Знакомьтесь, Джо Блэк (гет)

Гермиона аппарировала домой, только чтобы вернуть на место кулон Рона и захватить рабочую мантию, и тут же перенеслась в Мунго.

— Ты почему так рано? — целительница Адамс выглядела обескураженной. — Ты сегодня с четырех, разве не так?

— Мне надо кое-что найти в библиотеке, — Гермиона посмотрела на коллегу, и та сразу отвела взгляд. — Что-то с Алисой? Что происходит? — браслет на руке был теплым, показывая, что все в порядке.

— Ничего, — Адамс отвернулась и занялась приготовлением чая.

— Значит — ничего? — Гермиона наскоро переоделась и, вместо того, чтобы идти в библиотеку, направилась прямиком к палате Алисы.

Невилл стоял у окна, бледный, но решительный, сжав подоконник так, что казалось, тот сейчас треснет. Около кровати стояла Белинда и новый штатный зельевар Мунго, Гермиона не могла вспомнить его фамилию, кажется, Макус.

— Гермиона, ты как раз вовремя, — Белинда и бровью не повела, глядя на разъяренную Гермиону. — Мистер Лонгботтом принял верное решение прекратить страдания матери. Мистер Макус принес зелье, модифицированное, Алиса просто уснет и упокоится с миром.

— С каких пор родственник больного вправе принимать подобные решения?

— С тысяча семьсот восемьдесят четвертого года, миссис Уизли, — Белинда была сердита, о чем красноречиво говорили поджатые губы и ледяной тон. — Вам зачитать положение о безнадежно больных?

— Мне казалось, что с тысяча семьсот восемьдесят четвертого годы магия шагнула вперед. Алисе… ей же было лучше, вчера! Я проверяла, она почти стабильна!

— Гермиона, — вмешался Невилл, — не надо. Пожалуйста…

— Вы… Так нельзя! Я ищу способ вернуть ее! Я найду. Ей было лучше! Позвольте… позвольте применить легилименцию, я должна…

— Это опасно для вас, миссис Уизли, и этот риск не оправдан. Не хотелось бы видеть вас в моем отделении в качестве пациента, — перебила ее Белинда.

Макус, хранивший до этого момента молчание, вмешался:

— Меня ждут, госпожа Кэррол. Я оставлю фиал тут, пять капель, всего пять капель, — он откланялся и ушел, протиснувшись мимо стоявшей в дверях Гермионы.

— Вы хотели сделать это без меня, — Гермиона встала рядом с Невиллом.

— Я ожидала от тебя подобной реакции. Иногда, Гермиона, несмотря на твой ум, здравый смысл тебе отказывает. Однажды ты можешь сильно пострадать от этого. В нашей работе надо уметь отстраняться от собственных эмоций. Если ты не можешь — меняй профессию, пока не поздно. Мы уже ничем не можем помочь миссис Лонгботтом, мы только продлеваем ее страдания. Я, с согласия родственников, имею право из милосердия прекратить это. В истории болезни зафиксированы все наши действия и я уже проверила ее разум. Те улучшения, о которых ты говорила… это как найти целую чашку в разрушенном доме.

Ей нечего было возразить, а то, что она чувствовала неправильность происходящего — разве кто-то примет в расчет?

— Невилл, мне уйти или остаться? — Гермиона положила свою руку на его ладонь.

— Я думал, мне одному будет легче, но нет… лучше останься.

Так они и стояли, сжав ладони друг друга, пока Белинда отсчитывала пять капель зелья, превращая их в сияющие перламутром шарики. Взмахом волшебной палочки она переместила их к губам Алисы, слегка надавила на подбородок, и шарики легко проскользнули — один за другим — в рот. Алиса глубоко вздохнула, на мгновение открыла глаза и тут же безвольно обмякла.

— Все… — прошептал Невилл, сжимая руку Гермионы. — Все… — он отвернулся к окну, закрывая руками лицо. Гермиона стояла, боясь моргнуть, гладя его по спине и с трудом сдерживая слезы.

