Крепче кровных (гет)

Когда королева солнца Токетсу Акигуя пришла в сознание, стояла глубокая ночь. За панорамным окном сиял электрическими огнями Шидзуме, в палате раздавался только тихий писк кардиомонитора. Акигуя потёрла виски, пытаясь сообразить, как здесь оказалась, и подскочила.

— Амата!

Её кровать дёрнулась. Король солнца подпрыгнул на месте, разбуженный её встревоженным криком.

— Час ночи, — произнёс он, приподнявшись на койке. — Спи.

Она сжала губы в линию, вглядываясь в его сонное, недовольное лицо. Даже в полумраке палаты Акигуя видела, что Амата был в белом больничном халате, накинутом поверх чёрной рубашки и чёрных брюк.

— Где мы?

— В Михашире, — он зевнул, прикрыв рот рукой.

— Ты уже... провёл на мне опыты?

— Какие же? — усмехнулся он. — Посвяти меня в свои фантазии.

Акигуя хмыкнула в ответ и приблизилась, прижалась к Амате, обняла его. Кардиомонитор стал пищать гораздо чаще, когда Амата провёл ладонью по её спине, сжал плечи.

— Ты беспокоилась, когда я отходил, — произнёс он. — Пульс учащался.

Она закрыла глаза, ткнулась носом в шею Аматы, ощущая привычный запах крепкого табака и мужского парфюма.

— Спасибо, — произнесла она.

— За что?

— Что прислушался. Что... дал жизни второй шанс.

— Я впервые увидел тебя счастливой.

— И?

— Разве я мог в такой момент разбить тебе сердце?

Акигуя покраснела, кардиомонитор стал пищать чаще, и с каждым писком раздражал всё сильнее. Она сорвала провода с кожи, протянула руку к аппарату и выключила его. В палате воцарилась привычная, почти уютная тишина, пахнущая лекарствами и раздражавшая своей стерильностью.

— Ты что, стесняешься своих чувств после такого признания? — он улыбнулся.

— Амата, — произнесла она, встретившись с ним взглядом,

проигнорировав его вопрос. — Сам разденешься или тебе помочь?

— …для начала восстанови силы.

— Мне проще... отсосать их у тебя.

— Не боишься? Вдруг у меня вместо члена лазерная указка?

Акигуя подалась вперёд, коснулась губами губ Аматы, прижалась к ним, впилась в них поцелуем. Он не отталкивал её, наоборот — ответил на поцелуй, заставил её губы раскрыться, кончиком языка нашёл её язык. У Акигуи закружилась голова.

Она провела ладонью по груди Аматы, пальцами задела пуговицы рубашки, расстегнула их. Полностью без одежды она Амату ещё не видела. Он всегда был одетым: в кровати, после душа — и никогда не переодевался в их общей спальне. Акигуя подозревала, что он прятал шрамы. И поэтому, когда она прервала поцелуй, она в полумраке осмотрела тело Аматы, провела по нему пальцами. Шрамов не было. Было подтянутое мужское тело, которого ей хотелось касаться, которое хотелось ласкать, жар которого наполнял её желанием.

— Паршиво ты сохранился, — судорожно выдохнула она. — Для своих девяноста.

— Лет двадцать назад я был ещё хоть куда, — улыбнулся он, поднявшись на койке. — А тебе было семь. Не стыдно домогаться дедушки?

Акигуя хотела было ответить, но смогла лишь тяжело вздохнуть, когда Амата прижался к ней и потёрся носом о грудь сквозь тонкую ткань больничного халата. Акигуя задрожала. Ей было стыдно за свою чувствительность. Секс для неё был процессом, который люди явно переоценивали, и в котором она редко находила что-то приятное. Лишь пот, грязь и пыхтящее тело с поглупевшим красным лицом рядом, после которого хотелось только помыться.

— К тому же, ты это делаешь в больнице, — Амата скользнул ладонью по её бедру, пробрался под халат. — А если нас застукают? Дверь не заперта.

— Нн... ммм...

Амата сжимал её грудь, целовал, кусал, едва ли не рвал тонкую ткань халата зубами, и от его ретивой ласки Акигуя чувствовала всё нарастающий жар. Она хотела напасть, но не ожидала нападения в ответ, как и не ожидала, что будет так течь.

