Summertime Of Our Lives (гет)

Первое, что я вижу, разлепив глаза утром — раздражающе бодрый Альбус, который роется в своем чемодане, уже полностью проснувшийся и готовый к завтраку. Похоже, то, что часы едва ли показывают половину восьмого, его не смущает, и я догадываюсь, что не спит он уже давно. А учитывая, что мы оба вернулись с вечеринки в почти полночь, — единоразовое послабление от Матье — я не представляю, откуда взялся его энтузиазм к раннему пробуждению. Конечно, в Хогвартсе я привык подниматься с голосистыми петухами лесничего, а в Малфой-Мэноре пренебрегаю привычкой родителей просыпаться после одиннадцати. Но сейчас не только лето, мы еще и находимся вдали от дома — можно позволить себе явиться на завтрак с опозданием. Хотя бы не вставать за полтора часа до него.

По утрам я старался не попадаться никому на глаза, покидая комнату, как и остальные, лишь в районе полудня, в основном проводя время за книгами или удирая полетать подальше от Мэнора. Здесь же я мог позволить себе не спать всю ночь — или, наоборот, опоздать на девятичасовой завтрак. И все же на то должны были быть какие-то причины. Зачем поднялся в такую рань Ал, я представляю смутно. Разве что он знает о распорядке МАЛа нечто такое, о чем еще не рассказывал. По крайней мере, он ничего не читает и не разбирает вещи.

Я внезапно понимаю, что, в общем-то, что бы ни делал Альбус — для него это может быть повседневным утренним занятием, ведь в Хогвартсе нам не приходилось жить в одной комнате. Может быть, у них такая семейная традиция: все засыпают — просыпаются Поттеры. И его сестрица по утрам варит приворотные зелья, а кузина — вообще боюсь представить, с ее-то тягой к знаниям. Ха, откуда мне вообще такая чушь в голову лезет с утра?

Поднимаюсь с кровати, с удовольствием зевая.

— Рановато для лета, не находишь? — несколько ворчливо говорю я. Друг, кажется, только сейчас замечает мой взгляд. Его запал немного остывает, но общее настроение остается.

— Прости, не хотел тебе мешать.

Хмыкаю, но пожимаю плечами:

— А сам-то ты зачем встал?

— Эм, — он бросает обеспокоенный взгляд в окно, а потом что-то обдумывает. — Не спалось, решил разобрать вещи.

Киваю, крайне сомневаясь в правдивости ответа, но решаю не давить на друга. При желании Ал может скрывать что угодно, и расколоть его непросто, но теперь он живет со мной в одной комнате, и его манипуляции рано или поздно выплывут наружу.

Умывшись и окончательно взбодрившись под душем, я возвращаюсь в комнату, но от выбора рубашки меня отвлекает хлопающий звук за окном. Оборачиваюсь и вижу, как Ал поспешно запускает бурую сову в комнату. Она принесла несколько писем, но друг старается как можно быстрее получить массивный сверток, почти не обращая внимания на то, что Шепард шипит и пытается клюнуть хозяина. С интересом наблюдаю за этой почти семейной перепалкой — птице Поттеров уже лет пятнадцать, но он до сих пор не только не потерял сил, но даже накопил норов. Когда Ал отделяет сову от посылки, он тут же бросает сверток в чемодан, а Шепарду протягивает пару печений. Я замечаю, что угощение для почтальона было приготовлено заранее, и перевожу взгляд на цель перелета. Посылка напоминает метлу, но будто бы со сплюснутым помелом. Терпеливо жду, пока Альбус отправит Шепарда в обратный полет, а потом уточняю, между прочим:

— Уже получаешь гостинцы из дома?

— Нет, это… я забыл это, когда собирался.

— И что внутри?

Повисает пауза, за время которой я успеваю переодеться, а друг всё так же молчит за моей спиной и не спешит вскрывать посылку.

— Похоже на метлу, — подсказываю я.

— Да, конечно… — соглашается Альбус не слишком уверенно.

