Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
На лицах наших — похоти печать,
Обильно зло рождающей и стыд, -
Последнее из неисчетных зол.
Дж.Мильтон, «Потерянный рай»
25 декабря, пятница
Росаура оступилась и схватилась за рукав старой мантии. Когда глаза после ослепительно белого снега под ветвями жасмина привыкли к темноте, она убедилась, что очутилась в тайном чулане, путь в который велел ей запомнить Руфус Скримджер. Росаура вдохнула запах, ещё непривычный, но уже узнаваемый — и сердце встрепенулось, наконец освобожденное из-под спуда боли, которую принесла ссора с отцом. Ничего, об этом можно подумать и позже. Главное, что он не смог её удержать.
— Руфус!
Росаура выглянула из чулана и только тогда поняла, что в квартире полнейшая тишина — слышен лишь ход часов. Механический и ничего не значащий кроме того, что уходят минуты, а приходит новый страх. Страх ожидания.
За окном уже начало смеркаться, а в маленьких комнатах — Росаура обошла их все, и спальню, и гостиную, и кухню — быстро стало очень темно. Только серые облака с пейзажа на стене хранили отсвет незапамятного шотландского дня. Росаура подумала, не свистнуть ли Брэди, так одиноко и зудяще-тоскливо было у неё на душе теперь, когда она самолично отрезала себя от матери и отца. Но потом она подумала, что с Брэди на картину мог бы прийти кто-нибудь из предков Руфуса, начались бы расспросы, а это извело бы её совершенно. Придётся справляться самой. Росаура бесцельно прошлась по комнатам трижды и, обессиленная, будто милю шагала в гору, присела на краешек дивана. Клетчатый плед сбился ещё утром — и с тех пор никто не поправил его. Теперь у неё тоже не было сил. Всё пожирало ожидание.
Ей нужно было что-то сделать, а на неё вместе с тишиной пустой квартиры навалилось какое-то отупение. До неё только-только начинал доходить весь ужас случившегося. Так, наверное, чувствует себя человек, которого выбросило после шторма на необитаемый остров. Быть может, это всё шок после ссоры с отцом, шок после всего, что успело случиться всего-то за один день, и день этот не был окончен…
И того, кого она ждала, не было с ней.
— Руфус…
Миг её прошиб стыд оттого, что тревога душит за него, а не за Фрэнка с Алисой. Будто бы в душе оледенело что-то перед неизвестным ещё, но свершившимся. Воспоминание, как вся кровь отхлынула от его лица, стоило ему прочитать ту записку, убеждало: случилось ужасное, уже случилось… непоправимое.
Фрэнк и Алиса… Помыслить невыносимо, но надо, надо понять наконец, что теперь делать, куда идти дальше! Сидеть и ждать в этой пустой, холодной квартире просто невозможно, нужно действовать, ну же!
…Они ведь виделись этой ночью, они вместе встретили Рождество, они шли под снегом и пели хоралы, им вторили ангелы… Что могло случиться? Что могло заставить его сорваться с места в таком отчаянии, до дрожи в зубах? Зачем запер её под замок и приказал никого не впускать? Опасность, большая опасность, он как пёс сорвался с цепи… Фрэнк и Алиса, немыслимо, немыслимо, Боже! Если бы случилось худшее… нужна ли была такая спешка? Вероятно, на них напали, они могли уйти далеко от дома, но почему это стало известно только днём, а не сразу же, ночью? Допустим, на них напали, значит, там схватка, и он…
Почему он до сих пор не вернулся?
Где он? Что с ним?
Почему же его нет так долго?
Почему его нет?
Она давно уже металась по тёмной квартире, раз решила зажечь свет, но оттого стены показались голыми, как в темнице, а окна — слепыми провалами в темноту.
Дважды она думала отправиться к дому Лонгботтомов, но ей было страшно, что в это время он вернётся, и они разминутся. Раз она почти решилась податься обратно к родителям, ведь мать могла что-нибудь знать или хотя бы подсказать, но мысль, что отец всё рассказал матери и они вместе придумают её запереть, быстро отрезвила — а, может, привела к изнеможению ещё скорее.
Быть может, пойти в Министерство? Прямо в штаб-квартиру, она же знает, как туда попасть, а там ей всё скажут. Наверняка уже все на ушах стоят, только она, дурочка, ничего не знает, не понимает, тыкается по углам, как слепой котёнок, и вот-вот разревётся от бессилия.
Но мать вернулась совершенно спокойная, подсказывало Росауре угасающее сознание, если бы мать знала, что случилось что-то ужасное, она бы не пошла принимать ванну с видом королевы, не так ли?.. Хотя с неё бы сталось… О Господи…
Полная сумятица мыслей и чувств довела Росауру до лихорадочного помешательства. Тревога и страх сдирали с неё человеческий облик. Однако вместе с тем обнажилась под сердцем неколебимая, таинственная убеждённость: она должна ждать его здесь. Просто выдержать это ожидание, выдержать, не сорваться куда-то в панике, как было в прошлый раз. Он ведь уже раз просил её дождаться — и она дождётся. Господи, помоги!
Пока Росаура металась по квартире, то и дело замирая в тёмных углах, она обнаружила, что нигде нет креста. Это напугало её почти до суеверного ужаса. Но она укрепилась, взглянув на раму окна. Валентин прогнал дьявола, выставив свою шпагу, как крест.(1) Была бы вера…
Господи, пусть он вернётся ко мне, верни его, Господи, целым и невредимым, прошу, молю, Господи, и пусть с ними всё будет хорошо, даже если что-то ужасное, не допусти, не допусти отчаяния, Господи, не погуби, прошу Тебя, у них же ребёночек, Господи, они ведь не могут… не могут!.. Невозможно, чтобы случилось так, в день Твоего Рождества, смилуйся, смилуйся, только верни его, спаси и сохрани, Боже, Боже!
За окном стало совсем темно, но темнее было в душе Росауры. Она не считала минут, она чувствовала каждую, будто ей вытягивали жилы. В ожидании самое страшное — это опасение, что вот теперь промелькнул тот самый миг, который следовало предотвратить, но больше уже бесполезно и пробовать. Быть может, неизбежное свершилось час назад, а она до сих пор не знает, а, может, случится через минуту — и она тоже ничего не сможет сделать. Как это вынести? Если бы можно было удариться головой и очнуться, когда уже придёт ясность! Но Росаура знала: ей надлежит бдеть. Единственное, что он на неё возложил и с чем она должна справиться.
Приёмник! Росаура бросилась в спальню, где на комоде стояло зачарованное радио. Должны же передавать что-то по волшебным новостям! Она взмахнула палочкой раз, другой, стала дёргать рычажки и подкручивать ручки… Росаура билась над приёмником ещё долго, но очевидно было, что нужную волну охранял пароль, а пока её слуху была представлена лишь музыка, невыносимо радостная и привольная в праздничный вечер. В изнеможении Росаура осела на пол рядом с комодом. Взгляд упал на кровать, на смятые простыни… Из приёмника как в насмешку доносилась песня, будто из другого мира. Того мира, который ещё утром в лучах рассветного солнца расстилался у их ног. Что осталось теперь от надежд?..
Росаура заглушила приёмник и с пугающей ясностью поняла, что никогда больше не сможет слушать музыку с лёгким сердцем.
С лёгким хлопком на пол посыпались книги. Росаура поднялась, не чувствуя ног — впрочем, если бы они вовсе отнялись в ту секунду, она бы всё равно поднялась и подалась к потайному чулану, откуда донёсся шум… За гулом сердца она не слышала ничего, и только спустя пару секунд осознала: ведь действительно ничего не слышно. Ни звука.
А потом: судорожный вздох, почти стон.
— Руфус!
Он вышел к ней, как из гроба выходит мертвец.
Но он был жив, она его обнимала. Её так трясло, что она не замечала его каменной неподвижности. Она слышала, что сердце его бьётся — и первые секунды ей было достаточно повторять его имя и не разжимать рук, которые она замкнула на его плечах. Холод его одежд, глухое молчание и запах, едкий, мерзостный запах — всё это испугало её чуть позже, когда он попытался её отстранить.
Тогда она заглянула ему в лицо и — на миг — сама же отпрянула. Лицо его словно было стёрто белой рукой ужаса.
Росаура преодолела почти животный страх благодаря жалости и оглушительному счастью — если бы она могла предположить, что счастье способно сопутствовать жестокой боли — усадила его на кровать, принялась снимать с него плащ, потяжелевший, очень грязный… мокрый.
— Ты ранен? Где болит?
Он прикрыл глаза.
— Я же сказал тебе быть дома.
Стоило ему это произнести, как она поняла, что он бы не вернулся забрать ее от отца. Случилось что-то настолько страшное, что он не хочет, чтобы она даже знала об этом. А, может, он просто не в силах произнести это вслух. Но ему придется считаться с нею. Она взяла его за руку и сказала:
— Я дома.
Руки он не отнял, но и не взглянул на неё, как бы она не искала его взгляда. Будто бы не осознавал вовсе, где он, что происходит… От страха Росауре захотелось плакать. Она в растерянности поглядела на свои руки — и увидела, что они все почернели, потому что она пыталась снять с него плащ. И всё этот запах, от него уже кружилась голова…
— Это кровь?..
Он молчал. Замирая от ужаса, она зажгла свечу. В жёлтом свете она убедилась: кровь, весь его плащ по подолу набряк кровью будто грязью, чёрной, густой. Росаура стала расстёгивать пуговицы — они все тоже были в крови. И… неужто… волосы. Чьи-то волосы, чёрные, будто перья, налипли на пуговицы у него на груди.
Росауре пришлось воспользоваться волшебством, чтобы снять отяжелевший плащ с Руфуса, так он и застыл, одеревеневший и безмолвный. Даже убедившись, что он невредим, легче не стало — ведь если не ранен он, то почему же тогда весь в крови?..
Видит Бог, Росауре было страшно спрашивать, а Руфусу было страшно говорить.
Она поднесла ему стакан воды, расплескав половину, а когда он отказался, вылила воду себе на ладони и потянулась оттереть ему лицо — то всё было испачканное, волосы потемнели, вымоченные в чужой крови…
— Скажи мне… ради Бога, хоть слово! — взмолилась в отчаянии Росаура.
Он наконец-то посмотрел на неё, но мало в том было радости. Только страх: он смотрел на неё, но не видел. Росаура прошептала:
— Чья это кровь?
— Её.
Он произнёс это так, будто вместе с этим ему вырвали язык. Росаура содрогнулась самым нутром. Прижала руки ко рту, точно хотела собрать в кулак невысказанный крик, и получилось только:
— Они…
— Они в больнице.
Росаура дважды моргнула, будто растеряв слух. Вспышка радости ослепила её.
— Они живы?! Господи, Руфус, милый, они живы, живы, всё обошлось?.. Слава Богу, слава Богу!
Больше всего сил ушло, чтобы не рассмеяться. Было бы ужасно, если бы она начала истерически хохотать от облегчения, а ведь он всё сидел к ней полубоком, недвижимый и окровавленный, совсем тихий, и вмиг, вслед за радостью, вновь пришёл страх, только ещё хуже: оказывается, после всего испытанного могло быть ещё хуже.
Вдруг…он прав в своём нежелании говорить ей хоть слово?..
Росаура хотела снова расспрашивать его, но поняла, что сейчас это невозможно. Тогда пришла вторая мысль, за которую она ухватилась.
— Я в больницу.
— Стой.
Она была уже на пороге чулана, оглянулась — он сидел на кровати, согбенный, прикрыв лицо рукой.
— Не ходи.
— Мне остаться с тобой?
Снова этот вздох, будто стон, внутри всё сжалось, как можно сейчас оставить его, когда она едва дождалась, но он не хотел, не мог ей сказать, что же случилось, это было невыносимо, они оба не выдержат, если он один будет пытаться нести это в себе!
— Я только в больницу проведать их и вернусь.
— Вернись к отцу.
Росаура замерла.
— Я вернусь к тебе.
— Росаура, вернись домой к отцу.
— Нет.
Она хотела говорить мягко, но голос её звенел.
— Просто сделай, что я прошу, — проговорил он, не поднимая лица. — Я не могу… не могу тут… с тобой… не смогу, пойми!
Впервые она слышала такую мольбу в его голосе, совершенно глухом, будто из него убрали всякое звучание, остался только шум, почти хрип. Но она не могла понять его — не хотела понимать.
— Руфус, что произошло?
Тревога нарастала в ней с каждой секундой. Она даже злилась — на его молчание и несуразные приказы, в которых ей виделась одна только гордость. Он не давал ей помочь ему, не облегчал ей душу, только больше мучил своим молчанием. В конце концов, он вернулся и был невредим, только глубоко потрясён, а вот чем, и что же с Фрэнком и Алисой — это необходимо было узнать, иначе не видать им покоя.
— Я должна проведать их, и как только я всё узнаю, я вернусь к тебе. Жди меня, Руфус.
Она зашла в чулан и закрыла глаза, представив вход в больницу святого Мунго, единственную больницу для волшебников во всей Британии: Алиса и Фрэнк там, вне сомнений. Последнее, что она услышала, прежде чем тьма залепила ей уши, был возглас, исполненный боли:
— Нет, тебе нельзя, не ходи!
Но она уже стояла посреди Лондона перед витриной заброшенного магазина — так маскировался фасад больницы от глаз ничего не подозревающих магглов.
* * *
Росауре не посчастливилось оказаться в больнице лишь раз — в двенадцать лет она заболела тяжёлой формой волшебной кори. Росаура провела в этих стенах около месяца. Вопреки первым слезам от разлуки с родителями, она быстро освоилась благодаря заботливым целителям и новым друзьям по палате, прочитала десяток книг, которые вместе с длинным письмами передавал ей через мать отец (сам он был не способен проникнуть в больницу), и пребывание здесь осталось в её памяти небольшим приключением. Впоследствии Росаура вспоминала о том времени без жалоб и печали, с большим уважением к целителям, но до сих пор помнила, как с изумлением смотрела на отца, когда наконец-то вернулась домой: он встречал её весь седой.
Росаура заставила себя перестать думать об отце. Ей необходимо выдержать новое испытание, нельзя повалиться с ног прямо на пороге.
Едва она зашла, сразу поняла: вся больница на ушах стояла. Несмотря на отличные звукоизолирующие чары, отовсюду доносились взволнованные голоса и, порой, резкие окрики. То и дело по коридору мелькали целители в белых мантиях в непривычной спешке. Пациенты, которые могли стоять на ногах, сгрудились в дальнем конце коридора в кучку и с тревожными лицами переговаривались — на её появление они вытянули шеи, тут же принявшись гадать, не приходится ли она кем пострадавшим.
