Дружба начинается не со знакомства (джен)

Два с половиной месяца лета добавили ещё пару сантиметров роста и несколько нестабильных гормональных скачков. Просто в один из последних дней лета Гарри и Дадли, как всегда, устроили стычку у дверей ванной комнаты. Победил Дадли; наподдав Гарри по шее и оттолкнув его к стене, Большой Дэ прошмыгнул в ванную и с грохотом захлопнул дверь перед самым носом Гарри. Пришлось ждать и чесать шею, при этом всё время чесались левая щека и лоб. Минут двадцать спустя ванная освободилась, и Гарри смог заняться утренними процедурами. А так как комариные укусы продолжали зудеть и чесаться, Гарри заглянул в зеркало, чтобы понять, что там с укусами не так? Всё оказалось не так — его благородный лоб и худую щеку украшали россыпь пренеприятных прыщей. Ох. Нет, нет-нет, только не сейчас, не перед школой, а? Но увы и ах. Прыщи насмешливо и ехидно выпирали на самом видном месте и продолжали утверждать, что их время настало здесь и сейчас. И ничего ты с этим не поделаешь!

На завтраке Гарри украдкой разглядывал Дадли и отметил, что у него прыщей даже побольше будет, это немного утешило заболевшее самолюбие Гарри. Тётя Петунья только вздохнула, глядя на переживающих начало пубертата мальчиков. Что поделать, растут детки.

Первого сентября после завтрака дядя велел всем собираться во дворе у машины, пора было ехать в Лондон. Вышли. А на крыше семейного форда Мерлин сидит, своими разноцветными глазами моргает, почему-то сразу стало понятно, что он собирается ехать в школу вместе с Гарри. Никто не возражал, напротив, пришлось вернуться в дом и поискать старую клетку Букли. Клетка нашлась на чердаке, её спешно почистили, застелили дно травой, в поилку-непроливайку налили питьевой воды и вынесли к машине. Поставили на крыше, и Гарри сделал приглашающий жест:

— Ну, Мерлин, прошу!

Совёнок строго глянул в ответ, наклонил голову и шагнул в клетку со слегка недоуменным видом, дескать, зачем эта штука, если он и так добровольно собирался ехать, на плече у Гарри, например… Гарри напоследок крепко обнял тётушек, хлопнулся ладонями с Дадли, погладил бульдогов и, отойдя к машине, забрался на заднее сиденье. Дядя привычно пристегнул племянника и с кряхтением сел за руль. Дорога. Пыльная трава по обочинам, старые вязы и липы. Над полями прощально машет дрожащей дымкой уходящий август. И настроение у всех соответствующее — предосеннее, печальное.

Вот и Лондон, вокзал Кингс Кросс. Снова дядя Вернон грузит на тележку багаж Гарри, сам Гарри грустно смотрит на дядю — как же неохота уезжать! — но вот они прощаются и Гарри толкает тележку к барьеру. На волшебной платформе на сей раз всё по-другому, кошки под ногами не путаются и не орут, все они сидят в переносках и озадаченно моргают из-за решеток-плетений. Люди молчаливы, они торопливо прощаются со своими детьми и так же торопливо распихивают их по вагонам. С плакатов на стенах отовсюду на них смотрит сбежавший преступник, нагнетая и без того нервную обстановку. Свой багаж Гарри занес сам — подрос как-никак — и пошел по вагону в поисках друзей или свободного купе. Гермиона и Рон появились навстречу с другого конца вагона, вскользь поздоровавшись, они толкнули ближнюю дверь и дружно ввалились внутрь. Купе оказалось занято, кто-то спал у окна, плотно закутавшись в серый плащ. Можно было бы поискать дальше, но… Рон машинально спросил:

— А это кто?

Гермиона автоматом ответила, тыкая пальцем в чемодан на багажной полке:

— Профессор Р. Дж. Люпин.

Кто-кто? Гарри с интересом уставился на незнакомца, потом посмотрел на бирку на чемодане — и правда, написано «Люпин», хм, неужели тот самый? Дядя Аргус, да и прочие преподаватели утверждали, что Люпин был лучшим другом Джима Поттера, Сириуса Блэка и Пита Петтигрю. Ну и где же ты был все эти годы, друг? Вот дядя Вернон всю жизнь, каждые праздники шлет подарки и поздравления некой Шарлотте Бименс, дочери погибшего армейского друга, хотя ничем и никак ей не обязан и не должен. Но нет, дядя исправно держал принцип, а пару раз даже съездил в Плимут, отвозил деньги ей на операцию, и не он один, весь командный состав скинулся на операцию заболевшей девочке. Ну что ж, права Гермиона, говоря, что магглы более ответственные люди, чем равнодушные волшебники. Потеряв интерес к спящему попутчику, Гарри обратился к Рону:

— Ну как твоя Короста, поправилась?