— Но ты уже привез с собой одну.

— Ммм… да.

— Поттер, тебя покусал флоббер-червь? Ты стал туго соображать.

— Слушай, это всего лишь посылка, какое тебе дело? — неохотно, даже с некоторой опаской отвечает друг, пытаясь закрыть предмет спора в чемодане.

— Акцио сверток! — взмах палочкой, и Ал, не успевший застегнуть молнию, недовольно провожает взглядом посылку.

Бумага падает на пол, и мы оба уставляемся на то, что она скрывала.

— Что, прости? — только и удается сказать мне.

Альбус в общем-то не удивленный содержимым свертка, тоже не двигается с места. С некоторым страданием во взгляде смотрит на предмет, а потом вздыхает.

— Я надеялся избавиться от него, пока ты не проснешься.

— Каким же образом, интересно? Вернув Тритону? — я наклоняюсь и осторожно поднимаю орудие. — Я давно привык к некоторым причудам Поттеров-Уизли — это у вас семейное. Но трезубец? Ты пристрастился к чему-то… Не хочу даже знать к чему, — заканчиваю я и протягиваю посылку хозяину.

— Это я получил в прошлую смену, и теперь должен вернуть, потому что Трезубец передают от прошлого Атланта Года — новому, — как можно спокойнее пытается объяснить Альбус.

— Расскажи мне сразу, за что его вручают, чтобы я, — не дай Мерлин! — не стал его обладателем!

Мы оба смотрим на трезубец, а потом покатываемся со смеху.

На завтрак мы приходим в приподнятом настроении, одними из первых. Наверняка, многие еще попросту не проснулись после поздней вечеринки, но, когда мы заканчиваем трапезу, почти все столики уже заняты. Ал увлеченно, но довольно кратко рассказывает о том, чем запомнилась ему прошлая смена, хотя большинство историй я уже знаю. Я оборачиваюсь на громкий звук столкновения и смех у входа. Небольшая группа американцев потешается над каким-то парнем, который, по-видимому, решил позавтракать прямо на метле, но отчего-то не вписался в проем.

Альбус усмехается и поясняет, что однажды кто-то уже совершил подобный трюк, после чего вход в любое административное помещение можно совершить только на своих двоих.

— Да и финт не такой уж и новый: твой брат уже опробовал такое появление, — хмыкаю я, вновь поворачиваюсь к Алу. Но тот смотрит на вошедших, не отрывая взгляда. Нахожу объект его пристального внимания и вздыхаю.

— Альбус, если ты всегда будешь так на нее пялиться…

— Но она такая красивая! — Поттер непонимающе глядит на меня. — И я не пялюсь!

Я перевожу взгляд на американку, которая, переговариваясь с другими девчонками, идет к свободному столику. Точнее столикам: еще за обедом Салемские ученики сдвинули три стола вместе и теперь ели в собственной шумной компании. Саммер садится и что-то ищет среди тарелок и стаканов. Не могу сказать, что ведьмочка действительно так прекрасна, как, наверное, видится Алу: не слишком правильные черты лица, темные встрепанные волосы до плеч, довольно резкая в поведении и речи. Я наблюдал не дольше нескольких секунд, но она уже успела посмеяться над однокашником, кинуть оливкой в другого и притронуться к собственной тарелке, наполнив её всем и понемногу. Да, после англичанок она явно производит впечатление, даже благоприятное. Возможно, это как раз то, что нужно Алу после нескольких месяцев докучливой Бет. Эту девушку, похоже, вообще ничто не заботит.

Оборачиваюсь к другу, который явно пользовался моментом и тоже наблюдал за американкой.

— Она очень милая, — соглашаюсь я, возвращаясь к недопитому чаю.

— Да. И она очень необычная… У нее еще такое имя… такое… — Альбус задумывается, желая найти нужное определение, но его опережаю я.

— Такое летнее*? — сдерживаю улыбку я, закрываясь чашкой. Пожалуй, стоит поменьше шутить на тему новой пассии Поттера: он слишком резко все воспринимает.

