Чародейка (джен)

Закутавшись в широкую шаль, заменяющую в здешних краях верхнюю одежду, Надежда скользила по улочкам Суммая. Временами казалось, она потерялась в рукотворном человеческом лабиринте, в узких, причудливо переплетенных кварталах.

Получив письмо от Антриды с предложением встретиться, Надежда не нашла достоянной причины отказаться. Хотя свидание с воительницей ей совсем не улыбалось.

Погода выглядела достойным фоном царящему в душе сумбуру: мороз последних дней с приходом вьюги сменился гнусной такой оттепелью. Снежные хлопья таяли на лету. Улёгшиеся, было, сугробы, обернулись мутными грязными ручьями с разлагающимися комками грязно-бурого цвета.

Ноги и длинные юбки Чародейки промокли и, отяжелев, превратили обычную прогулку по городу в пренеприятнейшее занятие.

В таверне вместо Антриды Надежду дожидалась записка:

«Приношу извинения, Талисман, — прийти не смогу: получили приказ о всеобщей мобилизации и полной боевой готовности, так что выбраться из казармы не возможно.

Тучи сгущаются.

Ни в коем случае не возвращайся во дворец! Он в первую очередь подвергнется атаке. Найди Инару или Сурэя. Окажи, пожалуйста, уважение, — не обращайся к Сандару.

Полагаю, ты догадываешься, о ком и о чем я планировала повести беседу?

Не вноси разлад в мою душу, Чародейка. Я понимаю, над чувствами мы не властны. Но наши поступки целиком на нашей совести.

Ставлю тебя в известность о том, что жду ребенка. Имя его отца тебе отлично известно.

Прошу, как порядочная женщина порядочную женщину: не мешай нам.

Не таи зла. Постараюсь ответить тем же.

Береги себя

Антрида».

Дрожащими пальцами Надежда свернула послание.

По стеклам скользили капли. По стенам воздушный плетью лупил озверевший ветер, словно сорвавшийся с цепи. Задувая в дверную щель, гуляли сквозняки, силясь разогнать духоту, царящую в прокуренном зале. Лоб покрывался испариной, а ноги зябли.

Теплый и холодный воздух сражались между собой, поджидая, пока в общую свару ввяжутся добро и зло.

Бросив несколько звонких монет на стол в уплату за гостеприимство, молодая женщина вышла на улицу.

Под влиянием леденящего северного ветра дождь вновь обращался в снег. Снежинки кружились чаще и чаще, гуще и гуще. Так же беспорядочно и суматошно мельтешили люди. Большинство стремилось попасть к городским воротам, чтобы успеть покинуть Суммай до нападения врагов. Но заставы закрыли.

Все кричали. Кто повелительно, кто яростно, кто испуганно. Визгливо и протяжно выли собаки. Истошно блеяла то ли коза, то ли овца, на одной мерзко-высокой ноте.

Надежда успела одолеть половину дороги, когда темнеющее небо прорезала ослепительная, багровая вспышка, похожая на финальный завершающий залп фейерверка. Огненной медузой медленно ширилось алое марево. Будто распускался великолепный, прекрасный яркий цветок.

* * *

Огненный смерч широким языком лизнул по толпе. Люди вспыхивали, словно головешки.

Раздались дикие крики боли и агонии, от которых кровь леденела в жилах. Одни катались по земле; другие пытались сбить пламя с близких, пока сами не оказывались охваченными огненным смерчем; большинство кинулось бежать. Беспощадный водоворот человеческий тел бурлил, давил, дробил. Стараясь удержаться на ногах, люди шли по окровавленным, тоже ещё живым, вопящим сотоварищам.

На момент нападения Темных Надежда находилась рядом со стеной, и это спасло ей жизнь.

Потом вместе с другими двуногими обезумевшими тварями она неслась в толпе, кричала и царапалась, толкалась, пока, оборванную и исцарапанную, её не выдернуло из толпы.

Увидев перед собой холодное, строгое лицо Крэя с поджатыми губами, Надежда расплакалась от радости. На мгновение показалось — все беды позади.

— Леди Джайна? Что вы тут делаете? — Требовательно, почти обличительно прозвучал голос мага.

— Я хотела встретиться с Антридой. Потом…

Крэй знаком велел замолчать.

— Раз уж вы здесь, сударыня, не возвращайтесь во дворец. Людям нужна помощь. Отправляйтесь в хоспис.

