Грязный Гарри и Тайная комната (джен)

Гарри надеялся встретить новый учебный год во всеоружии. Он научился летать, у него есть друзья, Волдеморт сидит в зеркале, а Дурсли боятся магловского инспектора. Никаких проблем.

Действительно, год начался замечательно. Хогвартс по-прежнему живописен, новых предметов не ожидалось, новых преподавателей — одна штука, и та не совсем неожиданная. Вместо Квиррелла преподавать Защиту от Темных Искусств взяли некого Гилдероя Локхарта.

Гилдероя Гарри знал, потому что пытался читать его книги и потому что Гилдерой сам сообщил о своем назначении в день памятной драки Малфоя и Уизли.

В книжном магазине Гилдерой делал презентацию своих мемуаров. Гарри бросил их на третьей странице.

Даже Гермиона не смогла осилить этот шедевр и призналась, что сюжет мемуаров смутно напоминает какой-то магловский фильм, где шпиона съела акула в телефонной будке. Или его съела мурена в инвалидном кресле?..

— Нельзя же столько врать, — коротко определил творение Рон.

Гарри не видел ни акулиного, ни мурениного фильма, но и ему Гилдерой кого-то напоминал. Если честно, то… профессора Поттера.

Локхарт ерошил волосы точно как Поттер, кивал поклонницам как Поттер, улыбался как Поттер и вел уроки так же плохо, как Поттер.

Он всё время хвалился своими победами и наградами, он считал себя неотразимым и плоско-преплоско шутил.

В общем, одного Поттера школе стало мало, и теперь их было два. Гарри надеялся, что до трех счет не дойдет.

А про профессора Поттера забывать не стоило.

Гарри надеялся избавиться от него, потому что уроки полетов заканчиваются вместе с первым курсом. Ох, как же он просчитался…

В первый день учебы деканша Макгонагалл вызвала Гарри к себе и сообщила радостную новость.

— Я позвала вас, мистер Снейп, чтобы обсудить ваше расписание, — начала декан. — В этом году у вас будет индивидуальное расписание в силу особых причин… Не пугайтесь, ваше расписание практически не отличается от общего курса, кроме одного-двух занятий. У вас будут дополнительные уроки.

Гарри навострил уши.

— В прошлом году, мистер Снейп, вы не прошли курс полетов и не были по нему аттестованы, — сказала Макгонагалл. — Я не спорю, у вас были веские основания так поступить и самые объективные причины. Но профессор Поттер напомнил мне в этом году, что вы имеете задолженность, и он готов пройти с вами полный курс, если представится возможность. Профессор Поттер зачитал мне параграф Устава Хогвартса, где это обозначено. Ученик, имеющий неаттестацию по какому-либо предмету, может повторить курс с согласия преподавателя. Профессор Поттер немедленно выразил требуемое согласие. Вы сможете посещать занятия вместе с нынешним первым курсом. Профессор специально проконсультировался с врачами больницы Сент-Мунго, и они его заверили, что сейчас вы совершенно здоровы.

«Старый добрый Потти, — подумал Гарри. — Наверное, он все лето искал в Уставе школы троллев параграф.»

— Я очень рад, что профессор Поттер помнит обо мне, мэм, — искренне признался Гарри. — Так приятно, когда о тебе неустанно кто-нибудь заботится! Особенно профессор Поттер. Он еще в прошлом году стал моим любимым преподавателем.

— Вот и прекрасно, — ответила довольная Макгонагалл. — Ваше первое занятие в десять часов утра в четверг.

Гарри кивнул.

«Заодно испытаем на Поттере мою новую метлу.»

Надо сказать, что за прошедший месяц Гарри много тренировался с новой метлой и сшиб с воздуха всех, кого не успел протаранить в первый раз. Метла у Гарри была замечательной, она старалась как могла, но почему-то Гарри постоянно с кем-то сталкивался. Даже «Нимбус» не мог удержать его от столкновений. Увиливал, отпрыгивал, заваливался… И таранил. Хотя Гарри справедливо полагал, что без «Нимбуса» аварий было бы вдвое больше.

Гермиона кричала, что ничего не понимает. Ведь у товарищей Гарри в метлах были те же «Нимбусы»! Почему они не могли спасти своих седоков от тарана Гарри? Феномен остался без разгадки…

А теперь внимание, дорогие читатели.

Шутки в сторону. Моя история — начинается!

Как уже было сказано, год начался чудесно. Разве что Рон Уизли чуть не опоздал на поезд, потому что обыскался свою крысу.

Короста сбежала из дорожной клетки и осталась бы в далекой «Норе», если бы Рон вовремя не заметил ее отсутствие. Ее пришлось искать, ловить… А она упорно сопротивлялась желанию находиться…

Вообще Гарри, еще когда гостил у Уизли, заметил, что Короста за это лето сильно облезла и всё время болела. Она лежала в своей клетке сутками, не двигаясь и не трогая пищу.

Родители Рона уже предлагали ему оставить больную крысу дома, но Рон решительно воспротивился. Он привык к своей старой крысе.