— Нет! То есть и это тоже, но…

— На кого это вы смотрите? — на соседний стул приземляется Джеймс, и я на автомате киваю ему. А вот брат даже не оборачивается в его сторону, потому я отвечаю за него:

— На самую красивую девушку в мире, — усмехаюсь я и жду, пока Ал очнется.

Джеймс прослеживает направление взгляда Альбуса, а потом хлопает брата по плечу.

— Я, конечно, все понимаю, но как насчет другой красивой девушки?

— А?

Действительно, о ком это он?

— Очнись, наша сестра уже минут десять флиртует с каким-то парнем.

Ищу глазами девчонку Поттер, и почти сразу вижу огненные кудри: в этот момент она встряхивает головой и, создается впечатление, что кто-то развел костер. Рядом с ней правда стоит какой-то субъект, и я, присмотревшись, узнаю вчерашнего «защитника».

— Да, он еще вчера крутился неподалеку, — подтверждаю я, равнодушно отпивая еще чая.

Джеймс хмурится, слушая меня, и обращается к брату:

— В общем, будь внимательнее, этот американец… — он морщится, возвращаясь взглядом к сестре.

Я краем глаза вновь смотрю на парочку, что так беспокоит старшего Поттера. Парень наклоняется к рыжей, чтобы шепнуть что-то явно милое, а она негромко смеется и несильно стукает его по лбу. Что же, я не сомневался, что эта девчонка найдет себе компанию не только на вечер, но и на всю смену. Еще вчера она так быстро влилась в коллектив, что я мог бы подумать, будто она наколдовала себе Патронуса, и тот пришел спасать ее в облике парня мечты. Впрочем, вряд ли это было ей нужно. Стоит ей увидеть меня, как гриффиндорка поднимает вопли, что я намеренно попадаюсь ей на пути, чтобы портить жизнь. Если эта мысль доставляет ей удовольствие — то, пожалуйста! Это, правда, смешно: считает меня дементором, который только и делает, что пытается забрать все ее радости жизни. Но вот же, вчера подыграл, и она приглянулась этому американскому идолу. Чего ей еще нужно?

Иногда мне кажется, что в моменты, когда Поттер не возмущается, что я отравляю ее существование, забираю у нее брата и порчу магическое поле, она засыпает, чтобы накопить сил для следующей атаки. Ведьма.

Джеймс уходит от нашего столика, присоединяясь к компании организаторов, и на его место проскальзывает Мелани.

У меня уже мелькнула мысль, что я не видел ее в зале, когда она сама объявилась, несколько лениво налила себе чая и только тогда пожелала нам с Алом доброго утра.

— Знаешь, мне слабо верится, что ты всю ночь веселилась вместе с соседкой, — тяну я, решив уделить немного времени сестре, пока Альбус вернулся к любованию своей Прекраснейшей.

— Нет, я хотела устроить Златовласке бодрое утро, но она вернулась пару часов назад, и я ее пожалела, — отвечает Мел. Потом задумывается и продолжает. — Хотя, они со своей девчачьей тусовкой не жалели нас этой ночью, когда визжали как… молочные поросята. Хорошо хоть одна из них догадалась заглушить комнату. Минут через двадцать после начала веселья. — Она делает паузу, глядя куда-то в потолок, а потом продолжает. — Но вообще-то я ждала, пока вот он уберется отсюда куда подальше, — она хрустит тостом и мельком кивает в сторону организаторского стола. — Слишком большая концентрация сумасшедших Поттеров для этого утра.

Я мотаю головой, в большей мере уделяя внимание первой части речи, нежели заявлению о Джеймсе. Альбус же — тот, кто действительно должен быть заинтересован в ночных прогулках сестры, — даже не дергается.

— О, Ал, я не имела в виду тебя, — уточняет Мелани, бросая взгляд на Альбуса. — В большинстве случаев ты вполне вменяемый.