Отряд королевских гвардейцев пытался навести хоть какое-то подобие порядка в кроваво-огненном хаосе. Но попытки войска организовать деморализованную толпу захлебывались.

— Хорошо, — согласилась Надя, желающая только одно — покинуть жуткую улицу.

— Проводите её Светлость герцогиню Райскую в хоспис. — Подол привычно-красного балахона завихрился вокруг ног мага. — Прощайте ваша светлость.

— До свидания. Храни вас бог!

* * *

Поток искалеченных тел не иссякал ни на минуту. Обожженные, раздавленные, покалеченные люди, молодые и пожилые, мужчины и женщины, дети и старики, все нуждались в срочной медицинской помощи.

Начиная с пятого прооперированного пациента, Надежда работала, словно заведенный автомат. На эмоции сил и вовсе не оставалось. Но это — только к лучшему. Слишком много боли, страдания, безнадежности вокруг.

Вслед за раненными, к хоспису потянулись выжившие горожане. Всех, кто не желал бессмысленно болтаться по городу, словно курица с отрубленной головой, прибивало к воротам особняка, за которыми горстка безумцев пыталась сохранить порядок, не дать жизни уйти, словно вода в песок.

Когда забрезжил рассвет, нежить отступила, дав передышку живым. Но стоны страдальцев не могли заглушить даже толстые стены.

— Необходимо поделить людей на смены и на группы. — Деловито консультировала Надежда. — Процесс оказания медицинской помощи должен идти непрерывно! Назначьте ответственных за приемку, они будут при первичном осмотре назначать срочность оказания помощи. Это важно.

— Почти не осталось перевязочного материала. И дезинфекторов. Об обезболивающем, говорить даже не приходиться, — поделились бедой коллеги.

Надежда провела рукой по лбу.

— Необходимо что-то придумать, — кивнула она.

Пришлось активировать «Зеркало Вызова». Личный код Чархана Надежде был известен, но до этого девушка не спешила им пользоваться. Первые два вызова остались без ответа. Его Величество ответили лишь с третьей попытки.

— Джайна?

— Ваше Величество, — привычно присела в реверансе Чародейка.

Лицо властелина приобрело восковой оттенок, глаза лихорадочно светились, под ними набрякли тяжелые мешки. Обычно яркие губы выглядели бескровными.

Штрихи скупой улыбки заставили сеть тонких морщин протянуться по лицу:

— Рад видеть тебя живой, — хмыкнул рыжий. Улыбка соскользнула, не удержавшись. — По какому поводу встреча?

— Хоспису необходимы медикаменты и перевязочные материалы, ваше величество.

— Гораздо проще, экономнее, а главное — милосерднее выслать карательный спецотряд. Ну, ладно, не сверкай глазами, — устало поморщился король, потирая переносицу. — Будут тебе медикаменты. Подготовьте раненых, подлежащих транспортировке. До заката есть время и возможность телепортировать людей на юг и в земли Падших.

— Спасибо, ваше величество.

— Совершенно не за что.

— Чархан, я…

Но поверхность зеркала потускнела, не дав закончить фразу.

Спустя час после царской дистанционной аудиенции прибыла обещанная помощь. Спешно и искусно выстроили портал. Через пространственную дверь раненных перебросили в Южные земли.

День промелькнул, как одна минута.

К трем часам особняк практически опустел. Вместе с раненными импровизированную больницу покинуло и большинство медикусов. Пустеющий дом погружался в безнадежную тишину.

Надежде казалось, она находится внутри корабля, который с минуту на минуту, вот-вот, должен затонуть.

Наступление Темных начиналось почти красиво: небо расцвечивалось огнями, напоминающими разводы северного сияния. На земле вслед за этим наступил кошмар наяву…

* * *

Восход солнца казался приходом миссии. Они выстояли и эту ночь. Но — какой ценой? Город лежал в руинах. Улицы — обескровлены. Картина настолько напоминала видения из прошлой жизни Джайны, что казалось, оба воплощения накладываются одно на другое.

Редкие патрули прочесывали улицы, но мародеров не было: все, кто мог, покинули осажденную Темными столицу.

На подступах к дворцу девушку остановила охрана.

Минут через пятнадцать — двадцать к ней подошла серая фигура, в которой Чародейка не без труда узнала Оральфа. События последних часов и на нем немилосердно оставили след.

— Джайна! — В голосе не было вопроса, — усталое удовлетворение. — Живая? Куда направляешься?

