Па де де (гет)

Исчезли солнечные дни,

И птицы улетели,

И вот проводим мы одни

Неделю за неделей.

Вдвоем с тобой, вдвоем с тобой,

Остались ты да я,

Любимая, любимая,

Бесценная моя.

Новый дом казался слишком тихим без постоянной суеты замка Крестоманси, а главное — без детей. Было так странно сознавать, что больше не надо вставать ни свет ни заря на очередное совещание в совете министров, постоянно быть готовым к вызову неизвестно куда и решать бесконечные мелкие проблемы. А еще более странно — что дети повзрослели достаточно, чтобы теперь самостоятельно устраивать свою жизнь, и они с Милли остались вдвоем.

Первое время Кристофер опасался, что заскучает, не зная, что делать с таким количеством вдруг появившегося свободного времени. Но ничуть не бывало. Хотя, если подумать, это и не удивительно. В конце концов, с Милли ему всегда было о чем поговорить и о чем помолчать, они прекрасно могли заниматься чем-то вместе или просто рядом каждый своим делом. Так было с детства и за прожитые вместе годы только ничего не изменилось.

Время от времени они устраивали путешествия по Родственным мирам и по Двенадцатому-А, о чем всегда мечтала Милли. Но и просто проводить дома неторопливые, не нарушаемые бесконечными кризисами дни, было блаженством.

На косы вновь твои смотрю,

Не налюбуюсь за день.

Птиц улетевших белый пух

Пристал к отдельным прядям.

Пусть у меня на волосах

Лежит, не тая, снег,

Но ты, моя любимая,

как прежде лучше всех.

Воспользовавшись редкой для осени хорошей погодой, они устроились в саду на шезлонгах. Милли читала, а Кристофер наблюдал за ней: как она прикусывает губу, когда в книге происходит что-то тревожное или волнительное; как хмурится, когда ей не нравятся действия героев; как улыбается, а иногда хихикает, встретив что-то забавное. Он наизусть знал все выражения ее лица, но смотреть на нее, любоваться ею оставалось неиссякаемым источником удовольствия.

Даже если в ее каштановых волосах появились седые пряди, а на круглом лице — морщины, Кристофер по-прежнему видел ту девочку, которая, уперев руки в бока, грозно спрашивала его, что он делает в ее храме; ту девушку, которая, не колеблясь и не задумываясь, ответила «да» на его вопрос; ту женщину, которая стояла рядом с ним, встречая любые превратности жизни.

Он знал, Милли никогда не считала себя красавицей, но в его глазах она всегда была самой прекрасной женщиной в мире. Таковой и осталась.

Все краски вешние неся,

Вернутся снова птицы,

но цвет волос, но цвет волос

С весной не возвратится.

И солнцу улыбнемся мы,

Печали не тая,

Любимая, любимая,

Бесценная моя.

Милли подняла голову от книги, чтобы прищуриться на выглянувшее из-за облаков солнце, а потом посмотрела на Кристофера и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ и взял ее руку, чтобы поцеловать ладонь. Улыбка Милли стала шире и свободной рукой провела по его волосам, взъерошивая их. Кристофер скривился — больше для порядка, чем действительно испытывая недовольство. Милли фыркнула и закатила глаза. Она всегда любила приводить в беспорядок его тщательно уложенную прическу, и хотя Кристофер показательно ворчал, в глубине души ему это нравилось. И она прекрасно это знала.

Когда-то много лет назад, стоя у алтаря рядом со своей юной невестой, Кристофер думал, что невозможно любить больше, чем он любит ее. Жизнь показала, что он ошибался. С годами ушла восторженная влюбленность, но любовь становилась только глубже и сильнее.

«Пока смерть не разлучит нас», — когда-то пообещали они друг другу. Крестофер был уверен, что и смерть не сможет разлучить их, потому что и в ином мире, по ту сторону жизни они будут вместе.

Всегда.