— А? А, да.

— Очевидно, не сейчас, — заключает сестра и отставляет пустую чашку, закончив свой аскетичный завтрак. — Что с вашим расписанием?

— У Альбуса сейчас лето, — отвечаю я, стараясь как-то привлечь его к разговору. — Я же хотел начать с Политических процессов Магического мира, — А ты?

— Планировала осаждать лабораторию Зельды, пока она не сдастся под моим напором и…

— И не удочерит тебя, алхимическую деву?

— Я — зельевар от Богов.

— Вот уж от кого-кого, но точно не от Богов!

За время этой маленькой перепалки, Альбус, наконец-то, возвращается к нам и уточняет, что у него первыми в списке Чары. По всей видимости, сейчас наши дорожки разойдутся, потому что часы показывают девять сорок, и никто не хочет опоздать. Мелани убегает первой, напоследок пожелав нам не облажаться перед преподавателями своих важнейших предметов. В общем, уходит в своем репертуаре. Мы с Алом усмехаемся ей вслед: он уже знает своего куратора с прошлого года, я же ни капли не переживаю по поводу собственных знаний.

Лаборатории алхимии, по словам Альбуса, стоят отдельно, чтобы рьяные ученики не взорвали все к Мерлиновой матери, но наши аудитории оказываются на одном этаже. До начала занятий остается около десяти минут, но мистера Купера еще нет, равно как и большинства студентов. В кабинете порядка двадцати парт, они одноместные и расположены полукругом, в два ряда. Опять же, по инструктажу, который счел нужным провести мне Поттер — на занятиях не требуется ничего, кроме волшебной палочки и мозгов. На этой дисциплине первую было бы здраво заменить собственным мнением.

Бросаю взгляд на наручные часы и вижу, что занятие вот-вот начнется, однако в аудитории по-прежнему всего четыре человека, включая меня. Девушка усталого вида у окна и два парня, что-то довольно горячо обсуждающих.

— Я говорю тебе, что конфликт мог разрешиться гораздо раньше! Если бы Британское Министерство слушало трезвых людей, а не штамповало в газетах, что у них все в порядке, волшебный мир, в частности, сама Британия, была бы гораздо более подготовлена к войне.

— К тому времени, только слепой не видел, что грядет Вторая Магическая, а союзников Волан-де-Морта можно было различить с пятидесяти шагов. Виновато не Министерство, а само общество! Но война могла продлиться гораздо дольше, если бы в свое время Волан-де-Морт просто не объявился в Министерстве, на глазах у всех. Британцы еще месяцы и месяцы могли делать вид, что они слепоглухонемые, — выдает ответную тираду второй парень. Ему лет шестнадцать, и он из тех, с кого пишут карикатуры на политиков: невысокий, громкий, с покровительственным тоном. Вылитый Корнелиус Фадж.

— Стой во главе Министерства лояльный и здравомыслящий…

— И не смог бы ничего сделать, когда все общество старалось не замечать проблему, — тон второго раздражает даже меня, хотя я в диалоге не участвую. Но вот он вдруг бросает на меня взгляд и загорается.

— Ты ведь англичанин, да?

— Допустим, — киваю я, ожидая дальнейших выводов.

— Британское Министерство в течение всех девяностых годов не могло наладить полноценного контроля над страной. Ты тоже считаешь, что повесь они плакаты с другим кандидатом и выбери в министры, скажем, Альбуса Дамблдора, что-то бы изменилось?

— Я думаю, что Британское правительство было похоже на вас сейчас: как такового участия в войне не принимало, но разглагольствовало так, словно все решалось переговорами.

Первый парень сдерживает усмешку, бросая взгляд на оппонента, а вот «Фадж» хмурится, явно недовольный тем, как я пренебрег его мнением. Но, тем не менее, он представляется, все так же пристально глядя на меня.

— Вестер Найтс.

— Шон Рейнолд, — другой волшебник протягивает мне ладонь, и я отвечаю на рукопожатие.