Целительница на стойке регистрации встречала Росауру пристальным взглядом.
— Вы по записи? — целительница держала дежурный тон, но Росаура слышала за ним напряжение.
— Нет, я… я хочу навестить друзей, — только и успела произнести Росаура, как в холл вышел колдун потрёпанного вида в чёрной мантии мракоборца и с подозрительностью посмотрел на неё. Росаура заметила, что он весь взмыленный, будто бегал по лестнице вверх вниз раз десять, и не может перестать нервно кусать губы.
— Сейчас все посещения временно отменены, — сказала целительница, — в больнице чрезвычайная ситуация.
— Я именно по этому поводу, — выдохнула Росаура, — это из-за мистера и миссис Лонгботтом, верно?
Целительница сощурилась.
— Вы кем им приходитесь?
— Они мои близкие знакомые…
— Сейчас никаких посещений, и я не имею права предоставлять вам сведения о пациентах…
Тут к Росауре подошёл мракоборец и начал резко:
— По какому вопросу?
— Мне нужно узнать о состоянии Фрэнка и Алисы Лонгботтом. Что с ними?
— А вам зачем?
— Они мои друзья! Что с ними случилось?
— Предъявите вашу палочку.
Росаура оторопело поглядела на мракоборца. Он выглядел довольно рассерженным и смотрел с колючей подозрительностью.
— Я просто хочу проведать друзей…
— Откуда вам известно, что они здесь? Какой информацией вы располагаете?
— В том-то и дело, я ничего не знаю! Долго вы будете меня допрашивать, я, что подозреваемая? — воскликнула Росаура.
— Вы подозрительно упорно уклоняетесь от предъявления палочки и не отвечаете на вопросы!
— Я знаю, что с ними случилось что-то ужасное! Пустите меня к ним или хотя бы скажите, в каком они состоянии!
У Росауры защипало в глазах, и голос изломился совсем по-детски. Как так вышло, что она ведёт себя обиженным ребёнком, так она ничего не добьётся!.. Но сил на выдержку и серьёзность совсем не осталось — ей хотелось со всей силы топнуть ногой об пол и разрыдаться.
— Мисс, прекратите истерику! — воскликнула с возмущением целительница на регистрации. — Если у вас нет необходимости в осмотре и нет жалоб, приходите в другой день!
— Нет, вам нельзя уходить, пока вы не ответите на все вопросы, — мракоборец шагнул к Росауре ближе, доставая палочку. — Предупреждаю, мисс, пока вы…
— Да что вы от меня хотите?!
Мракоборец смотрел на неё уже с явной угрозой, пациенты в дальнем конце коридора замолчали и с жадным любопытством поглядывали на сцену. Тут с лестницы послышались чеканные шаги, и в холл вошла Эммелина Вэнс. Она была ужасно бледна, губы сжаты в нитку, глаза покрасневшие.
— Что здесь происходит? — гаркнула она осипшим голосом. — Сэвидж?!
— Какая-то истеричка пытается проникнуть к Лонгботтомам, — отозвался Сэвидж.
— Гони её к чёрту, — на ходу крикнула Эммелина, и только потом посмотрела на Росауру. Миг — будто и не узнала вовсе. Потом нахмурилась, и лицо её ничуть не смягчилось. — Что вы здесь делаете? — сухо осведомилась Эммелина.
— Что с Фрэнком и Алисой? — стараясь говорить спокойно и твёрдо, произнесла Росаура, изнывая от тревоги и бессилия.
— Вот откуда ей знать, что с Фрэнком и Алисой «что»? — воскликнул Сэвидж. — Чертовски подозрительно, Вэнс! И палочку предъявлять отказывается.
— Предъявите палочку, — жёстко сказала Эммелина. — Сейчас же.
В её тоне было то, что не позволило Росауре пререкаться. Она протянула свою палочку Эммелине, нарочно не глядя на Сэвиджа. Эммелина применила колдовство на установление личности и угрюмо поглядела на Росауру.
— Какой десерт подавали в доме Лонгботтомов на Рождественском ужине? — Эммелина задала этот вопрос без малейшей эмоции.
С трудом сглотнув ком в горле, Росаура ответила:
— Вишнёвый пирог, украшенный остролистом. Алиса сама его весь вечер пекла… Эммелина, послушайте, если мне нельзя к ним, то хотя бы скажите, что…
— Мисс Вэйл, предупреждаю, вы имеете право хранить молчание, но знайте, что все, кто был вчера в доме Лонгботтомов, должны будут дать свои показания, и даже хорошо, что вы пришли к нам сами.
— Я пришла к Фрэнку и Алисе, — с вызовом, как бы ни тряслись колени, сказала Росаура.
— Откуда вам известно о происшествии?
Росаура смешалась.
— Это конфиденциальная информация, мы делаем все, чтобы журналисты сюда не вломились, и тот факт, что вам откуда-то известно… — лицо Эммелины омрачилось до жестокой непримиримости. Росаура еле совладала с собой, чтобы не отступить на шаг прочь.
— Мне сказал Руфус… Скримджер.
Эммелина и Сэвидж быстро переглянулись. Сэвидж фыркнул:
— А чего сразу не Министр магии?
Эммелина с жёсткой усмешкой сказала Росауре, как если бы дело было решённое:
— Руфус Скримджер был здесь десять минут назад.
Росаура взяла тот же тон:
— Я была с ним пять минут назад.
— Если бы ты с ним виделась, милочка, — грубо усмехнулся Сэвидж, — от тебя бы мокрого места не осталось. Не заливай и признавайся, где уши нагрела… а может, лучше до допросной прогуляемся? Это зелье дурно пахнет, Вэнс, — мрачно сказал он Эммелине, косо поглядывая на Росауру. — Разные тут ошиваются под видом невинных овечек, а Скримджер, может, там в сугробе валяется кверху дном. Уж Пожиратели лучше нас знают, что случилось с Лонгботтомами, и тут эта пигалица с порога нате вам, глазками хлопает, а мы её пропустим — и она дельце-то под шумок завершит. Это про неё ты рассказывала, что девица со Слизерина?..
Как ни застилал гнев рассудок Росауры, она поняла одно: в каких-то бумагах уже есть её имя, и любить её за красивые глаза здесь никто не собирается.
— Пока мне не предъявлено никакое обвинение, я прошу, чтобы мне сообщили о состоянии Фрэнка и Алисы, — голос звенел, руки дрожали, но отступиться она не могла. — Ничего объяснять я вам не обязана. И верните мне мою палочку.
— Пока не будет установлено, где вы были сегодня ночью (а это вы обязаны будете объяснить для протокола), вы не узнаете ничего сверх того, с чем сочтет нужным ознакомить вас следствие, — был ей бесстрастный ответ.
Росаура вскинула голову и посмотрела Эммелине Вэнс в глаза, как учила мать: с лёгкой скукой и изрядным высокомерием.
— Где я была сегодня ночью, вам может рассказать мистер Скримджер. А сейчас вы расскажете мне, что произошло.
На миг воцарилась тишина. Бровь Эммелины чуть дёрнулась. Сэвидж присвистнул. Эммелина шикнула на него и, чуть раздумав, мотнула головой:
— Пойдёмте-ка на воздух.
«Как по-слизерински, — подумалось Росауре, — даже здесь мне помогли связи».
Росаура храбрилась, и на губах даже выступило странное подобие улыбки, но как только они прошли по белому коридору и вышли на задний двор, тягостное предчувствие чуть не сбило её с ног. Эммелина достала папиросу, закурила и, не глядя на Росауру, заговорила бесстрастно:
— Они в палате экстренной помощи. Их оперировали часов пять. Пока… — её голос всё-таки дрогнул, — ничего нельзя сказать наверняка. И к ним вас всё равно не пустят. Только мать Фрэнка и шефа пускали на пару минут. Поэтому не понимаю, чего вы надеетесь…
— Но они живы?..
Эммелина закусила губу и опустила руку с папиросой, так и не затянувшись. Сердце Росауры стиснула железная рука. Почему же они все молчат на такой простой вопрос? Почему их лица омрачаются, а не светлеют, если Фрэнк и Алиса уже в безопасности, в руках врачей, в окружении близких, и главная угроза миновала?..
— Если вы виделись со Скримджером пять минут назад, почему спрашиваете меня? — бросила Эммелина.
Росаура судорожно вздохнула. Быть может, что-то отразилось на её лице, отчего Эммелина нахмурилась и отвела взгляд.
— Пожалуйста, расскажите мне вы, — тихо попросила Росаура.
— Он же должен понимать, что за пять минут ничего не изменится, — мотнула головой Эммелина. — И должен понимать, что вас во все подробности мы всё равно посвятить не можем. Слушайте, ступайте себе, а? — она протянула Росауре палочку. — Хватит с вас, что они в больнице, а не в морге, а завтра всё равно журналисты всё растреплют…
— Я не хочу читать об этом в газетах. Ну давайте я поклянусь, что вообще газет не раскрою в ближайшие дни, да я их никогда и не читаю! Только прошу, скажите мне хоть пару слов…
Эммелина всё-таки затянулась и надолго прикрыла глаза.
— Сегодня ночью, — сказала она наконец, — на них напали, похитили и пытали.
Росаура ощутила ладонью холод стены. Она опёрлась на неё, почти привалилась.
— Как… Но кто?.. Зачем?..
— Это мы должны установить.
Паника вытравила из головы все мысли, и с языка сорвалось отчаянное:
— Так вы упустили тех, кто это сделал! Я думала… вы сражались, я думала…
Росаура плохо осознавала, что говорит и что делает, и то, как лицо Эммелины потемнело, никак Росауру не отрезвило. Эммелина горько усмехнулась:
— Вот первое, о чём будут трубить журналюги, так это о нашей некомпетентности, как же. Да что вам её, на хлеб намазывать? Есть основания полагать, что эти твари… позволили нам обнаружить их логово, когда сделали с Фрэнком и Алисой всё… что намеревались. Если бы они хотели держать их в заложниках дольше, они бы спрятались надёжнее, но они предпочли оставить нам… послание. Они могли бы убить их, но не стали.
— А ведь Фрэнк и Алиса могли запомнить, кто на них напал! — воскликнула Росаура.
Стальные глаза Эммелины заискрились, она часто заморгала. Бросила под ноги папиросу и задавила сапогом.
— Целители говорят, им дай Бог собственные имена вспомнить, если они вообще очнутся.
Росаура зажмурилась, ощутив дурноту. Эммелина выругалась и схватила её за локоть.
— Тебя ещё тут не хватало с пола отскребать. Иди уже отсюда!
— Как же так вышло, — шептала Росаура, — мы же были все вместе! Мы же вышли гулять, мы пели песни… Я же помню, как они…
Слабость Росауры, как знать, отозвалась в сердце Эммелины, как бы она ни пыталась заковать его в броню. Её суровый подбородок тоже дрогнул, и она заговорила надрывно:
— Да ведь все стали расходится, кто куда! Сначала Скримджер ушёл, потом ты куда-то делась, Гестия предложила Ремусу покататься на коньках, ну а я тоже… чёрт возьми, — она с ненавистью дёрнула себя за волосы, туго связанные в длинную косу. — Мы все думали, что им хочется побыть наедине, они друг от друга не отрывались, наконец-то ребёнок на них не висит, ну и… Только Такер за ними увязался, мы ему намекали, что пора на боковую, но он уже так наквасился, что едва не буянил… Какой же идиот…
Росаура ещё не потеряла способности изумляться — и смотрела в растерянности, как по щеке Эммелины скатилась слеза.
— Этим ублюдкам нужны были именно Логнботтомы, — глухо сказала Эммелина, — они выследили их, напали на них, схватили и похитили, а Такера… его прямо на месте и прибили. Бросили в чёртово озеро под лёд. Это, знаешь, тоже затруднило поиски.
— Господи… — прошептала Росаура.
Эммелина прикрыла глаза, заговорила быстро и монотонно:
— Пока мать Фрэнка спохватилась, что они не вернулись к завтраку, пока все близкие друзья сказали, что понятия не имеют, куда они направились после прогулки, пока мы начали поиски, пока мы их нашли… — голос Эммелины совсем сел, а лицо почернело, и тогда она подняла на Росауру страшный, испитый взгляд: — Всё это время их пытали. Эти ублюдки точно из окон за нами следили и убрались в тот момент, когда мы ступили на порог. Но самое скверное, что это было явно спланировано. Они знали, что Лонгботтомы покинут предел защиты, что они окажутся уязвимы… Чёрт, — оборвала сама себя Эммелина, — я это всё тебе сейчас говорю, потому что я пока не слепая вроде, видела, как вы вчера вдвоём отчалили. Но если хоть одно слово всплывёт… — она в упор поглядела на Росауру, — у Скримджера голова у первого полетит. Ни маме, ни папе, ни комнатной собачке, поняла?
— Эммелина, — Росаура подняла голову, пытаясь отстоять своё достоинство, — Фрэнк и Алиса друзья мне, как и вам…
— Из таких благих намерений потом начинаются игры в детективов-любителей. Нам тебя потом из канавы вытаскивать, только потому что Скримджеру пожить захотелось… Возвращайся домой и постарайся забыть обо всём, что услышала, и, уж сделай милость, не читай завтра этих проклятых газет.
Росаура перевела взгляд на двери больницы за спиной Эммелины. Та мотнула головой:
— Тебя к ним не пустят. Да и упаси Мерлин увидеть то, что с ними стало. Пусть уж хоть кому-то не снятся сегодня кошмары.
Росаура стояла в сомнении. Будто если она не попытается войти к друзьям, не посмотрит на них, пусть и будут они в тяжёлом забытьи, то не исполнит дружеского долга до конца.
— Поверь, последнее, что тебе сейчас нужно, это встречаться с матерью Фрэнка. А если Грозный Глаз тебя увидит, то ночевать будешь в допросной, с кем бы ты там в предыдущую ночь не развлекалась.
Росауру эта грубость привела в чувство получше пощёчины; впору было бы оскорбиться, но взгляд, которым Эммелина смерила её, заставил осечься.
— Ты вроде учительница, так что сложи два и два. Все мы, кто был приглашён к Лонгботтомам, а потом так удачно оставил их на прогулке, рискуем оказаться под следствием, и можешь не завидовать, меня моё удостоверение тоже от подозрений не спасает. Так что иди, подруга, грязи будет много, и лучше тебе лишний раз не высовываться, даже если намерения у тебя самые честные.
Росаура поняла, что из неё и вправду будто выпили все силы. Она опустила взгляд и спросила только:
— А что же мальчик?..
Эммелина пожала плечами.
— Пока будет с бабкой.
— Он же её боится, — зачем-то сказала Росаура.
Эммелина промолчала.
