Горе мне, горе! (джен)

Высоки и обширны Чертоги Эру Илуватара, Отца Всяческих, Творца Эа и Арды и всех разумных существ. Вечно восседает там Илуватар на своём невообразимом Престоле и четверо Айнур являются подножием ног Его.

Торжество и радость, увеселение и вежество царят в просторных покоях Эру, и каждый Айнур получает от Эру наставление и заботу и нет никого, кто пришёл бы сюда в отчаянии или страхе, ибо все черные мысли и чувства прогоняет один только взгляд Великого, благословенного в писаниях эльфов и людей.

А пред Эру вечно предстоят Айнур и их столько, что песок морской на берегу великого моря Белэгер не мог бы вместить песчинок, вечно поют они и совершенствуют великую Музыку, которая сплетает судьбы Арды в единую нить и вечно радостны лики их.

Позади же Айнур в огромном зале сидят, переговариваются и пируют нетленными яствами люди, сыны и дети Илуватара, те из них, что преодолели Великую Пустоту и пришли за пределы Эа в Чертоги Благословенного. И нет среди них ни одного недостойного, запятнавшего себя преступлениями против Эру и Валар, ибо недостойные не хотят приходить сюда, но вечно странствуют во Тьме Внешней, ожесточившись сердцем.

И время от времени слышится какой-то вопрос от одного из Айну и людей, Музыка на миг стихает, но тут же исходит от Илуватара ответ и она возобновляется.

Но вот одна юная Айна, лишь недавно исшедшая из мыслей Творца своего, Илуватара, наморщив лобик, спрашивает:

— Отец, а кто, по-Твоему, самый любящий тебя из смертных людей?

И Музыка останавливается, и пир замирает, и Айнур и люди с радостью ждут ответа Илуватара, ибо, кажется, что ничто не сокрыто от них и нет никаких тайн у Илуватара от верных Ему.

И раздается Глас, пронзающий вечность и время, все закоулки Чертогов заполняет он, Глас радости и торжества, величия и могущества:

— Дети мои возлюбленные, все вы любимы Мною и все одинаково, в том не имейте сомнений. Но есть некоторые из вас, возлюбившие меня более остальных и среди них — Берен, сын Барахира, Фродо, сын Дрого, пребывающие здесь, и третий, великий герой, которого я ныне покажу вам...

... И расступается время и пространство, а Чертоги на мгновение соприкасаются с Внешней Тьмой, Великой Пустотой Безвременья и дивное видение открывается верным...

Посреди Великой Пустоты в безвременьи плавает клочок земли и каменный столб растёт из поросшей травой почвы, а на деревянном столе лежит раскрытая книга. Подле неё склонив голову, увенчанную короной из звёзд, спит на столе вечным сном человек и черты его прекрасны, но пережитое страдание видно в них и беспокойные мысли мучают его, и он вздрагивает во сне. А у подножия ног его лежит, переливаясь спокойным светом Валарион, дивный меч его.

И вновь всем слышен Глас, отныне немного печальный:

— Воин сей, Турин, сын Хурина, человек великой скорби. Ибо он восстал на Меня за моё же творение, в попытках защитить его от Меня. И спать ему отныне до конца времён и не ведать ему покоя, доколе он не свершит назначенное ему судьбой и не возвратиться ко Мне.

И молчание воцаряется в Чертогах Илуватара, а Айнур и люди тщетно пытаются понять странные слова Владыки Судеб, но вскоре снова звучит Великая Музыка, которую вечно поют тысячи совершенных, и видение пропадает, и пир продолжается...

* * *

В Великой Пустоте за гранью Эа спит Турин, сын Хурина, и вздрагивает во сне, слезы текут у него из глаз, но лицо его озаряет слабая улыбка, ибо снится ему Ниэнор Ниниэль, сестра и жена его — она любит его и улыбается ему, как прежде...

... и в то же самое временя Хурин, отец его, и Морвен, мать его, тоскуют и плачут, и бродят потерянные в Великой Тьме, не находя выхода, а настоящая Ниэнор кружится в танце злых теней и кричит куда-то вдаль, ликуя и зло хохоча: "Ты — наш! Наш!", и Смеагол-Голлум ползает во мраке, обратившись в змею, и вечно ищет утраченное им кольцо, никогда не находя его...

... и так было, и есть, и будет до скончания веков, когда неисцеленное будет исцелено и проклятое прощено, и злое уничтожено, а Эа и Арда восстановлены в былом величии. Но б этом ведает только Илуватар, Отец Всего, восседающий на таинственном Престоле, и никому не открывает Владыка Мира всех своих помыслов до времени, даже верным, собравшимся в Чертогах Его.