— Через пять минут придут, чтобы заняться телом. Мистер Лонгботтом, пройдите в мой кабинет, пожалуйста. Миссис Уизли, вы явились на работу раньше не только из-за миссис Лонгботтом?

— Не только, — нехотя признала Гермиона.

— Тогда вернитесь к своим делам, миссис Уизли, а если у вас есть свободное время, то идите в приемный покой, там всегда не хватает рабочих рук.

Невилл поцеловал мать в лоб и вышел следом за Белиндой. Гермиона задержалась. Она села на кровать, поправила съехавшее набок тонкое одеяло, пригладила растрепавшиеся волосы Алисы.

— Простите меня, пожалуйста, простите, — прошептала она.

Оставшееся время Гермиона провела в больничной библиотеке. Не было средства лучше от любых невзгод, чем чтение. Она искала хоть какую-то информацию про спонтанные выбросы магии у маглов, но почти все, что она смогла найти, касалось мошенников и ловких фокусников, которые дурили простых людей. Было несколько упоминаний о сквибах, которые считались маглами, поскольку их родство с магами терялось в глубине веков, но выбросы у таких «маглов» были редкими, случайными и сами собой затихали. Вероятнее всего, в роду у Блэков тоже кто-то был магом.

На этом можно было бы остановиться, если бы в одной книге подробно не рассказывалось об обскурах. Магия, наполненная страданием и болью, магия, которая управляет волшебником, а не наоборот. Автор подчеркивал много раз, что носителем обскурии является в девяноста девяти процентах случаях ребенок, но в начале двадцатого века был зафиксирован случай, когда относительно молодой, но уже взрослый маг стал носителем «этой мерзости» и чуть не разрушил половину Нью-Йорка: только благодаря слаженным действиям местных мракоборцев удалось предотвратить катастрофу. Возможно (подтвержденных данных для такого утверждения было мало), обскуром была и сестра Альбуса Дамблдора, Ариана. Автор допускал, что иногда маглы, у которых есть дальнее родство с магами, в определенных ситуациях могли становится носителями обскурии и в более зрелом возрасте. Правда, автор тут же давал обратный ход, таких случаев зафиксировано не было, возможно потому, что такие носители погибали от собственной магии, не успев причинить никому вреда. Слабое утешение…

Гермиона отложила книгу. А что если Блэк — носитель обскурии? Да, он уже давно не ребенок, да и молодым человеком его назовешь вряд ли, но что если выбросы магии будут сильными, и он, не умея управлять ими, постарается сделать вид, что ничего особенного не происходит? Что если он попадет в ситуацию, когда ему будет грозить опасность? Что если…

— Нет, не может быть! — Гермиона собрала книги, поглядывая на часы — до ее дежурства оставались считанные минуты. Нет, такого не может быть. Но факт оставался фактом — словно в замедленной съемке она видела, как летит в сторону бутылка с соком, как Блэк тянется за ней, и время словно замораживается, бутылка перестает падать, а другие предметы на столе слегка поднимаются в воздух. Доли секунды хватило, чтобы Блэк дотянулся до бутылки, и как только он ее поймал, все предметы — тарелки, вилки, ножи, стаканы — снова мягко опустились на свои места. Он не заметил, сконцентрировавшись на том, чтобы не дать соку залить пол… Сейчас мысль о том, что Блэк на самом деле — Снейп, казалась более привлекательной, чем даже минимальная возможность появления в Лондоне обскура.

Работа отвлекала ровно до того момента, пока Гермиона, войдя в палату Алисы, не увидела нового пациента. Она слышала, что тело Алисы уже переправили в родовое поместье Лонгботтомов, и все равно замешкалась на мгновение.

Еще одна потеря, в которой виновата она. Сдалась, отступила. И словно этого мало — Блэк, о котором она уже не могла не думать. Не надо даже раздумывать. И так ясно, и любой здравомыслящий человек скажет: об этом надо рассказать хотя бы Гарри и Рону, а лучше — Белинде или сразу всем. Но Гермиона хорошо представляла, чем это может закончиться, и теперь еще меньше, чем раньше, хотела втянуть в эту историю мужа и друга — это в школе можно было нарушать правила, сейчас они рисковали работой, согласись они вести неофициальное расследование. Официальное же расследование могло стоить Блэку в лучшем случае знакомства с несколькими неприятными заклинаниями, а потом — с заклятием забвения, а в худшем — свободы или даже жизни. И это тоже было свинством. Но если он все-таки обскур?