— Нет, — Рон достал из-за пазухи сильно похудевшую крысу, — по-моему, ей только хуже стало. Наверное, это из-за Египта, там жутко жарко и нету привычной пищи. И нет! Гермиона, даже не вздумай выпускать его из корзины!

— Но Глотику скучно там сидеть! — гневно возразила Гермиона, открывая плетеную переноску. Из её недр вылез толстый кот, откормленный, ухоженный и тщательно вычесанный, похоже, Гермиона со всей ответственностью подошла к роли исправной хозяйки. Подозрительно покосившись в сторону спящего пассажира, кот переключил свое внимание на крысу, которую Рон безуспешно пытался запихать обратно за пазуху. Короста почему-то не слушалась, она водяным ужом вытекала из пальцев Рона, Рон пытался её удержать и при этом не раздавить, Живоглот с неистощимым интересом наблюдал за неравным сражением.

Поезд тихо полз со скоростью двадцать две мили в час. Погода за окном, напротив, скакала из климата в климат, купе то ярко освещалось косыми лучами солнца, то погружалась в холодный осенний полумрак. Временами шел дождь. Его тяжелые капли гулко ударялись о крышу вагонов, присоединяя свою песню к стуку колес. Разговоры не клеились. Говорить ни о чем не хотелось, даже о сбежавшем зэке. Все тосковали по оставленным домам и родителям, прощались со своими городами и деревнями и грустно готовились к тому, что ожидало их впереди в Хогвартсе в новом учебном году.

Где-то в районе пятого часа посреди мокрой осенней хмари лениво ползущий поезд вдруг замедлился, а потом и вовсе остановился, звонко лязгнув сцепками. Гарри вышел из полусонного оцепенения, завертел головой, Рон протер затуманившееся стекло и начал всматриваться во мрак за окном, Гермиона на всякий случай крепко прижала к себе кота. Гарри с легкой досадой посмотрел на спящего — может, пнуть его, для порядку? — встал и, отодвинув дверь, выглянул в коридор. Из дверей других купе по всему вагону выглядывали такие же сонные и озадаченные пассажиры с тем же вопросом — а что случилось, почему стоим? Так ничего и не выяснив, Гарри вернулся на свое место, пожимая плечами на вопросительные взгляды друзей.

Прошло полчаса, поезд стоял на месте и никуда не ехал. А за окном мелькали тени, к которым почему-то не хотелось присматриваться. А потом началась атака. Сначала появился холод, но не осенний, а полноценный зимний, январский мороз. Изо рта ребят густо повалил пар, оседая инеем на бровях, ресницах и на воротниках, кот на коленях Гермионы зашипел, глядя на дверь. Все трое дружно уставились туда же — что там? Кто там? За стеклянной рамой двери появилась тень, та самая, жуткая, колыхающаяся, высокая. Гарри вдруг понял, что не хочет это видеть, не желает, на это нельзя смотреть! Живоглот с шипения перешел на вой и вцепился когтями в ноги Гермионы, девочка громко вскрикнула и, интуитивно отшвырнув кота, отпрянула спиной назад, прямо на спящего профессора, тот только всхрапнул. И Гарри не выдержал, он заорал и со всей дури лягнул скамью рядом с ногой профессора:

— Да прекращайте спать, мистер!

А дверь отъехала и, в её проеме торчала высокая — под потолок — бесформенная фигура. Плащ её невесомо колыхался рваными клочьями черного тумана. Гарри понятия не имел, кто или что это такое, но знать не хотелось, понятно было только одно — оно очень страшное. И смертельно опасное. И уже на грани разума, Гарри снова лягнул, уже не скамейку, а ногу Люпина, и это при том, что Гермиона отчаянно трясла и тянула его за плечи, истерично вопя:

— Проснитесь, профессор, проснитесь! На помощь!!!

То ли чувствительный пинок, то ли крики и тряска, то ли всё вместе, но профессор проснулся, а судя по его ясному и настороженному взору, стало понятно, что он вообще не спал. Встал Люпин, вытягивая из внутреннего кармана волшебную палочку, и направил её на высокую фигуру. Что-то произнес, и из кончика палочки вырвалась струйка серебряного дыма. Существо пошло-поскользило назад, а Люпин кинул вслед:

— Никто из нас не прячет под мантией Сириуса Блэка! Уходи!

И оно ушло, унося с собой страх, печаль и холод. В купе вернулись тепло и свет. Ожил и дернулся поезд. Поехали. Гарри перевел дух и осмотрелся, Рон, бледный до зеленоватого оттенка, сидел оцепенев и глядя в одну точку, казалось, он теперь никогда не заговорит, Гермиона вжалась в угол, в её широко раскрытых карих глазах плескался ужас. Сам Гарри, прислушавшись к себе, понял, что у него вся кожа покрылась пупырышками, а волосы встали дыбом. Вот же жуть невообразимая! И что это было??? Видимо, он спросил-подумал это вслух, потому что ему ответил Люпин:

— Это был дементор, один из стражей Азкабана.