— Скорпиус Малфой.

— Малфой? — уточняет Вестер. — Ты чистокровен?

Мой взгляд в один миг становится ледяным.

— Именно.

— И, похоже, что знаешь о войне из достоверных источников? — Найтс кривится. И пока я не отвечаю, добавляет, чередуя неприязнь с превосходством: — Почти семейная история.

— Не понимаю, о чем ты, — с расстановкой отвечаю я, неосознанно напрягаясь, потому что знаю, к чему идет разговор. К тому, к чему он всегда сводится.

— Малфои — известные Пожиратели Смерти, — выплевывает Вестер Найтс.

И хотя я давно научился не реагировать на подобные выпады, я почти незаметно дергаюсь.

Предубеждение всегда казалось мне уделом англичан: они знали свою историю и встречали мою фамилию соответственно. Пожизненный срок деда и метка на предплечье отца не способствуют налаживанию доверительных отношений. Я знаю это с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать, и круг моего общения вышел за пределы семьи. Первый же день в Хогвартсе наглядно показал, что каждый первый знает, кто виноват в их бедах. Или думает, что знает. Волан-де-Морт погиб, а вот выжившие Пожиратели все еще пожинают плоды собственного прошлого. Или, в моем случае, эта участь достается их детям.

— Неужели австралийцы так хорошо осведомлены о Пожирателях Смерти? — добавляется в разговор третий голос, который я узнаю, но думаю, что мне послышалось. Я оборачиваюсь и вижу Поттер, которая опускает свою сумку на центральную парту первого ряда. Потом садится и обращает взгляд на Найтса, совершенно игнорируя меня. — Ваша страна, насколько я знаю, не сильно пеклась о судьбе магического мира.

— Австралия входит в состав Содружества Магических…

— Наций, — завершает за него Лили. — И ни в одной из войн участия не принимала. Поправь меня, если я ошибаюсь, но Содружество было образовано семнадцать лет назад, когда Британия решила закрепить мирные отношения с другими государствами, подписав Шеффилдский договор. Сама Магическая Австралия открыла границы только в 2003, когда даже редкие сбежавшие соратники Волан-де-Морта были схвачены или погибли.

— Это не отменяет того, что приспешники Волан-де-Морта держали в ужасе всю Европу. И война вполне могла перекинуться на другие континенты. Она была близка к Америке, и, будь открыты границы Австралии, — пострадало бы гораздо больше людей.

— Но ты же не можешь утверждать того, что ни один австралиец бы не примкнул к рядам Пожирателей? — вскидывается Лили.

— В вашей Англии всегда были заморочки по поводу чистоты крови, — подает голос девушка у окна, смотря на спорщиков почти равнодушно.

— В «нашей Англии»? Откуда ты? — спрашиваю я, переводя на нее взгляд, потому что мне не хочется лезть в очередное выступление «миротворца», который считает, что всех причастных к войне нужно было вырезать на корню.

— Из Чехии, — приподнимает брови она, а потом уточняет. — Дурмстранг.

— О да, Дурмстранг славится терпимостью к магглорожденным волшебникам. Так охотно берет их под свое крыло! — сестра Альбуса саркастична, но не зла, по крайней мере, пока не возвращается взглядом к Вестеру.

— Но потому в Дурмстранге такого не произойдет, — пожимает плечами чешка, а потом вновь уставляется в окно.

— А как же… этот волшебник… — Шон обращает на себя внимание, наигранно вспоминая что-то. — Вы, наверное, и не слышали: он так, «пошалил» немного перед сном… все время забываю имя, — он хлопает себя по лбу, а потом совершенно серьезно выдает, пристально следя за реакцией девушки у окна. — Геллерт Грин-де-вальд?

Чешская волшебница фыркает, а потом демонстративно поворачивается к Рейнолду спиной. Тот усмехается и садится на свое место, все еще поглядывая на Лили и Вестера. И последний пользуется возникшей паузой, чтобы вернуть себе слово.