Мысли о Блэке не отпускали, и несколько дней Гермиона едва успевала поесть и поспать, занимаясь решением рабочих вопросов или ища новую информацию о проявлении спонтанной магии у взрослых маглов. Информации было до обидного мало — волшебников мир простых людей не интересовал совершенно и Статут принимался не для того, чтобы облегчить жизнь маглов, не для того, чтобы защитить их, а для того, чтобы проще жилось волшебникам, не желающим ничего менять. Проблемы маглов оставались проблемами маглов, пусть это были мелочи вроде внезапных выбросов магии у какого-нибудь бедолаги или крупные проблемы наподобие изобретения атомного оружия. Гермиона только дивилась такой самоуверенности и делала себе зарубки на память обсудить это с Гарри и Роном.

Вернувшись с похорон, на которые собралось неимоверное количество народа, будто ныне покойная миссис Лонготтом последние двадцать лет не лежала в Мунго, а вела активную светскую жизнь, Гермиона хотела вновь вернуться к чтению: на ночном столике лежала пара книг, в которых должны были упоминаться случаи проявление магии у взрослых магов, но поняла — не может, нет сил, устала.

— Зачем Невилл пригласил такую уйму народа? — она вытянулась на кровати и посмотрела на Рона, который срывал с себя галстук, словно тот собирался его удушить.

— А он и не приглашал. Они сами. Невилл думал, будут только близкие, ну а эти… Сама знаешь, все чистокровные так или иначе в родстве. Видела, даже хорек приполз белобрысый?

— Бедный Невилл, год назад — бабушка, теперь мама. Он выглядел совсем потерянным.

— Ну после того, как Луна влила в него что-то своего изобретения, он немного воспрял.

Рон сел рядом.

— Не грусти, Гермиона, то есть… я понимаю, Алиса, она… ты столько вложила в это дело.

— Это не грусть. Это злость на себя. Я не должна была сдаваться. Или не надо мне было идти в целители. И Белинда мне об этом намекнула.

— Да вот еще! — Рон снова вскочил и потянул за руку Гермиону, заставляя подняться и ее. — Ты — самая лучшая ученица Хогвартса за все время его существования! Ты умеешь столько всего, ты… ты мне руку спасла, помнишь? А на первом курсе…

— Рон, — она прижала палец к его губам. — Целительство, тем более ментальное, это нечто иное. Тут мало быть… знающей. Мне не хватает чего-то важного.

— Ты просто расстроена. Тебе надо отвлечься. Я знаю по себе, когда все время решаешь одну задачу, можно рехнуться. Хочешь я расскажу тебе историю о том, как дед застукал отца за чтением магловских журналов?

— Неприличных? — притворно ужаснулась Гермиона.

— Ха! Круче — научных!

Он подхватил ее на руки, закружил, заставляя теснее прижиматься к нему, упал на кровать, по прежнему не выпуская Гермиону из объятий. Он без устали травил байки, половину из которых — Гермиона была уверена — выдумывал на ходу. Его речь успокаивала, было так спокойно и тепло в его объятьях, и все проблемы наконец-то отступили…

Еще несколько дней понадобились Гермионе, чтобы окончательно решиться при необходимости использовать заклинания для выяснения — кто такой Блэк на самом деле. Она надеялась, что до этого не дойдет — все-таки она психиатр и сможет его разговорить без сыворотки правды, а если нет… Мерлин помоги, тогда она использует сыворотку, которая как раз будет готова через три недели. Уж лучше она сама использует сыворотку, чем за Блэка возьмутся авроры и министерство.

В конце недели она аппарировала к одному неприметному кафе и позвонила из него в «Полнолуние». Было около трех часов дня и в ресторане еще не началась горячая пора — Джо позвали к телефону сразу.