* * *
Росаура привалилась к вешалке, к мягким старым мантиям, и зажала рот рукой. Хотелось укутаться сумраком чулана, закрыть глаза и заснуть, чтобы хотя бы секунду не думать о произошедшем. А ведь её так и не пустили их увидеть… Когда она закрывает глаза, перед ней не встают их белые лица — почему-то возникла уверенность, что они теперь стали белые, непременно белые. Ужас пока остался бестелесным — вот и пытался вселиться в неё, завладеть ею полностью. Тяжело дыша, она боролась с рыданием, жмурилась и мотала головой.
Если спрашивать с себя со всей суровостью, она бы признала, что ощущает себя маленькой девочкой, которая от страха забралась в чулан, трясется, плачет и больше всего на свете ждет, чтобы за ней пришли, взяли на руки и утешили.
Но никто не приходил. Это она должна была пойти и утешить того, кто нуждался сильнее.
Пытаясь вытереть лицо, Росаура на ощупь вышла из чулана, ожидая, что свет комнаты ослепит её, но за дверью её ждала та же темнота, только иссиня-чёрная — от морозного мрака за окном.
— Руфус?..
Голос её дрожал, но сильнее дрожало сердце. На кровати, среди взбитых простыней, она увидела его грязный плащ. В голове не шевельнулось и мысли — всем её существом враз овладело дурное предчувствие, не о чём думать она не могла, когда, опираясь рукой о стену, прошла в гостиную, столь же тёмную и пустую, а оттуда — на кухню. Там-то чадила свеча, и огонь пожирал тишину.
Руфус Скримджер сидел полубоком к столу, вытянув ноги, так и не сняв сапог, откинувшись на спинку стула, чуть закинув голову вверх, глаза его были прикрыты. Росаура оторопела: ей вмиг почудилось, будто и грудь, и руки его, всё окровавленное. Но пригляделась и убедилась: то была плотная ткань багряного цвета, прожжённая золотом. Он облачился в парадный мундир.
На столе, под его локтём, стояла бутылка, стакан в его руке был почти пуст.
Росауре сдавило горло — что боялось вырваться оттуда, вздох или крик? Что-то от мудрости предков подсказывало ей, что лучше всего сейчас уйти и не трогать его, но она не могла отступить в тень, зная, что он останется здесь в окружении демонов. Она-то слышала стук их копыт.
Росаура ступила шаг ближе и тихо назвала его по имени. Он не шелохнулся. Она ступила ещё и увидела, что кожа на его лице стала жёлтая, вся в испарине, и волосы, так непривычно отброшенные со лба, склеены кровяной коркой, которая осталась там от грязных рук. Да, руки… руки его были стиснуты в кулаки, но всё равно чуть дрожали. Как, казалось, дрожал свет, дрожал густой мрак, который разъедала тоска.
Что-то твердило Росауре: «Уходи, пока не поздно», но, собрав всю отвагу, она шагнула к нему так, что могла бы дотронуться. Свет чуть сменился, из-под стола блеснуло — там лежали осколки, разбитое горлышко. Росаура на миг зажмурилась. Отец никогда не пил больше, чем стакан пунша, мать, выпив вина, веселела и отпускала особенно острые шпильки, а потом жаловалась на головную боль, Сивилла замыкалась и чудила, Слизнорт, напившись, помнится, размяк и плакал, мракоборцы праздновали Рождество крепенько больше для расслабления, и покойный Такер во хмелю был скорее комичен, саму же её, Росауру, тянуло на откровения и быстро клонило в сон, и, стоит признать… по-хорошему, к своим годам она до сих пор не сталкивалась с сильно пьяным человеком, и лишь смутная, почти животная опаска шевельнулась в ней, когда она всё-таки положила руку на плечо Руфуса.
Эполеты с золотой бахромой на его плече были холодные, но не оттого она вскрикнула, а потому что он перехватил её руку у локтя, даже не повернув головы, и от молниеносного рывка стакан сдвинулся на самый край стола.
Росаура забыла, как дышать — и услышала, как тяжело его дыхание.
— Тебе нужно воды, — прошептала Росаура, — пожалуйста, посмотри на меня…
Против здравого смысла, против инстинкта и мудрости предков, против боли, которую причиняла его хватка у неё на локте, Росаура коснулась его щеки.
Он дёрнул головой, как если бы она прижгла его раскалённым железом. Наконец-то открыл глаза и поднял на неё взгляд. Глаза все заплыли красным, будто в них сгустилась вся непролитая его кровь, а взгляд — взгляд был волчий.
Росаура невольно отпрянула, и он выпустил её локоть, будто оттолкнул, и она понимала: под таким взглядом бегут без оглядки, но ведь она любила его, а ещё читала эти чудесные книжки, где рассказывали сказки о том, какой это подвиг — видеть в человеке его самого, даже когда он сам не свой.
Вместо того, чтобы попятиться и скрыться под покров темноты, Росаура опустилась подле Руфуса на колени, попыталась заглянуть в лицо и со всей нежностью сказала:
— Я просто хочу, чтобы ты знал, что я здесь, я рядом, я с тобой…
Он посмотрел на неё, не опуская головы, сверху вниз, и глаза полыхнули пламенем.
— Я вижу.
Росаура хотела улыбнуться, но не могла. Хотела протянуть к нему руки, но обнаружила, что застыла недвижима под его взглядом. А он вдруг встал, резко, что упал стул, схватил её под руки и заставил подняться. Внезапный шум и грубость его хватки ошеломили Росауру. Она попыталась позвать его, потому что он, такой близкий, показался ей совсем чужим, но губы онемели. Он склонил своё лицо к её, и она подумала, что сейчас он её поцелует, но вместо радости и предвкушения её скрутил страх.
Он припал к её губам, как путник в пустыне, изнурённый песком, припадает к воде и вместо того, чтобы пить, кусает её, подобно собаке. От винного духа и острой тревоги у Росауры потемнело в глазах. Она хотела опереться о стол, просто чтобы устоять на ногах, а он шагнул ближе, притеснил её так, что она поясницей ударилась об острый край, схватил её запястья и так же жадно, бешено, стал прижимать к разорванным губам её ладони.
— Руфус, мне…
«Страшно» так и осталось камнем на глубине груди. Надолго осталось.
Она хотела вырваться — и не могла, так он навис над ней. Она подумала, что если обратит его лицо к своему, они оба очнутся от этого наваждения — но вот он грубо, жадно перехватил её поперёк; раздался треск ткани, и спину обожгло судорожное прикосновение: по хребту до поясницы и вниз, к бёдрам. Росаура пыталась удержать его руки, хотела — и страшилась — заглянуть в глаза.
— Мы не можем… Нельзя ведь сейчас…
— Сейчас.
Он привлёк её к себе, потянулся к шее, она испугалась, что он перекусит ей горло, как зверь… В ту секунду от страха у неё пропал голос. Она не могла даже окликнуть его по имени. Рассудком она понимала, что он не причинит ей боль, по крайней мере, нарочно. Но страшило то, что двигало им. Он набросился на неё с чёрным ненасытством. Она только успела опрокинуться на стол, а он навис сверху. Но прежде в неё проник его взгляд — волчий взгляд, страшный взгляд — и... высек искру в самом её нутре. На пол полетел стакан, разбился вдребезги, отчего Росауру окатила дрожь, а с ней — необъяснимое ликование. На её груди ладони его были как угли… и Росаура ощутила и в себе этот лихорадочный жар. Против воли и разумения она вся открылась ему навстречу. Точно молния, её до костей пронзило вожделение.
Он жив. Жив. Он мог быть холодный и мёртвый, но сейчас он живой, и кипит его кровь. Ей нужна его кровь, его жизнь, грохот сердца. Она шесть часов сгорала заживо, не зная, увидит ли его вновь, и вот обрела, хотя знала: именно этого он себе никогда не простит. Где-то остались их друзья, «хуже, чем мёртвые», и плакал ребёнок, и то, что влекло их друг к другу, потом ослепит их стыдом, отчего они не смогут смотреть друг другу в глаза, но пока… Может, они и не заслужили прощения, но в этот миг оба жили не мыслью даже, едва ли чувством, но единственно жжением кипящей крови.
И была тьма и скрежет зубов.(2)
Стыд пришёл скоро, в последней судороге, без всякой пощады. Обрушился обухом, и они отпрянули друг от друга, разъединенные. Всё кончилось как по щелчку пальцев, будто кто-то включил холодный электрический свет и то, что казалось им сокровенным, обнажилось во всем своем ничтожном уродстве. Память о страхе не подвела: они уже не смогли поднять друг на друга глаз. Она зажмурилась и опустилась на краешек табурета. Он ушёл, так и не проронив ни звука, под его сапогами хрустело стекло.
…Росаура не могла поднять лица. Она смотрела на свои голые колени, как девочка, за игрой порвавшая праздничное платье, которое мать шила ей так долго и кропотливо, к лучшему дню её жизни. Безотчётно хотелось залезть под стол. Подбородок трясся и был весь мокрый от слёз. Слёзы лились по щекам и за воротник. Воротник был порван, как и чулки. Но сильнее слёз её душил стыд.
Росаура плакала тоскливо и молча и вспоминала «Андалузского пса».(3)
Казалось, она просидела так вечность, застывшая-остывшая, онемевшая. Совершить малейшее движение было будто вовсе невозможно. Будто это теперь не для неё — способность дышать, хотеть пить или смыть с себя всё… Быть может, она думала, что если одеревенеет, как этот самый табурет, можно будет не осмыслять то, что случилось, и не думать, что они стали как звери, звери, дикие звери…
И даже хуже, потому что и в миг исступления они помнили, кого предают.
Потом она смутно увидела свою тень в зеркале в ванной, где попыталась умыться, не зажигая света. Приложилась лбом к холодной плитке, но в голове не прояснилось. Она не имела сил и воли, чтобы задуматься о том, что будет позже, чем через секунду. Единственное, что она чувствовала отчётливо, так это мертвящую усталость, единственное, о чём могла думать, так это о том, что ей нужно лечь, иначе она упадёт прямо на месте.
Так после ярчайшей вспышки воли к жизни Росаура впервые ощутила, что смертна, что смерть вошла в её плоть.
Он был в спальне — лежал ничком на кровати, даже не сняв сапог. Росаура миг глядела на него, ожидая, не шевельнётся ли он, а может, всё вокруг уже схлопнется, как в дурном сне, и она очнётся где-то в другой жизни. Но всё оставалось как прежде: глухая ночь, опустошённость, тяжёлое чужое дыхание в паре шагов.
Густого запаха крови, который шёл от его плаща, она уже не замечала.
Росаура подошла к кровати и, не заглядывая ему в лицо, принялась стаскивать с него сапоги. После нескольких секунд все опасения уступили обречённому облегчению: он спал беспробудно. На сапоги ушли остатки сил. Она сидела на кровати с одной мыслью: надо открыть окно. Исподлобья она посмотрела в сторону форточки. Ничего ей не нужно было больше, чем свежий воздух. Форточка, скрипнув, распахнулась настежь. Росаура даже не вздрогнула. Быть может, она и задремала на минуту, но сквозняк добрался до неё и взбодрил. Она посмотрела на человека рядом с собой. Что-то сказало ей: нужно снять с него этот чёртов мундир.
Спустя несколько минут ей удалось это сделать. Ткань была жёсткой и тяжёлой, и она поцарапала руки о планки и пряжки. С глухим звоном мундир упал на пол. Она смотрела на эту гору багряных складок и ощущала дурноту. Нужно скорее лечь. Но осталось ещё кое-что.
Она сходила на кухню и принесла стакан воды. Поставила на тумбочку у кровати. Оглянулась на окно в глупой надежде, но черна и глуха была ночь. Не снимая с себя разорванной одежды, Росаура проскользнула на кровать к самой стене, натянула на себя с головой покрывало, сжалась под ним до невозможности и упала в забытьё прежде, чем успела бы задохнуться.