Амата скользнул ладонями по её спине, развязал тесёмки на халате, стянул его с плеч Акигуи. Она глухо выдохнула, когда он поцеловал её шею, ключицы, плечи.

— Амата, — простонала она, и её голос впервые был таким слабым, таким беспомощным. — Я... не могу больше... горячо...

— Я только начал, — он крепко сжал её грудь, надавил на сосок указательным пальцем, заставив вскрикнуть.

Она пробралась руками к его брюкам, трясущимися пальцами расстегнула ширинку, приспустила штаны, ладонью провела по отвердевшему члену Аматы. Она с трудом соображала, но точно понимала одно: если бы Амата именно сейчас заставил свой член светиться, она бы точно убила его и сделала бы это без сожалений. Она направила головку себе в промежность, и стоило Амате сделать первый глубокий толчок, как с губ Акигуи сорвался полустон-полукрик. Она задрожала, внутри всё сокращалось, голова закружилась. Она вцепилась в плечи Аматы, прижалась к нему, и сейчас ей было совершенно всё равно, как сильно она шумела, и кто мог их услышать.

Амата тяжело дышал, губами и языком лаская её соски, крепко сжимая ягодицы. И совершал неторопливые толчки, каждый из которых растекался по телу огненной волной возбуждения. Койка скрипела, тряслась, стучалась о стену и, чем быстрее двигала бёдрами Акигуя, тем громче становились мешавшиеся с её вздохами и стонами звуки. Амата целовал её, крепко сжимал её тело, прикусывал мочку уха. Акигуя не смогла даже дышать, лишь сдавленно стонала, испытывая второй оргазм. Амата глухо прорычал, его толчки замедлились, потеряли силу. После своей разрядки он стал ласковым, даже нежным. Он обнимал Акигую, покрывал поцелуями её лицо, шею, целовал в губы, ласково гладил по плечам и спине.

Они бы и не заметили, как в этот самый момент дверь приоткрылась, и заглянувший в палату человек едва не задохнулся от стыда и возмущения, но благоразумно поспешил уйти. Он так громко хлопнул дверью, что парень и девушка дёрнулись, посмотрели на вход, а потом встретились взглядом.

— Всё-таки застукали, — прошептал Амата.

Акигуя слабо улыбнулась, потом своим лбом коснулась лба Аматы, закрыв глаза. Ей было плевать. Впервые в жизни ей было настолько хорошо с другим человеком, что никакой возмущённый ханжа из Михаширы не мог помешать её счастью.

— Мне так хорошо, — прошептала она, прикусив кожу на его шее. — Даже не верится...

— Тише, — ответил он. — У меня всё ещё звенит в ушах от твоих криков.

— Не так уж и громко это было!

— Ты оглушила деда! Это было слишком громко.

Акигуя не выдержала и расхохоталась, глядя на проступившую улыбку Аматы. Он потянул её на себя, повалил на койку и вновь мягко поцеловал в губы.

— Надо же. Ты, оказывается, умеешь смеяться, а не только истерически хохотать.

— Ты и не представляешь, — улыбнулась она. — Что ещё я умею.

— Намекнёшь?

— Намекну, — она провела пальцами по его ключице. — Как только трахнешь меня в полёте.

Амата вскинул брови, а Акигуя, опустив голову ему на плечо, пальцем водила по его груди. Ей требовалось время, чтобы осознать, как сильно за такое короткое время перевернулась её жизнь. Ещё совсем недавно она была обыкновенным судмедэкспертом, который проживал один серый и безрадостный день за другим, заботясь о матери и эмоционально отстраняясь от окружающего мира. Может, она умерла, и всё происходящее с ней — не более чем агония умирающего мозга? Правда была такой невероятной. Магия, связанные воедино души, парень, который в три раза старше её самой... и бессмертие. Амата говорил, что между лилит и королевой существуют два серьёзных отличия. Первое — лилит не состарится, не умрёт. Во втором отличии Амата не был уверен, но предполагал, что лилит способна поглотить силы как стрейн, так и любого короля. И за это предполагаемое свойство он назвал Акигую ненасытной.

— Что мы будем делать дальше? — спросила она.

— Продолжать исследования, — произнёс он, глядя в потолок. — Познакомлю тебя с кланом, буду наблюдать за проявлением твоих способностей, восстановлюсь, как хранитель Сланца. Ну и будем искать Второй Сланец. Куда же без этого?