— Австралийцы, как ты сказала, в войне не участвовали, так что… — он разводит руками с таким видом, словно готов самоустраниться, но так вызывающе смотрит на оппонентку, что у меня зреет острое желание заехать ему заклинанием.

— И потому не тебе заявлять, что чья-либо фамилия… связана с Пожирателями Смерти, — она заминается на миг, кидая взгляд не совсем в мою сторону, но куда-то мне под ноги.

— А я не могу понять, почему тебе все равно на то, кем были его предки? Может быть, твоя семья не принимала участия в войне? Или, наоборот, — он делает многозначительную паузу и прищуривается. — Принимала, на той стороне? — Найтс кивком указывает в мою сторону, а сам не сводит испепеляющего взгляда с Лили. — Может быть ты Гойл? Или Розье? Мальсибер? Как твоя фамилия? — произносит он негромко, но в наступившей тишине его слова отчетливо разносятся по всей аудитории.

Она вздергивает подбородок и четко, холодно произносит:

— Поттер. Моя фамилия Поттер.

Кажется, даже чешка оборачивается, чтобы лучше разглядеть Лили. Шон поджимает губы, но как-то одобрительно. Вестер замолкает, в последний миг захлопнув рот, явно переваривая услышанное. Казалось, что в его голове сотни аргументов только что рассыпались прахом. Но я смотрю на девчонку Поттер, которая еще секунду выдерживает взгляд Найтса, а потом разворачивается за партой и, положив локти на столешницу, уставляется куда-то перед собой. Через пару секунд я замечаю, что на ее лице сменилось выражение: словно она задумалась о чем-то. Чуть нахмурилась, пожимая собственные пальцы, опустила глаза вниз, но на меня так и не посмотрела.

Я могу только догадываться, сожалеет ли она о том, что вообще ввязалась в неприятный разговор, и не могу даже предположить, почему Лили это сделала. По ее словам всегда выходило, что хуже меня на свете нет, и дай только шанс — Поттер-младшая это докажет. А здесь ей предоставили отличный шанс позлословить на мой счет, объединившись с австралийцем, но что она сделала? Встала на мою сторону? С каких это пор я из Скорпиуса-сожгла-бы-тебя-медленно-Малфоя превратился в… кого? Друга ее брата? Она сделала это ради Альбуса? Точно не ради меня, хотя… нет, точно не из-за меня. Вспоминаю вчерашние нападки на вечеринке, и кисло усмехаюсь. Решила восстановить справедливость? Давно ли Малфои стали достойны справедливости?

— Итак, друзья мои, я прошу вас занять свои места. Меня зовут Ламберт Купер, и я буду вашим куратором по предмету Политические процессы Магического мира, — в аудиторию входит преподаватель, которого я помню еще с представления директором. Сажусь на свободное место в первом ряду и уставляю почти стеклянный взгляд в мистера Купера. Через две парты левее меня поднимает голову Лили и, кажется, чуть улыбается профессору. Краем глаза слежу за ней, все еще изображая внимательного слушателя.

— Для начала я хотел бы обозначить направления изучаемого предмета…

Что не так с этими Поттерами? Все вокруг видят во мне, в первую очередь, фамилию, и если раньше это служило хорошую службу, обращая внимание на деньги и влияние, то после войны все изменилось. Чтобы носить мое имя, приходилось сталкиваться с удивлением, если не сказать нескрываемым презрением. Как будто люди изумлялись, что у Пожирателей Смерти могут быть дети. Я, наверное, должен был сгореть от одной только мысли, что я — сын и внук соратников Волан-де-Морта.

Но я — Скорпиус Малфой, и если людям так нравится видеть во мне потомка убийцы и преступника, то я не собираюсь их разубеждать. Если я живу с этим столько лет и не испытываю никаких угрызений, то и остальным придется.

— … И, конечно, наш курс направлен, в том числе, на установление прочных взаимовыгодных и, прежде всего, дружественных международных отношений…