Примечания:
"Андалузский пёс" https://www.youtube.com/watch?v=c0vydcx4RA8 фильм содержит шокирующие кадры
1) Эпизод из «Фауста»
2) (Мф. 8:12)
3) «Андалузский пёс» — короткометражный сюрреалистический немой фильм испанского режиссёра Луиса Бунюэля и испанского художника Сальвадора Дали. В нём исследуется природа бессознательного и живописуются бездны человеческих страстей, в частности, пугающий феномен эроса и танатоса — обострение плотского влечения в соседстве с картинами смерти
h_charringtonавтор
|
|
Bahareh
Показать полностью
Ответ на отзыв к главам "Лир", "Минотавр" и "Офелия", 1 часть Здравствуйте! Наконец-то новый год дарит возможность ответить на ваш отзыв. Благодарю за ожидание и понимание! Сколько стремительных перемен приключилось за всего две-три главы, что не успеваешь осознать происходящее, вглядываешься в лица героев и не узнаешь их, не веришь, а те ли это лица, они ли были с тобой до сих пор, или ты их никогда по-настоящему не знал? Но, видимо, все-таки война и семейные катаклизмы меняют человека очень, иногда разрушая то, чем он жил и из чего был слеплен, до основания, как это произошло с мистером Вейлом. О да, случившееся потрясение всех выбило из колеи настолько, что они и сами себя не узнают. Реакции, слова, поступки, которые они теперь совершают - это исходит от той темной и потаенной части их существа, о которой раньше они, быть может, и не подозревали (по крайней мере, мистер Вэйл и Росаура, Скримджер-то знал, что за демоны в нем гнездятся, и только сила воли и выдержка в этот раз ему изменили). Катастрофа тотальная, хотя, вроде бы, затронула не их семью конкретно. Но вот это резкое, жуткое напоминание, что ничего еще не закончилось, что опасность и ужас до сих пор свободно разгуливают по улицам, это как ушат ледяной воды после такого светлого, теплого и полного надежд времени, которое было им отведено, чтобы почувствовать себя живыми и счастливыми... Я бы даже сказала, это как внезапные заморозки в самый разгар весны, когда коварный мороз убивает уже начавшие цвести молодые деревья. Ведь ему не просто изменила выдержка в ссоре с Росаурой – он изменил себе! Этот спокойный, всегда взвешивающий свои слова, деликатный, интеллигентный и воспитанный человек обнажает перед дочерью таящуюся в нем бездну с родительскими грехами, не оставляя никакой надежды, даже крохотной на то, что Росаура когда-нибудь эту бездну преодолеет, чтобы добраться до его сердца. Очень верные слова, спасибо большое! Да, он настолько внезапно и жестоко вываливает на Росауру все свои страхи, предубеждения, гнев и опасения, что это отталкивает ее очень далеко и надолго, если бы только не навсегда. Мы все рано или поздно перестаем считать родителей идеальными и непогрешимыми, и беда Росауры еще и в том, что в ее случае обожание отца продлилось очень долго, он и не давал повода разочароваться в нем, тем более на фоне деспотичной матери. Но порой чем благообразнее и интеллигентнее, развитее человек, тем страшнее тайные страсти, которые его терзают. А сердце глухо. Не только к ней, но и к трагедии Руфуса. Вообще более всего поразительно для меня то, как мистер Вейл забывает, что Руфус, хоть и сложный человек, но военный, можно сказать, ветеран, получивший травму, который не заслуживает слов про пьянство, семейное насилие, черствость и трусость. Хотя бы по причине его статуса, который он изо всех сил стремится оправдать. Да так, что, вон, теперь калека и все равно срывается по первому же зову спасать волшебников. Да и не только волшебников, ведь страдают же и магглы от войн магов. Бывает, что, да, не нравится ухажер дочери, его образ мыслей, поведение, холодность, и просто не лежит душа к нему, потому что он ого-го какой старый для дочери и вечно рискует собой, подводя под удары Росауру. Но не проявить уважение хотя бы из благодарности за то, что этот человек вообще жертвует собой ради безопасности мира, странно (ох, помню их обмен колкостями в предыдущей главе и как от этого страдала Росаура). Можно сказать, мистер Вейл удивил. К сожалению, я порой встречала такое черствое отношение к указанному типу людей, как Руфус, от представителей старшего, послевоенного поколения. Меня это всегда шокировало, но на моей памяти это скорее правило, чем исключение! Критиковать не только нынешних служителей порядка и защитников отечества, но и с цинизмом и чуть ли не иронией относится к подвигам своих отцов, которые сражались в Войну - почему-то это порой в порядке вещей! А мистер Вэйл со своим либерально-интеллигентским мировоззрением, с его снобизмом и "мерзким фи" по отношению ко всем ужасам этого мира, с его стремлением абстрагироваться от кошмара реальности и утешиться своей образованностью и превосходством над суетой, очень даже попадает в эту категорию. И его непринятие Руфуса как человека системы, носителя совершенно иных ценностей (в их разговоре, например, создается впечатление, что мистер Вэйл больше презирает реакционные органы власти, которые создал Крауч для преследования и уничтожения террористов, чем самих террористов, мда) накладывается на его жесточайшую отцовскую ревность и непринятие Руфуса именно как человека с его возрастом, проблемами со здоровьем, психическим и физическим, профессией, взглядами и, конечно, "он спал с моей дочерью".С одной стороны он прав и логичен в своем стремлении помешать отношениям Росауры и Руфуса, и как родителя его можно понять (я понимаю, потому что такой брак был бы равносилен существованию на пороховой бочке), но чтобы так обходиться с военным, так за спиной говорить о его будущности. Кому как не педагогу со стажем, сознающему ужас той войны, знать о тяготах подобных катастроф, об их многочисленных жертвах, и что ни один солдат не становится таким измотанным, циничным и сломленным, как Руфус, просто так. Я просто пытаюсь представить в те военные годы солдата, командира, положившего жизнь на алтарь своей страны, которого в тылу так бы втоптали в грязь, и не абы кто, а человек образованный, многоопытный… И вот совершенно не представляю, какого размера должна быть родительская гордость и ревность у мистера Вейла, чтобы таким судом судить Руфуса. За что, главное? Особенно наедине с дочерью, за которую мистер Вейл смертельно боится, приемлемо ли это? Мне кажется, мистер Вэйл и решает вывалить все это на нее наедине (при Руфусе-то он еще держался), чтобы повлиять. Он привык, что дочь слушается его из уважения к опыту и мудрости, поэтому даже не сомневался, наверное, что она внемлет его словам. Словам жестоким, циничным и звучащим обиженной ревностью. Конечно, его понесло. Думаю, и изрядно напугало то, что там в мире волшебников опять что-то произошло, и Руфус вот был, а тут его уже нет, и Росаура на грани истерики... И он сказал ей это все сейчас, как бы иллюстрируя наглядно: вот, так будет всегда, пока его не убьют или пока он не сопьется от такого напряжения! Потому что, я думаю, мистеру Вэйлу известен не только подвиг людей военных (хотя, как я сказала выше, отчего-то есть тенденция у людей его поколения этот подвиг принижать или вовсе развенчивать), но и то, как их война ломала. И такого он своей дочери точно пожелать не может. И потом, его давняя ревность и неприязнь к волшебному миру вообще тоже тут играет большую роль. Он всегда пытался подспудно высмеивать мир, к которому принадлежит Росаура, из глубинного чувства недоверия и собственной несостоятельности, ведь каждый раз, отпуская ее туда, он понимает, что не может ее защитить. А тут она приводит в дом как своего жениха не просто волшебника (что подразумевает ее полный уход в волшебный мир), но волшебника-военного (что подразумевает ее полный уход в мир, полный постоянной опасности). Так что... у мистера Вэйла сдетонировало и снесло крышу конкретно. В военное у волшебников время. В их разговоре на самом деле возмущает не то, что мистер Вейл против их любви, а то, что он за глаза позволяет себе надменный тон о бригадире, который отдает жизнь за его семью. Тем более, как видим, Росауру он таким образом не удержал, а еще больше оттолкнул, выставив себя в неприглядном свете. Эх, мистер Вейл, слезь-ка с комфортного дивана да побегай по городу за преступниками, коих в двое больше, под вой сирены, который слуху привычнее музыки из радио)) Трудно сказать, как у волшебников, поскольку в каноне мамой Ро вроде бы эта тема не раскрыта, но в военное время у наших предков за такие речи о бойце пришлось бы сурово отвечать, я почти уверена. Очень полезный совет для мистера Вэйла. Он настолько типичный "диванный философ" и "кухонный интеллигент", оторванный от реальности, но уверенный, что может критиковать ее на все лады и знать, как надо и как лучше, что ему бы хоть раз всерьез столкнуться с той рутиной, с которой Руфус имеет дело каждый день. Но нет, у нас тут тоже "мерзкое фи"... И, мне кажется, мистер Вэйл вообще всерьез не воспринимает все эти рассказы про "военное время" у волшебников, потому что если бы относился к этому серьезно, а не "по-философски", как он привык, то он бы просто не выдержал: дочь - на линии огня, а он тут на диване и ничего сделать не может. С другой стороны, замечено, что в каноне вообще тема памяти и уважения к военному прошлому то ли не проработана, то ли исключена. Они не празднуют годовщину победы над Волдемортом, они не почитают память погибших, они относятся к тому же Грюму как к "сумасшедшему калеке", а не как к прославленному ветерану, и к Скримджеру в каноне отношение отрицательное просто потому что он... представитель системы. Там в целом очень мощная антиправительственная повесточка, сатирическая и пошленькая, и оно видно, что у волшебников самих проблемы с исторической памятью, если спустя 10 лет после падения Волдеморта начинается все заново, как будто никаких уроков извлечено не было. 1 |
h_charringtonавтор
|
|
Bahareh
Показать полностью
Ответ на отзыв к главам "Лир", "Минотавр", "Офелия", часть 2 Не знаю, что поднимет мистера Вейла в глазах ужасающейся, оскорбленной Росауры, что возродит в нем любящего, понимающего отца, каким он был для нее раньше, и примирит их, но Росаура правильно сделала, что ушла. Если не за любимым идти, то просто уже пора двигаться дальше. Она взрослая женщина, способная сама себя обеспечить и прокормить, и не нуждается в опеке родителей. Тем более травмирующей опеке. Честно, я сама до сих пор не знаю, что же может их примирить. Возможно, лишь обоюдное стремление помириться и простить друг друга. Если взвешивать до бесконечности, кто прав, а кто нет, то Росаура будет иметь вечное право с отцом отношения не возобновлять. Надеюсь, что им двоим все-таки хватит мудрости (или она придет, новая) сложить оружие и раскрыть друг другу объятья с принятием и великодушием. Но пока Росаура в глубоком шоке и далеко не сразу сможет простить отца. Потому что обида нанесена не столько ей, сколько её любимому человеку, а это порой больнее. [q]Хотя мистер Вейл и себя судит предельно сурово, но, мне кажется, он горячится касательно своей роли в семье. Семью создавали оба, и ответ за нее нести тоже обоим, а не одному мистеру Вейлу. Но, возможно, они с Мирандой были не готовы к созданию своего очага, а лишь считали себя состоявшимися, готовыми, поддались чувствам, которые мгновенно охладил быт. Историю их странного брака мы ещё узнаем, пора уже сдёрнуть покровы, раз уж пошла такая свистопляска... Но в целом, мне важно, что мистер Вэйл наконец-то признаёт свою ответственность за то, что их семья разваливается, а брак трещит по швам. В своей философско-отстранённой позиции ему было очень удобно находиться на протяжении долгих лет. Благовоспитанность, интеллигентность и мягкость делали его в глазах дочери чуть ли не святым, тогда как матери досталась роль мегеры и тиранши. А между тем он значительно старше жены и взял ее в жены, когда она была еще моложе Росауры, и, конечно, от него требовалось куда больше ответственности и мудрости - при такой разнице и в возрасте, и в опыте жизненном, но он мало что предпочёл менять. [q]В любом случае это вина обоих родителей, тут несправедливо выделять кого-то. К тому же и Миранда, гордая и роскошная ведьма наша, вовсе не похожа на жертву обстоятельств и укусить может весьма болезненно, если очень захочет, что мы видели по ее диалогам с Росаурой, которую она постоянно доводила до слез и топила в чувстве вины и неполноценности. С мистером Вейлом печально то, что он меньше времени проводил с дочерью, чем мать, из-за чего время с отцом воспринималось Росаурой, как настоящий праздник, она успевала соскучиться по нему, более мягкому родителю, нежели мать, а оттого больше привязалась. Но так это практически в любой семье так, где работает отец, а мать по хозяйству и с детворой. Не помню, работает ли Миранда, но у мистера Вейла физически не могло быть столько ресурсов, чтобы уделять целые дни дочери. А иначе как же работа и студенты? Оно само не рассосется и деньги с неба, как манна небесная, не упадут, и любая разумная женщина, я думаю, должна понимать это, а не требовать, чтобы у супруга было сорок восемь часов в сутках))) Если Миранда обижалась на занятость и усталость мистера Вейла от бесконечного общения с кучей людей и бумаг, то это глупо, он же не робот. К слову, как показывает история, он много ценного и доброго вложил в любимую дочь, воспитав ее на порядок лучше, чем была воспитана Миранда, и, выходит, что с ролью отца справился недурно. Росаура в нем души не чаяла и выросла отзывчивым, гуманным человеком, а не скатилась до нравственного уровня Люциуса Малфоя, так что мистеру Вейлу нечего стыдиться. Стыдиться надобно Миранде, которая, как жалкие подачки, ловит благосклонность подобных Люциусу) Да, в плане распределения ролей, их принятия и взаимного уважения у них явно проблемы. Конечно, как пример, отец для Росауры был явно более положительным, нежели мать, однако и здесь найдутся подводные камни. [q]Фрэнк и Алиса. Я ждала, я знала, что канон немилосерден (а с каждой книгой он становился все более жесток и мрачен), что рано или поздно это случится, и горе настигло их прекрасную семью в самый непредвиденный час! Бойня забирает лучших из лучших. Несмотря на то, что они не погибли, но понимая, какие муки им пришлось пережить, как потом взглянет на них повзрослевший сын, убитый видом своих родителей, думаешь, что лучше бы это была смерть. Фрэнку, Алису и их близким это издевательство досталось на всю жизнь, и оно болезненнее и обиднее от того, что их счастье вот-вот только начиналось. Увы, увы! Мне было очень больно об этом писать. Несмотря на редкие появления, от их образов лучами расходится добро, и я даже испытывала перед ними вину, что не уделила им больше времени, которого они, несомненно, достойны. Страшнейшая участь их постигла, и я задумалась о том, насколько мельком, в общем-то, об этом сказано в каноне. Вообще считаю, что учитывая те реакции старшего поколения на первую магическую войну, она была куда страшнее, чем то, что показано в 4-7 книгах. Одна трагедия Фрэнка и Алисы чего стоит! [q]Оно было путеводной звездой для других и померкло вместе с их надеждами. Прекрасные слова. Спасибо! Мне очень важно было показать, как Фрэнк и Алиса объединяют людей вокруг себя, дают им надежду, свет, тепло и утешение. И теперь, хоть самое страшное коснулось их, все те, кто был сцеплен друг с другом благодаря их любви, ощутят на себе это горе и ужас, и вот как померкла путеводная звезда, так и захлестнет буря не один кораблик... [q]Даже хорошо, что Росауру к ним не пустили в палату, ведь действительно зрелище должно быть не для слабонервных, раз ими занимался хирург и они в состоянии чуть лучше, чем фарш. Если Руфус не выдержал и сломался, то что бы было с впечатлительной Росаурой, изведенной его молчанием и видом. Думаю, да, её бы это тоже сломало. С другой стороны, так выходит, что пока судьба щадит Росауру, и каждый раз ей удается как-то по касательной пройти мимо реалий военного времени. Все же башня из слоновой кости, в которой она привыкла