Акигуя улыбнулась, закрыв глаза.

— Или ты не об этом? Хочешь первым делом наведаться к брату?

— Хочу. И не знаю, что ему сказать. Это ведь больше не тот Озоре, с которым я росла... и с которым впервые столкнулась с понятием "психология".

— Поясни.

— Мать покупала нам всего поровну. Это касалось еды, игрушек, одежды. И шоколада, — она усмехнулась. — Я всегда отдавала самую вкусную шоколадку Озоре, потому что знала, что он разноется и потребует ту, что я оставляла себе. Я отдавала, а потом забирала себе самую вкусную.

— Какое коварство.

— Он не жаловался. А, если бы жаловался, я бы его ударила, — она крепче обняла его. — У тебя с братом тоже была война за внимание родителей?

— Мы дрались, — ответил Амата. — Несмотря на то, что он был старше меня на пятнадцать лет.

— ...сколько же ему было, когда..?

— Сто девять, — он постучал пальцами по подбородку. — Он знал, что я вляпался во что-то странное, но решил не вмешиваться. Да и я был так одержим исследованиями, что не позволил бы ему вмешаться.

— И ты продлил ему жизнь с помощью Сланца.

— Да. Как видишь, сработало, но от этого опыта было больше разочарования, чем пользы.

— Не думай об этом, — произнесла она.

— Не волнуйся, — он хмыкнул. — Мои мысли будут сосредоточены на моём центральном исследовании. Которое сейчас лежит рядом и светится от счастья.

— Оно бы не светилось, если бы в её жизнь не пришло солнце.

— С каких пор ты заговорила метафорами?

— С тех пор, как наши души слились воедино, — улыбнулась она, приподнявшись. — Пошли отсюда.

— Ночью?

— Когда тебя останавливало время суток?

Амата не стал спорить. Он поднялся с койки, оправил одежду, расчесал длинные волосы растопыренными пальцами. Акигуе он подал новое платье и туфли. Вся её одежда, что была в номере мотеля, сгорела от одного взмаха крыльев Аматы.

— Амата, — она вздохнула. — Мир не рухнет, если я буду носить брюки и кроссовки.

— Мир, может, и не рухнет, но мне будет приятно на тебя смотреть.

Она тяжело вздохнула и поспешила одеться. Амата любил чёрные вещи, и Акигуе приходилось соответствовать его вкусам. Она не возражала. Да и следовало признать, чёрный цвет делал её по-настоящему женственной, и Амата, осознанно или нет, подчёркивал в ней это. Одевшись, она подошла к Амате, взяла его под локоть, поцеловала в щёку.

— Знаешь, — произнёс он, встретившись с ней взглядом. — Я подумал, что ещё не успел проверить свои силы.

— Проверь на мне.

— Ты уже пережила то, от чего обыкновенные люди умирают. А мне неплохо было бы подраться.

— Зачем тебе заниматься этим, — она хмыкнула. — Лучше займись мной.

Он встретился с ней взглядом, улыбнулся в ответ на её улыбку.

— Где та строптивая стерва, которая крыла меня матом на крыше?

— Никуда не делась. И ты обязательно встретишься с ней, если будешь отшучиваться в неподходящий момент.

— Сказать это — значит подать мне идею.

— Я тебе подам идею, — она едва заметно нахмурилась. — Я тебе ТАК подам идею, что отвалится их приёмник.

— Звучит интригующе.

— Не пытайся ввести меня в ступор, — вздохнула она. — Я уже наслушалась всех твоих шуток и уловок в тот момент, когда стала лилит.

— О? Ну тогда, одну армейскую шутку ты должна понять.

— ...какую?

— Улыбок тебе, дед Мокар.

Акигуя честно пыталась сдержаться, но получилось это отвратительно. Она прыснула от смеха, глядя на невозмутимое, спокойное лицо Аматы. Это была глупая шутка, неуместная и совершенно несмешная, но почему-то порой и такой юмор вызывал у Акигуи веселье.

Они покинули Михаширу без каких-либо проблем и препятствий, поели в первой попавшейся забегаловке, заказали такси. На самом деле, у Акигуи не было такого места, где она прямо сейчас хотела бы оказаться. Дома её не ждут, в полицейском участке хватает забот и с той катастрофой, которую устроил Амата на Радужном мосту. Больше мест, куда она могла бы пойти, не оставалось — вся жизнь Акигуи состояла из метаниями между домом и работой. Друзей у неё не было, парней она отшивала, с родственниками не желала знаться. Амата же выбрал пунктом назначения Скипетр 4. Акигуя дёрнулась, услышав это.