— К королю. Во дворец.

— Дворец в руинах, Чародейка. Король, личная охрана, Крэй, придворные — все погибли.

Когда порежешь палец, нервы обжигает сразу. Когда отрежет руку, говорят, боль не чувствуется: потеря для организма слишком страшна.

— Чархан — мертв?

Произнесено! Вот так сурово и просто, буква за буквой, слово за слово. Вполне обыденно.

Чувство нереальности усиливалось.

Надежда покачала головой.

–Не может быть! Он должен найти способ спастись. Это же Чархан!

Надежда верила в королевскую неуязвимость свято и нерушимо. Она беспокоилась о ком угодно, только не о нем: бессмертном, крылатом, всевластном. Холодном, жестоком и слишком умном, чтобы умереть.

Чархан — мертв? Не укладывалось в голове. Немыслимо! Ещё более невообразимо, чем собственная смерть!

— Здесь какая-то ошибка. Он — не мог умереть!

Оральф смотрел на девушку без всякого выражения. Лишь в глазах мелькали обрывки мыслей, которые Надежда не могла ухватить.

— Идем.

— Куда?

— Убедишься в его смерти.

Надежда опустила голову. Пальцы её сжимались и разжимались.

Что лучше — надеяться понапрасну или все же узнать правду, какой бы страшной та не была?

— Предупреждаю сразу, — хрипло проговорил Оральф, — зрелище не для слабонервных.

Вытащив фляжку, он протянул её Чародейке:

— Пей!

Горло обожгло. Раскаленная лава, заструившись по венам, на миг прогнала леденящий холод.

Пока они шли, Надежда пыталась представить мир без Чархана. Но терпела поражение. Не могла. Не получалось.

Господи! Пусть это будет ошибкой! Пожалуйста, пусть это будет чем угодно — предательством, фарсом, глупым розыгрышем, идиотской шуткой, — но только пусть рыжий король живёт!

Оральф остановился. Надежда огляделась и не удержавшись, охнула.

Местность не то, чтобы изменилось. Само слово «изменилось» казалось по отношению к происшедшему просто кощунственным.

На месте дворца находилась воронка с рваными краями. Обломки стен, черные, покосившиеся, оплавившиеся, искореженные печные трубы, куски битого стекла, полоскающиеся по ветру обрывки занавески— вот все, что осталось от чудного архитектурного детища. Но это было далеко не самое страшное.

В несколько рядов, замотанные в серое дерюжное сукно, наподобие древнегреческих мумий, штабелями, иного слова не подберешь, лежали тела. Оральф медленно двигался между трупами, пока не замер над телом, накрытым ярко-алым покрывалом. Точно флагом.

— Готова?

— Нет, — покачала головой Надежда.

Взгляд скользнул по земле, к окоченевшим труппам двух царских любимцев — барсов, третировавших гостей и лакеев во время королевских трапез. Окоченевшие, обожженные, несчастные бессловесные твари разделили участь королевского двора.

Надежда больше не чувствовала порывов ветра и течения времени. И душа, и тело потеряли чувствительность. Больше всего ей хотелось уйти, сбежать, остаться в неведении. Не видеть самого страшного. Но потом, через несколько дней, когда надежда, её тезка, вновь поднимет голову, ей останется только жалеть о добровольно выбранной неизвестности.

— И никогда не буду готова. Поднимай эту тряпку, Оральф, — почти зло, с усилием проговорила Надя.

Не глядя на девушку, молодой человек опустил материал ровно настолько, чтобы обнажить лицо мертвеца.

Обезображенное ожогами, оно все же хранило черты, потемневшие от копоти, искаженные смертью, словно в испорченном зеркале. Но не узнать тонкий профиль, надменно сложенные губы оказалось невозможным. Изувеченное лицо не обрамляли волосы. Король больше не был рыжим.

Небо закачалось, поплыло. Но не упало. Земля угрожала встать на дыбы, но осталась на месте. Надежда хватала ртом воздух, казалось, сердце вот-вот разорвется. Но, молодое и сильное, оно продолжало биться.

Крупинки снега сыпались с низкого, равнодушного ко всему, неба.

Мир только декорация к нашей жизни. Миру безразлична как наша боль, так и наша радость. Миллионы новых существ родятся после того, как от нас ничего в нем не останется. Миллионы были до нас, и от них к нашему приходу не осталось даже тонкого аромата памяти.