запираться по примеру отца, слишком уж высока и толста. На сегодня ей хватило шока, но пройдет пара дней, и она уже будет готова упрекать Руфуса за излишнюю замкнутость и остервенение, с которым он будет копать это дело, чтобы найти преступников, будто не способная до конца осознать, какой же это ужас, и что надо остановить его во что бы то ни стало. Как ни крути, отец дал ей воспитание тепличного растения, и любое столкновение с реальностью Росаура пытается отсрочить до последнего, а ей бы не помешало некоторое трезвление. Собственно, именно поэтому она и не воспринимает всерьез слова Руфуса, сказанные на Рождество, что как бы он ни хотел, он не сможет, просто не сможет чувствовать так, как ей бы хотелось, быть тем человеком, которого она себе вообразила; потому она обманулась и его светлым и теплым образом в утро Рождества, и то, что с ним будет происходить, станет для нее кошмаром - не потому ли, что она до конца так и не задумалась, что с ним произошло за эти два месяца, да и еще раньше? Какой он на самом деле человек, и что произошедшее с Фрэнком и Алисы для него далеко не первое, что его вот так ломало. Росаура пока это не осознает - и тем больнее для нее будут реалии жизни с любимым человеком. [q] И после этого, опять же, вспоминаются колкие сухие слова мистера Вейла, хотя кому бы стоило взглянуть на Фрэнка и Алису, так это, наверное, ему, потому что Руфус сталкивается с этим кошмаром каждый день, и кому бы судить о его характере и регулярном пьянстве, так это не гражданским, а уж скорее начальству. К сожалению, снова же не помню нюансов канона, по-моему, в одной из книг и Аластор Грюм пил, вернее, ученики думали, что он пил и так и должно быть… Да, и это было предметом шуток, ну, можно списать на возраст детишек (14 лет), которым не дали адекватного воспитания, и они не понимали до последнего, кажется, что такое - пройти хотя бы толику того, что выпало на долю старшего поколения, прежде всего - мракоборцев. А как и где придуман способ, который поможет человеку, для которого подобный ужас - почти что рутина, пережить это и не получить тяжелейшие душевные увечья? Наверное, где-то, в идеальном мире, есть потрясающий курс терапии для реабилитации, но испокон веков единственным средством, чтобы заглушить боль, страх, кошмары и пламенную ярость, был алкоголь. [q]Но тут меня берут сомнения, как долго продержится Руфус с таким режимом и выпивкой и как он до сих пор ходит на службу, сражается, не спит ночами на дежурстве, когда у него трясутся руки… Это же работа на износ. Его организм откажет раньше, чем его подстрелят Пожиратели, либо и правда начальство отправит на пенсию, увидев, что зеленый змий безвозвратно выбил почву из-под ног у их боевой единицы. Тут еще проблема военного времени, что кадров с таким опытом и навыками просто нет, невозможно подготовить за короткий срок, поэтому старую гвардию до последнего отправлять на покой не будут, поскольку заменить некем. Другой вопрос, что да, это работа на износ, и сами что Скримджер, что Грюм, что прочие ветераны понимают, что они на этой службе умрут - так или иначе. И целью ставят не до пенсии дотянуть, а до завтрашнего утра и при этом сделать максимально много, в крайнем случае - забрать с собой врага-другого. Конечно, мы не знаем, насколько регулярен у Скримджера конкретно такой вот режим, и то, что он напился до полузвериного состояния из-за горя, не значит, что он делает это каждый день. Но даже одно такое проявление вызывает ужас, и то, что Росаура решает остаться с ним даже после такого, вряд ли нашло бы понимание психологов, подруг и даже родителей, которые бы в один голос крикнули ей: "Беги!". Да скоро сам Руфус ей это скажет. 1 |
h_charringtonавтор
|
|
Bahareh
Показать полностью
ответ на отзыв к главам "Лир", "Минотавр", "Офелия", часть 3 Не хочется, чтобы Руфуса помимо случившегося сломило еще и это, но тут, по-моему, и Росауре будет очень сложно вызволить его из этого порочного круга и исцелить своим участием и заботой. Чем больше погибает друзей, сослуживцев, тем, кажется, глубже Руфус погружается в самобичевание, скорбь и зависимость, а данная ситуация требует уже не любви, не терпения и самопожертвования Росауры, а квалифицированной помощи специалистов. Да, к сожалению, страшные внешние события накладывают на нас такой отпечаток, от чего потом страдают в первую очередь наши близкие, а вовсе не тот, кто этого заслуживает. Вопреки нашим желаниям и воле, это происходит, потому что душа уже искалечена, а потому не может проявлять себя так, как раньше, даже при самых благих намерениях и высоких принципах. Наверное, для меня как для автора это одна из самых страшных сцен, поскольку здесь мы видим, как зло пожаром занялось там, где еще несколько часов назад царила любовь, мир и доверие. Это зло - от непомерной боли, которая не смогла найти иной выход, и оно калечит обоих, за считанные минуты сжигая очень и очень многое. Самое печальное, что ни он, ни она, конечно же, этого не хотели и никогда бы о таком не помыслили, но вот, это происходит. И надо как-то понять, что делать дальше. Собственно, о таком кризисе отношений, а уже после - о расследовании все последующие главы третьей части. ...которых нет( Да, на чудо любви здесь надеяться опрометчиво. Чувства чувствами, благие намерения это замечательно, но масштаб бедствия кошмарен, и, самое главное, что этот человек не ставит себе целью как-то изменить образ жизни. Да он вообще себя жильцом не считает. Теперь все, к чему свелся смысл его жизни - это найти и наказать преступников, какая уж там речь об исцелении и оздоровлении как ментальном, так и физическом!.. А бедная Росаура вся в мечтах и планах, как они будут жить долго и счастливо. [q]Наконец, что бы было, если бы он не сдержался, когда накинулся на нее? Да это ужас. Вообще, в первоначальном варианте он именно что набрасывался. И, возможно, это было бы куда реалистичнее. Но это зарубило бы на корню всё, а мне было важно, чтобы они попытались выкарабкаться из бедны вместе. А при упомянутом раскладе это было бы уже немыслимо. [q]Вообще зловещая сцена получилась, и страшно думать, что это только первый день их совместного проживания. Если в первый день такое творится, что сердце леденеет и ноги подкашиваются, и Росаура сама не своя на следующей день, мечется, словно раненая, правда, не телом, а душой, неосторожно потянувшейся к Руфусу, то что будет дальше? Огорошил ты нас, Руфус, так огорошил! Спасибо огромное!) Спасибо огромное вам, что решились погрузиться в эти тёмные бездны вместе с нами и дали такой исчерпывающий отклик!1 |
h_charringtonавтор
|
|
Elena Filin
Показать полностью
ответ на отзыв к главе "Дочь" Здравствуйте! У меня под конец года печально-усталое настроение, и вот ваша грустно-философская глава вписалась под него идеально. Да, и правда, спасибо, что отметили это светло-грустное настроение главы. Всегда представляю ее под мерный осенний дождь. Если стоишь под ним, можно взвыть от тоски, как бродячая собака, а если сядешь в уютное кресло с горячим чаем под крышей, можно найти в этом утешение, но будет в нем что-то меланхоличное.. После рассуждений отца Росауры прямо-таки хочется читать много, но в то же время медленно и со вкусом, говорить с ныне живущими и давно ушедшими авторами, наслаждаться работой с книгами. И блин, это так классно)) Жалко, что в школе никто не объяснял _вот_так_, зачем отвечать не нескончаемое «что хотел сказать автор». Честно, я по-настоящему, всерьёз об этом стала задумываться при чтении только после того, как сама начала писать большую книгу. Ведь куда проще было бы прокрутить в голове сюжет как случайную фантазию, что я и делала с детства, а потом забыть про это навсегда за суетой жизни. Но нет, хочется большего, хочется показать, рассказать, оставить написанным этот разговор для каждого, кто захочет поговорить и о сиюминутных переживаниях, и о вечных ценностях, разделить вместе с кем-то опасения и утешить мыслью, что он не одинок, что вместе мы сила. Да, пожалуй, мне такие размышления пришли все же больше благодаря творчеству, а не потому, что я сама по профессии в том положении, что должна объяснить детям, зачем же искать в произведении авторский замысел, пытаться выйти на диалог с автором, а не просто заглатывать книгу и трактовать ее как вздумается. Здесь, в пространстве сетевого самиздата, общение автора с читателем возможно в таком вот прекрасном формате обмена отзывами, что для меня является огромной ценностью. Даже когда закрадывается мыслишка, что хотелось бы увидеть свою книгу на полке, я думаю о том, что книга на полке не даст отклика читателей, а не он ли так важен в конечном счете? И любое произведение - это не вещь в себе, а форма взаимодействия, общения, и автор, конечно, хочет быть услышанным, и есть ли большее наслаждение, когда получаешь отклик читателя и видишь, что ты не только услышан, но и понят, а еще на связи оказался единомышленник, который своим участием раздвигает границы твоей вселенной?.. И вот ещё точнее всё это с необходимостью и писать, и читать с пользой для себя и других я почувствовала, когда читала эту главу. Пробрало, однако!.. Сказал бы кто мне лет десять даже назад, что меня так смогут взволновать философско-филологические разговоры персонажа в книге)) Но блин, это очень крутое ощущение, спасибо вам за него!)) Ахах, спасибо большое, я всегда волнуюсь о таких вставках, где персонажи просто размышляют о жизни и ничего больше не происходит. Ближе к финалу даже беднягу Руфуса, этого человека действия, захлестнет философская волна, в этой истории никуда не денешься, куда ни плюнь, все диванные философы)) Росаура большая молодец, что навестила отца и отнеслась с уважением к его позиции, а он такое же уважение проявил к ней, не став по настоянию жены уговаривать и ухищряться, добиваясь своего. Оба могли бы из самых благих побуждений нечестно, даже несправедливо поступить друг с другом, удержались — в этом-то и ценность. В их случае это лучшее решение, поскольку на доверии и уважении выбора друг друга и строятся их отношения. Однако у медали, как всегда, две стороны, и можно найти, что итог их мирных посиделок за чашкой чая, когда утром в школе был найден труп преподавателя, как-то невразумителен...Хотя блин, выбор правда бывает разным, не всегда правильным и безопасным, сложная это тема. Иногда ведь действительно бывают случаи, когда со стороны виднее и понятнее, как для человека лучше. Но увы, пока он сам это не осознает, толку будет мало, а то и вовсе не будет. На чужих ошибках учатся очень редко, да и свои мозги никому не вложишь. Даже если это не такая противоречивая драма, как у Росауры и её родителей, а что-то банальное вроде «алкоголь не решает проблем, очнись» или «не бери микрозаймы, это кабала, из которой не вылезешь». Но выбор… Выбор нужен всегда, хоть и не все понимают, что к нему прилагается ответственность, и бывает, что не только за себя. А благими намерениями дорога известно куда выложена. Любовь и уважение порой и заключаются в том, чтобы оставить человеку его выбор, хм… Ну вот да, сложный вопрос в данном контексте потому, что мистер Вэйл для Росауры все же отец. И это его не просто ответственность, но даже обязанность - заботится о дочери, тем более когда ей нужно принять решение, которое... не вполне, я бы сказала, ей по плечу. Она слишком многого не видит и не понимает, и кто бы с ней поговорил откровенно, что же происходит... Конечно, то, как действовала мать, тоже не вариант, поскольку она пыталась обманом навязать свою волю, а потом надавить и проманипулировать, но мистер Вэйл в некотором роде... занимает эту философско-отстранённую позицию, от которой слишком уж попахивает "несопротивлением злу насилием", а это... по меньшей мере неоднозначно и спорно. И ладно бы он вел такие разговоры о мужестве со своими коллегами, но тут дочь, которая, он же видит, вся в расстроенных чувствах, что-то недоговаривает, от чего-то худеет, на стенку лезет, локти кусает, натужно улыбается... И меня не покидает ощущение, что Росаура даже будто бы берет ответственность за отца там, где должно быть наоборот. Она решает не тревожить его рассказом о трагедии с Норхемом, она решает не делиться с ним своими переживаниями любовными, она намеренно усыпляет его возможные подозрения, что дела гораздо хуже, чем хотелось бы видеть, и... сама нуждаясь в утешении, утешает. И поэтому так очевидно, мне кажется, что она тянется к Руфусу. Вот уж от кого точно веет силой и мужественностью, и перед кем нет смысла скрывать страх и растерянность. Поэтому мне очень дорого, что в конце она решает написать ему и излить душу, довериться, уже отринув игру и кокетство, понимая, что ставки очень высоки. >И много мыслей и чувств миллионов в те годы слились в один-единственный вопрос: «В чём смысл?». В чём смысл этого мира, если всё, что человечество считало своим величайшим достижением к середине этого века, оказалось ничтожно перед лицом Апокалипсиса? Пожалуй, так и есть: ничтожно всё, кроме той крохотной искры, что в каждом из нас. Как цитата отца Росауры отзывается, как соприкасается с окружающей нас действительностью, ох… Спасибо, мне дороги эти его слова. Письмо Росауры это прямо… Очень-очень больно. Вроде и привыкаешь, но всё равно вот иногда в книге увидишь такое письмо и становится жутко, пусто, тоскливо. Большое спасибо вам за искренность. Это невероятно ценно, мне кажется, когда благодаря творчеству мы можем говорить о личном и наболевшем. Проблема реакции на смерть человека, близкого или далекого, всегда меня тревожила и занимала, отслеживая свои реакции, чужие, мне всегда казалось, что в этом всегда очень много чего-то неправильного, натянутого и запутанного, и крайне редко удается прожить это так, чтобы совесть потом не болела.Спасибо, ваши слова очень укрепляют. Я люблю формат писем, потому что это то, как герой формулирует себя сам, как он себя выражает для близкого человека - но прежде всего, для самого себя. Мне кажется, даже в разговоре мы порой не столь откровенны и точны, как в письмах. Но каждый раз, когда вставляю письмо персонажа, сомневаюсь, может ли это быть интересно читателям и не слишком ли провисает от этого сюжет. [q] Он был всего лишь коллегой, а жизнь продолжается. Да, у меня тоже вот так. Но и портрета с гвоздиками не осталось, только с полгода напоминали о нём недолговечные уличные украшения. Страшненькие, нелепые, а… его. Украсить как-то повеселее двор хотел. Так странно писать это сейчас здесь, в отзыве, но я как и Росаура стыжусь. В моём случае за то, что с детства отношусь к алкоголикам неприязненно, с долей презрения даже, такой уж опыт был. А он и был алкоголиком и игроманом. Он был неплохим человеком, но меня отталкивал образом жизни. Я предпочитала держаться подальше, потому что ну блин, где-то в душе есть тот ребёнок, который боится алкоголиков и не верит им. Но на эти чёртовы украшения во дворе я потом и смотреть не могла. Всё думала, а может могла бы что-то сделать? Умом понимаю, что нет. Он тоже… сам выбрал такую жизнь, приведшую к преждевременной смерти. Но пишу вот это и перед глазами снова те чёртовы украшения. А жизнь тем временем продолжается и в реальности, и в книжных мирах, да. Надеюсь, Руфус сумеет как-то поддержать Росауру, всё же, занять её мысли другим. А стихи Дойла я тоже почитаю, может, как раз на праздниках. С наступающим вас! Спасибо огромное за отзыв и поздравления! Боюсь, сам Руфус тоже погружен в размышления о смерти, поскольку в его положении это настолько очевидная реальность, что деваться некуда. Он не из тех, кто сбегает в вымышленные миры, а позволить себе укрыться под крылом Росауры он тоже не может (а зря, на пару вечеров не повредило бы!), и тут он тоже оказывается в трудном положении: сам нуждаясь в утешении, вынужден утешать более слабого, на этот раз - Росауру. Но, интересно, что, утешая, мы порой и утешаемся, поэтому, посмотрим, что же принесет его ответ. |
Добрый вечер! Отзыв к главе «Цезарь».