— Там некрозисы, — ответил он. — Заберу их. Если, конечно, они ещё в адеквате.

— ...в каком смысле?

— Есть у них дурная привычка — вспоминать, что когда-то они были живы, — он постучал пальцами по подбородку. — Бронзовый этого вообще не забывал, а вот у остальных существование делится на до и после. После смерти некрозисы стали свободными от всего земного, у них нет ни страхов, ни желаний, ни стремлений. Им всё равно, что происходит вокруг, и действуют они строго по приказу. Но стоит произойти чему-то, что напомнит им о жизни, так они становятся теми людьми, которыми были до смерти. Джидзо вспоминает себя, когда видит медицинское оборудование или заходит в больницу; Итами — гитара, нож, большая скорость, лисы, огнестрельное оружие. Ну а Тенгу ненавидит королей. Настолько, что готов сожрать их внутренности...

— ...ты сейчас прикалываешься?

— Когда Тенгу воскрес, он сначала напал на арлекинового короля, потом на морфов, потому что чуял в них сильную связь с королями. Я и мой клан его не интересовали, с нами он оставался спокойным, — он пожал плечами. — Я видел медицинскую историю Тенгу, видел его биографию, из которой нетрудно сложить историю. Тенгу нарвался на прямую атаку ебаного короля.

— Какого?

— Ебаного. Это цвет — ебано.

Акигуя вскинула брови.

— Вот тут ты точно хуйню несёшь!

— Нормальное название этого цвета — "почти чёрный", но так было бы слишком скучно.

— И какие способности у ебаного короля?

— Чума, болезни, гниение, — Амата потёр затылок. — Прогрессирует быстро, передаётся другому человеку при физическом контакте. Так что Тенгу мгновенно лишился и семьи, и друзей.

— Но зачем ему... внутренности есть?

— Полагаю, эту мысль навеяли ему агония, отчаяние и больное воображение. Ёбаный король был здоров, когда заразил Тенгу Pestis Ebano, и Тенгу, сходя с ума от прогрессирующей чумы и лишений, решил, что во внутренностях короля есть иммунитет. Это подозрение распространилось на всех смертных королей, — он закурил, выдохнул дым в открытое окно. — Как бы хорошо ни вёл себя Тенгу — он просто ждёт момента, чтобы напасть.

— Если он что-то сделал с Озоре...

— Лисьей морде следует бояться Итами.

— Если этот Франкенштейн тронет Озоре, я его заново на пять частей разорву.

Амата хотел было ответить, но умолк, задумавшись.

— Ну, учитывая твои предполагаемые способности, у тебя это получится...

Дальнейшая дорога прошла в молчании. Акигуя подозревала, что в Скипетре 4 после Радужного моста их встретят не с распростёртыми объятиями, но и открытого нападения не ждала. Амата должен был возместить убытки, плюс, её, Токетсу Акигую, знали в синем клане не только как судмедэксперта, но и как пропавшего без вести человека. Так что, если кто и получит по шапке, так это один Амата. И, зная о его любви пошутить и вывести человека из равновесия, Акигуя не сомневалась, что драка неизбежна.

— Давай я договорюсь с синими и выведу мертвяков, — предложила она.

Он вопрошающе посмотрел на неё, закурив ещё одну сигарету.

— Я не хочу, чтобы ты ради эксперимента призвал Меч, и ради эксперимента превратил синий клан в руины.

— Обижаешь, — он выдохнул дым. — Это я бы сделал и не ради эксперимента.

— Ты же обходишь законы, избегаешь уголовного наказания, — вздохнула она. — Чем тебе не угодил синий клан?

— Меня раздражают очкарики.

Акигуя закатила глаза. Спорить с Аматой было бесполезно, но и её предложение было не менее абсурдным, чем его повод для драки. Он — учёный, работавший и с мертвецами, и со Сланцем, а она — обыкновенный судмедэксперт. Нетрудно догадаться, к кому из них двоих больше доверия.

— Там мой брат. Пожалуйста, Амата, без драки.

— Без драки, так без драки.

