Горе мне, горе! (джен)

Пройдя сквозь Завесу, я встретился с небольшим отрядом эльфов, и тут же крепкая, умело наброшенная кем-то петля ловко оплела мне руки и ноги. Меня быстро схватили, поволокли к лошади и привязали к седлу снизу, как животное. Все это время эльфы нещадно били меня кулаками, приговаривая, что отомстят мне за своего товарища, доведенного мною до гибели. Я был молчалив и безучастен, а мыслями был далеко отсюда. Со страданиями тела смириться легко, я изначально был готов к гораздо худшему и продолжал дивиться милосердию Королевы. Мы скакали почти целый день, и я стал понемногу уставать, но не подавал вида.

— Скоро ты увидишь наших сиятельных владык, Короля Тингола и Королеву Мелиан, неблагодарная людская мразь, — заметил один из эльфов. — Мы приближаемся к славной столице Дориата, Менегроту.

Услышав это, я встрепенулся и посмотрел вдаль, насколько мне это позволили пути. Да, вид был потрясающим, ибо высеченный в скале город Тысячи Пещер, как называли его эльфы, был таким же, каким я его оставил много лет назад. Он был величественным и превосходящим всякое смертное воображение. Но мне не дали как следует насладиться дивным зрелищем: резкий окрик — и вот рука эльфа уже даёт мне оплеуху. Я послушно отвернул лицо в сторону и покорно вдохнул едкий запах конского пота.

— Куда смотришь, низкий, бесстыдный разбойник? Мы отведём тебя на суд короля, пусть решает что делать с тобою.

Меня стащили с седла, и ловкие руки эльфов-охотников проверили путы, накрепко стянув их за спиной. В мои плечи упёрлись острия эльфийских стрел — чтобы я не попытался бежать или спрятаться. Я внутренне усмехнулся — нужно гораздо больше воинов, чтобы сдержать меня, Турина из рода Хурина. Им повезло, что я более не враг никому в этом мире. Мне завязали глаза и повели куда-то далеко, в самую глубину пещер. Мои охранники нервничали, стрелы всё глубже впивались в мою плоть через тряпье, уже кровь начинала сочиться из раненых плечей, но мне было всё равно. Я мерно, равнодушно ступал вперед, повинуясь воле ведущего меня.

Долго ли мы шли, или же ноги преступника быстро принесли его к самому трону правосудия — мне не было ведомо. Только почуял я, что с глаз моих сняли повязку и крепкие руки подняли мою усталую плоть под мышки, поставили ровно и прямо. Я открыл глаза. Передо мной на огромном золотом троне сидел сереброволосый и пепельноглазый эльф, в котором я угадал черты Элу Тингола. Брови его были слегка нахмурены, но взгляд пронзительных серых глаз проникал до глубины души. Рядом сидела женщина, лицо которой было неописуемо, ибо я, один я видел за очертаниями обычного тела её настоящий неумалённый облик (уверен, она скрывала его даже от Короля, своего мужа). Чистая и легкая фигура, сотканная из тончайшей паутины Света восседала на престоле Королевы Мелиан, и на неё было больно и страшно смотреть такому нечестивцу как я.

Рядом у подножия огромного возвышения, на котором находился золотой трон, на двух серебряных креслах поменьше восседали старейшины и вожди двух великих людских племён Эдайн, просвещенных, принесших присягу на верность эльфам. Лишь одно кресло пустовало, это было кресло Третьего Дома Эдайн, последним потомком вождей которого был я. Я увидел Хальдуна из Дома Халет и Диора из Дома Беора⁽¹⁾.

Какое-то время я молча глядел на собравшихся судить меня, а они смотрели на меня. Позади был слышен легкий шум от шепота придворных эльфов, но и они не осмеливались говорить первыми в присутствии великого Короля Серых Эльфов Элу Тингола и Королевы Мелиан, которая принадлежала к Майяр, младшим Силам Творения, Хранителям Арды от начала времён, чьё могущество уступало лишь мощи Валар, Старших Сил, что от века обитали в Валиноре, за благословенными западными морями.

Наконец, Тингол сделал знак рукой и эльф-охранник тихо прошептал в моё ухо: "Наш король, неблагодарный ты выродок, повелел тебе говорить".

И я снова отверз уста свои, назвав себя и род свой и перечислил все великие преступления мои, на которые толкнула меня проклятая гордыня и безрассудство. Ибо я мнил себя повелителем судьбы⁽²⁾, героем людей, совершил много доброго и дурного, но доброе просеялось как песок на легком степном ветру, а дурное осталось со мной и догнало меня, подобно тому, как беспомощного зайца нагоняет умелый охотник. Наконец, я окончил повесть злоключений моих, умолчав лишь о Видении, которое посетило меня. Напоследок я лишь сказал, что отбросил меч свой и выбросил кинжал, и сломал лук и более не враг всему, что живёт, ползает и летает, не враг также ни эльфам, ни гномам, ни людям. Врагом я оставался лишь для Моргота, тварей его, оборотней и драконов и предавшихся злу, но и на них пока что не поднял бы я оружия, ибо утратил на это право.