Показать полностью
Вот, казалось бы, в главе почти ничего не происходит ещё, но блин… пробирает что того же Руфуса стихотворением! Жутко, по-настоящему жутко. Мне всегда отчего-то больше западали в душу те же произведения про тыл или про преддверие войны (вспомнила про «Завтра была война», содрогнулась…), чем про активные бои. Да, бои и потери — это ужасно, но пугает и сильнее действует на непричастную к подобному меня то, как такие страшные события влияют на гражданских и их жизнь и работу. А оно всё пропитывается насквозь страхами, тревогами и разногласиями, хотя психика такая штука, что со временем адаптируется и к этому, что мы, увы, знаем. С тёмной меткой было в какой-то мере ожидаемо, но всё равно внезапно. Морок, ага… Я не сомневаюсь, что Дамблдор с его силой и талантом способен отличить морок от настоящей тёмной метки, но вот его уверенные утверждения, что в Хогвартсе нет пожирателей… Вспоминаю подслушанный Росаурой в поезде разговор, который мог и не быть пустым хвастовством подростков, и так и тянет спросить директора: «Мужик, а ты вот уверен? Точно-точно? Или не хочешь пугать учеников и подчинённых, м?» Но вот с чем я однозначно согласна, так с тем, что борьба ведётся в каждой душе, если та у человека ещё есть. Как в той притче: побеждает тот волк, которого ты кормишь. Прошёл мимо или помог, соврал или сказал правду, улыбнулся или послал на три буквы. Маленькие выборы и большие, каждый склоняет чашу весов в ту или иную сторону. И в обществе, в стране в итоге побеждают те, к кому склонится больше душ, с кем совпадёт мышление и образ жизни людей. И это всё должно быть искренним, не показным, чтобы иметь силу в нас. А то каждый раз вспоминаю дальнюю родственницу, которая как по расписанию ходит в церковь, зато поступает так, будто она туда за индульгенциями ходит, тьфу… Ну что ж, каждый выбирает по себе, тут ничего не поделаешь. Муки совести Росауры в этой главе доказывают, что она таки уже выбрала правильного волка, да и до того скорее просто не осознавала до конца, была занята принятием учительской доли, мыслями о Руфусе и о том, что стало твориться в школе. Встреча с Краучем и его супругой вышла очень печальной, особенно приправленная воспоминаниями Росауры о Барти-младшем. Блин. Блин-блин-блин((( Сколько же я слышала, а сколько и видела своими глазами историй, когда дети грызут гранит науки с яростью и остервенением ради одобрения родителей, которое всё никак не получают в необходимом объёме, отчаянно верят, что любовь можно заслужить, а там и гордость, и тёплое общение с пониманием приложатся. Но увы, этого ни фига не происходит, если родители эмоционально холодны и чрезмерно требовательны, этого уже не изменить. А даже если родители меняются, то лишь в тот момент, когда поезд отношений с детьми, который уже ушёл, вовсе скрывается за горизонтом. Дети-то давно разочаровались и перегорели, положили перед родителями золотые медали и красные дипломы и ушли от них как можно дальше. Это настолько тоскливо, что хоть вой(( И с таким бэкграундом вообще не удивительно, что Барти всё опротивело, его надежда на отцовскую любовь сломалась, а слом привёл к катастрофическим последствиям. По сути ведь многих детей на улицу и в сомнительные компании приводит то, что им дома и с родными некомфортно. У меня самой были подружки, по разным связанным с семьёй причинам не желавшие идти домой. А я хотела, вот и не сложилось в итоге общение. Кто-то бежит из дома, кто-то бежит домой. Полагаю, у Барти и Росауры было нечто похожее в этом плане. Хотя вот у Росауры наоборот мать более требовательная, но хоть до маховиков времени в годы учёбы не дошло. Если так задуматься, у них обоих не всё было гладко, но пути они выбрали совершенно разные. Опять же, каждый выбирает по себе. Но думаю, её потрясёт то, что именно её бывший одноклассник, некогда мечтательный мальчик поучаствует в пытках новых знакомых… Да и мать его всегда было очень жалко. Разговор Дамблдора и Крауча из разряда тех, что не оставляют слов, только эмоции. Дичайшая тоска и страх(( Блин, ну это просто жесть. Крауч устал терять бойцов, но он не верит в то, что они должны быть верны идее. Дамблдор верит лишь в свой круг верный членов ордена и уверен, что прочие мракоборцы станут охранять новый режим. Чёрт его знает, как было бы, если бы не известные события канона. Слишеом грустно и страшно, что кругом безнадёга и смерть, война озлобляет и ожесточает, но… Ох, надо во всём этом безумии как-то оставаться людьми. Не героями даже с высоким и сияющим «облико морале», а просто людьми с минимальными преставлениями о «хорошо» и «плохо». И меня поражает, как Крауч не понял, что пусть пожиратели отдали всё с потрохами Волдеморту, и душу, и совесть и волю, их можно назвать фанатиками, но никак не теми, кто испугается и побежит менять сторону, чтобы «щенков не тронули». Да блин, с их методами очевидно, что просто школе и множеству невинных в ней конец настанет, когда родители-пожиратели придут за детками. А не могут не прийти, это ж ядерная смесь пожирательского фанатизма, горячки боя и каких-никаких родительских чувств. Так что, опять же, Дамблдор прав. Письмо Руфуса в таком печально-философском тоне стало неожиданностью, не думала, что он может говорить… вот так. А во многом прав, во многих помыслах даже чище конкретно взятой читательницы-эгоистки, которая слишком редко думает о детях и лошадях. Карма сомнительна, а совсем ничего не сотворили лишь совсем малыши, если так рассуждать, ведь подросшие дети бывают злы. Я мало помню о своём детстве, но за пару случаев стыдно до сих пор. Но можно ли рассуждать тогда, что «прилетело за дело»? Вопрос, как водится, философский. Но если говорить масштабами Руфуса, где не заслужили мук и смерти, то и многие взрослые не заслужили, большинство, я бы сказала. Да и я часто взрослых жалела больше, почему-то. Они были и детьми для кого-то, и родителями, и верными друзьями, и ценными специалистами, от них много зависело, а потом… раз и всё. За детей обидно, что они — будущее, но не всешда им суждено прожить жизнь, за животных, что они в принципе не творили ничего, что можно всерьёз назвать злым. Но «детям и лошадям» чаще помогают те же фонды, например, взрослым несколько сложнее. Но мир-то да, ко всем в чём-то несправедлив. Наверное, я тут звучу неприятно, но правда бывает обидно, что о взрослых в беде говорят меньше, а помощь нужна всем. >Так, я задержал твою сову на полтора дня. Сова твоя, стоит признать, особа дотошная, не пожелала нести тебе на проверку только половину домашней работы. Впрочем, на этот раз она на редкость терпелива и даже не пытается выклевать мне глаза. Я обожаю Афину! Просто обожаю! И… Ох. Надеюсь, Росаура не напугает ещё больше философии Руфуса. Еу я бы напряглась, а то времена тяжёлые, а звучание письма отдаёт и вправду прощальной исповедью. Но нет уж, мужик, живи, читай вслух стихи и береги эту вот барышню! С Новым годом ещё раз и спасибо, что каждая глава — пища для размышлений 1 |
К главе "Принцесса".
Показать полностью
Здравствуйте! пожалуй, никогда название главы так не удивляло меня, никогда так сложно не было добраться до его смысла. Ведь Росаура в этой главе по факту - больше чем Золушка: умудряется весьма неплохо, пусть и не без чужой помощи, в рекордно короткие сроки организовать большой праздник. Сколько в подобной подготовке ответственности, и если вдуматься, Минерва в какой-то мере поступила педагогично, доверив именно Росауре проводить такое мероприятие. С одной стороны, столько всего нужно учесть, так контролировать множество дел, а с другой- и результат сразу виден, и не будь Росаура в таком состоянии, могла бы воодушевиться и вдохновиться... Но она именно что в таком состоянии. Оно, если честно, пугает еще сильнее, чем одержимое спокойствие Льва в предыдущей главе - хотя и отражает ее. Росауре кажется, что Руфус мертв - ну фактически для нее он умер - она хоронит свою любовь, но по факту умирает сама. Ее описание, когда она наряжается к празднику, напоминает смертельно больную, и это впечатление еще усиливается такой жуткой деталью, как выпадающие волосы - то ли как при лучевой болезни, то ли как отравлении таллием. По-хорошему, ей бы надо лечиться. Ладно хоть полтора человека в школе это понимают. Минерва, конечно, в плену прежде своего учительского долга. А он таков, что хоть весь мир гори огнем, а ты приходишь и ведешь урок, не позволяя детям заметить, что ты хоть чем-то расстроена. Минерва этим так пропиталась, что, наверное, уже и не представляет, что можно ему подчинять не всю жизнь. И все же она достаточно насмотрелась на людей, чтобы отличать болезнь от капризов и разгильдяйства. Хотя и не сразу. И Барлоу... Эх, что бы мы делали без мистера Барлоу! Он тут "везде и всюду", готовый не отступать, хотя Росаура держит маску невозмутимой леди (а по факту - огрызающегося раненого зверя). Он очень старается согреть Росауру, оживить, он явно олицетворяет все ее прошлое, но сможет ли она вернуться к своему прошлому после того, как соприкоснулась с жизнью Руфуса, его душой, способностью совершить самый страшный поступок и безропотно принять немедленную смерть от лучшего друга? Не будет ли выискивать в мистере Барлоу, так похожем по поведению на мистера Вейла, того же лицемерия и жестокосердия, что проявил ее отец? Не заставит ли его стать таким же? Мистер Барлоу старается спасти принцессу. Видит ли, что ее дракон - она сама? Думаю, видит. Как тут не увидеть, когда она сама себя уже в саван укутала (или в наряд средневековых принцесс - ведь похоже выходит, если представить), стала будто бы фестралом в человческом варианте, ходячим трупом? И все-таки он тоже рыцарь и потому рискует. И еще, наверное, ради замысла всех учителей и главным образом Минервы, удивительно перекликающимся с замыслом бедных Фрэнка и Алисы, устроивших праздник сразу после траура. Те хотели подарить забвение и единение друзьям, Миневра - детям. И получилось ведь. И традиционные и в чем-то уютные перепалки в учительской показывают, что и взрослые хоть немного отвлеклись от ежедневного кошмара. А ведь если вдуматься, Минерва тоже должна была страшно переживать случившееся с Лонгботтомами. Но свои чувства она "засунула в карман" (с) и явно рассчитывает от других на то же. Но все-таки происходящее настигает, и выкрик Сивиллы точно напоминает все, стремящимся забыться хоть на вечер, что не у всех уже получится забыться. Кстати, правильно ли я понимаю, Дамблдора срочно вызвали именно в Мунго? Теперь жду главу от Льва... 1 |
h_charringtonавтор
|
|
Мелания Кинешемцева
Показать полностью
Ответ на отзыв к главе "Принцесса", часть 1 Здравствуйте! пожалуй, никогда название главы так не удивляло меня, никогда так сложно не было добраться до его смысла. Ведь Росаура в этой главе по факту - больше чем Золушка: умудряется весьма неплохо, пусть и не без чужой помощи, в рекордно короткие сроки организовать большой праздник. Боюсь, проблема с названием в том, что я не придумала ничего лучше х) У меня уже на 42-ой части кончается совсем фантазия, сложно придерживаться принципа - называть главы одушевленным существительным, каким-то образом связанным с сюжетом главы. У меня был вариант (на мой взгляд, куда лучше) назвать главу "Вдова", но, поскольку линия Р и С ещё прям окончательно не похоронена (хоронить будем отдельно), это название ещё мне пригодится. А "Принцесса".. Да даже "Золушка" более подходяще (такой вариант тоже был), но мой перфекционист уперся, мол, некрасиво, что под Золушкой будет эпиграф из Русалочки)) А принцесса, если уж позволить моему адвокату довести речь до конца, может объединить в себе разные образы - и Русалочку, и Золушку, и ту же Спящую красавицу, на которую Росаура походит не по делам, а по душевному состоянию - сон, подобный смерти. Она должна была быть принцессой на этом чудесном балу, могла бы блистать, радовать всех своей улыбкой, красотой (как бы она сияла, если бы в ее сердце жило то огромное чувство!), любовью, поскольку, переполненная любовью душа хочет делиться ею без конца... Думаю, это было бы прекрасно. В лучшем мире *улыбка автора, который обрёк своих персонажей на страдания и страдает теперь сам*Спасибо, что отметили вклад Росауры в подготовку праздника. На мой взгляд, это настоящий подвиг, и тем он ценен, что совершается в мелочах. Кажется, что это не так уж трудно, да и вообще ерунда какая-то на фоне страшных событий, ну правда, какая речь может идти о празднике, о каких-то танцах, песнях, гирляндах.. Но в позиции Макгонагалл, которая заставляет Росауру запереть на замок свое отчаяние и взяться за дело, есть большая правда, и ради этой правды трудятся все. Организация праздников, вся эта изнанка - дело очень утомительное, и когда доходит до самого праздника, уже обычно не остается сил ни на какое веселье, тем более что организатору надо контролировать все до конца, когда все остальные могут позволить себе расслабиться. К счастью, Макгонагалл хотя бы эту ношу с Росауры сняла, потому что увидела печальное подтверждение худших опасений: Сколько в подобной подготовке ответственности, и если вдуматься, Минерва в какой-то мере поступила педагогично, доверив именно Росауре проводить такое мероприятие. С одной стороны, столько всего нужно учесть, так контролировать множество дел, а с другой- и результат сразу виден, и не будь Росаура в таком состоянии, могла бы воодушевиться и вдохновиться... Но она именно что в таком состоянии. Я думаю, что Макгонагалл, сама привыкшая все оставлять за дверью класса, попробовала свой метод на Росауре и добилась определенного успеха. Росауре вряд ли повредило еще больше то, что она кинула свои последние резервы на подготовку праздника. Ей нужно было максимально погрузиться в рутинный процесс, чтобы просто не сойти с ума. Я думаю, если бы она осталась наедине с тем шоком, который ее накрыл, она бы, чего доброго, руки на себя наложила. Ну или попыталась бы как-то навредить себе, дошла бы до чего-то непоправимого. Поскольку боль, которую она испытала, просто оглушительная. Я сравниваю ее с человеком, которого отшвырнуло взрывной волной почти что из эпицентра взрыва. Я думаю, об этом еще будет размышление самой героини, но ее связь с Руфусом - и духовная, и телесная, учитывая и действие древней магии по имени "любовь", не может не усугублять дело. Магия в любом случае остается тут метафорой крайне тесного родства душ, которое происходит между любящими людьми. Поэтому Росаура помимо своего состояния не может не испытывать той боли, пустоты и ужаса, которые испытывает расколотая душа Руфуса после того, что он совершил - и в процессе того, к чему он себя готовит. Эту связь уже не разорвать чисто физическим расставанием или волевым убеждением из разряда "отпусти и забудь". Оно, если честно, пугает еще сильнее, чем одержимое спокойствие Льва в предыдущей главе - хотя и отражает ее. Росауре кажется, что Руфус мертв - ну фактически для нее он умер - она хоронит свою любовь, но по факту умирает сама. Ее описание, когда она наряжается к празднику, напоминает