Он прошёл в ворота, держа Акигую под руку. Она огляделась. В Скипетре царила конкретная разруха: деревья были вырваны с корнем, вымощенные камнем дорожки размыты, всюду была засохшая грязь и пошедший волнами грунт.

— Пока ты спала, инициировалась оранжевая королева. Ну и, как видишь, у короля огромный разрушительный потенциал.

— Покажи мне, у кого из вас нет такого потенциала.

— У фиолетового, серебряного, серого, — он пожал плечами. — Да и зависит это больше от короля, а не от сил. Если бы какая-нибудь малолетка стала бы красным королём, она бы не смогла уничтожить даже маленького попугайчика.

Их встретили постовые и, держа руки на рукоятях мечей, отвели Амату и Акигую в главное здание, к первому синему королю Хабари Джину.

Обязанностью Джина было следить за женщиной, которой, как поняла Акигуя, была Китидзё Итами — труп, сшитый из пяти человеческих тех. Джин со скучающим видом наблюдал за тем, как крутились у него на столе красные шарики, но тут же подскочил с кресла, когда в его кабинет вошли Амата и Акигуя.

— Амата...

Итами улыбнулась, подошла и крепко обняла короля солнца. Не успела Акигуя возмутиться, как Итами подошла к ней и крепко обняла уже её.

— Отвали от меня!

— Почему? Королева не хочет приветствовать клан?

— Я не твоя королева!

— О? Но я ведь уже давно в Пересмешниках и очень люблю этот клан... разве имеет значение, что я — другого цвета?

Акигуя скосила взгляд на Амату. Он вздохнул.

— Итами, ты опять съела бронзового?

— Братик разрушил свою тюрьму! — ответила Итами, наконец-то выпустив Акигую из захвата. — Я не могла иначе!

Выражение его лица не изменилось, однако во взгляде Акигуя заметила недовольство.

— Расу Амата, — произнёс Джин, подойдя.

— Was?

— Я, конечно, поздравляю вас с инициацией королевы и благодарен за возмещённые убытки, но... вы же пришли за мертвецами, не так ли?

— Ja.

— Где вы их собрались содержать?

— In deiner Mutter, — он нахмурился, когда Акигуя коснулась ладонью его спины. — В резиденции Пересмешников, где же ещё?

— Резиденция Пересмешников на данный момент ремонтируется, — Джин просиял от гордости. — В то время как стены Скипетра способны выдержать даже падение Меча оранжевого короля! Не беспокойтесь, Расу, здесь мертвецам ничего не грозит.

Никто не разделил его воодушевления.

— Где тыквенный? — спросил Амата после недолгого молчания.

— Тенгу? Спит.

— При Скипетре госпиталь есть? — Амата всунул в рот сигарету, затянулся. — Донорская кровь не пропала?

Джин не ответил, но Амата понял и без слов, что в госпитале Скипетра произошло нечто экстраординарное, что выходило за рамки привычного и не подчинялось контролю синего короля.

— Ясно. Людей эвакуируй, как и договаривались. Итами, проследи за Акигуей.

— Будет сделано, мой король! Итами постарается изо всех сил!

— Амата... — Акигуя стиснула зубы.

— Я загоню Тенгу в ловушку. На свет не смотреть, если нет желания остаться без мозгов.

Акигуя сделала шаг вперёд, но Итами сжала её запястье. Несильно, но твёрдо. Акигуя дёрнула руку, и запястье Итами осталось висеть на ней уродливым бледным браслетом.

— Ой...

— Амата! — Акигуя бросила ладонь Итами на пол и догнала парня. — Я с тобой.

— Нет.

— Сам знаешь, чей ответ! Сам сказал, что на меня не действуют силы королей!

— Предположил, но не доказал.

— Что мешает доказать?! Дай мне оружие, и я убью этого Тенгу!

Он остановился, повернулся к Акигуе, встретился с ней взглядом. Её сердце пропустило удар. Спорить с Аматой, когда он смотрел на неё таким взглядом, было невозможно. Он был серьёзен, и его серьёзность состояла из тревоги, решительности и печали. Он беспокоился о ней. Беспокоился и не мог это выразить, да и вряд ли мог понять свои же чувства.

— Я тобой рисковать не намерен.

— Амата...

— Что?

— Возвращайся... скорее. И не вздумай погибать! Это же я... должна...