И тяжелая тишина воцарилась в Тронном Зале Менегрота и видел я как омрачался лик вождей и владык людей, но только Тингол сидел, погруженный в великую думу, и взгляд серых очей его отрешенно взирал куда-то вдаль, возможно прозревая то, что не дано увидеть никому из ничтожных смертных. О да, мы, смертные люди не можем понять путей эльфов, ибо как трава скоротечны, старимся и умираем, а они живут тысячи лет, что для нас — вечность. Наконец, Тингол отвлекся от дум своих и взглянув мне в глаза взором, который пронзил мою душу, громко и глухо проговорил:

— Я рад, Турин из рода Хурина, что не отрицаешь ты преступлений великих своих, совершенных тобою против эльфов и людей, против друзей твоих и рода. Не было преступника более страшного, чем ты среди эльфов и людей, исключая лишь Феанора и некоторых из сыновей его, на коих пало страшное проклятие Нолдор⁽³⁾. Я также был рад узнать, что ты не воин более, ибо разбойнику и преступнику не пристало носить оружие. Несмотря на то, что людские обычаи велят иное, я был доволен узнать, что не сбежал малодушно ты от суда моего, осознав тяжесть деяний своих и не свел счёты с краткой жизнью своей, но предстал на справедливый суд мой. И хоть наказание тебе назначу я по просьбе вождей людей, но лишь они могут судить тебя, а я отказываюсь тебя судить. В разум мой не вмещается тяжесть содеянного тобою и мое правосудие отныне молчит.

И тогда встал Хальдун, представитель Второго Дома Эдайн, потомок Халет по женской линии, с серебряного кресла своего и молвил так:

— Я уже наложил малое наказание на Турина из рода Хурина, но обратился на суд твой, о король, так как не мне судить его, ибо он также принес Дому моему много добра и посему я не в силах наложить на него наказание, равное его преступлению.

А затем встал Диор из рода Беора, потомок людей, эльфов и Майяр, сын Лютиэн Прекраснейшей, дочери Тингола и Мелиан, и Берена, сына Барахира, легендарного героя людей. И отверз он уста свои последним и молвил так:

— Я один имею право судить Турина от лица всех народов Средиземья, ибо я человек, эльф и потомок Майар, и мне одному, как представителю первого Дома, принадлежит суд над лордом-наследником другого дома по древним Установлениям Людей. Пусть я еще юн и не совершил таких подвигов как ты, Турин, или твой отец, Хурин, и пусть милосердие разъедает сердце моё, но должен я наказать тебя, о Турин, дабы никто из людей и эльфов более не посмел совершить того, что совершил ты.

И с этими словами он вопросительно посмотрел на короля и тот кивнул головой.

Тогда Диор обратился к страже и приказал голосом громким и ясным, прожурчавшим как вода в молодом горном ручье:

— Внесите сюда Великий Палантир⁽⁴⁾Феанора!

И каково же было моё изумление, когда слуги внесли огромный поднос, на котором на специальной подставке покоился большой хрустальный шар. Шар был мутным и ничего нельзя было увидеть внутри, но я немало дивился этому, так как всю жизнь считал Палантиры сказкой, которую эльфы рассказывают несмышлёным человечьим детенышам, чтобы напугать их и заставить слушаться. Моя эльфийская наставница Неллас говаривала мне в детстве: "Не шали, Турин, а то Король всё увидит в своём Палантире!", но делала это так часто, что я перестал ей верить.

И вот слуги установили поднос между мною и королевским троном и охранники подвели меня к нему.

— Итак, — продолжал Диор — вот твоё наказание, о Турин из рода Хурина: ты посмотришь в Палантир Феанора и почувствуешь всё, что чувствовали твои жертвы, и твоя очерствевшая душа снова познает невыносимую боль. После этого мы лишим тебя твоей родовой кольчуги и изгоним из рода твоего навеки, поставив на шее твоей клеймо в виде твоего родового герба, чтобы все знали, кем ты был когда-то, и не повторяли твоих злодеяний. О Турин, отныне Безродный, прими же своё наказание и понеси его с достоинством!

Тогда я почувствовал как великий и смертоносный ужас поднимается в моей душе, но эльфы-охранники подтолкнули меня остриями стрел к подносу, на котором возвышался Палантир и я сделал шаг, затем другой, мысленно трижды проклиная день и час, в которые я родился в Арде, при свете Солнца. Со слезами я взглянул на Мелиан, но она, казалось, была безучастна к тому, что делают со мною. О зачем, зачем я был рожден на муки и горе?!

И я поневоле взял в руки проклятый Палантир, создание Феанора, великого воина и героя, но братоубийцы и преступника в глазах эльфов и Валар и, хотя всё внутри меня дрожало от ужаса, заглянул в него. Мутный шар стал прозрачным и на его поверхности что-то блеснуло. Я посмотрел пристальнее и... словно бы провалился внутрь. На время все звуки окружающего мира исчезли для меня.

1) Диор Элухиль — полуэльф, наследник Первого Дома Эдайн и Короля Тингола, будущий король Дориата после смерти Тингола

Вернуться к тексту

2) Турамбар — имя, которое Турин сам дал себе, означающее "завоеватель судьбы" или "покоритель судьбы"

Вернуться к тексту

3) Нолдор — один из трех народов эльфов. Проклятие Нолдор пало на них, когда те взбунтовались против воли Валар, властителей Арды

Вернуться к тексту

4) Палантиры — видящие "камни", созданные эльфом Феанором в Валиноре. Они позволяли смотрящему в них видеть прошлое или же происходящее в удаленных от него местах мира

Вернуться к тексту