смертельно больную, и это впечатление еще усиливается такой жуткой деталью, как выпадающие волосы - то ли как при лучевой болезни, то ли как отравлении таллием. По-хорошему, ей бы надо лечиться. Спасибо, мне очень важно слышать, что удалось передать ужас ее состояния. Я, в общем-то, ожидаю, что читатели могут сравнивать кхэм степень страданий Руфуса и Росауры и прийти к выводу, что, например, он-то, как всегда, просто там танталловы муки испытывает, а Росаура, как всегда, драматизирует. Я так-то противник взвешивания степени страдания, поскольку это не то, что можно сравнивать и оценивать количественно, качественно и вообще по какому бы то ни было критерию. Каждому человеку дается по его мерке, и да, разумеется, для человека, потерявшего родителя, горе другого человека из-за умершей кошки будет казаться нелепым и ничтожным, но зачем вообще сравнивать и взвешивать? Именно сейчас конкретному человеку приходит то испытание, из которого он точно уже выйдет другим - вот и вся история. Поэтому печали Росауры мне столь же дороги, как и беды Руфуса, и мне было очень важно показать, как мучится её душа - и рада слышать, что это удалось передать. Будем честны: страдания Руфуса - это уже адские муки погубленной души, страдания же Росауры - это муки души ещё живой, тоже, конечно, запятнанной, но не раз уже прошедшей через огонь раскаяния и раненой в момент своего расцвета. Поэтому даже сравнивать их, если такое желание возникнет, едва ли корректно. Я раздумывала, стоит ли переходить на какой-то внутренний монолог, но прислушалась и поняла, что там - сплошная немота, контузия. Она не может сейчас даже в мысль облечь то, что переживает, даже чувств как таковых нет. Поэтому единственное, на чем пока что отражается явно произошедшее с ней - это внешний облик. Волосы нашей принцессы уже не раз становились отражением ее состояния, и я пришла к этой жуткой картине, как они просто-напросто.. выпадают. Вся ее красота, молодость, сила, а там и любовь (если вспомнить, что в их последний день вместе именно Руфус распутал ее волосы, которые из-за гнева и разгула сбились в жуткие колтуны, именно под его прикосновениями они снова засияли, как золотые) - все отпадает напрочь. Лечиться... эх, всем им тут по-хорошему лечиться надо(( Конечно, Росауре бы дало облегчение какое-нибудь зелье-без-сновидений или что потяжелее, что погрузило бы ее в забвение хотя бы на день, но что потом? Кстати, не раз думала, что у волшебников, наверное, заклятие Забвения могло бы использоваться и в терапевтических целях, просто чтобы изъять из памяти слишком болезненные воспоминания. Однако излечит ли рану отсутствие воспоминаний о том, как она была нанесена? Думаю о том, как бы Руфусу было полезно полечиться именно психологически после ранения и всей той истории, насколько это могло бы предотвратить или смягчить его нынешнее состояние и вообще то, что он пошел таким вот путем... Но что именно это за исцеление? По моим личным убеждениям, такое возможно только в Боге, но как к этому варианту относится Руфус, мы видели. Поэтому, как я уже говорила, та сцена в ночном соборе - определяющая для всех дальнейших событий, по крайней мере, в отношении главного героя. У Росауры-то надежды на исцеление побольше. 1 |
h_charringtonавтор
|
|
Мелания Кинешемцева
Показать полностью
ответ на отзыв к главе "Принцесса", часть 2 Ладно хоть полтора человека в школе это понимают. Мне было непросто прописывать действия Минервы в этой главе. Я ее глубочайше уважаю и очень люблю, и мне кажется, что она способна именно на такую жесткость в ситуации, которая... жесткости и требует?.. Как мы уже обсуждали выше, что дало бы Росауре кажущееся милосердие, мягкость, если бы Макгонагалл отпустила бы ее "полежать, отдохнуть" в ответ на её истерику? Да неизвестно, встала бы Росаура потом с этой кровати. В её состоянии очень опасно, мне кажется, оставаться в одиночестве, и то, что на неё валом накатила работа, причем срочная и ответственная, это своеобразное спасение. Поначалу, возможно, Макгонагалл и сочла поведение Росауры капризом, от этого и жесткость, и даже нетерпимость, но Макгонагалл конкретно вот в этот день явно не в том положении, чтобы каждого кормить имбирными тритонами)) У нее реально аврал, и в учительском совещании мне хотелось показать, насколько даже взрослые люди, даже работающие над одним проектом, сообща, могут быть безответственны и легкомысленны. И, конечно, мне хотелось отразить тут школьную специфику, что ну правда, в каком бы ты ни был состоянии, если ты уже пришел на работу - делай ее, и делай хорошо. Делай так, чтобы от этого не страдали дети и был результат на лицо. И задача Макгонагалл как руководителя - принудить своих коллег к этому. Не только вдохновить, но и принудить. Минерва, конечно, в плену прежде своего учительского долга. А он таков, что хоть весь мир гори огнем, а ты приходишь и ведешь урок, не позволяя детям заметить, что ты хоть чем-то расстроена. Минерва этим так пропиталась, что, наверное, уже и не представляет, что можно ему подчинять не всю жизнь. И все же она достаточно насмотрелась на людей, чтобы отличать болезнь от капризов и разгильдяйства. Хотя и не сразу. А когда на балу Росаура появилась, Макгонагалл, конечно, поняла, что это не капризы. Поняла и то, что Росаура не захотела с ней делиться истинными причинами, потому что недостаточно доверяет - и наверняка, как истинный педагог, записала это себе в ошибки. Но и тут она ведет себя очень мудро: с одной стороны, освобождает Росауру от вправду непосильной уже задачи вести вечер, с другой - не дает Росауре опять остаться в одиночестве. Мне видится в этом проявление заботы Макгонагалл, которую Росаура, надеюсь, со временем оценит. И Барлоу... Эх, что бы мы делали без мистера Барлоу! Он тут "везде и всюду", готовый не отступать, хотя Росаура держит маску невозмутимой леди (а по факту - огрызающегося раненого зверя). Он очень старается согреть Росауру, оживить, он явно олицетворяет все ее прошлое, но сможет ли она вернуться к своему прошлому после того, как соприкоснулась с жизнью Руфуса, его душой, способностью совершить самый страшный поступок и безропотно принять немедленную смерть от лучшего друга? Барлоу мне прям искренне жаль. Он успевает столько сделать для Росауры и настолько безропотно сносит ее ледяную отстраненность, что я могу только восхищаться его великодушием и сожалеть о том, что Росаура не в силах не то что оценить этого - принять. Мне, честно, больно, когда в финале она ему как кость бросает это предложение потанцевать, понимая, как он этого хочет, и вдвойне понимания, что она не может дать ему и толики того хотя бы дружеского расположения, которого он ищет. Для него же, чуткого, очень страшно кружить в танце ее вот такую, оледеневшую. Конечно, он может только гадать, что же с ней случилось, и это для него тоже мучительно, потому что он не знает, от чего именно ее защищать, кто именно ее обидел. Возможно, жизненный опыт и мудрость подсказывают ему, что дело в мужчине, но, как вы насквозь видите, ситуация не столько в мужчине, как это было в прошлый раз, когда Росаура страдала именно что из-за этого банального разбитого сердца: "Он меня не любит, у него есть другая". То есть оплакивала она себя, по-хорошему. Теперь она потеряла что-то несравнимо большее. Его душу. Не уберегла. Не будет ли выискивать в мистере Барлоу, так похожем по поведению на мистера Вейла, того же лицемерия и жестокосердия, что проявил ее отец? Не заставит ли его стать таким же? Очень меткое наблюдение! Я, помню, почти в шутку (с долей шутки) сокрушалась, что Барлоу и мистер Вэйл - это один и тот же персонаж, просто цвет волос разный х))) Барлоу обладает всеми достоинствами, что и отец Росауры, но теперь она разочаровалась в отце, и в Барлоу на протяжении этой главы боится того же - надменного всеведения, "я же говорил" и попытки научить ее мудрости - или дать утешение из снисходительной жалости. Поэтому Барлоу, конечно, по тонкому льду ходит)) Даже не знаю пока, как он будет выкручиваться. Но то, что Росаура пытается максимально от него отстраниться, это факт. И тот же танец их финальный - тоже ведь шаг, а то и прыжок в сторону. Она тут уже довольно жестоко поступает с ним не только как с другом, но и как с мужчиной, о чувствах которого не может не догадываться. Вроде как дается ему в руки, но душой максимально далека. Помню, мне в детстве очень запомнился момент из "Трех мушкетеров", когда дАртаньян крутил шуры-муры с Миледи (я тогда понять не могла, чего они там по ночам сидят, чай, что ли, пьют), и в какой-то момент он ее поцеловал, и там была фраза: "Он заключил ее в объятия. Она не сделала попытки уклониться от его поцелуя, но и не ответила на него. Губы ее были холодны: д'Артаньяну показалось, что он поцеловал статую". Это, конечно, страшно. Мистер Барлоу старается спасти принцессу. Видит ли, что ее дракон - она сама? Думаю, видит. Как тут не увидеть, когда она сама себя уже в саван укутала (или в наряд средневековых принцесс - ведь похоже выходит, если представить), стала будто бы фестралом в человческом варианте, ходячим трупом? И все-таки он тоже рыцарь и потому рискует. Да, к счастью, его рыцарская натура обязывает к великодушию и терпению. И он, конечно, в благородстве своей души не допускает каких-то низких мыслей и поползновений, думаю, о своих чувствах, он и не думает (и никогда не позволит себе действовать, ставя их во главу) и прежде всего поступает как просто-напросто хороший человек, который видит, что ближнему плохо. Потом уже как друг, который считает своим долгом не просто не пройти мимо, но оставаться рядом, даже когда был получен прямой сигнал "иди своей дорогой". Я думаю, все-таки искренний разговор с Барлоу, как всегда, может быть крайне целительным, однако для этого Росаура должна сама захотеть ему все рассказать - а захочет ли? Но, может, сами обстоятельства пойдут им навстречу. И еще, наверное, ради замысла всех учителей и главным образом Минервы, удивительно перекликающимся с замыслом бедных Фрэнка и Алисы, устроивших праздник сразу после траура. Те хотели подарить забвение и единение друзьям, Миневра - детям. И получилось ведь. И традиционные и в чем-то уютные перепалки в учительской показывают, что и взрослые хоть немного отвлеклись от ежедневного кошмара. А ведь если вдуматься, Минерва тоже должна была страшно переживать случившееся с Лонгботтомами. Но свои чувства она "засунула в карман" (с) и явно рассчитывает от других на то же. Спасибо большое за параллель с Фрэнком и Алисой! Да, нам не стоит забывать, что почти у каждого в школе за внешними заботами - своя боль, свои потери. И Макгонагалл, конечно, переживает трагедию с Фрэнком и Алисой - и это она еще не знает о том, что произошло вот утром. И, думаю, не узнает. Дамблдор вряд ли будет кому-то рассказывать, и Грюму запретит. Мне кажется, с точки зрения Дамблдора нет смысла, если кто-то об этом узнает - это ведь шокирует, удручает, подрывает веру в что-то устойчивое и надежное, что, я надеюсь, такой рыцарь как Скримджер всё же олицетворял. Они все постарались превозмочь страх, боль и горе ради того, что жизнь, как-никак, продолжается. Я думаю, что на балу этом не только одна Росаура не могла слышать музыки и наслаждаться танцами. Я думаю, были те, кому тоже невыносимо почти было это веселье рядом с их личным горем. Однако это темп жизни, это ее голос, который призывает к движению и дает радость тем, кто готов ее принять, и напоминает о возможности этой радости - не в этом году, так в следующем, - тем, кто пока не может с ней соприкоснуться. Но все-таки происходящее настигает, и выкрик Сивиллы точно напоминает все, стремящимся забыться хоть на вечер, что не у всех уже получится забыться. Кстати, правильно ли я понимаю, Дамблдора срочно вызвали именно в Мунго? Да, я решила, что Дамблдора сразу же вызвали в Мунго и он, скорее всего, провел там гораздо больше времени, чем рассчитывал, когда обещался вернуться к балу. А может, сказал это, чтобы заранее паники не возникло. Забыться всем не получится... но все же жизнь продолжается. И это, мне кажется, и страшно, и правдиво, и вообще как есть: вот она, трагедия, но осталась за кадром для слишком многих, чтобы вообще войти в историю; она будет иметь продолжение, но у нее не будет зрителей (почти). Теперь жду главу от Льва... Она уже наготове!) Еле удержали его от намерения прыгнуть в публикацию сразу заодно с этой главой)) Спасибо вам огромное! 1 |
Отзыв к главе "Преследователь". Часть 1.
Показать полностью
Здравствуйте! Вот потрясает Ваш Руфус непостижимыми сочетаниями: гордыня и смирение ответственность и самооправдание в нем срослись и смешались настолько, что уже и не отдерешь. Нет, теоретически-то можно, но это такая кропотливая работа... А у него совершенно нет времени. Тело, правда, предает, работает против него, обмякает после несостоявшегося расстрела и Бог знает какой еще фокус может выкинуть (хотя судя по событиям канона, все же не подведет, или так-таки прибудет кавалерия) - но духу оно подчиняется. Если, конечно, то, что теперь у Руфуса, в его сердце и сознании, духом можно назвать. Нет, вроде бы что-то еще живо, еще вспыхивает моментами, когда Руфус с очень сдержанной горечью и никого не виня, вспоминает о потерянной любви или дружбе. Но как же символично и то, что в спальню, в свое обиталище, он после ухода любимой женщины впускает монструозную собаку. А с вещами Росауры поступает "профессионально", будто бы она - всего лишь одна из тех, кого он не спас. Потерял. И не более. И боль в этом ощущается невыносимая и непроизносимая. Передать непроизносимую и неназываемую боль, в общем, та еще задача, сама на ней не раз спотыкалась и наблюдала, как проваливают задачу другие: вместо подспудного и подразумеваемого выходит пустое место. А у вас - получилось. Что чувствует Руфус - очевидно и не нуждается в обозначении. И так сквозит через всю его броню. Через всю его холодную сосредоточенность на деле. И через весь цинизм, который вроде бы и можно понять - но понимать опасно, поскольку от понимания до согласия, увы, всегда недалеко. Тем более, когда он говорит разумно, говорит о том, что на своей шкуре и своем мясе ощутил. Раз за разом говоришь "Да, да" - про Северуса, про Дамблдора, потоми про целителей... А потом говоришь себе: "Стоп. Что же, в помощи можно и отказывать? И действительно не так уж важно, почему женщина уважаемой профессии, не того возраста, когда, например, безоглядно влюбляешься и это все для тебя оправдывает, вдруг решилась предать совершенно доверявших ей людей?" Мне вот... даже чисто теоретически любопытно, что же руководило Глэдис. Может, конечно, она не действовала вынужденно, как мой доктор Морган: ведь Руфус отмечал и эмоциональную реакцию участников расправы над Лонгботтомами, наверняка он отметил бы, если бы у Глэдис, допустим, дрожал голос или она закрывала глаза... Но кто знает эту профессиональную деформацию. В общем, надеюсь, ее мотивы раскроются. 1 |
Отзыв к главе "Преследователь". Часть 2.