— Привет. Я обещала не пропадать.

— Ты всегда делаешь, что обещаешь?

— Я очень стараюсь, — Гермиона невольно улыбнулась. — Ты сказал, что хочешь общаться со мной. Так вот… я тоже хочу, но…

— Это «но» все портит. Я помню, что у тебя есть любимый муж. Ты предлагаешь дружескую встречу, а не свидание. Так?

— Так. Завтра днем? У меня потом — работа, вторая смена.

— Хочешь, я научу тебя готовить соус? Специально, чтобы порадовать мужа? В одиннадцать, устроит?

Он был одет как и в прошлый раз, только цвет свитера сегодня был не серый, а светло-синий. Как и в прошлый раз он встречал ее на лестничной площадке, гостеприимно распахнув дверь квартиры. Только вот вид у него был такой, словно он и не ждал ее или был не рад ее приходу.

— Проходи, Гермиона, — он отошел в сторону. — Кофе?

— Да, капучино.

Она наблюдала за ним, пока он молча делал кофе.

Он все время пытался то так, то сяк склонить голову, потирал основание шеи. Под глазами залегли темные круги, он снова и снова облизывал пересохшие губы. Ей прекрасно были знакомы эти признаки надвигающейся мигрени.

— У тебя болит голова? — спросила она

— Начинает... Ничего, сейчас выпью кофе... — он поставил на стол две чашки.

— Можно? — Гермиона поднялась и встала за его спиной. — Садись. Я ходила на курсы массажа, — соврала она, — я знаю точки...

— Уверена?

— Я все-таки врач, не бойся. Просто расслабься.

Он сел, дважды смерив ее недоверчивым взглядом.

— Закрой глаза и постарайся расслабиться. — Гермиона стала тихонько массировать его плечи, поднимаясь все выше и выше. Для этого заклинания не надо было даже волшебной палочки: база целительства, не сложнее, чем превратить засохший цветок в порхающую бабочку. Главное — не торопиться: если слишком резко снять боль, он может удивиться, хотя вряд ли что-то заподозрит, раз уж так последовательно не верит в волшебство...

Она попыталась отогнуть воротник его свитера, но он мягко пресек это движение. Через ткань прощупать, есть ли на шее шрамы, не получалось.

Он будто ей не доверял, не верил, она чувствовала, как напряжены его мышцы. Легко массируя их, она добралась до шеи, размяла точку, в которой собиралась вся боль — она видела это и без диагностирующего заклятия. Джо одобряюще застонал:

— Черт возьми, мне действительно легче.

— Боль уйдет минут через пять, — она легко сдавила руками его виски, зарываясь пальцами в его волосы. Он действительно расслабился, запрокинув голову, и наконец-то доверяясь ей. Он наслаждался ее прикосновениями и ей — и это было неправильно — не хотелось прерывать это занятие. Руки снова спустились ниже, на шею.

— Хватит, — сказал он хрипло, — спасибо. Все прошло. Я твой должник. Освободить от боли — это ценнее, чем научить готовить соус, определенно.

Она была смущена и сбита с толку. Джо ей был симпатичен, как был симпатичен Невилл и Гарри, но к этой симпатии примешивалось что-то еще, о чем не хотелось ни думать, ни знать. Стоило запомнить: не надо к нему прикасаться, не стоит сокращать дистанцию.

— Итак — соус?

— Да, соус, — он провел рукой по волосам. — Даже три соуса. Говорят, что настоящий повар должен уметь готовить суп, салат и соус.

— О, супы терпеть не могу.

— Просто ты никогда не ела суп, который приготовил я…

Атмосфера разрядилась, и час пролетел незаметно. Один соус получился у Гермионы почти таким же, как и у Джо, второй — не получился вовсе, третий они делали сообща, постоянно смеясь над рассказами Джо о слушателях кулинарных курсов.