Зашуршала фольга, это профессор Люпин разворачивал шоколадку, разломив её на части, он раздал детям.

— Съешьте, шоколад поможет. Верное средство от дементоров. Ешьте, он не отравлен, а я схожу к машинисту.

Люпин покинул купе, друзья принялись есть шоколад и заговорили.

— Я… я д-думала, что это с-смертофальд какой-нибудь, а он… а оно оказалось дементором… — прозаикалась Гермиона.

— А кто из них опаснее? — робко поинтересовался Гарри.

— Оба опасны, каждый по-своему… — выдавил оживший Рон. Он был ещё бледен, но со щек сошла зеленоватость, и на его лицо постепенно возвращался розовый цвет.

— А этот… — Гарри задрал голову к багажной полке и прочел на чемодане: — Люпин, он нормальный или как? Какого лысого брауни он притворялся спящим? Тут вокруг творилось черт-те что, а он… притворяется. Спит он, гад!

— Ну, может, он думал, что… демонтёр пройдет мимо? — неуверенно предположила Гермиона.

— Дементор, — поправил Рон.

— Один черт! А правда, почему он притворялся спящим? — на всякий случай обиделась Гермиона.

— Вот что! — окончательно решил Гарри. — Пойдемте отсюда, других ребят поищем. Лично я переживаю за Полумну, как она перенесла эту жуткую встречу?

— А я Джинни проверю… — сориентировался Рон.

И они покинули купе, а вернее, сбежали от подлого Люпина, которого не разбудили ни остановка, ни морозный холод, ни падение Гермионы на него… Учитель называется, ага.

Старый, дряхлый поезд доковылял-таки до пункта назначения. Ребята с тоской глянули на косые и частые струи дождя и отправились мокнуть. Старшие курсы мокли недолго — до карет, а первоклашкам не повезло, им предстояло путешествие по озеру на лодочках, вот уж ирония из ироний — под ливнем на воде.

Полумна села рядом с Гермионой и оживленно сказала:

— А я и не знала, что фестралы возят школьные кареты. Интересно, Сервантес тоже будет их возить, когда вырастет?

Рон поехал с братьями и сестрой. И место Рона рядом с Гарри занял Невилл. Вытер мокрое лицо и виновато сообщил:

— Не поверите, но я в обморок хлопнулся…

— И было отчего! — мрачно поддержал его Гарри. — Я вот от ужаса вообще голову потерял, профессора пинать начал…

— Правда? — немного успокоился Невилл.

— Правда, — подтвердила Гермиона. — Я к нему на колени упала, а потом тоже от страха рехнулась, стала его за плечи трясти и кричать ему в лицо.

— А зачем? — не понял Невилл.

— А он спал, крепко так, сладко. Жаль было его будить, — съязвил Гарри.

— Лунные люди крепко спят и быстро просыпаются… — произнесла Полумна странную фразу.

Никто ничего не понял, ну да и разбираться было некогда. Они приехали в Хогвартс и под мощным ливнем, нагнув головы, перебегали от карет под крышу замка. А что касается лунных людей, то на разгадку этой загадочной фразы у них ещё целый год впереди. Третий курс начался.

* * *

Синоптик спокойно трусил на окраину Литтл Уингинга, к своему убежищу — большому оврагу. Прибежав туда, он моментально насторожился, почуяв чужой запах, овраг был занят крупным черным псом. Глухой рык вырвался из горла стройного ларчера — чужака следует прогнать, он незаконно занял территорию! Черный великан неопределенной породы презрительно оскалился, нагло и самоуверенно полагая, что с рыжей дворняжкой он справится одной левой…

Собачьи драки обычно шумны, и только абсолютно глухой её не услышит, вот и сбежались на шум все собаки с округи, по крайней мере те, кто смог или был на воле. Среди этой разномастной братии были и бульдоги Дурслей, а так как Синоптик всё лето бегал с ними, то… Что ж, собакам тоже известно чувство локтя и дружбы. Их дружный гавк можно было перевести как — наших бьют! — после чего они со всей бульдожьей страстью ввязались в свалку. Пёс-пришелец понял, что не справится с тремя псами. Бой велся по исконно собачьим правилам: рыжий его кусал, бил клыками и рвал, а бульдоги, вцепившись в плечи и шею известной хваткой, мерно жевали, перебирая челюстями складки шкуры, непреклонно пробираясь к горлу с целью просто и банально придушить его. Оставалось только одно — бежать. И черный бродяга, сделав мощное усилие, стряхнул с себя псов и ударился в позорное бегство.

Оказавшись за пределами городка, он долго зализывал раны, обиженно поскуливая, потом деловито встряхнулся и потрусил по обочине дороги, держа путь на север.