Она сжала губы в линию, низко опустила голову, судорожно вздохнула. С каких пор ей стало не всё равно на другого человека? Она так давно ничего не чувствовала, что теперь никак не могла совладать с проснувшимися эмоциями. Знал бы Амата, что она на самом деле к нему испытывала, явно зашёлся бы от смеха.

Он подошёл, притянул к себе Акигую, пальцами зарылся в волосы и мягко поцеловал в губы. И от такой резкости она перестала дышать.

— Я бессмертен, — произнёс он. — Нечего обо мне волноваться.

— Я бы волновалась, даже если бы ты был богом.

Он вновь встретился с ней взглядом, и на этот раз Акигуя вздохнула, сделала шаг назад и нехотя позволила Итами защищать себя. Людей Акигуя не любила, и те, к кому она относилась хотя бы без пренебрежения, могли считать себя редкими везунчиками. Итами же никогда не отличалась везучестью, и по одному взгляду Акигуи Амата понял, что снисхождения не добьётся ни багряный король, ни кто-либо другой из Пересмешников. С этими мыслями Амата покинул главное здание Скипетра и направился прямиком в госпиталь, минуя общежитие Скипетра 4.

Поймать Тенгу на месте преступления было невероятно сложно. Виной тому были его способности тыквенного короля. Тенгу влиял на материю, изменял агрегатное состояние веществ. Он мог превратить асфальт в жидкость, мог сделать воздух непробиваемо плотным, мог сделать звуковые волны осязаемыми и острыми. Для Тенгу не составляло труда проходить сквозь стены, даже какое-то время находиться внутри них и наблюдать, оставаясь незамеченным, неузнанным, безнаказанным. Мёртвый Тенгу хорошо осознавал странность своей одержимости и считал абсурдным своё желание отыскать неведомую вакцину в плоти королей. Но живой Тенгу, при всей его рассудительности, был практически невменяем. Он отчаянно стремился жить, даже несмотря на совершённое от безысходности самоубийство и на своё физическое состояние. И эта жажда жизни выливалась в жестокость, скорбь и бесконечное страдание.

Тенгу пил кровь из пакета, сняв с лица белую маску. Кожа его лица была почерневшей, нос провалился, глаз и губ не было. Быть может, Тенгу подсознательно считал своё разложение инфекцией? Почему он тогда не набивал желудок антибиотиками и не использовал тонны кремов "для проблемной кожи"? Нет. Тенгу мнил себя живым и отказывался признавать реальность.

— Полегчало?

Тенгу дёрнулся, кровь из пакета вылилась на его белую рубашку. Его гнилые зубы оскалились в зловещей улыбке.

— Амата. Рад, что ты с нами.

— Я возвращаюсь к своим обязанностям. А ты возвращаешься в свою камеру содержания в Михашире.

— О. Какой сюрприз, — он стряхнул кровь с одежды, обратив жидкость в мелкую алую крошку. — Амата... давно хотел спросить.

— О чём?

— Ты подстроил смерти некрозисов?

— Нет.

— Но всё указывает на тебя, — Тенгу поднял белую плоскую маску со стола. Маска широко улыбалась чёрной улыбкой, её глаза смеялись, а из пустых глазниц Тенгу горело тыквенное свечение. — Итами дважды погибала от рук королей, и один раз — из-за твоего подчинённого. Мне помог умереть король. Из Дзидзо трудно выудить информацию, но...

— Рак. Лейкемия, если тебе интересно.

— А бронзовый?

— Его убила сила, — лицо Аматы оставалось спокойным, равнодушным. — Можешь мне не верить, но ни тебя, ни Итами я не убивал. Если бы ко мне в руки не попали вы, я бы добрался до других трупов.

— Справедливо. Да и у меня нет причин тебе не верить. Но в Михаширу я не вернусь.

— Причина?

— А ты не знаешь? Мой Меч тоже ничем не лучше Мечей других королей. Знаешь, в чём отличие некрозиса от короля, озимандия? Мы чувствуем приближение смерти, потому что уже знаем, что она из себя представляет.

Амата не ответил.

— Я хочу избавиться от чумы, — ответил Тенгу. — Хотя бы перед окончательной гибелью.

— Ты не болен, Масакаяма.

— О нет, я страшно болен. Я чувствую это. Чувствую, как личинки ползают под кожей и грызут мои вены.