Все шло именно так, как надо. Гермиона тщательно следила, чтобы не давать повода Джо к лишним касаниям и чтобы самой ненароком не касаться его. Она блестяще умела пользоваться своим разумом, она — как ей казалось еще недавно — хорошо разбиралась в чувствах и эмоциях, своих и чужих, но вот реакция тела ставила ее в тупик. Она не должна была чувствовать то, что чувствовала по отношению к Джо, особенно учитывая, что выглядел он как профессор Снейп, пусть даже в улучшенной версии. Тем более, существовала крохотная вероятность, что он и есть — Снейп, правда, как ни старалась Гермиона, она не могла придумать как Снейп превратился в Джо.

Пока они колдовали над соусами, в духовом шкафу поднимался, наполняя весь дом невероятным ароматом, домашний хлеб…

— Я не ела ничего вкуснее! Просто хлеб и соус, а… нет, я не знаю, как описать эти ощущения. Блаженство? Слабо сказано…

— Мне приятно, спасибо. Что-нибудь еще? Сок?

— Да, спасибо. Хотя черносмородиновый не самый мой любимый, но у тебя даже он — вкусный. — Больше всего ей хотелось уснуть прямо здесь, на диване, и ни о чем не думать, не расспрашивать Джо, забыть обо всем — и о нем, и о умершей Алисе, о которой никак не удавалось не думать…

— Ну недаром же я шеф-повар «Полнолуния».

— Расскажи мне о себе, — она расслабленно откинулась на спинку дивана. — Ты не очень похож на стандартного повара.

— Ты знаешь многих?

— Кроме тебя? Ни одного, но мне всегда казалось, что они должны быть такими, как на картинках в детских книжках, обязательно румяными, с круглым животиком и с усами.

— Ты только что описала моего друга и владельца «Полнолуния», Игги. Он на самом деле не Игги, но его русское имя выговорить просто невозможно. Если бы не он, работать мне в столовой для бездомных. Я поздно начал, у меня не было шансов и тут — Игги, — он ухмыльнулся. — Мне вообще чертовски везло последние годы, просто невероятно.

— Ну, а до этого?

— До этого… — он не хотел говорить, и с Гермионы слетели последние остатки сонливости. — До этого много чего было. Но… я не хотел бы об этом говорить, моя жизнь до определенного момента мне чести не делает.

— Почему?

— Я не хотел бы об этом говорить, — повторил он спокойно, но твердо. — Не хочу вспоминать. То, как у меня болит голова теперь, не идет ни в какое сравнение с тем, как она у меня болела раньше. До потери кусков биографии, — он потер лоб. — Однажды оказался на другом конце Лондона и понятия не имел — как.

— В чем же тут твоя вина? — тихо спросила Гермиона, тщетно успокаивая сердцебиение. Неужели — обскур? Неужели?

— Думаю, все это результат моей прошлой жизни. Мне повезло, что я смог начать все с чистого листа. Но прошлое никуда не делось, и я боюсь, что однажды оно напомнит о себе. Но все, хватит обо мне, расскажи о себе. Мне кажется, это куда веселее.

Знал бы он, до чего веселой ее жизнь была шесть лет назад! Мог бы он подумать, что под боком в конце двадцатого века шла война, в которой гибли люди?

— Ничего особенного. До одиннадцати лет училась в обычной школе, потом — в закрытой в Шотландии. Потом институт, теперь вот… — она запнулась, — ординатура. С Роном…

— Это муж?

— Да, так вот, с Роном мы дружим со школы, мы — друзья... Не густо с захватывающими событиями, ничего интересного, — она взяла бокал, потянулась за ломтиком яблока, стакан выскользнул из рук и разбился, залив не только белоснежную скатерть, но и забрызгав свитер и джинсы Джо.

— Прости, я такая неловкая! Но зато я умею сводить пятна! Только снимай свитер сейчас, надо замыть…

— Черт! Черт-черт, — Джо без разговоров стянул свитер через голову.

Чуть выше кисти правой руки начиналась затейливая, цветная татуировка, оплетала руку, поднималась по предплечью на плечо и кончалась чуть выше ключицы, спускаясь, по-видимому, на спину.

Она так жадно всматривалась в татуировку, что смутила Джо.

— Грехи молодости, — он вытянул руку, сам рассматривая татуировку, — теперь вот приходится ходить с длинным рукавом, если надо сделать вид, что я степенный и законопослушный гражданин.