Показать полностью
Не менее страшно, что, следуя за рассуждениями Руфуса, испытываешь даже желание согласиться с его решением вечной дилеммы про цель и средства. Вроде бы да, даже и грешно бояться замараться, когда тут над людьми реальная угроза, так что окунай руки мало не по пдечо, ведь враги-то в крови с головы до ног... И главное, нечего толком и возразить, крое того, что такой, как Руфус, не примет. Но мне вдруг подумалось, когда прочла флэшбэк из детства - да, мысль повела несколько не туда - что в какой-то мере поговорка про цель и средства - она не только для таких прямых агрессоров характерна. Каждый в какой-т момент пользуется дурными средствами для благих целей. Только для Руфуса или его деда, допусти, вопросв том, пролить ли кровь, применить ли асилие, а для будущего отчима нашего Льва - смолчать ли при высказанной начальством очередной глупости, утаить ли нарушение, подлизваться ли... Может, конечно, он действительно честный человек и никогда так не делал. Но его неготовность принять все прошлое жены все же намекает о некоторой... человеческой несостоятельности. Впрочем, дед Руфуса, откровенно подавляющий дочь и деспотично распоряжающийся ее ребенком, выглядит не лучше. Но в глазах маленького Руфуса, еще не умеющего ценить чужие чувства - не скажу, что так и не научившегося - он более настоящий. Более близок к образу героическго летчика, наверное, пусть и презирает "косервные банки". Но мальчик ощущает родной дух. Увы, дух этот не только сам лишен милосердия, но и выхолаживает его в других. 1 |
Добрый вечер! Отзыв к главе "Нильс".
Показать полностью
Нет, ну девочка в конце главы это просто обнять и плакать, как же неожиданно случается всё самое трагичное и непоправимое… Она рушит мечты, сваливается тяжким грузом на плечи и съедает своей тьмой светлые моменты. Вот казалось бы только что малышка мечтала вместе с остальными, что увидит родных хотя бы в выдуманной всем коллективом истории, как самое ценное сокровище в мире, а тут такой страшный удар, и становится понятно: её близкие отныне остались только вот в таких сказках и её воспоминаниях. Ей остается лишь оплакивать потерю, а взрослым охота выть и сыпать ругательствами от беспомощности, но на деле они в шоке и оцепенении. Вообще искренне сочувствую Минерве, хорошая она тётка, а мириться с творящимся кошмаром невыносимо тяжело и ей. Мне приходилось сообщать людям самые плохие новости, хотя и хотелось сбежать от нелёгкого разговора, свалить это на кого угодно другого и не чувствовать себя гонцом, приносящим дурные вести не видеть, как в людях что-то ломается… И это взрослые люди! Не представляю, сколько надо моральных сил, выдержки и силы духа, чтобы сообщить о страшном ребёнку, у которого как бы подразумевается ещё менее устойчивая психика. Неудивительно, что Минерва, хоть и пытается держать себя в руках, быть своего рода примером собранности, но у неё это не получается, несмотря на весь педагогический и человеческий опыт. Потому что блин, не должно всего этого кошмара быть, учителя-то его не вывозят, куда уж детям. И вот на этом фоне беспросветного мрака особенно ценно то, что делает Росаура. Магический огонь в шалашах становится пламенем надежды в душах детей. Она не в силах повлиять на подначивание, разжигание всяческой ненависти и розни, творимое частью учеников, не в силах развеять нагоняемый этим всем страх, но всё-таки придумала, как последовать совету Руфуса, чтобы дети улыбались. И эта находка, этот глоток свежего воздуха среди душащих, лишающих сил и воли обстоятельств — то, что поистине заслуживает уважения, которое Росаура и получила теперь от коллег. Каждый борется по-своему, и её борьба — помочь детям улыбаться, по-настоящему отвлечь, научить работать вместе и прививать важные ценности, не позволять о них забыть. Очень жизненно показано, что к каждому коллективу нужен свой подход исходя из конкретного случая и один сценарий со всеми не сработает. Кому-то нужен рассказ про Нильса, кому-то сказка совместного сочинения, кому-то, увы, вообще ничего этого уже не нужно. Но порадовало, что даже сложные, неорганизованные коллективы вдохновились, чтобы и у них провели такое творческое, впечатляющее занятие. Мне бы на их месте тоже захотелось такой сказки, даже если настоящие звёзды не падают. Кусочек чуда и надежды на исполнение заветных желаний очень нужен. У каждого желания, взгляды и цели свои, зато это волшебное воспоминание, яркое событие общее, достигнутое совместными усилиями. Хоть для одной из учениц глава закончилась очень мрачно, и ей теперь морально ни до чего, но многим другим эти занятия помогли как-то взбодриться, увидеть, что в жизни есть место и доброй сказке, а не одной лишь бесконечной тревоге. Ох, дети, милые дети… Конечно, их угнетает долгая разлука с родителями! Школа магии разлучает с семьёй похлеще многих школ с проживанием, пожалуй. Хотя и в более мягких вариантах когда оторван от семьи в детском и подростковом возрасте, действительно есть ощущение, будто вот ты и один, только сам себе можешь помочь и за себя постоять. С одной стороны, здорово учит самостоятельности, с другой на эмоциональном уровне порой ощущается настоящей катастрофой(( Хоть бы большинство из детей смогло встретиться с родителями, и все что в Хогвартсе, что за его пределами остались целыми и невредимыми! 1 |
Отзыв к главе "Палач".
Показать полностью
Здравствуйте! "Сожженная" - так можно сказать в этой главе про Росауру. Испепеленная (и как перекликается это с моментом, когда Руфус вспоминает про пепел!). Конечно, вызывает некоторый скептицизм вопрос о том, смогла ли бы она удержать РУфуса от падения: все-таки человек всегда сам принимает решение и волен оттолкнуть любые руки. По флэшбэку из детства в прошлой главе видно, насколько эта сухость и жесткость, притом фамильные, в Руфусе укоренились. Но Росаура вряд ли это себе представляет. И все же... спорную вещь скажу, но лучше бы ей не брать на себя ответственность за его душу. Лучше бы побыть чуть более эгоистичной (ведь разве не эгоистична она сейчас, огрызаясь на детей и отстраняясь от коллег? человек всегда эгоистичен в горе). Лучше бы ей пожалеть себя, поплакаться Барлоу или Сивилле. Так она скорее удержится от отчаяния. Здесь, мне кажется, она удерживается буквально чудом, не прыжком, а рывком веры, когда вызывает Патронуса (интересное его соотношение с ангелом-хранителем, и мне кажется, принцип вызова Патронуса - это в принципе любопытная вещь: когда человек заставляет себя понять, что не всегда в его жизни были сплошные несчастья). Опять же, не могу не отметить параллелизм и перекличку сцен: у Росауры (нет, я ошиблась, Льва она не разлюбила!) Патронус получается: и какой неожиданный и нежный, крохотный), а Руфус покровительства Светлых сил будто бы лишился окончательно. И как может быть иначе после того, как он надругался над трупом Глэдис. Да, она поступила чудовищно. Но по идее - на какой-то процент - это могло быть вынужденными действиями, и тогда получается, он убил человека, который не так уж виноват. Да в любом случае, ругаясь над ее трупом, он поступает не лучше, чем сам Волдеморт, когда скармливает змее Чарити Бербидж. Поделом с ним остается вместо Патронуса ли любимой - Пес. Напишу именно так, потому что мне кажется, это не зверь, а скорее символ. Концентрированная ярость Руфуса и жажда мести, которая вытесняет из его жизни любовь и превращает в чудовище, а там и вовсе сопровождает в ад. Руфус вправду будто по кругам ада спускается, сражаясь с разными противниками. Ожесточение работает против него, но он ничего не может сделать - и едва ли хочет. А противники, мне кажется, тоже неспроста отчасти как будто противоположны Руфусу (слабая женщина и вообще не боевой маг Глэдис, трусы Рабастан и Барти), а отчасти страшно схожи с ним (Рудольфус и Белла). Вообще при чтении поединка Руфуса и Беллы у меня было дикое ощущение, что я наблюдаю... сцену соития. Да, противники стремятся уничтожить друг друга, но оба ведь пропитатны чувственностью, и Руфус как будто изменяет Росауре, сливаясь не в любви, но я ярости и жажде крови, страстной, как похоть - с олицетворением всех пороков, Беллой, Росауре полностью противоположной во всем, начиная с внешности. (Изыди, мысль о таком чудовищном пейринге!) И какой жестокой насмешкой над этими кипящими страстями звучит появление в финале Крауча-младшего, убегающего "крысьей пробежкой" (с), в противоположность всем его речам о том, как круты те, кто надругался над Лонгботтомами. Нет, не круты. Он показал им цену, как и бьющий в спину Рабастан (но тот хоть брата спасал). Обратная сторона зверства и кровожадности - жалкая дряблость души и трусость. Задумайся, Руфус... если Белла еще не овладела твоей душой совсем. Впрочем, похоже, что таки да. Конечно, метафорически. 1 |
Прочитала все новые главы, — "Принцесса", "Преследователь", "Палач", — и не очень планировала писать отзыв: за Скримджером я внимательно наблюдаю, а о Росауре мне ничего из сочувствующего ей сказать нечего. Писать иное о ней не хочу.
Показать полностью
Но в отзыве читательницы о главе "Палач" прозвучала мысль об излишней, "чудовищной" жестокости Скримджера, и я не могу промолчать. Вопрос, как всегда, риторический, но... все же. Откуда у очень многих людей возникает это "но" в отношении тварей, над которыми по заслугам ведется расправа? То есть когда убивают людей, более или менее (семьями, достаточно?) массово, о чудовищности говорят, но как-то так, через запятую. А вот когда те, кто мучил Алису и Фрэнка, всех иных пострадавших (вспомним фразу одной из учениц Росауры, — еще за два года до текущих событий), то возникает, это изумительное и изумляющее бесконечно сочувствие к тварям, которые сами развязали эти кровавую бойню: ах, Руфус не смог применить заклятие, но то и не удивительно, он же так жестоко убил Глэдис! Она, конечно, была среди этих пожирателей, НО... *и далее слова о том, что она, конечно, может быть и виновата, но, может быть и нет. Или не очень*. А Фрэнк? А Алиса? А их сын? А люди, погибшие в концертном зале? А другие погибшие семьи? В общем, пишу комментарий только затем, чтобы сказать, что я по-прежнему, полностью, на стороне Скримджера. И только за него, из главных героев, переживаю. Не знаю, что от него осталось после этой расправы. Очень трогательная, крохотная птичка после Патронуса Росауры дает пусть очень слабую, но надежду. Но жалеть тварей... увольте. 1 |
Мелания Кинешемцева но не люблю, когда за моей спиной мои слова обсуждают в столь издевательской манере За вашей спиной? Я написала открытый комментарий, который доступен для прочтения любому пользователю сайта. Не придумывайте. Во всем остальном считайте, как вам хочется. Я в дискуссии с вами вступать не намереваюсь. |
h_charringtonавтор
|
|
Рейвин_Блэк
Благодарю вас! У самой сердце не на месте было, пока писала, одна из самых тяжёлых глав морально. Именно поэтому что да, как родной уже(( Рада, что экшен удобоварим, мне кажется, тут преступно много инфинитивов 😄 и вообще не люблю его писать, но если передаётся напряжение, то эт хорошо) 1 |
Отзыв к главе "Мальчишка".
Показать полностью
Помню, во времена моего детства часто показывали фильм "Тонкая штучка" про учительницу, которая оказалась не так уж проста и беззащитна. Чует мое сердце, примерно так же потом характеризовал Росауру Сэвидж. Кстати, тут он, при всей предвзятости, показал себя с лучшей стороны хотя бы тем, что имени Крауча-старшего не испугался. Но конечно, Росаура в этой главе прекрасна. Банальное слово, а как еще скажешь. Когда на страсти и терзания кончились силы, в дело вступила лучшая ее сторона- самоосознанность. Она помогла Росауре все же принять финал их отношений с Руфусом. И придала ту меру хладнокровия, когда можешь, несмотря ни на что, просто сделать, что требуется. Росаура все же сильный человек и может своей силой приближать победу и вдыхать жизнь (потрясающий эпизод с Патроусом, вернувшим Руфуса чуть не с того света). Поэтому, кроме чисто человеческого жеста, есть и что-то символическое в том, что мать Руфуса уступает ей дорогу - во всех смыслах. И в том, что человек все же прилепляется к жене, оставляя мать, и в том, что Руфусу нужны силы. А еще - это уже чисто моя догадка - потому что ей страшно оставаться с умирающим сыном наедине. Потому что корень того, какой он есть - в его детстве, и во многом - в ее поведении тоже, в ее слабости. И если у Росауры опустошение наступает, как у сильной натуры, измученной страстями, то у миссис Фарадей это как будто естественное состояние, дошедшее до предела. Миссис Фарадей отступает перед проблемами, прячется за чужие спины - Росаура, как бы ни было трудно, идет им навстречу. И должна отметить, сообразительности и умения импровизировать ей не занимать (тут наверняка спасибо пусть небольшому, но опыту педагога, привыкшего выкручиваться на ходу), да и смелость ее сильно возросла. И вот результат: змей выявлен, разоблачен и повержен. Интересно: неужели Барти был настолько уверен в том, что Лестрейнджи обречены или же не выдадут его, что не подался в бега сразу? Или ему очень уж захотелось потщательнее "замести следы"? В любом случае, его игра уже никого не обманывает, фальшь таки сквозит, и только дрожь пробирает от наглости и безжалостности. Тем отраднее, что у него не хватило смелости прервать игур в "хорошего мальчика", да и Росауру он явно недооценил. За нее страшно, ведь для нее это - новое потрясение, еще одно предательство. Но в ее силы хочется верить. 1 |
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |