— Твой отец… так сказал?

— Ага. Тунья была в восторге. Посмотрела на меня так, будто хотела сказать: «Что я тебе говорила?», а меня это так разозлило. Так это правда?

Рассу хотелось сменить тему, но вопрос «Хочешь узнать немного об истории магии?» сейчас прозвучал бы не к месту.

— Ага, — ответил он. — Они с мамой часто… ругаются. В плохие… дни. Тогда он… достаёт ремень.

— Фух, тогда всё в порядке, — неожиданно сказала Лили. — Тунья поспорила со мной, сказала, что ты станешь отпираться и врать, и что тебе нельзя верить. Теперь я смогу сказать ей, какая она глупая.

— Лучше не надо… говорить ей… обо мне. Я ей не нравлюсь.

— Не бойся. Она хорошая, если узнать её поближе.

— Она считает меня… отбросом, потому что я живу… по ту сторону реки.

Молчание Лили подтвердило его слова. Она сменила тему и спросила о Хогвартсе, и Расс стал рассказывать ей о предметах, которые они будут там изучать, — о травологии, трансфигурации… Казалось, прошло так мало времени, когда Лили засобиралась домой. Они договорились встретиться на том же месте в следующую субботу, а на неделе вести себя так, словно друг друга не знают.

Придя домой, Расс решил испытать хитрость Петунии на своём отце и принялся расспрашивать его о семьях одноклассников.

— Зачем это тебе? — спросил его Тоби.

— Нужно знать, кто из них человек достойный, — ответил Расс. — Не хотелось бы якшаться со всякими фон-баронами и надутыми зубрилами.

— Моя школа, — довольно сказал Тоби, и тогда Расс узнал, что «крысёныша Гарри Эванса» его отец любил меньше всех людей на свете. Теперь у Расса не было сомнений в том, что дружбу с Лили следовало держать в глубоком секрете.

Их тайная связь во многом уступала открытой дружбе лучших друзей, но всё же в несколько раз превосходила то, на что Рассу приходилось рассчитывать раньше. Детали его не заботили. Ему не удавалось видеться с Лили каждую неделю (хотя он и приходил на их место каждую субботу), но сама возможность говорить с ней время от времени быстро стала самой важной вещью в его жизни.

Суббота, 15 ноября 1969 (один день перед первой четвертью)

Расс нетерпеливо ходил взад-вперёд под их с Лили деревом. Он был абсолютно уверен в том, что два часа уже давно пробило, но не хотел пропустить эту встречу и решил ждать до темноты, если понадобится. Он бросил взгляд на солнце — юго-запад. Должно быть, уже два тридцать. Или два сорок пять? Но затем он увидел её и сел на землю, чтобы случайные прохожие не заметили две маленьких фигурки у реки.

— Привет, — сказала Лили, опускаясь рядом. Она была закутана гораздо теплее, чем он: на ней были зимнее пальто, шарф и шапка.

— Ты смотрела? — спросил Расс, пропуская формальности.

— Нет, но об этом говорили по новостям. В ракету ударила молния.

— Что?! Они ведь не… Она не… — от шока Рассу трудно было говорить.

— Нет, с ними всё хорошо. Просто при запуске ударила молния и, кажется, что-то им сломала, потому что в новостях всё твердили об ошибочной информации, но в целом, кажется, у них всё в порядке.

Расс облегчённо вздохнул. Он знал, что Лили не очень интересовалась освоением космоса, но с её стороны было очень любезно рассказывать ему о происходящем. Это было определённо лучше, чем когда Рассу приходилось рыться в мусоре в поисках газет, чтобы узнать новости о приземлении «Апполона-11». Сейчас он тоже это делал, но, благодаря Лили, смотрящей телевизор, Расс имел возможность узнавать обо всём почти что сразу.

— А что насчёт прилунения? — спросил он. — Оно будет… в среду утром, примерно в семь. Cможешь… посмотреть?

— Я постараюсь, — пообещала Лили, и разговор плавно перешёл к обсуждению школы и последней ссоры между Лили и Петунией. Расс хотел, чтобы у него был брат или сестра, с которыми можно было бы ссориться. Ему казалось, что так жить гораздо интереснее.

В среду утром Расс пришёл в школу пораньше. Появившись в классе, Лили украдкой показала ему поднятый большой палец, а затем вложила между своими учебниками записку, чтобы он мог вытащить её на перемене. В записке говорилось: «ТВ отключили. Никто ничего не видел».

Расс почувствовал мрачное удовлетворение, узнав, что богатые люди с их телевизорами оказались в одной ситуации с ним, у кого телевизора не было. Его нищета — теперь Расс знал это слово и принимал реальность, которая за ним стояла, — на этот раз не поставила его ниже других. Никто не смог посмотреть прилунение «Аполлона-12».

Предстояло ещё одно важное событие — возможно, самое важное из всех. Расс и Лили встретились в субботу, чтобы всё обсудить и подготовиться.

— Это будет примерно в девять вечера. Ты сможешь… посмотреть?

— Думаю, да. Правда, не знаю, будут ли они показывать. Но я включу радио. По нему должны будут что-то объявить. Но как я сообщу тебе?

Расс уже всё придумал.

— Я убегу из дома и… буду ждать тебя в темноте. У тебя есть фонарик?

— Хочешь, чтобы я посветила тебе из окна? Как сигнал?

— Ага. Один раз — если что-то пойдёт не так… Два раза — если всё пройдёт нормально.

— Ладно. А у тебя не будет неприятностей, если ты убежишь?

— Не думаю. Я много тренировался.

В понедельник вечером, когда часы пробили восемь, Расс пожелал родителям спокойной ночи и отправился к себе.

— У тебя что, больше заданий, чем обычно? — спросил папа. — Из тебя ведь не делают там зубрилу, в этой твоей школе?

— Не-а. Просто хочу показать им, что я не тупица. Лягу спать, как только закончу, так что до завтра.

После этого Расс спокойно расправил кровать, разложив всё так, чтобы в случае чего родители подумали, что он спит, закутавшись с головой в одеяло, а затем прокрался в маленькую кладовку и вылез через узкое окно на улицу. У него была небольшая верёвка, с помощью которой он спустился на землю и должен был забраться в дом, когда вернётся. Никто никогда не заметил бы её в темноте.

Расс взял с собой фонарик, потому что не знал, как долго будет добираться до места, с которого сможет видеть дом Лили и окно её спальни. Они договорились, что если она не увидит ответного сигнала, то повторит свой через пятнадцать минут. По звёздам Расс понял, что было уже около девяти, когда он занял свою позицию в холодной пустоши.

Ему не пришлось долго ждать. Спустя примерно десять минут из окна Лили раздалась вспышка света, а за ней вторая. Расс помигал ей в ответ, а затем начал осторожно пробираться через вереск домой и без происшествий залез по верёвке в окно. Родители спали и ничего не слышали.

Уже лёжа в постели, Расс подумал, что жизнь была довольно неплохой. «Аполлон-12» совершил успешное приводнение, а у Расса был друг, который мог ему об этом рассказать. О лучшем он и не мечтал.

---

1) Секретный агент Джон Дрейк — главный персонаж культового британского телесериала про шпионов «Опасный человек». Джон Стид и Эмма Пил — главные персонажи британского телесериала о паре агентов «Мстители». Оба телесериала выходили в 60-х.

Вернуться к тексту

2) «Одиннадцать плюс», «11+» — экзамен, сдаваемый некоторыми учениками в Англии и Северной Ирландии по окончании начальной школы, который позволяет выбрать учреждение для продолжения образования.

Вернуться к тексту