Он дёрнулся, когда холл госпиталя озарился ярким солнечным светом, закрыл ладонью в перчатке глаза.

— Забудь, — произнёс Амата.

— Я скажу тебе, что забыл, — хмыкнул Тенгу. — И что ты сделаешь?

— Буду стирать твою память, пока не решу, что достаточно.

— Хах. Попробуй.

Тенгу отпрыгнул назад, и стена за его спиной подёрнулась волнами и вновь стала твёрдой, когда он пропал за ней. Амата взмахнул крыльями, и каменную стену оплавил жар, накаливший воздух, заставивший вспыхнуть бумагу, взорвавший лампы. Воздух перед Тенгу приобрёл тыквенный оттенок и собрался плотным щитом перед его телом.

— Лилит и правда сделала тебя сильнее, — произнёс Тенгу, когда его импровизированный щит подёрнулся крупными трещинами.

Амата не ответил. Воздух озарила новая вспышка света, заставившая Тенгу вновь прикрыть пустые глазницы рукой.

Земля под ногами Аматы заходила волнами, стала вязкой, потом жидкой. Он взмахнул крыльями и поднялся в воздух, который за одно мгновение стал таким же плотным, как и вода, приобрёл заметный тыквенный цвет. Этим воздухом невозможно было дышать, в этой жидкости невозможно было выплыть на поверхность. Тело Аматы окутала плотная сияющая аура, и воздействие тыквенного короля разбилось на тысячи острых кристаллов.

Тенгу вновь закрыл руками лицо, прячась от света.

— Дай мне найти лекарство!

— Ты мёртв. Какое лекарство?

— Я жив, — произнёс Тенгу, и его голос больше похож был на свист ветра и шелест листьев.

Вновь вспыхнул яркий, ослепительный свет, вырвавший тяжёлый стон из мёртвого нутра Тенгу. Свет, которым Амата выжигал память, уничтожал душу, оставляя после вспышки лишь лишённую рассудка косную материю. Тенгу вытянул ладонь вперёд, и звук его голоса, преобразовавшись из-за силы, стал плотным, осязаемым, даже острым. Звуковые волны ударили о тело Аматы, оттолкнули его, лишили равновесия, но не могли ранить. Чтобы ранить бессмертного, мало сил некрозиса, даже такого могущественного, как Тенгу.

Амата оттолкнулся от стены, взмахнул крыльями, и в сторону Тенгу вырвались концентрированные лучи солнечного света. Свет пронзал землю, выжигал её, накалял жаром воздух. Тенгу знал, что ему не победить, но если он позволит свету вновь испепелить его рассудок, то восстановиться ему уже не удастся. Он видел во взгляде Аматы раздувающиеся угли прежней одержимости, которой нужно не так много времени, чтобы обернуться разрушительной огненной бурей. Амата продолжит эксперименты, и где гарантия, что одним из его опытов не будет убийство некрозиса?

Тенгу всего лишь нужна вакцина. Он чувствовал, что лекарство точно должно быть в плоти короля. Донорская кровь отвлекала его, снижала боль, усмиряла копошащихся в теле личинок, но не могла принести длительного облегчения. И Амате, бессмертному, никогда не понять чувств и страхов человека, которого однажды атаковал ебаный король.

Тенгу помнил его глаза, холодные, как сама смерть, помнил растянувшиеся в улыбке губы, помнил, как чума перекидывалась на всех, кто имел неосторожность коснуться его. И бежать от этой болезни можно было только в петлю.

Нет. Эти воспоминания он не мог выжечь ласковым солнечным светом.

Тенгу пяткой провёл по каменной плите, и провалился под землю, ставшей от воздействия его сил газообразной. Тенгу падал, проваливался сквозь грунт и породу, сквозь бетон и глину, пока его падение не прервалось рельсами в тоннеле метро. Тенгу огляделся.

И его ослепила вспышка яркого солнечного света.

— Наконец-то, — тяжело вздохнула девушка с татуировкой Пересмешников на тыльной стороне ладони. — Целый день жду. Расу-сан вообще не торопится…

— Улыбочку, тыква-сан!

Пересмешники обступили Тенгу и окружили плотным кольцом света, жара и горячего ветра.

---

Примечания:

А у нас появляются комиксы по фанфику.

Заходи и отлюби художника — https://vk.com/misternevermore