Мы приходим для того, чтобы однажды уйти навсегда от всего, чем дышали, что любили. Никто не избежит смерти.

Тогда, о, Небеса, почему?! Почему так больно?!

Если бы она была рядом, она бы спасла его. Она бы не позволила Чархану умереть. Она нашла бы способ сохранить эту жить. Или умерла бы вместе с ним.

Но её не было. Она боролась за жизнь других. А он — умер.

* * *

— Джайна!

Чьи-то руки обнимали, звали вернуться из круговорота отчаяния в реальность. Твердое мускулистое тело под меховой дохой, горячие мозолистые ладони, сжимающие тонкие девичьи кисти, словно тиски, удерживали, не давая ускользнуть прочь.

— Джайна!

— Сандар?

— Ты не имеешь право расклеиваться. Ты наш Талисман. — Ладони согревали онемевшие на морозе щеки, стряхивали замерзающие слезинки. — Помнишь, о чем гласит пророчество? Твой выбор определит исход противостояние. Отчаяние — дорога во Тьму. А свет сейчас нужен нам, как никогда.

— Оставь меня, пожалуйста, — озябшие губы с трудом подчинялись воле.

— Джайна, личная трагедия не дает право пренебрегать долгом.

— Иди ты к черту, — почти беззлобно отмахнулась Надежда.

— Девочка моя, мне жаль. Мне тоже больно знать, что наш Крылатый умер. В конце концов, я знал его много дольше твоего. Мы так и не примирились. Между нами столько осталось невысказанного! Если я выживу, я буду скорбеть. Когда настанет время. А сейчас мы с тобой, с ним, — короткий кивок в сторону застывшего Оральфа, — должны сделать все возможное, чтобы это время настало. Нужно совершить все мыслимое и немыслимое, чтобы люди не заламывали руки над погибшими близкими. Нам ведь с тобой не станет легче, если это повторится с кем-то ещё? Короля больше нет. Но тебя, Чародейку, сами боги привели нам, как светлое знамя.

В серых стальных глазах светилось сочувствие, печаль и твердость.

— Я растил Чархана ещё пацаном. Я любил его, не однократно вытаскивал из сотни передряг. Он посчитал, что его счеты с отцом стоят дороже, чем долг мне. Ради блага моей страны я счел правильным продолжить служить тому, кому должен был мстить. Потом я не однократно хоронил ребят, с которыми сражался бок о бок. Вчера ночью мой ненавистный и любимый король был убит. А в лазарете умирает Антрида.

— Что?! — Круглыми от ужаса глазами поглядела на Сандара Надежда. — И ты можешь тут стоять и разговаривать, когда любимая женщина умирает?!

— Могу. Потому что — должен. Мы потеряли Чархана. Город. Сотни тысяч жизней. Но нам ещё есть за что сражаться. Скорбеть будем позже. Сейчас — нет времени.

Сандар протянул девушке раскрытую ладонь. Надежда какое-то время глядела на крепкие пальцы, ярко выраженные бугорки, покрытые затвердевшими мозолями. Затем вложила в неё тонкие пальчики.

Сандар, простой и мудрый, мужественный и суровый, прав: наша жизнь принадлежит живым. До тех пор, пока рядом есть хоть кто-то, кому можем быть полезны или просто не безразличны, мы не имеем право сдаваться. Даже если гибель — прямая неизбежность, следует стремиться стать ещё одной ступенькой, которая даст шанс выжить тому, кто идет за тобой.

* * *

Пространство заполнилось светом. Тонкая высокая фигурка с черными прямыми волосами до плеч и расплавленным серебром вместо глаз являлась эпицентром сияния.

— О чем ты просишь меня, Джайна? — Шелестел голос.

— О помощи. Твое кольцо теперь у Темных, увеличивает и без того немалую мощь. Нам нечего противопоставить. Помоги. Или мы проиграем.

— Помощь не будет безвозмездной.

— Чего ты хочешь?

— Смерти Горивэи и Рая. Ты давно задолжала мне их.

— Клянусь сделать все, что от меня зависит.

Сияние угасло. На безымянном пальце Чародейки сияло, на этот раз, серебряное, а не золотое, кольцо с кроваво-алым камнем.

Выпрямившись, Чародейка подняла полог палатки, делая шаг вперед.

Небо уже прорезали разноцветные, красочные всполохи — предвестники Плети Мертвых.