— Я сейчас… я только застираю, — Гермиона прошла в ванную и закрыла за собой дверь, вывернула кран и достала палочку, быстро очистила свитер, потом смочила его водой.

Вот значит как. Татуировка, ровно на том месте, где могла бы быть метка — у пожирателей она не исчезла, но побледнела и потеряла подвижность. А там, где могли бы быть шрамы от укуса Нагайны — тоже татуировка. Вот и гадай — совпадение или нет? А она-то, роняя стакан, рассчитывала на однозначный ответ. Что ж… Гермиона закрыла воду и вернулась в гостиную.

— Вот, отстиралось…

Джо уже переоделся в другие джинсы и простую, с коротким рукавом, футболку.

— Можно посмотреть? Татуировку?

— В закрытых школах такого не делают?

— Нет, — она подошла к нему, бросив свитер на спинку стула, дотронулась до протянутой руки кончиками пальцев. Там, где должен был быть череп со змеей, высунув язык, смеялся Арлекин, его колпак с бубенчиками чуть выше обрастал розами с огромными шипами, которые в свой черед превращались в дорогу. В причудливый орнамент из языков пламени, продолжающих дорогу, вплетались птицы. Крыло одной из них, словно веер, закрывало большую часть шеи.

Гермиона провела пальцами по руке, обычно она могла даже не глядя почувствовать метку, сейчас ей не давал сосредоточиться все учащающийся пульс — то ли ее, то ли Джо. Она, не поднимая глаза, провела рукой выше и почти уже дотронулась до его шеи, когда он перехватил ее ладонь.

— Что ж ты творишь, Гермиона? — спросил он хрипло. — Я не из железа и я сказал тебе, что ты мне нравишься. Не стоит поступать так с мужчинами, которые к тебе неравнодушны. Это может быть опасно.

— Ты… — подняв на него глаза, Гермиона предпочла тут же опустить голову и уставиться на пятно сока на скатерти. — Ты не сделаешь… — она лихорадочно подыскивала правильные слова.

— Я не сделаю того, чего ты не хочешь. Вот только бы понять, чего ты хочешь на самом деле... — он нежно, но сильно притянул ее к себе, наклонился и поцеловал.

Нужно было его оттолкнуть, но сначала... Сначала надо было убедиться в том, что на шее не было и следов от шрамов. Она высвободила руку из его цепкой хватки, погладила его по щеке, но стоило опустить руку чуть ниже, как он тут же перехватил ее и резко отстранился.

— Так кто ты, Гермиона Грейнджер? Ты действительно та, за кого себя выдаешь? Что если мы поедем сейчас в клинику твоих родителей? — сейчас он смотрел на нее зло и был как никогда похож на профессора Снейпа.

— А кто ты? — Гермиона выдернула руку. — Кто — ты?

— Значит, я прав… ты заявилась не просто так. Я похож на идиота, который не может сложить два и два? Случайная встреча, и так удачно — мы заочно знакомы. И твоя просьба... Я подозревал, что это все — не просто так. Меня сбило с толку то, что ты не попыталась сразу залезть ко мне в койку, придумала мужа. Психиатр! Кто ты? Лучше расскажи сама, пока я не отправил тебя в полицию.

— Я не врала тебе, и я действительно — Гермиона Грейнджер. Если хочешь, поедем к родителям, но объяснять, почему мы вместе, ты будешь сам, — Гермиона села на диван. — Поверь, если бы я хотела тебе навредить, я бы уже сделала это. Я друг, я хочу помочь.

— Мне не нужна помощь.

— Скажи, как тебя зовут на самом деле? Ты — не Джо Блэк, так?

Он посмотрел на нее внимательно, сел рядом. Он выглядел напуганным и потерянным.

— Возможно, я делаю самую большую ошибку в своей жизни, — вздохнул он, — вся мировая литература вопит о том, что мужчин губят женщины. Но… пусть так… — он смотрел ей в глаза, сжав губы, будто собирался броситься с высоты вниз. — Я не помню, как меня зовут на самом деле…