Гарри считал, что крыса имеет полное право болеть. Она и так пережила всех коллег своего крысиного народа…

Всё же крысу, по желанию Рона, изловили, напоили лекарством и водворили в клетку.

Она смирилась и безропотно доехала до Хогвартса.

Но однажды во время пути она посмотрела прямо на Гарри, и мурашки побежали у него по коже.

Впрямь, странная крыса. У нее совсем человеческий взгляд. Взгляд, полный безнадежности и тоски…

Крыса прекрасно доехала до Хогвартса и поселилась, как всегда, в мальчишеской спальне. В замке она немного ожила, потому что Гарри часто не заставал ее в клетке. Значит, она стала гулять.

… Глубокая сентябрьская ночь накрыла Хогвартс.

Спальня второкурсников с Гриффиндора освещена луной, ее обитатели мирно спят. Гарри спит на боку, Рон на животе, Невилл на спине, Симус свернулся кубком… Портфели на завтрашний учебный день собраны, палочки сложены на тумбочках у кроватей. Одной палочки не хватает.

Клетка Коросты пуста…

… Почти пуст и кабинет директора. Спит в своей спальне Дамблдор, спят в рамах портреты.

В огромном Зеркале Еиналеж раскинулось уродливое лицо Волдеморта, а перед зеркалом на коленях стоит толстый коротышка, похожий на крысу.

— Долго же ты не шел на мой зов, — шипит лицо из зеркала. — Я звал тебя всё лето, а ты не шел!

— Простите меня, мой господин! — причитает коротышка.

— Не лги мне! Я вижу, что ты и сейчас служишь мне неохотно. Я читаю твои мысли, твое лицо при виде меня корчит отвращение! Но тебе недолго праздновать труса, мой Хвост. Ты клялся мне в верности, и я найду способ заставить тебя верно служить мне!

— Я верен вам, милорд! — умоляет коротышка.

— Ты не верен мне, но ты боишься! И правильно делаешь. Все твои тайны у меня в руках, и я могу хоть завтра раскрыть их Дамблдору… или министру… или начальнику Азкабана, ты этого хочешь, Хвост?

— Не надо, милорд! Я этого не хочу!

— И я этого не хочу. Ты нужен мне здесь, живым и свободным, Хвост. Не принуждай меня пожалеть о своем решении…

— Вы не ошиблись во мне, милорд! Умоляю!

— Конечно, не ошибся, — ухмыляется лицо. — Ты ведь сделаешь всё, что я прикажу, Хвост?

— Всё на свете, мой Лорд!

-Отлично.

Волдеморт смотрит вокруг и мечтательно улыбается.

— Значит, ты живешь в башне Гриффиндора в спальне этого мальчишки Снейпа, Хвост.

— Да, милорд.

— Он мне мешает. Он беспокоит меня, но я никак не могу победить его… Ты сделаешь это за меня, Хвост. Ты сейчас же вернешься в спальню и убьешь мальчишку.

— Да. милорд, — выдыхает Хвост, и его трясет от ужаса.

— Иди. Потом вернешься и доложишь мне подробности. Не забудь уходя снять Сонное заклятие с этих клуш, — и Волдеморт кивает на портреты.

Хвост взмахивает украденной им со столика палочкой Снейпа:

— Энервейт!

Портреты не успевают проснуться, как он уже обращается в крысу и незаметно выбегает из зала…

Луна светит в окна спальни Гриффиндора. Луна светит на спокойное спящее лицо Гарри Снейпа. Над кроватью Гарри склонился коротышка, и лицо его полно отчаянья и страха.

Коротышка уныло вслушивается в дыхание мальчика; вздыхает, поднимает палочку к его виску и шепчет:

— Авада кедавра.

Ресницы мальчика слегка вздрагивают — и замирают.

Коротышка прижимает ухо к его груди — сердце не бьется.

Прощупывает пульс, ищет дыхание — всё напрасно. Дело сделано, и он превращается в крысу, чтобы побежать к хозяину и доложить, что задание выполнено.

Когда он возвращается во второй раз, он снова зачем-то проверяет дыхание мальчика. Держит в руках холодеющие конечности…

Затем бережно кладет палочку Гарри обратно на столик, обращается в крысу и запирается в своей клетке — спать.

Он глубоко засыпает, когда пробуждается магия, о которой не имеет понятия ни жалкий раб Петтигрю, ни даже его преступный хозяин. Хотя, будь здесь Фламель или Дамблдор, они произнесли бы много умных слов: крестражи, невозможность убить крестраж, трудность извлечения души…

Тело мальчика снова вздрагивает и приходит в движение. Медленно, но верно возвращается дыхание, начинает биться сердце. Кровь устремляется по артериям, смертельная бледность сменяется краской и теплом жизни…

Если бы Питер Петтигрю знал, что он сделал! Знал, как подействует Авада кедавра, сказанная им с тайной мыслью, что он не хочет убивать мальчика, что если бы вместо того он мог убить Волдеморта! Что он ненавидит Волдеморта и желает ему смерти!